Tag Archives: славяне

Михаил Херасков «Полидор» (1794)

Херасков Полидор

Если бы античная мифология разрабатывалась на основе произведений, написанных европейцами, спустя тысячи лет, быть тем мифам низведёнными до ничем непримечательных баек. Надо ли ставить в пример драматургов Древней Греции? Что нам кажется мифами — есть продукт измышления прежде живших, причём друг с другом соревновавшихся: у кого получится лучше. В результате человечество имеет мифологию с античных времён, тщательно проработанную и продуманную. Теперь человек получил возможность вставлять собственные предположения об ушедшем. Только утеряно понимание необходимости в преобразовании былого. Никто всерьёз и не воспринимает литературные опыты европейцев, чётко проводя границу между уже измышленным и тем, что выдаётся за хоть какое-то подобие.

Собственно, Херасков продолжил писать прозаические произведения о жизни древних. «Полидор» стал прямым продолжением «Кадма и Гармонии». Да и полное его название звучит как «Полидор, сын Кадма и Гармонии». Следуя логике, можно было предположить разное. Но Полидору следует стремиться в Фивы, поскольку по сведениям он являлся главой города. В действительности Хераскова этот мифологический аспект нисколько не занимал. Он стремился созидать то, о чём прежде никто не писал. И получилось у него на самое деле собственное творение, ни в чём не схожее с жизнеописанием Полидора. Вновь у Михаила разыгралась фантазия. В каких только местах не предстоит побывать главному герою, много чему он станет свидетелем. И вот бы обогатить этими сведениями историю, выдав похождения Полидора за якобы истинные. Всё-таки этому не бывать. Нет, Херасков не создавал мифологию, он писал по очень далёким от мифов предположениям.

Современники могли увидеть в произведении Михаила всякое. Может кому-то мерещились отголоски Великой Французской революции, тогда разгоравшейся. Немудрено найти то, что желаешь увидеть. Так оно всегда и происходит, в чём переубедить не получится. А что же сам Херасков? Неужели он заложил в «Полидора» нечто схожее с революционными порывами французов? Может оно и так, о чём приходится лишь догадываться. В целом, особого значения это не имеет, учитывая малый интерес у потомка к литературному наследию Михаила, особенно по части прозы.

В чём же затруднение? Херасков не позволял читателю легко знакомиться с содержанием. Приходится постоянно продираться через нагромождения слов, вследствие чего массив текста воспринимается непреодолимым пластом содержания, понять суть которого способен истинно усидчивый человек. Осталось разобраться, зачем читателю тратить время и внимать тому, чему удел — быть достоянием литературоведов, тем себя и утешающих, будто их разборы кому-то пригодятся. Ежели читатель не знаком с оригинальным произведением, то ему ничего не скажут и исследования. Разумеется, ежели не считать исследования в качестве первичного источника информации, тогда как само произведение останется всё тем же непреодолимым пластом.

Читатель может сказать — непосредственно о «Полидоре» тут ничего нет. Критика и анализ не подразумевают подробный пересказ. Достаточно сообщить в общих чертах, чтобы сложилось определённое мнение. А ещё лучше найти оригинальный текст и приступить к ознакомлению. Ещё лучше будет адаптировать прозу Хераскова под современные читателю языковые нормы — может после творчество Михаила станет гораздо понятнее. Правда, далеко не обязательно, если так оно и окажется. Скорее ничего не изменится — «Полидор», как и прочая проза Михаила, останется всём тем же неприступным нагромождением текста.

Кажется, вольных фантазий Хераскова хватило ещё в «Кадме и Гармонии». Славяне найдут себе применение и на страницах «Полидора». А вообще было бы интересно, случись потомку узнать, например, о роли славян хоть в той же осаде Трои.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Михаил Херасков «Кадм и Гармония» (1787)

Херасков Кадм и Гармония

Свои крупные прозаические произведения Херасков писал на тему жития древних. Но он настолько желал воплотить в жизнь взаимосвязь между былым и настоящим, что всерьёз подобные фантазии воспринимать не стоит. Впрочем, отчего бы не искать предков славян среди вавилонян или египтян? Михаил всего лишь предполагал, не претендуя на правдивость. Да и кто может говорить о столь давних событиях с твёрдой уверенностью? Например, главным героем повествования является Кадм. Это тот, чью сестру — Европу — похитил Зевс в образе быка. Его дедом был Посейдон. Он сам основал город Фивы в Беотии. Он же — прапрадед царя Эдипа, печально известного женитьбой на матери и убийством отца. Супругой Кадма выступает Гармония — дочь Афродиты и Ареса — богиня согласия и счастливого брака. Поэтому не следует искать подтверждение описываемого в произведении. Читатель бы о том и не задумался, не реши Херасков изыскивать корни славян в столь спорном мифологическом эпизоде.

Боги богами, но есть ли боги, когда нет иного бога, кроме самого Бога? Не Зевс похитил Европу, то сделал владыка Крита, именуемый Таурусом, то есть быком. А если так, то следует отправляться на Крит. А чем остров знаменит? Лабиринтом! Как известно — войти в него легко, а выйти нельзя. Михаил поступил проще, связав лабиринт с аидом — посмертным местом в греческих верованиях. Дальше в сюжете будет Мавритания, Беотия, Египет и Вавилон. Уж не на творчество ли Фёдора Эмина — уже почившего — оглядывался Херасков? Действие продвигалось без возможности логически его осмыслить. И не так важно, что, говоря о древних греках, подразумеваешь не общий народ, а множество разных. Но для Михаила такого различия не существовало. Более того, греки шли быстрее в развитии, нежели известно по дошедшей до нас философии. Херасков вполне уверен, что к идее единобожия они пришли задолго до.

Если довериться Михаилу, вполне можно считать Кадма прародителем славянских княжеских родов. И в змей он и Гармония обратятся не в ставшей ему родной Беотии, а где-то среди скифов, следовательно и славян. Ему будут предлагать стать царём — от этого он откажется. Почему? Иначе нельзя. Не связана греческая мифология с прошлым славянских народов. Казалось опасным проводить параллели, доводя до критического допущения, способного разрушить бытовавшую уверенность, будто Рюрик для истории важен, якобы он — один из прямых потомков императора Августа. Всё это, разумеется, такие же вольные отступления от сюжета, каковые позволил себе сам Херасков.

И всё же Михаил писал о другом, к чему постоянно склоняются исследователи его творчества, въедающиеся в текст так, трактуя с позиций буквоедства. Им привидится утопическое воззрение Хераскова, они разберут каждое движение Кадма, выискивая им требуемое. И совершенно упустят из внимания славян. Как же быть? Искать славянский след в былом — равносильное исканию любым народом собственной причастности к минувшему. Зачем так делать? Доказать невозможно, если бы оно вообще требовалось. Отнюдь, Михаил созидал приключение, акцентировав внимание на для него занимательной теме. Просто к другому проявить интерес не получится, когда глаз выхватывает из текста момент, которому там нет места. Опять же, если не браться за идеи хотя бы того же Фёдора Эмина. И он видел след в старине глубокой. Так почему бы не согласиться? Ежели нельзя доказать, никто не сможет и привести аргументы за противоположную точку зрения. Однако, славяне были, есть и будут, какими их прошлое не представляй.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Валентин Седов «Славяне в раннем средневековье» (1995)

Седов Славяне в раннем средневековье

Зависимость становления славян от обстоятельств очевидна. Каждое племя перенимало культуру соседей, в конечном итоге принимая на себя их роль. И ныне они чаще известны не под своими именами, отчего разобраться с этногенезом крайне затруднительно. Во многом как раз поэтому, в зависимости от исторических предпосылок, современные славяне отмежевались друг от друга, предпочитая раздельное существование и миропонимание. Что же до их прошлого — оно покрыто мраком. Остаётся предполагать, тем Валентин Седов и занимался. Он прямо сказал читателю — не будет говорить об общеизвестном, остановится на гипотезах. Иного он сделать не мог, поскольку до VIII века информация о славянах очень скудна, ещё меньше сведений о таких крупных образованиях, вроде дошедших до нас упоминаний из скандинавских саг о стране городов — Гардарики. Действительно ли прежде существовало триста славянских городов? И если да, что с ними сталось?

Седов выступил в качестве археолога. Ему интереснее разбираться с находками в курганах с последующей интерпретацией возможного. Так он приходил к определённым суждениям. Верность их должна подвергаться сомнению. Без письменного источника тех времён приходится домысливать. Впрочем, сведения от древних очевидцев не обязательно могут иметь отношение к действительности. Учёные, изучающие прошлое славян, никогда не смогут выйти из тупика, оставшись наедине с неразрешимой проблемой.

В одном Седов уверен, существовало общее славянское племя, расселившееся по Европе. Самостоятельно ли оно или нет, об этом он рассуждал в монографии «Славяне в древности». Теперь, когда речь коснулась средневековья, необходимо размышлять дальше. И всё же Седов каждый раз выражает уверенность — на славян влияли соседние племена, культуру которых они перенимали. Как яркий пример: болгары — ассимилировавшие тюрков, венгры — угров, хорваты — сарматов, и анты (будущие древние русские) — аваров. Касательно поляков Седов сомневается — точно от полян, но скорее стоит говорить о множественной ассимиляции. Особое место отведено чехам и моравам, имевшим сношения с франками — на их землях зародилась современная письменная культура восточных и частично южных славян.

Седов не касается вопроса деятельности Кирилла и Мефодия в Моравии. Он не берётся утверждать, будто именно они разработали кириллицу. Наоборот, создание кириллицы он приписывает епископу Клименту Орхидскому, их ученику. И где-то после этого отмечается возможность существования трёх сотен городов, большей частью уничтоженных монгольским завоевательным походом. К которому бы и следовало приковать внимание читателя, чего Седов не сделал. Ведь именно монголы уничтожили культуру восточных славян, практически не затронув западных. Но, в таком случае, возникает непонимание, как тогда память о былом была практически полностью уничтожена? Западные славяне обязаны были сохранить в хрониках летописание о древних временах, подобно созданной Нестором «Повести временных лет», но и у него сведения о глубоком прошлом отсутствуют. Всё будто бы возникло разом, тогда как до того не имелось ничего.

Требовалось разобраться со всеми славянами, чем Седов предпочтительно и занимался. От одного древнего кургана и племени он следовал к другому, стараясь разобраться, почему здесь возникали поселения и какое влияние испытывалось от всевозможных факторов. Обязательным Седов считал разбираться со схожестью звучания слов, пользуясь этим в качестве вспомогательного инструмента. Сложно представить, чтобы созвучие имело хоть какое-то отношение к возможности понять прошлое, учитывая неисчислимое количество нюансов, вроде всё той же ассимиляции славянами соседних и пришлых племён, перенимая не только культурные особенности, но и язык.

Седов сделал одну из попыток изучить прошлое. Сможем ли мы в будущем наконец-то решить, кто есть и откуда всё-таки пошли славяне?

Автор: Константин Трунин

» Read more

Валентин Седов «Славяне в древности» (1994)

Седов Славяне в древности

Строить предположения о древнем прошлом, что гадать на киселе. Никогда не получится установить, как именно всё обстояло в прежние времена, если человеку не удастся разработать сторонний инструмент, либо оный будет ему сообщён извне. Да и требовалось бы вообще выяснять, откуда всё изначально пошло, кроме как подспорья для политических деятелей, предпочитающих обосновывать настоящее за счёт их никогда не касавшихся моментов былого. И всё же будут существовать люди, желающие предполагать, выдвигать собственное видение прошлого, обосновывая за счёт тех или иных, считающихся ими важными, обстоятельств. Так поступал и Валентин Седов, взявший описывать славян в древности. Какими они могли быть? И откуда они всё-таки берут начало?

Ясно одно — некогда Европу населяла определённая группа людей, от которой возникли все современные европейские народы. Данная позиция может быть подвергнута сомнению, как и всякое другое слово, учитывая допустимость абсолютно любых предположений. Установить для готов и славян общего предка вполне возможно, имелась бы на то существенная надобность. Велика вероятность включения древних народов Азии или, почему бы и нет, представителей Атлантиды, до чего Седов нисходить не стал, не допуская в научное разрешение вопроса мифологическую составляющую. Не требуется усложнять и без того сложное! Проще всё свети к примитиву, именно подводя к необходимости принятия прогрессии, когда от одного в конечном счёте получается великое множество.

Что же, славяне могут быть пришлым народом — это нельзя исключать. Они могут являться автохтонами, настолько древними обитателями определённой местности, что установить их прежнее место жительства не представляется возможным. Впрочем, философы не первое столетие склонны считать всё ныне существующее некогда кардинальным образом отличалось. Нельзя утверждать, будто европейцы — коренное население Европы. Такое мнение должно быть ошибочным. Ничего за то не говорит, поскольку достаточно внешних признаков, заставляющих в том усомниться. Впрочем, в такие дали Седов не заглядывал. Он определился судить о славянах в рамках первого тысячелетия до нашей эры. Ему требовалось рассматривать археологические памятники и летописные свидетельства, как основные инструменты, способные помочь определиться с прошлым славян.

Лучше про славян получается понять со времени их взаимодействия с римлянами. Уже допускается судить, делая предположения, в том числе и касательно прошлого. Но однозначного ответа всё равно сказать невозможно. За славянство чаще всего говорит языковая культура, отделившая их от готов. Из этого следуют различия в географических названиях и прочее. Однако, судить о чём-то согласно поверхностной информации не получится. Поэтому нет разницы, кто и как называл реки и местности, учитывая склонность европейцев к постоянным миграциям, опять же в связи с набегами кочевых народов Азии. Не значит ли это, что и в древние времена заселение Европы формировалось именно за счёт подобных набегов? В тех же славянах не зря видят потомков скифов и сарматов. Одно можно установить точно — сугубо европейского в европейцах изначально не было, если не допустить влияние мифологической Атлантиды.

Считается важным установить происхождение славян сугубо из-за необходимости думать над судьбою Европы, давно поделённой между ними и готами, с одним исключением — славяне продолжают считать себя славянами, а вот среди готов подобного не отмечается, словно их объединяет наследие Римской Империи, давшей в наследие каждому готскому народу Европы право на владение собственной вульгарной латынью, и ничего более.

Седов стремился заглянуть глубже. И всё-таки не настолько, дабы иметь представление, чем всё-таки занимались славяне, когда шумеры создавали первое государство на Земле. Вполне может быть и так, что славяне были среди них, много позже перекочевав на север.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Василий Нарежный «Славенские вечера» (1809-25)

Нарежный Славенские вечера

Славное прошлое славянами славится, о славном со славою сказывается. Были то лета давние, за давностью лет забытые. Жили тогда мужи славные, жили и жёны их славнейшие. О том Нарежный сказывал, сказ славными словами скрепляя. За славян стояли тогда, славяне братьями тогда были. Вместе против соперника выступали, выходя из сражений с победою. Пусть измыслил Василий, придумал он прошлое: никто не осудит его, похвалит за дело важное.

О ком же сказывал Нарежный? О мужах славных он сказывал. Про их мудрость он сказывал, про силу их сказывал. Про их доблесть он сказывал, про неустрашимость их сказывал. Али кто шёл на них, так шёл на горе себе. Кто желал земли славян, тот уходил с пустыми руками назад. Кто желал жён славян, тот сердце себе своими руками разбивал. Кто не желал со славянами мирного соседства, тот растворялся в безвестности. А кто воевать решал до последнего, тому воздавалось со временем.

О Кие и Дулебе Василий сказывал. О земле близ града Киева, куда пришло племя дулебово. Возжелал Дулеб, повелитель их, взять себе Лебёду, Кия сестру. И согласился на то Кий, огласив условие. Племя дулебово пусть забудет о крае родном, обоснуется близ града Киева, пусть забудет богов своих, почести богам племени Кия воздавая, пусть забудет о вражде и о войнах забудет пусть, мирно близ града Киева земли возделывая. Чем же ответил Дулеб? Смирился ли? От края родного отказался он, забыл богов своих он, землепашцем стал он? Нет. Но стало племя его таким, каким то пожелал видеть в них Кий, отец града Киева. Не захотело племя дулебово враждою жить, мира захотело оно. Так пал Дулеб в глазах племени своего, осталось единственное ему, и разорвал он сердце себе, ибо так полагалось в те времена поступать проигравшему.

Сказав повесть сию, Нарежный продолжил сказывать далее. О печенегах он сказывал, о Батыя нашествии. Бились богатыри славные, славу тем по себе оставляя долгую. О Рагдае он сказывал, о Велесиле сказывал, о Славене он сказывал, о Громобое сказывал, про Ирену он сказывал, про Мирослава сказывал, про Михаила, Любослава да Игоря он сказывал. Для славных мужей истории славные, о славе мужей сих и о славе жён их. Как не скажешь слова доброго о сказанном Василием? Но скажешь недоброе, ибо хвалению мера положена, ибо без меры не будет толку. А без толку хвала потребна ли?

Сказывая, сказывай с важностью, понимая, о чём сказывать взялся. Не хвали прошлое, забывая былые бедствия. Не столь славно ушедшее, дабы утратить к нему всё доверие. Как не видишь вокруг добра сплошь творимого, так зачем в прежних днях зла заметить не пытаешься? Не пришлые люди беду несли следом, от беды своей могилу на землях славян находя. Не славные люди славу распространяли, живя укладом жизни обыденным. Славное видеть — не славой окутывать. В доблесть былого потому вкралось сомнение. Издревле человек не находил покоя внутреннего, так откуда он взялся у славян Нарежным описанных? Всему место своё, всему хвала воздана будет. Чем меньше знает человек, тем больше ценит мало знаемое.

Тринадцать вечеров приготовил Василий для чтения. О славном перед сном для славного самочувствия. О мужах древности, кои жили для восхваления в будущем. Не помня заслуг их, ценим дела их, другого не желается.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Нечисть, или Золотая книга ужасов II (1991)

Нечисть или Золотая книга ужасов II

Валентин Махоничев, составитель сборника фольклорной мистики, объединил под одной обложкой художественные изыскания собирателя народного творчества Александра Афанасьева (1826-1871), романтика украинской старины Ореста Сомова (1793-1833), писателя-сказочника Павла Засодимского (1843-1912), графа советской литературы Алексея Толстого (1883-1945). Также в сборник включены переводы с древнеславянского самого Махоничева и тексты заговоров. Обратить внимание есть на что.

Именно в XIX веке в России началось пробуждение интереса к собственной культуре. Сказания, передававшиеся устно, были записаны и опубликованы. Стали известны не только рассказы о богатырях, но и разного рода мистические предания. На этом фоне в русской литературе активизировались писатели, приложившие руку к дополнению стародавних преданий собственными страшилками, что хорошо заметно, стоит лишь проявить интерес к литературе того времени.

Несмотря на новизну тематики, писавший в начале XIX века, Орест Сомов уже тогда находился в поисках свободных сюжетов. Ему казалось, что про всё было рассказано, а вот про оборотней он поведает читателю первым. Собственно, «Оборотень» Сомова представляется страшным рассказом про колдуна и его способность превращаться в волка. Читатель не видит в повествовании желания автора его напугать. Сомов всего-то сказку сказывает, сообразно принципу, гласящему истину о лживости придуманного сюжета, содержащего намёк добрым молодцам. Только у Сомова всё проще некуда. Управлять ситуацией способна умелая женщина, которая везде найдёт для себя выгоду. Не так страшны оборотни, как стали думать о них позже — это ранимые создания. Их нужно понять и дать право жить мирно, тогда и овцы перестанут по ночам пропадать.

Павел Засодимский взялся рассказать о легендарной «Разрыв-траве», способной не только помогать открывать замки, но и находить клады. В сказочной манере читателю предлагается ознакомиться с подобного рода историей, где нищей братии стал известен секрет обретения богатства, для чего нужно совершить ряд подвигов, дабы сей секрет обрёл конкретику. Многие сгинут, покуда единственный из них не пройдёт испытания, проявив мужество и смекалку. Да проку от всех свершений увидеть не получается, Засодимский обрекает нищую братию на бесплодные попытки добиться счастья. Не прилагая усилий, нельзя поймать золотую рыбку, так и разрыв-трава сможет помочь только при определённых обстоятельствах, в числе которых самым главным является наличие головы на плечах.

«Рассказами о мертвецах» пугает читателя Александр Афанасьев. До чего же пугливы были славяне, коли так боялись возможности столкнуться с мертвецом. Пусть часть рассказов Афанасьева имеет схожие черты — это только усиливает понимание содержания. Чаще всего героем действия становится пришлый человек или солдат, не знающий о местных порядках, но храбрый сверх всякой меры. Такие люди без боязни могут распивать алкоголь на могилах или свадьбах, наблюдая за бесчинствами нежити, чтобы позже обязательно вызнать секрет оживления умерщвлённых мертвецами молодых. Народ оказывается скор на расправу, а спасителю почёт и слава. Бороться с нечистой силой не так трудно и не так страшно, как может показаться — нужно обладать способностью им противостоять или иметь защитников на том свете, и тогда никакой мертвец живому человеку не страшен.

Своеобразно выстраивает сюжет «Русалочьих сказок» Алексей Толстой, более похожих на путевые заметки, где-то мимолётом замеченные. Возможно, их сюжет был взят из народных преданий. В повествовании встречается нечисть разного рода, вроде водяных, ведьмаков, кикимор, полевиков и прочих созданий, якобы появившихся среди людей после разрушения вавилонской башни. Нравоучительных выводов из сказок Толстого сделать нельзя — они мрачные и почти всегда заканчиваются смертью. Как бы человек не пытался мирно соседствовать с нечистью, ему всегда следует опасаться печального исхода. Хоть русалка вскроет заботящемуся о ней грудную клетку и вопьётся зубами в его сердце, хоть правдолюб обратится в ерша, хоть лукавый змей в приятном облике не позволит рассеяться гибельным чарам: во всех стихиях читатель должен ожидать встречу с угрозой для жизни.

В заключении Валентин Махоничев в форме словаря знакомит читателя с некоторыми понятиями о нечисти. Рассказывает про отличие европейских колдунов и ведьм от славянских. Некогда люди во всё это верили, стараясь найти защиту от нечистой силы в христианской религии. Складывается впечатление, будто именно христианство настроило людей против мрачных начал, ведь до того люди не боялись, мирно сосуществуя с тёмным миром, успешно применяя проверенные способы для борьбы, ежели того требовали обстоятельства.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Эдуард Гиббон «Закат и падение Римской Империи. Том 6″ (XVIII век)

Шестой том не вносит дополнительной ясности в судьбу Римской Империи, окончательно исчезнувшей в VI веке. Гиббон концентрирует своё внимание на Византии и её соседях, внёсших тот или иной вклад в разрушение остатков былого могущества. Закончив пятый том жизнеописанием Мухаммеда, в шестом Гиббон продолжает рассказывать об арабах, об их продвижении к берегам Атлантического океана, переброске сил в Испанию и захвате юга современной Франции. Будет читателю и история русского народа, минуя остальных славян, кроме болгар. Пары ласковых слов удостоятся венгры и норманны Опять же не обойдётся без турков-сельджуков и христианских разногласий, положивших начало будущим реформаторам. Заканчивают книгу крестовые походы и падение Константинополя от рук своих бывших братьев по вере. Обо всём этом чуть ниже, но не так подробно, как у Гиббона. Цель рецензии — закрепить прочитанный материал.

Мусульмане — воинственные представители человечества. Пока христианская мораль призывает принимать страдания и жить со всеми в мире, мусульманская религия распространяется путём насаждения под угрозой уничтожения в случае любого несогласия. Мухаммед сам часто воевал. Он не раз приравнивал один день на поле битвы многим годам смиренных молений. Его последователи внесли большой вклад в развитие религии, быстрыми темпами разойдясь на три стороны. Персия не долго сопротивлялась — исповедуемый ей зороастризм ушёл в прошлое. О дальнейшем продвижении на восток Гиббон не рассказывает, но читатель итак прекрасно осведомлён до каких пределов мусульмане прошли в сторону Китая.

Более успешными оказались завоевательные походы на запад к Атлантическому океану, принеся на север Африки свою религию. Приносить было просто, но делать это приходилось часто. Племена сопротивлялись и часто свергали мусульман, подвергаясь новым волнам захватчиков. Дольше всего держалось северной побережье Африки — греки сражались как львы, препятствуя распространению мусульман на свои земли. Безусловно, походы мусульман в Африку — это агрессия против Византии, сохранившей тут свои колонии. Не совсем удобно было управлять западной частью страны, имея посередине такого агрессора, долгая борьба не была успешной — греки сдали свои позиции, уступив мусульманам весь север Африки.

Многие знают о долгом пребывании арабов в Испании, откуда их с большим трудом потом удалось выбить. Мало кто знает, что арабы пришли в Испанию по приглашению самих испанцев, пребывавших в раздорах и искавших поддержку у соседей. Арабы сперва помогли, проведя разведку местности, но потом с успехом осуществили захват территории. Также мало кто знает о продвижении арабов далее на восток, им удалось на некоторое время захватить юг современной Франции, Сицилию и Крит. Гиббон не идеализирует силу захватчиков, он с сожаление говорит об измельчании некогда воинственных готов в ленивых и жизньпрожигающих остготов, разучившихся воевать. Захват Испании стал делом двух месяцев. Арабы владели полуостровом продолжительное количество времени, изредка союзничая с соседями-христианами. Правившие в Испании Омейяды отличались добродушным нравом. Они более не делали попыток распространить свою религию в сторону франков, особенно после того как их из Франции изгнал дед Карла Великого Карл Мартелл. Впрочем, во многом продвижению мусульманства мешали внутренние распри арабов.

Нудно Гиббон повествует о быте Византии и быте Франков. Читатель может почерпнуть только любопытные факты. Например: франков по другому называли латинами. они предпочитали сражаться пешими, используя лошадей только для передвижения, были обжорами и их фигуры страдали от изрядной тучности, были готовы на всё ради прибыли; в Византии Юстиниан отошёл от латыни, перейдя на греческий язык, создавая тем самым множество проблем внутри государства, где подданные не владели греческим. После Юстиниана последующих императоров принято называть греческими. Тиберий и Маврикий — были первыми греческими императорами Византии. Однако, любое сравнение жителя Византии с греком считалось обидным.

Сейчас принято считать религию чем-то устоявшимся, любые попытки иначе её воспринимать и по другому толковать — добром не закончатся. Иные взгляды сразу заносятся в разряд сектантских. Хотя, в своё время, православные считали такими же сектантами католиков. Сейчас всё воспринимается более гладко, но, думаю, отношение от этого не сильно изменилось. Ушедшая в православие, Византия тем самым обрекла себя на уничтожение, когда западная церковь начала использовать крестовые походы для своей выгоды, борясь не только за освобождение вечного города, но и за искоренение иной трактовки христианства. В VI веке арианство сдало позиции государственной религии, манихейство же предприняло последнюю попытку изменить ситуацию к лучшему — появились Павликиане.

Что отличало павликиан от остальных христиан? Покуда греки считали вредным показывать Библию верующим, тщательно оберегая от любопытных глаз, католики не отставали. А вот павликиане смотрели на иконы, как на простые картины, на мощи, как на простые кости, на крест, как на кусок дерева, тело и кровь Христа — кусок хлеба и чаща вина — лишь благодать, мать христова — просто мать, а ангелов никто не просил кого-либо защищать. Они отвергали все предметы религиозного поклонения. Старый завет — нелепое произведение людей или демонов. Христу приписывали небесное тело, а распятие на кресте было призрачным. Павликиане не искали мучительной смерти, но сто пятьдесят лет они были преследуемы.

Цвингли, Кальвин и Ян Гус, по мнению Гиббона, являлись частичными последователями павликианства, став реформаторами, они разрушили до основания величественное здание церкви, начиная с индульгенций и заканчивая святой девой. Подражание идолопоклонству было заменено культом молитв к Богу. Реформация позволила ханже мыслить без влияния авторитетов, а рабу — говорить о том, что он думает. Папа и соборы перестали быть последними истолкователями веры, теперь каждый мог это делать как ему угодно.

Весьма коротко стоит поведать о болгарах, венграх, русских, норманнах и турках.

Все они были соседями Византии и периодически тревожили спокойствие восточной империи. Впервые болгары были упомянуты во времена Теодориха, готского вождя, что одним из первых пошёл на Рим войной. После этого упоминание о болгарах исчезло, появившись много позже. Гиббон склонен считать, что имя болгар взяли другие племена, обосновавшиеся в тех же местах, где до них жили первоначальные болгары. Новые болгары крепко воевали с Византией, пленив как-то одного императора и убив его. Позже болгары приняли религию Византии, стали цивилизованным государством, отправляли детей учиться в Константинополь.

Когда-то прошедший по Европе Аттила, оставил после себя только венгров (они же мадьяры). Греки считали венгров тюрками. Гиббон же скорее склонен относить их к славонцам (протославянам). Венгерский язык однако больше похож на финский. Венгры брали дань с германцев, являясь довольно грозно силой. Чтобы дойти до Константинополя, воевали с болгарами, ставших удачной защитной прослойкой для Византии. То было лихое время. Венгры с одной стороны, арабы с другой, норманны с третьей — тяжёлое время для политического спокойствия в регионе.

О русских Гиббон ничего конкретного не рассказывает. Про русских знал ещё Карл Великий, только под русскими он подразумевал соотечественников шведов и норманнов. На земли Руси когда-то пришёл один варяг и основал царский род, просуществовавший семьсот лет. Русские делились на северных оседлых и южных кочевых. Было две столицы — Новгород и Киев. Русские ходили воевать с Византией. Более ничего Гиббон не поясняет. Однако, всё-таки в его словах есть толк. Гиббон говорит о том, что природу варваров нельзя переделать с помощью уговоров, это может сделать только религия. Поэтому, навязывая христианство болгарам, венграм и русским, Византия обеспечивала себе, как минимум, надёжный тыл.

Русским уделено мало места, чуть больше Гиббон рассказывает о норманнах. Но его повествование касается выборочных мест из истории и не вносит никакой ясности в дело о самих норманнах. Только вот сицилийское, да неаполитанское королевство, а север Франции и набеги в V веке будто не происходили.

А вот турки — это провокаторы Крестовых походов. Захваченный ими Иерусалим, спустя тридцать лет, вызвал возмущение у некоего Петра Пустынника. Притеснение христианских паломников возмутило общественность. С тех пор в Европе ничего интересного не происходило и историки присвоили этому времени название Тёмных веков. Вся европейская политика перенеслась под стены Иерусалима, куда в отважных порывах каждый раз отправлялось очень много людей. Шли воевать сотнями тысяч. Шли военные и шли мирные. Иные не знали ничего о Иерусалиме, такие в конечном счёте потеряли разум и захватили Константинополь, толком не разобравшись, куда их высадили.

Первые крестовые походы шли по суше через земли болгаров и венгров, вызывая возмущение местных жителей, нескончаемым потоком. И если Алексей Комнин ещё мог получить выгоду для Византии, то последующие походы всё больше использовались в интересах римских Пап, а позже французских королей, кому существование Византии было более противным, нежели мусульманство. Был в те времена налог для тех, кто не желал идти в поход — приходилась отдавать часть доходов церкви. Седьмой поход стал последним — Византия была разграблена. Хороший плацдарм для противника веры.

Религия внесла свой вклад в развитие человечества, позволив ему встать на новую ступень эволюции. Что делать с религией дальше — слишком больной вопрос. Человечество не готово его решить. Когда-то христианство, в пылу борьбы, разделилось на две основные ветви. Позже религиозные споры между греками и латинами привели к новому разрыву между церквями. Споры касались не столько сути самой религии, сколько касались, на первый взгляд, незначительных различий в правилах выполнения обрядов и образа жизни. Брак священников, добавление дрожжей в хлеб, воздержание от употребления в пищу убитых животных, время проведения поста и сам рацион, как креститься, бриться и т.д.

Греки и иудеи выпестовали христианство. Арабы и иудеи в ходе раздоров породили мусульманство. Но Византию погубило только христианство, как и Рим до неё. Но не будем говорить об этом однозначно. Ведь известна теории пассионарности Гумилёва — она всё объясняет.

Автор: Константин Трунин

» Read more