Tag Archives: эротика

Любко Дереш «Поклонение ящерице» (2002)

Дереш Поклонение ящерице

Есть два литературных слова, вызывающих отвращение у человека, если оные к нему применять. Речь про выражения «тварь» и «мразь». Ежели «тварь» — это отсылка к библейским сюжетам, поскольку всякое живое существо является творением божьим, тварью. То «мразь» — обозначение людей, которых следует презирать из-за присущей им низменности. Поэтому, к слову «тварь» следует относиться снисходительно — ничего в нём нет зазорного. Оттого ведь и сказал Достоевский про право, какое может иметь каждая тварь, либо дрожать перед обстоятельствами, не смея сказать ничего против. А вот если в «Преступлении и наказании» такое определение применить к слову «мразь», тогда значение поменяется прямо до противоположного, когда общество укажет мразям на полагающееся для них место, то есть туда, где устанавливается параша для справления физиологических нужд. Собственно, Дереш взялся повествовать про мразей!

Читатель не сразу поймёт, насколько является зашоренным сознание представленных вниманию героев повествования. Они не видят ничего, кроме ограниченного шорами пространства. Кажется, проблематика не выйдет за рамки дозволенного. То, что украинцы с ненавистью относятся к русским — существующий с давних пор элемент обыденности. Никуда не денешь из истории многовековое нахождение в круге интересов Речи Посполитой и, совокупно, Великого Княжества Литовского. Это наложило серьёзный отпечаток на самосознание. Теперь, не желая продолжать находиться в сфере интересов поляков и русских, украинцы отчаянно провозглашают гимн присущей нации уникальности. Этого никто оспаривать не станет — каждый народ имеет право на уважение со стороны других. Но возьмём во внимание и такой факт, что большинству поляков, как и русских, нет дела до Украины и её внутренних процессов, тогда как едва ли не каждый из украинцев не проживёт дня, не обратив мыслей на тех же кацапов, как они презрительно называют жителей России. Причём тут это и книга Любко Дереша? Хотя бы на том основании, что в начале книги для героев повествования не существует других проблем, кроме как дум о подлой сущности русских, на государство которых обязательно следует совершить крестовый поход. Впрочем, автор показывал читателю, насколько данные мысли эфемерны, так как, на самом деле, на страницах для украинца нет значения до чего бы то ни было, ведь и смерть родных людей они воспринимают за неизбежное, о чём можно впоследствии вовсе не вспоминать.

«Поклонение ящерице» Дереш написал за месяц. Будем думать, так он скоротал летние каникулы. А о чём писать, кроме как не о наболевшем? Ладно, подпитавшись ненавистью к России, Любко предлагал читателю сюжет иного рода — эротический. Половая близость людей описывается на страницах с тем же азартом, каким образом поступали анонимные авторы, чьи экзерциции и поныне получится найти в свободном доступе, ежели кто возжаждет вдохновиться чужими эротическими фантазиями. Даже думается, Дереш не оставался в стороне, внося собственный вклад. Но не станем того утверждать однозначно, хорошо понимая, если есть возможность прославиться за счёт умения складывать слова, тогда лучше прославиться, нежели кропать в пустоту, удовлетворяясь сугубо фактом чтения твоих трудов.

Есть и другие мотивы в произведении, вроде наркомании и увлечения творчеством Лавкрафта. Только сильное впечатления для читателя оставит завершение «Поклонения ящерице», когда Дереш открыто посмеётся над «Преступлением и наказанием» Достоевского, герой которого терзался муками после убийства людей, называя себя той самой тварью. А вот у Дереша герои повествования упиваются фактом совершённого убийства, будто они много выше, нежели Родион Раскольников, достойный одного презрения. Что же, мрази — они и есть мрази.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Владлен Пономарёв, Евгений Гончаревский «Записки рецидивиста» (1997)

Пономарёв Гончаревский Записки рецидивиста

Исправительная система существует, чтобы исправлять. Так ли это? Многие ли люди стали на таковой путь, полностью искупив вину согласно закона? Попробуем в этом разобраться, ознакомившись с произведением Пономарёва и Гончаревского. Авторами история преподносится в виде жизнеописания от первого лица человека, тюремного сидельца со сталинских времён.

Рассказанной истории вполне можно поверить, если бы не вольная фантазия авторов, начинающая затмевать основное содержание однотипными поворотами сюжетной канвы. Изначально читателю представлен рецидивист, волей судьбы ставший на преступный путь, выражающийся осторожным языком, дабы ничем не оскорбить нежные уши романтизирующих о зоне особ. Он — сирота, по нелепой случайности попавший в карцер, затем в колонию для малолетних преступников. Дальнейшая его жизнь — постоянный беспредел. Он совершал преступление, садился в тюрьму, бежал, снова совершал преступление… и так до бесконечности. Периодически он думал остепениться, завести семью и не возвращаться к противоправной деятельности, неизменно пребывая в уверенности — такому не бывать, поскольку он беглый, значит за ним придут. Впрочем, когда вина будет полностью искуплена, он окажется свободен от заточения, старые привычки к беспределу возьмут своё. Отсюда вывод — исправлять природные порывы отдельного человека практически всегда бесполезно.

Думая, как ещё привлечь внимание читателя, авторы пошли по совсем уж шаткому пути, то и дело сбиваясь на мясные страсти. Иначе этого нельзя назвать. Стоило герою произведения увидеть крупные формы любой женщины, каждый раз у него мутился рассудок, пробуждалось неистребимое желание к обладанию. Этому авторы потворствовали, сперва стесняясь описывать амурные похождения, всё более набираясь опыта и не ограничиваясь в стеснительности выражаться. И чем дальше произведение продвигалось, тем всё меньше становилось тюремной тематики, в основном наполняя страницы чем-то вроде рассказа эротомана. Ладно бы, главному герою попадались женщины разные… Так нет же, неизменно с крупными формами. При этом, все — как одна — много старше, сочувствующие судьбе сидельца, готовые потакать воплощению его сексуальных желаний.

С середины произведения повествовательный язык авторов становится жёстким. Им надоедает играть со словами, образно описывать конкретные органы и слагать из прочих выражений определённые обсценные. Может они посчитали, что читатель достаточно ими подготовлен, чтобы продолжать внимать похождениям главного героя. К сожалению, похождения с середины повествования как раз заканчиваются, прерываясь амурными похождениями в качестве самых ярких событий, где бы они не происходили. Однажды авторы совсем позабудут о берегах, придумав для действия пленение главного героя. Тогда-то у читателя полностью пропадает вера в ему рассказываемое. Всякое произведение должно иметь окончание, за которым следует угадывать дальнейшую судьбу персонажей. Пономарёв и Гончаревский такой границы беллетристического искусства предпочли не замечать.

Вернёмся к основному вопросу, который хочется понять по данному произведению. Способен ли человек стать законопослушным гражданином, либо просто придерживаться принципов общепринятой человеческой морали? Главный герой «Записок рецидивиста» к тому постоянно стремился. Он сам себе пытался доказать возможность этого. Пока он находился под надзором исправительной системы, проверить предположение не мог, горько сожалея, что государство не желает понять способность человека осознавать совершённые грехи и более к их повторению не стремиться. Вероятно, желая внести ясность, авторы позволили главному герою избавиться от пут исправительной системы, получив шанс на обретение права на жизнь, достойную честного человека. Об этом мог подумать и читатель. Но! Или человек не способен исправиться в принципе, либо он не имеет возможности быть иным до той поры, покуда другие продолжают совершать противоправные действия, в том числе и против него самого.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Виктор Пелевин «Лампа Мафусаила, или Крайняя битва чекистов с масонами» (2016)

Пелевин Лампа Мафусаила

Вот вымрет человечество, и не дай Бог будут раскопаны книги Пелевина. Это каким же человечество предстанет пред далёкими от нас во времени существами? Примерно в схожей степени само человечество думает о собственном прошлом, вполне доверяясь тем же раскопанным источникам, либо прошедшим через горнило арабских хранилищ, благодаря которым для невежественной Европы тёмных веков сохранилась добрая часть античной истории. Судить приходится по малым крупицам. Например, древнегреческая история и мифология восстанавливалась по трудам драматургов — по своей сущности являвшихся выдумщиками. Другого выбора у человечества попросту нет — оно привыкло доверять письменным источникам. Теперь нужно представить, что всё это кануло в небытие, остались только книги Пелевина. Одно радует — нас тогда это перестанет волновать.

А если первой раскопают книгу «Лампа Мафусаила»? Окажется, что контроль над людьми пытались взять две противоборствующие силы — масоны и чекисты. Хотя, по правде говоря, первые существовали умозрительно, ежели хоть какую-то силу имели, а вторые — члены чрезвычайных комитетов, чьё имя превратилось в символ обладания большими возможностями. Однако, в котёл бросались все, в том числе и масоны с чекистами. У Пелевина выходит несколько иначе. Есть две силы — они противоборствуют. Причём, под масонами понимайте «цивилизованный» Запад, а под чекистами — «варварскую» Россию. Остальное не требуется. Получается, человечество достигло такой точки взаимодействия, когда на политической карте остались два оппонента, одинаково стремящиеся к гегемонии.

Спасает повествование оговорка Пелевина, будто всё им описываемое происходит в параллельной вселенной. Оно и понятно. Человечество не умеет перемещаться во времени, на чём задействовано содержание одной из частей. Не имелось и прочих эпизодов в прошлом, о которых так красочно взялся писать Пелевин. Но никуда не делось человеческое стремление к развращённости, проистекающее из побуждения: я хочу! Потому Пелевин не боится читательского восприятия, с удовольствием преподнося в качестве одного из действующих лиц — выступающее в качестве рассказчика — коим является человек с нетрадиционной ориентацией, да настолько, что его однополая любовь служит прикрытием похотливого побуждения обладать деревьями.

На самом деле, если уж говорить существенно важные вещи, Пелевин ничего нового не сообщал. Байки про масонов ходят уже несколько веков, благополучно принявшие вид заговоров планетарного масштаба. Его откровения про возросшее влияние доллара — скорее данность. Каждый знает историю возвышения американской валюты, подменившей золото в качестве гарантии обеспечения денежных знаков ценностью.

Пелевиным излагается четыре истории, друг с другом взаимосвязанные. Говоря о них серьёзно, так и собираешься отнести сии творческие изыскания не к альтернативной истории, даже не к фантастике, никоим образом к модернизму, сугубо в трэш, так как подобное жанровое определение подходит к трудам Пелевина. Впрочем, труды Пелевина читают, серьёзно обсуждают, нахваливают. Значит, в них есть необходимость. Правда, часто популярный при жизни писатель растворяется в безвестности после смерти. Думал ли о том сам Пелевин? Или всерьёз надеется, будто обнаружат его литературные работы некие археологи будущего, возведя автора на вершину? Каким бы это не было странным, но такая вероятность имеется.

Не будет ошибкой назваться Пелевина Гофманом наших дней. У Эрнста Теодора Амадея ведь в сюжетах похожее имелось, ещё не поддавшее тлетворному действию миазмов разврата. Суть произведений сводилась к той же сказочности. Но кого сегодня удивишь найденным жучком на огороде, способным дать обладание возможностями, либо хоть заключением контракта с сатаной. Нужно удивлять! Вот и сошлись в битве чекисты с масонами.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Лонг «Дафнис и Хлоя» (II век н.э.)

Лонг Дафнис и Хлоя

Повесть переведена Дмитрием Мережковским в 1896 году

Каков он — классический греческий роман? Наверное, на его страницах боги живут людскими страстями, делая всякого человека игрушкой в своих руках. Так следует из древнейших эпических сказаний, такими предстают и труды древнегреческих трагиков. Но иным стало сказание Лонга — некоего писателя, возможно грека, жившего может быть во II веке, либо позднее. О нём нет никаких данных, он — таинственная личность. По нему осталась память в виде произведения «Дафнис и Хлоя», пропитанного пасторалью настолько, что удивляешься, каким образом с его идиллическими сценами мирилась католическая церковь. Да и каким образом сей роман сумел пролежать втайне от папских прелатов? Не зря ведь он становится широко известным в Европе аккурат к XVI веку. Что до мнения римского понтифика, ежели европейцы нуждались в раскрепощении? В России этот сюжет решил раскрыть Мережковский, питавший особое отношение к религии.

«Дафнис и Хлоя» — это история любви простых сердец, чьему счастью постоянно мешали. Кто они? Отнюдь, не пастухи. Дети богатых родителей, в силу разных причин бывших вынужденными избавиться от чад. Но воспитаны они были в одной бедной крестьянской семье, считая друг друга братом и сестрой. Названные родители не поскупились и дали детям образование. У детей появилась возможность говорить на высокие темы, неизменно чувствуя неразрывную взаимную связь. И они понимали — быть вместе им не суждено, поскольку жизнь разведёт по разным домам. Пока же они находились в окружении полей и лугов, чувствуя хотя бы такое счастье.

Сюжет наполнится горестными событиями. Отношения между Дафнисом и Хлоей укрепятся. Однажды они пожелают сблизиться, не понимая, каким образом удовлетворить возникшее чувство. С этого момента читатель ощутит главное отличие от всего, благодаря чему имел представление о произведениях древних греков — он увидит эротические мотивы. До самого конца произведения Дафнис с Хлоей будут биться над разрешением задачи, чего им не хватает для подлинной близости. Подражание животным не сможет донести до них суть человеческих отношений. Да и содержание произведения скорее выдаёт фривольность авторских взглядов, отчего читатель непременно задумается: а был ли Лонг древним греком? Может и греком, но древним ли?

Разобраться с плотскими утехами Дафнис сможет, только без Хлои. Его соблазнит девица, таким вот способом нашедшая возможность удовлетворить собственную похоть. Что до Дафниса, он толком и не поймёт, правильно ли поступал. Наивность в его глазах нисколько не убавится. Наоборот, он ничего безнравственного в том не найдёт, скорее поблагодарит за преподнесённый урок. Почему же до такового не додумалась Хлоя? Или её саму никто не соблазнил? Остаётся думать, что некоторые ограничения всё-таки владели Лонгом, вполне осознававшим, как мужская неверность малозначительна, зато женская — недопустимый край во взаимоотношениях. Впрочем, пастораль может быть разной. Однако, столь развратной — никогда.

Чем же заканчивается произведение? Всё встанет на свои места. Окажется, родители, отказавшиеся от детей, успели за прошедшие годы претерпеть лишения. Теперь они с радостью согласны принять их назад. И даже сыграют между Дафнисом и Хлоей свадьбу, дадут солидные средства на существование, сделав наследниками. Останется единственное — разрешить интимную сторону повествования. Думается, читатель понимает, каким событием автор сделает завершение сказания. Истинно так! Во имя европейской раскрепощённости, позабыв о допустимости и недопустимости некоторых аспектов человеческого существования на страницах художественных произведений, всему венцом станет соитие. Конечно, это естественно и жизненно. Да кто говорит, будто литература должна вторить всему, имеющему отношение к действительности?

Автор: Константин Трунин

» Read more

Сергей Лукьяненко «Геном» (1999)

Лукьяненко Геном

Цикл «Геном» | Книга №1

Лукьяненко сразу попросил читателя простить его за кощунство. Он брался повествовать о тонких материях, обязательно должных вызвать бурю возмущения. И ладно бы он создавал фантастический мир, наполняя его выдуманными деталями, так он, к тому же, играл на чувствах читателя, заставляя усомниться — для кого он всё-таки повествовал. Пусть дети остаются детьми, однако и на взрослые темы Сергей желал поговорить. Как читателю связь взрослого мужчины с несовершеннолетней девушкой, а после интим с другой женщиной? Но оставим подобное невеждам. Всё-таки Лукьяненко описывал мир будущего, где человечество научится рационально использовать возможности организма, с момента зарождения присваивая эмбриону определённую спецификацию: если обществу нужен пилот космического корабля — отказаться и быть кем-то иным не сможешь.

Несмотря на детективную составляющую, до оной нужно ещё дойти. Мало совершить убийство, его требуется предварить длинным предисловием. А сделать это лучше с помощью не до конца раскрываемых моментов. Только знал ли Лукьяненко заранее, к чему в итоге он подведёт сюжет? Кажется, он просто описывал ещё одну реальность завтрашнего дня, где всё внимание приковано к пилоту и девушке, зарождению между ними обоюдной симпатии, попутно выясняя, что именно является для произведения отличительной чертой от прежде написанного.

Оказалось, будущее прорисовано следующим образом. Человечество разделилось на людей, не подвергшихся спецификации, и тех, кого она коснулась. Соответственно распределяются роли. Вполне разумно, чтобы обыкновенного человека не допускать до работ, требующих специальной трансформации тела. Собственно, как пример, главный герой — умеющий сливаться в экстазе с комическим кораблём, при абсолютном неумении любить, дополнительно способный испытывать громадные перегрузки, вплоть до такого обстоятельства, когда его разорвёт пополам — и тогда он сумеет сохранить жизнеспособность. Загадкой для него является юная компаньонка, прошедшая трансформацию в положенный для того срок — в четырнадцать лет — свалившаяся главному герою подобно снегу на голову. О себе она ничего не говорит, посему разбираться с девушкой придётся не один десяток страниц.

Какая же основная загадка? По сюжету на корабле убивают инопланетянина, вследствие чего возникает угроза противостояния галактического масштаба. Уничтоженным может быть как человечество, так и соперник. Придётся в сжатые сроки определить убийцу. Так действие принимает вид уже герметичного детектива. Дальнейшее повествование — в рамках логичности — становится на любителя, так как лишь авторская воля решит, кому следует оказаться преступником. Им может быть и человеческий разум, перенесённый в некую сеть, нигде иначе не существующий, кроме виртуального пространства.

Так кому понадобилось убивать инопланетянина? Вина на каждом, как скажет прибывший извне детектив, которого Сергей наделил образом Шерлока Холмса. Разумеется, вместе с ним прибыл и доктор Уотсон. Действие так и будет построено, будто убийцей может оказаться и главный герой. Что же, в подобных обстоятельствах обвинить получится и детектива. На стиле изложения Лукьяненко это не сказалось. Наоборот, стоило произойти убийству, и произведение заиграло новыми красками, наполнив содержанием прежде обесцвеченное действие. Наконец-то читатель понял, для чего он взялся знакомиться с данным литературным трудом. Сергей ему подыграл, будто для того и растягивал повествование, создавая пустоты, которые он и принялся спешно заполнять.

Почему главный герой оказался на планете Ртутное донце? Зачем ему понадобилось проявить симпатию к девушке? Из каких соображений он набирал экипаж? Кто-то заранее всё продумал, ничего не упустив, благодаря чему и сумел совершить задуманное. И ему действительно требовалась война. Впрочем, читатель о том понял сразу, стоило Лукьяненко оговориться, кому выгоден конфликт между человечеством и инопланетянами.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Виктор Пелевин «iPhuck 10″ (2017)

Пелевин iPhuck 10

Зачем описывать то будущее, которое итак очевидно? И зачем подменять действительность иллюзорностью, тогда как всё ясно и без надумывания? Надо ли говорить, что Пелевин пошёл не по своему пути? Он взялся отразить такое, чему давно дал оценку Джон Голсуорси в «Саге о Форсайтах». Не некий гипс из вчера, будто неожиданно ставший завтра стоить баснословные деньги, а всякий предмет, какого не будь он назначения, получает завышенную оценку, тем позволяя в обществе формироваться тяге к определённым вещам. Ежели к тому же гипсу приклеить ярлык с суммой во много нулей, а затем его купить, солидно переплатив, причём так поступить не один раз, а раз десять, тем приковав интерес прочих лиц, тогда породишь гидру, способную продолжать существовать самостоятельно. Но таков зачин о содержании очередного ежегодного романа Пелевина, прочее же — вольная фантазия раскрепостившегося человека, явно вдохновлённого фильмами, наподобие «Разрушителя» со Сталлоне, Снайпсом и Буллок, причём снятого за двадцать четыре года до написания «iPhuck 10″. Получается, человек четверть века имеет однотипные мечты, о чём Пелевин и стремился напомнить.

Есть ещё один слой в повествовании, преследующий человека ещё больше лет. Речь о создании искусственного интеллекта, способного быть автономным, самостоятельно мыслить и к чему-то стремиться. Собственно, о подобном думали ещё в шестидесятых, стоило компьютерам стать предметом достояния в меру широкой массы людей. Пусть уже с полвека назад человек предполагал не совсем привычное. Пелевину того не требовалось. Он дополнил будущее виртуальной реальностью, где всему даётся возможность существовать вне привязки к настоящему. Там интеллект людей способен на равных общаться с искусственным, притом за каждым тянется собственный след, позволяющий отследить перемещения.

Иное дело, сделать главным героем повествования программу, наделённую умением писать псевдохудожественные произведения, основанные на фиксировании всего с ней случающегося. Ведь программа не станет лгать, отразив истину без украшательства. Впрочем, работая над романом, Пелевин потерял сюжетную линию, переключившись с набивших оскомину мечтаний о будущем к средней испорченности детективу, объясняя исходную ситуацию канвы по ходу им придуманными деталями. Не создавая нового, шокируя эротическими сценами, Пелевин выходил к финалу, уподобив рассказанное прежде макулатуре. Насколько нужно было внимать тому, что обратилось в пепел? Тут скорее риторический вопрос, поскольку смысловое наполнение основной части произведений Пелевина неизменно стремится выйти за пределы нуля на протяжении некоторого количества первых страниц, неизменно возвращаясь в исходное состояние в последующем, ибо опять задумка заглохла.

Раскрыть проблематику наполнения романа просто. Будучи должным остаться в форме рассказа, либо повести, сюжет дополнился размышлениями и посторонними сценами, оказавшись в итоге претендующим на отнесение к крупной литературной форме. Приходится вновь об этом напоминать, иначе не получится. И если кому-то думается иначе, всё у него ещё впереди. Богатство культурного достояния неизмеримо велико, чтобы одному произведению придавать значение. Не зная больше нужного, читатель останется удовлетворён. Но нужно смотреть шире, не зацикливаясь. Как было прежде сказано, Пелевин повторил и без него бывшее известным, так отчего радоваться фантазиям о виртуальном интиме? Таковым не меньше лет, чем творческой деятельности Пелевина, а то и более.

О прочих сюжетных слоях можно умолчать. Зачем излишне омрачаться, находя моменты, известные по произведениям других писателей. Будь Пелевин честен до конца, он бы указал список вдохновителей, как склонны делать некоторые авторы, хотя бы высказывая благодарность тем, на кого они опирались, создавая собственный литературный труд.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Анна Козлова «F20″ (2016)

Козлова F20

Анна Козлова представила вниманию читателя эротические фантазии от лица больного шизофренией подростка. Насколько они правдивы — пусть судят психиатры. Читателю достаточно понять, насколько может быть отягощена наследственность, выраженная необходимостью существовать при заранее предугадываемых неблагоприятных обстоятельствах. Становится известно, больная на голову мать — супруга преуспевающего бизнесмена, рожает с виду здоровых девочек, в скором времени слетающих с катушек. Не стерпев атмосферы сумасшедшего дома, отец семейства покинул жену и детей, предоставив их самим себе. И выросла из гнилого семени гниль, должная дать жизнь очередному подобию. Так оно и будет, пока же читателю предстоит внимать, как героини повествования удовлетворяют похоть, после развешивая выстиранные трусы.

Для передачи содержания, обозначенного согласно десятого пересмотра международной классификации болезней — F20, Анне хватило одной трети представленного для ознакомления текста, тогда как всё остальное — вольная фантазия уже её самой. Действительно, повествование построено от лица девушки, чья сестра страдает шизофренией. Вскоре читатель поймёт — шизофренией больна и рассказчица. Более того, скорее всего такой диагноз должен быть выставлен их матери, о чём нет никаких свидетельств. Откуда вообще возникло заболевание — Анна не сообщает. Нужно просто смириться и принять за факт — случилось крайне неприятное событие, вынуждающее жить в неимоверно сложных условиях.

Шизофрения страшна не тем, что больные ею люди отличаются в плане психического здоровья. Отнюдь, беда в них самих, не понимающих, каким изменениям подвержено их сознание. Они всё воспринимают реально происходящим. Разве не поверит человек, если перед ним кто-то стоит или ему кто-то говорит? Здоровый человек рано распознает галлюцинации, предприняв меры к устранению. Но шизофреник на такое не способен. Впрочем, нет нужды размышлять огульно, имея по данному вопросу лишь приблизительное знакомство, выраженное чтением той же самой медицинской литературы, на которую должна была опираться и Анна Козлова, сочиняя текст произведения «F20″.

Анна как раз показывает людей, осознающих с ними происходящее. Они видят, слышат и осязают галлюцинации, редко воспринимая это за нормальное положение вещей. Они пытаются бороться, употребляя прописанные им лекарственные препараты. Более того, они настолько продвинутые, что подобны диабетикам, регулирующим дозу инсулина перед употреблением обильного количества пищи, то есть дозируют сугубо по потребностям. Если понадобится словить глюк, дабы ощутить сексуальное желание, тогда лекарства будет принято меньше. Если же нечто угнетает и давит негативом — выпивается двойная или тройная доза, гарантирующая дальнейшее отрешение от действительности.

Но как быть с двумя третями произведения, где перед читателем, вместо описания будней шизофреника, дневник нимфоманки? Изначально воспринимаемая за эротику, работа Анны Козловой скатывается к порнографии, ничем не примечательной с художественной точки зрения. Внимать разудалым фантазиям о половой распущенности — удел не совсем здоровых психически людей. Впрочем, подобного уровня текст — признак причастности к современной западной литературе, где редкий именитый автор не показывает личную пристрастность к сексуальной распущенности. Только читателю должно быть ясно — всякая интимная сцена, если она присутствует в коротком произведении, добавляется сугубо для заполнения объёма. И у Анны Козловой то обосновывается, каким образом повесть достигла удобоваримого размерами, чтобы допускалось считать чем-то похожим на роман.

Пусть читатель сам решает, насколько нынешние литературные стандарты соответствуют его внутренним потребностям. К Анне не может быть претензий — она написала произведение в духе современных реалий. Всё нужное в тесте присутствует: от половой распущенности до психической лабильности. Не хватает гомосексуальных отношений, но это видимо от того, что главная роль была отведена сёстрам, тогда как «цивилизованный» мир более интересуется однополой любовью между мужчинами.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Владимир Сорокин «Сахарный Кремль» (2008)

Сорокин Сахарный Кремль

Написано, чтобы смеяться. Не юмором достойным высот жанра, а от пробуждения самого пошлого. Или когда нельзя иначе высказать усталость от сообщаемой нелепицы, кроме как свести всё к теме туалетной названной. Шутит Сорокин, животное в читателе пробуждая, дабы почувствовал он никчёмность, ему присущую. Уж если это смешно, значит нет в жизни серьёзного. Или иначе смотреть требуется. Не животное в читателе пробуждает Сорокин, а даёт понять — насколько он выше этого. Ежели всё нелепицей кажется, отчего напряжены извилины? Когда глупость следом рассказана, тогда и возникает усмешка, но не от весёлости, а сугубо из жалости над потугами. Знать то должен был Сорокин, держа в напряжении. И забросить бы сие произведение в водоёмы мутные, дабы не напоминало, представителем какого мира человек является. А может оставить книгу на полке, пусть напоминает о сути вещей она.

Вот Кремль перед читателем сахарный, даётся людям он от правительства, лижут ту сладость они, словно там состав подозрительный, явно население страны зомбирующий. И стоят за Кремлём люди в очереди, башни желая взять сахарные, дабы лизать их до исступления. Не хотят стены, не так сладки они, концентрации веществ преданности незначительной. Ежели не поступит в организм доза требуемая, ломка начинается у населения. Ищет каждый Кремля сахарного, впадая без него в забвение. Снятся по ночам башни сладкие, даруя надежд пробуждение.

Когда встают люди, Кремля нализавшись с вечера, видят кругом лица радостные, смотрят на небо — видят лик правителя улыбающийся, машут ему, благодаря за сладость дарованную. Тот вкус не каждому с детства знаком, но с детских лет пристрастие к нему прививается. Раздаются Кремля леденцы поколениям подрастающим, лизали дабы и родителей тем радовали. А кто лишился возможности Кремль облизывать, тому рукоблудие и простаты массаж принесёт краткое облегчение.

Это в России лижут Кремль сахарный, находя от того удовольствие. В Европе нет такой сладости, потому и доводят европейцы себя до исступления приблудами разными. Запираются они и занимаются делом постыдным в одиночестве, не ведая о башнях Кремля сладостных. Тем и в России занимаются, коли не получается раздобыть сахарную фигурку заветную. А то и идут на шаг отчаянный, молотком пользуясь. Хорошо им мужчинам пользоваться, есть место для ручки его в мужском естестве, постыдно ото всех скрываемом. Дивятся на то в России проживающие, со смирением принимая, ибо знакомо им чувство от Кремля в организме отсутствия.

Ежели совсем не будет радости, найдут в другом персонажи Сорокина упоение. Что им стоит кушать запретное, мясу подобное? Не разбирают они, чем рот заполняется. Сахарный Кремль ли, а может кровью пропитанный. Доходят до безумия люди, не получая им нужного. Друг друга съедят, ещё и причмокивая. Ужасен сей факт, если не знать манеру Владимира. Нет для него запретного, лишь бы вызвать шок у читателя. И сядет читатель в лужу, от внимания к содержанию произведения сделанную, ибо чего не сделает писатель, диссонанса когнитивного пробуждения ради.

Порядки в стране Сорокин показывает ужасные. Лижут люди Кремль, не замечая очевидного. Предались порокам всем, находя в них умиротворение. И действует власть исполнительная, побуждая стремиться к Кремля сахарного обладанию, прочий люд принуждая к насилию, запирая его и допросы устраивая. Такой порядок навёл Сорокин, для чего-то им задуманный. Вот и думает читатель, благо ли Кремль сахарный, от зла уберегающий, али зло Кремль сахарный, потворствующий распространению низменного.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Сергей Лукьяненко, Ник Перумов «Не время для драконов» (1997)

Не время для драконов

И снова параллельный мир. Нет: мир наш, но многоуровневый. С одной стороны живут люди без магии, с другой — с магией, с третьей — с магией и без. В такой ситуации начинаются действия, сочинённые писателями, чей профиль подразумевает задействование фантастических сюжетов. Главный герой вторгнется в иную для себя реальность, примет роль лидера и станет заявлять о праве сильного. И не будет в сей истории морали, кроме идеи, что хорошо там, где нас сейчас нет, и хорошо там, где более интима, нежели в обыденной жизни.

Ещё не настало время для драконов. Мнения разделились. Но драконам быть, как быть и тем, кто будет с ними бороться. И если настало время для пришествия в мир борцов с драконами, значит начнут возрождаться драконы. Так ли это? Как знать. Читателя ждёт больше повествования об ином. Например, основное действующее лицо будет страдать от кризиса среднего возраста, после его поманит за собой девочка-подросток и предоставит ему неведомые способности. Тогда как противные главному герою силы будут переполняться страстями клана Блудливых кошек, ибо они стараются соответствовать данному названию.

Не в том укор авторам, что они используют доступное им умение писать красивые истории. Только не надо писать ради процесса. Это не красит никого из авторов, какими бы они известными не являлись. Всегда нужна идея, желательно уникальная. Таковой Лукьяненко и Перумов читателю не предложили. Они всего лишь рассказали ещё одну историю про попавшего в иной мир человека, где тому многое становится подвластным. Это тешит самолюбие авторов, понимающих, как такой вариант развития событий почти никогда не находит отражения в реальности.

Поэтому нужно говорить о фантазии, продвигающей сюжет вперёд. Да и можно ли говорить, что сюжет продвигается? Действующие лица действительно куда-то идут, переживают происшествия, после чего продолжают движение. И во время остановок ничего толкового не происходит. А если и имеются разговоры, то чаще они об утраченной жизни, к которой возвращаться нет желания. Проще говоря, Лукьяненко и Перумов предлагают читателю искать пути в иные миры, где их возможностям будет доступно больше, нежели они могут иметь в окружающей их реальности.

Нет сомнения, когда-нибудь заготовки писателей-фантастов обретут жизнь. Виртуальная жизнь заменит собою настоящую. Тогда и понадобится всё то, что описано на страницах произведений, подобных этому. Будет и мир без магии, мир с магией и нечто промежуточное. Посему смотреть на «Не время для драконов» надо не с позиции обывателя, а как-то иначе, словно всё это предвосхищает нечто другое, только сообщаемое не в совсем правильном виде.

Мешает полному пониманию сего факта обстоятельство, обязывающее абсолютно всех, уходящих в иные миры, обладать другими способностями, причём уже лишёнными уникальности, так как они станут доступными всем. В том и есть основная претензия к Лукьяненко и Перумову, сделавших обычного человека претендентом на нечто важное. Зачем? Когда чёрно-белый телевизор стал цветным, то разве кто-то продолжил на экране оставаться серым? Получилось так, что окрасился лишь главный герой.

И последнее. Произведение «Не время для драконов» рассчитано на взрослого читателя. Излишне много в тексте сексуальных сцен, действующие лица даже склоняются к употреблению наркотических средств, есть намёки на нечто схожее с педофилией. Надо быть аккуратнее с такой информацией, когда-нибудь она окажется под полным запретом, а вместе с тем и книги, авторы которых позволяли себе вольности. Ладно бы оправдано, но оправдать наличие всего этого в труде Лукьяненко и Перумова ничем нельзя.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Марио Варгас Льоса «Скромный герой» (2013)

Варгас Льоса Скромный герой

Картина мира трескается, как трескается любая картина со временем, если её не реставрировать. Лучше смазывать швы религиозными мотивами, приправляя отражением обыденности в виде использования низменных тем всё той же обыденности. Чем же заняться, как не обсуждением библейских сюжетов до, во время или после бурного интимного эпизода? При таком подходе любой сюжет оказывается посторонним. Подобно жизни, идущей фоном, человек решает насущные проблемы, в числе которых прежде стоит удовлетворение простейших физиологических потребностей. Пока оные действующие лица не справят, на страницах произведения ничего не произойдёт.

Варгас Льоса, безусловный нобелевский лауреат, явный лауреат премии российской «Ясная поляна», внёс прежнее представление в стройные ряды востребованных миром произведений Запада, зацикленных на низменном. Ранее, пару лет назад, читатель столкнулся с квантовым реализмом Рут Озеки, а год назад — с реализмом истинным в исполнении Орхана Памука. Теперь же время подошло прикоснуться к реализму сексуальному, насильно воспевающему то, чего человеку будто бы хочется, о чём надо кричать на каждом углу, а в серой действительности упоминание подобных аспектов остаётся уделом художественной литературы.

Артиллерия ныне не стреляет на поражение, нанося массированные удары по широким площадям, надеясь на слепую удачу, обязанную нанести некое поражение предназначенной на уничтожение инфраструктуре или живой силе. Теперь калибр оружия прицельно направлен на избранных членов общества, воплощающих собой мелочность человеческого предназначения. Ежели жизнь будет катиться под откос, то разбираться с проблемой в общем не потребуется, поскольку предстоит называть конкретные враждебные элементы, пускай и из числа близкого круга.

Боль Варгаса Льосы — борьба с потомством. Под ногами мешаются как раз те, кто должен продолжать дело родителей или доводить задуманное ими до логического конца. Ради чего положены годы, то сталкивается с устремление автора опорочить светлейшие ожидания, дабы обернуть юные годы и последующее становление в ничто. Суровое представление создаётся за счёт выставления главных героев в качестве моральных калек, не сумевших вовремя распознать шаткость будущих позиций.

В самом деле, мужчина берёт в жёны женщину, которую её мать подкладывала под всякого встречного. Куда смотрел сей мужчина ранее, и почему он уже ближе к склону лет решил о том задуматься? Может их совместный ребёнок для него не родной? Безусловно, жизнь когда-нибудь заставляет переосмыслить прежнее, но почему именно в таком ключе, как то решил отобразить на страницах произведения Варгас Льоса? Проблематика ведь не в том, что главному герою теперь жить одному. Разве это затруднение? Марио пугает другим — тому предстоит заниматься рукоблудием. Вот где трагедия! Прочие раны затянутся, и эта рана тоже — найти новую жену главному герою не так уж трудно.

Может действующим лицам следовало смотреть на происходящее с ними не с позиции потребности половых органов в ласке? Знакомясь со «Скромным героем» Варгаса Льосы представляется только так. Ни о чём другом можно не говорить, ибо иначе это будет означать замалчивание о том, чего в тексте произведения более всего. Никакого ханжества, либо читатель сторонник раскрепощённой литературы, где важнее разрешение потребностей плоти, нежели понимание, почему жизнь так испортилась. Впрочем, жизнь испортилась из-за тех самых потребностей плоти, породив за счёт предыдущих грехов затруднения настоящего.

В окончании допустим единственный вывод — прожив жизнь, брось всё нажитое и начинай сначала. Коли ранее упустил из внимания важнейшие аспекты с тобой происходящего, расхлёбывай и отправляйся в турне по Европе.

Автор: Константин Трунин

» Read more

1 2 3 4