trounin.ru

Маргарет Этвуд можно сравнить с Вирджинией Вулф наших дней. И если Вирджиния была в тренде — настоящей находкой для издателей, то к какой волне стоит отнести Этвуд, чей поток сознания модернизировал понимание «женской литературы», смешав в разных пропорциях внутри себя реальность и фантазию? Классические писатели предпочитали следовать строгой линии повествования, концентрируясь на психологической составляющей — этого сильно не хватает насыщенной сюжетными линиями современной литературе, построенной по принципу многостраничного общения персонажей друг с другом на самые различные темы, где постоянно происходит какое-то движение вокруг разных обстоятельств, а то и в виде хаотичных прыжков, где легко запутаться. Этвуд, безусловно, писатель наших дней, а у издателей сейчас основное желание — это выпуск шокирующих публику книг. «Слепой убийца» — это брань на страницах, грязь в мыслях героев и фантастическая составляющая. Иного нет.

Породить альтернативу легко. Труднее её представить в выгодном свете. Альтернатива может сильно увлечь читателей, но ещё больше оттолкнёт. В альтернативе часто предлагается нестандартный подход не только к изложению, но и мыслительный процесс героев книги далёк от привычного. На всём этом Этвуд строит сюжет, наполняя «Слепого убийцу» переживаниями старой женщины, сказками о маленьких тихих преступниках и проблемами одной доведённой до крайности семьи. Везде присутствует элемент таинственности, а загадка вытекает из загадки, которые читатель либо будет решать, либо вновь и вновь — отрывать глаза от чтения, чтобы в n-раз высказать потолку о своих накипевших эмоциях. Как говорит сама Этвуд: «Собачьи какашки оттаивают», поясняя подобными вкраплениями в текст всю суть происходящих событий, что подобно означенному продукту жизнедеятельности организма становятся всё более видимыми читателю. Если с первых страниц трудно уловить взаимосвязь нескольких сюжетных историй, то чем дальше, тем оттаявшее более доступно анализированию и установлению степени поражения, но вместе с этим появляются и все сопутствующие характеристики, позволяющие задействовать обоняние, а кто-то даже сможет распробовать на вкус, если появится такое желание.

Брань на страницах книги может вызвать шок, а может и не вызвать — это зависит от подготовленности читателя к необходимости современных писателей прибегать к отображению вульгарного поведения людей. Только Этвуд использует данный приём не ради выражения эмоций героев книги, а скорее просто так, исходя на брань от своего собственного лица. Это так похоже на добрую часть современной американской литературы, что наличие таких элементов обязано быть, дабы потешить чувство запретного, когда вокруг только и говорят о необходимом соблюдении нравственности. От брани и вульгарности критики тоже обычно пребывают в восторге, вознося такие книги на вершину творческой мысли, находя в этом личное удовлетворение, а может и привычно выступая против массового пристрастия рядовых читателей к более попсовым произведениям литературы, где наличие нравственно низких моментов просто недопустимо.

«Слепой убийца» содержит многое из того, что может быть присуще людям, поскольку Этвуд взялась отобразить целую жизнь человека, прошедшего едва ли не через всё. Что и говорить, если от менархе неподготовленные девочки бьются в истерике и кричат о приближающейся смерти, а публика жаждет мистического тайного начала, способного отрыть скрытое от глаз среднего обывателя, когда дошедший до предела писатель сводит счёты с жизнью, наказывая окружение за накопленные обиды, оставляя после себя ворох разнообразных эмоций, среди которых самое важное значение отдаётся возникающему чувству безвозвратной утраты. Этвуд использует в своём подходе к написанию книги практически всё, что помогает наполнять страницы текстом, чтобы мыльная мелодрама показалась чем-то несущественным, если её сравнивать со «Слепым убийцей» — далёкой от понимания книгой, содержащей в себе чрезмерное количество различных происшествий, суть которых не несёт ничего, кроме развлекательного элемента.

Сводить воедино распустившиеся нитки трудно, и далеко не факт, что это могут сделать дети. Не сможет это сделать и «Слепой убийца», написанный престижной премии для, чтобы было трудно сказать что-то по существу, да легко сделать вид умного человека, который всё понял, да ещё и оценил по достоинству книгу, которую другие понять не смогли.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Не стоит ожидать от книги Игоря Коваленко остросюжетного детектива, рассказывающего о таинственных убийствах в Африке, где советские люди взялись оказать братскую помощь народу, в недрах земли которого была обнаружена нефть. Установление добрососедских отношений для Советского Союза было приоритетным направлением — это хорошо понимали писатели, предлагая читателю различные истории о налаживании контактов. Разумеется, под холодным занавесом враг может быть только один, что будет всеми силами мешать наладить дружеский диалог двух крупных государств, где одно испытывает потребность нарастить своё присутствие в регионе, а другому необходимо максимально быстро оправиться после недавно сброшенных пут зависимости от метрополии. Коваленко со знанием дела рассказывает читателю о быте нефтяников в жарком климате и своеобразных особенностях местной жизни. Только на протяжении всей книги читатель будет остро ощущать нехватку связующих событий среди разорванного там и тут повествования.

Непонятные убийства около советского посольства и внутри самого посольства — это выходящая за рамки понимания запутанная ситуация, требующая разрешения в экстренно короткие сроки. Но кто мог совершить такое коварное преступление, обосновать которое нельзя из-за отсутствия явных мотивов? Коваленко размеренно пытается раскрыть перед читателем мотивы преступника и работу следователей, предполагающих разные варианты, совершая различные действия. Посередине всего этого возвышаются нефтяники, от деятельности которых зависит очень многое. Не совсем понятно, что может вызвать интерес у читателя, когда «Жара в Аномо» — это обычный день одного из африканских государств, раздираемых едва ли не гражданской войной, а связать сюжетные линии невероятно трудно из-за обилия возможных происшествий. Кажется, жара должна поглотить внимание читателя. Однако, если взять за основу подход советских нефтяников, то местная жара во многом уступает условиям труда где-нибудь в Сибири в забытом всеми месте при действительно невыносимых условиях, намного превосходящих по требуемому от людей проявлению мужественности.

Коваленко нагружает книгу диалогами, не давая читателю сконцентрироваться на происходящих событиях. Африканские страсти до конца не осознаются, а действия персонажей получаются схематическими. В постоянных беседах обязано скрываться развитие сюжета, где одни заметают следы, а другие пытаются найти верную дорогу для разгадки. Коваленко не показывает движения, а просто обрисовывает общую ситуацию, концентрируя внимание читателя на далёкой стране, живущей по совсем другим правилам, исповедуя иную религию и не имея даже простейшего желания быть кем-то оценённой. Африканская страна становится в книге Коваленко одним из полигонов борьбы Советского Союза за право закрепиться на чужой для него территории. Редко, но порой довольно метко, Коваленко пытается шутить, и отчасти у него это получается, что вызывает у читателя улыбку. Хочется сказать, что бравые люди могут встретиться в любом уголке мира, и не обязательно где-нибудь в жарком Аномо, поэтому книгу стоит читать с большой осторожностью.

Возможно, «Жара в Аномо» найдёт своих почитателей, кому будет действительно интересно погрузиться в отчасти шпионский детектив, в котором есть место смекалке советских людей и будет прослеживаться желание африканского народа в самоутверждении. Но в общих чертах всё выглядит гораздо печальнее. И это при том, что после распада Советского Союза многое стало совершенно непонятым. Если смотреть с точки зрения истории, то «Жара в Аномо» может подойти ценителям изучения африканских нравов, и пожалуй только им одним. Разбираться в продвижении следствия невероятно трудно, а подойти к общему выводу — необъяснимо легко. Ведь всё кажется довольно очевидным, а проехаться по наболевшим проблемам всегда полезно, особенно если ничего нового при этом не открывается.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Когда-нибудь человечество вырвется за пределы Земли, направляясь в разные стороны с целью изучения космического пространства. Для этого необходим самый важный шаг — собрать волю в кулак. Но о таком люди пока могут только мечтать, зачитываясь фантазиями писателей-фантастов, старающихся показать возможные сценарии развития событий. Не так важно, кто именно мечтал и о чём предполагал, имея разные исходные данные; важен сам факт, и старание помочь человечеству в подготовке к неизбежному. Стругацкие взялись за дело споро, написав «Страну багровых туч» в те времена, когда о полёте человека в космос ещё только мечтали. Но к преодолению атмосферы люди были к тому моменту готовы, а вот осваивать планеты солнечной системы не хватает сил и спустя продолжительное время. В каком месте споткнулись учёные, резко затормозив в своём развитии, разобраться трудно. Существует много факторов, о которых писатели-фантасты тоже пишут. Колонизация небесных тел обязательно начнётся, и там будут свои трудности.

«Страна багровых туч» написана с помощью поиска ответов на поставленные авторами вопросы. Решая их друг за другом, они дают читателю возможность следить за развитием сюжета. Пребывание на Земле вызывает много нареканий, однако для Стругацких важнее было преодолеть бюрократические препоны, мешающие участникам экспедиции выполнить взлёт. Кажется, что не может быть никакой бумажной волокиты в важном для человечества деле. Всё быстро обрисовывается яркими красками, сводящими порывы читателя окунуться в пески Венеры на нет. Если Стругацкие видят источник проблем в дотошных служащих, то современный читатель знает о миллионе других причин, которые не дают вообще никакой надежды, заставляя человечество прозябать среди извечных политических проблем, засасывающих в болотистую трясину суетных дел, где только умелый руководитель сможет в нужный момент вырваться из цепких лап коварной планеты, аналогично звездолёту главных героев, не раз становящемуся на грань уничтожения.

Стругацкие поднимают действительно интересные темы: утечка кислорода через микротрещины в обшивке, влияние солнечной радиации на корабли, возможность выйти в открытое пространство на высокой скорости, съедобность человека в глазах жителей иных планет, состояние анабиоза при длительных перелётах, существование разума у небесных объектов. Там, где Станислав Лем только готовился к созданию «Соляриса» и придумывал возможные проблемы космических первопроходцев; там, где Фрэнк Герберт заполнял песками «Дюну» и создавал уникальный мир очень отдалённого будущего; там Стругацкие взяли пальму первенства в свои руки, обозначив для себя объектом колонизации Венеру, а временем событий недалёкий от них год. Самый большой риск среди фантастов — это примерные сроки и место происходящих событий. Оптимально выбрать крайне удалённый объект в бескрайнем космосе, а временную шкалу отодвинуть на сто и более лет. «Страна багровых туч» должна была быть покорена в ближайшее время. Но мечты Стругацких остались мечтами, а их предвидение так никем и не испытано. Конечно, не полетят в космос представители коммунистического государства, и это на самом деле не так важно — в положенное время космос могли штурмовать в своих фантазиях нигилисты, футуристы и косплейщики стим-панка; в будущем человеческая мысль ещё не раз сформирует свой неповторимый кратковременный облик.

Никогда нельзя себе отказывать в возможности поразмышлять над чем-то необычным, самостоятельно находя пути решения. Если не полёт на Венеру, так почему бы не поездка в незнакомый город, в котором для тебя всё новое и необычное, а твой взгляд покажется местным жителям полнейшей нелепостью, но и среди них найдутся те, кто пересилит себя и посмотрит на ранее знакомое с новой точки зрения. Венеру вполне можно покорить — только для этого нужно время и безграничная человеческая фантазия.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Человеческое общество любит играть в разные игры, и чаще всего эти игры подобны фиговому листку, чьё главное назначение — скрывать постыдное. Лев Толстой, как и другие русские классики, любил в своём творчестве обнажать плохо заживающие раны, посыпая их солью и причиняя нестерпимую боль. В очередной раз читатель сможет заняться самобичеванием, не имея возможности переработать внутри себя пройденный материал, лишь согласившись с доводами писателя или вступив с ним в вечную полемику о недопустимости делать тайное явным. «Крейцерова соната» пропитана проблемами нравственности, института брака и мытарств человеческих душ вокруг неразрешимой дилеммы счастья и страданий под предлогом необходимой составляющей семейного благополучия. Во многом Лев Толстой оказывается прав: его мысли близки по духу и нашему времени, но проблематика осознания значения остаётся, поскольку разрешения не наступает, а ханжеское отношение призывает туже затягивать пояс морали.

Достаточно взять несколько газетных заголовков, чтобы увидеть направление развития человеческой мысли, стремящейся создать идеальную среду для жизни. Все желают вкусно и полезно питаться, грамотно и правильно жить, плодотворно и безболезненно работать, создавать уютный микроклимат вокруг себя и вокруг других. Именно желание навязать своё мировоззрение другим — краеугольный камень проблем. Когда одни кричат, что куры и свиньи мрут от таинственной хвори, то надо живность поскорее истребить, дабы ненароком не пострадал человек. Всем при этом нет дела до важности поддерживать организм в тонусе, который может иметь место только благодаря подобного рода заболеваниям. А то, что куры и свиньи таким же образом и раньше умирали от точно таких же эпидемий — никого не интересует. Говорить о мифическом глобальном потеплении вследствие выхлопных газов или таком же мифическом вреде химических добавок в пищевой продукции, что разрушают озоновый слой или пагубно влияют на самочувствие, накапливаясь в атмосфере или организме — всё это имеет место быть. Но стоит один раз предложить ознакомиться с финалом «Войны миров» Герберта Уэллса, чтобы сбросить вуаль скудоумия и стать чуточку мудрее, задвинув подальше чувство подверженности массовым истерикам.

Льву Толстому не были известны глобальные катаклизмы, от которых могло вымереть всё человечество. Но знай он о них, то вынес бы одно решение — закрывание глаз на адекватное понимание проблемы не является благом. Толстого больше беспокоили проблемы семейного благополучия, из-за которых не было покоя по всей земле. Каждая семья несчастна по своему — этот афоризм Льва Николаевича является широко известным. Повлиять на это очень трудно, а решить и вовсе невозможно. Толстой видит главное в том, что всё делается ради гуманности и в притворном представлении всего в свете невинности. Никогда не будет положительного эффекта от воспитания, если человек с детства лишается информации об окружающем его мире. Во времена Толстого ограничения по большей части касались женщин, выращиваемых в теплицах, подобно Будде, когда до них не доходит ничего, кроме рассказов матерей о прелестях окружающего мира и о необходимости готовиться к замужеству. Достижение совершеннолетия омрачается едва ли не мгновенным браком на удачно выбранной родителями партии. Хорошо, когда партия не имеет изъянов, но это редкость. Чаще партия оказывается с признаками обветшалости и внутренней пустоты, что уже само по себе говорит за некачественный товар.

Обвинять общество Толстой не пытается, показывая всю неприглядную истину сложившихся традиций. Столкнувшийся с агрессивным воздействием мира на себя лично, цветок может зачахнуть и погибнуть, если вовремя не адаптируется к изменившимся условиям вне теплицы. Кажется, мир жесток и в нём выжить трудно. За это стоит сказать спасибо родителям, всеми силами закрывавших стёкла теплицы розовыми фанерными листами, не позволяя проникнуть внутрь развращающему элементу реального мира. Питаясь ранее доброкачественными удобрениями, цветок резко лишается подпитки, вновь и вновь адаптируясь к новым реалиям. Именно об этом старался донести до читателя Лев Толстой, оставив всё остальное в качестве дополнительных составляющих, обязанных существовать совместно.

Кто в «Крейцеровой сонате» жертва — понять трудно. Проблема гораздо шире, её невозможно охарактеризовать односложными предложениями. Можно отвернуться и бросить в адрес Толстому пару уничижающих писателя выражений, обвиняя его в надуманности ситуаций и передёргиваниях. Только так ли далеко ушёл от действительности Толстой, имевший желание просто показать реальное положение дел? Стоит абстрагироваться от дня сегодняшнего, да сорвать бантик и подарочную упаковку, как помятая коробка уже не даёт того иллюзорного отношения к предмету. Ссылаться можно не только на проблемы воспитания, но и на всё остальное, что делает из человека тепличное растение. Бороться за чистоту нравов, уничтожать пороки, да отстаивать авторское право — это важные составляющие цивилизованного общества, в котором часто возникают кризисы вследствие надуманного благополучия и истерики из-за аналогично надуманных ожиданий катастроф.

Гвозди в крышку гроба человек вгоняет сам без чужого участия. И там где воспитание не готовит человека к тяготам жизни — там любое желание закрепить за каждым право на личную неприкосновенность интеллектуального труда является точно таким же поводом к регрессии, если не толкая назад, то заставляя топтаться на месте.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Норвегия — страна толерантности ко всему. В Норвегии можно заниматься чем угодно, и ты обязательно получишь поддержку. Можно спокойно думать обо всём, не придавая значения своей гражданской позиции. Спокойствие вырабатывалось веками затяжных политических катастроф и оторванностью от остального мира. Вырабатывалось самосозерцание, породившее разлив фривольностей. Самосозерцание позволило заниматься любым делом, что могло человеку прийтись по душе. Позволило создать такое общество, в котором человек является рядовой единицей. Создать страну спокойствия, где стоит быть первым в чём-то конкретном, либо заниматься другими делами. Страну свободных людей от самих себя и от всех обязательств. Свобода выражается в возможности показать свои таланты и рост без оглядки на других. Выражение себя — главная особенность норвежцев. Можно стать пианистом, быть безразличным к родителям, спокойно прогуливать занятия в учебном учреждении, жить сексуальной жизнью без обязательств, размышляя при этом над уникальностью каждого своего поступка. Со стороны это воспринимается утопией наших дней, где от тебя никто ничего не требует, а ты живёшь полной жизнью. Кетиль Бьёрнстад показал читателю одну из самых заманчивых сторон своей страны.

Беспробудное пьянство — не является причиной для порицания. Пускай человек пьёт, пока он является хорошим для всех остальных и не совершает необдуманных поступков. Если же он оступается, то наступает период принятия критических решений основательно продолжения существования в изменившихся условиях — самоликвидация имеет право на возможность быть исполненной. Бьёрнстад не скрывает чувств героев книги, постоянно пребывающих в неудовлетворённости от окружающих их процессов. В очередной раз подтверждается истина, что без влияния отрицательных моментов жизнь становится до ужаса приторно-депрессивной, где не так просто привести в норму моральную составляющую глубоких психических изменений на уровне подсознания. Идёт саморазрушение с малого, перекидываясь на всё общество в целом. Случайная смерть в начале книги бурным потоком заполняет свободные ниши продолжающих жить. Бьёрнстад никому не даст спокойно завершить дни, наполнив поток ядом с разъедающим душу составом, отравляя страницы печальными нотками.

Когда читатель узнаёт, что главный герой — пианист, то он начинает ожидать многого, но отнюдь не рефлексии шестидесятилетнего человека, который взялся вспомнить свои молодые годы. В литературе данный приём является очень популярным, позволяя взглянуть на прожитую жизнь с высоты опыта. Только Бьёрнстад нигде не говорит о том, что перед читателем именно образ постаревшего человека в молодом обличье. Наоборот, вся история представлена от лица шестнадцатилетнего юноши, что решил сделать карьеру пианиста, отодвинув на задний план все другие обязанности. Нет в нём сыновней почтительности. Отсутствует понимание будущего. Прошлое вообще никак не воспринимается. Для главного героя есть только данный момент, за которым не будет ничего. Если он обеднеет подобно отцу, то государство поможет найти выход из тупика. Но и тут Бьёрнстад слишком податлив, воплощая на страницах книги один из законов жизни, трактующий, что старые люди должны уступать дорогу молодым. Только в случае Норвегии это принимает вид миграции леммингов, где достигшие зрелости члены общества с особым удовольствием накладывают на себя руки, чтобы неоперившиеся создания смогли воспользоваться нажитым кем-то другим благом.

Кажется, книга должна быть наполнена музыкой, которой главный герой дышит. Такое вполне могло иметь место в любом другом месте, кроме Норвегии: лавры победителя тут должны подаваться на красивом блюдечке без усилий со стороны одариваемого. Главный герой не будет усиленно заниматься, стараясь повысить уровень своего мастерства. Он ещё подросток и у него в голове гуляет ветер, а бунт гормонов виден без определения их уровня в организме. Для него поражение не является трагедией, ведь существуют и другие конкурсы, где он когда-нибудь займёт желанное первое место. Пока же ему не даёт спокойно дышать первая любовь к соседке, от которой он сходит с ума. Но сходит опять же в соответствии с норвежским менталитетом, дающим ему право реализовать свои порывы с кем угодно, сохраняя при этом привязанность к той самой единственной. Проблема взаимоотношений выражается не просто в лёгкости осуществления желаний, а ещё и в том, что всё представлено в чрезмерно сером цвете, когда любовь всей жизни оказывается подверженной идентичному поведению всех остальных. Кажется, идеальный образ должен быть разрушен, но за лёгкостью скрывается другая хворь общества.

Музыки в книге нет — она идёт фоном, сменяясь в хаотическом порядке, ни на чём не останавливаясь. Изолированность героя от всего вокруг приводит его и к изоляции от мира музыки. Для него существуют только классические композиции, исполнить которые он может в любой момент, стоит только захотеть. У него есть недоработанный стиль исполнения, по которому всегда можно узнать играющего. Такая особенность неведома рядовому читателю, привыкшему к строгости музыкальных композиций, но для Бьёрнстада нет чётких правил даже в искусстве музыки, где главный герой книги предпочитает выражать себя в любом предмете, персонализируя широкоизвестное согласно своему собственному пониманию. Такое трактование игры на инструменте — лишь частица норвежского стиля жизни, отличного от всего, с чем приходилось встречаться далёкому от Скандинавии читателю.

Над пропастью во ржи можно найти разные колосья, но норвежские уже давно опали.

Автор: Константин Трунин

» Read more

По книгам Ремарка можно изучать нравы европейских народов первой половины XX века, настолько пронзительными они получались: читателю представляется возможность пройти путь от рядового солдата Первой Мировой войны до прожигателя жизни на руинах войны последующей. «Ночь в Лиссабоне» — это мостик между началом экспансии Германии и дорогой в Америку, когда позади остались годы скитаний через границы разных государств, пока не возникла острая необходимость навсегда оставить Европу. Ремарк не станет говорить о новом — он в своей любимой манере расскажет историю несчастной любви и поведает об утраченном гуманизме, вынуждающем людей не искать надежду в завтрашнем дне, борясь за существование в секунду осознания действительности. А если предстоит провести всего одну ночь, которая может подарить билет в новую жизнь, то стоит ли отбросить все свои дела, чтобы получить доступ на корабль?

Произведения Ремарка всегда предсказуемы. Остаётся только понять, что и когда наконец-то произойдёт. Меняются декорации, а люди остаются точно такими же загнанными созданиями, как и в доброй части книг до этого. Депрессия стоит в стороне, если это пройдено бессчётное количество раз. Откровения стороннего человека всегда можно принять за чистую монету, особенно, если они написаны автором художественной литературы, которой читатели имеют склонность доверять. Другое дело, что происходящие события могут быть чистой беллетристикой, лишённой каких-либо связей с настоящими событиями. Ремарку довелось пережить лишь малую часть из того, о чём он постоянно писал. Ему помогали беседы с людьми и пресса, из которой было очень легко черпать темы, смешивая их с собственным внутренним миром, способным очернить и придать вид окончательного беспросветного бытия.

Жить ради любви, быть готовым на всё ради любви — такое в жизни вполне случается сплошь и рядом. Любовь не может угаснуть, у Ремарка она никогда не угасает. Тускнеют герои, но любовь навсегда остаётся в их сердцах. Совместные скитания укрепляют привязанность, а трудности закаляют чувства, давая Ремарку очередную возможность написать пронзительную историю, где сольются воедино политическая недальновидность глав государств, халатное отношение к работе надзорных служб и слепая вера в светлое будущее каждого, кто не относится к эмигрантам. Ремарк не раз говорил про счастье быть рождённым гражданином любого государства, кроме германского, в котором нацистская идеология вытеснила разумность из озверевших от злокачественной гиперинфляции людей, готовых поверить любому человеку, что пообещает воздать обидчикам за все притеснения.

В такой ситуации ничего кроме алкоголя употреблять невозможно, поэтому не стоит удивляться тому, что герои Ремарка могут пить без закуски. А если они решат рассказать историю, то остаётся лишь слушать и со всем соглашаться. «Ночь в Лиссабоне» интересна описаниями Германии времён начала Второй Мировой войны, перемен отношения властей к немецким эмигрантам и неожиданной свободы передвижения при выработанной привычке быть всегда и везде напористым. Ремарк остался Ремарком, ни в чём себе не изменив, пронося одну вечную историю через все свои книги, поражая читателя отсутствием радужных перспектив. Читая первый раз, будешь под впечатлением. Читая в n-ный раз, скорее вздохнёшь.

После чужих историй пора создавать свои. Так и поступят герои книги, но уже в Америке, и только если верить другим книгам Ремарка. Не так много у них вариантов — они боролись за жизнь долгие годы до этого, будут бороться и дальше. Их поступками руководит отчаяние, а моральная составляющая каждого действия не позволяет поступать в разрез с основными человеческими ценностями. Остаётся пожелать, чтобы больше не случалось такого, когда твоя Родина объявляет тебя изгоем, и ты уже никогда и нигде не найдёшь ей замену. Чьи-то амбиции могут кардинальным образом изменять уклад жизни. Только является ли это безусловным благом и гарантией благополучия в будущем?

Автор: Константин Трунин

» Read more

Цикл «Генрих Наваррский» | Книга №3

Читатели Дюма знают, что одним из самых популярных персонажей французского писателя является мушкетёр д’Артаньян, имевший реального прототипа с тем же именем, фантастические сказания о котором легли в основу знаменитой трилогии. Читатели также знают о неспокойном нраве этого человека, благодаря его гасконскому происхождению. Роман Дюма «Сорок пять» вновь открывает возможность познакомиться с представителями гасконской земли, наводнившими двор последнего короля из династии Валуа и продолжившими стяжать славу при Бурбонах. Книга в честь них и названа — обозначенное в названии количество защитников стало личной охраной короля, а всё остальное Дюма выдумал, оставив для привлечения внимания только важные исторические лица, жизнь которых напрямую попала в зависимость владельцу многочисленных мемуаров, из которых Дюма черпал сюжеты, приправляя изрядной долей своей собственной правды.

Если в книге у Дюма встречается отчаянная личность, для которой нет авторитетов и которая может игнорировать указы короля, то значит перед читателем гасконец. Кому нравится шут Шико, тот всегда удивляется той смелости, с которой этот человек иронизировал над персоной первого человека в королевстве, выхватывал куски еды изо рта своего господина и смел давать едкие ценные замечания о происходящих вокруг королевского трона делах. Всё объясняется именно тогда, когда Дюма решает приоткрыть завесу перед читателем, причислив Шико к гасконцам. После этого всё окончательно встаёт на свои места. Гасконь сама по себе интересная историческая область — будучи изначально баскской, после имевшая собственное управление, а также пребывавшая долгое время под английским владычеством, чтобы вслед за этим навсегда отойти к французским владениям. Дюма отчаянно унижает гасконцев, сравнивая их с нищенствующим народом, для которого лучшим выходом был поиск счастья в более богатых областях. Вот и стали гасконцы его искать в других краях.

Когда гасконец появляется у Дюма впервые, то читатель может вволю насладиться деревенским поведением, где напыщенная гордость за свой род перемешивается с нежеланием прямо говорить о происхождении, уходя от прямого разговора до последнего, прикрываясь различными выдумками. Дюма любит эти моменты, выжимая всё возможное, чтобы создать наиболее яркие сцены. Конечно, читатель-современник писателя находил в пространных растянутых сюжетах определённое удовольствие, поскольку не имел никаких других аналогичных форм получения информации об окружающем мире. Возможно, именно поэтому сейчас подобную литературу относят в разряд подростковой, позволяющей молодым людям найти для себя множество увлекательных моментов, к которым взрослые люди уже не относятся с прежним трепетом, находя во всём этом лишь отражение графоманских пристрастий Дюма (если Дюма действительно сам писал все свои книги).

Только на гасконцах держится роман. Без них в книге можно найти лишь дворцовые интриги и любопытные сюжеты, касающиеся политики и особенностей становления независимости Голландии в попытках Франции ослабить присутствие Испании на восточной границе. В сложной и многогранной истории французского королевства наступали периоды, когда подходило время для смены династий, что порождало дворцовые интриги и вгоняло страну в беспокойство: смена дома Капетингов на дом Валуа привела к Столетней войне, а уходящие Валуа до последнего момента не могли определиться с наследником. Александр Дюма частично выполнил просветительную миссию, предложив всем интересующимся свою собственную версию произошедших событий, куда для художественности он добавил любовные линии, предательства и мужественные поступки, что так свойственны всей французской нации, остающейся добропорядочной, хоть и склонной к интриганству.

Хотелось бы видеть в творчестве Дюма больше лаконичности и меньше исторической недостоверности. Однако, популярность автору принёс именно такой способ изложения событий, где король показан простым человеком с присущими ему грехами, знать ничем не отличается от челяди, а общий фон вполне укладывается в концепцию привлечения внимания к книге с первых страниц, когда основные события происходят в начале и конце глав, а серина просто заполняет пространство между ними. «Сорок пять» — последняя из книг, когда читатель наконец-то может вздохнуть и понять, что гугенот Генрих Наваррский наконец-то воцарится, но предварительно вернувшись в лоно католической церкви. Его спасло чудо в Варфоломеевскую ночь, и отныне он — король Франции.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Военный конфликт всегда оставляет после себя потерянное поколение, что было лишено мирной жизни на протяжении определённого количества лет, наложивших отпечаток на всю оставшуюся жизнь. Кто-то с достоинством несёт в сердце воспоминания о прошедших событиях, у иных душа черствеет до такого состояния, что человека уже нельзя отнести к представителям рода людского. Анатолий Ананьев постарался передать собственные ощущения от войны, участником которой он был. Его «Танки идут ромбом» — это отражение будней на фронте, где нет места прекрасным чувствам, а есть только боль за случившееся. Ананьев не раз вспоминает Эриха Ремарка и Льва Толстого, апеллируя к ним каждый раз, когда речь будет заходить о влиянии войны на человеческую психику. Самого потерянного поколения в произведении нет — оно ещё не могло этого понять. Читателю предстоит окунуться в жизнь нескольких людей, чьи судьбы были разными, но обстоятельства одинаковыми.

Изначально сухой слог повествования с каждой страницей становится всё более ярким. На самом деле не важно, какой именно эпизод войны описывает Ананьев. Читателю известно, что речь идёт о Битве на Курской Дуге, но это явно не прослеживается, если не брать в расчёт заявлений Черчилля о невозможности открыть новый фронт со своей стороны и не учитывать желание Манштейна начать наступление в обход личного указания Гитлера о запрете начала любых операций. Читателю предлагаются истории простых людей, столкнувшихся с необходимостью выжить в условиях, где всё зависит от случайности. Было ли это действительно где-то рядом с Курском или на ином поле — впечатление всё равно остаётся угнетающим. Колоссальная мощь неотвратимости наваливается на читателя не на смотре войск генералом и не на странствиях слепого бойца, чьи показания были без надобности самоуверенному немецкому командующему, одним росчерком лишившего человека зрения и отправившего его на все четыре стороны; масштабность полотна разворачивается с первых отзвуков гула пикирующих Юнкерсов, сбрасывающих бомбы, оставляя после себя месиво в виде изменённого до неузнаваемости ландшафта и смешанных в кучу фрагментов человеческих тел — кто просто оказался в данную единицу времени не в том месте. Справедлива ирония Ананьева касательно выражения, что на войне не бывает случайных жертв — как тогда иначе называть смерть от сброшенных с самолётов снарядов, когда боец не успел осознать своего участия в бою, будучи брошенным на растерзание, подобно куску мяса?

Ананьев щедро делится чувствами и переживаниями героев книги. Будет первое волнение и первый вырытый окоп, первые мысли о начале сражения и первый проехавший над головой танк, первые метания среди хаоса и первая брошенная граната. Каждый герой жил своей мирной жизнью, пока не оказался поставленным перед необходимостью держать оборону отведенного ему участка ради защиты страны. Солдаты и штабисты смешиваются в кучу, когда те самые Юнкерсы только приближаются. Если кто-то забыл крикнуть: «Воздух!», то это уже ничего не меняет. Ананьев позже расскажет о думах об ошибках, которые всё равно не смогли бы уберечь человеческих жизней. Старания людей сохранить разум — самое главное для участников боя. Если психика будет сломана угнетающим ожиданием шального снаряда, то жизнь будет сломана навсегда. Где калека будет стараться добраться до своих, там лишённый чинов зароет свою обиду на несправедливость под землёй противотанковых укреплений.

Первое личное впечатление Ананьева от войны, за альтер-эго которого стоит принять одно из действующих лиц, это двигающиеся ромбом на его окоп танки. После чего всё смешалось, а впечатления о первых днях той битвы навсегда остались в памяти, чтобы спустя отведённый срок быть опубликованными. Ананьев сохранил разум, остальное — дело случая.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Где-то в художественной литературе обязательно существует отправная точка, положившая начало произведениям о войне человека с человеком в замкнутом пространстве. Для Роберта Хайнлайна такой точкой становится 1955 год, когда из-под его пера вышел «Тоннель в небе», предвестник пророчеств о будущем человечества, обязанном сплотиться в единую нацию, поставив в угол правило обязательной военной подготовки. Хайнлайн ещё не раз потом будет писать о таком обществе — достаточно упомянуть его «Звёздный десант», в котором полноценным гражданином можно стать только после службы в армии. «Тоннель в небе» частично отражает такое же отношение Хайнлайна к создаваемому им фантастическому будущему. Перед читателем образ молодого человека, вынужденного пройти финальный экзамен на выживание, когда его забросят на неведомую планету и потребуют лишь сохранить свою жизнь.

Чтобы выжить — необязательно вести себя агрессивно, уничтожая врагов или друзей — можно просто затаиться. Именно так советует поступить главному герою его сестра, уже прошедшая подобное испытание и находящаяся на службе в элитном отряде амазонок. И тут Хайнлайн удивляет читателя изменением первоначальной концепции, бросая героя не выживать, а сражаться среди себе подобных, объединяясь и расставаясь, чтобы на пустом месте построить целое поселение. Может показаться, что Хайнлайн не смог развить тему борьбы, полностью перестроив повествовательную линию, уводя читателя по следам древних людей, обитавших в пещерах и на деревьях, устанавливавших первые законы и возводивших первые стены, исследуя территорию вокруг. «Тоннель в небе» с таким кардинальным поворотом уже не может быть книгой о выживании с фантастическим элементом по применению средств для быстрых перемещений в пространстве, а отчасти становится одной из робинзонад, где герои выжидают корабль на горизонте, либо иного чуда, что в развитом обществе может появиться в совершенно неожиданном виде.

Сильное общество, где нет места слабым, это лишь частица «Тоннеля в небе», от которой расходятся остальные повествовательные линии. Отказавшиеся от экзамена на выживание будут вынуждены прозябать в нищете, покуда их более сильные сверстники станут уважаемыми членами общества, получив право работать в любой организации по своему усмотрению. Главный герой не один раз будет обдумывать действительную надобность рисковать жизнью из-за возможности быть достойным человеком перед лицом родителей, но всё-таки примет нужное решение. Думал ли Хайнлайн, отправляя героя на экзамен, что всё обернётся столь неожиданным образом, когда вместо одной цели появится другая, вынуждающая участников бороться за свои права уже в других плоскостях, где им пригодятся те методы воспитания, которым их подвергали за время учёбы? Выросшие в спартанских условиях, дети быстро мужают, приобретая все навыки, которыми наделила природа человека для самозащиты. Когда дело доходит до применения умственных способностей, то и тут всё будет на высшем уровне.

Там, где современные писатели видят возможности применения виртуальной реальности в качестве превосходного тренажёра по отработке любых навыков, там Хайнлайн действует по старинке, вынуждая человека действовать в век больших возможностей с помощью рук и холодной головы, не надеясь на благополучный исход неудачных решений. Пока общество всё больше защищает слабых и старается заботиться о них по любому вопросу, принимая все претензии на свой счёт, до тех пор устремления Хайнлайна будут оставаться несбыточными. Но это лишь мысли человека в начале XXI века, а что ждёт людей впереди — никто не знает; могут проснуться новые «монголы»… и тогда уже ничего не сможет устоять, а прошлое будет стёрто раз и навсегда, заменив собой на прекрасное будущее единого могучего человечества.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Жить, не считаясь с расходами — как это близко современному человеку, привыкшему жить не доходами сегодняшнего дня, а завтрашнего, постоянно пребывая на положении обязанного кому-то человека. Азартный игрок способен всё просадить за один день, а его легализированный оппонент предпочитает играть в рулетку с банками, меняя один мелкий кредит на другой более крупный, не понимая, что вокруг его шеи петля затягивается аналогично, пока всё однажды не будет потеряно окончательно. Александр Островский в пьесе «Последняя жертва» показал одну из особенностей человеческого общества, когда часть его членов не считается с важностью соизмерять свои расходы, не имея при этом постоянного источника доходов. Времена меняются, также изменяются подходы, но общая суть остаётся.

В XIX веке многое решал удачный брак на богатом человеке. Женщина стремилась найти достойного партнёра по жизни, не считаясь ни с чем, свято уверенная в важности занять высокое положение в обществе, за чем настоятельно следили их мамы, особенно, если дочь была молодой. Выдать успешно замуж — больше ничего не имело значения. Мужчина тоже искал приличную партию, чей капитал он сможет расходовать на собственные нужны, а то и добавить к своему имени более высокий титул. Жизнь общества превратилась в размен имеющегося за твоими плечами, достигнутого чаще не лично, а благодаря родителям. При неумелом подходе всё улетучивалось, оставляя после себя пустоту, заставляя людей поправлять положение только с помощью грамотного супружества.

Один порок мешает человеку, показывая в нём звериное начало — это тяга к получению сиюминутных удовольствий, возникающая спорадически и неконтролируемая сознанием, иной раз до дрожи во всём теле. Сколько людей сводило итог с жизнью, когда ситуация становилась безвыходной, и сколько их продолжает поступать аналогичным образом сегодня? Человека легко загнать в ловушку, из которой можно уйти подобно волку с отгрызенной лапой, чтобы после этого тебя загрызла своя же стая, не терпящая среди себе подобных искалеченных особей, мешающих волчьему обществу существовать по праву постоянно находящегося в движении коллектива жаждущих жить вольно существ. У людей всё протекает много мягче: отгрызенная лапа легко может быть поправлена чьей-то милостью, где самым оптимальным считается как раз удачный брак.

Но куда девать порок, если он в крови? Решив одну проблему — легко заработать новую, загоняя в ловушку уже других людей, также вынужденных искать покровителей на стороне. Всё вертится вокруг золотого тельца, а жизнь стремительно ведёт человека по кривой дороге в недра отчаяния. Хорошему человеку может повезти, но он скорее от своей скромности останется в тени и продолжит прозябание без желания кому-то сообщить о своём досадном положении; порочный же человек будет крутиться и изыскивать для себя любые возможности к восстановлению утраченных позиций.

«Последняя жертва» — пьеса Островского о людях, что отчаянно требуют от других снисхождения к себе, оставаясь при этом низменными созданиями, ловко манипулирующими чувствами доверяющих им добропорядочных членов общества. И когда тайное становится явным, то поезд, как правило, уже ушёл, а слепая любовь наконец-то прозревает, осознавая невозвратность связанных с недальновидностью потерь. Русские классики часто писали на эту тему, стараясь открыть глаза людям, отражая таким образом ряд существующих проблем, но они не могли повлиять на имеющиеся отрицательные черты, поскольку не предлагали рецептов для изменения ситуации к лучшему. Не предлагали по той причине, что сами не видели иных возможностей, кроме осознания факта за обыденное проявление человеческой натуры. Можно заметить даже и так, что русские классики пестовали эту тему, подталкивая к подобному образу жизни других.

Популярное в русских кругах самоубийство не всегда было актуальным, либо пьеса Островского оказалась слишком короткой, показав маленький фрагмент чьей-то жизни.

Автор: Константин Трунин

» Read more