Tag Archives: нигилизм

Михаил Салтыков-Щедрин — Очерки за январь-февраль 1863

Салтыков Щедрин Наша общественная жизнь

1863 год Салтыков начинал с планов по погружению в общественную жизнь. Писать предстояло много о чём. Общество довольно бурлило, обозначив новое направление в мысли, коему Тургенев дал прозвание нигилизма. Имея корнем латинское слово, прямо обозначающее отсутствие какого-либо точного значения, поскольку само по себе переводится в качестве выражения «ничего». Но требовалось более размыслить, дабы понять, так ли ново данное увлечение подросшей молодёжи, или оно поддаётся объяснению пониманием прежде происходивших процессов. Именно этого преимущественно и касались думы Салтыкова, решившего исходить от самого болезненного — бывшего у всех на слуху.

Обвинений удостаивался прежде всего Тургенев. Не требовалось выдумывать термин для нигилизма. Он мог стать частью современного вольтерьянства или фармазонства. Но раз Тургенев опубликовал имевших успех «Отцов и детей», то приходится с данным фактом считаться. Нигилисты нашли новую опору для суждений, какой бы критике их воззрения не подвергались. Более яснее становится, если это течение понимать более прозаически — молодёжь стремится выделиться, заявив о праве на собственное мнение. В том нет ничего необычного — дети всегда идут против установленных отцами правил, какими бы те для них благими не являлись. Важнее казалось поступить от противного, к чему бы то не привело в итоге.

Ежели смотреть глубже, то русская философия выродилась. Приходится признать, наблюдая за отстранённостью молодого поколения, выросшего с разложившимся от слабых попыток думать умом. Хватило самого факта предоставившегося права на выражение мнения, как пошла обратная реакция, приведшая к отказу от каких-либо суждений вообще, кроме единственного, выраженного нежеланием брать на себя любую ответственность. Разве для того отцы бились за свободу взглядов, чтобы увидеть безразличие в глазах молодёжи? От понимания этого обстоятельства уйти не получится. И приходится всё же задуматься, так ли не прав оказался Тургенев, дав нигилистам их ёмкое прозвание?

Салтыков не собирался мириться, выражая собственную точку зрения. Он понимал временность сего явления. В будущем обязательно произойдёт переосмысление, пока же придётся внимать кислым лицам юнцов, которым всё равно предстоит столкнуться с непониманием уже своих детей, должных стать выше мнения отцов, обретя силы для борьбы за угасшие воззрения дедов. Потому-то он и сравнивал нигилизм с вольтерьянством и фармазонством. Как его не называй — истинная суть не изменится.

Теперь следует сказать про «Современник», где Салтыков публиковал очерки. Это периодическое издание в январе 1863 года возобновило работу, прежде не имевшее выпусков на протяжении чуть больше полугода. Как раз Михаил влился в ряды писателей, внёсших существенный вклад. А если быть точнее, то основная часть статей принадлежала перу непосредственно Салтыкова. Последовательно, сообщив вступление, он стал описывать самые беспокоящие общество темы, в первую очередь выделив нигилизм, нанизывая очерк за очерком: Благонамеренные и нигилисты, Сенечкин яд, Мальчишки, Современная эквилибристика, Происхождение и причины её.

Разбираться во всех нюансах мысли Салтыкова — не есть задача данного труда. Коли стремиться донести суждения Михаила в полном объёме, тогда проще ознакомиться с его очерками самостоятельно. Должны иметься и дополнительные исследования, полнее раскрывающие представления Салтыкова о тогда происходивших в обществе процессах. Нам же следует понять — прежде всего беспокойство вызывал нигилизм, не дающий осознать, к чему следует готовиться. Безусловно, поднимать шум из ничего не стоило, ведь как не нагнетай обстановку — всегда можно посмотреть на проблему с другой стороны, после чего успокоиться и мыслить о происходящем иначе. Салтыков сам подвёл читателя к мысли, что всё временное временно, постоянного же не бывает вовсе.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Николай Лесков «Соборяне» (1867-72)

Лесков Соборяне

Уходя от обыденности в религиозную сферу, Лесков стремился проникнуть мыслями в духовный мир. Он старался увидеть служителей церкви изнутри, словно не представляя, кого он решил исследовать. У него получилось написать хронику про жизнь православных деятелей, не придав им ничего, кроме налёта набожности. На читателя будут смотреть люди, никогда не вспоминающие о Боге. Как такое совместимо с представлениями о религии? Выбранный жизненный путь очень трудно изменить, особенно стремясь отказаться от мирской суеты. Ещё труднее убедить других в собственных пристрастиях, если за них ничего в тебе не говорит.

Назидательность повествования строится на парадоксе — учить жизни берётся человек, не знающий, о чём он решился судить. Прожив пять лет в браке, церковный деятель считает допустимым говорить о правилах взаимоотношения между супругами. Не нажив детей, он готов делиться секретами воспитания подрастающего потомства. Не имея смирения, допускает нотации, хотя сам испытывает дрожь в руках от вожделения при виде кокетства жены. Всё это обрамлено дневниковыми записями. Ежели на кого и мог опираться в суждениях Лесков, то на тексты сочинений Аввакума Петрова, чья заносчивость довольно далека от создаваемого в воображении представления об истинно верующем человеке.

Сюжет «Соборян» перекликается с хрониками села Плодомасово. Старая барыня, когда-то пострадавшая от восстания Пугачёва, продолжает здравствовать. Живёт она в одиночестве и сетует на отбывшего в Польшу сына. Лесков пользуется этим, высказываясь касательно политического аспекта человеческого социума, омрачая действительность разумным выводом, что если чему предстоит положить конец, то произойдёт. Во взаимоотношениях России и Польши светлого промежутка никогда не наступит. Потому нужно понять — нет нужды разводить пустые разговоры, коли повлиять на разрешение конфликтной ситуации они всё равно не смогут. Разобравшись с политикой, Лесков снова рассказывает о карликах.

Говоря о барыне, Лесков не забывает раскрывать новые пороки служителей церкви. Разве могут они нисходить до греха? Ничего людское им не чуждо. Читатель так и не узнает, каково отношение действующих лиц к соблюдению поста, который не должен ими соблюдаться. Всякое представление вновь разрушается. Уже смирившись с похотливыми мыслями, читатель вынужден принять слабость главного героя, желающего бросить курить, никак для того не находя силы. Что же за персонаж представлен на страницах? Почему он насквозь порочен, оставаясь благодетельным?

Разрушив образ служителя церкви, Лесков взялся за нигилистов. Они, по идее, должны отрицать Бога. Но им отведена роль неучей с низкими интеллектуальными способностями. В «Соборянах» нигилисты хуже животных, достойные именоваться олигофренами. Лесков заставляет их плевать на чувства людей, давая возможность совершать сумасбродные поступки. Отказываясь дружить с логикой, они показательно идут против принятых в обществе правил. Думается, не стоит так говорить обо всех нигилистах разом, скорее всего таковым являлся только один персонаж, чьё упорство идёт ему во вред.

Другим примечательным моментом стало описание чиновничьего быта на уровне семьи. Требовалось создать приятное впечатление от проводимых ими преобразований. Для начала полагается отказаться от роскоши, после отучить прислугу от добавления «с» в конце каждой фразы. Положительно будут восприняты и эпизоды просветительной деятельности, преимущественно связанные с обучением детей крестьян и рабочих.

В завершении «Соборян» требуется увековечить прежде сказанное, желательно памятником. Добавив в произведение юмора, Лесков всё-таки оказался убедительно правдивым. Приукрасил ли он действительность, или показал всё таким, каким оно являлось на самом деле? Будем считать, вымысла в его словах не было. Как бы не хотелось верить в благое, в настоящей жизни редкий человек воплощает принятый на себя образ.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Николай Лесков «Некуда» (1864)

Лесков Некуда

Зачем куда-то идти, если идти некуда? Двигайся в любую сторону, всё-равно окажется, что пространство вокруг тебя ограничено. Идти некуда! Но люди продолжают идти разными дорогами, пытаясь чего-то добиться или вовсе ничего не иметь. Путь героев Лескова пролегает в обе стороны человеческого миропонимания — одна из них окажется в монастырских стенах, другая подастся в столицу. В итоге станет ясно банальное: человек смертен, и вся его борьба — путь в никуда.

Лесков начинает повествование с монастыря. Николай предлагает истории женщин с несчастной судьбой, вынужденных найти себе добровольное заточение в отдалении от мирской суеты. Кто-то из них потерял мужа и детей, рано овдовев. Кто-то по иной причине пошёл на шаг ограничения в потребностях. Ныне они живут жизнью монахинь, нисколько не сожалея об утраченном. Ежели нет стремления улучшать условия, тогда надо положиться на других, способных обеспечить твой досуг. Так оказывается, что женщинам достаточно атмосферы замкнутого мира, дабы скоротать век и умереть.

Но как к такому ограничению будут относиться другие люди? Человек не должен быть подобным устрице — он должен приносить пользу обществу. Не имея возможности жить в прежнем ритме, полагается стать инструментом для принесения обществу пользы. Но с каких пор человек обязался поступаться личным мнением? Почему один обязан позволить считать себя инструментом, когда прочие могут позволить ему считать себя инструментом, ибо сами они не хотят подобного отношения к ним самим? Надо понизить самооценку до минимума, чтобы стать инструментом. Поэтому лучше затвориться вдали от всех и спокойно доживать положенный свыше срок.

На страницах произведения Лескова сходятся противоречивые взгляды. Каждый имеет собственное мнение на действительность, стараясь распространить его на всех, тогда как этому никогда не бывать. Такое складывается впечатление при начале знакомства с романом «Некуда». Дальше всё куда печальнее.

Произведение «Некуда» разделено на три части: В провинции, В Москве и На невских берегах. Оно является первым крупным произведением Лескова. Сразу становится заметным неумение Николая излагать мысли в столь большом объёме. Иногда кажется, будто он потерялся и помещает в текст совсем уж посторонние сюжетные линии и размышления. Поэтому части нельзя обособить друг от друга, ибо о каждой отдельно толком не скажешь, если на начнёшь заниматься буквоедством. Рассказав о монастырском быте, Лесков поведает о Беловежской пуще, плавании по озеру между швейцарскими кантонами, про евреев из Бердичева, о гомеопатии и только после перейдёт к теме подпольной типографии.

Читателя интересует прежде деятельность подполья. В шестидесятых годах XIX века расцвело движение нигилистов. Что они из себя представляют, обществу поведал Тургенев в романе «Отцы и дети». Лесков таковой цели не ставил. Его герои просто чем-то занимаются, поскольку таковы их убеждения, а на самом деле им некуда направить кипящую в них энергию. Они безалаберны, хоть и отличаются особой верой в ими совершаемое. Их не смущает, что их могут обнаружить и наказать. Совершаемый ими бунт малопонятен и не несёт блага людям, скорее призывая к отрицанию ради отрицания.

Суть нигилизма — тот же принцип устрицы. Только люди заперлись не в стенах монастыря, а под стенами общественных ценностей. Они уподобились не ожидающим неизбежного, а животным, которым в той же мере присуще отсутствие моральных принципов. Если животное желает справить физиологические нужды, оно делает это открыто, не задумываясь, какое мнение об этом будут иметь находящиеся рядом. Так же поступали нигилисты, но, в отличии от животных, они понимали, насколько суровыми могут быть в отношении них принятые меры, если они не уйдут с глаз. По данной причине они делали вид тайны, но всё-таки оставались на виду.

Люди желают и живут убеждениями. Зачем и для чего? Перемены произойдут… и дальше? Видимо, наконец-то наступит идеальная среда для человеческого существования. Допустим. Но потом обязательно найдётся тот, кто посчитает достигнутое обязанным быть свергнутым. Надо понять — идти некуда! Движения вперёд не существует — это иллюзия. Нужно думать не о цели, а о том, относительно чего происходит движение. Получается, нужно не самому двигаться, а передвигать других, за счёт чего наступит требуемое изменение внутри желаемого. Кто это понимает, тот разрушает чуждый ему социум. И хорошо, если где-то существуют нигилисты или их подобия, от этого становится легче добиваться перемен за счёт чьего-то желания разрушить имеющееся у него в стране.

Рецепта идеального общества не существует. Всегда были и будут недовольные текущим положением дел. Это заложено в человека природой, дабы тот постоянно развивался. Он и развивается, страдая сам и обрекая на страдания других. Иного выбора у нет нет. Идти некуда!

Автор: Константин Трунин

» Read more

Рю Мураками «Все оттенки голубого» (1976)

Рю Мураками Все оттенки голубого

Рю Мураками обыденно и буднично пишет о простых вещах: помещение кишит тараканами, на кровати раскрыта «Пармская обитель», в стороне сплетение рук, ног и языков, на телах физиологические жидкости, осознаётся лишь настоящий момент — больше ничего нет; не будет завтрашнего дня, вчера тоже не существует; сознание продолжает оставаться спутанным, под кажущейся мрачной атмосферой сокрыто пассивное отношение к происходящему, будто произошёл сбой, вытравивший из человека человека, вернувший его к животному состоянию, настолько бездумным воспринимается описываемое на страницах; мозговая активность не прослеживается, единственное объяснение мотивов представленных действующий лиц — их погружение в бездну нечистот — они подобны червям, пропускающим через себя пороки человечества; сущность субстрата им безразлична, съедят, выпьют, впустят в себя всё; молодые люди вмазались и довольны, а виной всему пресыщенное и спокойное до безразличия общество, забывшее о смерти во имя настоящих идеалов.

Произведение Рю трудно принять, пребывая в здравом уме. Если читателю действительно нравится повествование такого плана, значит пора задуматься о визите к психиатру, пока скромные желания внимать не перешли в навязчивое желание самому принимать участие в подобном. И всё-таки «Все оттенки голубого» надо читать, преодолевая приступы тошноты, подавляя отвращение, чтобы выработать собственное отношение к описываемому. Может показаться, что Мураками предлагает наблюдать за деградантами. Он выбрал для повествования слишком отталкивающую модель поведения. Но у него нет другого примера. Рю делится с читателем собственным опытом. А многие ли его смогут повторить? Поэтому лучше ознакомиться с текстом произведения и более не возвращаться.

Смысла в описываемом нет. Молодые люди ведут беспорядочную половую жизнь, принимают разрушающие организм вещества и наперёд думают о необходимости попасть в реабилитационный центр. Вместо сюжетной канвы читатель внимает перемещению тел из одной позиции в другую, смене партнёров, ощущениям от приёма наркотиков. Другого, на чём можно акцентировать внимание, нет. Пока действующие лица подвергают свои тела всевозможным испытаниям, у них внутри теплится надежда на благополучный исход. Они понимают, что им грозит зависимость, есть опасность заразиться смертельным заболеванием, но, в конкретный представленный Рю Мураками отрезок времени, не могут остановиться и выйти из порочного круга.

Другой аспект описываемого — вопрос: как сложится дальнейшая судьба представленных персонажей. Понятно, рассказчик станет знаменитым писателем, классиком японской литературы. А что стало с остальными? Думается, большая часть не смогла преодолеть себя и уже давно пошла на корм обитателей подземного мира. Незначительная часть вернулась в ряды добропорядочных граждан, обзавелась семьями и читает нотации детям, ни в каком виде не допуская их к повторению ими пройденного пути. Лучше дать им книгу Рю Мураками, может успеют одуматься, а ежели нет, значит черви породили червей.

Необходимо научиться мириться с существованием иначе мыслящих людей. И необходимо научиться направлять энергию иначе мыслящих себе на пользу. Огульно поливать грязью, обвинять в расстройстве психики и стараться искоренить — не есть рациональный подход к решению проблемы их существования. Применяя позицию неприятия одних слоёв населения, неизбежно будешь использовать аналогичные методы борьбы с другими выступающими против представителями общества. Корень проблемы прежде всего в гуманизме, а потом уже в молодости. Коли разрешать, так всё, иначе не запрещать вовсе. Запретное всегда манит.

Это мнение — одно из мнений. Мнений много — это мнение одно. Одним мнением мнения многих не изменишь. Одного мнения бывает достаточно. Мнимо сомнение одного во множестве сомнений.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Иван Тургенев «Отцы и дети» (1860)

Идти в ногу со временем можно по разному: одни выбирают мерную поступь, подстраиваясь под изменения; другие устраивают встряску обществу, подменяя одни понятия другими. При этом не возникает конфликта между поколениями, а повторяется старое, что было давно пройдено и забыто. В суматохе желания найти себя, каждый человек выбирает собственную линию поведения, отталкиваясь от окружающей действительности. История человечества знает много примеров радетелей за скорые изменения в привычном укладе жизни, либо трактующих всё исходя от внутреннего стремления быть в числе оппозиционеров. Правда есть за каждым человеком, а революция — это повторение былого. Тургенев предложил читателю книгу об одном из одиозных направлений философии, выраженном в отрицании всего, чем-то родственным анархизму, но всё-таки придерживающегося определённых рамок, которые позволяют отрицать причастность к анархизму и сам анархизм вообще.

Причудливые формы может принимать человеческая мысль, не имея изначально ничего отрицательного, — всё в итоге извращается, и через промежуточные формы уподобляется абсурду. Люди были скептиками, павликианами, агностиками и атеистами. Они ими и продолжают оставаться, только называются другими словами. «Отцы и дети» посвящены Белинскому, придерживавшегося в своих взглядах гегельянства. При этом сам нигилизм зародился скорее в русской среде, чей бунт действительно во все времена принимал бессмысленный и беспощадный вид. Стоит довести общество до кипения, как оно взрывается в один момент. Именно подобное брожение показал Тургенев, разглядев в «гегелистах» предвестник социальных потрясений. Одного не знал Тургенев, не видя в отрицающих всё ступень к отрицающим прошлое человечества, а после отрицающим прошлое отдельных народов: ещё не пришло время для итальянских футуризма и фашизма.

Русская классическая литература твёрдо стоит в ряду человеческих творений XIX века, имея своё собственное неповторимое лицо. Ей не был присущ французский романтизм и английский реализм, либо зарождающийся в немецкой среде абсурдизм. Русские писатели работали над волнующими общество темами, раскрывая каждую из них, не предлагая никаких выводов, но ставя целью нравственно воспитать читателей. Тургенев отражал одну из сторон, которой был присущ образ людей новой волны, желавших видеть иное общество. Что когда-то делал Пётр Великий, то же захотел сделать и воспитанный им народ, уставший от разрушений, порождённых непониманием потомками замысла последнего русского царя. Хотелось бы всё представлять именно так, но Тургенев даёт читателю далеко не такие радужные выводы. Когда-то описанный Тургеневым «Рудин» благополучно почил на баррикадах Великой Французской революции, принеся облегчение своим нравственным страданиям. В «Дворянском гнезде» закостеневшие понятия о правильной жизни довели главного героя до печальной старости, оставив также у разбитого корыта. Из столь противоположных людей должен был родиться Базаров, отринувший всё, но по прежнему далёкий от истинного флегматизма.

Центральная фигура «Отцов и детей» — это Васильев-сын Евгений Базаров: он — человек нового времени, сквозь зубы говорящий о пристрастиях к нигилизму, не видя смысла в жизни вообще и отрицая любые обстоятельства, постоянно вступая в противоречия с самим собой. Базаров может отрицать иностранную речь, но всем советует зарубежных авторов, изредка вставляя в разговор чужеродные русскому языку слова. Он будет отрицать абсолютно всё, предпочитая спорить ради спора, апеллируя к важности прогресса, который всё равно следует отрицать. Кажется, для Базарова существует только тот момент, когда он себя осознаёт, а сказанное секунду назад — это уже прошлое, а значит подвергается сомнению. Будущее исходит для него от людей науки, к которым он сам стремится быть причисленным, а лучшим сборником поэзии для такого человека может быть только монография по определённому физическому явлению или разбору математической формулы. Удивительно, отчего во всём современном Базаров не видел уже устаревшее и мешающее развитию технической мысли? Со страниц книги на читателя смотрит не славянофил и не западник, а отрицающий и то и другое. В его жилах застыла флегма, а мозг с малых лет подвержен скептическому отношению к жизни. Просто Базаров ещё молод, и его максимализм видит в белом белое, а в чёрном чёрное.

В чём новаторство взглядов Базарова? Тургенев сам усмехается, едко замечая про таких людей, что ныне они нигилисты, а вчера они же были гегелистами. Существенной разницы не произошло, а общество при этом переживает потрясение за потрясением. Не зря Тургенев даёт Базарову возможность пообщаться с отцом одного из своих друзей, являющегося помещиком старой закалки. Читатель скажет, что помещик — это, обязанная уйти в прошлое, фигура надзора за крестьянами, поставленная Петром Великим для лучшего сбора налогов. А Базаров — это помещик следующего дня, уподобившийся простому русскому мужику, что понимает все потребности народа. Но Базаров совершенно не знает жизнь людей, для него даже родной отец ничего не представляет, хотя именно тот является человеком старого закала, для которого отстегать крестьянина — обыкновенное дело. Именно отец друга Базарова становится для Тургенева образцом завтрашнего дня, который без перегибов совершенствует хозяйство.

«Отцы и дети» — книга об абсурдном понимании жизни, когда хочется самоутвердиться, а адекватных действий предпринять не можешь, говоря другим прямо, что они — дураки, а ты — умный. Если бы не халатность главного героя ко всему, то и его могла поглотить Великая Французская революция, только ему всё настолько безразлично, что он обязан был умереть от опротивевшего воздуха. Пока же население Земли в ожидании первых представителей, что выразят протест против жизни вообще… И такие будут.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Рю Мураками «Война начинается за морем», «Линии» (1977, 1998)

Под одной обложкой сразу два произведения. Одно написано в начале писательского пути автора, второе — чуть более 10 лет назад. И разница между ними ровно в 21 год. Прогресс таланта заметен. Сперва Рю писал отрывочно, словно не книга перед нами, а киносценарий, с каждого героя капает пот, каждое предложение как постановка сцены для оператора. Мураками откровенно бредит. И въехать ведь очень трудно… впрочем Рю никогда не скрывал своего увлечения наркотиками. «Война начинается за морем» — это театр уродов, и каждый уродлив по своему: два человека на берегу, чьё пылкое воображение рисует только им ведомые картины на горизонте, асоциальные подростки, рыбный сабантуй, больница со смертельно больными… жуткая давка, бомбёжка… смерти. Терпеливо читаю и перехожу к следующему произведению.

И только по мере чтения «Линий», я начинаю осознавать, что всё не так просто. Мураками не может выстроить единый сюжет, он скачет с одного на другое, подменяя целостное произведение очередным набором асоциальных персонажей. Впрочем, вся прелесть Рю именно в этой асоциальности — тот самый нигилизм, восхваляемый Ницше, вот где собака зарыта.
Если вы когда-нибудь листали комиксы Фрэнка Миллера «Син Сити» (он же Город Грехов) или хотя бы смотрели непередаваемо серую одноимённую картину Родригеса, то вам станёт всё понятнее. Тот же мир проституток, убийц, таксистов и психопатов. У каждого из них своя история, и каждый из них имеет своё печальное детство. Зачем Рю Мураками копается в детстве каждого героя не очень понятно… ведь его нынешнее поведение никак не вытекает из прошлого. Сюжет плавно скачет от одного к другому — эту фразу можно повторять бесконечно.

» Read more