Tag Archives: тюрьма

Владлен Пономарёв, Евгений Гончаревский «Записки рецидивиста» (1997)

Пономарёв Гончаревский Записки рецидивиста

Исправительная система существует, чтобы исправлять. Так ли это? Многие ли люди стали на таковой путь, полностью искупив вину согласно закона? Попробуем в этом разобраться, ознакомившись с произведением Пономарёва и Гончаревского. Авторами история преподносится в виде жизнеописания от первого лица человека, тюремного сидельца со сталинских времён.

Рассказанной истории вполне можно поверить, если бы не вольная фантазия авторов, начинающая затмевать основное содержание однотипными поворотами сюжетной канвы. Изначально читателю представлен рецидивист, волей судьбы ставший на преступный путь, выражающийся осторожным языком, дабы ничем не оскорбить нежные уши романтизирующих о зоне особ. Он — сирота, по нелепой случайности попавший в карцер, затем в колонию для малолетних преступников. Дальнейшая его жизнь — постоянный беспредел. Он совершал преступление, садился в тюрьму, бежал, снова совершал преступление… и так до бесконечности. Периодически он думал остепениться, завести семью и не возвращаться к противоправной деятельности, неизменно пребывая в уверенности — такому не бывать, поскольку он беглый, значит за ним придут. Впрочем, когда вина будет полностью искуплена, он окажется свободен от заточения, старые привычки к беспределу возьмут своё. Отсюда вывод — исправлять природные порывы отдельного человека практически всегда бесполезно.

Думая, как ещё привлечь внимание читателя, авторы пошли по совсем уж шаткому пути, то и дело сбиваясь на мясные страсти. Иначе этого нельзя назвать. Стоило герою произведения увидеть крупные формы любой женщины, каждый раз у него мутился рассудок, пробуждалось неистребимое желание к обладанию. Этому авторы потворствовали, сперва стесняясь описывать амурные похождения, всё более набираясь опыта и не ограничиваясь в стеснительности выражаться. И чем дальше произведение продвигалось, тем всё меньше становилось тюремной тематики, в основном наполняя страницы чем-то вроде рассказа эротомана. Ладно бы, главному герою попадались женщины разные… Так нет же, неизменно с крупными формами. При этом, все — как одна — много старше, сочувствующие судьбе сидельца, готовые потакать воплощению его сексуальных желаний.

С середины произведения повествовательный язык авторов становится жёстким. Им надоедает играть со словами, образно описывать конкретные органы и слагать из прочих выражений определённые обсценные. Может они посчитали, что читатель достаточно ими подготовлен, чтобы продолжать внимать похождениям главного героя. К сожалению, похождения с середины повествования как раз заканчиваются, прерываясь амурными похождениями в качестве самых ярких событий, где бы они не происходили. Однажды авторы совсем позабудут о берегах, придумав для действия пленение главного героя. Тогда-то у читателя полностью пропадает вера в ему рассказываемое. Всякое произведение должно иметь окончание, за которым следует угадывать дальнейшую судьбу персонажей. Пономарёв и Гончаревский такой границы беллетристического искусства предпочли не замечать.

Вернёмся к основному вопросу, который хочется понять по данному произведению. Способен ли человек стать законопослушным гражданином, либо просто придерживаться принципов общепринятой человеческой морали? Главный герой «Записок рецидивиста» к тому постоянно стремился. Он сам себе пытался доказать возможность этого. Пока он находился под надзором исправительной системы, проверить предположение не мог, горько сожалея, что государство не желает понять способность человека осознавать совершённые грехи и более к их повторению не стремиться. Вероятно, желая внести ясность, авторы позволили главному герою избавиться от пут исправительной системы, получив шанс на обретение права на жизнь, достойную честного человека. Об этом мог подумать и читатель. Но! Или человек не способен исправиться в принципе, либо он не имеет возможности быть иным до той поры, покуда другие продолжают совершать противоправные действия, в том числе и против него самого.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Джордж Байрон «Шильонский узник» (1816)

Байрон Шильонский узник

Поэма переведена Василием Жуковским в 1822 году

Бороться за лучшую долю — дело желанное, будто Богом свыше человеку данное. В борьбе прожить дни, не зная покоя, не боясь претерпеть от голода и зноя. Не боясь тюрьмы, плахи не испугавшись, в плену у безумцев властных оказавшись. Потерять не боясь всего, что сердцу дорогое, лишь бы иго одолеть — к люду злое. Восстать, смело о праве на благо заявив, тирана свергнув с трона, его придворных убив. Своим примером показать, как надо к людям относиться, достойно править государством, на покой уставшим удалиться. Всему этому быть, кто верить в силы привык, разве Байрона «Шильонский узник» о том не говорит?

История имела место быть. О как же страшно за справедливость биться! Свершившегося уже не изменить. Но как человеческим старанием не насладиться? В годах шестнадцатого века, в пределах Швейцарии вольной, не было хуже человека — из страны Савойской. Герцог Карл, в историю по воле Байрона вошедший, теперь тираном наречён, по его вине стал известен узник, в замке Шильон муку нашедший, закованный в темнице, света лишён. Тот заключённый — Бонивар, кому Швейцария всего милей, он нагнетал в душе пожар, видеть родину желал вольней. Он восставал, он жаркими речами возбуждал народ, и он же пал, горе его ждёт.

Стал заключённым Бонивар, прикован к колоннам цепями. Испытания иные отныне для него. Среди братьев он, стали узники Шильона тенями. Пережить рок судьбы сможет ли кто? Вот умер брат старший, от пищи отказавшись, затем умер младший брат. Так, одиноким в мире оставшись, доле узника Бонивар не рад. Забыли о нём, не прикованный бродил, жил прошедшим днём, едва Бога о смерти скорой не просил. А после смыло с берега тирана, узник обрёл свободу, он — житель вольного стана, живший во славу народу.

И Байрон возгласил свой стих, говоря в речах горьких одних. Как узником не восхититься должен современник, чей скучен плоский ежедневник, кто слезами орошать способен жалкую тетрадь, иного не способный в жизни понимать. Когда на свете жили и живут, в боренье лучшей доли ждут, идут на гибель во славу Отчизны, готовые заслужить честной тризны, бонивары — чья стойкость почитается в веках, чьи имена остаются на наших устах. Но мало свершений, забытым будет герой, если Отчизна сгинет, станет своим же потомкам чужой. Если и биться, видеть будущее во всей красе, дабы крепко стояли поколения людей в родимой стране. Это Байрон понимал лучше других, от этого и сочинил про шильонского узника стих.

Что до борений, человек вечно борьбою живёт: думает — гений, думает — лучшее ждёт. Но думает ли он, или в своих заботах пребывает? Сам издаёт слабый стон, на бой с властью призывает. Пусть узником станет, рухнут его идеалы: цветок желания борьбы завянет, померкнут лепестки славы. Если не помогут люди с честной душой, если меркантильности ради будет сраженье, то не будет победы в том никакой, лишь для грядущих поколений пораженье.

Что до России, где Жуковский стих Байрона переводил, не из простого помысла Василий в думах своих исходил. Он восхитился тем же, чему Байрон свидетелем стал. То есть — в Шильоне поэт русский побывал. И видел замок тот, колонны лицезрел, и звон цепей, и вольных птиц удел. И громко огласил, ибо нечего бояться в правление царя Александра было. Не знал Василий, чего солнце над Россией восходило.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Максим Горький «Тюрьма» (1904)

Горький Тюрьма

Какой бы паршивости не был человек, он обязательно стремится оказаться счастливым. Методы у него на этом пути могут быть разными. Неизменно единственное — желание озаботиться о собственном благополучии. Пускай на десять лет, один год или даже день, час, а то минуту, либо секунду. Ведь не зря говорят о некоторых действиях, что ради их свершения не жалко будет отдать жизнь. И с чем каждому человеку труднее всего справиться? Со схожим желанием других людей, поскольку все хотят жить при лучшем из им доступного. Отсюда и все беды, самим же человеком порождаемые. Самым действенным инструментом. убирающим с пути мешающих, является тюрьма. Ежели некто неугоден обществу, он лишается свободы и возможности добиваться счастья ему присущими методами, обычно идущими вразрез с представлениями общества об их позволительности.

Вторую половину XIX века Россия шла по опасному пути формирования здорового общества, в котором каждый индивидуум обретал равные возможности. Однако, к началу XX века оставались те, кто был равнее. Считавшие подобное недопустимым и открыто выражавшие о том мнение, удостаивались участи оказаться политическими заключёнными. Кроме своих мыслей, они ничем не угрожали общественному благополучию. И в тюрьме с ними должны были обращаться снисходительно. Как показывала практика, исполнительная система наказаний не стремилась разрабатывать щадящие меры заключения, вследствие чего политические на равных отбывали с совершившими уголовные преступления. Тут, скорее всего, следовало бы возрадоваться, что хоть где-то в России для всех созданы одинаковые условия. Обида всё-таки поселялась в их душе. Уже сам факт заключения — несправедливость. Что уж говорить про уравнение с теми, кто украл, убил или совершил иное противоправное действие.

Что показал Горький? Он представил удручающую картину тюремного быта. Пребывающие в заключении становились заложниками ситуации, перебороть которую они не могли. Никто из них не радовался участи, более уверяясь в безысходности. Воли действительно лишались за мысли о необходимости пересмотреть политическое устройство государства. Чаще прочих к таким рассуждениям склонялись студенты, как раз и составлявшие основную массу помещённых в исправительные учреждения. Было бы то, из-за чего образ мысли студентов следовало изменить. Добрая их часть — бесплотные мечтатели, ничего в жизни не терпевшие, кроме необходимости принимать проявляемую по отношению к ним безудержную материнскую заботу. Совсем юнцы — они были брошены на одни нары с подлинными преступниками, теперь вполне склонные принять от асоциальных сограждан следование законам преступного мира.

Как же тогда быть с надзирателями? От них требовалось проявлять строгость к заключённым. Для исправляемых не полагается человеческого отношения, чтобы понимали, какой порок внутри себя им следует перебороть. Но и надзиратели — люди. Кому-то из них оказывалась свойственна звериная жестокость, ни в чём не уступающая ярости сидящих за хладнокровные убийства. Иные из надзирателей обладали излишней мягкостью — для них на таком посту непозволительную. Именно одного из таких предложил Горький читателю. Тот едва ли не будет проливать слёзы над оступившимися мальчишками, зачем-то пошедшими путём преступного мышления. Уж быть наравне с уголовными преступниками они быть точно не должны: будет считать тот надзиратель, всячески облегчая их существование.

Опубликовать повествование на подобную тему Максим смог без затруднения. Товарищество «Знание» поместило его в собственный сборник за 1904 год. Укорять Максима было, кажется, более некому. Запрещать творчество Горького становилось опасным. Всё равно читатель найдёт ему потребный текст. Да и само общество изменялось стремительно, учитывая тяжёлое положение в связи с русско-японской войной.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Василий Белов «Год великого перелома» (1989-1991)

Белов Год великого перелома

Как начать так, чтобы заинтересовать читателя? Согласно заветам Чернышевского: требуется удивлять! Потому нет ничего лучше, чем с первых строк представить вниманию фигуру Сталина, опечаленную складывающимся положением дел. Время шло с двадцатых на тридцатые годы, а гордиться нечем. Россия лежала в руинах, союзные республики испытывали негативное воздействие советской власти. Невзирая на это, Сталин измыслил идею объявить о свершившемся великом переломе. Рядовой житель узнавал, что, оказывается, улучшения должны быть заметны повсеместно. В каждой сфере отмечался рост. Потому и обозначился год великого перелома, пусть и должный обязательно восприниматься с сомнением. Однако, проникнувшись успехом, тот рядовой житель начинал трудиться продуктивнее, стремясь становиться всё лучше и лучше. Оттого и начнут вскоре появляться стахановцы. Пока же, для будущих свершений требовалось задействовать человеческий ресурс. Где его взять? Страна переполнится лагерями. Кажется, читатель заинтересовался. Значит далее можно писать о чём угодно.

Надеяться на сознательность граждан нет необходимости. Всё следует насаждать силой. Крестьяне не могут быть разумны, ибо в их среде кулачество и сосредоточено. Так ли? Склонный к труду на земле найдёт возможность им заниматься всюду. Хоть сошли его на север, хоть на целину. Как бы не думали о точке зрения Сталина, предпринимаемые им меры меняли мировоззрение людей, с истовым желанием шедших на требуемые от них жертвы. В результате Советский Союз пережил массовые миграции населения, чего добровольно в цивилизованном обществе не происходит. Но Белов обратился к другой теме. Его заинтересовала каторжная судьба заключённых. Ведь без дела в лагерях не сидели, обязательно занимаясь полезным для развития определённого региона трудом. Что же, тому не способствовали комфортные условия существования, посему естественно читателю показываются тяготы вроде вшей, антисанитарии и тесноты.

Только зачем поднимать страну, бывшую и до того первой? Разве мало добывалось хлеба? Так зачем говорить, будто теперь его стало мало? Население должно жить в иной действительности, нежели есть. Пусть крестьянин трудится, создаёт ещё больше — излишки найдут применение. Главное сохранять у людей стремление к достижению лучшего. Ежели представить, что всё отлично, то чем тогда мотивировать? Белов мог и не утверждать, будто Россия после революции оставалась на ведущих позициях. Отнюдь, именно по той причине Сталин на первых страницах произведения и пребывал в унынии, не умея сладить с продолжавшимся спадом. Белов, в свою очередь, осуждал свершившееся, отнявшее у людей ими достигнутое. Впрочем, без рассмотрения нюансов таковой разговор ничего не значит.

И всё же, как бы Белов не описывал былое, у читателя создаётся неизменное ощущение идиллии. Сталин прослыл кровавым диктатором, уничтожавшим население, одновременно с тем добиваясь для страны могущества. Кажется странным так рассуждать, однако, требовалось сперва изменить как раз мировоззрение людей, поскольку иначе ничего бы не удалось добиться. Не по той ли причине советский гражданин, хотя бы в год великого перелома, стал восприниматься энтузиастом, готовым поступать сугубо на благо государства, забыв о личных предпочтениях? А кто не хотел по доброй воле, того заставляли силой. Вот и потонула страна в крови. Ужасная получалась идиллия. Но! Так ли плохо жить в плохих условиях и в великой стране, нежели жить так же плохо и в плохих условиях, но в стране, лишь намекающей на своё величие? Надо понимать и то, что начинал и продолжал писать Белов произведение в не менее зримый год великого перелома, но уже с утратой былых ценностей.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Александр Солженицын «Один день Ивана Денисовича» (1959)

Солженицын Один день Ивана Денисовича

Всё должно быть таким, каким оно является. От человека требуется одно — проявлять волю. И прежде всего нужно терпеть. Не идти на баррикады, не призывать к вооружённому сопротивлению, забыть о других формах протеста. Всё само себя перемелет. Останется жалеть о прошедших годах, прожитых не в радость, а в муку. Но так ли плохо быть угнетаемым? Плохо выстроенная государственная система обязательно рухнет, дай для того ей срок. А если представить, будто жизнь проходит в радости и увеселении, то насколько она становится лучше? Не нужно искать ответы на поставленные вопросы, лучше принять точку зрения Солженицына. Согласно ей получается, что всему определено своё время, поэтому следует соглашаться с поручаемыми обязательствами, не взывая к справедливости и не кляня судьбу.

Литературный путь Александра начался с произведения «Один день Ивана Денисовича». За основу брался всего один день, вместивший не худшее и не лучшее из его собственной лагерной жизни. Было решено показать будни обыкновенного заключённого, крайне честного и порядочного. Этот человек обязан придерживаться нейтрального мировоззрения, непременно оставаясь созерцателем, соглашающимся абсолютно со всем. Подобная позиция главного героя произведения непременно должна оказать воздействие на читателя, желающего узнать, каким образом люди жили в лагерях, и на читателя, прошедшего через описанные реалии, чтобы сравнить и сделать соответствующие выводы. Окажется, первый читатель проявит сочувствие к заключённым, ставшими заложниками сложившихся против них обстоятельств, а вот второй читатель, некогда бывший тем самым заложником, укорит в чрезмерной мягкости повествования.

Что ожидает увидеть человек, испытывающий желание проникнуться «Одним днём Ивана Денисовича»? Ему кажется обязательным присутствие негативной оценки сложившегося в советском государстве порядка. Тогда людей буквально крошили в мясо, сперва устраивая повсеместный террор, выкосивший изрядное количество жителей страны, потом бросали на поля сражений Великой Отечественной войны, довершая начинания по уничтожению так называемых «вредных элементов нации». Но Солженицын словно не хотел играть на чувствах читателя, представив события прошлого в качестве неизбежно должного случиться. В той мясорубке окажется задействован и главный герой произведения — Иван Денисович.

Почему всё настолько спокойно? Александр описал лагерь далёким от цивилизации местом. Зимой там мороз под тридцать градусов, периодически валит снег, разыгрывается буран, а кругом словно всё вымерло. Бежать некуда. Если устроить побег, он обязательно закончится неизбежной смертью беглеца. Значит и не нужно пытаться изменить положение к лучшему, всё равно станет много хуже, нежели есть. Всякая провинность наказывается карцером, откуда здоровым никто ещё не выходил. Вследствие таковых причин Иван Денисович предпочтёт отстранённое существование, выполняя все поручения лагерного начальства. И читатель обязательно начнёт понимать, отчего пропадает тяга к лучшим возможностям, когда предпочтительнее оставить неизменным имеющее место быть сейчас.

Но читатель обязательно задумается об окружающих главного героя людях. Отчего спокойны и они? Как могут терпеть издевательства от поставленных за ними следить? Требуют снимать шапку — снимают. Лишают нормального пропитания — не возражают. Шмонают? Так то по необходимости обезопасить непосредственно заключённых от совершения неблагоразумных поступков. Кто спокойно принимает происходящее, не придаёт значения перегибам, согласен терпеть неудобства, тот спокойно проживёт отпущенный ему век, не найдя омрачающих слов о том, что с ним происходит.

Может показаться, якобы начальство лагеря многое себе позволяло. Стоит разрушить такое представление. Это обыкновенное явление, практически норма, встречающееся повсеместно, независимо от страны. Человек всегда желает взять больше, нежели ему требуется. Пусть это выглядит нелепо, когда делать то попросту бессмысленно. Изредка смысл всё же присутствует. Тот же главный герой произведения — Иван Денисович — думает прежде о собственном интересе. Он всё примечает, размышляя, какое найти увиденному применение после. Найдя заточку, хорошо или плохо она лежала, задумает сделать из неё сапожный ножичек. Каждый мыслит в рамках доступного ему пространства.

Один день заключённого проходит быстро. Он начинается подъёмом и заканчивается отбоем. Между ними подготовка к работе, сама работа и её завершение. Ивану Денисовичу предстоит класть кирпич. Делать то он будет мастерски, подходя к порученному ему заданию с максимальной степенью ответственности. Солженицын объясняет, в чём заинтересованность выслужиться. Оказывается, индивидуальный труд ничего не значит, важен результат коллективной работы, по которому и делаются выводы. Поэтому-то все заинтересованы в достижении наилучшего результата. Это же порождает круговую поруку, вследствие чего заключённые становятся надзирателями над собой.

Закончив знакомство с произведением, читатель так и не дождётся негативной реакции на прошлое. Наоборот, ему будет внушено мнение о необходимости смириться. Вот сидел Иван Денисович в лагере, трудился, мыслил о завтрашнем дне только хорошее. Пусть так поступает всякий. Главное помнить, когда настанет время сломать устои, тогда они будут сметены. До той поры следует забыть о проявлении личного мнения, почти всегда остающегося без проявления к нему интереса, покуда не придёт для того соответствующий час.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Захар Прилепин «Обитель» (2014)

Прилепин Обитель

Плутовским романам никогда не умереть, особенно в условиях российской действительности. Желание равной жизни для всех приводит к тому, что некоторые неизбежно оказываются равнее. Но не только российская действительность этим грешит. Почти всякое произведение человеческой мысли — стремление показать возможность неосуществимого в обыденной жизни. Берётся непритязательный персонаж, гиперболизируется и становится участником определённых событий, которые чаще всего преодолевает за счёт дарованных ему писателем способностей. Не приложи к его судьбе руку творец ещё одного придуманного мира, ничего бы из такого персонажа не вышло.

Захар Прилепин взял суровое время, снова показывая читателю существование в человеке скрытого желания унижать себе подобных. Описывать ужасы советских лагерей лишний раз не стоит, всем прекрасно известно, до каких зверств доходило. У Прилепина каждого оступившегося обязательно ждёт воздаяние, так как не власть решала, издеваться над людьми или нет. Зверские мысли приходили непосредственно на месте, где всякий начальник мнил из себя создание, наделённое истиной в последней инстанции. В такой среде требовалось показать человека извне, попавшего под растерзание без излишне отягощающих причин.

Главный герой «Обители» всё же преступник. Он убил отца. Это отличает его от прочих сидельцев. Его можно назвать «чистой доской», подготовленной провидением для принятия испытаний. Не из простых побуждений местом действия выбраны Соловки, намоленная веками земля, вместившая ушедшие от мирской суеты души. О Боге придётся забыть, неизменно думая о божественном промысле. Теперь на островах оказались люди различных конфессий, помнившие и забывшие религиозные предпочтения, одинаково не желающие задумываться о необходимости укреплять веру с помощью данной свыше возможности доказать преданность Высшему существу.

Прилепин решил, что человеческая жестокость — людская блажь. Если необходимо доказывать превосходство — это делается по личному на то усмотрению. Не дьявол точит сердце, внушая злые намерения, сам человек возрождает первобытные инстинкты, утверждаясь во мнении о необходимости причинять боль, ибо ему того всего лишь захотелось. Истинно блажь, поскольку провозгласи анархию в обществе, как человечество займётся самоистреблением. Но на Соловках имелась охрана и заключённые, и если кто выходил за рамки дозволенного — делал он то без согласования с вышестоящим начальством.

Оговорив общее представление о произведении, необходимо подойти к нему с рациональной точки зрении. «Обитель» — это локация из прошлого, вместившая на страницы всё то, что некогда могло происходить. Читатель участвует в обзорной экскурсии, вникает в работу каждого, постоянно слушает разговоры действующих лиц. Любое должное произойти событие — обязательно происходит. В этом помогает свободная от предрассудков личность главного героя, на основе которой Прилепин получил возможность показать Соловки глазами заключённого, а после едва ли не ответственного лица по особым поручениям при самом главном местном начальнике. Когда действие подойдёт к концу, обретённое высокое положение позволит лучше понять происходившие прежде зверства, наказать за которые могут и главного героя, каким бы светлым в душе он не продолжал оставаться.

Возвращаясь к высказыванию о плутовском романе, нужно пояснить. Человек из ниоткуда, оказавшийся не там, должный быть угнетаемым и в конце концов убитым, на страницах «Обители» живёт довольно сытой жизнью, пусть и периодически испытывая затруднения. Он всякий раз нежится, тогда как ему не ломают костей, не разрезают его плоть и не разделяют тело на части, как поступают с прочими персонажами. Вместо увечья, главного героя ждёт лазарет и продолжительное существование, что входит в диссонанс с общим представлением о должном быть. Где же жестокость, возведённая в абсолют? Почему в «Обители» Прилепин рассказал о крупинке сахара, оказавшейся вне кипятка, в который угодило всё содержимое ложки? Вся ложка оказалась в кипятке, но не главный герой.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Леа Гроссе «Итог жизни» (1982)

Гроссе Итог жизни

К 1933 году немецкие национал-социалисты набрали необходимый вес в обществе, чтобы оказывать влияние на противостоящих им коммунистическую организацию и католические объединения. Развернулась небывалая травля, в ходе которой саботаж против собственного народа объявлялся акцией враждебного элемента. На коммунистов и католиков открылась охота. В числе сотрудников КИМа в заключение попала и Леа Лихтер, в последующем отсидевшая пять лет в застенках тюрьмы города Явор. Книга «Итог жизни» — её исповедь.

С малых лет Леа ощущала агрессию общества. Она родилась в еврейской семье, часто переезжала и всюду удостаивалась нелестных слов из-за национальной принадлежности. Она бы не переосмыслила мировоззрение, не влюбись в коммуниста Фрица Гроссе, с которым оказалось связано её дальнейшее существование. Высланная из Германии, Леа работала в Москве, неизменно возвращаясь назад с фальшивым паспортом, каждый раз выручая из затруднительного положения советских граждан.

Нужно отметить точку зрения автора. За давностью лет или по иной причине, из памяти стёрлись обстоятельства существования немецкого народа накануне прихода к власти национал-социалистов. Краеугольной проблемой стала только фигура лидера их партии Адольфа Гитлера. Жизнь людей словно не претерпела изменений за период существования Веймарской республики, в том числе и будто бы не было душившей людей гиперинфляции. Леа постоянно утверждает: «Гитлер — это война», нужно против него бороться.

Со страниц «Итога жизни» заметно, как малы возможности коммунистов. Они прячутся от действующей власти, умея противопоставить лишь слово разума. В государстве, где всё подчинено определённой идее, нет смысла открывать глаза. Леа приводит речь Фрица Гроссе на суде, показывая обречённость противных национал-социалистам воззрений. Вся борьба свелась к сотрясению воздуха, тогда как именно коммунистов обвиняли в поджоге Рейхстага. Заранее обречённая, Леа отправилась отбывать наказание в Явор.

Будни в заточении — отдельная часть повествования. Леа стремилась показать жестокость порядков, отражая незначительное присутствие в среде нацистов добрых и отзывчивых людей, помогавших узникам. Несмотря на условия содержания, заключённые устраивали тайные собрания, не думая отказываться от убеждений.

Но боролась ли сама Леа? Она стала заложником ситуации, вынужденная подчиняться происходящим событиям. Настоящее включение в противостояние нацистской Германии для нее начнётся с прибытием в Советский Союз. После освобождения из тюрьмы, Леа вновь выслана, на этот раз в Польшу. Первого сентября 1939 года началась Вторая Мировая война, что вынудило её осуществить давно задуманный переход советской границы.

Так настал важнейший период жизни автора. Леа стала сотрудником радио, вещавшем на немецком языке. Когда силы Третьего Рейха подошли к Москве, радио эвакуировали в Уфу, откуда продолжалось вести вещание. Основной задачей стало освобождение Германии от национал-социалистических идей. Требовалось показать лживость режима Гитлера, очернявшего коммунистов, когда то не соответствовало настоящему положению.

Иначе о книге «Итог жизни» не расскажешь. Леа Гроссе показала личную точку зрения, должную быть схожей с мнением остальных коммунистически настроенных людей. Разумеется, написано слишком мало. На полторы сотни страниц не уместится ни одна человеческая жизнь, особенно столь насыщенная, каковую прожила Леа. Основное сказано, об остальном читатель узнает из других источников. Частная история имеет право на существование, посему воспоминания любого человека необходимо сохранять для будущих поколений.

Леа продолжала помогать строить государство. Нацизм — страшное напоминание о прошлом, преодолённого и не имеющего права повторяться вновь. Но человек забудет частности, помня главное. И когда где-то кто-то проводит диверсию, выставляя виновным другого, стоит вспомнить о действиях национал-социалистов. Они использовали действенный приём, добиваясь своего. Против его применения нужно продолжать бороться.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Александра Бруштейн «Вечерние огни» (1963)

Бруштейн Вечерние огни

Жизнь прожита, краткие итоги подведены: осталось малое — показать, как некогда плохое обернулось благом для тебя и для общества в целом. С какой бы категоричностью читатель не подходил к творчеству Александры Бруштейн, она показала сугубо своё мировоззрение, если и содержавшее в себе отрицательные черты, то только в адрес царского правительства. И не стоит пытаться сравнивать её прошлое с настоящим днём читателя — это не будет правильным подходом к пониманию мыслей некогда жившего человека. Если кому-то не довелось хлебнуть горя определённой для других участи, то не его в том вина. А если бы и хлебнул, то не всякий человек станет с пессимизмом осуждать с ним случившееся. Сослагательные действия были и будут, они субъективны и каждый имеет личные представления о них. Поэтому вечерние огни загораются, а после гаснут, чтобы завтра загорелись такие же огни, но уже для других людей, которые станут их понимать иначе.

Бруштейн разбирает три момента. Первый — рост социального напряжения в 1905 году. Второй — история Шлиссельбургской крепости. Третий — успехи советских учёных в офтальмологии. Сразу становится понятным, первые два момента тесно связаны. Если в Шлиссельбурге отбывали заключение революционеры, то необходимо показать, кто сидел в данной тюрьме до них. А вот с офтальмологией всё проще. На склоне лет Бруштейн страдала от катаракты и много времени провела в одесской клинике, где видела примеры удачного лечения глазных заболеваний, вплоть до полного восстановления зрения у ослепших, но видела и неудачные медицинские вмешательства.

Стиль изложения у Бруштейн прежний. Рассказывая о чём-то, Александра не забывает о себе, помещая в текст истории, произошедшие непосредственно с ней. Не сказать, чтобы повествование становилось ближе к читателю, будто бы побуждая его оказаться причастным к излагаемому. Когда речь о событиях 1905 года, Бруштейн вправе поведать о том, чем она занималась в те роковые для страны дни. Говоря об узниках Шлиссельбурга, Александра позволяет осудить тот город, который она сама посещала, найдя его положение отвратным. С офтальмологической темой в прежней мере всё просто — будучи пациентом, Александра внимала страданиям других, радуясь, насколько продвинулись вперёд человеческие знания, позволяющие обречённым людям чувствовать причастность к возможности быть равными прочим.

Мир не без хороших людей. Пусть к таким испытывают неприятные чувства чем-то озлобленные люди, сами не испытавшие того, о чём пытаются судить по воспоминаниям других. Бруштейн права в собственном мировосприятии — остаётся за неё порадоваться. В конце жизни созерцать блеск страны, осознавая, насколько тебе повезло быть причастным к её судьбе, — это ли не радость? Гораздо хуже видеть развал государства, осознать ошибки находившихся у власти и умирать с осознанием этого. Любая страна входит в период разлада общества, становящегося перед необходимостью бороться за существование. Такое было в истории всех государств, будет и в истории нынешних. Значит, надо следовать образу мыслей Бруштейн — не искать отрицательных черт в настоящем времени и не проявлять излишнюю категоричность. Если человеку повезло жить в спокойное время — честь и хвала судьбе за такой подарок.

Вечерние огни загораются и гаснут. Кто видел их до нас, не знали, какими будем видеть их мы. И мы не знаем, как будут видеть вечерние огни следующие поколения, как огни наших дней, так и огни тех, о которых сейчас смеем судить. От горестных эпизодов истории не убежать. И не надо от них бежать. И не надо их осуждать. Прошлое даётся в качестве примера, жить же следует настоящим, дабы будущее не обратилось в прошлое, дабы будущее наступило, дабы было для кого в будущем загораться вечерним огням.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Антон Чехов «Остров Сахалин» (1895)

Чехов Остров Сахалин

Человек любит гадать о том, чего не знает. В средневековье страхи людей порождали разнообразных чудовищ, а далёкие земли им представлялись ещё более несуразными. Современный читатель принимает и понимает такое отношение к тому, о чём ныне он сам знает достаточно. А как быть с тем, что Антон Чехов в конце XIX века предпринял путешествие на Сахалин и увидел там ровно такое, отчего приходится признать заблуждения древних? Местные нравы были далеки от общепринятых, а коренное население побуждало держаться от него подальше, настолько неприятными в гигиеническом плане они оказывались. Таковым Сахалин некогда был, если Чехов не ставил целью рассказать более увиденного.

Читатель знакомится с путевыми заметками, лишёнными художественности. Изредка автор позволяет снизойти до беллетристики, дабы отразить беседы с людьми, но это случается редко. Чаще Чехов предпочитает делиться собственными размышлениями, приводить выдержки из документов и журналов, а также сухой статистикой, вроде помесячной средней температуры для каждого поселения или подробно переносит на страницы состояние медицины. Разбавляет повествование история острова, описание взаимоотношений России с Японией, наблюдение за гиляками и айнами, а также сетования на горький удел местных женщин, негласно уподобленных публичным с лишением всяких прав.

Из текста становится понятным, что Чехов поехал на Сахалин, дабы увидеть жизнь тамошних людей. Для этого он затеял проведение массовой переписи населения. Такой подход помог ему не только максимально охватить территорию острова, но и проникнуть в душу каждому встреченному человекe, начиная от власть имущих и заканчивая каторжниками и представителями коренного населения. Имея обоснованную причину для вторжения в частную жизнь, Чехов побывал везде. Для современников его труд мог и не иметь существенного значения, зато потомки ему должны быть благодарны, настолько скрупулёзный был подход у Антона Павловича.

Чехов не обличает действующую власть. Он и не озадачивался подобным. Перемены на острове когда-нибудь наступят в будущем. Пока же читателю приходится наблюдать за авторскими мыслями, пытающимися придти к промежуточному заключению по поводу увиденного. Население Сахалина мало продвинулось, скорее запутавшись и поддавшись необходимости жить в непривычных для него условиях. Нет ничего странного, что с острова всегда пытались сбежать, особенно зимой, когда лёд замерзал и добраться до континента не составляло проблем. Из-за этой особенности Сахалину так и не суждено было стать островом-тюрьмой.

Правдив ли Чехов? Сомнения касаются его рассуждений. Ход мыслей одного человека не может быть отражением действительности происходящих вокруг него процессов — он остаётся субъективным. Сделанные им выводы ныне оспорены быть не могут, если это вообще требуется. Пусть всё будет так, как описал Чехов. С такой же слепой верой потомки доверяются летописным свидетельствам, принимая их за правдивое изложение увиденного современниками тех далёких дней. Поэтому «Остров Сахалин» оспорим в ряде случаев, но в целом описанное Чеховым должно быть правдой.

Вне нравов Сахалина на острове существовала система для исправления каторжан. В данной части Сахалин похож на Россию. Любое наказание сопровождалось избиением плетьми, о чём Чехов в одной из сцен особенно живописует. В остальном же, Сахалин — это далёкое от всего место на карте, где люди проявляли безалаберность, не имея никаких целей, кроме единственной — коли попали на остров, им придётся смириться с судьбой и служить на его благо. Вне человечества и при суровых условиях начиналось зарождение жизни на Сахалине. Чехов застал его расцвет.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Александр Герцен «Былое и думы: Детская и университет, Тюрьма и ссылка, Владимир-на-Клязьме» (1854-57)

Герцен Былое и думы Книга 1

Отчего людей не устраивает та жизнь, которой они живут? Почему они грезят о прошлом, ругают настоящее время и с пессимизмом смотрят в будущее? Разве не были подвержены таким же чувствам предшествующие поколения? Их аналогично не устраивала действительность, вынуждая в тёплых оттенках вспоминать ушедшее. Не ценит человек своих достижений, самолично порождая проблемы, пестуя их и возводя в абсолют. Александр Герцен был подвержен таким же чувствам, активно ругая правление Николая I и восхваляя Александра I. Разумеется, на то у него были весомые основания. Он на них подробно останавливается, доходчиво поясняя на примерах плоды размышлений.

Автобиографическое произведение «Былое и думы» состоит из девяти частей. Первые три раскрывают перед читателем младые годы автора, его мытарства по ссылкам и воспоминания о встречах с Натальей Захарьиной, будущей женой. Построены они в виде художественного повествования с постоянными отступлениями, поясняющими отношение Герцена к положению людей в России. Ему было о чём рассказать: Николай I с начала правления был особенно суров, ужесточая контроль над населением и карая за вольнодумства. Пострадать пришлось и Герцену, бывавшему в заключениях с целью профилактики, а после и вовсе сосланному ближе к Перми.

Если острота повествования требовала грубых слов, Александр не пренебрегал ими. Он неоднократно удостаивает сравнениями императорское лицо, вызывая у читателя улыбку. Его злость оправдывается грузом накопившихся обид. Когда человек желает свободно жить, размышлять и просто дышать, а его за это наказывают, то ничего другого не остаётся, как противиться действующей системе. Возможно, Герцен не договаривает, опуская определённые моменты, чтобы выглядеть максимально расположенным к справедливости мыслителем, словно без обоснованных причин терзаемого в казематах. Читатель волен принимать точку зрения автора такой, какой она ему кажется наиболее правдивой. Но, как известно, правда у каждого всегда своя.

Герцен рассказывает про отца, детство и впечатления от пребывания в Москве. Он едко подмечает натуру москвичей встречать заграничных гостей и лебезить перед ними, что свойственно русским вообще. Касается темы эпидемий. И снова возвращается к критике режима Николая I, припоминая ему его тишайшее поведение во время царствования старшего брата. Восстание декабристов и волнение в Польше пришлись на взросление Герцена, оставив глубокий след не только в его душе, но и наложили отпечаток на политику царя: появились политические преступники, начался террор, стало труднее получить образование в университетах. Жизнь менялась, по мнению Александра, в худшую сторону. Если не пытаться искать положительных эпизодов, то всё действительно было так, как говорит о том Герцен.

Особо живописует Герцен о пребывании в заключениях и ссылках. Он скрупулёзно отображает всё, что с ним происходило. Ему припоминаются мельчайшие детали, даже совершенно малозначительные, важные лишь для биографов (чьи труды бесполезны, когда для внимания доступны девять частей «Былого и дум»). Александр сидел, сперва восемь дней, а затем семь месяцев, якобы не понимая почему, с иронией описывая холодные камеры и бурные попойки с сокамерниками. Герцен юлит и преподносит себя в лучшем виде, порицая царских работников за сумасбродство и чуть ли не называя их прямо кретинами, видя в их работе бесполезную составляющую, поставленную на государево довольствие.

Ссылка в Вятку и во Владимир-на-Клязьме не повлияла на его мировоззрение. А может и повлияла. Всё-таки «Былое и думы» Герцен писал спустя десятилетия, подходя к отображению былого с позиций созревшего для обстоятельных дум человека. В плане бытописания пребывания в отдалённых от центра страны городах, он довольно сух и отходит от размышлений, заполняя страницы подобием беллетристики, заменяя личное мнение жизнью литературного героя.

Что касается отношений Герцена с будущей женой, то они написаны в той же сухой манере. Надо полагать, он вёл дневник, помогавший ему в написании третьей части «Былого и дум». Читатель видит основательно отдалившегося от политики человека, занимающегося в ссылке многим, но его голова свободна от мыслей общественного толка. Герцен сконцентрировался на взаимоотношениях с Натальей Захарьиной, будто писал любовный роман.

Автор: Константин Трунин

» Read more

1 2 3