Tag Archives: контркультура

Владимир Сорокин «Сахарный Кремль» (2008)

Сорокин Сахарный Кремль

Написано, чтобы смеяться. Не юмором достойным высот жанра, а от пробуждения самого пошлого. Или когда нельзя иначе высказать усталость от сообщаемой нелепицы, кроме как свести всё к теме туалетной названной. Шутит Сорокин, животное в читателе пробуждая, дабы почувствовал он никчёмность, ему присущую. Уж если это смешно, значит нет в жизни серьёзного. Или иначе смотреть требуется. Не животное в читателе пробуждает Сорокин, а даёт понять — насколько он выше этого. Ежели всё нелепицей кажется, отчего напряжены извилины? Когда глупость следом рассказана, тогда и возникает усмешка, но не от весёлости, а сугубо из жалости над потугами. Знать то должен был Сорокин, держа в напряжении. И забросить бы сие произведение в водоёмы мутные, дабы не напоминало, представителем какого мира человек является. А может оставить книгу на полке, пусть напоминает о сути вещей она.

Вот Кремль перед читателем сахарный, даётся людям он от правительства, лижут ту сладость они, словно там состав подозрительный, явно население страны зомбирующий. И стоят за Кремлём люди в очереди, башни желая взять сахарные, дабы лизать их до исступления. Не хотят стены, не так сладки они, концентрации веществ преданности незначительной. Ежели не поступит в организм доза требуемая, ломка начинается у населения. Ищет каждый Кремля сахарного, впадая без него в забвение. Снятся по ночам башни сладкие, даруя надежд пробуждение.

Когда встают люди, Кремля нализавшись с вечера, видят кругом лица радостные, смотрят на небо — видят лик правителя улыбающийся, машут ему, благодаря за сладость дарованную. Тот вкус не каждому с детства знаком, но с детских лет пристрастие к нему прививается. Раздаются Кремля леденцы поколениям подрастающим, лизали дабы и родителей тем радовали. А кто лишился возможности Кремль облизывать, тому рукоблудие и простаты массаж принесёт краткое облегчение.

Это в России лижут Кремль сахарный, находя от того удовольствие. В Европе нет такой сладости, потому и доводят европейцы себя до исступления приблудами разными. Запираются они и занимаются делом постыдным в одиночестве, не ведая о башнях Кремля сладостных. Тем и в России занимаются, коли не получается раздобыть сахарную фигурку заветную. А то и идут на шаг отчаянный, молотком пользуясь. Хорошо им мужчинам пользоваться, есть место для ручки его в мужском естестве, постыдно ото всех скрываемом. Дивятся на то в России проживающие, со смирением принимая, ибо знакомо им чувство от Кремля в организме отсутствия.

Ежели совсем не будет радости, найдут в другом персонажи Сорокина упоение. Что им стоит кушать запретное, мясу подобное? Не разбирают они, чем рот заполняется. Сахарный Кремль ли, а может кровью пропитанный. Доходят до безумия люди, не получая им нужного. Друг друга съедят, ещё и причмокивая. Ужасен сей факт, если не знать манеру Владимира. Нет для него запретного, лишь бы вызвать шок у читателя. И сядет читатель в лужу, от внимания к содержанию произведения сделанную, ибо чего не сделает писатель, диссонанса когнитивного пробуждения ради.

Порядки в стране Сорокин показывает ужасные. Лижут люди Кремль, не замечая очевидного. Предались порокам всем, находя в них умиротворение. И действует власть исполнительная, побуждая стремиться к Кремля сахарного обладанию, прочий люд принуждая к насилию, запирая его и допросы устраивая. Такой порядок навёл Сорокин, для чего-то им задуманный. Вот и думает читатель, благо ли Кремль сахарный, от зла уберегающий, али зло Кремль сахарный, потворствующий распространению низменного.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Рю Мураками «69» (1987)

Рю Мураками 69

В пустом подростковом бунте отражается звон разбитых надежд взрослых: чего не смогли сами, что переступили. Забыв, продолжили жить обыденной мирской жизнью, словно похоронили прежние устремления. В них, подростках, можно увидеть отражение себя, отнестись к их проступкам отрицательно, словно и не было в собственных думах стремления к совершению непотребных поступков, сугубо желания что-нибудь опоганить. Кто-то вспоминает молодость и укоряет себя, а кто-то, как Рю Мураками, едва ли не гордится лёгкостью былых устремлений, когда подвигом считалось разрисовать стены школы и совершить акт дефекации на директорский стол.

В голове гуляет ветер, тот самый — ипохондрический, что порождает неприличный звук, опускайся он в нижнюю часть тела. Ветер давит на мозг снизу, побуждает разбивать череп о преграды. Давление внутри организма нарастает, увеличиваются пещеристые тела, дополнительно провоцируя подростков на неадекватность. Требуется малое: внимание девчонок, уважение сверстников и понимание личной важности. А ежели тому будет способствовать активная жизненная позиция, выраженная в неприятии наличия в стране иностранных элементов, то получится гремучая смесь, способная разрушить родной дом.

Почему так получается, что будучи недовольными присутствием в городском порту американских подводных лодок, подростки решаются заявить о том миру, совершая противоправные действия не против непосредственного виновника, а выливая агрессию против имущества своей же страны? Потому-то бунт и пустой, поскольку порывы молодёжи бьют по ним самим, по их семьям и тем, кто случайно оказался рядом. Разрушительный порыв стремится повергнуть в прах основы общества, будто желая обратить всё окружающее в руины, дабы не отдавать их «врагу». Подростки не понимают — ничего не изменится, но жить в развалинах предстоит уже им.

Нанести вред имуществу школы можно, ей от того хуже не станет. Пусть она не виновата в планах правительства, согласного на присутствие американцев в городе, но именно ей предстоит быть опороченной перед всеми, ведь разрушить проще доступное. Нет ничего доступнее беззащитного. И Мураками позволил подросткам пойти на бессмысленный и беспощадный бунт.

Подростки позже поймут, насколько бесполезными оказались их действия. Частично это начали осознавать той ночью, разрисовывая стены и совершая прочие непотребства. Их стала грызть совесть, они испугались ответственности. Испугавшись же, разбежались по разным углам и более не знали, хорошо ли будет, узнай общество про совершённый ими проступок. Что несла агрессия, к чему в итоге приведёт столь дерзкая выходка? Мудрые сограждане не стали бы акцентировать внимание на попрании норм морали, дав подросткам право самостоятельно придти к выводам о дурости их поступка. Так было бы логичнее всего, дабы не озлоблять неокрепшие умы. Каждый может ошибаться, но каждый заслуживает от окружающих адекватное восприятие проступка.

Тёмное пятно в личном деле останется, главное лишний раз не напоминать о былом. Тогда подростки пойдут по пути иных пустых бунтов: соберутся устроить эротический фестиваль, снимут авангардное кино, а после вступят во взрослую жизнь и успокоятся. Кто-то из них станет писателем, провоцируя себя на бунты на бумаге, посредством воспоминаний о бурной молодости. Только было бы о чём вспоминать… А если других воспоминаний нет, значит придётся рассказывать о том, что пережил сам. Так из-под пера выйдет исторический документ, чьё назначение быть назиданием для потомков, если они захотят узнать, каким страстям предавались подростки в шестидесятых годах XX века.

Нужно помнить, забывший об агрессии мир — готовый к агрессии мир.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Рю Мураками «Все оттенки голубого» (1976)

Рю Мураками Все оттенки голубого

Рю Мураками обыденно и буднично пишет о простых вещах: помещение кишит тараканами, на кровати раскрыта «Пармская обитель», в стороне сплетение рук, ног и языков, на телах физиологические жидкости, осознаётся лишь настоящий момент — больше ничего нет; не будет завтрашнего дня, вчера тоже не существует; сознание продолжает оставаться спутанным, под кажущейся мрачной атмосферой сокрыто пассивное отношение к происходящему, будто произошёл сбой, вытравивший из человека человека, вернувший его к животному состоянию, настолько бездумным воспринимается описываемое на страницах; мозговая активность не прослеживается, единственное объяснение мотивов представленных действующий лиц — их погружение в бездну нечистот — они подобны червям, пропускающим через себя пороки человечества; сущность субстрата им безразлична, съедят, выпьют, впустят в себя всё; молодые люди вмазались и довольны, а виной всему пресыщенное и спокойное до безразличия общество, забывшее о смерти во имя настоящих идеалов.

Произведение Рю трудно принять, пребывая в здравом уме. Если читателю действительно нравится повествование такого плана, значит пора задуматься о визите к психиатру, пока скромные желания внимать не перешли в навязчивое желание самому принимать участие в подобном. И всё-таки «Все оттенки голубого» надо читать, преодолевая приступы тошноты, подавляя отвращение, чтобы выработать собственное отношение к описываемому. Может показаться, что Мураками предлагает наблюдать за деградантами. Он выбрал для повествования слишком отталкивающую модель поведения. Но у него нет другого примера. Рю делится с читателем собственным опытом. А многие ли его смогут повторить? Поэтому лучше ознакомиться с текстом произведения и более не возвращаться.

Смысла в описываемом нет. Молодые люди ведут беспорядочную половую жизнь, принимают разрушающие организм вещества и наперёд думают о необходимости попасть в реабилитационный центр. Вместо сюжетной канвы читатель внимает перемещению тел из одной позиции в другую, смене партнёров, ощущениям от приёма наркотиков. Другого, на чём можно акцентировать внимание, нет. Пока действующие лица подвергают свои тела всевозможным испытаниям, у них внутри теплится надежда на благополучный исход. Они понимают, что им грозит зависимость, есть опасность заразиться смертельным заболеванием, но, в конкретный представленный Рю Мураками отрезок времени, не могут остановиться и выйти из порочного круга.

Другой аспект описываемого — вопрос: как сложится дальнейшая судьба представленных персонажей. Понятно, рассказчик станет знаменитым писателем, классиком японской литературы. А что стало с остальными? Думается, большая часть не смогла преодолеть себя и уже давно пошла на корм обитателей подземного мира. Незначительная часть вернулась в ряды добропорядочных граждан, обзавелась семьями и читает нотации детям, ни в каком виде не допуская их к повторению ими пройденного пути. Лучше дать им книгу Рю Мураками, может успеют одуматься, а ежели нет, значит черви породили червей.

Необходимо научиться мириться с существованием иначе мыслящих людей. И необходимо научиться направлять энергию иначе мыслящих себе на пользу. Огульно поливать грязью, обвинять в расстройстве психики и стараться искоренить — не есть рациональный подход к решению проблемы их существования. Применяя позицию неприятия одних слоёв населения, неизбежно будешь использовать аналогичные методы борьбы с другими выступающими против представителями общества. Корень проблемы прежде всего в гуманизме, а потом уже в молодости. Коли разрешать, так всё, иначе не запрещать вовсе. Запретное всегда манит.

Это мнение — одно из мнений. Мнений много — это мнение одно. Одним мнением мнения многих не изменишь. Одного мнения бывает достаточно. Мнимо сомнение одного во множестве сомнений.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Чарльз Буковски «Истории обыкновенного безумия» (1972)

Буковски Истории обыкновенного безумия

Жизнь определённо заслуживает пустого времяпровождения. Будь ты признанным писателем или гниющим наркоманом, смысла это не добавит. Выше головы прыгнуть нельзя, как и восстать из окоченевшей плоти. Важно не обращать внимание на происходящее вокруг, тогда будешь уверен в собственной правоте на сто процентов. А ещё лучше осознавать присущую тебе никчёмность, безостановочно упиваясь этим подобно Чарльзу Буковски. Да, Чарльз — ханыга. Нет, ему нисколько не противно, что его считают ханыгой. Он всё равно не прыгнул выше головы, а значит у него не было причин для уныния.

Буковски пишет о таком, о чём люди думают редко. Конечно, существует определённая группа людей, подобных Чарльзу. И может быть они даже читают его книги. Ведь что-то же они читают, сидя на скамейках пивной лавки. Но скорее им Буковски неизвестен, поскольку Буковски пишет о себе, довольно отличном от окружения. Его проза наполнена вымыслом. Авторская фантазия уносит читателя в мир падких на секс женщин и голубых мужчин. В остальном же несмываемая грязь.

Буковски непременно говорит от первого лица, используя в качестве главного героя рассказов себя, либо придуманного им на все случаи Чинаски. Они оба пьют в равной степени много, привлекательны для противоположного пола и стяжают славу на литературном Олимпе. Коли не скажешь о себе хорошо сам, то никто другой тем более не скажет. Поэтому стоит ли удивляться непомерно высокой авторской оценке касательно своих непревзойдённых коротких историй. Если поверить Буковски на слово, то лучше писателя на планете до него ещё не было и не будет после его смерти. Кто не успел похвалить лично, тот зря жил, а если умудрился родиться тогда, когда Буковски умер, то не стоило и появляться на свет.

Самокритика Чарльза нисходит до признаний, вроде гениальности в духе гениальности. Яснее говоря, Буковски не умел писать плохо. Любой сумбур, отбитый им на печатной машинке, является шедевром. У него может отсутствовать внятное начало, быть скомканной середина, но в конце обязательно следует логический вывод, чаще всего никак не связанный с предшествующим текстом.

Логику своих произведений определяет лично Буковски. Он не просит хвалить — похвалит себя сам. Он не просит учить жить — поучительный тон ему самому свойственен. Единственное, с чем Чарльз не соглашался, так это с позицией общества касательно человеческих пристрастий. Буковски готов был дать людям право на самоопределение, искренне радуясь, что дозволено пить алкоголь. Употребляй он наркотики — ему пришлось бы тяжко. Поэтому Чарльз не одобряет якобы правильных суждений, намекая на такую же вредность монотонного труда, взрывающего мозг, ничем не лучшего по своему воздействую на организм, как допустим марихуана, расплавляющая мозг, доводя до такой же стадии отупения.

Внутренняя философия Чарльза Буковски имеет право на существование. Такая точка зрения может в будущем восприниматься адекватным отражением деградирующего общества, ханжески осуждавшего то, что отказывалось осознавать. В своей основной массе человечество рабски следует нужде жить от зарплаты до зарплаты, отказывая себе в удовольствиях. Можно до старости отрабатывать банковскую ипотеку и, истощив себя, отправиться в лучший из миров, так и не поняв, ради чьего счастья старался. Никто не говорит о необходимости всё бросить и начать топить себя в алкоголе — пусть у каждого будет право на собственный выбор.

И не надо палить в убегающее одеяло…

Автор: Константин Трунин

» Read more

Чарльз Буковски «Макулатура» (1994)

Буковски Макулатура

Ерунда сама по себе является ерундой, как не пытайся её охарактеризовать. Если в ерунде искать смысл — рождается философия. Если её стараться применить к повседневности — религия. Ерунда самодостаточна — нужно принять во внимание и не придавать значения. Всё равно замыслы её сказавшего человека будут истолкованы превратно. В данный момент под ерундой стоит понимать художественную литературу, а именно те тонны макулатуры, коей она и является на самом деле. Редкий писатель вкладывает смысл в создаваемые им произведения, чаще в безумстве исторгая из себя слова ради слов, будто кто-то их действительно будет читать в том количестве, на которое они рассчитывают. Удовлетворяется сиюминутная прихоть без предположения о нужности и полезности.

Возможно из данного понимания исходил и Чарльз Буковски, когда создавал последнее своё крупное произведение. Не надо быть особенно талантливым, чтобы в отрицательных оттенках передать гибельное положение писательского мастерства. Во времена Буковски действовали определённые закономерности успешного написания книг, воспринимаемые последующими поколениями скорее негативно. Это в прошлом, поэтому чтение «Макулатуры» становится для читателя квинтэссенцией для понимания литературы последних десятилетий XX века.

Буковски берёт за основу избитые сюжеты, предлагая читателю присоединиться к будням бедного-талантливого детектива, способного решить труднейшие из поручений, будь заказчиком хоть Смерть, хоть инопланетяне. Его пропитое-прокуренное мировоззрение строится согласно представлениям самого Буковски о приятном времяпровождении, то есть главный герой не будет брезговать алкоголем и ставками на скачках, что одновременно обязательно становится для него сущим наказанием, отчего выбраться из ямы будет проблематично.

Буковски строит повествование в мрачных тонах, изредка переходя на чёрный юмор. В самом деле, что такое может произойти в жизни падшего элемента общества, если он не представляет никакой ценности? Его смешают с грязью и выставят на всеобщее обозрение, дабы другим служить ярким примером никчёмного существования. Буковски жесток и не собирается делать исключений: происходящее полно абсурда и обречено на мучительную гибель. Перезанять разумность на стороне не получится — никто не поверит и не согласится предоставить второй шанс.

Говорить о том, во что выродилась литература после Буковски нет необходимости. Она перешла на другой этап существования. У неё появились иные ценности и она варится уже согласно им. Это не хуже и не лучше — изменились нравы, а с ними и способы подачи материала. Заложенное ранее продолжает использоваться, будучи разбавленным упором на новые потребности человеческого бытия. Читатель просит откровенности, получая её в полном объёме. Описываемое Буковски стало далёким и слегка наивным, словно песок пересыпали в песочницу побольше, где вместо лопатки, ведра и рядом располагающейся скамейки для распития спиртных напитков, можно найти остатки людских испражнений, засохшие интимные выделения и можно наблюдать за развратными действиями взрослых, вернувшихся по образу мысли в пещерные времена.

«Макулатура» отчасти делится прогнозом на будущее. Буковски отражает и те тенденции, что будут проникать в художественную литературу на протяжении последующих десятилетий. Уже нет наивной веры в существование Смерти, инопланетян и прочего, а есть твёрдое убеждение, что мифические определения обязаны облечься в человеческое тело и в своих стремлениях быть похожими на жителей Земли. Впрочем, это касается абсолютно всего, в том числе и событий прошлого. Всё подводится под одно, без права на самостоятельность.

При любом критическом отношении к художественной литературе, никогда к ней не изменится отношение основной читательской массы. Потребности этой массы формируют то, к чему будут стремиться писатели, иначе обязательно канут в забвение, какими бы гениями беллетристики они не являлись.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Чарльз Буковски «Голливуд» (1989)

Буковски Голливуд

За одной историей обязательно скрывается другая история, за которой, в свою очередь, прячется ещё одна. И так до бесконечности. Почему бы писателю не рассказать о своей работе, особенно, если дело касается нового дела. В случае Чарльза Буковски — это написание сценария для художественного фильма, причём задумка и воплощение лежит полностью на писателе, должном продумать всё от начала и до конца. А о чём мог ещё рассказать Буковски, как не о самом себе, попирая общественными ценностями и показывая жизнь без прикрас. Его герой — беспробудный пьяница, живущий ради пьянства и скачек, совершающий своеобразные поступки во имя приятного ему образа жизни и плюющий на любые правила приличия. Ныне проза Буковски воспринимается обыденно, следом за Чарльзом на литературный Олимп забрались сонмы пьяниц, наркоманов, гомосексуалистов, психопатов и сексуально озабоченных, с упоением рассказывающих уже собственные истории. Самое странное — читателю это нравится.

Какой он: Голливуд? Теперь это не та фабрика, где зажигались приятные взору звёзды и снимались романтические истории. Надлом произошёл в восьмидесятых, дав людям возможность ощутить вседозволенность. Ранее скрываемое вырвалось на страницы книг и экраны кинотеатров, удостоившись интереса публики. Разумеется, Буковски оказался востребованным, проповедуя мировоззрение отверженных. Подобных ему оказалось едва ли не большинство, живущих не в лоске и приятной атмосфере, а убивающих время попойками и прибегающих к прочим занятиям, позволяющим прожигать жизнь в беззаботном угаре. Отчего пьяница не может быть идеальным героем для произведения? Чарльз Буковски сам об этом говорит, когда всюду ссылается на ценителей своего творчества, считающих за святое дело опрокинуть с писателем в баре алкогольный напиток за их общее здоровье.

Буковски не делает акцент на пьянстве, хоть и пишет об этом на каждой странице. Он рассказывает читателю про определённый эпизод, участником которого был. Где в повествовании вымысел, а где правда — понять трудно. Слишком всё перемешалось с киношными сценариями, до жути однотипными, построенными на одинаковых приёмах, угодных зрительскому желанию. Заслуга Буковски сводится сугубо к благостному расположению к выпивающим людям, готовым пить постоянно и в питье находить радостные моменты. И всё равно акцента на пьянстве нет. Оно лишь помогает писателю работать и позволяет жить без мук совести. Впрочем, бессмысленно употреблять слово совесть рядом с именем Чарльза Буковски: нужно существовать и не думать о завтрашнем дне.

Пока Буковски пишет сценарий, читатель наблюдает за процессом сознания кинокартины: жадные продюсеры, готовые на всё режиссёры, капризничающие актёры, пинаемый всеми сценарист. Иные участники готовы лишить себя жизни, если их что-то не устраивает. Читатель подметит и другую специфику рабочих моментов. Борьба идёт не ради искусства, а с целью заработать на прокате. Кажется, один Чарльз Буковски озабочен финальным результатом, тогда как остальные действующие лица оказываются людьми со стороны, посягающими на его право топить себя в алкоголе. Конечно, всё пойдёт не так, как задумал писатель, а, опять же, в угоду зрительскому интересу, когда экспрессивные сцены разбавляются, что Буковски воспринимает кощунством.

И вот фильм готов, он даже пользуется успехом. Да и чёрт с ним. Чарльз Буковски просадит деньги на скачках и снова напьётся. Как бы человек не жил, он всё-таки жил. Впереди ещё много дней, их тоже следует чем-то заполнить. Создавать ли художественную литературу или жить в своё удовольствие — дело личное.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Энтони Бёрджесс «Заводной апельсин» (1962)

Человек — скотина, человек — сволочь, человек — паразитирующий организм, человек — истинное дитя Вселенной: всё рождается и умирает, былое исчезнет бесследно, останется хаос. И всё повторится вновь. Перед осознанием гуманности, людям не дано понять к чему приведёт пропаганда вседозволенности. Покуда с каждого угла льётся индивидуальная программа действий отщепенцев общества — постепенно начинается разложение цивилизации. Ведь к XXI веку человечество, как никогда, достигло худо-бедного согласия, всё более утрачивая национальные индивидуальности, находя новые точки соприкосновения. Когда-нибудь случится ещё один глобальный нравственный кризис: произойдёт переоценка ценностей и в людях взыграет стремление осмыслить себя в ином понимании. Глупости? Отнюдь, такое уже было. Значит такое будет опять. Энтони Бёрджесс предупреждает!

Читателю может показаться, будто описываемое Бёрджессом действие — глупая и безосновательная жестокость, противная человеческому естеству. Так ли это? Неужели человек настолько обособился от природы, что утратил желание доминировать, подчинять, оказывать влияние и всюду находить выгоду персонально для себя? Какими бы методами он не оперировал, он всё равно продолжает жить ради выполнения заложенной в него программы. И суть этой программы как раз и заключается в немотивированной агрессии, должной помочь запугать окружение и достичь человеку временного удовлетворения. Конечно, действующие лица «Заводного апельсина» чрезмерно перегибают палку, круша окружающую их действительность, грабя прохожих и насилуя женщин, воспринимая подобное театральным представлением. Постановка зрима, музыкальное сопровождение ощутимо; отвращение — именно та реакция, которой хотел добиться от читателя автор.

Так ли далёк Бёрджесс от действительности? В мирной жизни действуют ограничения, не позволяющие людям преступать закон. Но стоит заглянуть в недалёкое прошлое, обратившись к опыту войн — нагляднее пример найти не получится. Человек превращался в зверя, видя зверское к себе отношение, поступая аналогично в ответ. Хуже того, человек по-зверски обходился с теми, кого он должен был защищать. Мотивирующих на агрессию причин существует множество — все они внутренне обосновываются, но чаще получается найти только одно объяснение, исходя из которого понимаешь, что это свойственно человеку, стоит устранить ограничения.

Бёрджесс описывает реальность, плохо похожую на настоящую жизнь. Его герои сплошь пропитаны негативом, поступая слишком предсказуемо, не испытывая угрызений совести. Единственное, о чём задумывается читатель, каким именно образом общество в один момент выродилось? Представленное на обозрение поколение сплошь состоит из маргиналов, наводящих ужас на всю округу. Их родители представлены забитыми аморфными существами, с отстранённостью наблюдающие за асоциальной деятельностью собственных детей. Дело в воспитании? Нет. Читатель ясно понимает — Бёрджесс что-то недоговаривает.

Складывается ощущение, будто действующая власть специально вела политику на искоренение гуманистических начал, предпочтя построить общество из выродков, чьи анархические побуждения позволяют им осознать необходимость существования общества, в котором важная роль будет отведена праву сильного. Бёрджесс не стал создавать приторную утопию (её бы пришлось ломать), проигнорировал милитаризацию (военные хунты и без того широко представлены на планете), он просто позволил представителям дна почувствовать представившийся шанс одержать верх над довлеющими над ними тихонями, на чьё либеральное мнение нельзя положиться из-за трудности прогнозирования будущего. Власть всегда стремится сохранить свои позиции, как и любой отдельно взятый человек — никто не желает отказываться от с трудом достигнутых благ.

И всё-таки Бёрджесс старался изменить ситуацию к лучшему. Он пытался исправить человеческое естество, для чего задействовал доступный его воображению инструментарий. Бёрджесс стал исходить от противного, искореняя насилие насилием. Будто клин клином вышибают, подходя к решению проблемы с противоположной стороны. Если задаться целью, то любого человека удастся переубедить, для чего так или иначе придётся воздействовать на его психику, причём достаточно жестокими методами. Известный факт, что нет ничего лучше применения электротока, когда нужно выработать автоматическое отвращение к определённому моменту. Вот и Бёрджесс дал читателю надежду на лучшее будущее, чтобы люди не истребили сами себя, а с помощью науки пришли ко взаимопониманию.

Версия Бёрджесса имеет право на существование. Он во многом прав, а в остальном показал тех людей, что вечно мнят себя сверхлюдьми, ничего из себя на самом деле не представляя. Они всего лишь следуют зову природы, согласно которому популяции должны саморегулироваться. Поэтому агрессию из человека не вытравить.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Джонатан Франзен «Поправки» (2001)

Стоит ли удивляться тому, что на Западе часто выстреливают истории, связанные с развратным образом жизни, когда в классики пытаются записать писателя, содержание произведений которого касается преимущественно порнографических моментов и того, как действующие лица сидят на наркотиках. Понятно, западный читатель плотно соприкасается с данными особенностями собственной жизни, поскольку его окружают источники информации, сообщающие ему именно такие сведения. Но какие притягательные черты во всём этом находят читатели из других стран? При этом, Франзен не уделяет должного внимания пагубному употреблению алкоголя и курению табака, что, видимо, являются настолько обыденными привычками, вообще недостойными упоминания. То есть Франзен смешал с грязью быт американцев, внеся в него элемент культурной деградации. Желающие верить — поверят, остальные сочтут «Поправки» ещё одним детищем контркультурного движения: долой культуру, Франзена в классики.

Не так прекрасно для автора «Поправок» действие, как окружающие действующих лиц декорации. В качестве предварительных ласк выступают овальные формы дивана — каждый изгиб достоин пристального внимания. Франзен томит читателя, сказав о том, чем будут заниматься в сцене герои, но пока не поведает всю информации о диване, он сюжет с места не сдвинет. Такая манера изложения серьёзно усложняет понимание текста, одновременно объясняя, каким именно образом автору удалось написать столь тяжёлый роман, чья тяжесть ощущается не столько от обилия книжных страниц, сколько от смысловой нагрузки. Безусловно, все диваны достойны внимания, только Франзен предваряет сцены не одними предметами мебели, поскольку читатель должен знать и о других частях интерьера. И неважно, ежели герои уже готовы причмокивать от удовольствия — для них время остановилось, пока взгляд читателя скользит не по обольстительным формам человеческих тел, а следует к очередному изгибу дивана.

Собственно, почему Франзен так увлечён мужскими половыми органами и женскими грудями? Может это доставляет ему определённое эстетическое удовольствие? Внимательный читатель может на десяти страницах насчитать около тридцати, а то и пятидесяти упоминаний этих частей тела. Не стоит думать, насколько Франзен близок к правде. Он ведь может быть действительно близок. Когда в обществе что-то запрещается или осуждается, то фантазия сама заставляет человека представлять определённые действия, вызывая перед глазами должные образы. И нет ничего лучше, чем прикоснуться к запретному на страницах журналов или беллетристики, где для твоего воображения всё давно готово. Поэтому не стоит удивляться успеху «Поправок» у читателя. Половина читательской аудитории взорвётся аплодисментами, поблагодарив писателя за доставленную радость созерцания хоть чьей-то распущенности. Другая половина увидит в написанном автором отражение современных обществу реалий. И лишь малая частичка читательского сообщества напомнит о лживости писательского мастерства, изыскивающего для произведений определённые моменты, воздействующие на подсознание, и не более того.

Самое странное, Франзен берётся морализировать. Тот образ жизни, что ведут главные герои «Поправок, по его мнению ведёт к вырождению. И совсем неважно, когда старческий маразм можно свести на возрастную деменцию, без особых попыток его как-то обосновать. Хорошо, ежели человек вообще долго прожил; а коли прожил, ведя не самый здоровый образ жизни, постоянно рискуя здоровьем, то тем более хорошо. «Гуси» — они на то и «гуси», чтобы лететь высоко и не сталкиваться с преградами. Жаль, что эти «гуси» паразитируют на литературе, выдавая за гениальное себе же подобных «гусей»: круговорот «гусей» в литературе. Стоит ли оправдывать жизнь выдумками? Нужно адекватно воспринимать происходящее вокруг и не поддаваться влиянию передёргивающих действительность писателей.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Стиг Ларссон «Девушка с татуировкой дракона» (2005)

Цикл «Миллениум» | Книга №1

Беря в руки детектив, читатель должен получить ответы на все вопросы. Такое происходит редко, поскольку авторы детективов не считают нужным делиться подробностями. Читатель в итоге остаётся с ощущением, что его либо обманули, либо автор обманывал сам себя. Всегда в сюжете присутствуют спорные моменты, о которые приходится спотыкаться. Поэтому не стоит удивляться, когда автор из ничего создаёт преступника, да и сам преступник не возражает против подобной хулы, хотя его вина видна лишь по результатам расследования, выводы из которого остаются вне отведённых для произведения страниц. Стиг Ларссон решительно внёс собственный вклад в литературу, создав детектив в рамках действительного должного считаться детективом.

Все действующие лица «Девушки с татуировкой дракона» предстают перед читателем едва ли не обнажёнными. О них известно всё, начиная с рождения и включая их родословную до XVI века, а порой и до XII. В центре повествования журналист и работник детективного агенства — они оба мастера узнавать чужие тайны, делая их явными. В закрученной интриге суть дела вторична — на первый план выходят прописанные в сюжете личности. Ларссон настолько глубоко погружается в психологию каждого персонажа, что порой переходит грань и рисует гипертрофированными кавернами, будя в воображении нежелание принимать деструктивные черты действующих лиц. Идеальных людей не существует, но и настолько морально разложившихся в одном месте никогда не собирается, если не ставят такой цели.

Ларссон придаёт значение не только героям, но и окружающей их обстановке. Важное значение имеют места для описываемых сцен, имущество персонажей и самые мельчайшие подробности. Погружение происходит постепенно и привлекает внимание исходя от противного. То есть читатель понимает жестокость сцен, принимает возможность деградации и смиряется с вторжением в жизнь повсеместной компьютеризации, включая связанные с этим проблемы. Ларссон не стремится сбавлять накал, помещая в повествование помимо талантливого программиста и ушлого журналиста ещё и пару-тройку маньяков, мешающих существовать главным героям произведения.

Именно преобладание отрицательного антуража придаёт «Девушке с татуировкой дракона» привлекательные черты. Пока Ларссон с упоением концентрирует внимание читателя на трэше — через отвращение понимаешь красоту описываемых сцен, но стоит Ларссону продолжить повествование, как его стиль из живого мгновенно переходит в сухое изложение. Он скрупулёзно разбирается в деталях происходящего, подготавливая читателя к очередному погружению в мрачную действительность шведских нравов. Казалось бы, откуда в благополучном обществе может появиться столько бесчеловечных побуждений? Может действительно идеальная среда служит разлагающим нравы фактором?

У Ларссона, по сути, в сюжете все являются маньяками, просто многие из персонажей оказываются жертвами. Стоило бы автору более углубиться в их пороки, как перед читателем был бы уже не преступник, а именно социально опасный элемент, своим поведением угрожающий спокойствию общества. Вновь трактование происходящего остаётся на совести автора — он волен творить историю по своему разумению. Пожелал Ларссон сделать из персонажа фрика, изнасилованного и насилуемого ныне, — сделал. Решил внести элемент гомосексуальности — почему бы и нет. Негативная окраска в сюжете преобладает над всем остальным. Радужных перспектив заметить не удаётся. А просто жить и никому не мешать — это не для действующих лиц.

«Девушка с татуировкой дракона» вызывает ряд нареканий. Однако, безумно грустно осознавать, что Ларссон умер до того, как его знаменитая трилогия была издана. Он просто творил и мог творить дальше, но сердце остановилось незадолго до того, как он мог проснуться знаменитым.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Чак Паланик «Дневник» (2003)

Покажи рукопись одной из книг Паланика. Вспышка.

Милый-милый Чак Паланик. Его альтернативный взгляд на литературу, именуемый контркультурой, выродился в самый обыкновенный трэш. И всё равно Паланик смеет предполагать, что его книги могут помочь людям не совершать тех ошибок, которые достаются на долю его персонажей. Более того, непосредственно «Дневник» он адресует девочкам, едва ли не обязательным к ознакомлению. Интересно, как часто дети берутся за чтение книг Чака Паланика? А если берутся, то из них точно вырастают психически здоровые люди? Или общество получает в свои члены приток неполноценный граждан, мысли которых невозможно предугадать? Остаётся надеяться, что девочки никогда не возьмутся читать Паланика, пока их психика полностью не сформируется. Иначе не миновать им судьбы главной героини «Дневника».

Стиль Паланика не изменяется, он всего-то пишет каждый раз хуже. И ему это кажется нормальным явлением. Он изначально поставил перед собой цель отпугивать читателя, вызывать у него приступы тошноты и даже доводить до обморочного состояния. Желание похвальное — кто-то должен заниматься и подобной деятельностью. Прежние элементы никуда не делись, Паланик продолжает на свой лад перелагать познавательную информацию из сторонних источников, дойдя в своих изысканиях до трудов Карла Густава Юнга. Читателю должно быть страшно, так как при стремлении Паланика докопаться до самых глубин человеческой души, заполнив образовавшийся провал отвратительной жижей, его интерес к психиатрии может свести с ума порядочное количество людей, не предполагавших в трэше найти философию, разгадывающую тайны подсознания.

Для «Дневника» Паланик решил взять историю художника. А никто не подвержен столь сильной деформации личности, как художники. Почему — неизвестно. Но наиболее известные художники всегда слыли среди современников чудаками, продолжая оставаться такими и в памяти потомков. Ряд писателей аналогично теряет связь с реальностью, не имея возможности найти в себе силы, чтобы оставаться прежними. Для современных деятелей искусства приоритетом является эпатаж: чем более дико их работы выглядят со стороны, тем им лучше. Никто не расскажет о выставке пейзажиста, а вот о некоем художнике, в чьих картинах кроме мути ничего нет, раструбят на каждом углу. Давно стала прописной истина — бездарность одного поощряется бездарностью другого, поскольку никто из них не может создать действительно достойное произведение. Им банально приелась обыденность — так они оправдываются перед обществом.

Люди желают впечатлений, вот и тянутся они к непонятному и для них недостижимому. Им приятно прикоснуться к жизни, о которой можно прочитать. И совсем неважно, что ничего подобного не происходит. Есть лишь ограниченная группа фриков, занимающаяся прозябанием. Им бы устроиться на полезную для общества работу, но подобное ими не рассматривается. Их существование оправдывается необходимостью разрядки, чтобы можно было отличить адекватных людей от неадекватных. И коли кому-то нравится чувствовать себя трэшем, то это данное им право на самовыражение. Только надо помнить, trash означает мусор на английском языке.

Упал Паланик ещё ниже. Казалось бы, ниже некуда. Однако, Паланик находит для этого возможность. Каким-таким образом устроен его мыслительный аппарат, если он продолжает творить подобное? Для какой цели он создаёт такие истории? Зачем ему этот эпатаж? И не планирует ли он в своей жизни совершить безумство? Не каждый художник пишет картины маслом, кто-то это делает спермой или каловыми массами. Кажется, Паланик совершает нечто подобное. Интересно взглянуть на рукописи его произведений. Есть твёрдая уверенность, что предположение окажется правдой.

Автор: Константин Трунин

» Read more

1 2