trounin.ru

Модель мира, где всё основывается на постоянном бездумном потреблении, обязательно будет преобладающей над всеми остальными вариантами бытия. Жизнь человека слишком скоротечна, чтобы можно было задумываться о будущем, а когда незаметно подкрадывается старость — тогда уже поздно оглядываться назад и анализировать прожитые годы. Краткие двадцать-тридцать лет мнимого экономического благополучия оборачиваются тяжёлыми буднями других людей. До Джона Стейнбека с реалиями американской жизни читателя знакомили Теодор Драйзер, отлично показавший действительную правду о перетягивании одеяла на себя, и Джек Лондон, открыто описывавший грядущий крах современного ему общества. Железная пята действительно накрыла мир, когда капиталисты наступили на горло пролетариату, не собираясь сдавать позиций в набирающей обороты технической революции. До массовый столкновений дело в итоге не дошло, хотя всё к тому располагало. Совесть приниженных людей редко находит дорогу к справедливости — её подменяют всем чем угодно, только не действительной справедливостью в угоду всё той же приниженной совести. Стейнбек предложил читателю совершить экскурс в мир разорённых банками американских фермеров тридцатых годов XX века, вынужденных глотать пыль, пожиная гроздья гнева вследствие продолжительной многолетней засухи; впереди их ждёт надежда, глаза закрыты верой в лучшую жизнь, а волк в душе отчаянно не желает просыпаться, заглушая голодным воем разумное побуждение начать бунт.

Стейнбек не спешит, начиная повествование. Он долго и основательно останавливается на каждой сцене. Страницы книги больше напоминают газетные наброски, где за ярким заголовком следует интервью, сопровождаемое размышлениями автора статьи. Именно таким образом встречает читателя роман «Гроздья гнева». Стейнбек не жалеет места, красочно описывая засуху, гибель урожая, толстый слой пыли, даже приключения черепахи не останутся в стороне. Из мелких деталей Стейнбек создаёт масштабное полотно надвигающейся социальной катастрофы. За обличительными фактами человеческой глупости разворачивается депрессивная составляющая романа, погружающая читателя в многостраничные страдания главных героев, вынужденных мириться с бедностью, унижениями и подлым стечением обстоятельств. Не их вина, что они брали деньги в долг, а теперь не имеют средств для восполнения банковских издержек. Их деды и отцы боролись со змеями и индейцами, закрепляя право на землю за собой, а теперь против них выступили кредиторы, забирающие даром всё нажитое имущество.

Можно бесконечно обвинять банковскую систему в её способности ростовщичеством доводить людей до банкротства. Они умело заставляют брать у них кредиты, якобы предлагая выгодные условия. Стейнбек ещё не знал, на какие хитрости пойдут банки в будущем, обрекая на долговую яму людей заранее, заочно оформляя на них кредиты в виде пластиковых карт, отказ от которых вызывает неподдельное удивление в глазах банковских работников. Сомнительно, чтобы в начале XX века был реальный контроль за их деятельностью. Люди совершили неразумный шаг, понадеявшись прикупить больше земли и лучше обрабатывать участок с помощью спецтехники, не ожидая стихийных бедствий. В итоге, они потеряли всё, оставшись наедине с листовкой из Калифорнии, обещающей райскую жизнь и солидный заработок. Почти в один момент со своих мест снялись триста тысяч человек и отправились собирать апельсины с персиками.

Слишком честных людей предложил Стейнбек на суд читателя. Даже убийца в романе совершил преступление, вынужденный защищаться от нападающего на него человека. Остальные просто готовы падать в ноги, чтобы наконец-то обрести счастье. Ни у одного из них нет чувства самоуважения, даже в зачаточном состоянии. Они могли сомневаться в самом начале, но и тогда Стейнбек ничего подобного не описывал, просто сорвав всех с насиженных мест и бросив на поиски лучшей жизни. Что это за рабская покорность? Откуда она могла возникнуть в крови тех, чьи предки совсем недавно захватили эти земли для себя? Может показаться удивительным, но рабами оказываются именно белые люди, а про чёрных Стейнбек не говорит вообще ничего. Может их не было никогда в западных штатах, иначе на длительном пути героев книги кто-нибудь должен был вспомнить о расовых предрассудках. Однако, тяжесть повествования настолько кружит голову читателю, что созерцание людского горя выбивает из колеи и не даёт опомниться, покуда не придёт время обдумать прочитанное.

Стиль Стейнбека довольно резок. Предложения под его рукой получаются обрывистыми. Этюды и эссе о сельской пасторали воспринимаются терпимо, но далее Стейнбек расцветает, наполняя словами большое количество диалогов, где беседующие не всегда говорят по делу, а чаще в иных выражениях повторяют общую идею книги. В мире нет справедливости — она подобна кладу из сгнивших фруктов, выброшенных на помойку, чтобы никто не смог утолить свой голод. Стейнбек основательно твердит об одном и том же, не позволяя читателю расслабиться. Радостных моментов от «Гроздьев гнева» ждать не стоит: повествование подразумевает только надувательство обедневших слоёв населения средним классом, смерть в пути и постоянный поиск работы и пропитания.

Пока по Европе бродили осиротевшие немцы и евреи, выдворенные из Германии режимом нацистов, точно также бродили по Америке фермеры. Но фермеры были в родной стране, а не на чужбине. Однако, какая это родина, если тебе не позволяют свободно передвигаться, устраивая полицейские кордоны, пропускающие только обеспеченных людей? При этом, Америка воспринималась немцами подобием рая, где их ждёт долгожданный покой и худо-бедная возможность почувствовать себя человеком. Разве это не является наглядным доказательством выражения, что лучше там, где нас нет? Всё можно познать только в сравнении. Стейнбек не выжимал слёз из читательских глаз, а констатировал реальное положение дел. В едином порыве триста тысяч человек могли сотворить собственную революцию, но Стейнбек не стал распространяться дальше заданных им рамок, не создавая предпосылок для народных волнений. И всё равно непонятно, почему не стали гореть плантации в Калифорнии, а критическая масса не накалилась до предела, затопив в крови дерзких капиталистов, открыто пользующихся дармовым трудом, постоянно занимаясь демпингом заработной платы.

«Гроздья гнева» оставляют ощущение недосказанности. Человек никому ничего не должен, а значит когда-нибудь произойдёт переосмысление ценностей, где не будет места экономическим моделям, основанным на денежном эквиваленте стоимости товаров и услуг. Упрощение вступит в противоречие с очередным витком конфликта. Учитывая, что уже сейчас понятие денег принимает эфемерный вид, то они останутся даже не бумагой, а будут пустотой, которая точно не заслуживает участия в бартерных сделках. Разумного выхода из ситуации всё равно никогда не найти — человек не может жить без конфликтов. А значит гроздья гнева никуда не денутся.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Не отвлекайте водителя во время движения!

Л. П. Хартли написал пронзительную историю о частном извозчике, наполнив повествование отчуждённостью к клиентам, любовью к жизни, и довёл накал страстей до такой точки, что читатель готов разрыдаться на очередном повороте сюжета. Так выжать, проведя по лабиринтам сумбурных мыслей главного героя, да воссоздав портрет простого человека, которому давно надоела назойливость людей, что он начал мечтать о перегородке между своим рабочим местом и задним сиденьем; и чья личная жизнь никак не хотела складываться, медленно утопая в трясине ежедневных поездок. Трудно со стороны воспринимать любую профессию, если имеешь о ней поверхностные знания. Так ли далека от мирской суеты профессия таксиста? Они всегда на людях, но значительная их часть нелюдима; со временем отношение к людям начинает ухудшаться, а клиенты уподобляются сравнениям далёким от человеческих. Л. П. Хартли решил растопить заледеневшее сердце любовью, но иной раз лучше ничего не менять, нежели по крупицам собрать материал о пересмотре взглядов на мир, где возникает больше проблем, нежели вспыхивает радостных моментов. Однажды главной герой влюбился, а влюбившись — утратил бдительность.

Извозчиков, как правило, не замечают. Они сидят за рулём, нажимают педали и следят за дорогой, двигаясь в указанном направлении. Пассажиры сразу посылают человека, куда им желательно, а сами между собой говорят на разные темы, будто кроме них никого рядом нет. Говорят и на интимные темы тоже, никогда не задумавшись, что некоторые эпизоды лучше обсуждать за закрытыми дверями. Л. П. Хартли со скрупулёзностью описывает быт таксиста начала XX века и его трудовые будни, протекающие внутри салона автомобиля. Чтобы не отклоняться в сторону, Л. П. Хартли практически не даёт читателю возможности выйти за пределы рабочей зоны, заставляя перевоплотиться в глаза и уши главного героя, вынужденного быть невольным свидетелем чужих жизней. За давностью лет он научится не обращать внимания ни на какую информацию, поскольку не является любопытным человеком. Он скорее пунктуальный и исполнительный, вежливый и услужливый. При всей своей чёрствости он давно научился контролировать эмоции, когда клиенты ведут себя неадекватно или заявка оказывается к его прибытию на адрес уже недействительной, так как люди раздумали куда-либо ехать. В каждой профессии есть особенности, вызывающие выгорание к ней интереса, сводя исполнение обязанностей к рутине.

Главный герой перевозит разных людей, но Л. П. Хартли предпочитает показать лишь некоторых из них, наиболее связанных с развитием одной сюжетной линии. Самый важный пассажир, давший главному герою новый смысл жизни, это одна вежливая богатая дама, что особенно уважительно к нему относится… и даже, кажется, уделяет некоторые знаки внимания, интересуясь личной жизнью, изредка забывая вещи, а то и просто очень мило улыбаясь и называя по имени. Дела главного героя начинают идти в гору, ведь теперь его заработок увеличился, а значит он наконец-то купит тот самый автомобиль с перегородкой. Всё становится хуже, когда среди его клиентов оказывается художник и молодая девушка, ведущие себя развязно и в чём-то чопорно по отношению к людям из другого слоя общества, к которым главный герой как раз и относится. Трудно говорить о развитии событий, резко набирающих обороты, но они не должны оставить читателя среди спокойных наблюдателей.

Клиенты извозчика у Л. П. Хартли довольно общительные. За время беседы они могли не только доехать в любое место города, но ещё и вернуться обратно в начальную точку маршрута через другой населённый пункт. Л. П. Хартли уделяет чрезмерное внимание деталям, отдаляя читателя от основного сюжета, но умело всё увязывая в единую линию повествования, что уже невозможно представить описываемые сцены без этих мельчайших подробностей.

Главное, не портить настроение водителю, более требующему к себе мягкого отношения, а то и похвалы. И тогда не будет никаких драм.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Фронда в представлении Ивана Тургенева — это нечто большее, нежели просто оригинальное понимание Фронды, имевшей место во французской истории, обогатившей русский язык словом фрондёрство, что означает предпринимать какие-то действия, но ограничиваться при этом словесной угрозой их выполнения. Именно из понимания громкоголосого пустозвонства проистекает характер главного героя романа «Накануне» болгарина Инсарова. Читателю предлагается пребывать в ожидании важных событий, должных вскоре развернуться. Но книга подходит к концу, а действия Инсарова продолжают удерживать всё накануне должного произойти. Элементы недосказанности отсутствуют, а истинно тургеневская манера изложения в единой канве повествовательной линии больше напоминает мелодраму, где все родственники, только уже под другими именами. Жизненный путь героя Тургенева постоянно сводится к внутренней борьбе за собственные идеалы, жертвой которых он обязан в итоге пасть, причём не самой разумной смертью. Тургенев фрондёрствует от начала и до конца, оставив читателя наедине с собственными мыслями.

Тургенев начинает вводить читателя в курс дела издалека, останавливаясь на диспуте двух философов с разным взглядом на мир. Из их диалога можно сделать множество разноуровневых выводов, пока в мирную жизнь творческих людей не врывается буйный Инсаров, пребывающий в мечтах об освобождении родной Болгарии от влияния Османской Империи. Его просто переполняет желание оказать помощь угнетённому народу. Одиозная идея в очередной раз заслоняет разум главного героя тургеневских книг: несостоятельность мироощущения и бунтарский дух Рудина хорошо известны читателю. Инсаров практически ничем не отличается, кроме высокопарных призывов к необходимости начать борьбу прямо сейчас. У болгарина горят глаза, и он не ограничивается одними словами, чтобы потом в безликой массе пасть под случайной пулей француза. Но Инсаров и не равняется чуть запоздалому образу Базарова, родившемуся почти в одно с ним время. Всех героев Тургенева постоянно что-то гложет изнутри, не давая им покоя. Их энергию надо было направлять в созидательное русло, чтобы вместо хаотических перемещений дать шанс на реализацию других потенциалов, безнадёжно убитых влиянием политики.

Найти объяснение метаниям главного героя не получится. Это надо принять как должное. Болгарин необязательно должен стремиться принести себя на алтарь победы Родины. Впрочем, всегда были люди — одержимые идеями, чем пользуются более дальновидные интриганы, возмущающие определённую группу индивидуумов, чтобы в нужный момент выхватить призовой флаг из их рук. Не расквитайся Тургенев с главным героем таким типичным для себя образом, то пришлось бы показывать более печальную картину краха идеалов затуманенного разума Инсарова, чей молодой пыл так легко остудить, но только по прошествии времени и дав ему возможность насладиться стеной из обломанных человеческих рогов, о которую он сам лично сломал перед этим свои.

«Накануне» изобилует диалогами и монологами. Можно от них спастись подобно немцу, оскорблявшему в этой книге дам: уйди с головой под воду от вмешательства грубой силы. Однако, Тургенев всё равно показал читателю ещё один образ истинного революционера, каким бы печальным он не был. Задор Инсарова будет долго стоять перед глазами, как наиболее объективный и достоверный. Человек будет бороться за иллюзорную истину, так до конца и не осознав, что вся его жизнь была по сути наполнена пустотой на фоне общих народных волнений, имевших истинную разрушительную силу. Взяв за основу тысячи пустышек — рождается новый уклад жизни. И так из противоречий создаётся временная историческая истина.

Огня в глазах мало, жара в сердце недостаточно: нужно иметь крепкое здоровье, иначе пожар начнётся с головы, заразив кровь и вызвав неизбежный крах надежд.

Автор: Константин Трунин

» Read more

«Тридцатилетняя женщина» — вымученное произведение от Бальзака. Книга писалась с 1830 по 1842 год, постоянно претерпевая изменения. Единой сюжетной линии нет, общее впечатление исходит от кислого привкуса солянки. Текст, порезанный большими кусками, помещён автором под одну обложку, — это не выдержанная для придания благородного вкуса книга, а залитая соусом жизненного опыта цепь из нотаций, в которых Бальзак раскрывается перед читателем, показывая отрицательные стороны семейной жизни и присущие каждому поколению ошибки молодости. Мудрость старшего поколения редко находит отклик в сердцах молодых людей — вот и главная героиня не сдержалась, пойдя против воли отца, желавшего счастья и обо всём предупреждавшего заранее.

На первых страницах Бальзак выдерживает общую повествовательную линию, сразу начиная со сцены парада войск Наполеона перед очередным военным походом, где юная девушка с отцом смотрят на процессию. Каждый из них имеет в голове разные мысли, и отцу не нравятся взгляды дочери в сторону статного мужчины. Опытный старик знает о нём всё наперёд, о чём и говорит дочери без попыток украсить действительность. За это получает только укор в нежелании даровать собственному ребёнку счастье, желая иметь выгоды только для себя. Таким образом, Бальзак максимально охватывает спектр возможных развитий повествовательных линий, подводя читателя к единственно возможной для европейского менталитета, не привыкшего ставить мнение родителей выше собственного.

Постановочность «Тридцатилетней женщины» — шаткая конструкция. Создав исходную точку, Бальзак за последующие двенадцать лет так и не определился с её продолжением, изредка выпуская фрагменты новых коротких произведений, позже сведённых в одно. Сюжет тает на глазах, появляются новые герои, общей идеи уже не существует. Читатель видит не только крах надежд юности, но и цикличность этого процесса, подкрепляемый соответствующими сценами.

Заслуга книги заключается главным образом в сформировавшемся выражении «женщина бальзаковского возраста», изначально относившегося к свободолюбивым особам, умеющим твёрдо заявить о собственном мнении и имеющим возможность принимать самостоятельные решения. Для Бальзака было проблематично описать состояние людей, в душе оставшихся детьми; он сожалеет, что не придумали ещё слова для обозначения подобного состояния. Ныне оно имеет название — инфантилизм. И когда главная героиня его преодолеет, тогда ей и становится присущ бальзаковский возраст, а не просто достижение тридцати лет, на самом деле не имеющих с ним ничего общего.

Сломанные судьбы не раз возникают перед читателем, пройдя период относительного счастья. Бальзак даёт установку, что женщине всё равно придётся страдать и брать инициативу на себе, как бы она не искала защиту за спиной мужчины. Когда-нибудь обязательно наступит перелом в ситуации, будь жена бесконечно счастливой в браке или осознавшей приближающийся крах — мужчина просто вынужден будет сломаться перед обстоятельствами, не справившись с ними или проявив упрямство барана, повлекшую его гибель.

Бальзак щедро делится с читателем своим мировоззрением, остающимся спорным. Конечно, многое зависит от человека, взявшего книгу в руки в тот или иной отрезок своей жизни, когда для него выражение «Брак — это узаконенная проституция» может стать откровением, а может и просто пройти мимо, поскольку не для каждой семьи приоритетной чертой взаимоотношений становится именно половая сфера, ей может быть и духовная — самая идеальная среда для долгих и крепких отношений.

Своя правда в «Тридцатилетней женщине» есть, но её надо хорошо искать, иначе найти будет трудно. В одном Бальзак прав — только с позиций нажитого опыта можно сделать более-менее правильный выбор, но для этого необходимо хлебнуть горя, позабыв о необходимости просто быть счастливым.

Автор: Константин Трунин

» Read more

У русских есть забава — помещать однотипные вещи друг в друга, иногда придавая этому налёт сказки о злом колдуне; японцы сыздавна давали гостям возможность открыть подарок, сокрытый во множестве сундуков, помещённых друг в друга; французы пока не были замечены в чём-то подобном, но они всё более активно используют в литературе приёмы разложения человеческой личности на составляющие, населяя свою страну маньяками и психически ненормальными людьми, придумывая их в таком количестве, что начинаешь сомневаться в безопасности, если надумаешь туда поехать. В мире страстей очень редко происходят из ряда вон выходящие события, однако усилиями современных писателей многое становится более понятным, хотя и далёким от реальности. Гранже придумал отличную историю о заговорах, где встречаются интересы военных структур, фармацевтических концернов, славянского криминалитета и даже бомжей-одиночек, тоже претендующих на мягкое местечко не только на теплотрассе. На дрожжах также настояны древнегреческие мифы, пытки и опыты над людьми. Пышность сбивается опусканием французской полиции. Тем временем, главные действующие лица постоянно находятся в движении, бросаясь из края в край, взбивая таким образом интерес, не давая ему утонуть от потери надежды. «Пассажир» получился скользким и вязким: после него нужно обязательно вымыть руки чистящим средством, а лучше и голову, чтобы всё забыть.

Главный герой — жертва обстоятельств и гонимое существо, преследуемое людьми в чёрном. Он пытается найти выход из сложившейся ситуации, и никак не может до него добраться. Гранже предлагает читателю запутанную историю, охарактеризованную словом «Матрёшка», подразумевая под ним весь смысл повествования. Когда становится понятно, что ладно скроенное начало обязательно упрётся в тупик, поскольку не может иметь адекватного продолжения, тогда Гранже начинает раскрывать карты, позволяя читателю всё глубже погружаться в личность героя. С трудом можно поверить, когда успешный с обаятельной харизмой человек оказывается загнанным в угол. На самом деле, вся проблема «Пассажира» кроется именно в обилии активных действий, приковывающих внимание своей неправдоподобностью. Гранже всё ладно пристроил ради красивого сюжета, не задумываясь над реальностью. Впрочем, триллер редко требует реалистичности; его назначение — держать в напряжении. Если при этом автор будет объяснять каждый момент, то получится не французская, а английская литература, неспешно раскинувшаяся на страницах.

Изначально распылённое внимание читателя по мере продвижения будет всё более фиксироваться на одном конкретном герое, тогда как остальные персонажи будут просто сопутствующими звеньями, хотя они с первых страниц имели такое же полное право быть в центре внимания. Гранже лишь мельком создаёт интригу вокруг перуанских бесчинств, когда представители Франции пытали там людей, так и вокруг государственных интересов, где в числе приоритетных является разработка методик для контроля над людьми. Когда-нибудь человечество будет обязательно полностью стандартизировано, все шаги фиксироваться и мысли в голове начнут появляться только по мере необходимости, поэтому пока ещё можно фантазировать на эту тему, придумывая различные методики достижения такой технологии. Отчего не создать препарат, позволяющий перестраивать личность по собственному усмотрению? Только сперва нужно разработать полноценную сыворотку правды, отчего и произойдёт коренной переворот во взаимоотношениях людей. Гранже забирается высоко, даже выше Икара, не боясь опалить крылья и упасть вниз, разбившись о водную гладь.

«Пассажир» подобен квесту, в котором читатель зажат в рамки, не имея возможности повлиять на происходящие события. Можно только взирать со стороны, открывая сокрытые тайны и перелистывая страницы, находя новые ответы на бесконечные вопросы. На главный вопрос ответ получить крайне трудно, поскольку он не имеет адекватного решения. Гранже настолько фантастичен, что было бы гораздо проще сперва всё показать на лабораторных мышах, конкретно объяснив действие придуманного им механизма. Но автор честно признаётся, разводя руками — он сам не знает в чём секрет всего происходящего. Ему проще описать жизнь бездомных, работу полицейских, депрессивные состояния и творческие порывы психов, нежели тщательно выстроить химическую формулу, проверив её на возможность осложнений и определиться с показаниями к применению. Для Гранже приоритетным стал принцип — эксперимент покажет, а если будут осложнения, то их можно зачистить самым радикальным способом.

Помимо всего прочего, «Пассажир» погружает читателя в мир преступных страстей, где сходятся не интересы государств, а личная заинтересованность каждого отдельно взятого человека. Гранже даже не пытается показать объединение людей по профессиональному признаку или по общим занятиям, обязательно создавая положительных и отрицательных персонажей, постоянно сталкивая их лицом к лицу. Взаимная привязанность не возникает — всё происходит от отторжения одних другими. Ни одно лицо не будет проявлять внимание к другому, если не будет испытывать для этого определённых целей, причём скорее связанных с шансом испытать своё превосходство. Начав с одного загнанного действующего лица, Гранже заставляет со временем бегать всех по кругу, где уже невозможно определить, кто за кем всё-таки гонится. Полиция идёт по следу или военные, а может главный герой начинает действовать против бывших гонителей, в открытую обращая их в бегство? Читатель постоянно пребывает в сомнениях, находя спрятанные секреты от Гранже, сделавшего «Пассажир» действительно интеллектуальным романом, поместив внутрь поистине энциклопедическую информацию.

Гранже может обладать обширными познаниями в разных областях, но может и ловко оперировать случайно попавшей в его руки информацией. Трудно до конца осознать приводимые им данные, если не являешься специалистом в определённой сфере деятельности. Слова автора принимаешь на веру, внутренне понимая, что такого быть не может. Либо мир окончательно сошёл с ума, либо людям не обо всём рассказывают. «Пассажир» пленит именно тем, что натура человека требует запретного, даже если оно не имеет ничего общего с действительностью. Это просто может быть на самом деле, а остальное уже не имеет значения.

Живёшь-живёшь… и вдруг ты бомж, а может богатый наследник, или богатый наследник бомжа, или бомж твой наследник, а ты просто живёшь-живёшь, чтобы вдруг и ты уже не живёшь, а существуешь, и работа твоя вымышленная, а сам ты очень даже творческая натура, хоть и бомж-коллекционер бутылок, доставшихся в наследство от другого бомжа: всё портит свежий труп на твоей постели с надетой на череп головой быка. Примерно таким и является «Пассажир» Жан-Кристофа Гранже.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Свои люди – сочтёмся! (1850), Бедность не порок (1853), Доходное место (1856), Лес (1870)

Очень трудно назвать пьесы Островского комедиями, даже несмотря на утверждение автора, что это именно так. Сюжеты глубоко драматичные и вскрывают язвы общества, над которыми только и остаётся смеяться, поскольку исправить положение не представляется возможным. Островский задевает точно такие же темы, о которых писали другие русские классики. Поэтому нельзя сказать о необъективности кого-то из них, если они не преследовали цель сформировать у потомков отличное от реального представление о нравственной стороне жизни во второй половине XIX века. Многое осталось в прошлом, а что-то настолько присуще характеру русского человека, что останется с ним на века вперёд. С ранних произведений до самых последних Островский обличал кумовство и положение женщин в обществе, рассказывал о несчастной любви и показывал честных людей, над которыми все смеялись, а они в нужде своей прогибались под чужое мнение, находя в этом единственный способ сладить с обстоятельствами.

Почему героини Островского часто видят выход из любого положения в собственной смерти? Им противна атмосфера совершеннолетия — отличная от всего того, к чему их готовили родители. Если кризис удаётся преодолеть, то девушка успешно трансформируется в уверенную в себе женщину, истинно верующую в правильность собственного воспитания. От женщин не требуется работать — необходимо только томно вздыхать, дожидаясь мужа с работы, усиленно надоедая ему жалобами на низкий доход и требуя найти более прибыльное место. Честный муж, желающий иметь скромный угол, где его порывы не будут никого ущемлять, будет долго терпеть, пытаясь перевоспитать жену под себя и найти для этого свободное время. Кажется, бедность не порок — вполне можно спокойно жить, не зная горя. Ещё бы тебя не чурались родные, чьё нынешнее положение не позволяет им вспоминать об обнищавшей родне. Примерно именно по такому сценарию развиваются событиях в пьесах «Свои люди — сочтёмся!», «Бедность не порок» и «Доходное место», написанные Островским в первые годы творчества.

Островский противопоставляет честных людей аферистам, строя на этом драматические сюжеты. Положительные герои обязательно оказываются обманутыми, обворованными и остаются при своём, не смея проявить характер и вернуть потерянное. Аферизм приобрёл размах — об этом тоже любили писать русские классики, используя возможность показать, как можно воспользоваться щедростью широкой русской души, которая боится потревожить чужой покой, жалобно глотая обиды из-за чувства внутренней гордости и не смея самой себе признаться в поруганном кем-то достоинстве. Даже документ перед подписанием стыдно прочитать, боясь увидеть в глазах его подателя сарказм над глупой подозрительностью; Иуда Христа продал, а тот пригрел на сердце гниду. Нужно уметь настоять на своём, оставаясь при этом добропорядочным человеком. Островский на это намекает, предлагая читателю задуматься над важностью чувствовать себя всегда правым и не давать никому ничего просто так без твёрдых гарантий.

Уважать себя и не совершать при этом глупых поступков — трудно. Раскрывая тему бедности и пороков, Островский довольно доходчиво объясняет девушкам прелести брака на пожилом мужчине, предлагая таким образом вытравить из сердца глупую любовь, подобную пробке от шампанского, что быстро взлетает и ещё быстрее опадает (как цинично подметил К. Прутков). Пожилой отдаст девушке всё своё внимание, она для него будет единственной радостью, он не будет заглядываться на других и пропадать по вечерам с друзьями, да ещё и наследство вскоре оставит, тогда и живи в своё удовольствие. Но пока не изопьёшь первой любви — не узнаешь, а там уже будет поздно. Придётся бедного мужа пилить за его неспособность зарабатывать необходимые деньги и отбиваться от принуждения брать работу самой. Предложив одной из героинь шанс стать счастливым человеком, Островский быстро взял слова обратно, понимая, что без счастья никакой радости ждать не стоит. Редкая пьеса у Островского заканчивается хорошо для каждого действующего лица. Только за счастливым концом читатель чувствует обманутым уже себя.

Семейные отношения всегда представляют из себя большое полотно для художника, если тот способен подметить уникальные штрихи во взаимоотношениях людей. Умелые движения кистью сделают картину общественным достоянием — каждый сможет высказать личное мнение о таланте художника. У Островского писать подобные картины получалось весьма доходчиво.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Идти в ногу со временем можно по разному: одни выбирают мерную поступь, подстраиваясь под изменения; другие устраивают встряску обществу, подменяя одни понятия другими. При этом не возникает конфликта между поколениями, а повторяется старое, что было давно пройдено и забыто. В суматохе желания найти себя, каждый человек выбирает собственную линию поведения, отталкиваясь от окружающей действительности. История человечества знает много примеров радетелей за скорые изменения в привычном укладе жизни, либо трактующих всё исходя от внутреннего стремления быть в числе оппозиционеров. Правда есть за каждым человеком, а революция — это повторение былого. Тургенев предложил читателю книгу об одном из одиозных направлений философии, выраженном в отрицании всего, чем-то родственным анархизму, но всё-таки придерживающегося определённых рамок, которые позволяют отрицать причастность к анархизму и сам анархизм вообще.

Причудливые формы может принимать человеческая мысль, не имея изначально ничего отрицательного, — всё в итоге извращается, и через промежуточные формы уподобляется абсурду. Люди были скептиками, павликианами, агностиками и атеистами. Они ими и продолжают оставаться, только называются другими словами. «Отцы и дети» посвящены Белинскому, придерживавшегося в своих взглядах гегельянства. При этом сам нигилизм зародился скорее в русской среде, чей бунт действительно во все времена принимал бессмысленный и беспощадный вид. Стоит довести общество до кипения, как оно взрывается в один момент. Именно подобное брожение показал Тургенев, разглядев в «гегелистах» предвестник социальных потрясений. Одного не знал Тургенев, не видя в отрицающих всё ступень к отрицающим прошлое человечества, а после отрицающим прошлое отдельных народов: ещё не пришло время для итальянских футуризма и фашизма.

Русская классическая литература твёрдо стоит в ряду человеческих творений XIX века, имея своё собственное неповторимое лицо. Ей не был присущ французский романтизм и английский реализм, либо зарождающийся в немецкой среде абсурдизм. Русские писатели работали над волнующими общество темами, раскрывая каждую из них, не предлагая никаких выводов, но ставя целью нравственно воспитать читателей. Тургенев отражал одну из сторон, которой был присущ образ людей новой волны, желавших видеть иное общество. Что когда-то делал Пётр Великий, то же захотел сделать и воспитанный им народ, уставший от разрушений, порождённых непониманием потомками замысла последнего русского царя. Хотелось бы всё представлять именно так, но Тургенев даёт читателю далеко не такие радужные выводы. Когда-то описанный Тургеневым «Рудин» благополучно почил на баррикадах Великой Французской революции, принеся облегчение своим нравственным страданиям. В «Дворянском гнезде» закостеневшие понятия о правильной жизни довели главного героя до печальной старости, оставив также у разбитого корыта. Из столь противоположных людей должен был родиться Базаров, отринувший всё, но по прежнему далёкий от истинного флегматизма.

Центральная фигура «Отцов и детей» — это Васильев-сын Евгений Базаров: он — человек нового времени, сквозь зубы говорящий о пристрастиях к нигилизму, не видя смысла в жизни вообще и отрицая любые обстоятельства, постоянно вступая в противоречия с самим собой. Базаров может отрицать иностранную речь, но всем советует зарубежных авторов, изредка вставляя в разговор чужеродные русскому языку слова. Он будет отрицать абсолютно всё, предпочитая спорить ради спора, апеллируя к важности прогресса, который всё равно следует отрицать. Кажется, для Базарова существует только тот момент, когда он себя осознаёт, а сказанное секунду назад — это уже прошлое, а значит подвергается сомнению. Будущее исходит для него от людей науки, к которым он сам стремится быть причисленным, а лучшим сборником поэзии для такого человека может быть только монография по определённому физическому явлению или разбору математической формулы. Удивительно, отчего во всём современном Базаров не видел уже устаревшее и мешающее развитию технической мысли? Со страниц книги на читателя смотрит не славянофил и не западник, а отрицающий и то и другое. В его жилах застыла флегма, а мозг с малых лет подвержен скептическому отношению к жизни. Просто Базаров ещё молод, и его максимализм видит в белом белое, а в чёрном чёрное.

В чём новаторство взглядов Базарова? Тургенев сам усмехается, едко замечая про таких людей, что ныне они нигилисты, а вчера они же были гегелистами. Существенной разницы не произошло, а общество при этом переживает потрясение за потрясением. Не зря Тургенев даёт Базарову возможность пообщаться с отцом одного из своих друзей, являющегося помещиком старой закалки. Читатель скажет, что помещик — это, обязанная уйти в прошлое, фигура надзора за крестьянами, поставленная Петром Великим для лучшего сбора налогов. А Базаров — это помещик следующего дня, уподобившийся простому русскому мужику, что понимает все потребности народа. Но Базаров совершенно не знает жизнь людей, для него даже родной отец ничего не представляет, хотя именно тот является человеком старого закала, для которого отстегать крестьянина — обыкновенное дело. Именно отец друга Базарова становится для Тургенева образцом завтрашнего дня, который без перегибов совершенствует хозяйство.

«Отцы и дети» — книга об абсурдном понимании жизни, когда хочется самоутвердиться, а адекватных действий предпринять не можешь, говоря другим прямо, что они — дураки, а ты — умный. Если бы не халатность главного героя ко всему, то и его могла поглотить Великая Французская революция, только ему всё настолько безразлично, что он обязан был умереть от опротивевшего воздуха. Пока же население Земли в ожидании первых представителей, что выразят протест против жизни вообще… И такие будут.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Маргарет Этвуд можно сравнить с Вирджинией Вулф наших дней. И если Вирджиния была в тренде — настоящей находкой для издателей, то к какой волне стоит отнести Этвуд, чей поток сознания модернизировал понимание «женской литературы», смешав в разных пропорциях внутри себя реальность и фантазию? Классические писатели предпочитали следовать строгой линии повествования, концентрируясь на психологической составляющей — этого сильно не хватает насыщенной сюжетными линиями современной литературе, построенной по принципу многостраничного общения персонажей друг с другом на самые различные темы, где постоянно происходит какое-то движение вокруг разных обстоятельств, а то и в виде хаотичных прыжков, где легко запутаться. Этвуд, безусловно, писатель наших дней, а у издателей сейчас основное желание — это выпуск шокирующих публику книг. «Слепой убийца» — это брань на страницах, грязь в мыслях героев и фантастическая составляющая. Иного нет.

Породить альтернативу легко. Труднее её представить в выгодном свете. Альтернатива может сильно увлечь читателей, но ещё больше оттолкнёт. В альтернативе часто предлагается нестандартный подход не только к изложению, но и мыслительный процесс героев книги далёк от привычного. На всём этом Этвуд строит сюжет, наполняя «Слепого убийцу» переживаниями старой женщины, сказками о маленьких тихих преступниках и проблемами одной доведённой до крайности семьи. Везде присутствует элемент таинственности, а загадка вытекает из загадки, которые читатель либо будет решать, либо вновь и вновь — отрывать глаза от чтения, чтобы в n-раз высказать потолку о своих накипевших эмоциях. Как говорит сама Этвуд: «Собачьи какашки оттаивают», поясняя подобными вкраплениями в текст всю суть происходящих событий, что подобно означенному продукту жизнедеятельности организма становятся всё более видимыми читателю. Если с первых страниц трудно уловить взаимосвязь нескольких сюжетных историй, то чем дальше, тем оттаявшее более доступно анализированию и установлению степени поражения, но вместе с этим появляются и все сопутствующие характеристики, позволяющие задействовать обоняние, а кто-то даже сможет распробовать на вкус, если появится такое желание.

Брань на страницах книги может вызвать шок, а может и не вызвать — это зависит от подготовленности читателя к необходимости современных писателей прибегать к отображению вульгарного поведения людей. Только Этвуд использует данный приём не ради выражения эмоций героев книги, а скорее просто так, исходя на брань от своего собственного лица. Это так похоже на добрую часть современной американской литературы, что наличие таких элементов обязано быть, дабы потешить чувство запретного, когда вокруг только и говорят о необходимом соблюдении нравственности. От брани и вульгарности критики тоже обычно пребывают в восторге, вознося такие книги на вершину творческой мысли, находя в этом личное удовлетворение, а может и привычно выступая против массового пристрастия рядовых читателей к более попсовым произведениям литературы, где наличие нравственно низких моментов просто недопустимо.

«Слепой убийца» содержит многое из того, что может быть присуще людям, поскольку Этвуд взялась отобразить целую жизнь человека, прошедшего едва ли не через всё. Что и говорить, если от менархе неподготовленные девочки бьются в истерике и кричат о приближающейся смерти, а публика жаждет мистического тайного начала, способного отрыть скрытое от глаз среднего обывателя, когда дошедший до предела писатель сводит счёты с жизнью, наказывая окружение за накопленные обиды, оставляя после себя ворох разнообразных эмоций, среди которых самое важное значение отдаётся возникающему чувству безвозвратной утраты. Этвуд использует в своём подходе к написанию книги практически всё, что помогает наполнять страницы текстом, чтобы мыльная мелодрама показалась чем-то несущественным, если её сравнивать со «Слепым убийцей» — далёкой от понимания книгой, содержащей в себе чрезмерное количество различных происшествий, суть которых не несёт ничего, кроме развлекательного элемента.

Сводить воедино распустившиеся нитки трудно, и далеко не факт, что это могут сделать дети. Не сможет это сделать и «Слепой убийца», написанный престижной премии для, чтобы было трудно сказать что-то по существу, да легко сделать вид умного человека, который всё понял, да ещё и оценил по достоинству книгу, которую другие понять не смогли.

Автор: Константин Трунин

» Read more

По книгам Ремарка можно изучать нравы европейских народов первой половины XX века, настолько пронзительными они получались: читателю представляется возможность пройти путь от рядового солдата Первой Мировой войны до прожигателя жизни на руинах войны последующей. «Ночь в Лиссабоне» — это мостик между началом экспансии Германии и дорогой в Америку, когда позади остались годы скитаний через границы разных государств, пока не возникла острая необходимость навсегда оставить Европу. Ремарк не станет говорить о новом — он в своей любимой манере расскажет историю несчастной любви и поведает об утраченном гуманизме, вынуждающем людей не искать надежду в завтрашнем дне, борясь за существование в секунду осознания действительности. А если предстоит провести всего одну ночь, которая может подарить билет в новую жизнь, то стоит ли отбросить все свои дела, чтобы получить доступ на корабль?

Произведения Ремарка всегда предсказуемы. Остаётся только понять, что и когда наконец-то произойдёт. Меняются декорации, а люди остаются точно такими же загнанными созданиями, как и в доброй части книг до этого. Депрессия стоит в стороне, если это пройдено бессчётное количество раз. Откровения стороннего человека всегда можно принять за чистую монету, особенно, если они написаны автором художественной литературы, которой читатели имеют склонность доверять. Другое дело, что происходящие события могут быть чистой беллетристикой, лишённой каких-либо связей с настоящими событиями. Ремарку довелось пережить лишь малую часть из того, о чём он постоянно писал. Ему помогали беседы с людьми и пресса, из которой было очень легко черпать темы, смешивая их с собственным внутренним миром, способным очернить и придать вид окончательного беспросветного бытия.

Жить ради любви, быть готовым на всё ради любви — такое в жизни вполне случается сплошь и рядом. Любовь не может угаснуть, у Ремарка она никогда не угасает. Тускнеют герои, но любовь навсегда остаётся в их сердцах. Совместные скитания укрепляют привязанность, а трудности закаляют чувства, давая Ремарку очередную возможность написать пронзительную историю, где сольются воедино политическая недальновидность глав государств, халатное отношение к работе надзорных служб и слепая вера в светлое будущее каждого, кто не относится к эмигрантам. Ремарк не раз говорил про счастье быть рождённым гражданином любого государства, кроме германского, в котором нацистская идеология вытеснила разумность из озверевших от злокачественной гиперинфляции людей, готовых поверить любому человеку, что пообещает воздать обидчикам за все притеснения.

В такой ситуации ничего кроме алкоголя употреблять невозможно, поэтому не стоит удивляться тому, что герои Ремарка могут пить без закуски. А если они решат рассказать историю, то остаётся лишь слушать и со всем соглашаться. «Ночь в Лиссабоне» интересна описаниями Германии времён начала Второй Мировой войны, перемен отношения властей к немецким эмигрантам и неожиданной свободы передвижения при выработанной привычке быть всегда и везде напористым. Ремарк остался Ремарком, ни в чём себе не изменив, пронося одну вечную историю через все свои книги, поражая читателя отсутствием радужных перспектив. Читая первый раз, будешь под впечатлением. Читая в n-ный раз, скорее вздохнёшь.

После чужих историй пора создавать свои. Так и поступят герои книги, но уже в Америке, и только если верить другим книгам Ремарка. Не так много у них вариантов — они боролись за жизнь долгие годы до этого, будут бороться и дальше. Их поступками руководит отчаяние, а моральная составляющая каждого действия не позволяет поступать в разрез с основными человеческими ценностями. Остаётся пожелать, чтобы больше не случалось такого, когда твоя Родина объявляет тебя изгоем, и ты уже никогда и нигде не найдёшь ей замену. Чьи-то амбиции могут кардинальным образом изменять уклад жизни. Только является ли это безусловным благом и гарантией благополучия в будущем?

Автор: Константин Трунин

» Read more