Tag Archives: поэты

Константин Паустовский «Наш современник» (1949)

Паустовский Наш современник

Прошлое не может восприниматься таким, каким его желает видеть потомок. Невозможно показывать былое, опираясь на реалии современного дня. Получится фальшиво и лишённым правдивости. Однако, прошлое всегда желается видеть тем образом, будто мысли прежде живших могли сходиться с твоими. Собственно, отчего Паустовский решил написать пьесу о Пушкине, озаглавив её «Наш современник»? Суть сводилась к неприятию Александром Сергеевичем царской власти. Словно он готов был на крыльях лететь на Сенатскую площадь, чтобы поддержать восстание декабристов. Этим и был сходен Пушкин с советскими людьми. Хотя, ненависть к царизму ещё ничего не значит. Да и откуда это могло быть, если первоначально в пьесе показываются симпатии Александра Сергеевича к Байрону, накануне описываемых событий погибшего.

Константин не сразу нащупал нить повествования. Требовалось показать в Пушкине борца за право на самовыражение, вместе с тем — симпатии к нему со стороны рядовых людей, в том числе и военных. Поэтому и возникает в разговорах действующих лиц образ Байрона, представляющий из себя длинноту, не дающую представления, к чему вообще поведёт Паустовский события дальше. Вместе с тем, Пушкина все готовы носить на руках, благодаря за высказываемые им дельные мысли. Уж если Александру Сергеевичу слышен звон кандалов узников царской власти, такое же склонны представлять остальные. И как бы Пушкин не воспринимался за опасного вольнодумца, должного быть отправленным в ссылку, а значит заслуживать общественного порицания, к нему всё равно в пьесе проявят степень почтения, порою до безумия. Например, чем мотивировались военные, давая в честь Пушкина три орудийных залпа?

Константин после скажет — целей быть достоверным он не преследовал. Он придумывал сцены, не опираясь на имевшее место быть в действительности. Правдиво показана лишь ссылка в Михайловское, где он и должен был встретить весть о восстании декабристов. Для пущей верности Паустовский отправил Пушкина в трактир, создав антураж невзрачного питейного заведения. Разбавит действие внезапно появившийся на пороге человек в треуголке, выглядевший довольно странно. Он явно бежал, но отчего и куда? Пушкин будет о том гадать, не умея понять, готовый предполагать различное. Константин долго не станет томить зрителя. Да, задействован некий декабрист, участвовавший в восстании, теперь спешно убегающий, причём неважно куда — только бы избежать гнева царя.

Паустовский не скрыл от зрителя ходивший в народе слух. Поговаривали, что прежний царь — Александр — не умирал. Наоборот, принял он вид благочинного старца и отправился доживать дни на Урал или в Сибирь. Новый царь — Николай — вступил на престол, устроив побоище на Сенатской площади! Ведь именно он приказал стрелять по декабристам картечью на поражение. Но почему Пушкин оказался представлен жарким сторонником восставших? Остаётся предполагать, Александр Сергеевич испытывал ненависть к царизму в общем. Нужно полагать и то, что никаких мыслей касательно свержения с престола царя он не имел, как не питал и личной ненависти к Николаю. Просто Александр Сергеевич был рад в той же мере за поступок декабристов, как примечали его самого, сугубо из некоего чувства необъяснимой солидарности.

Таким должен был предстать Пушкин перед зрителем, показанный современникам Паустовского, невзирая на прошедшие полтора века с его рождения. Вышел он истинным сторонником взглядов декабристов, прочее не имело значения. Будь на его месте кто другой в пьесе, такого же интереса она представить не могла. А тут был показан угодный советскому мировоззрению человек.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Константин Паустовский «Поручик Лермонтов» (1940)

Паустовский Поручик Лермонтов

Продолжая раздумывать над портретами исторических личностей, Паустовский написал пьесу о Лермонтове. Каким он был — этот молодой русский поэт, погибший во цвете лет? Что терзало его? Об этом Константин задумается позже, когда приступит к написанию «Разливов рек», где Лермонтову будет отведена столь же главная роль, только с демоническим уклоном. Пока требовалось прозаически посмотреть на судьбу человека, крайне возмущённого реакцией власти на оценку им личности Пушкина. Александр Сергеевич погиб на дуэли, Лермонтов написал терзавшие его душу стихи, теперь он оказался сослан на Кавказ. Зритель застанет его накануне освобождения от наказания. Лермонтов поедет к бабушке, снова окажется под её покровительством.

Михаил мог спокойно жить и творить, чему сопротивлялся. Паустовский показал поэта, не готового торговать поэзией и становиться придворным менестрелем. Зачем ему подобное? Допустим, он согласится воспевать деяния монархов, что это ему даст? Посмертной славы он окажется лишён. Многие ли из поэтов, кто воспевал оды монархам, остаются предметом интереса потомков? Зато шедшие против, погибавшие за идеалы, продолжают терзать воображение потомка. Разумеется, не все такой участи оказались достойны. Многие просто сгинули, оставив по себе память в виде редких упоминаний. В качестве примера Константин сразу предложил Одоевского. Сей поэт был дружен с Лермонтовым, они вместе посетили питейное заведение накануне отъезда Михаила. Немного погодя, уже будучи вне Кавказа, Лермонтов узнает о смерти товарища, будто бы от горячки. Нет, так просто поэты не умирают! Да вот беда. Перед смертью Одоевский, охваченный жаром, наговорил лишнего непосредственно о Лермонтове, к чему проявил интерес Бенкендорф.

Михаил пожелает отставки. Он будет просить бабушку ещё раз проявить о нём заботу. Не может он служить царю, какими идеалами данную службу не прикрывай. Он уверен — быть ему снова сосланным. И думы его окажутся пророческими. К третьему действию пьесы «вскормленный в неволе орёл молодой» будет содержаться в каземате, случилось то за проведение дуэли. Его посетит Белинский. После сцена в доме Карамзиных, где Лермонтов угрюм: его ссылают на Кавказ. В четвёртом действии разыграется главная трагедия. Михаил кисло отзовётся о Мартынове, вследствие чего последует вызов на дуэль. Отчего-то Михаил воспринял это за шутку. Ничего в том страшного — думал он. Каждый выстрелит по разу в воздух, чем дело и кончится. Оказалось иначе.

Константин наполнил дуэль трагизмом. Мартынов в злобе не допускал мысли о праве Лермонтова на жизнь. Наоборот, Мартынов разошёлся, согласно правил дуэли, и стал сближаться. И шёл он даже после места, где должен был остановиться. Ему предстояло стрелять едва ли не в упор, если довериться описанию. Никаких шуток он не допускал, что становится понятным по выражению лица Лермонтова. Последует выстрел, Михаил упадёт, будучи уже мёртвым.

Без пафоса и поиска мистики, Паустовский просто отобразил обуреваемого страстями человека. Лермонтов созидал поэзию на собственное усмотрение, пребывая в числе тех, кто не умел писать на заказ. Его пытались умилостивить, приблизить ко двору, сделать певцом Отечества, а он противился, может ввиду юного возраста и неких измышленных им идеалов, нашедших воплощение в рифмованных строках. Константину осталось воздать дань уважения, для чего он и поместил в пьесу Белинского. В заключении даётся оценка творчества Лермонтова, охарактеризованного лучшим из всего, к чему должен стремиться свободолюбивый человек.

Зрителю горьким покажется и участь бабушки Михаила, ведь она могла уберечь внука от печали, а теперь вынуждена пожинать на старости плоды недальновидности.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Николай Асеев «Маяковский начинается» (1940, 1951)

Асеев Маяковский начинается

Футуристам почёт и слава, их страстью любое творение получило на существование право. Говори как хочешь, как хочешь слагай, глагольную рифму с глагольной сближай. Делай акценты, где не делал никто, пусть и скажут: такая поэзия — сущее зло. Напрасны старания: футуристы творили, как прежде не творили поэты, не замечали укоров, их чувства потому не задеты. И вот Маяковского фигура выше всех встала, его голова выше карнавала из футуристов стояла. Разве не будут о нём после писать, разве не будут стихи о нём сочинять? Вот и Асеев, ничтоже сумняшеся, применив доступное пиэтического искусства мастерство, показал, что творить способен всякий, тем созидая, разумеется, добро.

Маяковский начинается. Поэт мал. Он из Грузии прибыл. Там кто о нём знал? В Москве Маяковский, в голове не ветер с вершин, тут доступно недоступное, будет себе властелин. Он взирал на горы, и не видел в московских горах гор, для Кавказа такие горы — позор. Плоские горы: страшно смотреть. И люди на них плоские — с плоскими мыслями — читатель, заметь! Готовься встретить лживые речи, подставить спину под удар. И только тут, всё же, просыпался поэзии жар. Низко кланяться нужно? Лучше склонись. А ещё лучше глаза закрой. Закрой глаза и лучше проспись. Встав спозаранку, подумай ещё раз, стоит ли разменивать просторы горной Грузии на Москвы плоский — в бурю страстей — лаз.

Маяковский в Москве. В небе Уточкин. Рифма у Асеева какова? К слову «Уточкин» отчего-то «шуточки». Не беда, футуристы поймут: жар поэзии там и тут. Рубленной строкой повествовать? Так сходства больше получится. Главное, не надо к красоте стремиться, значит, и не надо долго мучиться. А как повествовать, коли за поэму принялся? Подбирать старайся поводянистей слова. Улетай мыслью в небесную высь, зависни на высоких горах. О Маяковском пишешь, кто скажет, что будешь не прав? Всякое простят, не говори по сути ничего, тогда и повествовать сможешь легко. Возьми за ориентир малое от Маяковского только, и не будет от сказанного ни капельки горько. Воспеваем поэт? Тогда он должен быть во всей красе. Понравится такое должно товарищу Сталину, может даже советской толпе.

Маяковский в поэзии как оказался? Ему бы ринг боксёрский под его комплекцию стался. Он и за бумагами другими мог сидеть, отца-бухгалтера надо тоже упомянуть посметь. Но Маяковский — поэт, громко говорящий и пронзающий муз естество. Для него пиэтичным быть — насаживать представления о стихах на копьё. Не дебета с кредитом сведением заниматься, не на ринге с соперником ему разминаться, а с молотом слова тяжёлого крушить окружающий мир, оттого для потомка Маяковский — кумир. Так попробуй о поэте этом рассказать, футуристов не уставая притом поминать. Бурлила Москва, Маяковский бурлил, ритм жизни тогда был такой: Маяковский подобным ему был.

Отгремел Октябрь, жизнь продолжалась, не лучше и не хуже — всё для поэта в прежней мере осталось. Говори много, повествуй до смерти, коли желание есть, о Хлебникове скажи, донеси о нём до читателя весть. На ком сошлись звёзды, кто ось мира крутил? Да, тем человеком Велимир Хлебников был. Ему почёт, он сам осью бытия Маяковского казался. Сказ же у Асеева дальше продолжался. Наступит время поставить точку, заставить себя не сочинять новую для поэму строчку. Может это поэт. Лет через десять вспомнит опять, добавит немного и о Маяковском предпочтёт замолчать.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Фаддей Булгарин «Воспоминания о незабвенном Александре Сергеевиче Грибоедове» (1830)

Булгарин Воспоминания о незабвенном Александре Сергеевиче Грибоедове

Булгарин дружил с Грибоедовым, они имели совместную переписку и одинаково хвалили творчество друг друга. И вот Александра Сергеевича не стало — он трагически погиб вдали от родного края. Как это случилось? Фаддей не знал, он лишь мог предполагать, объяснив причину ненавистью персов к армянам, в результате чего и случилось непоправимое, случайной жертвой чего Грибоедов и оказался. Надо сказать, Александра Сергеевича обычно любили. Он был вхож в императорские и шахские дворы, всюду принимаемый с воодушевлением. Даже смерть заставила скорбеть всех, с кем он был знаком. Его гибель опечалила население России, Грузии и Персии. Теперь же — на 1830 год — становилось важным опубликовать произведение «Горе от ума», так ещё и не получившее официального издания.

Несмотря на посмертный почёт, юный Грибоедов симпатий у людей не вызывал. Он спокойно взрослел, выучился и определился с жизненными предпочтениями, тогда как до его нужд никто, кроме родных, не нисходил. Когда у него появились друзья вроде Булгарина и Греча, симпатии к нему наконец-то проснулись. По причине способности к овладению иностранными языками, Грибоедов получил направление в Персию, с чем связано последующее его существование, в том числе и творческие порывы.

Если читателю интересно, при каких обстоятельствах произведение «Горе от ума» создавалось, то Булгарин поясняет — делал это Грибоедов далеко от России: в скуке по родным и по друзьям. Когда ему становилось невмоготу, Александр Сергеевич садился и работал. Поэтому, невзирая на случившееся в 1829 году трагическое событие, необходимо признать — стремление к России позволило Грибоедову создать «Горе от ума». Расценивал ли он сам подобный творческий порыв за нечто для себя важное? Он давал читать текст друзьям, получал восторженные отклики, и всё же оставался известным в узких кругах. Пусть Булгарин и говорит, будто к концу двадцатых годов представление о содержании «Горе от ума» имело значительное количество россиян.

Пребывая вне России, Грибоедов отчего-то чувствовал себя в изоляции. Персия для него стала подобием далёкой страны, куда не доходят известия о происходящих в Европе событиях. Какие политические процессы имеют место, например, во Франции? Чем живёт французская нация? Не письма он ответные просил слать, а сведения о событиях, совершенно разного содержания. Хотя бы нечто иное, что на самую малость способно приблизить к европейским реалиям.

Фаддей показал Грибоедова противником войн. Якобы не терпел Александр Сергеевич насилия, более склонный к мирному течению жизни. Вместе с тем, он был рад успешной осаде Россией турецкого Карса в 1828 году. То есть Булгарин продолжал создавать противоречивое мнение. Говоря, будто Грибоедова любят, сказывал — прежде не любили. И вот касательно продолжения политики военными методами: должен стремиться к мирному разрешению конфликта, сам же выражая удовлетворение противоположной событийности. А может путался непосредственно Фаддей, писавший заметку по поводу столь неожиданного для него происшествия, каковым явилась преждевременная гибель друга.

Цели сообщить о Грибоедове больше Булгарин не ставил. Он сказал ровно то, что укладывается в рамки воспоминаний, дав некоторую вольность, кратко изложив ряд моментов взросления. Но ни про участие в Отечественной войне 1812 года, ни про семейную жизнь — он оговариваться не стал. Вполне хватило для создания определённого портрета, которого для Фаддея было вполне достаточно. Сообщать более тог не требовалось. Да и читателю нет нужды знать абсолютно всё — о том успеют рассказать биографы из современников Александра Сергеевича, а также далёкие потомки.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Лидия Чуковская «Записки об Анне Ахматовой. Том III» (1996)

Чуковская Записки об Анне Ахматовой Том 3

Воспоминания об Ахматовой ещё во втором томе приняли размытый вид, в третьем — Анна оказалась отодвинута на задний план. Перед читателем период слома старых традиций, когда требовалось переосмыслить понимание случившегося за последние десятилетия. Не утихали споры вокруг личности Сталина, имело значение и осознание минувшей Великой Отечественной войны. Срок для записок обозначен в три года — с 1963 по 1966 год. Прежде всего имела значение травля Бродского, после возвышение Солженицына и совсем незначительной стала судьба самой Ахматовой. Анна всё же умрёт, так и не став для Чуковской действительно чем-то важным, о чём она изначально бралась рассуждать. Важнее для Лидии стало смотреть на политические процессы, нежели отдать дань уважения человеку, рядом с которым периодически ей доводилось бывать.

Раз Солженицын — значит следует говорить о нём. Личность он для тех лет неоднозначная, сумевший выбиться за счёт ослабления партийной линии. Прежде и помыслить советский читатель не мог, чтобы героем произведения стал каторжник. Теперь же дул ветер перемен. Важен сам факт смелости, тогда как содержание того литературного труда не должно вызывать споров. Солженицын явил собой пример новой информационной составляющей, просто обязанной заполнить книжные полки, учитывая количество прошедших через лагеря людей. «Один день Ивана Денисовича» стал свежим бризом, хотя мог и обернуться для автора ледяным сквозняком. Чуковская отметила, что примелькайся Солженицын в те годы в европейской или американской литературе, тогда ему предстояло повторить судьбу Пастернака.

Второй главный герой повествования третьего тома воспоминаний — Бродский. Вот на него и обрушилась критика партии, причём не совсем обоснованная, как уверяет Лидия. Бродскому ставился в вину его подход к работе, то есть он будто бы недобросовестно переводил иностранных поэтов, пользуясь услугами переводчиков, делавших подстрочный перевод. Сама Чуковская пыталась переубедить общество, называя такую ситуацию нормальной, поскольку все так делают. Даже Анна Ахматова не являлась полиглотом, чего ей вовсе не требовалось. Задача поэта-переводчика — адаптация иностранной поэтики под особенности своего языка. Но Бродского это не спасло. Видимо именно потому, издательство «Художественная литература», бравшееся радовать советского читателя подстрочными переводами стихов от глубокой древности до наших дней, делало это на редкость отвратительно, может быть вполне опасаясь неблагоприятной реакции партии.

Партия не позволяла формироваться мнениям, если они заранее не утверждены. Ежели не одобрялось о чём-то писать, об этом следовало забыть. Оттого Чуковская и удивлялась замалчиванию Великой Отечественной войны. Советские партийные работники словно боялись, что на них ляжет тень, грозящая возникновением нестабильной обстановки. Только с чем это связано? Прошлого, как говорится, не перепишешь. Однако, прошлое как раз можно переписать, а лучше выдержать паузу, чтобы родилось достаточное количество предположений, за которыми уже никто и никогда не найдёт происходившего на самом деле.

Ахматова вновь становится важной ближе к концу повествования, когда она умирала. Её сердце постоянно давало сбои, смерть наступила от очередного инфаркта — четвёртого или пятого по счёту. Вновь не появилось на страницах Льва Гумилёва — сына Анны Ахматовой. Он как бы снова оказался в стороне от происходивших с матерью событий. Не упоминается и судьба наследия. Кому достались авторские права? Кто получил имущество? Может сложиться впечатление, что наследником выступил Гумилёв, однако биографы говорят об обратном, но считая важным сообщить про обиды Льва, не получавшего достаточного количества материнского внимания. В случае Чуковской скорее тому находишь подтверждение, так и не встретив желаемого к лицезрению.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Дмитрий Мережковский «Лермонтов» (1909)

Мережковский Лермонтов

Мережковский назвал Лермонтова поэтом сверхчеловечества. Дмитрий разглядел излишне много, нежели могло быть доступно навсегда оставшемуся юным поэту. Он буквально его демонизировал, объяснив раннюю смерть необходимостью понести наказание. В плеяде деятелей пера прибыло и новое имя, поставленное в один ряд с Достоевским, Львом Толстым, Гоголем, Чеховым и Горьким. Но в отношении Лермонтова Мережковский не стал широко распространяться. Он не описывал жизнь, творчество и религиозные предпочтения. Просто не о чем сказывать, когда человек покидает мир не перешагнув с третьего десятка лет на четвёртый. Лермонтов мог сформироваться цельной личностью, однако без проявления личностных качеств, должных вести за собой других.

Поэзия Лермонтова — необычное явление. Она не просто имеет вид рифмованного созвучия. Тут стоит говорить о скрытых смыслах. Дмитрий сам отмечает, как с детства любил его стихотворения, понимая на собственный лад. Каждый может вспомнить, как он неверно воспринимал показываемый ему текст. Например, утверждение на счёт слабости слушателей «богатыри — не вы!» приобретало иное значение. Казалось, словно Лермонтов всего лишь рассказывал, какие прежде на брегах Невы рождались богатыри. Осуждающий оттенок при этом будто и не замечался вовсе. Подобных примером хватает и у Мережковского.

Вместе с тем, Лермонов казался ему понятнее, нежели Пушкин. Но как быть с демонизацией? Лермонтов был одержимым? Допустим. Скорым на подъём в решениях? Без сомнений. Заслуживающим кары за быстроту суждений? Сомнительно. Однако, Дмитрий настаивает на необходимости принять факт загадочности смерти Лермонтова за данность. Не пуля Мартынова его убила, то был неоднократно посылаемый знак, в конечном счёте ставший для него роковым. Не Мережковский один стремился найти виновника убийства, чаще обычного сводя всё к существованию нам неизвестного убийцы. Дмитрий уверен, то было по желанию кого-то из высших сил. И не станет удивлением, если Лермонтова прибрал к рукам непосредственно дьявол.

Мережковский не смущался, одаривая званием поэта сверхчеловечества. Более того, следовало найти нечто такое, о чём прежде никто не смел рассуждать. Дмитрий, в привычной ему манере, взялся искать в Лермонтове богоборца и богоотступника. То есть к чему лежала душа как раз Мережковского. Ведь именно Дмитрий видел необходимость отказаться от Бога, дабы свершилась ожидаемая им революция. И ежели он то отчётливо представлял, значит подобное он должен был искать у других. На беду Лермонтова, именно он и оказался под прицелом Дмитрия, решившего беспокоившие его идеи передоверить другому человеку. Почему бы не Лермонтову?

В качестве вывода Мережковский предложил совместить важность творческих изысканий Пушкина и Лермонтова. Ни один из этих поэтов не должен превосходить другого. Дмитрий не сразу пришёл к такому заключению. Ему потребовалось сперва перешагнуть сорокалетний рубеж, поскольку до того он к творческому наследия Пушкина относился прохладно, и сразу ему стало ясно — нельзя превозносить лишь Лермонтова, как бы он не казался ближе в доступности понимания некогда в той же мере юному Дмитрию.

Опять же, насколько оправдано видеть в воззрениях поэта устремления себя, уже успевшего достигнуть периода формирования окончательных взглядов на жизнь? Мережковский не мог понять задор юности, оттого и искал в Лермонтове демоническое. Думается, значение сыграла поэма «Демон», видимо не зря написанная поэтом сверхчеловечества. Не совсем разумно на основании чего-то одного делать обобщающие выводы.

Дмитрий не мог остановиться на варианте, будто люди существуют, потому как они обязаны дожить данную им жизнь до конца. Хотя, как не рассуждай, это именно так и есть. Всё прочее от чрезмерных дум. Порою нужно смотреть на жизнь глазами человека, не находя в ней более имеющегося.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Лидия Чуковская «Записки об Анне Ахматовой. Том II» (1993)

Чуковская Записки об Анне Ахматовой Том 2

Второй том записок охватывает период с 1952 по 1962 год. После его публикации Лидия Чуковская была выдвинута на соискание Госпремии, которую получила за 1994 год. Последующий — третий том — оказался вне внимания, и вышел он уже после смерти Чуковской.

Минула война, Ахматова и Чуковская снова встретились. Теперь Ахматова — нежелательное лицо в государстве. Анна нужна Советскому Союзу в качестве доказательства отсутствия диктатуры, её стихотворения не публикуют, она живёт переводами. Чуковская в той же мере сопротивлялась государственной идеологии, резко выступая против любых проявлений неправдоподобия. Например, Лидия высказывалась против растиражированной писательницы Осеевой, прямо указывая на преднамеренное пропагандирование советских ценностей. Но, вместе с тем, личность Чуковской становится сложной для понимания. С одной стороны — она выступает в роли верного оруженосца Ахматовой, с другой — противится некоторым её суждениям.

Записки об Анне Ахматовой растворились в повседневности. Ахматова в них играет опосредованное значение. Прежде всего Лидия рассказывает о своих мыслях и минувшей эпохе. Она делится впечатлениями о творчестве писателя Рязанского (Солженицына), уделяет особое внимание конфликту Пастернака с государством. Читатель задумается, кто для повествования важнее. С одинаковым чувством важности Чуковская подошла ко всем троим, выражая сугубо своё мнение, утверждающее её в оппозиционных воззрениях.

В очередной раз забыт Лев Гумилёв, вернувшийся из лагеря, дабы отправиться обратно. Казалось бы, сын Ахматовой заслуживал больше места на страницах записок, вместо тех же Рязанского и Пастернака. Безусловно, особенность советского государства тех времён имеет значение, однако требуется проводить разграничение. Ежели поставлена цель писать об определённом, не надо забывать и переключаться на происходившие параллельно события, либо уделять им не так много внимания. Понятно, Чуковская почувствовала возможность выражаться открыто, чем она и пользовалась. Но причём тут тогда Ахматова?

Ахматова теряется для читателя. Он видит её существование в качестве переводчика иностранной поэзии. Анне ничего другого и не оставалось, как удовлетворять требования издательств, продолжавших с нею поддерживать сотрудничество. Но разве Ахматова не могла согласиться с требованиями? Требовалось не так много, и угождать не было нужды. Творец всегда найдёт способность для самовыражения. Существовали и иные нейтральные способы творить. Допустимо переквалифицироваться в детские поэты или писать об ином. Ничего не мешало самую малость уподобиться в творчестве той же Осеевой.

Нет сомнений, требования советского государства казались абсурдными. Ежели пишешь произведение, тогда покажи борьбу народа. Если критикуешь произведение, оценивай это со стороны борьбы народа. С надетыми шорами далеко не уедешь — ценность подобного творчества обязательно будет приравнена к нулю. Опять же, не все граждане Советского Союза от этого страдали. Некоторые с чистой совестью соглашались с линией партии, творя во имя её славы, считая то вполне необходимым обществу. Ахматовой и Чуковской мешал естественный фактор — они родились до установления советской власти, их мировоззрение формировалось при иных условиях, поэтому образ мысли никак не может соответствовать им вменяемым требованиям. Разумеется, они противились, считая ниже достоинства потворствовать.

Кто же ищет лучшей доли в современности? Обязательно находятся моменты, которые не устраивают. В абсолют возводится в том числе и мелочь. Но судить о режиме Сталина в оправдывающих тонах не получится, ровно как и о правлении Николая I, о ком Чуковская написала в окончании второго тома записок. Ею приведён пример порки бунтовщиков-поляков, забитых шпицрутенами до смерти. Остаётся понимать, когда нет причин для объективного недовольства — лучше не проявлять возмущения. Как знать, тихое время без репрессий когда-нибудь закончится, только отчего-то именно тогда замолкает голос всякого, кому прежде хватало духа говорить.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Владислав Отрошенко «Тайная история творений» (2005)

Отрошенко Тайная история творений

Материя способна растягиваться. Нельзя взирать на события, воспринимая их за данность. Нужно смотреть шире, для чего стараться находить возможность. От этого любой незыблемый авторитет окажется колоссом на глиняных ногах. Всему великому есть место в бесславии. Нужны примеры? Они есть у Владислава Отрошенко, написавшего «Тайную историю творений». К чему теперь не обращайся, всё кажется незначительным. Возвысить обратно не получится.

Взять для начала Овидия, величайшего поэта Древнего Рима. Но так ли это? Кем был Овидий? Певцом мифотворчества, чей успех обеспечили друзья, сумевшие сохранить «Метаморфозы», рукопись которых сам автор и сжёг. В последующем слава померкла, стоило против него выступить императору. Овидий отправился в ссылку, где и создал самые примечательные творения. И так оно и есть на самом деле. Владислав иным образом истолковал былое, вменив Овидию лизоблюдство. Поэт утратил силы для борьбы, поэт стенает из-за горести судьбы, поэт желает возвращенья, он собирает впечатленья, и быть ему среди гонимых ветром волн, да не пристанет боле к брегу его чёлн. Именно стремление угодить императору возвысило Овидия в глазах потомков, тогда как на самом деле он утратил былой задор, навсегда оставшись утратившим амбиции человеком.

Другой поэт Древнего Рима, Катулл, представлен Владиславом в виде циничного литературного деятеля, не брезговавшего писать скабрезные эпиграммы в адрес Цезаря. Для пущей правдоподобности, Отрошенко провёл исследование, выяснив, что Катулл был женат на женщине благородного происхождения, ведшей излишне развратную жизнь. В отличии от Овидия, Катулл оказался поданным читателю в окружении дурных обстоятельств. Владислав нисколько не порицал сего поэта, изначально соболезнуя печальному статусу, упомянув происхождение Катулла, долгое время не дававшее ему право называться римлянином.

Есть у Отрошенко обстоятельная история Дантеса, имевшего случай смертельно ранить «солнце русской поэзии». Как часто читатель задумывается о людях, бывших в окружении исторических личностей? Если многое можно упустить из внимания, то не следует проходить мимо непосредственно важного. Владислав выяснил интересное обстоятельство, согласно которому становится известным, как Дантес мог умереть сразу по прибытию в Россию, спасённый случайным человеком, давшим ему деньги на лекарство. Всё прочее — цепь событий, окончившаяся роковым выстрелом.

Другой деятель поэтического направления, Тютчев, был неизвестен современникам. Именно так получается, если верить Владиславу. И при этом его стихи пользовались популярностью, только никто не знал имени их автора.

Помимо вышеозначенных, Отрошенко проявил интерес к философу Шопенгауэру, писателю Платонову и ряду других деятелей, выяснив требуемые лично ему закономерности, одной из которых стала необходимость принятия факта человеческого умения придумывать в силу кажущейся для того необходимости. Допустим, отчего не создать ложную историческую реальность, представив прошлое на собственное усмотрение? Собственно, тем берётся заниматься каждый, кто соглашается воссоздавать былое заново, тем претендуя на достоверность.

В заключении Владислав решил убедить читателя во влиянии осознания пространства на человека. Если бы Япония занимала гораздо большую территорию, какими бы тогда были японцы? А если отвести России малый участок территории, тогда разве не было бы другим самосознание населяющих её людей? Утверждение спорное, хотя бы в силу того, что человек никогда не выходит за пределы доступного ему лично пространства. А с начала XXI века человек и вовсе не испытывает необходимости иметь более, нежели ему способен дать незначительный участок, отведённый под существование. Но если всё-таки придерживаться версии Владислава, то житель европейской части России воспринимает пространство далеко не так, как то делают жители Сибири и Дальнего Востока.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Сергей Аксаков «Знакомство с Державиным» (1852), «Воспоминания о Мертваго» (1857)

Аксаков Знакомство с Державиным

Кого с детства любил Аксаков, так это Державина, высоко ценя за поэтическое мастерство. Он не скрывает — знал все стихотворения Гавриила Романовича наизусть. И когда представилась возможность личной встречи, то стало большим потрясением для него самого, но и для Державина то событие оказалось довольно важным, практически роковым. Умелый декламатор, Сергей проникал в душу поэта, завораживая умением проникновенного чтения текста, в том числе и зачитывая с листа. Аксаков не скрывает доступного ему дара, не считая нужным молчать, особенно памятуя о настигшей Гавриила Романовича болезни, связанной лишь с посещениями непосредственно Сергея, чьё декламаторство сводило людей с ума. Потому, как бы Сергей не хотел продолжать видеться с Державиным, на нецелесообразности того настаивали близкие поэту люди.

О знакомстве с Гавриилом Романовичем Аксаков написал в 1852 году. Опубликовать воспоминания сразу не удалось. То получилось осуществить спустя годы, когда читатель успел ознакомиться с его автобиографическими произведениями. Тогда-то и стало интересно, чем жил Багров-внук после, с кем встречался, как к нему относились, как сложилась его личная жизнь. Теперь публикация подобных трудов не вызывала отторжения. Наоборот, придавала всплеск интереса при переиздании прежде вышедших книг.

Чем же Державину был близок Аксаков? Не одно умение произносить красиво художественные тексты он должен был в нём ценить. Сергей потому и поясняет. Гавриил Романович чувствовал сходство. Хотя бы в силу похожего прошлого. Державин учился там же, где Аксаков, между имениями их отцов насчитывалось всего лишь порядка ста вёрст. А знал бы стареющий поэт о будущих достижениях Сергея в литературе, так и вовсе нашёл бы необходимость продолжать держаться за жизнь, дабы увидеть красоту прозаического слога. Возвышая себя и Державина, Аксаков создавал должное впечатление у читателя. Других свидетельств о встречах сих литераторов нет, поэтому остаётся доверяться доступному для внимания тексту.

Говорить о природе и о поэтах одинаково трудно. Не передашь созерцание увиденного скупыми словами, требуется наполнить строки эмоциональностью. Державин получил порцию заслуженных восторгов, ибо великий человек встретился с таким же великим человеком, иначе читатель и не подумает. Ежели всё было настолько восхитительно — остаётся порадоваться за нашедших друг друга людей, одинаково ценивших доступное им искусство создавать художественные произведения. Будь Сергей в возрасте в те дни, и ему пришлось бы трудно. И у него могло щемить в груди. Прекрасное очень сильно сказывается на здоровье, когда к нему испытываешь чрезмерное восхищение.

Среди воспоминаний Аксакова есть немного слов о Дмитрии Борисовиче Мертваго. Вернее, практически ничего нет. Сергею был сообщён интерес со стороны Владимира Безобразова, пожелавшего видеть статью за авторством Сергея на страницах «Русского вестника». Аксакову осталось написать ответное письмо, где он в сжатой форме поведал о некоторых обстоятельствах, позволивших ему поучаствовать в нескольких моментах жизни Мертваго. Особой конкретики он не сообщил, более сказав, что встречался с ним тогда-то и тогда-то, а чаще того не получалось. Впрочем, Сергею Дмитрий Борисович приходился крёстным отцом, исходя из чего общество серьёзно могло интересоваться именно его мнением.

Как видно, последние годы жизни Аксакова оказались насыщенными на литературное творчество. Им действительно заинтересовались. И как всегда — признание приходит тогда, когда оно не требуется. Пожинать славу требуется в молодом возрасте, ибо ближе к смертному одру то перестаёт иметь значение, и непременно становится важнейшей причиной наступления скорой смерти. Как некогда волновалось сердце Державина при встречах с Аксаковым, так теперь сердце самого Аксакова усиленно билось от внимания уже к нему.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Лидия Чуковская «Записки об Анне Ахматовой. Том I» (1989)

Чуковская Записки об Анне Ахматовой Том I

Поэт в государстве Советов — больше, чем просто писатель. Это икона, вокруг которой возводился культ. Тираж печатного издания превышал мыслимые пределы, заставлявшие сомневаться, кому не скажи тогда вне Советского Союза, как не скажи и сейчас непосредственно в России. И пусть те поэты не всегда соответствовали возлагаемым на них надеждам. Они — такие же люди, сочинявшие от случая к случаю — пожинали плоды успеха, на свой лад существуя в условиях тоталитаризма. Одним из примечательных поэтов той поры была и Анна Ахматова, верная традициям футуризма, она писала, позволяя клевретам восполнять ею специально проигнорированное. Среди почитателей её таланта стоит отменить дочь Корнея Чуковского — Лидию. Начиная с 1938 года по начало Великой Отечественной войны она вела дневник, где специально отражала впечатления о встречах с Анной Ахматовой. Благодаря этому в 1989 году вышла первая часть записок, месяц за месяцем повествующая именно об этом отрезке времени.

Лидия Чуковская — человек не простой судьбы. Она теряла мужей, как и Анна Ахматова. Их отношения особо завязались в 1938 году, о чём Лидия сообщает. Преследованиям подвергся её второй муж — Матвей Бронштейн, тогда же расстрелянный. На этой почве требовалось отвлечься. Вся боль утихала, стоило Чуковской в очередной раз встретиться с Ахматовой. Само знакомство между Лидией и Анной сложилось много раньше. Тогда записки не велись. Теперь же жизнь излишне усложнилась, чтобы жить и не фиксировать происходящее.

Исследователи жизни Льва Гумилёва — сына Ахматовой — неизменно отмечают сухость Анны в материнских отношениях. Чуковская отчасти то подтверждает. Проникнуть в мысли поэтессы всё равно не получится, достаточно внешнего впечатления. Кто есть Ахматова? Этакая барыня, чувствующая превосходство над окружением. Такой слово против не скажи, поскольку удостоишься молчаливого презрения. Оставалось потакать во всём, вплоть до удовлетворения прихотей. Необязательность — словно яркая черта характера Анны, сквозящая между строк записок Лидии. Может и к сыну Ахматова относилась с подобным пренебрежением, чему трудно возразить, не встречая однозначного утверждения, сообщающего иные сведения. Во всяком случае, Лёва и в воспоминаниях Чуковской всегда находится где-то в стороне.

В 1939 году началась Вторая Мировая война, о чём Лидия в записках не сообщает. Вдали гремят орудия, советские и немецкие стороны заключают соглашение о разделе Польши, но пока беда не придёт в собственный дом, Чуковская не подумает обращать внимания на грядущую катастрофу. Это своего рода индекс, показывающий малое значение политической составляющей, не интересовавшей граждан государства Советов. Куда страшнее терять мужей по ложным обвинениям да сыновей и дочерей, отправляемых отбывать заключения в лагерях. То беспокоит, и беспокоит наравне с муками сочинителя поэтических строк. Всё подвергалось сомнению, ничему не придавалось должного значения. Пока одни отравляли жизнь других, непосредственно Ахматова игнорировала знаки препинания, не должные касаться её трепетной души. Мелочь и глупость, а то и взятая от скудоумия надуманность. Как не думай, футуризм торжествовал, чего Лидия Чуковская не понимала, хотя и общалась с тем, кто открыто говорил о принадлежности к футуристам.

1941 год внесёт свои коррективы. Встречи между Чуковской и Ахматовой станут эпизодическими. Исчезнут и записки, отчего повествование пришлось восстанавливать по обрывочным свидетельствам. Вторая часть воспоминаний начнётся спустя продолжительное время. Лишь к 1966 году Лидия задумает объединить ранее написанное, дабы ещё на протяжении трёх десятилетий обдумывать форму подачи накопленного ею материала. Magnum opus — такова должна быть его характеристика. Вторая часть записок выйдет вскоре, после чего Лидия Чуковская удостоится за воспоминания об Ахматовой Госпремии. Третья часть выйдет позже, когда Чуковской уже не будет в живых.

Автор: Константин Трунин

» Read more

1 2