trounin.ru

Один из крупнейших трудов Тредиаковского — перевод «Приключений Телемака» за авторством Франсуа Фенелона. Делал то Василий с желанием пробудить в русскоязычном читателе стремление к познанию прекрасного. Перевод был подан в виде героического сказания о деяниях сына Одиссея, отправившегося на поиски отца, о странствиях которого написал Гомер. В качестве формы подачи было выбрано подобие античного стихосложения, будто должное приблизить к примерному осознанию величия искусства древних греков. Единственный момент мешает насладиться творческими изысканиями Тредиаковского — нежелание вникать в кропотливый труд Василия, что услужливо предварял каждую главу её кратким пересказом. Ознакомившись с должными стать известными событиями, попытавшись вчитаться в стихотворство без каких-либо намёков на само стихотворство, читатель ещё при жизни Василия разводил руками, считая «Тилемахиду» способом для наказания нерадивых учеников.

Нет нужды разбираться непосредственно в приключениях Телемака. Это плод человеческой фантазии, угодный к трактованию любым способом. Можно отправить сына по следам отца, а можно проложить для него другой путь. Проще, разумеется, пустить как раз по следам, иной раз действуя на опережение. До наших дней дошло достаточно художественных произведений, где хорошо удаётся проследить за множеством нюансов, и где важнее всё-таки судьба участвовавших в Троянской войне лиц, нежели опосредованно к ней причастных персонажей. На беду Телемака, он из числа причастных, поэтому любой его шаг — оторванный от основной канвы сюжет, обречённый на вечное следование рядом с событиями, не способный на них оказать существенного влияния.

Тредиаковский переводил Фенелона, но насколько точно — судить сложно. Для этого надо уделить время и ознакомиться с прочими переводами произведения. Ежели кто решится исполнить такую задачу, то он заранее готов к отсутствию интереса со стороны читателя. Объяснение тому очевидно — мифотворчество последующих веков пошло по другому пути, предпочтя забыть мифологию древности, сделав выбор в пользу верований тёмных и средних веков, всё согласно тому же неувядающему романтизму, так и не ставшему для Тредиаковского близким. И тут причина такая же понятная! Василий просто не успел стать свидетелем смерти академических пристрастий, довольно быстро уступивших место новому поколению литературных предпочтений.

Несмотря на важность, поэтика античных авторов чаще всего претерпевает отторжение. Русскоязычный читатель не может её принять, не имеющий возможности для адекватного восприятия, связанного с языковым барьером, мешающим даже адекватной возможности создать хотя бы подобие. Остаётся слагать в возвышенных тонах, уповая на заложенную в повествование гордость действующих лиц, вещающих о доставшемся им для свершения важном деле. Только в таком духе получается говорить про античные поэмы, тогда как никак иначе того сделать нельзя. И никакой гекзаметр не станет помощником, излишне противоестественный уху человека, привыкшего к русской речи.

Тредиаковский это отлично понимал. Но он понимал и то, что сложная для усвоения поэзия — это признак, должный ставить высокое искусство над лёгкостью народного стихосложения. У него получалось, будто героическая поэма должна звучать громко, надменно и становиться испытанием для стремящегося понять её содержание. Тогда как сами древние греки ни о чём подобном не мыслили, создавая поэтические произведения, дабы петь их под музыкальное сопровождение. Возможно ли такое проделать с «Тилемахидой»? Лучше и не пытаться.

«Приключения Телемака» стали непреодолимой стеной, в очередной раз отгородившей Тредиаковского от читателя. Василий не стремился создать искусство для всех, специально находя способы его усложнения. Потому становится непонятным, зачем Тредиаковскому вообще требовалось задумываться над структуризацией русского языка.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Второй том записок охватывает период с 1952 по 1962 год. После его публикации Лидия Чуковская была выдвинута на соискание Госпремии, которую получила за 1994 год. Последующий — третий том — оказался вне внимания, и вышел он уже после смерти Чуковской.

Минула война, Ахматова и Чуковская снова встретились. Теперь Ахматова — нежелательное лицо в государстве. Анна нужна Советскому Союзу в качестве доказательства отсутствия диктатуры, её стихотворения не публикуют, она живёт переводами. Чуковская в той же мере сопротивлялась государственной идеологии, резко выступая против любых проявлений неправдоподобия. Например, Лидия высказывалась против растиражированной писательницы Осеевой, прямо указывая на преднамеренное пропагандирование советских ценностей. Но, вместе с тем, личность Чуковской становится сложной для понимания. С одной стороны — она выступает в роли верного оруженосца Ахматовой, с другой — противится некоторым её суждениям.

Записки об Анне Ахматовой растворились в повседневности. Ахматова в них играет опосредованное значение. Прежде всего Лидия рассказывает о своих мыслях и минувшей эпохе. Она делится впечатлениями о творчестве писателя Рязанского (Солженицына), уделяет особое внимание конфликту Пастернака с государством. Читатель задумается, кто для повествования важнее. С одинаковым чувством важности Чуковская подошла ко всем троим, выражая сугубо своё мнение, утверждающее её в оппозиционных воззрениях.

В очередной раз забыт Лев Гумилёв, вернувшийся из лагеря, дабы отправиться обратно. Казалось бы, сын Ахматовой заслуживал больше места на страницах записок, вместо тех же Рязанского и Пастернака. Безусловно, особенность советского государства тех времён имеет значение, однако требуется проводить разграничение. Ежели поставлена цель писать об определённом, не надо забывать и переключаться на происходившие параллельно события, либо уделять им не так много внимания. Понятно, Чуковская почувствовала возможность выражаться открыто, чем она и пользовалась. Но причём тут тогда Ахматова?

Ахматова теряется для читателя. Он видит её существование в качестве переводчика иностранной поэзии. Анне ничего другого и не оставалось, как удовлетворять требования издательств, продолжавших с нею поддерживать сотрудничество. Но разве Ахматова не могла согласиться с требованиями? Требовалось не так много, и угождать не было нужды. Творец всегда найдёт способность для самовыражения. Существовали и иные нейтральные способы творить. Допустимо переквалифицироваться в детские поэты или писать об ином. Ничего не мешало самую малость уподобиться в творчестве той же Осеевой.

Нет сомнений, требования советского государства казались абсурдными. Ежели пишешь произведение, тогда покажи борьбу народа. Если критикуешь произведение, оценивай это со стороны борьбы народа. С надетыми шорами далеко не уедешь — ценность подобного творчества обязательно будет приравнена к нулю. Опять же, не все граждане Советского Союза от этого страдали. Некоторые с чистой совестью соглашались с линией партии, творя во имя её славы, считая то вполне необходимым обществу. Ахматовой и Чуковской мешал естественный фактор — они родились до установления советской власти, их мировоззрение формировалось при иных условиях, поэтому образ мысли никак не может соответствовать им вменяемым требованиям. Разумеется, они противились, считая ниже достоинства потворствовать.

Кто же ищет лучшей доли в современности? Обязательно находятся моменты, которые не устраивают. В абсолют возводится в том числе и мелочь. Но судить о режиме Сталина в оправдывающих тонах не получится, ровно как и о правлении Николая I, о ком Чуковская написала в окончании второго тома записок. Ею приведён пример порки бунтовщиков-поляков, забитых шпицрутенами до смерти. Остаётся понимать, когда нет причин для объективного недовольства — лучше не проявлять возмущения. Как знать, тихое время без репрессий когда-нибудь закончится, только отчего-то именно тогда замолкает голос всякого, кому прежде хватало духа говорить.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Любая поэзия прекрасна — просто следует найти возможность её по достоинству оценить. Именно так должен был считать Михаил Гаспаров. Он предложил читателю поэтические изыскания почти ста поэтов. Каждый из них стремился дать новое слово в понимании присущей ему склонности к творчеству. Если смотреть на всё проще, то муки российских и советских поэтов проще назвать страстями по футуризму. Собственно, тем каждый из них и занимался, извращаясь на угодный ему лад. Осталось всему этому дать обобщающую характеристику, систематизировать и представить в виде научного труда, что Михаил Гаспаров и осуществил.

Поэзия может писаться прозой. Это делается за счёт рифмы, ритмики, подачи текста и множества иных способов, позволяющих относить прозу к поэзии. Белый, свободный стих, либо метрическая, мнимая проза, а то и использование элементов графики при расположении слов — всё это элементы, дающие писателю право на самовыражение. Вполне допустимы и такие явления, вроде моностиха (стихотворение одной строчкой), акростиха, месостиха и телестиха (по первым буквам или иным можно дополнительно прочитать некоторое скрытое послание). Есть ещё и палиндромон, когда строчки можно читать к тому же и задом наперёд.

Поэзия древности не использовала рифму, основываясь на других принципах. Гаспаров рассказывает и об этом, но оговаривается, не всё можно отразить в переводе, поскольку, чем не пример, русский язык не имеет длинных и коротких гласных звуков, вследствие чего никак не получится передать красоту стиха античных авторов. Но всё-таки разрабатываются правила, пусть и не дающие схожего представления, зато худо-бедно позволяющие хотя бы на самую малость понять должное быть прекрасным.

Русская поэзия не сразу признала рифму. Находились деятели, долго от неё отказывавшиеся. Но в наше время рифма — это и есть поэзия, иначе современный читатель её за оную не принимает, либо относится с большим скепсисом. Впрочем, рифма — особое явление, не всегда правильно понимаемое. В классическом представлении — это незыблемое понятие, придерживающееся правила красоты, благозвучия и схожести. Футуристы разрушили былое мнение, позволив рифме повторяться частично и полностью. И самое основное, тут уже разговор о графоманстве, рифма уподобилась растяжимому понятию. Рвущимся творить футуристам хватало слабого созвучия, дабы уже за то считать несхожесть допустимой. И поныне поэты не брезгуют данным приёмом, чаще всего не имеющие сил, желания и терпения работать над ими «выстраданным».

И всё-таки, все вопросы снимаются, если поэтическое произведение придерживается определённых правил, ни в чём от них не отступая. Должно быть видно — поэт старался выразиться определённым образом, а не сложил слова под видом стихотворения. Тут особенно хорошо помогает видение поэзии через осознание принятых в иных культурах традиций. Хорошо известна японская система построения стихотворений, основанная на определённом количестве слогов в строках. Менее известны традиции испанских хугларов, французских жонглёров и прочих исполнителей средневековой поэзии, придерживавшихся чётких рамок в исполняемых ими произведениях. Гаспаров приводит в пример следующие стихотворные формы: триолет, рондель, рондо, вилланель, ритурнель, глосса, газель, рубаи, концона. И при этом Михаил забыл про традиционные для англосаксов и германцев напевы, построенные на собственной игре созвучием, проистекающем от взаимной связи сообщаемого в строках.

Остаётся сделать заключение. Как не относись к поэзии, стремится её осознавать вовсе не нужно. Должно быть понятно, о чём хотел сказать автор. Прочее оставим литературоведам, желающим уяснить и без того ясное — всему должен быть присущ здравый смысл. Ежели футуристы стремились придерживаться необходимости изыскивать для поэзии новые способы подачи — они с этим умело справлялись.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Притча — она для показа жизни даётся, когда для того иного способа никак не найдётся. Всякое бывает, ибо как бывать такому, коли собаки решат уйти из дому? Невозможно! То против их естества, тогда по такому случаю притча «Криводогадливые собаки» сложена. Коли хозяева кушают зверей, не могут прожить без мяса и нескольких дней, значит и до собак они доберутся, оттого и решили те — лучше поскорее прочь они уберутся. Собакам понимание устройства мира не дано, но принимать смерть они напрасно не желают всё равно. Ушли от хозяев, никак не понимая, что их не станут есть — на цепи их держать была цель иная. О том же притча «Телёнок», где ели телят, и собаки подумали — будут есть и собак.

«Кораблекрушение» и «Осада Византии» — притч связкой данная суть, ими покажет Сумароков, какой выбирать лучше путь. Разыгралась буря на море, снизошёл Бог до людей, сказав им, чтобы прыгали за борт они как можно скорей, он поможет им до берега доплыть. Такое единицы решили испробовать, наказ Бога осуществить. Прочие утонули, не вверившись творца речам, поглотил их вместе с судном океан. Примерно было в Византии, когда Магомет к стенам подошёл, ждавший, дабы каждый житель Царьграда разум обрёл, вышел прочь, отказавшись от града родного, да не уходили люди, упрашивания от бед избавления Бога. Так и умрут, ибо нужно силы соизмерять, кое в чём надо меру желаниям знать. А если люди сбежали бы, далеко им уйти тогда суждено? Отнюдь, потянет прошлое на такое же дно. В пример притча «Две козы» приведена, где козы от псов убежали, заспорив после, чьих козьих предков больше уважали. Пока спорили, псы настигли этих коз… и загрызли, доказывать псам ничего не пришлось.

Голова нужна, если думать желается. Кому не нужна, тот с нею прощается. Примерно, вроде притчи «Чурбаны» сюжет, о прожившем мужике порядочно лет. Не нажил он детей, решил из чурбанов смастерить, сможет такими деревяшками плоть от плоти своей заменить. Только из чурбана созданный, чурбаном и останется, с дурным поведением он никому никогда не понравится. Не получится дереву человечнее стать, ведь не может, допустим, черепаха летать. В который раз обратится Сумароков к с древности известному мотиву, притчей «Летящая черепаха» снова покажет черепахи кончину. Упросит та орла обучить мастерству полёта, неважно, что нет крыльев — не орла то будет забота. Воспарит черепаха, над землёю взлетев, но летать не суждено — упадёт, осуществить мечту не сумев.

Притча «Чинолюбивая свинья» — о свинье, чинов пожелавшей. Зачем? Думала быть приглашённой в высший свет. Там, говорят, подают свинину на обед. Впору запутаться, для чего такого могла свинья пожелать. Впрочем, кто к чинам стремится, готов с потрохами себе подобных сжирать. Ничего тут не поделаешь никак, всякое существо — самому себе враг. Взять притчу «Орёл», где птица обронила перо, что на изготовление стрелы тут же пошло. Той стрелой суждено быть пронзённым орлу, потому-то каждый из нас — рождённый готовым для подмоги злу.

Добром жить попробовать стоит определённо. Запомнить об этом притчу «Ворона и воронёнок» не сложно. Некогда ворона натворила бед, друзей теперь у неё вовсе нет. Случилось заболеть сыну её, стала искать — вдруг поможет кто. Все от вороны нос воротили, помня о былом, теперь пусть и ворона столкнётся с творимым раньше ею же злом. Немного не об этом, но всё же, притча «Олимпу посвящённые деревья» Сумароковым сообщена, там к каждому богу своя растительность приобщена. Сиротами деревья бесплодные остались, их боги сторонились, их плодами не наслаждались.

О милости не только люди богов просят, боги сами готовы упрашивать Юпитера, если чего-то не сносят. Имелась «Просьба Минервы и Венеры», желали своеобразного они. Венере, например, не нравились те, кто не способен был существовать ради любви. Упросила Юпитера она всех таковых умертвить. Пришлось тому младенцев и юношей незрелых погубить. Когда же Минерва пожелала изничтожить невежд и дураков, Юпитер за себя испугался, сломать себе шею он не был готов.

Среди богов Олимпа был бог Эрот, выше прочих, кто мифологию твёрдо знает — тот поймёт. А кто не знает, тот поверит Сумарокову, ибо Александр решил, нужно, чтобы ответственный за любовь дурашливым был. Собственно, «Любовь и дурачество» должны вместе идти рядом, иначе от серьёзности в любви изойдут люди ядом. Мысль по себе так уж, но всякое может быть. Вроде притчи «Льдина и камень», про ребёнка и голод там Сумароков стал говорить.

Вот притча «Отпускная» — сарказма полна. Знает читатель, как ему порою свобода нужна. Только он обязательствами пред всеми связан. Себе и прочим он многим обязан. Так и на судне человек просил отпуск ему предоставить, в чём капитана увериться не мог он никак заставить. Однажды, отчасти повезло, дать отпускную было решено. Правда, человек уже не нуждался, ибо корабль тонул, опускаясь на дно. Получается, отпуск обязательно даётся, желал бы при схожих обстоятельствах его получить кто.

То и дело о природе заходит речь. Природа — всему определила значение. Про неё едва ли не каждое притчи вид принявшее у Сумарокова стихотворение. Что природа дала, тем и пользуйся, не ищи другого. Выжать воду из камня не пытайся, её в других местах много. Тут, конечно. Сумароков не прав. Не знает, что камень почти влагу источает, поутру мокрым став. И всё же притчу «Непреодолимая природа» он сложил, и тем нисколько читателя не утомил.

В притче «Лисица и ёж» мудрость дана. Как-то лиса была обречена. Застряла в болоте, выбраться не может, гнус её облепил, кровь пьёт и мясо её гложет. Случилось мимо ежу бежать, решил лисе он помощь оказать. Тому воспротивилась лисица, знавшая басню, где о синице в руке говорится. Ёж мог лишь гнус прогнать, тем облегчение лисице дать. Да гнус насытился, прилип и недвижим, спугни его, и будешь новым гнусом — голодным — снова томим. Тут бы притчу «Ружьё» применить, узнав, что оружие без стрелка не может опасным быть.

Один птичник город для птиц создавал, но с условием, чтобы залетая, никто обратно не вылетал. Притча «Птичник и скворец» раскрывает секрет, отчего в таком городе жителей нет. Каких не обещай райских кущ, сколько не зазывай, а ежели выйти нельзя будет, тогда жильцов не ожидай. Всегда полагается человеку давать свободу, ему решать нужно, как питаться, где находить воду. Подобно вороне из притчи «Кувшин», что был влагой полним. Пожелала ворона испить воды, достать до дна не умея. Уронила его, но вода не вытекла из горлышка: плохая затея. Решение просто далось, ведь камни в кувшин кинуть можно, тогда уровень воды станет выше. Вот и пей ворона, более не опрокидывая, осторожно.

Читатель должен знать, сюжет сказки о козлятах без мамы-козы ему известен, тогда он будет к Сумарокову и с собою честен. Притча «Козлёнок» ровно о том, и волк во строках стихотворных пытался в доверие к козлёнку войти, да знал козлёнок голос мамы-козы. Есть голова на плечах у зверя сего, может и он знал о притче «Безмозглая голова» хотя бы кое-что? Ясно ему — без ума голова не нужна. Ровно как и согласно притче «Кружка» — оная приспособлена скорее для вина, ибо будучи до краёв наполненной прежде, продолжает источать аромат винный, хотя пуста, но внушает сохраняться надежде.

«Калигулина лошадь» — притча о сенаторе императора Калигулы времён. И пусть тот сенатор был дворцовым конём. Ему честь и почёт, чего конь не понимал, свои обязанности водовоза он в прежней мере исполнял. Хватает несуразностей, куда не посмотри. На притчу «Стряпчий» взоры читательские обрати. Пришёл мужик в суд, думая заявление писать. Знал ли он, что самому суду придётся ещё больше отдать?

О притче «Сократов дом» стоит сказать немного слов. Сей дом мал, не хватит гостям стульев и столов. Всё потому, ибо Сократ знал, его друзьям не требуется нужного им свыше, уместятся все в чулане, а если надо будет, то и на крыше. Не мог не знать он и про басню о море и пастухе, у Сумарокова название «Пастух-мореплаватель» имеющую. Сквозь века только глубокой мудростью веющую. Как известно, задумал пастух продать овец и стать купцом, ибо выгоду сулит быть торговым дельцом. Да разыгралась буря на море и потонуло всё добро, так остался пастух вовсе без всего. Сидел бы и дальше на берегу с отарой овец, не испытывать ему воли роковой случайности от силы небес.

Помнил Сократ и басню о гладиаторе и льве его обласкавшем, ибо тот кормил льва, другом ему потому ставшим. На свой лад Сумароков сложил притчу «Осужденник и лев», показав сходные события. Да уж, басни одного баснописца зная, басни другого заранее понимаешь, даже к чтению не приступая. Потому не ищи истину в притче «Истина», ибо уплыло всё, что у тебя было, и притча «Надежда» то никак не изменила. Вредно думать, будто можешь иметь то, чего нет у других. И притчи «Бред» и «Глупость» как раз из таких.

Есть притча «Супружество», возведённое позже одним ирландским писателем в абсолют, там роза шипами пронзала тело её нектар пьющего, пронзала она его же и тут. Вторит тому притча «Любовь», где сообщается важное суждение — достойное знания для всякого человека мнение. Не стоит ждать, будто измельчает река, нужно действовать, ибо к тому побуждает судьба. Кто любит, думая чувств ответных дождаться, тот верное не знает, что то бесконечно может продолжаться.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Таков Сумароков, таковы притчи, его умом рождённые, к его сожалению растаять в безвестности обречённые. Померкнет слава творца мудрости в стихах, потерпит многолетний труд Сумарокова крах. Он пытался, особо с формой не играя, создавал и тому был рад, себя тем на подвиги новые подготовляя. Впереди ещё порядочно притч, хватило бы сил их все объять, для того надо усилия читателю прилагать.

Сразу к делу. Пьяных сторонится ли кто-нибудь? Видя выпивших, не проще ли с их пути свернуть? Всякое возможно, тому притча «Сатир и гнусные люди» в пример. Она не о том, как важно придерживаться хороших манер. Высказал пьяному в лицо думы свои сатир, испортил собравшимся радость и пир. За то его без лишних раздумий помяли. Вины за то пьяные за собой никакой не знали. Что советует Сумароков? Говорит: молча мимо проходить. Совет верный! Здоровья трезвому иначе на долго не сможет хватить.

Притча «Птаха и дочь её» — мудрость ещё одна. Про мышление птиц повествует она. Случилось хозяину поля задаться желанием срезать зерно. Зачем ждать? Когда оно созрело давно. Планы есть, он думает то сделать сам, но ленится, обращаясь за помощью к друзьям. Птахи улетать не спешили, ибо известно им — никто зерно не пожнёт, пока хозяина рука сама не пройдётся по ним.

Мудрость третья — про бахвальство она, повествует про, как пению волк обучал козла. «Волк и козлёнок» — название притчи той, по её сюжету по лесу раздался волчий вой. Козёл дрожал, не смея отвечать. А волк не знал — ему пора бежать. Ведь слышен вой — собаки взяли след, не козлёнок пойдёт волку на обед! Прослышали охотники вой волка и за собаками пошли, посему, коли дело задумал — делай, не жди.

Мудрость важнее прочих — притча «Соловей и кошка». Послушай её читатель — будет тебе за то золотая ложка. Как-то пела кошка песни соловью, из клетки улететь побуждая. Поверил тому соловей, правды всей не зная. Ему говорили: нельзя в клетке томиться. Его убеждали: нельзя чужой воле покориться. И послушал соловей кошку, клетку покинув, свободу обретя. Да только оказался он в желудке кошки, ничего за клеткой не найдя. Посему, читатель, знай, глаза и уши никогда не закрывай! Поверь, иная клетка не хуже свободы, потому как иная свобода — те же самые невзгоды.

Но кошки не все злы: скажет читатель. Тогда притча «Кот и мыши» покажет, каков истинный из кота доброжелатель. Не суть в том — кот или кошка. Подумай основательнее, читатель, немножко. Под сим зверем всякий хитрец скрывается, и даже тот, что вполне законно за счёт других побирается. Будет драть три шкуры, покоя не умея найти. Такому верить? Уже лучше сразу в иной мир отойти. Не верь! И расскажи о том другим. Глядишь, не мышью, а человеком разумным больше станет одним.

Бывает всякое, «Пармский сыр» увидала лиса на колодца дне. Задумала спрыгнуть, забрать сыр сей себе. А он ли там был, или то всего лишь отражение луны? В любом случае, сидеть лисе на дне, кончая там же свои дни. Благо волк пробегал, и он обманут был. Эх, читатель себе, наверное, всякое развитие вообразил. Отнюдь, устроил Сумароков отдых от мудрых стихов. Приём этот в поэзии никак не нов.

Ясно дело, «Волчонок собакою» будет пока мал, но когда вырастет, в той же мере ясно будет — кто овец убивал. О том же притча «Волк пастухов друг», если кто с волками дружбу решит завести вдруг. «Пёс, не терпящий нападения» продолжит тему, ведь пёс — это зверь, который смирен — этому верь. До той поры в собаке спит натура волка, покуда не собьёт её обидою кто с толка, тогда смиренное создание покажет прыть, будет стараться обидчика укусить. Всё это — природа. С этим не сладишь. Притчей «Война за бабки» ничего не поправишь. Кратко сказано — за детей отцы ответят, а за отцов ответят соседи. Почему же на мысль приходят шатуны-медведи? Не накопили жиру, ежели доказать пытаются правду, на силу ссылаясь. Со стороны видно, делают так, себя только пугаясь.

На новый лад притча о слабости других сложена, называется «Пени Адаму и Еве» она. Будто за грехи Евы человек вынужден страдать, изгнанный из рая — муки претерпевать. Так ли? Давайте представим иначе. Отправим мужика, где накормят его побогаче. Наестся так, что не сможет из-за стола встать, но будет ещё он кое о чём обязательно знать. Есть блюдо одно, скрытое от взора, его не открывать, другого нет уговора. Как поступит мужик? Любопытство победит. Так разве грех Евы он справедливо винит?

Вообще, человек — создание странное, выше нужного требует он. Вечно стенает так, будто живёт и на страдания обречён. Жара не нравится ему, и холод не по нраву. Желает питаться вкусно, и не есть отраву. Работать ленится, комфорт ему подай. Он и Богу скажет: «Новый календарь» создай, хочу без хлопот до скончания дней жить, никогда не горевать, обязательно сытым быть. Сам к тому ничего не в силах предложить человек, о чём неизменно выражает недовольство который уж век.

Человек — не божество, скорее — осёл. Он — идол бога, подобием его быть предпочёл. Он вершит дела, мня за собою право на то, думая, будто он наделённое таким правом существо. А по сути, обратиться к притче «Надутый гордостью осёл» необходимо, дабы увидеть, насколько окружающее оказывается мнимо. Тащил осёл идола, отбивали люди идолу почёт, что видел осёл, и никак того не поймёт, почему он тащит телегу, а люди кланяются ему, значит, такой почёт отдают ослу одному. Так и человек, которому некому по спине дать плетей, потому он считает, что самый достойный почитания из людей.

Такое свойственно, есть на то разумный ответ. Притчей «По трудам на покой» увидим, почему иного выбора нет. С малых лет человеку прощаются его дела, и мать от злых поступков его не уберегла. Из-за попустительства, когда дозволено всё было, выросло из ребёнка такое, что бы лучше в младенчестве бы и убило. Не порицаемый за проступки, выгораживаемый каждый раз, он по кривому пути пойдёт, и будет вором или кем похуже. Это — раз! Во-вторых, обвинит во всём он не общество, желающее его наказать, винить он будет как раз отца и мать. Значит, ребёнок должен знать о плохом, ибо иначе как плохое понять сможет он? Если его от плохого с малых лет не отвращать, будет он злым умыслом себя постоянно противным питать.

Вот пример — притча «Секира». У мужика топор в реку упал. И мужик склонился у берега: о топоре зарыдал. Слёзы ронял, покуда не сжалились над ним боги, взамен дали топор из золота, ведь они к страдающим не строги. Но мужик отказался. Не принял и топор из серебра. Ему нужен тот, что река забрала. И получил топор, который обронил, за что мужик богов возблагодарил. То видел другой мужик, о наживе смекнувший. Топор вроде обронил, может спьяну уснувший. Стал просить богов о золотом топоре, ибо такой желает, да отчего-то именно золотой никто и не предлагает. От такого мужика боги отвернулись, противен он им, пусть остаётся вовсе без топора, коли жадностью полним.

Всякому даётся по заслугам его. Больше не возьмёшь, иначе всё потеряешь. С притчей «Раздел» о том скорее то понимать станешь. Случилась война, кою устроили лев, осёл и лисица, после решившие за счёт поверженных обогатиться. Осёл пожелал поделить на три части добытое в бою, из-за чего он быстро сложил голову свою. Льву не понравились суждения осла, о чём лисица сразу поняла. Горсточки добычи ей вполне хватило. Почему? Смерть осла её от богатств отвратила.

Есть и такое, чему надо особенно учиться. Как знать, в жизни разное может пригодиться. В притче «Два оленя» случилось оленям лужу широкую встретить, порешили преодолеть её, чистыми противоположный берег встретить. Первый олень опасался измараться, шёл он бочком, но всё же слегка вымазался грязью в старании таком. Второй олень наскоком лужу брал, по уши он погрузился, в луже он утопал, и разом выпрыгнул, мокрый весьма, а самое удивительное — шкура его идеально чиста.

Притча «Две крысы» — она про кабак, там одна крыса всё не напьётся никак. А вот притча «Змеи голова и хвост» покажет интересное наблюдение, очень полезное всякому человеку мнение. Разве не замечал никто, как мнит он о чём-то, будто мастер на все руки? Он и в политике мастак, да отчего-то плохо гладит брюки. Он готов армии водить, побед добиваясь, самому себе в том деле без сомнений вверяясь. Но вот яркое сравнение. Не о солдате, генералом мнящем себя. Она о змее, вернее о том, как голова оказалась в районе хвоста. Повёл хвост змею, не различая дороги, не зная ничего, не думая просить подмоги. Ясно должно быть, чем закончится путь для сей светлой головы. К сожалению, омрачившийся гибелью самой змеи.

Не мечтами нужно жить, не снам доверять, надо силы стараться соизмерять. Мало ли мыслей приходит человеку на ум, когда нет в нём веселья, когда он угрюм. Притча «Счастье и сон» пояснит ход мыслей сих, из довольно самых возможно простых. Пример на тему даётся, притчей «Подушка и кафтан» он зовётся. Кафтан перед подушкой храбрился, хозяин с ним недавно напился, деньгами сыпал, не скупился на траты, бедам не бывать, коли насколько они с хозяином богаты. Тому подушка причину знает лучше, ибо она еженощно внимает того богача слезам. Жизнь на широкую ногу понятна, только близок к краху хозяин, что он понимает и сам. Стоит ли радоваться, ежели настолько печально всё? Но каждый видит, что желает видеть, больше не видя ничего.

Вернёмся к ослам, они довольно глупы в Сумарокова притчах. Ещё один «Высокомерный осёл» попался. Отчего-то лев боялся крика петуха. Неизвестно почему, но лев его страшно боялся. Случилось охотиться, лев настиг осла, как раз раздался тогда крик петуха. Задрожал лев, отступил и покорно жертву отпустил. Разумеется, осёл невообразимое о себе возомнил. Стал кричать на льва, преследовал и стращал, покуда петух кричать не перестал. Глупец не ведал, бахвалился чрез меры, ушёл бы сразу, остались бы его кости целы.

Столь же и «Высокомерная муха» в притче есть. Она задумала на воз тяжёлый сесть. Лошак с трудом тот воз тащил, не хватало ему для того сил. Не груз тому причина, муха точно знала, она себя тяжёлой представляла. Узок мир мухи — не будем за то муху судить, ей того не докажешь, её в том всё равно не убедить.

Иного высокомерства заяц о черепахе был, о чём Сумароков притчу «Заяц и черепаха» сложил. Пошла черепаха в Москву, о чём заяц проведал, решив перегнать, а пока он по делам своим бегал. Прошло три месяца, и только тогда тронулся заяц в путь, думая, сможет догнать он черепаху как-нибудь. Да опоздал, черепаха уже в Москве, пускай медленно, но сделала она на благо себе. Посему, ясно итак, не надо спешить, кто спешит — не успеет никак.

На мир всегда нужна глазами смотреть, оценивать возможности и в виду скрытые от внимания обстоятельства иметь. Допустим, как в притче «Обезьяна и медведь» забралась обезьяна на дерево высокое, обозрела всё вокруг, приметив даже самое далёкое. Но стоило вниз посмотреть, смех её пробрал, медведь стался малым, он ей её же хвост напоминал. Смеялась в голос, потешалась, а когда спустилась с дерева, тогда обезьяне и досталось. Мал медведь, пока далеко, а ближе окажется, будет крайне тяжело.

Не смеяться, хвалить нужно. Да не хвалиться, именно хвалить. Надо это запомнить, дабы не забыть. Есть притча «Соловей и кукушка», в ней важная суть, стоит её запомнить, может поможет умом где блеснуть. Случилось похвалиться кукушке, что повторяют все в лесу её кукушки. Кукукают, словно нравится им эта трель. Хочешь в то верь, хочешь не верь. Соловью никто его песню не вторит, значит пение соловья ничего не стоит. Глупа кукушка или нет, соловей не сможет дать ей вразумительный ответ. Пусть не поют, ибо песнь его сложна, а трель кукушки чрезмерно легка.

Не дашь всему ясного разумения. Разного рода бывают впечатления. Вековечных дилемм с избытком хватает. Не решаемых, их всяких знает. Что-то мнится не так, как оно должно восприниматься, ведь вонью от клопа не станут люди восхищаться, им ближе запах розы. Так сложилось. В притче «Ослище и кобыла» похожее случилось. Понравился кобыле старенький осёл, чему тот объяснения так и не нашёл. Он слаб, морщинист, от него воняет… Так чем он тогда кобылу пленяет?

Притча «Ненадобное сено» про излюбленную привычку собак, что лают без причины, ибо нравится им так. Вроде охраняют, не желая охранять, зато шум поднимают, словно кто старался у них охраняемое отнять. Природа собаки такова. В притче «Арап» схожий смысл и похожие слова. Сколько не отмывай в бане чёрного кожей человека: не отмоешь. Скорее кожу сдерёшь, но чёрный цвет не скроешь. И не исправляй, коли тебе не по нраву, всё равно не найдёшь на своё недовольство управу. Не нравится авторам критика, не любит красавица отражение в зеркале, овцам волк противным кажется. Разных примеров привести можно, если кто продолжать список этот отважится.

Притча «Лекарский слуга», а сути будто и нет. Зато в притче «Порча языка» скрыт долгожданный ответ. Послушайте, жил-был пёс, он лаял подобно псам, и вот он ушёл, стал бродить по лесам. Прибился к медведям, стал среди них жить, собачий язык на медвежий сумел он сменить. Бродил после, прибился к волкам. По-волчьи научился он выть там. Вернувшись домой, решил порядки новые ввести, ревя и воя круглые дни. Его собаки отказывались понимать, не знали они, зачем им чужие порядки соблюдать. Сей пёс презираем оказался, вскоре и с жизнью расстался. Понятно о чём Сумароков намекал, он так галломанов притчей пугал.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Судить о чужой мысли, что о себе судить пытаться. Истинных помыслов не узнать, покуда остаётся притворяться. К Эзопу Сумароков вернуться предложил, притчу «Эзоп и кощун» для того сочинил. Получил Эзоп задание накрыть стол, дело было к ночи, трудиться предстояло сверх доступных сил, хватило бы мочи. Что сделал Эзоп? Он свечу рано зажёг, уйдя на улицу, переступив чрез порог. На улице день, солнце ярко светило, потому видение человека с горящей свечой людей удивило. Эх, не знает человек, а берётся судить. Да знает Эзоп, лучше мимо пройти — всем помыслов своих не объяснить.

Тут и нужно остановиться, показав человеческую надуманность о личных качествах в мире нашем. Думает каждый, будто он не ниже других, словно видит себя выше вставшем. Отнюдь, притча «Львица и лисица» разобьёт сомнения в мелкую крошку, годную дабы посыпать в неприметном месте дорожку. Лиса задрала нос — рожает за раз много лисят. А львица — одного львёнка, и больше никак. Знала бы лисица, сколько она не рожай, плодит не царей, хоть сколь выше она нос задирай. Порою лучше и не знать, кто для чего в мир этот пришёл. Никто от такого знания особых заслуг себе ещё не обрёл. Словно притча «Свинья и волк» складывается человека бытие, он думает, что где-то нужен, только он не нужен нигде. Родила свинья поросят, подмога бы пригодилась, у волка тут тяга к помощи и проявилась. Свинья не глупа, указала волку на дверь, не всякому стремящемуся помочь верь.

Сомнение разобьётся. Представим суд. По его решению подьячего на казнь ведут. Говорят, украл «Протокол», за то его велели посадить на кол. Он же говорит — не крал. Всё равно виновным в краже протокола стал. Суди ли или не суди правосудие, знание прими: чертей всегда можно, если постараться, где угодно найти. Вторит тому и притча «Суд», мартышки в котором следствие ведут. Глупым судья быть может, коли посажен судьёю мартышка. Не дала ему природа ума излишка. Подумать только, судили не волка — судили овцу, она де украла у волка плоть свою. Коли требуется вынести приговор — он вынесен будет. Притчу «Угадчик» о том не забудем. Сжал птицу судья в руке, сказав угадать — жива она или нет. Нет разницы, какой будет ответ. Если жива — птица умрёт, если мертва — живой её угадчик найдёт.

Разумность отставим, Сумароков принялся о слабости ума притчи писать. Про ободья «Бочки» он мог притчи слагать. Про «Свечу», освещавшую жилище ночью и днём, чего не может сделать солнце, освещая лишь небосклон. Слаба умом свеча, ничего не сделаешь с ней, окружающий мир — не удел её очей. Она живёт внутри помещения одного, не зная, как много кругом другого всего. Но судит так, словно солнце сама, на большее свече не хватает ума. Или вот — притча «Кисельник», про торговца киселём, о Боге думавшем лишь в понимании своём. В самом деле, кто-то склонен считать, будто Бог за чистую одежду готов людей уважать. Разве так? Даже если сердце черно? Отчего-то думается, кисельник верил не в то.

В жизни человека глупостей хватает. Случается так, что Бог от того тоже страдает. Не могли поделить два купца «Мост», предпочтя оный вовсе разрушить, дабы во вражде разойтись, спором мысли не мучить. Но пришло время Богу реку перейти, и не увидел он моста. Есть убеждение, настигла молния каждого из о личной выгоде думавшего купца. Самое время вспомнить о притче «Противуестественник», она — про лгуна. Врал тот так, правду бы не смог он найти никогда. Даже умерев, в мир иной отойдя, не знала, где тело искать его же жена. Всё потому, как против естества жизнь прожив, он утонул, не по, а против течения уплыв.

Бывает и так, что полезно ложное представление создавать. Притча «Бубны» то поможет понять. Кто не хочет войны, врага пусть напугает, неверное сведение о своих возможностях предоставляет. Как это? Забраться надо на возвышенность и взять барабан, когда враг подойдёт, обрушить гром звуков на него ураган. Подумает враг о грозящей беде, не захочет принять смерть не в угоду себе. Испугавшись, отпрянет назад. Потому ложь и во благо бывает, верно ведь говорят.

Вера — она: для понимания сложна. Барабан гремит, опасность вроде не должна быть видна. Тогда притча «Хромая лошадь и волк», согласно сюжету получилось так, волк взялся лошадь излечить без всяких врак. Он дело знает, готов услужить, может знания враз применить. Да лошадь не глупа, ей хорошо известно, лучше хромать: внимание коновала ей не лестно. Надо в зубы дать копытом, дабы волк осознал, чтобы не был коварным, о чём без зубов он лучше узнал.

Вот притча о глупости ещё одна, со времён Федра существует она. Название «Петух и жемчужное зерно» дано сей басенной сказке, в очередной раз показанной в соответствующей окраске. Не суди о том, о чём не можешь судить, драгоценное не может бесценным прослыть, коли ума не хватило понять суть вещей, не усложняй, лучше понять наконец-то сумей: жизнь — словно жемчужное зерно, она даётся неспроста, пускай и смертно всё, главное — не разменивай её на зерно прогорклой пшеницы, до журавля не достанешь, не освободив рук от синицы.

Закрепим сведения притчей «Лисица и орех». Уразуметь её суть — уже успех. А суть в том, что негоже бегать от знаний, по причине неумения их понять. Невежа — подобие беззубой белки, которой всякий плод плох, если она не может его разгрызать. Притча «Верблюд» примерно о том же, немного о другом, про корабль пустыни сообщается в сказе том. Не зная, зачем его в дом позвали, верблюд всякого надумал, чего не подразумевали: будут кормить с золотой чащи его, больше не будет тяжким для него странствий ремесло. Как бы не так, позвали для того, чтобы навоз таскал — только и всего.

Тот верблюд счастливчик, навоз возить ему дали. В притче «Лев, притворившийся больным», верблюда бы кушать стали. Случилось льву захотеть поесть, притворился он больным, объявил во всеуслышанье, как мало у него осталось в жизни этой сил. Кто к нему не ходил, всех след простыл, лиса в том заподозрила неладное нечто, и не пошла. Может и не съел её лев, но явно не простил. Впрочем, сообразительность лисы от притчи к притче разнится, по одной из них с названием «Лисица и курятник» в сём можно убедиться. Залезла лиса есть кур, и ела, пузо отпустив, там и осталась, о необходимости вылезти обратно забыв. Не в том беда, будто много ела, просто дыра в курятнике мала оказалась для её раздобревшего тела.

Осторожным нужно быть, по притче «Крокодил и собака» то усвоим. Ещё раз осознав, как много по уму мы своему стоим. Пила собака там, где плавал крокодил, тот её поближе подойти попросил. Собака умна — подходить не стала. Кто скажет, что неверно собака поступала? И овца бывает умом наделена, притчей «Олень и овца» такая мысль подтверждена. Попросил олень сена у овцы, поручителем волка представив, всяко сего лесного зверя обставив. Овца умна — такого ей не надо, помнит она сего поручителя, как помнит и её стадо.

Не всё то существенно, коли задуматься о том. «Судно в море» — притча о буре с попавшим в неё кораблём. Что первым в воду погрузиться: корма или нос? Кажется, цена вопроса на копеечный грош. Потонет судно, так чего гадать, надо думать о другом — себя как спасать. Беспросветно многое, вот в притче «Старик и осёл» понукал старик осла, побуждая продвигаться вперёд. Да знал жизни мудрость осёл, понимал, что движением ничего он не обретёт. Будет стоять — заслужит ударов плетьми, а пойдёт куда, там тех же плетей от хозяина прими. Есть ещё притча «Ослова кожа» — сколько не думай покой после смерти обрести, не сможешь его и тогда ты найти, ибо натянут кожу на барабан, и будут стегать ещё чаще, не будет от боли только ран. В притче «Собаки и кость» задумали собаки вылакать море, кость увидев на дне. И ведь лакали, серьёзно думали добиться успеха в своём малом уме. Схожая ситуация в притче «Воробей», там пичуга насмехалась над жертвой орла, не думая скрыться от хищной птицы взора, потому теперь не дождётся за то она укора, ибо орёл воробья в другую лапу схватил, в высь небесную он его утащил.

Бдительность важна! Помнить постараться необходимо. Притча «Стрелок и змея» покажет, как дело было. Пока целился охотник, не мог заметить он змеи, и та вонзила в ногу ему зубы свои. Не видит стрелок грозящей опасности, пока не осознает её свершения, словно в притче «Крот» не допускает о видимом иного он мнения. Голубь на прицеле, никого кругом нет, так и у крота — под землёю есть всё, выше лишь солнечный свет. Поскольку крот слеп, не уразумеет он, иметь ложные представления о мире крот обречён. Незнание — оно вообще опасно, притчей «Девка» то подтвердим. Пока нечто не случается, о нём мы думаем, что хотим. Ежели родится, то не умрёт ли раньше срока дитё? Али умрёт, раз всё равно окажется со временем во гробе оно?

Знание — причина успеха. Та истина верна. Разве кто никогда не убивал клопа? Лучше обойти стороной, не тронув сию божью тварь, уберегая ноздри от вони, знали об этом и встарь. Сумароков это притчей «Лев и клоп» подтвердил, царь зверей понимал, с клопом сражаться — недостойно его сил. Вообще-то львам повезло, в притчах выше прочих ставится их ремесло. И на этом строятся сюжеты разного наполнения, вроде изложенного в притче «Осёл дерзновенный», рассказанной по причине вдохновения. Осёл глуп — ему в притчах меньше повезло, но лев понимал, сражаться с глупцами — дело не его. Коли дерзит, то от глупости значит. Притча «Хвала и хула» такое мнение подхватит.

Может думаться, в притчах всё определено. Белое — бело, а чёрное — черно. Развеем сомнения сказом «Угольщик» тут, испытывая надежду, что это прочтут. Жил угольщик, вокруг него чёрного полно, к чему не прикоснись — чернеет и оно. Может сложиться мнение, белизны нет нигде, чёрным должен быть угольщик даже в душе. Заблуждение ясно, не надо так считать, ведь сердце угольщика от чистых помыслов за чернотой жизни не дано разузнать. Притча «Учёный и богач» раскроет это с другой стороны, показав, какие сокровища человечеству нужны. Тонул корабль, плакал богач — он всё потерял. Ученый иначе — он оптимизму не изменял. Почему? То легко уразуметь, богатства учёного в голове, он носит его не на, а в себе.

Притч с избытком, но многие о шести-десяти строках, о них судить отдельно тяжело. Потому о некоторых без подробностей, у Сумарокова и без этого хватает всего. Притча «Менальк и Палемон» дана, дабы люди меньше врали, помнили и самих себя видеть не забывали. Притча «Воля и неволя» — возвращение к теме собак и волков, где одни желают жить в ошейнике, а другие не признают оков. Притча «Лисица и кошка» — на новый лад сказ про пользу выбранных для помощи зверей, чего не позволительно делать их дикому собрату из лесов и полей. Притча «Мореплаватели» о необходимости верить в лучшее, ибо не избежать взлётов и падений, не может жить человек без хороших и плохих впечатлений.

Особого свойства в творчестве Сумарокова притча «Стрекоза», Крыловым после взятая. Именно эта, а не басня заграничного творца. Объяснение легко даётся, когда с цикадою в оригинале сравнение ведётся. Да вот Сумароков про цикаду как раз и не писал, общий ход его притчи басней именно Крылова стал. Красок не хватило, а то бы хотелось узнать, какими сих баснописцев стали бы мы представлять.

Автор: Константин Трунин

» Read more

За первой книгой следует вторая, Сумароков притчи слагал, покоя не зная. Пишет много, как не устал, словно новое слово мудрости он россиянам давал. Но басен всегда был избыток, всегда их изрядно бывало, о чём наследие Руси нам подсказало. Кто знает о книге индийских притч, греками названную «Стефанит и Ихнилат»? Тот постоянному повторению сюжетов не может статься рад. Обрыдло, устал, хоть таблицу сходства веди, не хватит жизни и сил до конца сей труд довести. Потому, каким бы не казалось похожим, богатство басен опять приумножим.

О том притча есть, «Терпение» — имя ей. Коли конь просит овса, то не дать ли поголодать ему пару дней? Отощает, запросит еды, а ты его всё равно не корми. Он ведь конь, должен сам корм себе добывать. Каждому это кажется правильным, каждому так и полагает знать. Да вот отощает конь, отбросит копыта, опрокинется навзничь, так голодом сия тварь божья будет убита. Как не корми коня после, не накормишь его, ибо благо не в терпении, им кормим не того. Так и с баснями — не терпят они вольных хлебов, достаточно для них и прежде бывших известными слов.

Вот притча «Старик со своим сыном и осёл», она о том, как старик шёл, и сына вёл с ослом. Садил он сына на осла, садился сам, сын рядом шёл. Каждый путник, грубо говоря, считал, что среди них старик и есть осёл. Разве дело, скотину утруждать? Подумал старик, будет лучше осла на плечи свои взять. Как не поступи, враги найдутся у тебя, потому верь только в себя. Поднимут на смех или укорят, то от зависти: говорят.

Есть баснописцы прежних лет. Среди них был Эзоп — знаменитый поэт. Вроде он лев, ибо дал нам урок, но и не лев он, быть себе хозяином он никак не мог. А если представить, будто Эзоп возомнил о себе выше, не в баснях, а прямо восстав? Разве он не стал бы свободным, рабом быть перестав? Всё суета, когда дело подходит к сказанию из жизни царя зверей, когда его могут оказаться звери сильней. «Осёл во львовой коже» облачённым предстал, он рыком всякого пугал, стали поклоны отбивать ему, не ослу — звериному царю самому. Представь себя таким же, по жизни ты лев будто, вечер ли, день ли, или уже утро. В том тебе уверение даётся, уважение к тебе у всех тут же проснётся.

Прояви смелость! И иди вперёд. Не важно, ногами пойдёшь, или кто тебя понесёт. Притча «Безногий солдат» как раз для того, чтобы осознать, сколько доступно в мире всего. Солдат без ног, в монастырь дорога ему, кормят там плохо, нельзя понять почему. Возопить от такой диеты, лучше покинуть стены обители строгой, пойти не этой, отправиться другой дорогой. Есть ноги или нет, поймёшь ты сразу, стоит перешагнуть за монастырскую ограду. Лучше воля, чем каземат, когда нужно, не ощутит отсутствия ног безногий солдат.

В жизни всё так, не знаешь чему благодарным быть. Проще, кажется, взять и забыть. «Подьяческая дочь» кутила, бед не знала, отца своего никогда не вспомнила. А между тем, отец крал, о благе дочери думая день ото дня, покуда за воровство не скатилась с плеч его голова. Что же до то, ради кого он жил, той будто никто даром ничего не подносил. Все обязаны ей — она никому. И не понимает, так почему.

Вот притча «Болван», как люди избрали богом болвана, руки-ноги при нём, но голова полна изъяна. Мольбы к нему обращали, взывали помочь, отогнать наваждения и огорчения прочь. А что болван, чем поможет он? За то он и будет с прежней должности смещён. По той причине, ибо доверие важно заслужить, попробовать стоит внимание на притчу «Одноколка» обратить. Там сын барский, неумеха, попросил вожжи, возникла для него утеха. Взял он, вскачь телега понеслась, пока лошадь не разбилась, она бежать не унялась.

Автор притч словоохотлив, говорит свыше меры? Не заслуживает оттого он веры? Хорошо, притча «Дельфин и невежа-хвастун» даётся для примера, вот где испытана окажется вера. Спас дельфин невежу, стал спрашивать о суше его: как в городах земных, в Москве происходит чего? А невежа хвастуном оказался, врал он и бездумно привирался. Надоело то дельфину, сбросил невежду в воду, тот утоп. Читатель мораль, есть надежда, усвоить смог?

Частый гость — притча про волю и про обязанность служить. Притча «Волк и собака» одной из таковых может быть. Волку лучше голодным в лесу существование влачить, нежели в ошейнике и конуре сытым о свободе забыть. Такое же дело в притче «Олень и лошадь», где откажется олень от стремян и седла, уйдя обратно, без долгих раздумий, в леса.

Притча «Черепаха» — извечный сюжет. О побуждениях узнавать причин нет. Задумала лететь, неважно куда, несли её утки, покуда та не открыла рта. Упала, ушиблась или разбилась о твердь, с седой древности сия трагедия известна ведь. Другой сюжет — про скопидомство гласит: в притче «Двое скупых» смысл сего стался раскрыт. Дело случилось найти клад. А кто кладу не бывает рад? Сговорились скупые клад разумно поделить, думая тайно его с глаз подельника утащить. Зачем крали друг у друга: кто объяснит? Жизнь минует, накопленного никто не сохранит. Получается, воровали, заранее зная о предстоящей потере. До них не удержали, и они удержать богатства не сумели.

Стоит ли просить кого-то о помощи, взывать к небесам? Не скупись, помочь себе каждый может и сам. Как в притче «Мужик и кляча» случилось, где лошадёнка от груза тяжести едва не надломилась. Требовалось малое, разгрузить наполовину воз, вместо чего мужик к богам молитву вознёс. Лучше спустился бы на землю, оценил возможности коня, вместо чего мужик дальше идёт, олимпийцев кляня. Кто возмутится сему? Притча «Олень и дочь его» в подмогу даётся ему. Там храбрым был олень, рога не красили его, как бравада человека не стоит ничего. Убедись в силах доступных, что лучшее есть в твоей персоне, вполне может быть — это не сила в руках, а быстрые для бега ноги?

Об Эзопе Сумароков притчи писал, только кто бы их понимал. Про «Эзопа и буяна» есть притча одна, с Аполлоном даже она. Да, никто не обещал раскрытия басен всех. И не надо показывать радостный смех. Ясно издревле, притча «Обещание» тому помочь должна, не держат слов, и обещания — такие же слова. Притчей «Орлиха, веприха и кошка» такое мнение можно укрепить, к разладу в понимании суть подводить. Знает кошка, каким образом поссорить соседок, такой для кошек способ не редок. Пожнёт она плоды своего ремесла, разругались другие, а она съела поросёнка и птенца орла.

Что тут не так? Отчего жаром пышет читатель? Какой он всё же истины искатель? Притча «Молодой сатир» должна охладить, стоит к ней себя обратить. Холодно сталось пастуху, сатир его согрел, да обжёг пастух рот, когда его кашу ел. Опять не так, а что читатель ожидал? Притчу «Раненый» он, пожалуй, ещё не читал. Прослышал как-то солдат, будто его друг, такой же солдат, руки повредил в бою, словно плети теперь они лежат. Но раненый солдат лишь ноги повредил, о чём он другу своему и говорил. Но не поверил друг, ибо молва о руках говорила. Выходит, не важно, что на самом деле было.

Допустим ещё притчу на тему злободневную, «Лисица и терновый куст» — эту притчу преотменную. Захотелось лисе ягод отведать, только колется куст. Она ветки раздвигала, слышался хруст, изодрала лапы, укоряя за то не жадностью свою, проклятия сыпала она всё тому же кусту. Впрочем, куст не мыслил зла, ибо не мыслит он. Притчу «Кобель и сука» о схожем прочтём. Пустил кобель суку к себе, пока та в положении находилась. Думаете, после та от кобеля удалилась? Как бы не так, коли сухо и тепло, отправляется пусть кобель, не трогая её.

Гневен читатель. Усталость накопилась. А знает ли, читатель, какая беда ещё приключилась? В притче «Лев и осёл» повелел лев ослу страшно рычать, стал тем осёл всех страшно пугать. Напугался и лев, благо вспомнил, какой зверь так грозно кричит. Значит, правым должен быть тот, кто, не сомневаясь, уверенно говорит. Нет веры опять? Вот ещё притча «Два крадуна», как у поваров мясо украли, и они не могли оправдать себя. Сомнение закралось в них самих, надо ли продолжать о том данный стих?

И вот Сумароков долгожданную мысль произнёс, достойную пролития горестных слёз. Не меритесь с врагами, ибо враг — это враг, он мирится только из-за последующих драк. Как не станет овцам волк заменой собаки, так и враг другом не станет — всё это враки. Попробуйте испробовать, убедитесь в том сами, только давайте сразу попрощаемся с вами. Не найдётся на земле мыслям о дружбе светлым места. Рассуждайте о том без чуждой фальши, насколько бы похвала врага не была лестна. Притча «Волки и овцы» как раз о том, слопают волки овец: по-доброму слопают безнаказанно солнечным днём.

Притча «Голова и члены» — ещё один призыв разум сохранять. Разум, кстати, очень легко потерять. Например, откажется голова желудок кормить, ибо не положено, как такое может быть? Все работают, один он переваривает, удовольствия ради: голова на том настаивает. Какой исход? Умерли все. Потому нужно помнить — лишнего не бывает нигде. И не стоит искать выгоду, где её не сыскать, никогда нельзя удачу отпускать. Притча «Рыбак и рыбка» мысль закрепит, про журавля в небе синица в руке прокричит.

Отказалась голова желудок кормить, рыбак пожелал рыбу мелкую жир нагуливать отпустить, а мужика укусила блоха, о чём тот мужик возопил, к богам обращаясь, словно свет ему быть перестал мил. Притча «Мужик и блоха» раскрывает секрет, не у одного человека, у всех одновременно случается множество бед. Стоит ли из-за блохи пенять на жизни течение? Следует проявить и к нуждам блохи хотя бы малое почтение. Ведь бывает такое, как в притче «Заяц» произошло. Льва рогами толкнули, и с той поры для рогатых всё уже решено. Всех истребить, дабы не осталось рогачей. Испугался заяц — владелец длинных ушей. От беды лучше из леса уйти поскорей, понимал, померкнет свет в очах в ближайший из дней. Не блоха, конечно, но лапа льва тяжела, раздавит всякого, чья длинной будет голова. Скажут, заяц много вообразил о себе. Позвольте, притча «Река и лужа» об ещё одном мрачном дне. Скакал рыцарь, от погони будто уходил, впереди водоём оказался, он сил своих не оценил. Думал о луже или о реке, в любом случае — оказался на дне.

И вот. Басня басен, притча притч. «Ворона и лисица» имя ей. Скольких её чтение умиляло людей. Всякий хвалил лису, ругая ворону за похвальбу, но знал ли кто, где искать исходную для известной истории притчи строку? Пожалуйста, строчка в строчку, без лишних прикрас, Сумароков сочинил, кто бы знал, что она теперь для нас. Потому иной смысл нужно извлечь, вспомнив, из одного теста разных изделий не испечь.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Гремело имя — отгремело. Когда-то о Хераскове говорили смело. Теперь, дабы не соврать, стали Михаила забывать. Возьми Карамзина, кого славил он? Он поэмами Хераскова был впечатлён. Предсказывал он им долгую славу в веках. Оказалось то в его несбывчивых мечтах. Забыт Херасков — накрепко забыт. Словно потоком истории из самосознания потомков оказался смыт. Не вспоминают ныне, будто и не творил. Может сложиться мнение, словно и не жил. А между тем, повышая речи тон, есть из-за чего Михаила ценить. Но сейчас не том. Имелись у него произведения в угоду текущего дня мгновению, облекаемые для громкого звучания и уподобляемые стихотворению. Как бы грустно не звучало: что было важным, неважным в наше время стало.

О «Ненавистнике» можно умолчать, не принимая к разговору. Не скажешь, к чему происходящее в той пьесе приравнять: к разумному иль к вздору. Есть лица русские, жившие давно. Антураж в пьесе Руси, вот пожалуй и всё. Вникать глубже — дело особого интереса. Оставим особо интересующимся, для придания им важности собственной в литературной среде веса. Не обо всём положено сказывать, о чём-то нужно умолчать, дабы другим было о чём потом дополнять. Потому и оставили «Ненавистника» без внимания, сделав уделом особого к нему почитания.

Иное дело — «Освобождённая Москва», пьеса о былом. О Минине и Пожарском, да о Москве — охваченной огнём. Польская шляхта, грозная литва и шведских земель сыны, пришли, дабы утопить Русь, сделав непригодной для с их государствами войны. Владислав воссел, обещаний много раздав, властителем русским по воле слепого случая став. Избрали на царство, дали править и попирать родное. Как не скинуть народу расправившее над ним крылья иго злое? Хватит людям терпеть басурман у власти, взирать на слюну, стекающую с их жадной до сытости пасти. Не для того русский человек пришёл в мир, чтобы над ним был поставлен чей-то кумир, чужое он примет, сделав своим, иное исчезнет, как в ничто превращается дым. Потому не бывать Владиславу у власти, оттого он Смутному времени положит конец, как изгонят его, появится у России на триста лет достойный её из Романовых отец.

Осталось об этом трагедию сложить, к чему Херасков руку приложил. Да вот растянул события прикладывая, чем весьма утомил. Начав за здравие, обозначив суть, к пятому действию, хорошо, если кто-то не дал себе заснуть. Ясное дело, соберут Минин и Пожарский ополчение, для того и в четыре строки подойдёт стихотворение. Но где это видано, чтобы театральное действие так быстро завершалось, надо зрителю показать, как народ на борьбу поднимался, что причиной тому сталось. Может там кто-то полюбил кого? Читается подобное в сюжете легко. В том проклятие литературы, нельзя того забыть, приходится искать успокоение, дабы остыть. Исход повествования понятен, детали остались сокрытыми туманом, такое в драматургии не считается обманом.

Сказав громко, пропев Хераскову оду, остудили Михаила, хоть и не погружением в холодную воду. Он сам понимал, для кого и с какой целью творил. Труды современный ему зритель и читатель достойно оценил. Время прошло, остыл натопленный жаром пар, теперь не до бытовавших в писательской среде восемнадцатого века свар. Всё другое, другим воздаётся почёт, Хераскова среди именитых деятелей прошлого никто сейчас не найдёт. Такова судьба, но как знать и зачем гадать, будущее всё может переиграть и иначе начать понимать.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Что браться за Корнеля, что браться за Вольтера, доколе не познанной останется русскими поэтами мера? Смотрели на западные творения, проникаясь ими и беря за пример, принимая за исходное чужой поэтики стиль и размер. Нет, не Корнель интересен, и Вольтер не интересен, для русского слуха сих мужей от литературы размах окажется тесен. Но всё же, коли о Хераскове разговор, чей редко угасал к творчеству задор, кто брался за трудное, не скупясь силы тратить, кто основное всегда из текста с новым смыслом подхватит, значит нужно и опыт перевода принять, немного лучше тогда мы сможем понять, как трудился российский поэт, пусть и растратил пыл, чему цены на самом деле нет.

Повернуть события вспять помочь литература способна. Для того она всегда была и будет удобна. Достаточно вообразить, будто продолжают мужи древности жить, дабы всё тебе угодное в отношении них суметь применить. Допустим, есть Цид, который Сид Кампеадор, времён Реконкисты герой, известный до сих пор. Он, не скупясь на лесть, воспевая хвалу, мог с маврами биться, а мог уподобиться и этому врагу. Всем славен Сид, кроме мелочи самой, служит теперь его имя надуманных картин рамой. Если не Сид, то и не о ком будто писать, так уж принято — его одного восхвалять. А если представить, будто есть дочь, у него ли, или кого ещё, голову тем себе, читатель, не морочь. Есть дочь, она любит кого-то. Родители против. Трагедия зреет. Жаль, одолевает зевота. Ладно Корнель, выжал он всё из сюжета, у Хераскова взыграло желание обособиться, как у всякого переводящего поэта. Что получилось? Получилось не очень. Проблема в том, что содержанием сказ Михаила стался не прочен. Излишне переработал, рифмой оплетая ради порядка. Приходится заключить, ссылаясь на покинувшее вдохновение — обоснование замысла упадка.

Не Цид, тогда Юлиан Отступник интересен. Вольтер не может быть обманчив: он честен. Пусть так, осталось понять Хераскова сил вложение. Правду донёс, или вновь на свой лад переложил чуждое стихотворение? То не скрывается, Михаил по мотивам писал, красотою лишь слога русского блистать предпочитал. Он, пусть славится его поэзия в веках, держал происходящее с героями в своих руках. Он исправлял оригинал, находя в том способ театральной публике угодить, ведь пойдут на представление Вольтера, им про имя Хераскова нельзя позабыть. Гнев будет на их лицах, не найдут желаемых сцен, так для того и исправлен текст, стихами переводил Херасков специально затем.

Обе пьесы о любви, из-за которой должна пролиться кровь: ссорятся подрастающие дети с родителями вновь. Ими движет чувство, они переживаний полны, подобных приливу и накатывающей на берег волны. Не смириться и не достигнуть согласия сторонам, пока не быть отделёнными от тел головам. Жестокость жизни, может быть урок людям молодым, чьи бездумные поступки не кажутся безумными им. Разве могут они отказаться от счастья, горе обрести? Лучше короткими окажутся отпущенные им дни. Не ведают молодые, сколько разочарований их любовь в себе несёт, только редкий зритель то со сцены прочтёт. Драматурги воплощают желания, даже те что несбывшимися оказались, если не сами люди, хотя бы другие счастьем кратким наслаждались. Им вторил Херасков, избитый веками сюжет предложив, его герои жажду утоляют, кубок с той же неведомой пока ещё отравой испив. Разве Корнель и Вольтер писали о другом? Пожалуй, когда-нибудь и их творения прочтём.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Уж год сменил который год, в народе неприязнь к себе живёт. Приятнее слушать русскому люду таких, кто про грязную Россию сочиняет стих. Кто хуже скажет, того выше поднимут на руках, найдут правду, истину узрят в его словах. Вот и Кушнер, желанию толпы потакая, говорит народу, ничего от него не скрывая. Но говорит тяжело, с рифмой никак не вступая в лад, словно строчки представляют из себя предложений парад. Ни красоты слога, ни речи лаконичности нет, Александр — говоря о взятом конкретно сейчас моменте — так себе поэт. Он выбрал тему для стихотворений, чтобы вольностей поэтических никто не заметил. В сумрак погрузил действительность, не представляет, будто мир окружающий светел. Создавая очередной стих, не мог он вспоминать про вдохновение, того требовала повседневность — специально выбранное мгновение.

Обидой сквозит между строчек, обидой и строчки полны. Кушнер открыт, не скрывает, какие думы каждый день ему важны. Он обижен на власть, обижен на правителей советского государства, не давших ему ничего, кроме права узреть последствия их общего коварства. Потому и нет в России светлого — всё мрачно. В Италии и Англии светлее… Однозначно! Милее каналы Амстердама, водой блеска маня, никого из проживающих там до зубовного скрежета не доводя. Так видит Александр, забывая о другом, живи он там, где ему нравится, найдёт причину огорчений он и в том. Таков человек, не станем скрывать, просто надо лучше жизнь стремиться понять.

Что Россия, чем там плоха? Пугает, со слов Кушнера, Запад она. Позорит Восток. Стыдно за Россию всем. Россия — источник многих проблем. Но как так получается, страна причиняет страдания её населяющим? Тем самым, её же потому ругающим. Какой-то разлад происходит, не удаётся уразуметь, люди сами соорудили себе из предубеждений клеть. Встают по утру, пьют чай и миру не рады. Едут на работу, смотрят в окна — кругом одни гады. Трудятся, обедают, уходят домой. Приходят к постели, ложатся, и слышится вой. Снова встают, лучше не стало, обижаться потому им на мир пристало. Нет, не то направление мысли, порочно оно, человек сам желает, то личный выбор его.

И вот Александр, хандру отогнав, вспоминает, всегда о том знав, имена людей, славных в веках, среди них те, чья слава не только в словах. Фет и Зощенко, Пушкин и Блок: малый список, но для самосознания будет урок. А если не они, то человечеству хватит имён, среди них француз Гюго и древний грек Платон. Есть к чему стремиться, не летай низко человек, на страдания нынешние он один сам себя обрек. И Кушнеру бы возвыситься, не лебезить перед жизнью границ с чуждой для России стороны, как не желай того слышать — не чуждые — сограждане свои.

Теперь, коли понял читатель поэта речь, хотя тот и не смог её ладно облечь, начни проявлять уважение, как бы не хотелось ругать, нельзя, унижая, страну возвышать. Это ты — Россия, это ты — её позор, ежели принимаешь на веру унижающий достоинство вздор. Это ты — Россия, это ты — её лучший представитель, когда не хвалишь других тем, для Родины в чём бываешь хулитель. Если нравится где-то, где нравится жить, там и жить нужно, но только не ныть. Не мила Россия, так мука к чему? Можно подумать, беда сия ясна одному. Заграница ход мысли исправит, достаточно с десяток лет за границей пожить, дабы понять, надо было радоваться прежде, ибо не было причин грустить.

Автор: Константин Трунин

» Read more