trounin.ru

В «Юности» Толстой дозволил главному герою утопать в фантазиях. Утонул в мечтах и сам Лев. Но всё-таки он не обошёлся без привнесения в сюжет необходимости осознания тщетности надежд. Главный герой должен был прийти к неизбежно должному случиться — к краху так и не сбывшихся ожиданий. Может поэтому Толстой не стал продолжать повествование впоследствии, поскольку пришлось бы искать для главного героя оправдания, которых он более не заслуживал. В глазах читателя разрушался образ представленного на страницах человека. Некогда дитя, потерявшее мать, потом отрок, живший бесцельно, ставший юнцом, мыслившим себя мудрым старцем, к окончанию «Юности» низводился до положения отщепенца, чья гордыня удостоилась справедливой кары. Пусть читатель понимал: в будущем главный герой обязательно возьмётся за ум, научится жить в согласии с миром, принимая окружающую действительность без лишнего украшательства… Всё же оставалось ясным — всего этого может и не быть. Да и к чему вести повествование дальше? Этого Толстой тогда мог и не понимать.

С первых страниц «Юности» читатель видит главного героя, озабоченного мечтами. Ещё ничего в жизни не понимая, главный герой живёт думами о собственной старости, когда вокруг него соберутся люди, отдавая полагающиеся почести. Каждое слово его станет бальзамом для всякого. Самое же основное, главный герой полон уверенности, будто его понимание происходящего в жизни не претерпит изменений. Отчего бы в подобном ходе мысли читателю не вспомнить о том, какие мысли одолевали его самого в тот же самый период? Ведь многие мыслят нечто для них приятное, к чему они готовы стремиться, что будут стараться поскорее приблизить. Вот и главный герой у Толстого переполнен фантазиями.

Если следить за повествованием, видишь, насколько Толстой симпатизирует главному герою, поскольку строит рассказ от его лица. В тексте не встречается отступлений, чтобы читатель смог понять, до какой степени главный герой наивен. Надменность должна восприниматься за ярчайшую черту его характера. Главному герою кажется — вокруг него бездари, ни к чему в жизни не способные. С ними и разговаривать не стоит. Они достойны только одного — презрения. И главный герой всех вокруг презирает, считая за людей второго сорта. То есть он никого не относил к тем, кто способен быть с ним на одном уровне.

В какой-то момент Лев понял невозможность продолжения повествования в подобном духе. Но для такого развития событий требовалось подойти. Читателю сперва полагалось убедиться, причём вместе с главным героем, до какой степени мир может быть жесток. То есть не всё в мире обладает благородством. Его — главного героя — ряд преподавателей сочтёт за слабого ученика. И Толстой пытался взывать к совсем другим чувствам. Получалось так, что главного героя несправедливо обижают, в нём напрасно сомневаются, ему специально не дают права на получение образования. Однако, Лев согласился на необходимость наказания для главного героя. Нельзя было делить людей по каким-либо принципам, толком самих людей не зная. Для того жизнь и даётся человеку — научиться понимать окружающую действительность, либо сгинуть, не смирившись с нанесёнными обидами.

Стоит ли осуждать главного героя? Так поступать не следует. Толстой описал в произведении обычного человека, чьи мечтания всегда сталкиваются с преградами. И хорошо, когда это случается не слишком поздно. Получив урок, главный герой после обязан был образумиться. Например, взяться за перо, став писателем. Вероятно, так бы оно и сложилось.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Задумав большой труд, Лев Толстой должен был его реализовывать. Но «Детство» уже написано, «Четыре эпохи развития» никак не складываются, зато есть желание продолжить воплощать мысль. И Толстой взялся за создание продолжения истории. У главного героя умерла мать, он должен теперь становиться на ноги под руководством гувернёра. Но и тут нет везения. Всё складывается против него. Немного погодя главный герой получает огорчительное известие — гувернёр должен покинуть воспитанника. Почему? Это не так важно для сюжета. Толстой посчитал гораздо более важным изложить рассказ жизни гувернёра. Так Лев превращал повествование об отрочестве в жизнеописание Карла Ивановича. В дальнейшем в тексте Толстой продолжил философствовать, рассуждая даже о таком спорном термине, каковым является понятие «табула раса».

Что же читатель должен знать про Карла Ивановича? В тексте не нашлось упоминанию, насколько важным для главного героя являлось воспитание под руководством именно такого наставника. Всё-таки для России тех лет уже остро не стояла проблема заграничных воспитателей, они были выведены на «чистую воду» постоянными насмешками, обличавшими необразованность всех тех, кто ехал в Россию, ничего из себя притом не представляя, зато обладая единственно полезным навыком — они владели иностранным языком, которому могли научить дворянских детей. Читатель, знакомясь с предысторией Карла Ивановича, видит как раз такого человека, чья судьба сталась для него настолько печальной, из-за чего ему пришлось спасаться в России от преследования, тогда как перед ним не стояло задачи ехать на заработки. Вместе с тем, читатель волен увидеть в Карле Ивановиче того, кого прочили русским детям в воспитатели и учителя, поскольку десятью годами позже, если исходить из даты написания «Отрочества», в обществе всерьёз начнут рассуждать, насколько целесообразно позволить отставным солдатам заниматься обучением в отдалённых уголках России.

Всё-таки Карл Иванович не был отщепенцем. Он происходил из благородной семьи, стал солдатом, воевал, вернулся домой, сказал лишнее в присутствие постороннего человека, пал жертвой доноса, в конце-концов оказавшийся неугодным для прежнего отечества. Поэтому нет нужды рассуждать, насколько полезным или вредным могло быть преподаваемое им воспитание.

К концу повествования читатель видел в главном герое уже возмужавшего отрока, задумавшегося о необходимости получения образования. Необходимость покидать отчий дом — это и есть конец отрочества. Юность главный герой думал встретить в стенах университета на математическом факультете.

Получается, в совокупности замысел Толстого имел место на воссоздание в форме художественного произведения. Другое дело, реализация оставляла желать лучшего. Вновь приходится сослаться на юный возраст автора. Как бы это не могло показаться странным, всё-таки писал Лев о таких моментах, которым оставался подвержен сам. Он не мог ещё провести грань между детством и отрочеством, поскольку не ушёл от оных и сам. Требовалась мысль более зрелого человека, до чего Толстой дорасти не успел, невзирая на ту мудрость, которой он оказывался наделён, либо каковой он казался наделён.

Говоря о «табула раса», Лев встал на точку зрения тех, кто доказывал отсутствие «чистой доски». Толстому думалось, будто человек не приходит в мир без знаний, каждый с рождения наделяется тем, к чему пришли его предки. Точно сказать насколько это имеет место быть в действительности никогда не станет возможно, пока сам человек не научится определять, какими именно качествами должны быть наделены люди изначально, формируясь ещё на стадии плода, а то и в момент зачатия. Но рассуждать об этом пока нет смысла, так как от обладания этим знанием ни на какие процессы в обществе влияния оказано не будет.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Самым первым литературным трудом Толстого, до нас дошедшим, является отрывок из ученической тетради за 1835 год. Насколько он является важным? Просто исследователи творчества посчитали необходимым такому найти место, дав читателю в качестве примера. Правда, самих ученических тетрадей не сохранилось, только единственный фотографический снимок, и тот опубликованный лишь спустя два года после смерти Льва. Настолько же малозначительными воспринимаются ныне стихи, написанные в девятилетнем возрасте, как и стихи, написанные немного позже, исполненные в духе оды, где пафос поздравления напоминал об академических стихах почти вековой давности.

В последующих ученических трудах Толстой писал на французском языке. Это и сочинение «Любовь к Отечеству», где звучал призыв к необходимости оберегать Отечество, приводился в пример подвиг царя спартанцев Леонида. Другое сочинение — «Настоящее, прошедшее и будущее». С тем же наивным подходом ребёнка написано сочинение в виде замечаний на вторую главу из «Характеров» Лабрюйера.

В той же мере сохранились следующие сочинения: философические замечания на речи Ж. Ж. Руссо, отрывок без заглавия, о цели философии. Может сложиться впечатление об увлечённости Толстого соответствующими трудами, либо это связано не с его увлечениями, а сугубо с желанием людей, бравшихся его обучать. Но скорее это нужно объяснять обучением в Казанском университете в середине сороковых годов. Сюда же должен быть отнесён ещё один отрывок без заглавия, где Толстой рассуждал о Канте, затем в манере философов последних веков сам пытался ставить проблему, задавал соответствующий вопрос, требующий разъяснения, чтобы в дальнейшем с помощью рассуждения выработать нужное мнение, будто бы таким образом доказанное.

Не всякий читатель знает, Толстой поступил в Казанском университете на отделение восточной словесности, оного не осиливший по результатам первого года обучения, вследствие чего перевёлся на юридический факультет. Таким образом можно объяснить сохранившийся отрывок об уголовном праве. В последующие годы Лев увлекался музыкой, из того времени сохранилось три отрывка, в которых Толстой делал для себя заметки — по какой методике музыку следует изучать, её субъективное и объективное значение, в том числе брался определить для себя основные начала данного искусства.

Среди прочих отрывков сохранился такой, где Лев рассуждал о том, почему люди пишут. Глубоких выводов не сделал, придя к мысли, что одни пишут из-за денег, другие — ради славы, третьи — для души. Есть отрывок «О молитве», возможно предназначавшийся в качестве главы «Детства». В написанном Толстой вступал в противоречие с самим собой, обвиняя атеистов в незрелости ума. Написанным он остался крайне недоволен, сжегший половину написанного, остальное оставив на память.

Пробовал себя Лев и в качестве переводчика, об этом свидетельствует сохранившийся перевод части произведения Стерна «Сантиментальное путешествие через Францию и Италию». Переводился ли текст с оригинала, то есть с английского языка, — неизвестно. Может с французского или немецкого. Но это не столь важно, как сам факт попытки создания художественного текста через работу над произведением другого писателя. Полученный опыт нашёл воплощение в виде повествования «История вчерашнего дня», где описывался дружеский визит Толстого в гости. Возможно это же было проделано в «Отрывке разговора двух дам», то есть собственная интерпретация, чему Толстой мог быть свидетелем.

Отдельно можно упомянуть про стихотворный опыт Льва — это поэзия вплоть по 1854 год, общим числом в пять работ. Стихи эти не требуют разбора, но желающий может попытаться сделать на основе их изучения собственные глубокие выводы.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Всего Толстой планировал написать четыре произведения, заранее дав им обобщающее название «Четыре эпохи развития», он думал рассказать про детство, отрочество, юность и молодость главного героя. Как известно, остановится он только на первых трёх, тогда как про молодость писать не станет. Почему это произошло? Для этого нужно продолжить следить за творческим развитием Льва. Пока же он переполнялся планами, как то обычно и происходит в представлениях начинающего писателя. Может у Толстого не имелось определённого плана, да и продолжение он не исключал, стремясь повествовать исключительно по собственным ощущениям. Могло случиться так, что за молодостью последует другой период, вплоть до зрелости и старости, а потом и с подведением читателя к необходимости принятия смерти главного героя.

Что же нужно понимать именно под эпохами развития? Следует говорить про размышления Льва. В той же мере к эпохам развития можно отнести редакции «Детства», публикации которых не последовало. Несмотря на юный писательский возраст, Толстой брался рассуждать на темы, впоследствии ставшие основой его будущей философии. Например, Лев отвергал любые проявления мистики, он отрицал возможность доверять предположениям гаданий. Он же размышлял про религию, допуская крамольные мысли. А раз из его уст звучала крамола, такому никогда не быть опубликованным, особенно в годы царствования Николая. Ведь чем являлась крамола на религию? Это прямой подрыв государственного устройства, так как ещё со времён Петра церковь стала одним из элементов воздействия государя на жителей Империи.

Толстой пока выступал против церкви не в общем, а в частном. Но сразу подвергал сомнению необходимость обращения к Богу, будто Высшее существо является не Творцом, а учителем по литературе, проверяющим, насколько люди способны без ошибок произносить заученные наизусть молитвы. Подобные рассуждения найдут отражение в опубликованном варианте «Детства», где схожим образом будет рассуждать юродивый. Однако, откровенность откровенности рознь, да и юродивому на Руси всегда дозволялось то, из-за чего других подвергали наказанию.

Если говорить о прочих текстах, оставшихся при жизни Льва в качестве рукописей, так и не нашедших места на страницах «Современника», то к ним стоит отнести рассуждения о критиках и критике. Ещё не состоявшись в качестве писателя, Лев говорил, каким образом следует мыслить. Опасался он этого ещё и по той причине, что критики привыкли воспринимать содержание произведений через отождествление описываемого с позицией самого писателя. Разве не станут критики воспринимать главного героя «Детства» в качестве альтер-эго самого Льва? Как раз вокруг этого они и будут создавать предположения, находя в чертах вымышленного персонажа отражение писателя. Впрочем, давая произведению подзаголовок «История моего детства», да ещё и оставаясь неизвестным читателю, иного вывода сделано быть не могло. И всё-таки Толстой хотел призвать критиков к иному способу восприятия текста. Отчасти за его суждениями следует признать правоту, только вот насколько способен писатель увериться в им сообщаемом? Может он и сам не понимает, насколько показывает себя в каком-либо действующем лице произведения, просто сам того не замечая.

Основное наставление критикам Толстой давал следующее: критиковать нужно сугубо произведение, опираясь на информацию, сообщаемую на страницах, не используя никаких данных сверх того. То есть произведение — это отдельный мир, существующий вне происходящего в действительности, по своей сути — выдумка. Говоря так, Толстой обозначал своё отношение к творческому процессу, будто он является приверженцем романтизма, где всё как раз и подносилось с позиции способного происходить только на страницах произведений. Лев словно забыл, насколько русская литература обозначила стремление к реалистическому восприятию действительности, теперь практически не стремящаяся оглядываться назад, более не видит мир через европейское представление о действительности, скрывающего проблемы настоящего историями о невозможном к осуществлению. Но Толстой ещё молод, мысль его цвела, пока ещё не готовая созреть.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Что есть «Детство» Толстого? Своё ли детство им описано? Или всё выдумано от начала и до конца? Пусть первоначально никто не знал имени автора, кроме издателя «Современника», текст был подписан инициалами «Л.Н.», но подзаголовок «История моего детства» говорил будто бы о подлинности сообщаемого. Позже, когда Лев уже не скрывал имени, то становилось непонятным, почему отца главного героя не звали Николаем, ведь отчество Толстого — Николаевич. Да и мать главного героя умирает в конце повествования, что становится границей между детством и юношеством. Однако, мать Льва умерла, когда ему шёл третий год. Следовательно, если описываемое и реально, то к действительности не имело отношения, так как практически никто не способен сохранить в памяти столь ранние события, особенно в таких подробностях. Может речь шла про детство не самого Льва, а его отца? Тогда всё сходится, так как главный герой прозывается Николаем. Читателю легко запутаться, особенно понимая, каким писателем вскоре должен стать Толстой, и сколько раз ему ещё предстоит запутываться, как и читателю.

Из содержания следует, что самым ярким воспоминанием о детстве становится личность гувернёра. Этот человек оказывал настолько сильное влияние, которого не способны были проявлять ни мать, ни отец. Иначе почему читатель знакомиться не с переживаниями главного героя, не с событиями из жизни, а сразу ему представляется именно гувернёр? Или гувернёр — столь яркое воспоминание, за которым тускнеют остальные? Тут нет ничего удивительного. В воспоминаниях из раннего детства сохраняются особо яркие происшествия, навсегда запоминаемые. Таковых моментов у Толстого сложилось порядочное количество, каждое из которых он раскрыл с помощью отдельных глав. Потому содержание «Детства» столь пёстро выглядит, более равномерное повествование построить было невозможно.

Язык Толстого читателю должен казаться примитивным, словно повествует ребёнок. Либо это делалось для правдоподобности рассказа, а может по причине неумения говорить другим способом. Так или иначе, Толстому шёл двадцать четвёртый год, он брался за большое и серьёзное произведение, воспринимая «Детство» первой частью составного произведения, изначально планируя оформить в виде четырёх художественных работ. Как позже он сам определит, частей будет только три.

Как воспринимать «Детство»? И стоит ли делать выводы на основании содержания? Читатель волен сам решать, насколько опыт юного писателя достоин столь пристального внимания. Важно в этом другое, в первом полноценном произведении Толстого смогли разглядеть если не талант, то умение писать так, чтобы текстом смогли заинтересоваться. Может в те годы, а время тогда было не самое простое, читателю желалось вернуться к чему-то романтическому, а то и вовсе всё оказывалось гораздо проще — излагать в том духе, как это сделал Толстой, оказывалось самым безопасным в годы царствования Николая, поскольку у цензуры не найдётся повода найти в произведении неудобные для государства моменты.

Особо интересующийся творчеством Толстого может стремиться вынести суждения из каждой главы. Тут этого сделано не будет. Не для того подобная работа создаётся, чтобы разбираться в мельчайших деталях, тогда как редкие произведения должны удостаиваться подлинно внимательного разбора. Да и то такой подход применим в случае, если затрагиваются разные темы, или писатель создавал произведение в разные годы, или публиковал по частям в качестве самостоятельных работ. Нет, Толстой представил «Детство» для читателя в едином виде. Ну и читатель должен воспринимать эту работу в таком же едином виде, без какого-либо разделения.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Порою писать невыносимо хочется, и сказать о своих мыслях имеется огромное желание, и даже пытаешься этим заниматься, и вроде выходит нечто сносное. А на деле… На деле ничего не получается. Как же так? Неужели такое возможно? Как тогда быть с тем, что творческие изыскания получали одобрение на самом высоком уровне? Всё-таки, насколько бы странным не казалось, вымучивая «Первые радости», Константин Федин нашёл поддержку в лице круга людей, ответственных за подготовку списков для присуждения Сталинской премии. Не станем искать причин, побудивших найти слова для необходимости включения литературных трудов Федина в число лауреатов. Сочтём это исторической данностью.

«Первые радости» — роман о событиях, случившихся в годы, последовавшие за войной с Японией и предшествовавшие Первой Мировой войне. Тогда общество беспокоил единственный вопрос: когда же государь соизволит дать народу больше власти? Вот за пять лет до того имели место быть события кровавых расправ 1905 года, теперь подобного допускать не следовало. Общество будоражила мысль о возможностях, власть с подозрением относилась абсолютно ко всем. Вот об этом и брался повествовать Федин, не имея определённых представлений о том, как равномерно расположить события. И получилось у Константина создать многослойное творение, где каждый слой описывался отдельно, оказавшись в итоге под видом единого произведения. Вполне допустимо даже уподобить роман Федина каше. Однако, каждый слой представляет самостоятельную ценность. И внимать им следует, не придавая значения другим слоям в доступном вниманию содержании.

Как понравится читателю история про взятку? В царской России существовало негласное правило — принимающих решение требовалось склонять на свою сторону денежным вознаграждением. Но не всё так просто. Казалось бы, оказавшись не у дел, должен получить деньги обратно. Не тут-то было, да и как станешь доказывать дачу взятки? Считай, что сделал добровольный взнос, не запросив соответствующих документальных подтверждений.

А как сцена с беседой людей на реке? Вроде бы удят рыбу, при этом разговаривая обо всём на свете. Иной собеседник вспомнит, как основывали Петербург, каким образом царь Пётр обещал отсель грозить шведу, как он ходил на Лифляндию. И тут же будут воспоминания о детских годах, собеседники сами себе напоминали о счастливых или может наоборот годах, добровольно или может принуждённо, занимавшиеся посадкой деревьев.

Доступна читателю история и про писателя. Его в воскресный день попросили явиться в полицейский участок. Он под подозрением за написание и распространение революционных прокламаций. Попробуй сойти за честного человека, отвечая служителям правопорядка, говорящим с тобой елейным голосом, будто к тебе они не имеют претензий, но обязаны найти виновного, окажись им хоть даже случайно приглашённый в полицейский участок писатель, хотя бы даже и в воскресный день.

Чтобы обозначить время повествования, Федин поместил в роман подробную историю о пропаже Льва Тостого из Ясной Поляны. Со всеми подробностями, какие только могут быть, Константин созидал полотно, отражение волнения буквально каждого человека в Российской Империи, разделяя всеобщее опасение судьбою писателя, имевшего влияние на умы современников.

Как видно, читателю предлагаются разные слои, уместившиеся в описание событий 1910 года. Это не хроника, скорее отражение части процессов, имевших место в тогдашней жизни. Может тем самым «Первые радости» в исполнении Константина Федина должны были способствовать выработке определённого мнения, или читателю следовало обзавестись представлением, почему революция обязана была в скором времени свершиться. В любом случае, читатель сам решит, насколько ему пришлось по духу данное произведение.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Читатель должен радоваться, что в русской литературе возможно существование писателей, чьи произведения истинно становятся достоянием общественного обсуждения. А ведь было время, когда литература заставляла размышлять, пробуждая в людях определённый ход суждения. Чего стоят шестидесятые годы XIX века, если смотреть по критическим заметкам Лескова. Ежели «Отцы и дети» Николая не коснулись, то роман Чернышевского «Что делать?» и «Война и мир» Толстого — задели за живое. Особенно Лесков посчитал нужным высказаться по поводу пятого тома произведения Льва Николаевича, как раз опубликованного в 1869 году.

Кажется, разбираться в нюансах, то есть подходить к пониманию литературных произведений со скрупулёзностью — признак того, что человеку нечем заняться, либо он по роду своей деятельности должен находить всё новое в уже до него под разными углами рассмотренном. Надо ли приводить в пример пушкинистов? Они готовы отдельные слова и буквы соотносить друг с другом и со многим прочим, лишь бы открыть нечто ещё. Но пятый том «Войны и мира» вполне можно считать самостоятельным произведением. Вообще, если произведение пишется долго, публикуется частями, то его можно не принимать за монолитное творение. А ежели писатель является ещё и твоим современником, то всё им сказанное — примешь не так, как станут делать потомки. Собственно, Отечественная война для Лескова случилась не так давно — за несколько десятилетий до его рождения. Но он жил в среде, пропитанной рассказами очевидцев. Особенно таких, кто лично пострадал от московского пожара.

Основная тема пятого тома романа Толстого — необходимость понять причины поджога Москвы. Лесков посчитал нужным внести ясность от себя лично. Ведь должно быть понятно — город не может не загореться, ежели большинство строений являются деревянными, и в том городе вспыхивают искры ружейных и пушечных запалов. Хватило бы одной искры! Тем более, учитывая обстоятельство запустения Москвы, просто некому стало её тушить. Вот и вспыхнула столица. Так зачем говорить, кто её мог поджечь? Было бы кому. Скорее нужно размышлять, почему не потушили? И на этот вопрос Лесков грамотно ответил. Не французам же её тушить. Когда это было, чтобы завоеватель заботился о блеске завоёванного? Русские в расчёт не берутся, ибо Париж не давали жечь сами парижане — у них есть пунктик касательно личной гордости: лучше проиграть войну, но уберечь столичный город.

Говорить можно о разном, и роман Толстого для того служит лишь причиной. Например, про Кутузова, обретшего неограниченную власть. Вокруг него нашлось место интригам, о которых знали современники, кое-что почитывали ближайшие поколения и окончательно позабыли дальние потомки. Что до интриг, когда известно о самой войне (уже не Отечественной, а войне 1812 года) с последующим падением Наполеона. Ну, взяли французы Москву. Ну, сгорела столица России. Ну, гремело Бородино. А какие обстоятельства тому предшествовали? Будто не воевал царь Александр с Наполеоном прежде. Ни битвы под Аустерлицем, Прейсиш-Эйлау и Фридландом потомок не помнит. А жаль! Что же, память избирательна.

Очерки о пятом томе «Войны и мира» Лесков печатал в «Биржевых ведомостях» без подписи, потому авторство установлено по свидетельствам третьих лиц. Может Николай писал и о шестом томе, может вообще вёл активное освещение не только этого произведения Толстого, а то и не его одного. Установить того пока не получится. Остаётся сожалеть о нивелировании деятельности радетелей за литературу, готовых посвятить жизнь единственному писателю. Таковые имеются, но они предпочитают заниматься теми деятелями пера, о которых и без того сказано с избытком.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Когда Пушкин умер, Достоевский перешагнул семнадцатилетний рубеж, а Лев Толстой — десятилетний. Они жили и творили, находясь в зависимости от таланта почившего для них современника. К 1898 году Достоевского уже не было в живых, Лев Толстой продолжал жить и творить, став основной фигурой для критического взгляда Мережковского. Требовалось понять, о чём думали эти люди, как писали художественные произведения и какими были их религиозные воззрения. Об этом и размышлял Дмитрий, приоткрывая завесу над тайнами или придавая налёт таинственности.

Для начала Лев Толстой. Лучше о нём сразу сказать, как он боялся наложить на себя руки, о чём в молодости непрестанно думал. Муки заставили его убрать с глаз все предметы, способные прервать существование. И охотиться Толстой отказывался, опасаясь пасть случайной жертвой. Тогда же он установил определённые правила, которых старался строго придерживаться. Желая военной награды, Толстой отправится воевать, что входит в противоречие с ранее рассказанным. Создавая произведения, Лев удостоится хвалебный слов от Тургенева, сказал своё слово о нём и Достоевский, благодаря чему Мережковский получил возможность рассказать и о нём.

Манера изложения Дмитрия отличается непоследовательностью. Говоря о Толстом, он мог разбирать разные жизненные отрезки, порою связанные мимолётной единой чертой. Так же мог оказаться среди рассматриваемых писателей и Достоевский, о котором у Мережковского нашлось достаточное количество слов, чтобы Фёдор Михайлович оказался в названии рядом с Толстым. Такое же право могли получить Наполеон и Ницше, не скажи о них Дмитрий немного меньше.

Достоевский примечателен отношением к деньгам. Для него они были бумагой. Если бы не жена, влачить ему жалкое существование. Это не мешало оное всё-таки влачить, скрываясь от кредиторов за пределами России. Не обошёлся Дмитрий без упоминания эшафота и приступов падучей, как наложивших отпечаток на творчество Достоевского моментов. Осталось подумать, в чём Лев и Фёдор имели сходство. Для Мережковского то очевидно — Толстой и Достоевский многим обязаны жёнам, державшим семейным быт крепкой хваткой, не дозволяя пребывающим в мыслях мужьям ощутить полноту тяжести безнадёжного бедственного положения.

Будучи склонным к поиску смысла в деталях, Дмитрий старался отыскать подобное и в отношении произведений являвшихся для него современниками классиков. Казалось бы, нет существенной разницы, какой манеры придерживались писатели, описывая округлости или острые углы, придавая всему признаки больших предметов или низводя каждую вещь к мелочи, позволяя действующим лицам говорить разнообразно или придерживаясь однотипного способа выражения мыслей. Для Мережковского во всём этом есть нечто важное, о чём он спешит поделиться с читателем. «Анна Каренина», «Война и мир», «Братья Карамазовы», «Преступление и наказание» теряют всякое значение, поскольку Мережковский стремился увидеть в них ему близкое. Ведь было замечено, что Дмитрий при построении повествования в собственном художественном творчестве отталкивается прежде всего от деталей, таким же образом он стремится понять труды прочих писателей. Проще говоря, Дмитрий страдал от буквоедства.

Осталось разобраться с религией. Русская православная церковь оказалась парализованной после воцарения Петра, поставившего себя выше патриарха. Подобное случилось и с Наполеоном, желавшим отождествления с Богом, но боявшегося насмешек подданных. Информация об этом понадобилась Дмитрию, дабы он настроился на волну понимания толстовского Царства Божия. Как случилось, что Лев в воззрениях опустился до нигилизма Базарова из «Отцов и детей»? Он считал нужным утверждать мнение самого Христа, не считавшегося сыном Бога. Христос никогда подобного не говорил! Толстой видит лишь обман жрецов, создавших удобный для них инструмент для влияния на людей, именуемый религией. Потому не стоит удивляться, наблюдая за сравнением философии Толстого и Ницше, имеющих общее понимание, склоняющее их мысленный поток к буддистским представлениям о должном быть.

Всё написанное Мережковским, как он сам постоянно выражается: серединка на половинке. Дмитрию хотелось о чём-то говорить, и он не останавливался.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Павел Басинский уверяет — Лев Толстой бежал из Ясной Поляны. Бежал так, как неоднократно поступал ранее, ежели ему требовалось забыть старое и перейти на новый уровень. Бежал так, как заставлял бежать героев своих произведений. И жизнь он завершил тем же самым образом, почти наложив на себя руки. Теперь предстоит понять, почему ему всегда хотелось бежать, и допустимо ли это называть бегством.

Исторически верно, что Толстой покинул имение, а затем погиб. Хотел ли Толстой умереть, или он не хотел умирать? Этот спорный момент не имеет ответа. Важно другое, как был построен рай. Вот именно на этом делает акцент Басинский. Начиная с получения наследства и женитьбы, вплоть до последних дней, рай не раз разрушался и заново отстраивался.

Рай разрушал сам Толстой, не умевший принимать чужого мнения. Да и не было рая, ибо неоткуда ему взяться. Ясная Поляна не приносила прибыли, дети умирали, жена искала способы обеспечить потомству будущее. Обыденность расшатывалась представлениями о религии и авторском праве, неизменно становившихся предметом жарких обсуждений в обществе. Умиротворение не поселялось в душе Толстого. Уж если о чём говорить, то о пекле, от жара которого он в итоге сгорел.

Но Басинский идеализирует представленного читателю человека. На страницах биографии Лев Николаевич обретает черты, достойные всяческого уважения. Любое обстоятельство становится отражением положительных качеств. Даже любвеобильность графа, в том числе и его измены жене, не порицается. Превозносится конфронтация с церковью, где Басинский на стороне Толстого.

Толстой воспринимается таким, какой он составил о себе образ. Написанное в письмах обязательно принимается за правду. Сказанное в литературных произведениях неизменно связано с личной жизнью писателя. Будто творческие порывы человека способны дать представление о нём самом. Заблуждаясь, Басинский ведёт повествование в ложном ключе неверного восприятия, словно выступая с защитной речью.

Апология от лица стороннего наблюдателя — не может являться объективной информацией. Не вина Басинского в заинтересованности жизнью Толстого, вследствие чего он не может всесторонне раскрыть некогда происходившее. Настоящий Лев Николаевич оказался заменён на выдуманного — желаемого быть увиденным. Вместо живого организма — идеальное его изображение.

Порогом кризиса в биографии от Басинского становится желание Толстого разрешить безвозмездно публиковать написанные им произведения. Таковое решение более всего отравляло ему существование, поскольку жена не могла примириться с подобным расточительством. Шаг за шагом, воюя с матерью своих детей, Толстой разрушал последнее, вступая в окончательный разлад с семьёй. Тут бы его укорить, показав твердолобый характер, будто бы он не умел разрешать проблемы поиском компромиссов. Басинский предпочитает соглашаться со всем, о чём бы не помыслил Толстой.

Согласно вышеизложенному, не было рая и бегства из него. Не было и многого другого, в существовании чего так любят уверять себя исследователи творчества Льва Николаевича. Басинский не исходил из нового опыта, рассказывая биографию, словно писал школьное сочинение. Он полностью доверился источникам, анализируя их, исходя в суждениях от них же. Дабы не быть обвинённым в неправдоподобии, Басинский твёрдо стоял на позиции современного отношения к Толстому.

Мифы для того и создаются, чтобы вымещать действительность её героизацией. Личность Толстого продолжит блекнуть под напластованиями представлений о нём, пока не заменится портретом идеального писателя, страдавшего из-за личных убеждений и неприятия его частью общества. Писатель должен страдать, иначе ему не о чем будет писать… Должны ведь потомки в произведениях искать следы отражения именно этого.

Автор: Константин Трунин

» Read more