Tag Archives: интриги

Валерий Язвицкий «Иван III — государь всея Руси. Том 2» (1955)

Язвицкий Иван III

Управлять государством необходимо через удовлетворение нужд народа. Люди должны доверять управляющему ими человеку, тогда они окажутся готовы принять все его помыслы. Таким же образом можно подходить к покорению новых территорий, перетягивая под свою руку, показываемую способной обеспечить лучшую долю. Так это или нет, но Валерий Язвицкий был уверен: Иван III жил ради объединения Руси, поступая согласно её интересам. И неважно, если прочее оказывалось менее важным, нежели достижение общего благополучия.

Две важные задачи продолжали стоять перед Иваном — усмирить соседние объединения татар и наладить взаимоотношения с очередным римским понтификатом. Остальное у него выходило во всех аспектах замечательно. Наконец-то подчинились новгородцы, стоило пойти на них походом. В Москву приехали грамотные специалисты, поспособствовавшие улучшению понимания архитектурного и инженерного дела. Государство под властью Ивана продолжало расцветать. Его пушки били дальше тверских, отчего Тверь сдалась. И так во всём, куда бы Валерий не устремлял взгляд читателя. Всюду замечались успехи русского народа. И не важно, что Иван III учитывал даже такие аспекты, о которых он не мог иметь представления, вроде мыслей об Англии, завязавшей отношения с Русью только при Иване Грозном.

Язвицкий даёт представление о государстве тех дней, описывая довольно могущественным. И он сам же постоянно исходит из того, что любое успешное действие — результат сложившихся обстоятельств. Если бы новгородцы вовремя получили поддержку от союзников, ход истории принял другое течение. Каждая сторона конфликта обязательно испытывала проблемы, мешающие претворению планов в жизнь. Потому оказывались бесполезными замыслы татар, польско-литовской шляхты и римского папы, не находившими возможности для обуздания краткого периода времени, чтобы нанести сокрушительный удар по Руси.

Собственные неприятности начнут преследовать и Ивана: умрёт старший сын — главная надежда на продолжение назначенного курса. Согласно текста Язвицкого, роль наследника достанется Василию, родившемуся от брака с Софьей Палеолог. Оставшиеся годы Иван проведёт в подозрениях, видя в будущем правителе Руси подобие предков со стороны матери. Он мог бы и задуматься, предполагая пришествие византийской царской вакханалии, способной погубить и Русь. Если не при самом Василии, то подобное может случиться после. Язвицкий ограничился подозрениями, дав читателю домысливать самостоятельно.

Говоря о конце XV века, каждый писатель считает необходимым упомянуть «Хождение за три моря» Афанасия Никитина. И Валерий не обошёл этого момента стороной. Руси требовалось торговать, создавая требуемую для того обстановку. Потому Иван завоёвывал Новгород и Тверь, получая контроль над северным потоком, он же был заинтересован в южном направлении, стремясь облегчить передвижения купцов, видя в товарообмене залог могущества Руси. Иван понимал: кто не закрывается от мира, тот процветает. Посчитаем данную мысль уколом Язвицкого в адрес современной ему действительности, когда мир делился на две части, друг с другом конфликтующие.

Валерий на протяжении всего произведения, едва ли не с первой книги, постоянно размышляет над необходимостью власти заботиться о народе. Мнение самого народа при этом не учитывается. Иван III не спрашивал, чего хотят другие, поскольку важно одно — чего он желает сам. Появится необходимость сделать Казань подобием московского улуса — сделает, надо будет установить над новгородцами новые порядки — установит. Никаких других вариантов, кроме будто бы полезных Руси. И глаза он закроет, передав Василию право владеть и повелевать, ничьего мнения не спрашивая, но заботясь о народе, твёрдо зная, тот иного не захочет, к чему не склонится сам государь.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Валерий Язвицкий «Иван III — государь всея Руси. Том 1» (1949)

Пенять на исторические процессы не стоит. Если что-то случается, значит есть для того необходимость. Иного просто не могло быть, как не пытайся рассматривать. Поэтому альтернативное восприятие реальности — бесполезная потеха. Но взглянуть свежим взглядом на прошлое всегда полезно, а переосмыслить — ещё лучше. Валерий Язвицкий поступил проще — он дал читателю возможность прикоснуться к жизни одного из самых дельных правителей Руси, коим был Иван III Великий.

Разрозненная Русь изнывала от княжеских распрей. На дворе конец XV века. Отец Ивана Василий II Тёмный пытается найти управу на своего главного соперника — Дмитрия Шемяку. Ситуацию усугубляет плетущий интриги Новгород. Нет покоя и на южных рубежах, откуда каждый год совершают набеги татары. Для пущей беды Василий терпит сокрушительное поражение от ордынцев и уступает великое княжение над Москвой Шемяке, после чего Дмитрий его лишил зрения, отомстив за ослеплённого брата.

Единственная надежда Василия на сыновей, особенно на старшего — Ивана. Выстоять в столь непростой обстановке трудно. Благо Иван с малых лет тянулся к знаниям. Ему нравилось учить языки и разбираться в заморских вещицах. Он стал верной опорой для отца, глазами Великого Князя, и был объявлен соправителем в одиннадцатилетнем возрасте. Язвицкий подробно уделяет внимание каждой детали, переливая повествование старорусскими выражениями.

Самое основное, что читатель понимает из текста — нужно добиться объединения Руси под рукой единого правителя. Только тогда можно усмирить ретивых татар и наконец-то озаботиться решением внутригосударственных проблем. Первой заботой Ивана становится Шемяка, постоянно шкодящий и после проступка падающий ниц, дабы вымолить прощение. Язвицким чересчур елейно описывается политическая борьба, разыгрываемая историческими лицами потехи ради. Василий же представлен чрезмерно мягким и податливым, что никак не соответствует его активной борьбе за власть.

За возмужанием Ивана читатель следит с удовольствием. Особенно волнует пылкость будущего Великого Князя. Для этого Язвицкий ввёл в повествование любовь юноши к обыкновенной девушке, вследствие чего страсти накаляются, стоило родителям задуматься об угодном для Москвы браке наследника с дочерью тверского Великого Князя. Иван молод, но на удивление всё правильно понимает. Уже с пяти лет он ставил государственные интересы выше своих.

Уделяет Язвицкий внимание и религии. Если Великий Князь может управлять поступками людей, то их думы вне его власти. Именно духовное объединение в первую очередь интересует Ивана. Коли может римский Папа влиять на паству, так и Патриарх всея Руси станет заниматься тем же. Именно при Иване III появляется Патриарх, выбранный на Руси, поскольку Византия отреклась от православия в пользу католичества, после чего пала под ударами турок. Отныне Москва — Третий Рим, а властителем дум избирается тот, кто угоден Москве.

Само понимание религии приобретает новый смысл. Ежели раньше она рассматривалась в качестве самостоятельной силы, то на Руси ей нашли более достойное применение — она должна объединить всех её исповедующих под рукой Москвы. Впрочем, римский Папа не уступит своего, предложив Ивану в жёны Софию Палеолог, представительницу последней царствовавшей византийской династии. К тому моменту Иван уже станет единоличным московским Великим Князем.

Язвицкий широко охватывает выбранный для повествования исторический отрезок. Читатель узнаёт факты того времени. Кажется удивительным, но Иван III был первым из Великих Князей, кто не ездил за ярлыком к татарам и кто не стал платить им дань. Это кажется странным именно по той причине, что Язвицкий не придаёт того значения Стоянию на реке Угре, какое оно имеет для историков. Валерий уделяет внимание татарской злобе и собиранию большого войска, дабы проучить московского правителя, однако это мероприятие имело опосредованное влияние, так как Москва уже твёрдо встала на ноги и начала умело обращать политические шаги оппонентов сугубо себе на пользу.

И вот когда иго было окончательно скинуто, тогда Иван III наконец-то усмирил Новгород, взял Казань и задумался над судьбой черни. Открылись глаза у Великого Князя на несправедливости, творимые в его краю. Надо понимать, это будет ведущей темой для второго тома.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Сидни Шелдон «Полночные воспоминания» (1990)

Сидни Шелдон умеет ладно рассказывать истории, делая это с позиций яркого беллетриста, для которого на первое место ставится сама история и персонажи, а логика происходящего отходит на второй план. Можно бесконечно перечислять явные ляпы, когда действия персонажей противоречат их образу мыслей или являются противоположностью ранее достигнутых результатов. Шелдон всего этого не замечает, создавая красивую историю, где смешивает в единый сюжет многое, а читатель с открытым ртом внимает происходящему. Лишь анализирование книги портит общее впечатление, а короткая память быстро подчищает освободившее место для новых впечатлений, выбрасывая добрую часть произведений Шелдона. «Полночные воспоминания» — это краткий миг одного грека-миллионера, чья тайна не должна быть раскрыта, иначе возникнет дорога из трупов, бывшим хозяевам которых хватило лёгкого намёка для расставания с жизнью.

Главный герой взлетает по лестнице успеха со скоростью космического корабля, сметая на своём пути все встречные потоки, сбрасывая бесполезный балласт, чтобы сразу предстать перед читателем на пике своего могущества. Герой Шелдона просто обязан быть успешным, и если он молод и всеми обижен, то книга будет рассказывать о становлении и мести, а если герой изначально богат, то из него выходит интриган, решающий любые проблемы с помощью денег и влияния. Харизма главных героев в книгах Шелдона зашкаливает. Однако, видеть на коне прямо отрицательного персонажа — это что-то необычное, особенно для Шелдона, очень редко делающего главным героем мужчину. На этот раз переплетение историй запутывается окончательно, проходящих через цепь смертей и перерождений, что читатель быстро перестаёт удивляться, заранее готовый к любому повороту сюжета, поскольку верить автору уже невозможно, если твёрдо знаешь, что из самых безвыходных ситуаций можно выйти целым, хоть и покалеченным.

Нельзя однозначно утверждать, что «Полночные воспоминания» — это описание событий вокруг главного героя. В общую сюжетную канву хорошо вписываются истории о потерявшей память девушке, талантливом беспринципном адвокате, отчаянном наркоторговце, азартном смотрителе археологического музея и молодом парне, что соблазняет священников, а также встаёт на тропу острых ощущений, находя в смерти других истинное удовольствие. Любой из этих героев достоин отдельного внимания, и читатель с интересом следит за ходом событий о каждом из них. Все линии взаимосвязаны — они могут оборваться, а могут проходить по страницам книги в виде пунктирной линии, либо линии, грубо оборванной, чтобы места разрыва позже были связаны грубым узлом. Шелдон мастерски создаёт положения, отдавая всего себя описанию мельчайших подробностей.

Для плохо знакомого с творчеством Шелдона читателя — подобная книга будет подлинным открытием. Каждое действие наполнено свежестью, в которую зарываешься с головой, теряя связь с реальностью. Читатель, более знакомый с книгами Шедона, наоборот ощущает нехватку воздуха от подобной свежести. воспринимаемую уже за спёртый воздух много раз использованный ранее. Душная атмосфера не даст покоя, а общее впечатление обязательно будет испорчено, когда художественные приёмы автора вновь и вновь стоят всё перед той же самой стеной, которую им не дано преодолеть. Яркость персонажей блекнет после последней страницы: о них уже никогда не вспомнишь, если целенаправленно не станешь возвращаться к когда-то прочитанной книге. Стоит радоваться за читателя, внимающего такую свежесть постоянно, не находя в ней ничего удушающего. Многим нравится повторение одного и того же материала, который они готовы читать постоянно.

В полночное время всегда есть о чём задуматься, есть о чём вспомнить, а ещё лучше прочитать несколько страничек одной из книг Шелдона.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Александр Дюма «Сорок пять» (1848)

Цикл «Генрих Наваррский» | Книга №3

Читатели Дюма знают, что одним из самых популярных персонажей французского писателя является мушкетёр д’Артаньян, имевший реального прототипа с тем же именем, фантастические сказания о котором легли в основу знаменитой трилогии. Читатели также знают о неспокойном нраве этого человека, благодаря его гасконскому происхождению. Роман Дюма «Сорок пять» вновь открывает возможность познакомиться с представителями гасконской земли, наводнившими двор последнего короля из династии Валуа и продолжившими стяжать славу при Бурбонах. Книга в честь них и названа — обозначенное в названии количество защитников стало личной охраной короля, а всё остальное Дюма выдумал, оставив для привлечения внимания только важные исторические лица, жизнь которых напрямую попала в зависимость владельцу многочисленных мемуаров, из которых Дюма черпал сюжеты, приправляя изрядной долей своей собственной правды.

Если в книге у Дюма встречается отчаянная личность, для которой нет авторитетов и которая может игнорировать указы короля, то значит перед читателем гасконец. Кому нравится шут Шико, тот всегда удивляется той смелости, с которой этот человек иронизировал над персоной первого человека в королевстве, выхватывал куски еды изо рта своего господина и смел давать едкие ценные замечания о происходящих вокруг королевского трона делах. Всё объясняется именно тогда, когда Дюма решает приоткрыть завесу перед читателем, причислив Шико к гасконцам. После этого всё окончательно встаёт на свои места. Гасконь сама по себе интересная историческая область — будучи изначально баскской, после имевшая собственное управление, а также пребывавшая долгое время под английским владычеством, чтобы вслед за этим навсегда отойти к французским владениям. Дюма отчаянно унижает гасконцев, сравнивая их с нищенствующим народом, для которого лучшим выходом был поиск счастья в более богатых областях. Вот и стали гасконцы его искать в других краях.

Когда гасконец появляется у Дюма впервые, то читатель может вволю насладиться деревенским поведением, где напыщенная гордость за свой род перемешивается с нежеланием прямо говорить о происхождении, уходя от прямого разговора до последнего, прикрываясь различными выдумками. Дюма любит эти моменты, выжимая всё возможное, чтобы создать наиболее яркие сцены. Конечно, читатель-современник писателя находил в пространных растянутых сюжетах определённое удовольствие, поскольку не имел никаких других аналогичных форм получения информации об окружающем мире. Возможно, именно поэтому сейчас подобную литературу относят в разряд подростковой, позволяющей молодым людям найти для себя множество увлекательных моментов, к которым взрослые люди уже не относятся с прежним трепетом, находя во всём этом лишь отражение графоманских пристрастий Дюма (если Дюма действительно сам писал все свои книги).

Только на гасконцах держится роман. Без них в книге можно найти лишь дворцовые интриги и любопытные сюжеты, касающиеся политики и особенностей становления независимости Голландии в попытках Франции ослабить присутствие Испании на восточной границе. В сложной и многогранной истории французского королевства наступали периоды, когда подходило время для смены династий, что порождало дворцовые интриги и вгоняло страну в беспокойство: смена дома Капетингов на дом Валуа привела к Столетней войне, а уходящие Валуа до последнего момента не могли определиться с наследником. Александр Дюма частично выполнил просветительную миссию, предложив всем интересующимся свою собственную версию произошедших событий, куда для художественности он добавил любовные линии, предательства и мужественные поступки, что так свойственны всей французской нации, остающейся добропорядочной, хоть и склонной к интриганству.

Хотелось бы видеть в творчестве Дюма больше лаконичности и меньше исторической недостоверности. Однако, популярность автору принёс именно такой способ изложения событий, где король показан простым человеком с присущими ему грехами, знать ничем не отличается от челяди, а общий фон вполне укладывается в концепцию привлечения внимания к книге с первых страниц, когда основные события происходят в начале и конце глав, а серина просто заполняет пространство между ними. «Сорок пять» — последняя из книг, когда читатель наконец-то может вздохнуть и понять, что гугенот Генрих Наваррский наконец-то воцарится, но предварительно вернувшись в лоно католической церкви. Его спасло чудо в Варфоломеевскую ночь, и отныне он — король Франции.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Александр Дюма «Графиня де Монсоро» (1846)

Цикл «Генрих Наваррский» | Книга №2

Читателю стоит на минуту задуматься, когда он берёт в руки очередную книгу Дюма, особенно из написанных в период между 1843 и 1847 годами. Никакой гений не мог так плодотворно излагать свои мысли, даже два гения не могли сделать такой колоссальный объём работы за столь короткий срок. Там, где Виктор Гюго пишет тридцать лет, а Лев Толстой не тридцать, но меньше, а в итоге можно держать в руках многотомные «Отверженных» и «Войну и Мир». А что мы видим у Дюма: 1843 год — «Жорж», «Асканио»; 1844 год — «Три мушкетёра», «Граф Монте-Кристо»; 1845 год — «Двадцать лет спустя», «Королева Марго», «Шевалье де Мезон-Руж», «Дочь регента»; 1846 — «Графиня де Монсоро», «Жозеф Бальзамо», «Две Дианы»; 1847 — «Сорок пять», «Виконт де Бражелон». Некоторые произведения Дюма растягивал на два-три года, поскольку разумно держать читателя в напряжении, заставляя постоянно раздобывать свежий выпуск литературной газеты с продолжением похождений полюбившихся героев. И ведь все книги из данного периода — это написанные для чтения в течение не одного вечера: иные затягивают на несколько дней, а то и недель, если не месяцев. Только не всё так превосходно, как может показаться на первый взгляд. Если цикл о Трёх мушкетёрах пропитан старанием автора показать действительно увлекательное повествование с проработкой персонажей, то цикл Генрих Наваррский, также известный под названием цикла о Гугенотских войнах — это в большей своей части сухая историческая хроника, где Дюма уделяет большое внимание только диалогам, причём невероятно пустым по содержанию. Бесспорно, есть в сюжете несколько харизматичных героев, но трудно в них увидеть что-то действительно достойное внимания, особенно учитывая, что весь цикл имеет общими с реальностью только имена действующих лиц, чьи мотивы и мысли были изменены в угоду пера Дюма, извратившего для читателя важность происходящего с исторической точки зрения.

Временной отрезок, выбранный Дюма для «Графини де Монсоро», сам по себе содержит намёк на борьбу за власть над государством. Находящийся у власти Генрих III бездетен, он последний из династии Валуа, особо болезненно воспринимающий любой намёк на салический закон, благодаря которому его далёкие предки пришли к власти. Когда-то Филипп VI не желал отдавать власть над страной в руки английского монарха, также имевшего все права на французский престол, что также был внуком Филиппа IV, но его мать приходилась тому сыном. Именно для устранения недоразумений был придуман закон, трактующий право на власть строго по мужской линии, так и воцарились Валуа. Последующие события поставили Францию в условия возможного исчезновения с географической карты, но всё само собой образовалось. Только это не радует Генриха III, осознающего проблему передачи власти следующему правителю. Тут тебе и герцог Анжуйский Франсуа с одной стороны и король Наваррский Генрих с другой — оба достойны принять регалии короля, но выбран может быть только один. Хоть цикл и относится больше к Королю Наваррскому, но самого Генриха в сюжете почти нет. Впрочем, по доброй традиции, нет в сюжете и того лица, которое громко вынесено в название книги: Дюма в очередной раз оставляет читателя с носом, повествуя о совсем других людях. Конечно, графиня де Монсоро будет показана читателю, но строго на второстепенных ролях.

Совсем неоднозначное отношение у читателя складывается к Генриху III и его придворному шуту Шико. Кажется, почему бы и не быть такой ситуации на самом деле. Но в сознание активно проникает недоверие к самой возможности подобного рода развития событий. Воспринимать короля в виде человека с мозгом маленького ребёнка, едва ли не с соской во рту, чья жизнь сводится к одним забавам, когда никто не стесняется ему указать на место, постоянно говоря, что король во Франции — это шестая фигура по важности, далёкая от управления государством, являющаяся номинальным лицом. Не зря герои Дюма размышляют не столько над тем, кто же в итоге займёт трон следующим, а как сделать так, чтобы Франция перестала быть монархией, сменив режим правления на республиканский. И это всё при живом короле, дающим слишком большую волю своим приближённым. И в это же время далеко на Руси скипетр и булава находились в руках Ивана IV Грозного. Либо Дюма рисует деградирующее общество с правом считаться великосветским государством, либо Франция по своей сути была заражена червём вседозволенности придворных, не чующих, что они сидят на бочке с порохом.

Читателю может понравиться Шико — язва, мудрец в колпаке и портативное подслушивающее устройство образца XVI века. Если не задумываться над его действиями, то всё может быть в порядке вещей, но если сравнивать события двадцати страниц назад и через следующие двадцать страниц, то ничего нового не происходит. Всё случается в точно том же порядке, где, прикинувшийся предметом интерьера, Шико узнаёт чей-то секрет, а дальше строит свои собственные умозаключения, предоставляя нужному человеку самостоятельно своим умом дойти до осознания важной информации. Каждый диалог в «Графине де Монсоро» не содержит ничего, кроме попыток Дюма пошутить, а каждая глава начинается с абзаца, который полностью раскрывает её суть, становящейся очевидной при углублении в повествование. На самом деле, эту книгу можно читать с любого места — абсолютно ничего не потеряешь, поскольку всё понимаешь, а лишние строчки текста — они действительно лишние.

Все отдыхают по-разному, а Дюма отдыхает в процессе написания проходных книг.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Роберт Льюис Стивенсон «Принц Отто» (1885)

Значение Стивенсона для литературы слишком завышено. Никто и никогда не задумывается читать далее, останавливаясь на «Острове сокровищ» и «Странной истории доктора Джекила и мистера Хайда». Безусловно, Стивенсон может быть причастным к идеализации пиратского образа жизни, породившим новую волну интереса к духу морских приключений; безусловно, Стивенсон внёс свой вклад в развитие мистического направления литературы, показав возможность существования допельгангера внутри каждого из нас на наиболее ярком примере. В обоих случаях Стивенсон не блистал художественным слогом, не отличился логическим построением сюжета и последующие его произведения так и остались наполнеными чрезмерным количеством текста, не несущим никакой нагрузки.

«Принц Отто» относится к ранним произведениям Стивенсона, но выделяется на фоне приключений Флоризеля и похождений мальчиков с мамой (Остров сокровищ) и девочкой (Чёрная стрела). Читателю предлагается взгляд на трудности европейской политики, где империи прекращают своё существование, а короли отходят на задний план, уступая власть набирающему обороту республиканскому правлению. Лучшим выходом для Стивенсона стало придумывание некоего мелкого государства на границе с Богемией, лишённого твёрдой руки правителя, вследствие чего над этим крохотным оплотом единоличной власти нависает угроза утраты самостоятельности. Не обязательно всё может закончиться провозглашением республики: предлагаемое читателю государство может быть поглощено желанием немецких княжеств сплотиться в единую страну.

Основная проблема власти, поднимаемая Стивенсоном, это извечная борьба, связанная со сменой законных правителей, назначаемых по тем или иным внутренним законам. Пускай, что должен править принц Отто, но в непростое время ситуация требует суровых мер, на которые главное действующее лицо неспособно. Тупиковая ситуация осложняется не только тем, что власть в любом государстве никогда не может достаться более достойному, поскольку для этого надо будет значительно сократить население в ходе междоусобиц, истории было угодно поставить во главу сомневающегося в себе человека. Принц Отто крайне болезненно относится к критике своих умений, постоянно пребывая в портящих настроение мыслях, никак не помогающих проявлению способности к принятию безапелляционных решений. Государство просто обязано быть разрушено, не имея руководителя, способного грамотно воспользоваться своим авторитетом.

Стивенсон бросает главного героя в сомнительные приключения, больше направленные на то, чтобы принц Отто сполна понял свою никчёмность. Ему предстоит не только разговор с обыкновенным крестьянином, который будет откровенно плевать в душу собеседника. не подозревая о высоком положении оппонента, но и с учёными мужами, советниками, а также проезжающим мимо писателем, взявшем на себя обязанность просветить Европу о нравах каждого государства. Всюду принц Отто видит порочащие его личность мнения, не принимаемые осознанием собственного превосходства. Главный герой — оплот гуманности, справедливости и всех остальных качеств, более присущих мягкотелому правителю, что никогда не сможет устоять на шатающемся во все стороны троне.

Основная линия понятна читателю с самого начала. Но чем дальше развивается сюжет, тем всё более сумбурный вид принимает повествование. Принцу только и остаётся, что думать о сохранении целостности государства, разваливающегося скорее изнутри, не имея для этого никаких предпосылок, нежели подвергающееся влиянию бродящих по планете идей сен-симонизма — Стивенсон не определился точно с расстановкой точек для причин, побудивших провоцирование смены одного режима на другой. Да, был принц Отто слабовольным и неуверенным в себе, но это не является основанием для какого-либо упаднического настроения. Просто Стивенсон в очередной раз предпочитает не задумываться над сюжетом, отдаваясь течению, больше концентрируясь на описании диалогов, нежели наполняя книгу обоснованиями происходящих в ней процессов.

Может просто книга слишком детская… но зачем такая книга детям?

Автор: Константин Трунин

» Read more

Габриэль Гарсиа Маркес «Скверное время» (1962)

В «Скверном времени» читатель продолжает видеть раннего Маркеса, но более поднаторевшего в писательском искусстве. Отнюдь, не стоит искать в этой книге магический реализм, по причине его отсутствия. Саму книгу можно найти в разных переводах и под разными названиями: «Проклятое время» или «Недобрый час» — все они имеют право на существование, отражая суть содержания, которое не совсем уж чтобы революционное и необычное — просто в городской среде творится совсем не то, что хочется видеть местным жителям, чьи тайны выходят наружу благодаря некоему анониму, решившему нести мораль в массы, случайно провоцируя всплеск агрессии и насилия среди людей. Действительно, скверное время — разве может быть иначе при таком раскладе?

В «Скверном времени» читатель не найдёт предпосылок к самому главному роману Маркеса «Сто лет одиночества», даже не сможет найти каких-то заманчивых слов о величии Макондо, нет тут ничего такого. Просто книга становится одной из ступенек, по которым поднимался Маркес, пройдя сначала тот самый махровый магический_мозги выносящий_реализм, чтобы погрузиться в самый типичный реализм, благодаря чему спустя несколько лет родится из-под пера великого колумбийца гремучая смесь того и другого, обрушив на читателей всего мира кровосмесительную историю семьи Буэндиа.

В «Скверном времени» читатель наблюдает за самым обыкновенным латиноамериканским мылом, где все друг друга знают, либо знают опосредованно, все плачут над взлётами и падениями каждого, каждый имеет какую-то тайну, замалчиваемую от остальных, но по законам жанра — это всё станет явным; отчего качество мыла останется на самом высоком уровне, иначе зритель/читатель будет чувствовать себя глубоко обманутым, покуда не случилось того самого душу_трепательного и слёзы_выдавливаемого непоправимо_абсурдно_логичного, якобы всеми нежданного, но активно обсуждаемого ещё до происшествия. В книге не будет чрезмерно громкого скандала, просто население немного пошумит, пару раз вспомнив похороны Великой мамы, ограничившись только такой привязкой к основной вселенной Маркеса.

В «Скверном времени» читатель иногда может заметить наличие сюжета, только если он будет очень тщательно следить за всеми происходящими событиями, иначе нить повествования начинает скользить по извилинам мозга, заполняя собой всё свободное пространство, чтобы позже затвердеть, делая голову читателя чересчур каменной, отчего мышление приостанавливается, при этом глаза бегают по строчкам да не могут уловить дальнейшей сути, ведь где-то тут должно было быть адекватное отображение событий о происхождении очередной анонимной информации. Может Маркес и пытался создать подобие детектива, но в это трудно поверить. Ещё бы извилины оставались нетронутыми, вынуждая читателя перелистывать страницу за страницей в поисках более податливых нитей, а то и просто толстых и весьма понятных, не способных увести тебя в сторону от повествования.

В «Скверном времени» читатель погружается в атмосферу мнительности, гнетущего настроения и бесконечной людской молвы. Перед ним встаёт не абы какой город, а, в некотором роде, царство чумы, заразившей повествование опасным заболеванием, отчего закрыты ставни каждого дома, люди не желают адекватно общаться, все прячут лица и бегом прочь скрываются от любых слухов, пытаясь спасти свою собственную жизнь. Не хватает только зажжённых факелов, презрительного отношения и одежды, полностью закрывающей все части тела, лишь бы не допустить к себе что-то подозрительное. Слишком мрачный мир был нарисован Маркесом, но для отображения скверного времени всё было сделано просто идеально.

В «Скверном времени» нет дождя, а значит Макондо продолжает жить.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Александр Дюма «Шевалье д`Арманталь» (1842)

Александр Дюма из тех писателей, что предпочитали опираться при своей работе на уже произошедшие события, иногда что-то приписывая от себя: чаще всего, это дополнительные сюжеты, способные привлечь внимание читателя и наполнить произведение требуемой информацией, вроде любовной истории. Всегда возникает много вопросов, особенно когда читатель не просто так сел читать книгу, а уже имея за плечами кое-какую информацию о заданном историческом событии. Если «Асканио» не выдерживает никакой критики, не в силах что-то противопоставить оригинальным мемуарам Челлини, а «Граф Монте-Кристо» — полностью переработанная история одного нашумевшего дела, раскрученного во французских газетах, выведшая талант Дюма на новую ступень. При всём этом «Шевалье д’Арманталь» может вызвать интерес читателя, как художественное отражение малоизвестных событий времён регентства при малолетнем Людовике XV, о чём осталось довольно много автобиографических работ, неизвестных широкому кругу читателей.

Книга строится вокруг событий заговора против регента, получивших название заговора Челламаре, в честь испанского посла, которому испанский король поручил убрать с политической сцены неудобного регента, причём убрать наиболее кровавым способом. Получилось это или нет? Об этом читатель может узнать из любого исторического источника. В своей работе Дюма опирался преимущественно на мемуары баронессы де Сталь, на чьи плечи легла основная тяжесть по организации и воплощению заговора в жизнь. Люди, что ей помогали, также оставили после себя записи. Лишь записи королевского переписчика Бюва были обнаружены уже после написания книги, посему образ Бюва в книге остаётся полностью на совести Дюма.

Когда читаешь о дворянских дуэлях, то всегда думаешь — каким образом они себя все не перекололи, коли так остры были на язык, и также скоры на сведение счётов с жизнью. При этом становится непонятным тайный подход к сопротивлению действующей власти, если в обществе одобряется смелое высказывание в лицо всего, что тебя гложет в данный момент. Конечно, выступить против регента — весьма опасная для жизни затея, которая может закончиться очень болезненной смертью, только нужно быть последовательным до конца, а читая Дюма такой последовательности вынести невозможно. Всё ставится в угоду красоты описываемой картинки, помогающей во время поединка найти верных друзей на всю жизнь и верных врагов, доводящих до безумия своими галантными методами борьбы, раз за разом произнося слова оскорблений на протяжении ряда лет. Всё это поведение напоминает современных борцов одной постановочной борьбы, где с ринга летят слюни, идёт показная красивая драка, а в итоге можно сделать вывод только о произошедшем, но никак не задуматься об обоснованности и необходимости показываемого представления.

Вносит Дюма и обязательный элемент, без которого не может обойтись ни одна художественная книга — любовь. Для этого необязательно брать реальных исторических лиц — достаточно придумать своих. Как, допустим, ввести в сюжет персонажа, сделать его главным героем, назвать его именем книгу, наградить знатностью дворянского рода из бедной французской провинции, да уже привычной напыщенностью, да пустить его бродить по французским улицам, где он обязательно станет частицей жизни высшего общества, да обретёт ту самую любовь, от которой изначально будет всеми сила убегать. Все эти элементы много позже Дюма воплотит в другом, более известном, герое, а пока происходит разминка. И любовь главного героя по прежнему мешает чьим-то коварным планам, и вот всё поставлено близко к краху ожиданий.

«Шевалье д’Арманталь» — не самая плохая книга раннего Дюма. Уже можно найти многое из того, что Дюма потом неоднократно будет использовать во всех последующих произведениях. Для общего развития книга тоже подойдёт. Всё-таки наследие Людовика XIV представляет некоторый интерес, ведь мало кто из нас знаком не только с Людовиком XV, но и с его регентом, что был человеком широкой души и никогда не держал зла на заигравшихся в политику юнцов.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Стивен Кинг «Глаза дракона» (1987)

Ах, если бы Стивен Кинг был Говардом Лавкрафтом… но Стивен Кинг не Говард Лавкрафт, хотя Стивен всегда восхищался творчеством Говарда, и, надо заметить, весьма преуспел в популяризации мистической составляющей художественной литературы, придясь читающим людям по вкусу, чтобы потом взорвать кинематограф бесконечными экранизациями. Суровый мир ужасов должен быть наполнен, но Кинг не забывает и о жанре фэнтези, куда изредка отправляет бродить своих персонажей, где они наиболее приближаются к тому духу, которыми их подпитывает влияние Лавкрафта. Так случилось, что один умер от голода, а другого просто переехал автомобиль. Судьба обоих писателей не может повториться, но однозначно можно раз за разом утверждать о благоприятном влиянии Лавкрафта на всю литературу, подпитывающуюся его творениями.

«Глаза дракона» — мрачное произведение о мире, где правит добрый король под небом, что в представлении читателя никогда не достигает голубого оттенка, а солнце всегда светит откуда-то издалека, не принося необходимых красок, чтобы сказочное королевство стало оплотом вечного счастья. Просто не может сложиться картинка радужности, тщательно заменяемая на антураж готического замка и мрачных толстых высоких стен, за которыми королевская семья будто закрылась навсегда, спасаясь от внешнего мира, словно там бродит смерть в красной маске, насылающая на людей чумные бубоны. Стивен Кинг даёт такое ощущение между строк, ни разу не оговариваясь о мрачности происходящего. «Глаза дракона» — это современный вариант якобы одной из сказок братьев Гримм, где Гамлет думает о побеге из Шоушенка.

Задумываться над персонажами не стоит. Они проработаны в меру нужного для этого количества слов, да представленные на суд читателя наравне с остальными персонажами книг Кинга: есть небольшая предыстория, есть острые моменты мировосприятия, которые Стивен пестует по нарастающей, выводя на каждую последующую страницу всё больший ворох сопутствующих проблем. Сюжет сказочный, что тоже является особенностью книг Стивена Кинга — игра на человеческих страхах, объединённая с надуманностью и преувеличением возможного развития событий, где обыденность превращается в источаемую ужасом действительность, от которой сперва проходит по телу дрожь, а потом организм привыкает, ловя себя на мысль: «Это же Стивен Кинг!».

Есть в книге моменты, которые напоминают голливудские идеалы подачи материала, опуская важные аспекты, сводя повествование к нелогичности, когда ради увязки концов нужно нарушить законы физики. «Глаза дракона» — фэнтези, поэтому тут ничего не скажешь насчёт вещества, всё разъедающего, но вполне адекватно избегающего возможности повлиять на тот сосуд, в который оно погружается. С ядами у Кинга полный полёт фантазии, но и никуда не денешься, когда королей травили всеми возможными способами, а уж про способы их убийства можно писать отдельные книги. Хорошо, когда действуют ядом, а не раскалённую кочергу засовывают в задний проход, чтобы на теле не осталось следов.

Кинг по прежнему из книгу в книгу проносит Бога, чем постоянно напоминает писателя позапрошлого века, считающего необходимым вносить религию на страницы произведения. Современный мир стал более терпимым, где о Боге уже не принято писать, но на Кинга это не распространяется. Впрочем, Кинг не говорит о том, какой именно Бог присутствует в мире «Глаз дракона», но воображение рисует именно христианского. Он где-то есть, Кинг о нём постоянно говорит, есть призывы, да частые сетования на его отстранённость.

Огорчает быстрая развязка, наполненная безудержным драйвом последних страниц, где герои в спешной погоне уходят от врага. Надежда на благополучный исход всегда присутствует в книгах Кинга. Пусть девочка в истерике разнесёт весь город, пусть неведомый дух уничтожит посёлок, пусть злой волшебник сравняет замок с землёй — всё просто обязательно должно закончиться хорошо. Всё равно в экранизации книги любой неблагоприятный финал исправят на положительный.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Морис Дрюон «Негоже лилиям прясть» (1957)

Цикл «Проклятые короли» | Книга №4

Отчего-то «Закон мужчины» в русском варианте превратился в «Негоже лилиям прясть». Может это связано с более близкой переводчикам идее преподнести события в свете красивой фразы, несущей в себе элемент непонятности. Этой фразой герои книги радуют страницы несколько раз, сводя смысл к той сути, что лицо, удостоенное власти, не может заниматься ручным трудом, покуда на его плечи возложена определённая обязанность. Возможно, во французском языке под мужским законом понимается что-то подобное, когда тяжесть по принятию важных решений должна быть возложена на мужчин, а женщинам при этом отводится второстепенная роль. Совершенно различный подход к миропониманию настраивает на более внимательное чтение книги, ведь стоит ожидать новых подвохов, о которые спотыкаться желания нет.

Дрюон мастерски плетёт сюжет, перестраивая рисунок на своё усмотрения и сводя концы в виде неожиданных переплетений, когда предыдущие события тесно связываются друг с другом. Возникает внутреннее чувство непонимания и нежданной радости, наложенное на негативную реакцию пущенных в действие отрицательных моментов. Нельзя просто так читать и оставаться безучастным. Когда при тебе совершаются бесстыдства, которые не хочешь видеть, но внутренне принимаешь мир средневековья, отличающийся от нашего времени кардинальным образом — тогда не просто жили по другому, а даже думали иначе. Дрюон, конечно, смотрит на события глазами человека XX века, отчего читатель не испытывает дискомфорта при чтении, поскольку писатель представляет историю в том виде, который возымеет самый отрицательный отклик в душе. И всё это происходит: руки тянутся отобрать младенца, ноги несут тело вмешаться в несправедливый нажим на кардиналов во время конклава, а голова сохраняет холодный расчёт, понимая, что не Дрюон тут правит балом — писатель только художественно обрамляет некогда произошедшие события.

Чтение литературы позволяет человеку всё острее ощущать мир таким, каким он на самом деле является, как бы не старались изменить поток восприятия мира средства массовой информации и зомбирующие речи отдельных людей. Человек живёт одним моментом — Дрюон это наглядно продемонстрировал в предыдущих книгах цикла «Проклятые короли», он же это повторяет в четвёртой книге, когда читатель видит повторение истории по одним и тем же моментам: вот три регента ещё неродившегося ребёнка начинают борьбу за власть, переписывая завещание короля, пытаясь урвать свой кусок и оформить свои новые правила игры, от которых откровенно разносится ароматом себялюбия, но он ничем не отличим от всей истории человечества, покуда каждая смена правителя разворачивает подковёрные интриги, в которых на первое место стараются выйти любыми способами, наплевав на последующие события, что станут повторением уже пройденного — ничего нового; выборы Папы Дрюон растянул на несколько книг, что сделано было оправданно, ведь так тянуть время в откровенно политических целях для осуществления своих планов — в этой книге Папа будет выбран, воплотив в себе принцип «нужно притвориться слабым и податливым, тогда за тобой пойдут, чуя возможность выиграть на этом», а после выборов железная рука покажет всем цену наивных заблуждений — опять же… ничего нового.

Самая печальная часть книги, и, наверное, малоправдоподобная, это судьба сына Людовика Сварливого, якобы отравленного, но на самом деле не настолько печальным образом закончилась его жизнь. Интрига и стечение обстоятельств толкают события в иную сторону, давая читателю ощутить всплеск негативной реакции на несправедливое отношение к действительному положению дел. Всё получается крайне сложным и запутанным. Дрюон даёт истории возможность развернуться в последующих книгах, позволяя оставить при себе весьма существенную тайну. За всё это расплачиваются простые люди, в том числе и ломбардец со своей любимой, которым ныне не суждено обрести счастье, но когда сама семья уже сожалеет о чувстве дворянской гордости, смешанной с грязью и собственной нищетой, где также находится чувство зависти одних к другим, когда нет возможности найти дорогу к счастью, когда страдают остальные.

«Негоже лилиям прясть» становится книгой о жизни людей, пронизанная всеми возможными эмоциями разом, наполненная восприятием жизни от рождения до смерти в пределах нескольких дней чтения. Мир вокруг именно такой — счастье эфемерно, реальное положение дел можно лишь домысливать, о нём никто никогда не узнает — только пытливый ум обозревателя сверившихся дел — однако, он тоже может ошибиться в своих выводах.

Автор: Константин Трунин

» Read more

1 2