trounin.ru

Человечество обязано вырваться за пределы Земли. Когда-нибудь это произойдёт. И тогда будет колонизирована Луна, как ближайший космический объект. Потом — Марс, либо Венера; всё зависит от того, что будет людей больше интересовать. Они станут изучать Солнце, стремясь приспособить его под свои нужды, создав станцию на Меркурии. Они могут проявить интерес к астероидам, оседлав этих странников, облегчая таким образом передвижение по Вселенной. Только представьте, что космопорты передвигаются по космосу, располагаясь именно на астероидах. Нужно просто будет вовремя делать пересадку с одного на другой. Возможности освоения новых горизонтов безграничны. Когда-нибудь человек займёт всё, до чего дотянется, дабы погрязнуть в страшной войне будущего, тогда нажатием на одну из множества кнопок на приборной панели будут разлетаться на составляющие атомов целые галактики. Всё это будет, а пока об это остаётся только мечтать. Мечтает и Рэй Брэдбери, издавший в 1950 году «Марсианские хроники». Неведомый Марс манил писателя, и он создал цикл рассказов, повествующих о первых шагах человека на красной планете, сопряжённых с множеством опасностей.

На Марсе могут жить марсиане. Их цивилизация вполне может быть древнее земной. Именно так себе представляют это фантасты эры до полётов человечества в космос. Такой вариант не стоит исключать и сейчас. Легко скрыться от чужих глаз, обладая достаточными технологиями. И у жителей Марса они есть. Брэдбери наделил марсиан способностью к изменению реальности, более похожей на заклинания магов-иллюзионистов. Человек не сразу поймёт суть подобных фокусов, не поймёт и после, когда уподобится заразной серой крысе, распространяющей опасные для туземцев заболевания, против собственного желания. Одним росчерком пера Брэдбери вознёс возможности человека, не посчитав нужным развивать тему марсиан. Много проще начинать с чистого листа, чем разрабатывать мир неведомых существ.

Марс Брэдбери практически не отличается от Земли. Недостаток кислорода в атмосфере легко компенсируется зеленью, которую человек начнёт высаживать в почву планеты, нисколько не заботясь, что земные растения на Марсе прижиться не смогут, ведь на планете почти нет воды. Подобных мелочей в «Марсианских хрониках» полно, но на них приходится закрывать глаза, поскольку Марс выступает в роли ширмы. Его колонизация если и будет происходить, только по другому сценарию, ведь человеку потребуется потратить много сил, чтобы сделать красную планету пригодной для обитания. Ещё начиная с гибели марсиан Брэдбери пренебрегает мелкими деталями, стараясь сделать повествование более реальным. Допустим, марсиан могла сгубить не ветрянка, а иное заболевание. Допустим, марсиане действительно существуют, и именно такими, какими их видит автор. «Марсианские хроники» показывают первые шаги человечества в космосе. Подобные проблемы могут возникнуть и при освоении Луны, где землян станут истреблять луняне, либо заразят людей неведомой хворью, от который вымрет уже сама Земля.

Брэдбери не видит в людях ничего положительного. Для него они являются крайне опасными существами, способными погубить всё вокруг себя. На Земле обязательно разразится глобальная война, вызвав отток колонизаторов обратно на родную планету. Человек редко мечтает о благе для всех, предпочитая благо лично для себя. Поэтому и на Марсе никому не будет покоя. Хоть Брэдбери и слишком категоричен, предрекая гибель всему живому. Будем считать, что на него повлияла Холодная война. Тогда действительно люди боялись наступления очередной мировой войны, в результате которой человечество будет откинуто в развитии далеко назад, если оно вообще не вымрет.

Сказалось на творчестве Брэдбери и американская проблема взаимоотношения белой и чёрной частей населения. Он единожды показывает читателю, как негры получают возможность обрести свободу, улетев на Марс, но сразу об этом забывает, не развивая данную сюжетную линию дальше. На самом Марсе человек уподобляется плантатору с Юга, втаптывая в грязь не только чудом выживших марсиан, но и себе подобных, имея желанием тянуть одеяло на себя. Брэдбери не стремится рассыпать гроздья гнева, создавая в одном рассказе антиутопию, чтобы следом показать утопию, не придерживаясь единой линии. По временной хронологии всё происходит довольно быстро, поэтому нет полной веры в происходящее: вот только Марс обрёл первое дерево, а вот уже Марс опустел — мир из радужных оттенков мгновенно окрасился в тёмные цвета.

Будущее может оказаться разным. И совсем неважно, каким оно будет в итоге. Главное, чтобы будущее у человечества было.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Кормак Маккарти нарисовал идеальный конец света, дал читателю положительных персонажей, повёл их по дороге воспоминаний, а потом предложил людям извечную дилемму бытия, воплощённую в круговороте человеческих судеб. Прекрасен мир будущего: лишённый кислотных дождей, наполненный свежими продуктами, славный победившим гуманизмом. Кардинально ничего не поменялось, кроме оставшихся руин после спустившегося с неба огня, что в одно мгновение разрушил старый уклад жизни. На такой почве многие фантасты строили собственные миры: Уолтер Миллер дал Америке силу слова божия последователей «Святого Лейбовица», Дэвид Брин исправлял положение дел с помощью «Почтальона», а Робер Мерль в «Мальвиле» попытался воссоздать общество из горстки выживших людей. Маккарти написал свою собственную историю, оставив аспект морального воспитания и откинув в сторону всевозможные ужасы ядерной катастрофы.

События «Дороги» могли произойти в любом месте мира и без глобальных разрушений. Писатели прошлого отправляли героев своих книг на необитаемые острова или устраивали кораблекрушения таким образом, чтобы лишить действующих лиц всех прелестей цивилизации. Иные авторы при этом давали героям смекалку, отчего необитаемый остров через десяток лет мог стать новой державой; кому-то больше нравилось заставлять героев страдать и ждать годами корабль на горизонте. Писатели современности предпочитают переносить подобные события в космос или разрушать мир до основания. Принципы построения сюжета не поменялись — другой стала окружающая среда, позволяющая фантазировать в каком-угодно направлении, поскольку твои слова никто не сможет опровергнуть. Маккарти погрузил героев на вполне обитаемую дорогу, где иногда встречаются люди, идущие своим собственным путём, не обращая внимания на других: корабль на горизонте никогда не появится, а жить дальше как-то надо.

Когда с неба идёт дождь, а вокруг тебя непроглядная темень, то нужно искать убежище. Маккарти раз за разом даёт героям временную передышку, направляя их мысли на преодоление постоянно идущего по пятам голода. Катаклизм случился буквально вчера — об этом читатель сможет понять, наблюдая за метаниями молодого отца и его маленького сына, сопровождающего родителя в бесконечном движении куда-то по дороге. Остатки цивилизации продолжают попадаться героям книги, а где-то там впереди обязательно будет поселение, до которого нужно просто дойти, и там будет ждать радушный приём, да хоть какой-то новый смысл в опостылевшей беспросветной жизни. Вселенная Маккарти находится на начальных порах восстановления, поэтому нельзя однозначно говорить о каких-то процессах возвращения к исходному состоянию. Цивилизация будет обязательно восстановлена — вопрос только в требуемом для этого времени. Сейчас герои Маккарти живут своей жизнью, заполняя свободное время удовлетворением главных потребностей человека: они дышат полной грудью, пьют воду, находят еду, меняют обветшалую одежду на новую и защищают себя от всех опасностей, если не применяя физическую силу, то уходя от контактов с незнакомыми людьми.

Глубокой философии в «Дороге» нет — мир крайне прост: нужно жить и не думать о том, что будет завтра. Маккарти строит сюжет на примитивных данных, заполняя страницы пустыми диалогами, давая героям возможность совершать какие-либо поступки, направленные на удовлетворение любопытства. Стоит лишь задуматься, что в идеальном мире одиночество путников является обыденной частью существования. Мир опустел, а значит людей стало меньше. Можно представить, что жаждущий путник идёт по дороге в засушливом регионе, потерпев крах своих личных надежд, в результате чего он был оторван от привычного круга жизни. Совершенно понятно, что в такой ситуации человек будет тянуться к идущим навстречу существам, а также убегать от них, подсознательно чувствуя возможную опасность. Когда на пути встанет заброшенный корабль, то это лучший способ отправиться на разведку. Ведь всё-таки появился корабль в мире, где его быть не должно, а значит подобия обязательно могут обозначиться на горизонте снова.

Мир когда-нибудь обязательно рухнет, а до тех пор он будет разрушаться локально, заставляя страдать одних людей на фоне благополучия других. Так всегда было в истории человечества, но когда-нибудь все будут страдать в равной степени, только и тогда будут те, кому повезёт больше. И идти людям по дороге человеческих пороков, заботясь только о низменных потребностях, покуда всё остальное не будет иметь никакого значения. Маккарти поддержал жанр постапокалиптики на плаву, пользуясь страхом человечества когда-нибудь всё потерять. Стоит помнить, что объекты боязни имеют свойство воплощаться в реальность, имея для этого твёрдую основу. И тогда будет хорошо, если вода останется чистой, а еда доступной. «Дорога» — лучший из концов света, какой себе можно представить: утопичная антиутопия.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Составить одну книгу из множества историй — один из самых простых способов создания литературных произведений: нет нужды прорабатывать сюжетную линию, заменяя плавно сменяющие друг друга декорации на совершенно отличные друг от друга сцены. Дэвид Митчелл шёл по пути наименьшего сопротивления, черпая вдохновение из необъятного мира художественных творений, дарованных миру за непродолжительную историю человеческой способности оставлять свои труды потомкам. Книжная лавина давно снесла все преграды, предоставив людям возможность брать лишь то, что находится на близком расстоянии, не прибегая к помощи спасателей. Дэвид Митчелл создал «Облачный атлас» не только благодаря книгам Рю Мураками и Дэна Симмонса, но он также многим обязан Герберту Уэллсу и Джеку Лондону, а также другим писателям, чей след автору рецензии отследить не удалось. Читателю предлагается ознакомиться с шестью независимыми историями, между которыми существует связь в лучших традициях индийского кинематографа: «И у меня есть родимое пятно, значит — я твоя реинкарнация».

Может ли литература считаться интеллектуальной только за то, что текст изобилует сносками? Каждый читатель для себя это решает самостоятельно. Одно можно утверждать точно — стиль Митчелла очень похож на тот стиль, которого старался придерживаться ранний Владимир Набоков: на читателя давит груз фактов, чаще всего никак не относящихся к читаемой книге. Отчего не уподобить «Облачный атлас» «Дару»? Если одну идею заменить на другую, то ничего в принципе не поменяется — читатель по-прежнему игнорирует сноски, не испытывая острой необходимости знакомиться со списком работ Прокофьева или Сибелиуса, хотя, если он сделает усилие, легко найдёт дополнительную информацию в сторонних источниках, обнаружив ряд несоответствий и пропуск важных для творчества композиторов произведений. Интеллектуальность не означает наличие большого багажа знаний, для неё важнее, когда информация используется по назначению. Автор не обязан быть истиной в последней инстанции, поэтому, когда его корейские персонажи меняют фамилию после замужества, читатель обязательно верит написанному, но, на самом деле, корейские женщины не берут фамилию мужа.

Корабль повествования Митчелла чаще идёт против ветра, вследствие чего за борт падают читатели, поедаемые акулами, что под видом прикормленного отряда двигаются следом за ним. Книге не хватает доходчивого изложения: в действиях героев нет связи с реальностью — они сами по себе, живут вне системы, исповедуют свои личные ценности, не взаимосвязанные с чем-то конкретным. Рассказывая шестую историю, Митчелл решает увязать воедино ещё пять историй, написанные ранее, мотивируя это загадочными свойствами души, путешествующей подобно облакам, меняя одну сущность на другую без вреда для себя. Прослеживать жизненные нити в разных историях не следует, согласно обозначенной логике потери предыдущей сущности в следующем воплощении. Персонаж может быть бесконечно добрым и миролюбивым — это не убережёт его от кардинальной смены модели мировосприятия, из-за чего затрудняется идентификация. Достаточно того, что человек всегда похож на своих родителей, его поступки во многом похожи на дела предков; и если душа действительно есть, то она становится только переносчиком субстанции жизни, дающей телу способность двигаться и дышать. У Митчелла всё увязывается благодаря меткам на теле, отчего ничего кроме мистического вывода сделать нельзя.

«Облачный атлас» — это взгляд Митчелла на прошлое, настоящее и возможное будущее. Читатель только после шестой истории получает возможность найти связывающие персонажей элементы, также после этой истории полностью улетучивается интеллектуальность, переводя повествование в попытки героев осознать происходящее вокруг, выискивая закономерности. Хотел ли Митчелл донести до читателя какую-нибудь суть, кроме предсказания победы капиталистов над пролетариатом и обязательной деградации общества в последующем?

Внушительная часть книги отводится пятой истории, где в Корее будущего на фабриках будут делать клонов, чья судьба незавидна, а искреннее желание человека иметь при себе рабов вновь осуществилось. Есть ли у клона душа и куда делась религия — вот об этом в первую очередь задумается читатель, наблюдая за разворачивающимися событиями, где всё будет в духе «1984» Оруэлла, а исполнение на уровне «Мы» Замятина. В лучших традициях литературного искусства, адепты которого утверждают, что всё уже написано и ничего нового не появится, Митчелл переиначивает произведения других авторов, наполняя их своими мыслями. Не стоит вспоминать историю об одном американце, в конце XIX века озадачившего мир утверждением, что всё уже изобретено. Читателю «Облачный атлас» предлагается именно в таком виде. И если одна история позволяет чётко определить первоисточники, откуда автор черпал вдохновение, то при должной начитанности это можно проделать и с другими историями.

В пятой истории появляются первые предпосылки к объяснению всего через возможность системы перерождений. Индийцам хорошо послужила эта философия, поскольку позволила контролировать население, обязанное находиться на тех позициях, на которые их обрекли прошлые жизни. Брахманы и военные довольны, а другим осталось только им прислуживать. Митчелл едва не оговорился, представив читателю Будду под видом бога, вовремя взяв слова обратно; жизнью Будды следует восхищаться и поступать сообразно его поступкам. Сам Будда, как известно, не перерождался, уйдя в нирвану после достижения просвещения. Этого могут достичь и персонажи «Облачного атласа», если проживут жизнь достойно, не чиня насилия и становясь примером для других. Однако, также хорошо известно, что Будда являлся аватарой одного из божеств Тримурти — это в «Облачном атласе» не прослеживается. Если постараться расширить повествование, то из книги Митчелла мог получиться отличный философский трактат, но читатель совершенно лишён религиозных моментов при оставшемся настойчивом утверждении о возможности перерождаться.

На примере клонов из пятой истории, Митчелл наглядно показывает повторяемость событий, о которых человек забывает под воздействием определённых сил. Митчелл даёт веру в рай через определённый срок при должном выполнении инструкций, что соответствует представлениям людей, воспитанных в системе ценностей христианства. Но практически сразу Митчелл начинает убеждать читателя в утопичности идеи, где в жестоком мире никто никому никогда не даст возможность достойно завершить жизненный путь, продолжая эксплуатировать ещё точно такой же срок, покуда прожитые дни не будут навсегда забыты. Хотел ли Митчелл таким образом намекнуть на свойства души, забывающей о прошлых жизнях, обречённой продолжать существование, так и не достигнув долгожданного рая?

«Облачный атлас» — иная форма «Матрицы»: братья Вачовски не зря взялись за его экранизацию.

Автор: Константин Трунин

» Read more

«Град обреченный» — произведение с полки абсурда братьев Стругацких, более похожее по жанру на альтернативу, от которого цензор потеряет разум, столкнувшись с обилием брани, а также с действиями главных героев, что могут побудить читателя к асоциальному поведению. И это фантастика советского разлива, устремлённая своими побуждениями в далёкое будущее, где будет достижимо всеобщее благо для единого человечества. Стругацкие не писали своих произведений спонтанно, тщательно выверяя и взвешивая общую линию, ведущую читателя разными путями к одной цели, а именно к пониманию иллюзорности мира, скованного рамками кем-то навязанного алгоритма поведения. Даже неважно, кто поставил человека именно в такое положение, поскольку Стругацкие в каждой книге пытаются найти ответ на вопрос о поиске смысла в процессе жизни. Читатель видел подход братьев с разных сторон: иногда они делали Землю полигоном для изучения инопланетянами, а порой посылали землян будущего в космические дали, чтобы уже жители нашей планеты могли осуществлять там свои исследования, обязательно обнаружив на других планетах гуманоидные формы. Если быть категоричным, то нужно на некоторое время задуматься, чтобы понять всю глубину философии Стругацких, пытавшихся донести до читателя понимание бренности человеческой оболочки, обречённой на разрушение с последующей возможностью восстановления. Просто когда-нибудь всё подвергнется тщательному анализу, а пока перед читателем «Град обреченный», знаменующий собой эксперимент над невозможным.

Книга наполнена мистическими элементами, основанными на внушении животного ужаса. Стругацкие не просто пугают читателя, а создают выверенный образ, на основании которого возникает первое сравнение с «Повестью о приключениях Артура Гордона Пима» Эдгара Аллана По. После братья наполняют повествование абсурдом, вызывая у читателя непонимание происходящего, ведь так до конца и не будет понятно, где именно происходит действие «Града обреченного». Почему всё настолько фантасмагорично, что Эдгар По встаёт перед взором читателя постоянно? И это не взирая на нереальность происходящего. Не будет лишним упомянуть даже «Голема» Густава Майринка, где основная загадка событий сводилась к таинственному дому, откуда по легенде и происходит мифическое чудовище. У Стругацких всё гораздо запутаннее, хотя и связано с конкретным домом — некой формой портала — открывающим дорогу в земли, сходные чем-то с гиеной огненной, только опустошённой и лишённой каких-либо форм жизни. Там нет ничего, кроме ожидаемых напастей, должных обрушиться на героев в любой момент, но не наступающих. Мистика и абсурд — это определяющие слова для «Града обреченного».

Замкнутая сфера, не дающая возможности выбраться наружу — это не только придуманный мир. Точно в таком же положении находятся все люди, не имеющие возможности открыть в себе способности для взаимодействия с потусторонними силами, связаться с параллельными вселенными и даже вырваться за пределы земной тверди, обречённые пребывать там, где им суждено это с самого рождения. Стругацкие несколько пересмотрели сферу, вписав для её жителей возможность выйти на иную сторону реальности, но для этого надо пройти ряд испытаний. Сама сфера представляет своеобразный «Мир реки», о котором незадолго до братьев начал писать Филип Фармер, позволив умершим людям с Земли попадать в такое место, где переплетаются культуры, нации, религии, а нить человеческих судеб тесно связана с одним загробным миром, далёким от христианских небес и чистилища. Так и у Стругацких — после смерти все попадают в Град обреченный, в котором им отныне жить, подстраиваться под своеобразные законы и, вполне реально такое, бороться с системой. Именно на борьбе с замкнутой системой Стругацкие предлагают читателю сконцентрировать своё внимание: всё будет очень больно, жизненно и вполне по-земному, с той лишь разницей, что в новом мире можно проявить ряд определённых способностей, о которых ранее приходилось только мечтать.

Стругацкие населили «Град обреченный» разными персонажами, но сделали это не слишком хорошо. Хоть бывшие русские, китайцы, японцы, немцы, евреи, и говорят на одном языке, однако делают это довольно косноязычно. Может такой стиль у авторов, точно сказать трудно. Перед читателем возникают не вдохновляющие герои, а подобие быдла, собравшегося перетереть пару вопросов, поплевать на пол и обязательно разобраться с мусорными контейнерами и выгребными ямами. Понятно, что существует сложившийся стереотип о простом рабочем, чей язык не столь изыскан, а вполне даже наполнен матерщиной, позволяющей ловко ввернуть любимую словоформу вместо паразитических выражений, свойственных более культурным людям. Даже если всё воспринималось Стругацкими именно так, коли они решили начать повествование с животрепещущих профессиональных тем сошедшихся в одном месте мусорщиков и ассенизаторов. Очень трудно понять особенности мира, когда взгляд постоянно упирается в хамское отношение персонажей друг к другу, вот так вот оказавшихся в центре описываемых событий. Сделать мусорщика героем книги вполне допустимо, особенно, если этот мусорщик окажется с богатой биографией при жизни на Земле сидевшего по лагерям, а теперь всеми силами отнекивающегося от любых форм благополучной жизни, предпочитая выгребать мусор из контейнера, но не получить престижную должность, от которой ему наконец-то будет хорошо.

«Град обреченный» стал для братьев отдушиной советского прошлого, когда не только половина страны сидела в лагерях, но и велась война с Германией. Многие персонажи книги были притесняемыми при жизни, но не все стараются вспоминать прошлую жизнь, чтобы она лишний раз не накладывала отпечаток на совершенно другие условия. В своём роде, нынешнее место обитания персонажей — это райские кущи, где можно реализовать любой потенциал. Пускай даже им окажется мировоззрение нациста, решившего устроить революцию хиппи, обязав каждого любить ближнего своего. Редкий читатель увидит в этом благо, но лишь дальнейшее повествование расставит всё по своим места, когда прикрываясь одной целью, будет осуществляться прямо противоположная. Стругацкие не даруют Граду демократическое управление, а в очередной раз показывают прелести тоталитаризма, от которого человечество никогда не отойдёт, вне своей воли находясь под чужим гнётом, исполняя волю властьимущих.

Читателю предлагается набор историй, показывающих каждый слой населения: не только пролетариат и чиновники, но и судебная система, а также влияние средств массовой информации, заканчивая военными интервенциями. Одно хорошо, что братья не превратили обреченный мир в индуистскую систему перерождений и не воздали каждому по заслугам. Жанр абсурдистики этого не требует, достаточно показать нереальность происходящего, чтобы читатель сам определился с тем, где ему лучше искать правду.

Мир может существовать и без человека. Мир и существовал без человека. И мир будет существовать без человека. А теории и версии — это временное явление на шкале бытия. «Град обреченный» обречён, поэтому стоит ли умирать спокойно, если количество ступеней посмертных жизней равняется бесконечности?

Автор: Константин Трунин

» Read more

Нужно быть отчаянным оптимистом, чтобы поверить в то, что решил изложить Сорокин. Какие бы он не преследовал цели, но ничего конкретного связать не получается. Да — вышел некий продукт, похожий принадлежностью к контркультуре, частично поддерживающий линию модернизма, призванного расшатать понимание хорошей литературы в среде низколетающих писателей. Стараться увидеть антиутопию в «Теллурии» тоже не следует — автор предложил читателю настолько выдуманный мир, что впору его отнести к фантастике, сдобренной большими порциями православия, коммунизма, гомосексуализма, наркомании, бранной речи и желания видеть мир в руинах, ищущего в деградации возможность обрести новую возможность для развития человеческого общества на обломках старого, изжившего себя в тлетворном желании быть более гуманным, нежели это следовало делать. Давайте посмотрим на «Теллурию» изнутри.

Книга не имеет единого сюжета, а разбита на множество зарисовок, в которых и предстоит разбираться читателю, стараясь найти что-то общее. Вполне может оказаться так, что общего найти не получится. Разрозненные факты всплывают в книге совершенно внезапно, не имея под собой никакой основы. Ясно только одно: человечество деградировало, возродив коммунизм, объединив его с православием, вернув на места свой славянский говор. Само это уже вызывает только недоумение. Впрочем, Сорокин изредка будет давать читателю подробную информацию по каждому важному предмету. И самый главный предмет — это теллуриевый гвоздь, одна из напастей человечества, падкого на наслаждения. Сорокин предлагает вбивать этот тяжёлый наркотик прямо в череп, отчего многие персонажи книги будут получать наивысшее удовольствие, сохраняя гвоздь внутри головы, усиливая любой из возможных потенциалов.

Губит «Теллурию», впрочем, не стремление быть на волне контркультуры, а желание поместить внутрь книги текст без нужной подготовки. Сорокин просто берёт все пороки, описывая каждый в отдельности. Если тема наркотиков уже ясна, то читатель кроме неё найдёт большое обилие нецензурных речей, что не служат украшением содержания, показывая лишь старания автора ввернуть разные оригинальные сочетания. Кроме отборного мата в книге частый упор на гомосексуализм, от которого никуда уже не деться. Впрочем, тему гомосексуализма Сорокин всё равно не продумал, представив её на суд читателя под видом сегодняшнего дня, не считаясь с тем, что события происходят в выдуманном мире будущего. Весьма сомнительны религиозные войны, о которых Сорокин рассказывает с особым удовольствием, часто приводя для примера ваххабитский молот. Не этот ли молот вбивает теллуриевый гвоздь, и как они могут сочетаться друг с другом, особенно учитывая изначальное местоположение Теллурии? Хотелось бы знать именно это, но в тексте такому места не нашлось.

Если пытаться рассмотреть «Теллурию» в сравнении с ближайшими отечественными аналогами, предлагающими читателю практически идентичную тему параллельного будущего, то книга Сорокина может смело расположиться во временном промежутке между «Укусом ангела» Павла Крусанова и «Кысь» Татьяны Толстой, где авторы преследовали свои личные им понятные цели, последовательно представляя развитие общества, пока Крусанов исходил из магического реализма, Толстая внесла элемент славянской мифологии, но оба предложили вариант уничтожения старого мира. «Теллурия» во всех аспектах получилась промежуточным вариантом, предлагая читателю точно такую же игру словами, стараясь донести только одну простую мысль — писатель писал так заумно и прибегал именно к таким образным выражениям, чтобы ты, дорогой читатель, сразу понял, что перед тобой не абы какая книга, а едва ли не откровение, достойное занять место на полке образованного человека.

Одним решил выделиться Сорокин — он постоянно привносит в книгу аллюзии, даже не стараясь их прикрыть. Просто к слову пришлось, да красиво легла на строчки очередная метафора. Оппозиция власти, чьё дело обругать происходящее вокруг. И ладно бы Сорокин говорил по делу, не капая едкими циничными словами, а предлагая что-то конкретное. Но конкретного он не предложил… лишь теллуриевый гвоздь забить в голову, что само по себе уже глупо.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Если в спонтанных путешествиях во времени, связанных с развитием жанра альтернативной истории, отличился Марк Твен, то в плане темпоральной фантастики первенство осталось за Гербертом Уэллсом. Разработанный им уникальный жанр хронофантастики сейчас является одним из разделов научной фантастики. Уэллс пошёл немного дальше, оставив в стороне устройство «машины времени», сосредоточившись на социальных аспектах развития общества, дав обзорную картину будущего, где общество падёт под железной пятой, а потом окончательно выродится, утратив стимул для дальнейшего совершенствования. В этом плане Уэллс сожалеет о потугах множества учёных, чьи труды не только не позволят развиваться людям, а даже наоборот похоронят разумную цивилизацию, обречённую на поглощение в случае любых попыток сделать условия существования наиболее благоприятными. Общество желает обезопасить себя — и это зря!

Каждая книга Уэллса — это громадный пласт философии, хотя объём произведений поражает своими малыми объёмами. Достаточно вспомнить «Войну миров», где Уэлсс не ограничился противостоянием человека с инопланетными захватчиками, позволив вмешаться в процесс третьей стороне, которой ни одна из сторон не придала никакого значения. Иные фантасты обвиняют такую третью силу во всех проблемах человека, но Уэллс однозначно выразил позицию жёстких взглядов, делая логичный вывод, что человек не является и не будет являться высшим существом на планете. Наличие разума не даёт людям никаких преимуществ, покуда их тела состоят из частиц природы, а само функционирование организма полностью построено на взаимодействии со всеми окружающими процессами. Чтобы человек стал кем-то другим — надо совершить революцию.

В «Машине времени» Уэллс старается наглядно продемонстрировать отрицательные стороны человеческой натуры. Автор делит общество на части, стараясь быть более объективным. Только этот объективизм слишком смешан с социалистическими воззрениями, а общая ситуация угнетения рабочего класса в конце XIX века не зря казалась Уэллсу чрезмерно угрожающей благополучию. Весь XIX век — это борьба угнетённых за право на достойное существование, которое им стало недоступно вследствие технических революций и быстрого роста промышленности, уничтожившей добрую часть кустарного производства. Всё больше людей оставалось без работы — на этом делал себе капитал небольшой процент населения: именно в этом видит Уэллс проблему завтрашнего дня. Эту тему позже разовьёт Джек Лондон, написавший «Железную пяту», сделав название книги словом нарицательным, означающим победную поступь капиталистов. Очень трудно в такой ситуации делать прогноз на будущее. Если Лондон ограничился ходом на семь веков вперёд, то Уэллс пошёл за пределы восьмисотого века, где любая фантастическая идея может оказаться правдой.

Как бы не хотелось заглянуть в прошлое, но всё меркнет перед возможностями знания будущего, куда гораздо больше тянет человека. Случившееся никак не влияет на нашу жизнь — это было. Но что будет… как себя вести для большего благополучия? Такая информация гораздо важнее. Человек может считать, что машина времени будет когда-нибудь изобретена, или можно думать о постоянстве времени, не подверженного искажениям, а существующего только здесь и сейчас. Нет прошлого и нет будущего — есть только настоящее. Такой вариант на данный момент считается наиболее близким к правде.

Разумно заметить о таком явлении как дежавю, свойственного людям, когда перед глазами разворачивается картина, виденная ранее в другом месте, возможно во сне. Этот мистический фрагмент портит стройный ряд предположения логичности постоянства времени. А значит, машина времени может существовать… но не на уровне предполагаемого механизма, заключаясь, скорее всего, в более мелких элементах окружающего мира, которые не могут быть заметны глазу.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Маркес -> Павич -> Крусанов =
= кузнечик < - луковица <- камень. Самые/главные/слова: реальность\задана.

Сложно поверить, начиная читать "Укус ангела", в то, что в нашей стране существует писатель, так близко подобравшийся по своим литературным способностям к Габриэлю Маркесу, не доставая до него самую малость, остановившись уровнем чуть ниже Милорада Павича. Да, магический реализм коснулся на этот раз не колумбийской пампы и югославского ландшафта. Ныне магический реализм взлетел над Российской Империей, даруя ей власть над половиной мира, где к власти, после смерти восемнадцатилетнего трупа, пришёл метис, в чьих жилах течёт в равных пропорциях кровь русского и китайского народов. Под десницей человека, воплотившего в себе две крупнейшие и могущественные евразийские империи, ломаются судьбы всего человечества. Крусанов не плавает по мелководью, выискивая через сны возможность влиять на процессы, он берёт всё сразу, уходя далеко за пределы человеческого понимания реальности.

Начало книги написано в духе китайских классических романов, когда перед главной сюжетной линией даётся основательная красивая мифологизированная подготовка в виде ладно написанной истории молодых влюблённых, давших жизнь не абы кому, а деспоту всея Евразии. Сюжет пропитан аллегориями, от которых неподготовленный читатель будет твердить про себя одну фразу: "Бред, что за бред, невероятный бред". Нужно иметь за плечами, как минимум, "Сто лет одиночества", где присутствуют точно такие же элементы, включающие необычную трансформацию предметов и инцест. На всём этом завязан весь сюжет, дарующий изрядную порцию эстетического удовольствия от неподдающихся воображению сравнений. Как вам понравятся аисты, что успеют сплести гнездо на переднем колесе грузовика, пока два человека будут удовлетворять свою похоть?

Ровно как фраза "Кузнечик, луковица, камень - самые главные слова". Отчего они только главные, об этом может догадаться только автор. Впрочем, Крусанов настолько эрудирован, что его тонкий юмор может понять далеко не каждый человек. Когда до тебя доходит смысл беседы, где два героя смеются над предположением о судьбе Великой Британии, которую решил захватить Китай, как в такой стране станут называть то, что стали называть в 1815 году в Париже словом бистро; когда понимаешь тот юмор, доступный твоему воображению - приходишь в восторг. Ещё больше я буду рад, когда мне объяснят значение кузнечика, луковицы и камня. Мне действительно интересно.

Когда "четвертование на три половины" подходит к концу, и книга постепенно близится к завершению, остро ощущаешь нехватку увязок всех событий. Они просто идут, сметая всё на своём пути, не подчиняясь никаким логическим обоснованиям. Понимаешь, что в такой книге, где логика пропала уже в первом абзаце, всё скатится в нечто совершенно невменяемое. До конца книгу можно не дочитывать, там может поджидать разочарование. Хотя, как знать, ведь и там может скрываться то, что дано понять лишь единицам.

Трудно подвести итог всему вышесказанному. Россия имеет возможность для влияния на весь мир, но нужно ли такое влияние, которое рисует Крусанов. Распри возникнут внутри страны, что будет в быстром режиме поглощать своих соседей, воплощая старую мечту о панславянском государстве, включающим в свой состав территорию Византии и Польши. Мир антиутопичен, когда во главе стоит правитель Иван Чума. Прекрасный зачин всё-таки превращается в разлёт крупногабаритных дров, коим суждено упасть там, где им велит расклад карт Таро, покуда кто-то раскладывает пасьянс, размышляя о Зигмунде Фрейде и Карле Юнге, препарируя труп растительного происхождения. Возникнет легенда, и решится судьба империи.

Издательство "Амфора" - пожалуй, это главная характеристика для книги.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Верить в конец света — любимая человеческая забава. Наиболее вероятной причиной гибели всего живого считается гость твёрдой породы из глубин космоса, что может протаранить планету и за одно мгновение стереть всё. Чуть более вероятны внутренние катаклизмы, столкновения галактик, причуды Солнца и гравитационных сил планет солнечной силы. Ещё меньше вероятность — гибель от рук инопланетян, так как кроме фантастов в них никто не верит. Самая невероятная причина — возникновение на нашей планете разума равного человеческому. По такому сценарию мало кто из писателей решается идти. Есть некоторые интересные работы. Например, «День Триффидов» Джона Уиндэма или представленная в этом очерке книга Карела Чапека «Война с саламандрами». Не был сказан ещё один вариант конца света — человечество само себя уничтожит. Под ним можно подразумеваться многое — от ядерной войны до создания опасных существ. Этот сценарий пересекается по своей сути с предыдущим. Азимов создал добрых роботов, перепрограммировав их мозг на запрет вредить человеку. Лем был более пессимистичен в этом плане. Уиндэм предоставил шанс растительной форме жизни. Чапек выпустил из океанских глубин разумных саламандр.

Удивительно, как маленькая Чехия, расположенная вдали от крупных водоёмов, стала страной, допустившей развитие глобального катаклизма и так долго сокрушавшаяся, что катаклизм её не задевает. Самые серьёзные в мире моряки — чехи. Самые богатые в мире промышленники — чехи. Самые способные люди — чехи. По другому у чешского писателя быть не может. На примере Чехии показан рост человеческой глупости, обернувшийся полным крахом.

Карел Чапек изначально не планировал писать антиутопию. Он хотел поведать о добром человеке с добрыми намерениями. Почему заданные рамки оказались тесными? Автор сам отвечает, что кроме него — такое произведение никого бы не смогло заинтересовать. Нужна большая глубина. И Чапек забрался глубже некуда — в самый океан и в недра археологических изысканий. Найденный им Andrias scheuchzeri — настоящий окаменелый скелет некогда существовавшей саламандры, одно время признаваемой даже чем-то похожей на человека прямоходящего. Именно такие саламандры смогли пережить всемирный потоп и именно они должны были править на Земле. Почему история сложилась иначе, теперь остаётся только гадать. Человек занял всю сушу, а Andrias scheuchzeri сохранился только на одном из индонезийских островов. Сохранился, правда, только по словам Чапека. Именно там начинаются события книги.

Кого-то отталкивает, а кому-то наоборот нравится. Я про стиль повествования. У Чапека нет одной сюжетной линии, но и нет разбросанных по книге разрозненных действий. Всё — от начала и до конца — представляется перед читателем в виде разворачивающейся картины. Сперва мы знакомимся с саламандрами, потом осознаём опасность, затем видим человеческую жадность. Чтобы не быть голословным, Чапек приводит данные раскопок — он докажет правдивость своих слов. Читателю предстоит читать газетные вырезки событий, архивные файлы, заключения комиссий. Художественная сторона книги — тоже на высоте. Переживать придётся за простых людей, а потом и за всё человечество. Жонглирование стилями — превратило книгу в потрясающий театр действий.

Заставляет ли книга задуматься? Конечно, заставляет. Чего только стоит послесловие автора, где он рассуждает о возможных последующих событиях. Где Чапек поставил точку, именно на тех моментах любит начинать писать книги Станислав Лем. Если Чапек дал интригу и показал всю цепочку событий, то Лем стирал интригу и анализировал ситуацию заново. О чём-то подобном хотел поведать и Чапек, выдвигая причины библейского потопа, но его догадки остались на уровне догадок, без попыток докопаться до настоящей сути.

Автор: Константин Трунин

» Read more

«Железная пята» — дневник из прошлого, найденный в далёком будущем, спустя семь веков. События дневника происходят в начале XX века, в те времена, когда люди почувствовали острую социальную несправедливость при полном праве на счастливую и достойную жизнь. Скинув путы феодального рабства и подпав под рабство экономическое, человечество продолжает пребывать в счастливом неведение своего зависимого положения. Джек Лондон, не даром же участник социалистического движения, ещё не написал «Мартина Идена», яркого писателя-революционера, но уже написал «Белого Клыка», беззаботную смесь волка и собаки, претерпевшую в жизни все те же тяжбы социального неравенства. Промежуточным вариантом между «Мартином Иденом» и «Белым Клыком» явился на свет фантастический роман о будущем противостоянии пролетариата с капитализмом.

В голове рисуется некий Эквилибриум, мир без права на собственную точку зрения с борцами за право выражать собственную точку зрения. Почему бы не представить, что вместо сжигания книг и иного антиутопического порабощения личной свободы, миром начинают править капиталисты, явившиеся плодом технической революции, устранившие кустарный труд, облегчившие этот самый труд, удешевившие товар, позволившие его быстрее и легче производить, одновременно с этим — устранившие от труда людей, передоверяя производство квалифицированным специалистам и высокопроизводительной технике. Картинка перед взором рисуется красивая, однако Лондон пошёл дальше. Его герои не стали молча смотреть на развитие ситуации, устраивая свои собственные революции с погромами, забастовками и настоящими военными действиями.

На этот раз США не в авангарде мировых событий. Социализм победил везде, кроме последнего оплота капитализма. Тем труднее приходится пролетариату бороться за свои права. Лондон отсылает читателя в Древний Рим, давая истоки понимания значения пролетариев — так называли ненужную прослойку общества, которая не приносила государству никакой пользы, только нещадно плодилась, создавая много новых социальных проблем. Боевой единицей социализма являются как раз представители пролетариата — униженные и оскорблённые, выкинутые на свалку, вынужденные прозябать в бедности и терпеть лишения. Работодатель обижает работников, не соблюдает технику безопасности, выжимает все соки. Некогда боровшиеся за социальную справедливость аболиционисты, когда гремела гражданская война между Севером и Югом, и подумать не могли о возможной новой напасти в виде закабаления собственного населения отдельным слоём общества, перетянувшим под свой контроль абсолютное большинство доходов и благ высшего света. Любая травма на работе означает для работника голодную смерть, любая просьба о повышении уровня зарплаты — отправляет инициаторов на нищенское существование. Такой жестокий мир был на самом деле: достаточно ознакомиться с творчеством Драйзера и других американских писателей начала XX века — все они писали о социальной несправедливости и об униженном существовании людей, обречённых жить в жестоких условиях, навязанных работодателями. Лондон прорабатывает ситуацию гораздо глубже, он пытается увидеть к чему приведёт сложившаяся ситуация. У него была своя точка зрения, имеющая право на существование — её он и изложил в «Железной пяте».

Власть всегда идёт рядом с деньгами. Только властьимущие могут себе поднять зарплату, тогда как, например, медики этого сделать не могут, безропотно наблюдая за несправедливым распределение средств. Никто не желает ходить на работу просто так, да ради удовольствия. Минули те времена, когда свой труд помогал выживать в мире — теперь люди вынуждены зарабатывать на существование и жить от зарплаты до зарплаты, принося пользу обществу и позволяя себе прокормиться. Но не может быть такого, чтобы каждый в этом мире жил только для своего удовольствия. Нужен компромисс. Лондон подошёл более радикально, приравнивая сложившуюся ситуацию к рабству, убеждая читателя, что даже в Библии рабство не порицается, а наоборот одобряется. Деньги правят миром и правительством. В «Железной пяте» правительство всегда выбирается то, что будет более лояльно к капиталистам. И правительство тоже старается создать благоприятную для себя обстановку вокруг. Только не исповедовали американцы конфуцианство с даосизмом, они не стали терпеть унижения и развязали открытую войну, ввергая страну в новый раскол, затянувшийся в семивековое противостояние.

«Железная пята» в художественном плане довольно сухая книга. «Письма Кемптона-Уэйса» не прошли для Лондона даром. Там писатель выступил с позиции учёного, ратующего за любовь с точки зрения физиологии, религии, генетики и etc. В «Железной пяте» любви нет, но есть экономическая модель мира. Тем, кто слабо представляет современные мировые кризисы, книга окажется полезной. Лондон наглядно продемонстрирует потолок сбыта продукции при перенасыщении общего рынка, что и приведёт к кризису, который просто обязан закончиться войной. Вы никогда не задумывались над простой истиной, что если где-то война, то просто какая-то страна на нашей планете пытается избежать кризиса? Никакая человеческая мораль и никакие иные домыслы участников военного конфликта не должны серьёзно восприниматься. При болезненности всего процесса — просто кто-то ищет выгоду, стараясь встряхнуть свою собственную экономику. На самом деле, «Железная пята» — произведение с очень глубоким смыслом, изучение которого стоит, как минимум, ввести в школьную программу.

Очень едко Лондон касается СМИ — четвёртой власти. В «Железной пяте» нет понятия самостоятельности СМИ. Они все курируются капиталистами, пишут только выгодную им информацию. Оппозиционная пресса тоже существует, но её никто не читает — она никому неинтересна. Её не стараются убрать из информационного потока, она никому не мешает. Просто, такого рода литература, вызывает улыбку от публикуемых в ней новостей, недоумение от точек зрения и недоверие к выводам — такое мнение у большинства. Капитализм широк — более крупные капиталисты выдавливают мелких. Мелкие ищут защиту у набирающих оборот пролетариев, а те с сожалением указывают на упущенные моменты, так часто публикуемые ими в своих газетах.

Стоит ли, при всём вышесказанном, касаться темы детского труда. Ребёнка ставят к станку с малых лет, выжимают все соки и выкидывают чуть погодя. Такое было всегда… Он не доживёт до пенсии — одной проблемой меньше. Впрочем, в «Железной пяте» нет понятия пенсий. Вся ситуация доведена до такой ситуации, когда неудивительна социальная напряжённость, вылившаяся в военное противостояние, при действиях властей, сравнимых с событиями на площади Тяньаньмэнь.

Борьба за свободу — фикция! Человек желает лучшего только для себя, легко забывая о себе подобных в случае успеха.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Почти все знают, что Гитлер поторопился. У него были возможности для достижения положительного результата, но спешка всё погубила. Возможно, политическая обстановка в Европе сложилась благополучно раньше срока, отчего Гитлеру пришлось начинать войну. Важные военные технологии были доработаны только к концу войны, когда они не могли принести нужный результат. Никто не верил в благополучных исход. Так было на самом деле. В книге Филипа Дика всё наоборот — Германии удалось опутать половину миру, отдав другую половину Японии, но на правах младшего союзника, оставив себе лидирующую позицию. Почему бы и нет, вполне допустимый вариант. Но Италия осталась не у дел. Она либо действительно прогнулась в решающий момент, либо была иная причина — Дик полностью не раскрывает этот момент.

Политическая обстановка стала фоном для книги. Ничем более. Просто фантастический мир на далёкой планете, затерянной в космосе (представлять нужно именно так, дабы не слишком кусать автора). На которой одна часть населения угнетает другую только из-за цвета кожи и за то, что не всем посчастливилось родиться представителем господствующего класса. Многие моменты опускаются. Про кого-то Дик всё-таки оговаривается. Славяне, например, были отброшены за Урал, где теперь живут на правах первобытных поселенцев, ловя рыбу из рек и радуясь солнечному свету в отражении утренней росы. Просто фон. Ничего более.

Концентрируется Дик совсем на другом. Почему-то центральной темой книги являются подделки. Большой нелегальный чёрный рынок, поддерживаемый на плаву стремлением японцев сохранять предметы старины. Мальчишеская забава. В суровом мире принципов заняться больше нечем. Всё уже сделано, прогресс не нужен. Обо всём позаботятся немцы. Они навели порядок на всей планете, да принялись за колонизацию соседних планет. Не самый правдоподобный сценарий, по которому автору не веришь. Как-то он мелко плавает, больше ехидствует, вставляя шпильки германскому правительству. Отчего-то нет недовольных людей. Все наоборот пребывают в счастливом и довольном виде.

Евреев напрочь истребили. Но они остались. Сделали пластические операции, выбелили кожу, сбрили пейсы, сняли ермолки, отринули собственную гордость и ушли в подполье, продолжая заботиться о мировой экономике. Главный герой — еврей, изображающий из себя шведа. Он один из работников той забавы, что наполняет японские коллекции контрафактом. Не самое интересное занятие, да и его переживания тоже не задевают. История для фона — вот и всё.

Создание альтернативной истории внутри альтернативной истории может считаться интересной находкой. У многих писателей их герои знают о будущем, почему бы им не знать о правильном ходе истории, принимать окружающий мир как иллюзию. Для чего-то Дик вводит такого персонажа. Весь мир в панике. Его книгу запрещают. Он — человек в высоком замке. Ширма и отдушина. Скорее работник рейха, выявляющий неблагонадёжные элементы общества. За скромной внешностью стоит искать волка.

Мир никогда не будет другим сейчас. Завтра изменит вчерашний день.

Автор: Константин Трунин

» Read more