Tag Archives: нон-фикш

Михаил Ерёмин «П. И. Мельников (Андрей Печерский)» (1976)

Мельников-Печерский Собрание сочинений

Изучать творчество Мельникова легко и тяжело одновременно. Вроде бы всё находится на поверхности, бери и читай. Однако, деятельность Мельникова была многогранной, по большей части оставаясь уделом прошлого, так как он предпочитал писать для возглавляемых им периодических изданий. Конечно, со временем за его творчество возьмутся всерьёз, появятся монографии, вроде библиографического указателя, составленного Кудриной и Селезнёвой. Да и тот указатель будет служить скорее в качестве вспомогательного материала, так как практически нельзя разобраться в наследии писателя, не затратив времени сверх разумного. Просто нет смысла разбираться в том, чему сам Мельников не придавал значения. Конечно, читатель знает, чем писатель занимался в молодости, как служил стране и как после зарабатывал с помощью способности выражаться художественным слогом: несло бы то существенную важность. Нужно ещё определиться, насколько наследие отдельно взятого человека заслуживает внимания, когда оно так и не стало предметом общего интереса. Может быть в недалёком будущем всё-таки появится полное собрание сочинений Мельникова, после чего всё тут сказанное утратит значение. А до той поры можно познакомиться с чем-то вроде очерка жизни и творчества в исполнении Михаила Ерёмина.

О чём можно рассказать? И расскажет ли Ерёмин больше, нежели читателю известно? Говорить про годы ученичества? И о чём толковом поведаешь? Разве только укажешь на Пушкина, бывшего для студенчества тех лет за самого почтенного и уважаемого человека в Империи. Или рассказать, каким образом Мельников путешествовал? Или может про его изыскания на тему истории? Или сразу перейти к обозрению раскола русской церкви? Читатель знает, насколько Мельников посвятил себя изучению старообрядческих общин и сектантских культов, только не всем известно, как именно он реализовывал знания в действительности, если не вспоминать про знаменитую дилогию «В лесах» и «На горах». И для Ерёмина так оказывалось проще, основную часть повествования уделив разбору как раз дилогии, оставив остальное сугубо в качестве предисловия к этому.

Разбираться с содержанием дилогии Мельникова можно долго, имей к тому желание. Другое дело, что не каждый читатель готов уделить время столь большому объёму информации, особенно понимая, какова подлинная сущность изложенного писателем. Пусть не всякий читатель придаст тому внимание, но он всё равно будет знать о том, насколько Мельников стремился дорого продавать текст, всячески стараясь писать на как можно большем количестве страниц, отчего зависела его возможность заработать. Что же, для Ерёмина такая составляющая значения иметь не будет, он начнёт разбираться с текстом, ставя содержание выше рационального осмысления. С этим ничего не поделаешь, советское литературоведение старалось взращивать исследователей, стремившихся увидеть определённое в наборе предложений, не имея способности оценивать в общем, обязательно доходя до мелочности, когда, как у тех же пушкинистов, спор мог заходить о какой-нибудь запятой, которую автор применил в обозначенном для обсуждения месте. С творчеством Мельникова таким образом не совладаешь. Единственное, постараешься изучить быт староверов, не совсем оный поняв. Кому интересен Мельников с подобной стороны, тот сам ознакомится с его исследовательскими работами.

Остаётся добавить, очерк жизни и творчества в исполнении Михаила Ерёмина предназначался сугубо для собрания сочинений из восьми томов, предваряя тем знакомство с наследием писателя. Подходя к пониманию текста именно так, должен удовлетвориться проделанной работой. Для краткого знакомства с наследием порой хватит и такого труда. Но раз читатель собрался продолжать знакомиться, обязательно выберет моменты, на которых предстоит заострить внимание.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Павел Мельников-Печерский «Воспоминания о Дале» (1873)

Русский вестник Выпуск 104

Кем был в действительности Владимир Даль? Разве русским? Сам он считал именно так, но происходил из семьи с датскими корнями. Не смотря на это, Даль имел и другую особенность, доставшуюся ему от предков — он стремился изучать языки. Его отец — Иоганн Даль — знаток иностранной речи, лингвист-испытатель, стался приближенным Екатерины Второй в качестве придворного библиотекаря. К тому же, отец Даля знал медицинское дело. Во многом Владимир пошёл по его стопам, так как с юных лет в качестве стези выбрал медицину, обучившись на хирурга. Но когда у него появилась тяга к изучению многообразия именно русского языка? Мельников склонен считать за отправную точку годы обучения в Петербургском морском кадетском корпусе, где неокрепший ум будущего лингвиста обогащался в положительном и отрицательном смысле. Но основное развитие произошло во время войны с Турцией, куда Даль отбыл в качестве медика. Уже тогда он делал записи, обзавёлся ослом и телегой, поскольку все наблюдения требовалось тщательно фиксировать. Стремление к познанию не раз омрачалось — записи с завидной регулярностью уничтожались в силу причин, почти не зависящим от самого Даля.

Мельников уверяет, Владимир не терпел армейской службы. Не видел смысла Даль в том, где сам смысл отсутствовал. Приходилось выполнять несколько поручений сразу, каждое из которых противоречило другому. Поэтому, оставил службу без лишних раздумий, предпочтя слово медицинскому призванию. Стоило ему вернуться с войны, как начал сотрудничать с Николаем Полевым, издателем «Московского телеграфа». Тогда же начали выходить произведения, подписываемые псевдонимом Казак Луганский. Дальнейшая жизнь в той же мере была связана со словом. Интересным фактом является присутствие Даля у постели умиравшего Пушкина.

Написание рассказов и пьес не лишало Даля возможности заниматься поиском слов. Но как доказать людям, будто такие слова действительно существуют? Это стало самым большим затруднением, поскольку невозможно приводить доказательства по каждому слову. Может быть укор был связан ещё и с тем, что Владимир считал допустимым переиначивать иностранные слова на русский манер, осмысливая звучание вроде следующих слов: гимнастика, горизонт, атмосфера, адрес.

Другое затруднение — отсутствие понимания, для кого изыскание Даля предназначалось. Работая на голом энтузиазме, Владимир понимал невозможность финансового обогащения, к чему и не стремился. Но без возможности извлечь выгоду, хотя бы способную компенсировать выпуск труда, всё могло оказаться напрасным: изыскания продолжат пылиться на полке личной библиотеки, пока не истлеют.

С другой стороны, Мельников совершенно не затрагивает идею роста самосознания русских. Будто общество не разделилось на западников и славянофилов, хотя, после отмены крепостного права, проблема явно обозначилась. Не могли славянофилы не ратовать и не поддерживать труд Владимира Даля, должные ему всячески содействовать. Но Мельников упорно подводил читателя к пониманию невероятных усилий, которые прилагал Даль, чтобы его мечта осуществилась, чтобы был издан задуманный им словарь.

Напоследок Мельников предлагал разобраться, кем же является Даль. Если происхождение его было датским, то душа точно принадлежала России. Об этом свидетельствуют и слова самого Даля, когда, после посещения Дании, он твёрдо уверился в отсутствии у него пристрастия к датскому, тогда как он чувствует родство только с Россией. Поэтому можно смело ставить точку, не возвращаясь к обсуждению данной темы. Впрочем, оно и не требовалось, не начни Мельников акцентировать на этом внимание. Раз родился и вырос в России, существовал во имя её процветания, значит уже имеет право считать себя русским.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Николай Лесков — Письма 1881-95

Лесков Поздние письма

Есть ли издание, содержащее все сохранившиеся письма Лескова? Не имея такового, приходится опираться на имеющееся. В собраниях сочинений письма непременно печатались, но в урезанном виде. Словно читателю интересен не Лесков-человек, тогда как Лесков-публицист гораздо важнее. Поэтому письма семейного или религиозного характера придётся искать в разрозненных изданиях, то есть собирать их по крупицам. Пока же приходится говорить сугубо о деловых письмах. Можно не упоминать лиц, с которыми общался Лесков — все они были деятелями, близкими литературе, порою бывшие её неотъемлемой частью.

Характерно то, что в 1881 году Лесков продолжал ощущать гнёт опалы. Годы шли, а его работы прежних лет оставались в памяти. Из-за этого он находился под пристальным вниманием у цензуры. Поэтому, взвешивая возможность к публикации, Лесков заранее говорил про имевшийся у него материал, который он публиковать не будет, поскольку заранее знает — цензура не одобрит.

Другая сторона литературного процесса, рассмотренная Лесковым, касается измельчания критики. Не стало криков уровня Белинского. И не по причине, будто таких нет. Отнюдь! Самому читателю перестали нравиться подобные критические статьи, поэтому на один уровень с Белинским становиться бессмысленно. С этим приходится мириться, так как ничего другого не остаётся. Надеяться на обстоятельную критики отныне нет надобности. Хорошо, если просто грязью не обольют, причём без всякой на то подлинной необходимости. Получалось, критик писал по желанию читателя довольно примитивно, ничего по существу не сообщая, может и толком не представляя, о чём взялся судить, вероятно и не прочитав о произведении больше, нежели находится за словами на обложке.

В 1883 году Лесков серьёзно сожалел о незнании французского языка. Он прямо так и говорил, что будь у него такая возможность, он бы и на день не остался в России. Но куда ему податься, если в языках он не преуспел? С русским далеко не уедешь. Неужели Лесков мог подобное сказать? Однако, в письмах написано о том прямо, отчего сомнения сходят на нет. Да, Лесков желал покинуть Россию, может того не собираясь делать в действительности. Почему бы и нет, ежели ему не нравился курс, к которому переходила Россия.

С 1887 года Лесков вступился за идею Льва Толстого — достояние человеческой мысли должно распространяться свободно. Ведь известно, с каким усердием Толстой начинал бороться за право собственных произведений на бесплатное распространение. Пусть то, что написано им прежде — продолжает быть его собственностью, но написанное отныне — становится народным достоянием. Не столь щедро, но и Лесков начинал призывать к тому же. Он считал вполне уместным допустить издание некоторых своих произведений, не получая за то отчислений.

Пожалуй, на такой ноте и надо завершать знакомство с литературным наследием Лескова. Пусть, о чём бы он не писал, распространяется без ограничений. Правда, приходится то признать, в представлении читателя последующих поколений, Лесков остаётся автором «Левши». О чём он писал ещё, как раз про то и хотелось сообщить. Как видно, наследие Лескова не такое уж малое, невзирая на незначительное количество объёмных работ. Всё-таки Лесков старался писать, этим он зарабатывал на жизнь, всё равно оставаясь честным, стараясь творить не на злобу дня, но со злобой от каждого дня. Спустя время покажется, столь усиленно бороться вовсе не требовалось. Как-то так получилось, что Лескова не приняли ни при царском режиме, постаравшись забыть и при режиме советском. Что же, пора начинать вспоминать.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Николай Лесков — Письма в редакцию (1882-91)

Лесков Письма в редакцию

Письма в редакцию — их можно назвать открытыми письмами или пояснительными записками. Лесков говорил о насущном. Например, по создании «Левши» его обвиняли во взятом на себя праве претендовать на первенство в вымысле мастерового, подобного тульскому умельцу. Николаю осталось кратко возразить, всю историю он выдумал, за исключением имевшей хождение присказки про то, как русские умельцы английскую блоху подковали, дабы она столь ретиво не танцевала. В той присказке не была и намёка на определённое искусство, скорее осуждалась политика Англии, всюду вмешивавшейся и никак не способной утихомирить нрав. Поэтому в 1882 году через газету «Новое время» было сообщено литературное объяснение «О русском Левше».

В 1883 году через газету «Новости» Лесков писал, как понимать отчисление его со службы, чему оказалось придано громкое звучание, будто он не справлялся с обязанностями. Отнюдь, брался пояснить Лесков, отчислили его сугубо из-за занятия литературной деятельностью, и не более того. В том же году через «Газету А. Гатцука» Николай ставил читателя перед принятием факта — начатый им публиковаться на страницах издания, роман «Соколий перелёт» продолжен не будет. Не видел более Лесков необходимости показывать нигилистов, способных перейти в ряды радетелей за царский режим. Ещё одно письмо для газеты «Новости», касалось оно «Ефима Ботвиновского».

В 1884 году через газету «Русский курьер» Лесков отказывался от авторства статьи по громкому судебному разбирательству вокруг грабительского присвоения дворней огромного наследства. Тогда же через газету «Новости» писал письмо об обеде. И ещё одно открытое письмо «Авторское признание» за тот же год для издания «Варшавский дневник». Лесков просил не считать своё творчество тенденциозным. Ничего подобного он себе никогда не позволял. Наоборот, всё им описываемое — является происходящим сейчас. Не нужно обладать способностью подмечать скрываемое, поскольку оно и без того заметно невооружённым глазом.

В 1885 году через газету «Новости» Лесков написал «Объяснение по трём пунктам». Оказывалось, Николай решил составить подобие учебника по Библии, чтобы детям по нему проще было учиться. Греха из-за того он за собой не видел. Скорее удивлялся, почему мужи от религии того сами до сих пор не сделали. За тот же год письмо в редакцию журнала «Новь» — Лесков говорил, что прекращает работу над произведением «Незаметный след».

В 1887 году через газету «Новое время» Николай пояснял для него неприятное обстоятельство. Издательство Вольф без его ведома выпускало книги, используя частично и его рассказы в том числе. Годом спустя Лесков поделился уже радостью: Быков составил его библиографию и выпустил брошюрой в количестве ста экземпляров. Письмо так и называлось — «Товарищеский подарок».

В 1889 году через газету «Русские ведомости» Лесков был вынужден объясняться, поскольку ему вменили в вину, будто в повести «Зенон-златокузнец» он описывал недавно почившее лицо. Тогда же через газету «Новое время» пришлось объясняться «Об иродовой темнице», якобы которую он выдумал. Там же в 1890 году Лесков опубликовал открытое письмо «Дружеская просьба», чтобы никто не думал тратиться к юбилею его писательской деятельности. Лескову казалось достаточным того, что его продолжают помнить и его трудами зачитываться.

Остаётся назвать ещё одно письмо в редакцию, на этот раз «Петербургской газеты», названное «Курская трель о Толстом». Кажется очевидным, о чём мог написать Лесков. Он и сообщал про очередного горе-посетителя Ясной Поляны, которому привиделась глупость, коей тот и делился с читателями. Сдерживаться Лесков не стал, по пунктам объясняя, где именно нужно видеть ложь.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Николай Лесков — Некоторые статьи 1886-91

Лесков Толстой

С 1886 года Лесков — ярый защитник Толстого. О чём бы Лев Николаевич не рассуждал, Лесков его всячески поддерживал. Так за 1886 год вышел ряд статей. Первая из них — «Лучший богомолец» — касалась «Тенденций». Николай видел в Толстом истинно религиозно настроенного человека, в отличии от смеющих выступать против него с критикой. Следующая статья — Откуда заимствован сюжет пьесы графа Толстого «Первый винокур». Третья — «О куфельном мужике и проч». Теперь начинало казаться, Лев Николаевич способен объяснить абсолютно всё. Оставшийся загадочным со времён Достоевского, куфельный мужик, способный дать ответ на все вопросы, при этом никогда не покидая кухни. Выходило теперь — мужик тот может научить лишь жизни, и только.

В 1887 году Лесков публикует статью «Ненапечатанные рукописи пьес умерших писателей», сообщая о том, что ему известны тексты произведений, должные скоро появиться в печати. Тогда же написана заметка «На смерть Михаила Никифоровича Каткова», оставшаяся без прижизненной публикации. Не была опубликована и статья «Темнеющий берег», направленная против политических устремлений царя Александра III, запрещавшего выходцам из низших сословий поступать в гимназии.

В 1888 году написана статья «Пресыщение знатностью». Касалась она господ различной величины, чья сущность сводилась под одно, одинаково должное цениться за возвышенное к остальным положение. Тогда же опубликована статья «Бибиковские меры» — Николай вспоминал о привычке Бибикова стращать студентов солдатами, тем способствуя уменьшению недовольства, используя солдат в основном для острастки.

Кроме того, в 1888 — Лесков вступил в полемику со Штанделем, опубликовав заметку «О хождении Штанделя по Ясной Поляне». Оказывалось, Штандель проездом побывал у Льва Толстого, от силы пробыв у него четыре часа. Теперь он писал нелепицы, сравнимые с бредом сумасшедшего. Николай не стеснялся критиковать, объясняя по пунктам, в чём именно Штандель не прав. На это Лесков получил возражение. Последовала новая заметка — «Девочка или мальчик? (Десятый грех недостоверного Штанделя)».

Ещё статья за 1888 год — «Великосветские безделки». Она про то, как каждому поколению говорят о присущей ему тупости. И всё равно поколение выходит умнее, нежели их предшественники. Можно сказать — ничего в сущности не меняется. Так и продолжат говорить. Объяснение очевидно — по молодым людям нельзя судить об их умственном потенциале, так как большая часть действительно останется на приземлённых позициях, тогда как малая — осуществит возлагаемые на них надежды.

1891 год — статья «Ходули по философии нравоучительной». Лесков размышлял о значении слов, утрачиваемых, под прежним их пониманием не знаемым. Статья «Нескладица о Гоголе и Костомарове» — привычная для Лескова необходимость восстановления истины. Статья «Новое русское слово» — обострение борьбы славянофилов за чистоту русского языка по поводу вышедшего словаря, содержащего излишек иностранных заимствований. Статья «Замогильная почта Гончарова» — по поводу писем, доставшихся Лескову по завещанию.

Как видно, Лесков старался говорить правдиво, не допуская лживых представлений о действительности: нельзя , только бы сказать. Нет нужды тешить самолюбие, не имея представления. Строго и существенно важное — прочее отметается. Как раз таким и предстаёт перед читателем Лесков. Не скажешь, не видя в Николае настолько нетерпимого борца за справедливость. Нет, он умел сдерживаться, хорошо наученный опытом шестидесятых годов, стоивших ему продолжительной опалы. Нет нужды говорить излишне много и прямо, умные люди итак догадаются о происходящем, тогда как глупые не поймут, сколько им на то не указывай. Ежели оно так, нужно поддерживать интерес, не давая забываться существенно важным вещам. К таким выводам приходишь, знакомясь с публицистикой Николай Лескова.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Николай Лесков — Некоторые статьи 1883-84

Лесков Откуда пошла глаголемая Ерунда или Хирунда

В 1883 году Лесков пишет статью «Народники и расколоведы на службе». Перед Николаем ставилась задача организации обучения раскольников. Но сказать ему было практически нечего. Всё, о чём только теперь можно помыслить, подробно рассказано Павлом Мельниковым, в миру ещё известным в качестве писателя под псевдонимом Андрей Печерский. Конечно, Лесков опубликует брошюру «О раскольниках города Риги преимущественно в отношении к школам» и статью «Искание школ старообрядцами». Теперь же Лесков сконцентрировался преимущественно на личности Мельникова и его трудах, горько сожалея, что февралём месяцем того же года светоч знаний погас, умерев, оставив на память потомкам значительные работы, в том числе два больших романа о быте старообрядческих общин в современные ему дни. Но всё-таки Лесков добавлял информацию и от себя. Он уверял читателя, что не так просты раскольники, даже в чём-то опасны. Не только Империя располагала тайной полицией, аналогичная служба должна быть и у самих раскольников.

В 1884 году Николаем написаны «Товарищеские воспоминания о Павле Ивановиче Якушкине», умершем двенадцатью годами ранее. Воспоминания составлены специально для издания сочинений Якушкина. Николай описывал его в качестве земляка — выходца из Орловской губернии. Знал Лесков Якушкина ещё юным, периода ученичества. Уже тогда Павел Иванович отличался мужиковатостью, чем и прославился впоследствии. Не любил Якушкин причёсываться, чем доводил до гнева учителей. Он и в жизни старался быть неотёсанным, должным казаться обыкновенным мужиком. То помогало ему ходить по деревням и собирать этнографический материал. Одно портило Якушкина — очки. За них его мужиком и не признавали, порою вполне намереваясь избить, подозревая в нём едва ли не засланного следить за простым людом. Лесков постарался быть честным с читателем, говоря, будь Якушкин всамделишным мужиком, то толку от него ни на грош. К труду он не приспособлен, полезного дела в хозяйстве не сделает. Единственное, ходил бы по трактирам и пил горькую, ведя беседы на вечные темы. Именно так заключал Николай разговор о Якушкине, видя в том под правильным углом ниспосланное провидением назначение.

За тот же год написана статья «Откуда пошла глаголемая Ерунда или Хирунда». Данное слово кажется всегда присутствующим в русском языке, только это не так. В речь оно пришло усилием нигилистов, поскольку всячески ими применялось, как яркая характеристика буквально всего, о чём они брались рассуждать. Оставалось непонятным, кто привнёс данное слово в язык. Кто-то указывал на Якушкина. Однако, разве мог любитель русской словесности позволить себе такое? Ведь имелась другая версия — корни у слова латинские, производное от Герундиума. И вот Лескову довелось послушать немецкого колбасника…

Оказалось, в немецком языке есть выражением «Hier und da», в переводе на русский «Сюда и туда». Вот оно и послужило за основу для слова «Ерунда». Ведь всё просто. Делая мясную продукцию, колбасник постоянно получает куски, непригодные ни для какой цели. Разве не ерунда? Может какому нигилисту это в своё время так понравилось, что он его стал применять ко всему, о чём думал аналогично. А так как для нигилистов конца пятидесятых годов всё сходило за ерунду, слово быстро прикипело и получило жизнь.

Вышло так, что общаться с немецкими колбасниками порою полезнее для общего развития, нежели с учёными мужами, пытающимися найти значение того, о чём они в истинном свете и помыслить не могли. Может Лесков и привирал, да разве такое про него посмеешь сказать?

Автор: Константин Трунин

» Read more

Николай Лесков — Статьи о Шевченко (1882)

Лесков Шевченко

За нападки на Тараса Шевченко Лесков готов был биться. Не должно быть такого, чтобы теперь, спустя десятилетия, играть именем малороссийского поэта. На протяжении 1882 года Николай написал три статьи в разные издания, оспаривая домыслы и вымыслы. Ему, как свидетелю, видевшему и могилу Шевченко, и всячески интересовавшегося его жизнью, то казалось яснее, нежели непонятно откуда взявшимся людям, отчего-то критически настроенным. Впрочем, Лесков отличался крайней нетерпимостью к любой информации, если видел в ней несоответствие действительности. Он ещё не раз выскажется в защиту Льва Толстого, пока же выступая за правду, которую все должны знать касательно Шевченко.

Первая статья — «Официальное буффонство». На каком основании Шевченко вообще брались осуждать? Имел ли Тарас явную вину? Для Лескова очевидно — не имел. Всё свершилось ради угождения высокопоставленному лицу. И это подтверждается фактическим расхождением дат, говорящим за единственное — решение выносилось вне связи с измышленным для того проступком Шевченко. Может Тарас и совершил неверный шаг, но удостоился наказания за него спустя месяц. Существовали и другие спорные решения, разбираться с которыми Лесков и предлагает.

Вторая статья — «Вечная память на короткий срок». Николая возмутила неосведомлённость людей по поводу места захоронения. Вроде бы все знали о могиле в Каневе. Но кто-то там действительно бывает? Оказалось, что некто решил посетить, увидел разруху и опубликовал заметку с соответствующим содержанием. Лескова не устраивала как сама заметка, так и невежество периодических изданий. Дабы сгладить негативное впечатление, последовала другая заметка, где говорилось, будто в Каневе нет могилы Шевченко, якобы малороссийский поэт нашёл упокоение в Санкт-Петербурге, там же воздвигли монумент, проявляя полагающееся Шевченко посмертное уважение. Такой ответ не нравился Лескову ещё больше. Мощи поэта не пребывают в столице, никто не возводил монумент, могила действительно находится в Каневе, за нею даже хорошо ухаживают, поскольку к месту упокоения постоянно идут на поклон.

Так Лесков переходил к третьей статье — «Забыта ли тарасова могила?». Пришло время сказать честно, где всё-таки находится могила, насколько она обветшала. Для Лескова ясно — никто не удосужился проверить публикуемую информацию. А вот он — Лесков — каждый год бывает в Каневе, обязательно посещая место упокоения Шевченко. Ни о какой ветхости говорить не приходится, скорее наоборот. За могилой поэта хорошо следят. Поэтому совершенно непонятно, каким образом могла возникнуть череда неверных мнений. Кто посчитает Николая обманщиком, может приехать в Канев и увидеть могилу собственными глазами. Если она и в самом деле заброшена, тогда чему очевидцем являлся непосредственно Лесков?

Вывод очевиден — не верьте газетам. Не верьте вообще всему, чему свидетелем не являетесь. Стоит довериться на слово, передать информацию дальше, потом поверить в иное мнение окажется ещё труднее, хотя оно может быть многократно правдивей. Не станем говорить, будто Лесков к такому выводу склонял читателя. Николай всего лишь отстаивал имеющее место быть. Он мог промолчать и не ввязываться в перепалку. Но, как сказано ранее, на дух не переносил лживых свидетельств, считая за необходимость выступать с опровержением.

А мы согласимся с ещё одним мнением: нет необходимости бороться за правду сейчас, завтра её всё равно переиначат в угоду иным обстоятельствам и соответствующей необходимости. Вот и в восьмидесятых годах XIX века понадобилось переворошить обстоятельства погребения Шевченко, имея к тому некий интерес. Оставим это для истории, запомним только факт нетерпимости Лескова к недостоверной информации.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Николай Лесков «Геральдический туман» (1886)

Лесков Геральдический туман

Статья имеет подзаголовок «Заметки о родовых прозвищах». Лесков взялся рассуждать на тему излюбленного дворянами способа поиска собственной идентичности. За основу он взял книгу Евгения Карновича. Не зря было выбрано название «Геральдический туман» — за всеми историями родов, берущими начало где-то в далёких закоулках истории, присутствуют легенды, редко имеющие отношение к действительности, тогда как скорее истоки следует искать в пределах Руси, никак не далее. Примеры особо можно не находить, поскольку как-то ведь получается, что у дворян и дворни встречаются одинаковые фамилии. Взять хоть тех же Потёмкиных. Таковых на всю Россию не перечесть сколько, и только один дворянский род стремится отдалиться от корней, изыскивая выходцев из заграничной среды. Впрочем, Лесков передёргивал. Должно быть очевидно, всякая легенда имеет право на существование, так как она по правде могла быть. А вот откуда дворня обзавелась дворянскими фамилиями — вопрос риторический. Вдумчивый читатель определит, что от тех же дворянских родов. Но Лесков предпочёл этот вариант не рассматривать.

В России издавна принято мнение о необходимости вести род из иных земель. За основу брался род Рюриковичей, как известно, пришедших на Русь откуда-то оттуда. Но откуда именно? Историки над этим вопросом безуспешно бьются. Ими точно установлено — до Рюрика на Руси в князьях были заморские варяги, а вот, начиная года с 862, Русь стала владением варягов русских, пришедших править не из-за моря, а вместе с народом русским откуда-то из рядом расположенных мест. Что же, сути это не меняет. Раз легенда полна тумана, она должна всех удовлетворять. Соответственно, всякий другой русский род стремился найти предков среди выходцев из сопредельных земель, хотя бы. Чаще прочего это Польша, Великое Княжество Литовское, Священная Римская Империя или разного рода ордынцы, редко изыскивая прочих потомков. Лесков склонен был считать это туманом. Мало ли из каких земель мог придти единственный предок, остальные всё равно издревле жили на Руси, отчего-то никто их во внимание брать не желает.

Вот есть граф Толстой. Однако, знавал Лесков Толстых и вне графского титула. Есть у него знакомый Толстой, да только он из дворни — сапожник. Есть и Алферьевы, к коим по матери относил себя и сам Лесков. Все они считали, будто их предком был некий итальянец Альфиери. И в то же время, родственниками друг другу могли не быть вовсе. Как же так? Лесков разобрался, найдя один из удобоваримых вариантов. Оказывается, в Месяцеслове есть имя Алфёр, крайне редко там и в жизни встречаемое. Но оно всё-таки есть. Значит, искать некоего итальянца отныне не требовалось. Да попробуй о том сказать Алферьевым, они с таким предположением откажутся соглашаться.

Как должен понять читатель, Лесков предлагал собственные варианты, нисколько не соглашаясь с необходимостью наводить геральдический туман. Зачем отходить от родных корней? И всё же доказательства Николая однобоки. Совсем неважно откуда дворня черпала фамилии, чаще ей вовсе неизвестно ничего о родне, далее третьего, а то и второго колена. Оно им и не требуется, потому как не испытывают необходимости держать гордость за предков, о которых не имеют представления. Вполне может статься, тот же сапожник Толстой некогда был в крестьянах у Толстых, без сомнения взяв барскую фамилию и себе, по одним ему ведомым причинам, либо как в случае с отчеством, поскольку на интерес — из чьих будет, он отвечал, что из Толстых.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Николай Лесков — Автобиографические заметки (1882-90)

Лесков Автобиографические заметки

Больших биографий о себе Лесков не писал, на его счету короткие автобиографические заметки, оставленные по случаю. Особых изысканий из них усвоить не получится — это попытка Лескова определиться, откуда он пошёл, какое значение вследствие этого может вообще иметь. Выходило не очень. Ведь чем мог порадовать читателя Лесков? Кто он такой, как не писатель, к чьему творчеству относятся с подозрением. Примерно так он будет говорить в первой из заметок, по дате написания относящейся, скорее всего, к 1885 году, хотя могла быть написана и тремя годами раньше. В тексте сообщалось, что он — Николай — устал понимать себя отдалённым от русской литературы: как физически, так и мысленно. Такое состояние с ним длилось на протяжении последних десяти-пятнадцати лет. Только вот опалы Лесков удостоился много раньше, за свои чрезмерные интересы к изучению нигилизма.

Что же говорит Лесков о себе и своих предках? Себя он считает выходцем из дворянской семьи, с существенной оговоркой. Дворянства добиться удалось его отцу, будучи обладателем честного взгляда на жизнь и непробиваемого в данном плане характера. Отец у Николая никогда не пытался стоять за спинами, либо изыскивать милости у кого бы ни было, даже от собственного отца он предпочёл отдалиться. Дело заключалось в следующем: дед Лескова, как и прадед, являлись священниками в Орловской губернии. Потому и отец должен был стать священником. Отец на это не согласился, вследствие чего был выставлен из дома без всего. Так оборвалась духовная нить, уступив место дворянской. Сам Лесков воплотил в себе обе разрозненные нити семейства, проявив интерес к духовной составляющей и к дворянской, правда чиновник из него не задался, зато получился писатель.

Вторая автобиографическая заметка написана Лесковым ближе к 1890 году, опубликована посмертно. Считается, она предназначалась для внесения в подготовленную заранее библиографию. Требовался краткий очерк, чему Николай полностью удовлетворил. В сжатом виде им сообщались сведения о родителях и месте рождения, о наиболее важных литературных произведениях и гонорарах, за них полученных. При этом Лесков рассказывал о себе в третьем лице, будто и не он вовсе писал данный текст.

Ещё одна заметка написана в 1890 году, примерно для той же цели, что и предыдущая. К Лескову проявляли всесторонний интерес, чему требовалось удовлетворять. Теперь Николай говорил о себе не таясь. Но и эта заметка прижизненно не публиковалась, она стала частью издания 1904 года, посвящённого исследованию жизни и творчества Лескова за авторством Фаресова.

Николай словно действительно писал заметки про свою жизнь от скуки, толком ничего о себе не сообщая. Читателя мог интересовать сам Лесков, его личность, устремления, интересы, совершённые поступки и желания, каковые осуществились, либо которые не смогли сбыться. Ничего подобного Николай не думал сообщать, может не считая нужным, а то и вовсе осознавая излишним. Почему? Порою знать о писателе лишнее не требуется. Для того он и писатель, чтобы рассказывать о других, но никак не быть объектом для интереса со стороны, если речь не о творчестве. К слову говоря, в том и заключается суть исследования творческого наследия, чтобы не смешивать необходимое к познанию с совершенно не касающимся того.

Скажем спасибо Лескову уже за оставленные автобиографические заметки. Вполне достаточно знать, при каких обстоятельствах он получил право на жизнь, уже из этого смея делать некоторые выводы, так важные для лучшего понимания творческих порывов. Всё-таки не из простых побуждений Николай оставил ряд примечательных произведений о духовном.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Павел Мельников-Печерский «О русской правде и польской кривде» (1862)

О русской правде и польской кривде

Некогда польский олигархат довёл Речь Посполитую до исчезновения с политической карты. Не раз поляки после брались отстаивать положенную им свободу. В России они того никак не могли добиться, вынужденные устраивать восстания и терпеть постоянные поражения. Одно из восстаний готовилось вспыхнуть в 1863 году, из-за чего в самых западных губерниях Российской Империи вводилось военное положение. И вот для граждан России вышла анонимная брошюра «О русской правде и польской кривде», призывающая бороться с польской вольницей, всячески способствуя государству обуздать польскую волю ещё сильнее. Тому имелись веские причины, автор брошюры подробно рассказывал предысторию конфликта и пояснял, почему поляки поныне не могут успокоиться. Выходило однозначное — бороться предстоит в среде из религиозных разногласий, прежде всего. Никак нельзя ставить Россию под владетельное право римского понтификата. И никак нельзя принижать понимание русских в качестве славянского народа. Что же, со всем этим требовалось подробно разобраться.

Поляки пожелали отнять у России девять губерний, в том числе и город Киев. Но насколько они имеют на то право? Земли Древней Руси им никогда не принадлежали по праву владения. Под их контроль они перешли после заключения унии с Великим Княжеством Литовским. За всё то время русский дух полностью вышел из тамошнего люда. Люди стали перенимать образ жизни поляков, в том числе и принимать католическую веру. Что до самих поляков, то они всегда торговали, в том числе и правом на себя, отчего не поскупились отнять их земли в своё владение соседние империи. Окончательно Польши не стало после 1812 года — с исчезновением Варшавского герцогства, созданного по Тильзитскому мирному соглашению пятью годами раньше.

Так какую цель теперь преследовали поляки? Бунт становился явным вследствие политики Александра II, излишне много и часто прощавшего. На каждую акцию возмущения он неизменно прощал возмутителей, чем лишь не позволял утихнуть пылу польских революционеров. Но терпели и поляки, пока не случилось крестьянской эмансипации — отмены крепостного права. До того в Польше просто люд никогда не владел землёй, теперь же то ему дозволялось. Разве мог олигархат Речи Посполитой принять отнятие у него земельных прав? Никакие льготы не смягчали поляков, решившихся в упор стрелять в великого князя Константина, в дальнейшем устраивая расправу над русским населением Царства Польского.

Но видел Мельников иное. Отнюдь, не за независимость боролись поляки. Им противным казались русские и православие. Вот против этого и боролись поляки. Кто мог, тот уезжал из Польши, присоединяясь к силам, которые помогут одолеть Россию. Немудрено видеть, как польские офицеры поступали на службу к турецкому султану, добровольно принимая мусульманство, дабы изнутри побуждать османов к продолжению войн с Российской Империей. Соглашались поляки помогать и Шамилю в долго тянувшейся Кавказской войне.

Вывод должен быть очевидным — примириться с поляками не получится. В исторической перспективе русские и поляки не смогут согласиться с существованием друг друга, что ясно по тысяче прошедших лет, никак не повлиявших на изменение отношений. У русских царей была возможность повлиять на этот процесс, к чему они не проявили должного стремления. Если Александр I потакал полякам, дозволив им ввести конституцию, то Николай лишь закручивал гайки, нисколько не влияя на самобытность польского народа, Александр II выбрал позицию крайнего смягчения, предлагая жить народам Империи по принципу — лучше худой мир, нежели добрая драка. Как итог, одно из обострений отношений, которым ещё не раз предстоит случиться.

Автор: Константин Трунин

» Read more

1 2