trounin.ru

Цикл «Ругон-Маккары» | Книга №2

Писатель всегда прав — это аксиома. Ему подвластны слова, влияющие на других людей. Под его пером может быть создана империя честности, либо государство позора. Всё зависит от влияющих на писателя факторов. Если он задумает показать естественную сторону человеческой сущности, то обязательно будет стоять перед выбором — взять за основу обездоленных или отдать предпочтение предприимчивым людям — от этого зависит многое. Эмиль Золя решил для себя однозначно: ему требовалось показать чувство пожирающей жадности. С точки зрения происходящих в «Добыче» событий — всё очень обыденно и укладывается в понимание типичных процессов. Золя не отдалялся от основной темы, концентрируя внимание на всем доступной возможности разбогатеть. Другие писатели могли себя позиционировать защитниками социально незащищённых слоёв населения, взбудораживая отрицательные эмоции. «Добыча» стоит над всем этим, защищая господствующий класс.

У Пьера Ругона было пятеро детей. Третьему из них, сыну Аристиду, суждено стать центральной фигурой «Добычи». Он впитал в себя основные черты отца, являясь таким же предприимчивым человеком. Обманывать родню ему не довелось, но совершить это в отношении парижан — вполне. Нет ничего лучше лёгкой наживы, и совершенно неважно, каким образом её достичь. Когда-то Ругон, теперь он Саккар, что очень похоже на Маккар (фамилию любовника его бабки). Ущербный в плане политических воззрений, Аристид умеет извлекать прибыль из воздуха. От этого страдают безвинные люди, которые и должны страдать, опираясь на убеждения Золя. В руках Эмиля Аристид постепенно превращается в финансового воротилу, обладателя большого количества денег и прожигателя жизни. Разбираясь по существу, путь Аристида может иметь своё место в истории Франции времён правления Наполеона III, показывая объективно общий дух предпринимательской жилки в людях, в чьих руках оказываются громадные денежные потоки.

Золя не останавливается на одной теме. Герои «Добычи» живут жизнью богатых людей, ни о чём не задумываясь. Горе богатых дано познать только богатым. От великосветской скуки они совершают много глупых поступков, подрывая общечеловеческие ценности. Лёгкие отношения становятся источником тяжёлых ситуаций. Греховное падение — лучшая тема для пустых разговоров. Когда жена не видит мужа неделями, то может ему изменить с пасынком, порождая ворох слухов. Золя мог быть объективным, но предпочёл излагать происходящие события сухим слогом, подавляя частым сумбурным описанием лишних сюжетов. Женоподобный сын Аристида — отражение отсутствия твёрдой руки при воспитании ребёнка. Предыстория жены — лишние строчки на широкой улице снесённых домов в угоду строительства новых жилых кварталов.

В своём повествовании Золя и раньше уходил в дебри поиска нужных слов для описываемых им событий. Он погружался в себя, наполняя текст путаными фразами. Под давлением натурализма у читателя от творческих изысканий Эмиля должны были формироваться красочные образы эпохи Наполеона III; но, поскольку Золя некоторые сцены наполнял взглядом героев изнутри, дело доходило до подобия потока сознания. Очень трудно примерить на себя чужие мысли, даже если ты являешься создателем оригинальных персонажей. Ничего из пустоты не появляется, поэтому каждый писатель находит нужное для творчества в окружающем мире. Золя не мог быть исключением — кто-то один или несколько людей должны были стать прототипами действующих лиц. Аристид Саккар не такой уж оригинальный человек, чтобы приписывать его создание одному Золя.

Почему после темы революции Золя взялся за финансовые махинации? Видимо, есть в этом важная составляющая смены правящих режимов. Порывами одних пользуются другие, а Золя просто фиксирует это на бумаге.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Цикл «Ругон-Маккары» | Книга №1

Тёмное мрачное время, наполненное депрессивными нотками с налётом вековечной печали за человеческий род — таким предстаёт Эмиль Золя перед читателем. Натурализм автора воспринимается удручающе, поскольку живой и великолепно поставленный язык повествования ведёт по закоулкам людских душ. Там, где глыбой встаёт фигура Виктора Гюго, создавшего свою собственную реальность, Золя выглядит таким же впечатляющим гигантом. Если смотреть на «Карьеру Ругонов» под углом современного понимания, то легко понять, что достаточно одного шага в сторону, чтобы получилось подобие магического реализма Габриэля Маркеса. Талант колумбийского писателя легко может быть оспорен, если с ним рядом поставить Эмиля Золя, создававшего сюжеты без фантастических элементов, но в той же безысходной атмосфере, в которой отражена боль за обыденную реальность, вдохновляющую авторов на глубокую философию. Реализм возможен, но отчего-то он постоянно прячется за высокими стенами, попасть за которые невозможно; остаётся смотреть с высоты собственного роста, пытаясь заглянуть в сокрытые недра, перебирая страницу за страницей, пока революция героев не станет твоей собственной. Вчера ты был никем, а уже сейчас вершишь судьбы тысяч людей. Протяните руку к Золя: никогда не пожалеете.

Волнение в обществе — знаковая тема, позволяющая рассказать о своих чувствах. Франции в XIX веке хватило событий, отчего многие поколения пожинали плоды политической нестабильности. Империи рушились, потом приходил крах Республик, снова возводились Империи: так было долгие годы, полные безысходности, заставившие людей жить без надежды на стабильность. Читателю может показаться, что в такой обстановке просто невозможно найти тихий уголок, где человек будет человеком, лишённым представлений о творящихся вокруг переменах. Золя даёт такой городок, до сих пор окружённый стенами и имеющий только один вход, через который гости запускаются внутрь только после тщательного досмотра. И не городок это, а скорее большая деревня; там каждый знает каждого. Слухами полнятся дома. Среди всего этого читатель начинает знакомство с единственной наследницей богатого поместья Фуков. Угасающий род получил новую кровь в виде батрака Ругона, а потом и пьяницы Маккара. И пока читатель трепетно следит за поступками героев книги, вырастают дети, рождаются внуки, происходят критические политические события. В один момент становится ясно — отныне не так просто следить за всеми героями, настолько Золя раскинул ветви одного рода, да дал каждому столько пороков, что возникает головокружение. Вокруг всего разворачивается революция, становясь частью людей, разделяя семьи на враждебные лагеря и неся одним радость, а другим горе.

Золя не всегда балует читателя ладным слогом, устраивая себе отдых. Если читателю удастся преодолеть сумбурное начало книги, наполненное символами и образами, будто цыгане поют марсельезу, вышагивая маршем, то он будет вознаграждён погружением в историю небольшой семьи, для которой любовные переживания не являются определяющими, как и взаимоотношения. Внимание читателя захватывают общественные события, которые становятся более важными, нежели разборки родственников. Конечно, судьбы людей постоянно переплетаются, позволяя за кого-то переживать, а иному желать скорейшей и мучительной смерти, настолько он противно себя ведёт. Золя показывает всё довольно реалистично, не позволяя себе наполнять книгу лишними красками. Изначальная мрачная атмосфера сопровождает «Карьеру Ругонов» до самого конца. Не может сын предприимчивого батрака стать рохлей, а отпрыск деградировавшего человека обрести благородные черты. Везде бывают исключения, и они обязательно должны случиться. Всему уделит Золя внимание, но именно негативные черты он будет ставить во главу всего, предпочитая из них исходить при построении повествования.

Малый объём книги раздут чрезмерным вниманием к революции, особенно к её молодым участникам и их взаимной любви. Сущая мелочь в истории семьи, но Золя делает на ней чрезмерный акцент: для него является трагедией, если девственная душа не смогла познать любовь. Стремление к единству с другим человеком — важная составляющая отношений молодых людей, не испытавших на себе горечь разрушения идеалов. Для них всё прекрасно, даже война и желание заявить миру о своём мнении. Эта многостраничная история становится отдушиной для Золя, поскольку является единственным светлым пятном в почерневшей от скорби истории рода. Развитие отношений может напомнить «Двенадцать башен» Ли Юя, лишённые налёта сказочности. При этом реализма в книге не прибавляется — всё по прежнему пребывает в тумане, а может и в думе от пожара в сердцах трёх тысяч людей, восставших против порядка, либо от пара, когда сорок храбрецов заткнули жерло вулкана страстей, обеспечив себе краткие моменты сладостного долгожданного покоя.

На широко раскинувшейся повествовательной линии непривычно встречать жирные точки важных событий, облаготельствованных вниманием Золя. Гораздо проще воспринимается ускоренный вариант повествования, развивающийся стремительными шагами вперёд. Очень быстро кажутся далёкими чужие судьбы, когда перед читателем возникают совсем другие персонажи, также обречённые вскорости отойти в прошлое. В перемене отдельных жизней строится сюжет, но иногда герои возвращаются, давая читателю новую порцию эмоций. Практически невозможно пересилить себя и не проявить симпатии даже к самым отчаянным злодеям, однако всё смотрится настолько органично, что нельзя кого-то лишить возможности быть участником повествования.

Они были никем, желая иметь только кусок хлеба и стакан воды для продления своих дней, а Золя дал им шанс оседлать лошадей и взбудоражить общественность, исподволь построив карьеру Ругонов в том ключе, который был для этого необходим. Франция окрасилась в тёмные тона, и Золя этому помог. Книга наполнена импрессией — довольно мрачной и до жути притягательной.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Маргарет Этвуд можно сравнить с Вирджинией Вулф наших дней. И если Вирджиния была в тренде — настоящей находкой для издателей, то к какой волне стоит отнести Этвуд, чей поток сознания модернизировал понимание «женской литературы», смешав в разных пропорциях внутри себя реальность и фантазию? Классические писатели предпочитали следовать строгой линии повествования, концентрируясь на психологической составляющей — этого сильно не хватает насыщенной сюжетными линиями современной литературе, построенной по принципу многостраничного общения персонажей друг с другом на самые различные темы, где постоянно происходит какое-то движение вокруг разных обстоятельств, а то и в виде хаотичных прыжков, где легко запутаться. Этвуд, безусловно, писатель наших дней, а у издателей сейчас основное желание — это выпуск шокирующих публику книг. «Слепой убийца» — это брань на страницах, грязь в мыслях героев и фантастическая составляющая. Иного нет.

Породить альтернативу легко. Труднее её представить в выгодном свете. Альтернатива может сильно увлечь читателей, но ещё больше оттолкнёт. В альтернативе часто предлагается нестандартный подход не только к изложению, но и мыслительный процесс героев книги далёк от привычного. На всём этом Этвуд строит сюжет, наполняя «Слепого убийцу» переживаниями старой женщины, сказками о маленьких тихих преступниках и проблемами одной доведённой до крайности семьи. Везде присутствует элемент таинственности, а загадка вытекает из загадки, которые читатель либо будет решать, либо вновь и вновь — отрывать глаза от чтения, чтобы в n-раз высказать потолку о своих накипевших эмоциях. Как говорит сама Этвуд: «Собачьи какашки оттаивают», поясняя подобными вкраплениями в текст всю суть происходящих событий, что подобно означенному продукту жизнедеятельности организма становятся всё более видимыми читателю. Если с первых страниц трудно уловить взаимосвязь нескольких сюжетных историй, то чем дальше, тем оттаявшее более доступно анализированию и установлению степени поражения, но вместе с этим появляются и все сопутствующие характеристики, позволяющие задействовать обоняние, а кто-то даже сможет распробовать на вкус, если появится такое желание.

Брань на страницах книги может вызвать шок, а может и не вызвать — это зависит от подготовленности читателя к необходимости современных писателей прибегать к отображению вульгарного поведения людей. Только Этвуд использует данный приём не ради выражения эмоций героев книги, а скорее просто так, исходя на брань от своего собственного лица. Это так похоже на добрую часть современной американской литературы, что наличие таких элементов обязано быть, дабы потешить чувство запретного, когда вокруг только и говорят о необходимом соблюдении нравственности. От брани и вульгарности критики тоже обычно пребывают в восторге, вознося такие книги на вершину творческой мысли, находя в этом личное удовлетворение, а может и привычно выступая против массового пристрастия рядовых читателей к более попсовым произведениям литературы, где наличие нравственно низких моментов просто недопустимо.

«Слепой убийца» содержит многое из того, что может быть присуще людям, поскольку Этвуд взялась отобразить целую жизнь человека, прошедшего едва ли не через всё. Что и говорить, если от менархе неподготовленные девочки бьются в истерике и кричат о приближающейся смерти, а публика жаждет мистического тайного начала, способного отрыть скрытое от глаз среднего обывателя, когда дошедший до предела писатель сводит счёты с жизнью, наказывая окружение за накопленные обиды, оставляя после себя ворох разнообразных эмоций, среди которых самое важное значение отдаётся возникающему чувству безвозвратной утраты. Этвуд использует в своём подходе к написанию книги практически всё, что помогает наполнять страницы текстом, чтобы мыльная мелодрама показалась чем-то несущественным, если её сравнивать со «Слепым убийцей» — далёкой от понимания книгой, содержащей в себе чрезмерное количество различных происшествий, суть которых не несёт ничего, кроме развлекательного элемента.

Сводить воедино распустившиеся нитки трудно, и далеко не факт, что это могут сделать дети. Не сможет это сделать и «Слепой убийца», написанный престижной премии для, чтобы было трудно сказать что-то по существу, да легко сделать вид умного человека, который всё понял, да ещё и оценил по достоинству книгу, которую другие понять не смогли.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Мастер игры: так называется эта книга в оригинале. Шелдон уже успел набить себе руку, создавая разных персонажей, наполняя книги красивым сюжетом. За два года до этого им написан шедевральный «Гнев ангелов», где отталкиваться следует не только от слова шедевр, но и, безусловно, от врального тоже. Хочется верить, и веришь. На крыльях успеха Сидни берётся за новую книгу, планируя создать семейную сагу длиною в сто лет, где события начинаются со времён одной из алмазных лихорадок в ЮАР, а заканчиваются уже в современные дни. Слишком многое поместил Шелдон под одну обложку, да облёк всё в приторно-гладкое повествование, завесив читателю глаза. После «Интриганки» не следует искать в работах Сидни хоть какой-то смысл: он утрачивается окончательно, ставя на поток создание историй ради историй, не задумываясь над логичностью происходящих событий. Безусловно, читаешь с интересом, но вновь и вновь налетаешь на глухую стену, не имея возможности её обойти, смиряясь с происходящим.

Всё начинается просто замечательно, даже волшебно. Юный шотландец МакГрегор оставляет семью на родине, отдавшись воле судьбы, уезжает с пустыми карманами в поисках надежды на быструю возможность обогатиться. И всё будет идти прекрасно, покуда Шелдон не огорошит читателя безумным планом мести, рисуя неправдоподобные картины намибийской пустыни, наращивая всё в виде снежного кома, что в условиях жаркого климата становится подобием самума, забивая читателю не только глаза, уши и рот, но и основательно засоряет мозги песком. И песка-то просто невообразимое количество. Проблема в том, что песок на вкус сладкий и быстро тает во рту, доставляя удовольствие. Способность соображать постоянно отключается, взрываясь ураганом негативных эмоций, когда в краткие периоды отдыха от книги приходит осознание нелепости сюжетных ходов.

И, ладно бы, можно понять желание людей иметь больше, нежели есть. Но показывать в начале книги жадного человека, имеющего много больше, чем кто-то может ему противопоставить. Так Шелдон даёт ход совершенно невразумительным способностям, отчего один из хитрейших людей падает перед глупыми обстоятельствами. Впрочем, Шелдон видимо не зря описывал различные эпизоды, выводя изначально бурное сочетание из потомков семьи отчаянных людей, сошедшихся с жадными до всего. Спустя поколение в семье родится человек, обладающий всеми нужными качествами, чтобы встать во главе крупной компании, имея неограниченный запас финансов, поставляя оружие для нужд воюющих армий. Эпизод создаётся за эпизодом, а одна история сменяется следующей, чтобы в конце концов свести всё к трагическому финалу. Деньги не могут принести счастья — это все отлично понимают, стараясь отойти от бизнеса в тень, но железная рука дочери шотландца будет на своё усмотрение строить игру.

Практически никто из действующих лиц не оборачивается назад и не пытается анализировать прожитые годы. Для этого у них нет времени. Шелдон, конечно, не обо всём рассказывает, создавая лишь особо важные моменты жизни героев книги. Кроме участия в лихорадке на африканском континенте, читатель побывает в Париже, знакомясь с творческими муками одного из наследников богатого дома; побывает и за спиной героини-нимфоманки, прожигающей жизнь на манер скандальной звезды. Во всём можно найти прекрасное, но оно у Шелдона почему-то не задерживалось, постоянно превращаясь в фарс. Окончательную точку поставит история с близнецами, где отрицательной половине Сидни уделяет всё время, оставляя читателя недоумевать над жизнью положительной половины, поставленной в пассивное созерцательное положение. Утверждение, что близнецов невозможно отличить разбивается о стену непонимания со стороны читателя, который недоумевает, как развратная девушка может иметь полное сходство со скромной и забитой. Неужели причёски одинаковые, макияж и одежда… не голые же все были.

Ладно сшито, плотно подогнано, сделано качественно, нравится носить… ещё бы наряд не эпатировал публику.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Человек, знающий всего один язык, является не самым лучшим читателем, способным оценить только перевод на родной язык, не имея возможности постараться вникнуть в текст на языке оригинала. Большое количество переводчиков стремится сделать свой труд максимально понятным для читателя, редко стараясь отразить самобытность изначального текста. В этом плане чтение книг на родном языке — это своего рода работа над собой, когда в поле зрения попадает работа писателя не только над повествованием, но и над формой. К сожалению, иные попытки могут завести старания найти свой уникальный стиль дальше нужного, вызывая у читателя только чувство дискомфорта. Чингиз Гусейнов пишет «Семейные тайны» таким образом, что не понимаешь всевозможные дикие знаки пунктуации, включая вопросы и восклицания — это обработанный редактором текст, отправленный автору для исправления найденных замечаний… или как это ещё можно назвать иначе? Если писатель где-то написал двусмысленную вещь, отметив её вопросом в скобках, то ладно это встретить в тексте несколько раз, но это происходит гораздо чаще.

Собственно, какое наполнение «Семейных тайн» предстаёт перед читателем? В вольной трактовке книгу можно разместить между потоком сознания и магическим реализмом, поскольку используется множество сходных техник работы над текстом. Перед читателем разворачивает жизненное полотно нескольких поколений людей, среди которых ходят сказания о храбром деде, стоявшем горой за красных; часто встречаются упоминания о героическом отце, прошедшем Вторую Мировую войну без ранений, но погибшего глупой смертью в драке с пьяной молодёжью при попытке занять своё место в вагоне; всё происходит в свете шести дочерей незадачливого отца, на последних летах жизни сумевшего наконец-то дать жизнь сыну, совершив разрыв в возрасте между старшим ребёнком и младшим в весьма солидный отрезок. У Гусейнова нет простых героев — если поэт, то всесоюзного значения; если рабочий, то его именем назовут улицы в городах страны; если доктор, то с золотыми руками; и такие если можно продолжать бесконечно.

Сюжет трудно усваивается, не имея чёткой структуры, вваливаясь в глаза рваной канвой, отчего в бессильной злобе на автора приходится буквально продираться через страницы, уже не пытаясь понять мотивы поступков, а следование повествованию превращается в тупое пробегание глазами, останавливая взор только на очередном вопросительном знаке или каком-либо забавном методе пунктуационной особенности строения предложения. Во всём этом находишь для себя удивительные стороны человеческой жизни, более-менее разбираемые в мешанине букв. Да, хотелось бы видеть более развёрнутое отражение условий жизни в Азербайджане, где скорее всего и происходит действие, поскольку автор этого точно читателю не сообщает, но имена и некоторые другие признаки, включая частые оды нефтяным вышкам в море дают именно представление об этой кавказской стране. Для себя можно усвоить только крайнее пристрастие местных жителей к однобуквенным аббревиатурам, так часто упоминаемых Гусейновым. За примерами далеко ходить не надо — достаточно вспомнить самые известные произведения писателя: «Магомед, Мамед, Мамиш» и «Фатальный Фатали». На этом фоне различные Симпозиумы Славных Силачей Сибири и Советского Союза смотрятся вполне органично. Более ничего о быте не встречаешь, кроме, пожалуй, ограниченного количества возможных имён, ставящих каждого родителя перед очередной проблемой в виду кончившегося запаса.

Если судить по состоянию дел на данный момент, то Чингиз Гусейнов более не пользуется спросом в нашей стране, поэтому ярлык известного советского писателя так и остаётся при нём, а книги можно найти только в старых запасах, поскольку особого рвения издателей переиздавать труды азербайджанского писателя пока не заметно.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Более всего в сказании о Кристин, дочери Лавранса, удивляет твёрдая убеждённость переводчика книги, что Кристин обязательно надо называть дочерью Лавранса, иначе недалёкий читатель не сможет правильно интерпретировать название «Кристин Лаврансдоттир», а может это его только отпугнёт. Совершенно напрасно, только и можно сказать. Желание придать повествованию налёт древности путём таких перевёртышей — ничем не помогает. Даже наоборот, сюжет становится слишком тяжёлым для восприятия, где вместо принятого за фамилию отчество у скандинава выродилось в подобную форму перевода. Это не великая напасть, которая только глубже старается открыть жизнь средневековой Норвегии, да хоть как-то дать читателю возможность избавиться от навязчивых сравнений с современной Исландией.

Первая книга касалась взросления главной героини, вторая — семейных тяжб, третья — подводит итог всему повествованию. Не сказать, что Сигрид Унсет решила обойтись по доброму, заставив Кристин переживать за ошибки молодости, когда к ней всё вернулось точно таким же образом, когда подросшие дети стали проявлять собственную волю и противиться любым попыткам родителей хоть как-то на них повлиять. В книге нет выраженного конфликта подрастающего поколения — оно берёт от жизни всё, прибегая всё к тем же методам, которыми пользовались их предки. Кроме детей у Кристин будут проблемы с мужем, что опять же подтверждает истину о глупостях любовной поры, после которой обязательно приходит осознание тщетности всех душевных порывов и уверований в непоколебимости мнения. Всё обязательно выйдет боком — трудно обрести счастье, дожив до смертного одра. Унсет поставит жирную точку в трилогии, наслав на Норвегию эпидемию чумы, которая будет зверствовать, доказывая совсем другие истины, которые повергают в прах всю предыдущую жизнь главной героини. Для чего жила… чтобы увидеть смерть самых дорогих людей?

При вялотекущем развитии событий, Унсет старательно выписывает диалоги, давая читателю всё больше представления о психологии людей того века, который не очень-то отличается от современного. Только лишь при всех проблемах всё сразу сводится к религиозности, а для их разрешения используется грубая мужская сила. Много ошибок сделают люди, чем Унсет будет пользоваться с особым усердием, сводя добрую часть книги на описание последних дней: кто-то глупо будет ранен в пьяной драке, кому-то крестьянское копьё повредит пах, но в итоге от мучений все умирают. Редко какой персонаж третьей книги удостаивается лёгкой смерти, испытывая на себе различный спектр ощущений. Благо Унсет не жалеет слов для выражения заключительных нотаций.

В трилогии очень трудно увидеть отображение средневековья. Может Унсет и не пыталась его как-то показать. Хоть события книги и развиваются в прошлом, когда только отгремела гражданская война, а Швеция воюет с Новгородом, стараясь привлечь на свою сторону норвежских подданных, что всеми силами пытаются сопротивляться уговорам агрессивного соседа. Когда два государства объединены унией, то обязательно в обществе бродит много разговоров о бесполезности такого подхода к решению внутренних проблем, что только усугубляются. Хотелось бы увидеть в этой книге именно расшатанность общества и сомнение в завтрашнем дне после вековой нестабильности, но Унсет показывает сложившийся уклад спокойной жизни, где изредка случаются непоправимые происшествия. И что-то тут не так… до конца нет веры.

Пронеслась перед глазами вся жизнь Кристин Лаврансдоттир, простой девушки из непростой семьи, чья судьба была напрямую связана с влиятельными лицами государства, но жар домашних разочарований стал решающим в решении семейных проблем, нанёсших больше душевных ран, нежели дав радостных моментов. Жизнь прожита… и не осталось сожалений. Пускай всё в итоге разладилось, но Кристин это уже безразлично.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Сигрид Унсет этого не говорит, но сведущий читатель всегда может открыть историю Норвегии и посмотреть, что автор не просто не говорит, а он откровенно недоговаривает. Хорошо, когда перед тобой раскрывается быт далёкого средневековья начала XIV века, где добрые честные мужи борются за власть и терпят непотребства от воинственных хулителей власти. Только, опять же стоит напомнить, что до описываемых в трилогии событий — Норвегия, на протяжении двухсот лет, страдала от гражданской войны, когда сильные вожди многочисленных племён не могли друг с другом договориться, и покуда их законодательно не ограничили в правах, давая правящему дому больше власти, нежели он имел на тот момент. Обо всём этом Унсет умалчивает, а без понимания этого трудно понять происходящие в книге события, напоминающие больше не отстаивание своих интересов, а только агрессию знати против несовершеннолетнего короля, подпавшего под влияние собственного разврата. К тому же, объединение со Швецией и война с Новгородом — всё накладывается друг на друга, но Унсет предлагает смотреть на мир глазами главной героини Кристин.

Знает ли Кристин о политической составляющей жизни? Она должна знать. Ведь является женой влиятельного человека, каждый год рожает ему сыновей и дочерей, а также опосредованно участвует во многих событиях, сильно не удаляясь от своего дома. Её касаются все горести страны, но она просто продолжает жить, о чём Унсет будет долго рассказывать, описывая каждую деталь происходящих событий, включая мельчайшие подробности быта. Тут не просто нет столов, поскольку люди привыкли есть сидя на лавках, а за столы садятся только по великим праздникам, для чего эти массивные столы нужно снимать со стен, поскольку они именно на стены закрепляются. Во всём этом хочется видеть побольше интересных фактов, но кроме столов ничего нет. Вопрос религии Унсет также никак не рассматривается — есть христианство, люди истово верят, сожалея о предках-еретиках, так и не принявших новую веру, чьи тела сожжены и отправлены на небо жарким пламенем огня, если именно так хоронили норвежцев ранее. В начале XIV века похороны ничем не отличаются от нынешних, где соблюдаются все дни, а тело захоранивается в землю — всё по христианскому обряду.

Повествование развивается неспешно, грубо говоря, становится всё нуднее. В потоке проходящей жизни возникают водовороты и тупики, главная героиня тонет в своём быту, а потом ударяется головой об острые углы всё новых проблем, где Унсет старательно бросает её в самые неприятные моменты, которые можно было придумать для Норвегии, только-только начавшей вставать на ноги. Впрочем, при таком подходе к написанию книги, совсем неважно время и место происходящих событий, всё складывается и без этого, только выглядит более основательнее, хотя не несёт каких-либо определяющих проблем общества, как бы не пытались иные люди это утверждать.

Краткое описание сюжета книги может уложиться в три маленьких абзаца, из которых полностью усваиваешь суть происходящего. Во многом, «Хозяйка» даёт удивительную картину неизвестной истории Руси, ведь не каждый знает о войне Новгорода со Швецией, хотя это надо знать. Может виной тому служит тяжесть понимания самого Новгорода, слишком уникального города для истории, чей уклад коренным образом отличался от жизни всей остальной Руси. Кажется, вот только Александр Невский участвовал в ледовом побоище, а уже спустя чуть менее ста лет Новгород сам активно предпринимает усилия для расширения сфер влияния. Но об этом Унсет говорит только вскользь. Для неё важнее показать жизнь простой норвежской девушки, чья прямая обязанность — рожать детей, а об остальном позаботятся мужчины. Только с такой позиции и нужно читать книгу, иначе действительно запутаешься во всех хитросплетениях недосказанности.

А рыбу-то в Норвегии похоже совсем не ели.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Сигрид Унсет повествует о тяжёлой женской доле в обществе суровых жителей скандинавского полуострова. Если на мгновение задуматься и немного оттолкнувшись от книги, взглянуть вокруг, то в сюжете «Венца» не можешь найти ту самую самобытную Норвегию, которую хотелось бы найти. Достаточно изменить имена и названия населённых пунктов, как сюжет смело применим к доброй части готов и даже славян. Везде могла произойти такая история, она могла произойти и сейчас в тех семьях, где отцы всех держат в ежовых рукавицах, подавляя стремления подрастающего поколения, но, вместе с тем, обманываемые каждым членом семьи, хранящих секреты от подобного тирана, чтобы как-нибудь ему об этом рассказать, повергая все устоявшиеся взгляды на жизнь в смятение. Призрачная значимость отца свойственна хорошим семьям — когда легко засыпаешь, не зная обо всём, что творится под твоим боком.

Взросление главной героини мало напоминает безоблачную жизнь. Унсет вносит множество событий, от которых любой характер должен закалиться. Таким он обязан быть и у дочери севера, воспитанной в благонравии и почтительности, вместе с ярой религиозностью. В XIV веке Скандинавия покорилась христианской религии — крест всюду, и он имеет определяющее значение. Нет тут суровых норманнов, скорее пресный крестьянский быт одной отдельно взятой деревни близ Осло. Унсет обязательно обыгрывает проблему новых поколений, когда старое не понимает новое — что современному читателю кажется близким и, одновременно с этим, очень далёким. Какие могут быть различия во взгляде на мир между человеком конца XIII века и человеком начала XIV века? Кажется, что их просто не может быть. Их способен заметить только дотошный историк, предпочитающий не разбор политических и экономических событий, а историк, специализирующийся на мелких бытовых проблемах каждого отдельного поколения в строго заданных веках. Вместе с тем, всё наглядно демонстрирует цикличность, когда, грубо говоря, сын не понимает отца, когда тот не понимает своего отца, не понимающим своего отца, но при этом сына хорошо понимает прадед, осознавая возвращение всего на свои утраченные места. Дети сына найдут общий язык с его дедом. Слом поколений на самом деле призрачен. Всё упирается в пассионариев, приходящих встряхнуть застоявшееся болото незначительных, в широком аспекте, взглядом со стороны, проблем.

Можно ли назвать Кристин — пассионарием? Конечно. Она — человек новой волны, стремящаяся быть не просто податливой дочерью, а чем-то большим, покуда внутри неё кричит её собственное Я, не имеющее желания быть предоставленным воле других людей. Повествование в форме бунта заканчивается далеко не так, как читатель был готов его встретить. Когда все тайны выходят на поверхность, то становятся понятны мотивы и желания Кристин, сталкивающейся с непреодолимыми препятствиями, которые, на самом деле, надуманы взрослыми, что до конца не разобрались в самих себе, трактующие волю, исходя из достигнутого жизненного момента, тогда как сами во времена своей молодости ничем не отличались от подросших собственных детей, сохранивших внутреннее чувство неправильности принимаемых за них решений. В конце концов, родитель желает своим детям счастья, но те всё равно не поймут ничего, пока не будут поставлены перед такой же ситуацией, желая дать уже своим детям больше счастья и уберечь от собственных ошибок. Всё-таки, пассионарий Кристин или нет? Всё зависит от последующих событий, пока трудно сказать определённо.

В «Венце» Норвегия всё равно немного, но показывается. Её крепкие связи со Швецией, родовая знать, традиции, история. Всё переплетено, где одно трудно отделить от другого.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Существует четыре классических великих китайских романа: «Сон в красном тереме», «Троецарствие», «Путешествие на запад» и «Речные заводи». Все они написаны в сходной манере, да так, что возникает твёрдое убеждение, будто их писал один автор. Чёткое разделение на главы, краткое содержание в начале, обязательные стихотворения и, ставшее весьма противным, словосочетание «если хотите узнать, что было дальше, обязательно прочтите следующую главу». Ладно бы книги были небольшого объёма, но тысячу страниц постоянно натыкаться на такое напоминание — по настоящему выводит из себя. «Речным заводям» и «Путешествию на запад» повезло больше — их переводил Рогачев. К его переводу претензий нет. Присутствует нужная художественность, поэтому читаешь с упоением и радостью. Но вот перевод «Троецарствия» и «Сна в красном тереме» выполнил Владимир Панасюк. Спасибо ему за титанический труд. Только он излагал всё крайне сухо, особо не стараясь облекать свой перевод в художественную форму, выдавая продукт для массового читателя. Если с обработанной исторической хроникой «Троецарствие» — это ещё терпимо и даже как-то приятно и к месту, то в семейной саге «Сон в красном тереме» просто невыносимо.

Возможно, вследствие вышеперечисленного, я и не смог оценить книгу по достоинству. Если Мао Цзедун перечитывал роман пять раз, то я один раз еле осилил… и повторять сей подвиг больше не хочется. Может быть, в оригинале прочитаю, однако для этого надо выучить китайский язык, а такой цели я перед собой не ставил. Впрочем, говорят, что оригинал не легче — не каждый китаец сможет его прочитать. Но ежели товарищ Мао хвалил, то не буду удивлён, обнаружив данную книгу в китайской школьной программе.

Структурно «Сон в красном тереме» состоит из двух томов. В первый входит шестьдесят глав, написанных самим Цао Сюэ-цинем в XVIII веке. Второй том содержит ещё сорок глав, но официально в изначальную историю не входит. Оба тома в комплексе называются «Сном в красном тереме», но сам Цао называл свою книгу по другому — «История камня». Общее название выводится из стихотворения в одной из начальных глав, где было красочное описание сна в красном тереме. Насколько это стихотворение влияет на сюжет всей книги — об этом я судить не берусь.

Содержание весьма тяжело для восприятия в плане трудных словесных конструкций. Повествование просто отказывается укладываться в голове в правильном порядке, отдавая вместо себя только избранные части, которые могут вызывать любопытство. Быт китайцев показан превосходно, но всё равно ожидаешь чего-то большего. Все мы знаем, что китайцы по пульсу ставят диагнозы и назначают лечение — это в книге будет детально описано. Читатель не раз проронит слезу, наблюдая за описанием жизни влюблённых, чей удел свести счёты с жизнью, что вступает в явное противоречие с нормами конфуцианской морали. Возможно, «Сон в красном тереме» будет полезен изучающим нравы китайской нации, вступившей в переломный момент изменения устоявшихся традиций. Видимо, за это и полюбил книгу Мао, ведь он ратовал за искоренение проявлений феодализма, так уважаемых Конфуцием. Кому это было нужно — что станет с новой китайской нацией, самой древней и консервативной?

Думаю, одного тома будет вполне достаточно.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Индия. Штат Керала? Чем он нам известен, практически ничем. Доподлинно можно установить следующее: он располагается на юге Индостана, количество женщин преобладает над количеством мужчин, самая большая христианская община располагается как раз в этом штате. Про административную столицу штата город Тируванантапурам мало знают даже любители Индии. Больше известно про второй по численности населения город Кочин, он же Коччи.

Кочин — отсюда европейцы начали осваивать Индию, Сперва тут основал торговую факторию Васко да Гама, спустя 200 лет город перешёл под контроль Голландии, а ещё через 100 лет стал территорией Британии. Местное население говорит на языке Малаялам. Кочин является, по моему скромному мнению, культурной столицей штата. Именно здесь располагается Молливуд, не слишком успешный. Его трудно найти в интернете, фильмы практически недоступны. Большим успехом пользуется соседний штат, снимающий фильмы на тамильском языке — Колливуд. Всё это уступает, конечно, по размаху Болливуду, источнику наших познаний о языке хинди.

В плане культуры Керала ничем собственным похвастаться не может — всё заимствовано от соседей и европейцев. Даже единственный известный нам писатель Арундати Рой родом не из этих мест, но волей судьбы выросшая именно в Керале. Однако в 16 лет она переехала в Дели, даже тут штату уже гордиться нечем. Её политические воззрения левого толка — она социалист. Поэтому в книге «Бог мелочей» так много отсылок к коммунизму.

Почему же книга так популярна? Арундати Рой делится личным, она рассказывает о своём собственном детстве. Ей дали за книгу Букер… и Букер вновь упал в моих глазах. Книга — нечитабельная туфта.

Это тоже может вас заинтересовать:
— Другой вариант критики