trounin.ru

Девяностые годы: ослабленная Россия, внутренняя борьба, преобладание криминальных сюжетов в литературе. Что видят — о том и пишут, как краткая характеристика для авторов-современников тех событий. Случались налёты на инкассаторов и даже доходило дело до террористических актов. Это кажется понятным. Только стоит сменить фокус восприятия, и окажется, что подобная криминогенная обстановка на российскую художественную прозу оказывала непосредственное влияние, а вот в западной литературе, где подобного быть не должно, читатель находит эмоциональную разрядку от аналогичных рассказанных историй, откровенно нафантазированных. Почему бы не рассматривать вариант экспансии русскоязычных литераторов на прилавки книжных магазинов Франции и США? Ведь в их произведениях всё присутствует в требуемых пропорциях.

Игорь Христофоров пишет о теракте, должном произойти, если требования террористов не будут выполнены. В их руках опасное оружие, которое они могут применить и внести сумятицу в жизнь всего населения планеты. Их аппетиты ограничиваются малым, и деньги играют лишь второстепенную роль. Преступник всегда остаётся человеком, какими бы способами он не добивался желаемого. Он всегда действует ради определённой цели, более для него важной, чем осознание права существовать всех остальных. Вот Христофоров и подводит читателя к понимаю этого, медленно разворачивая детективную составляющую произведения. На первых страницах происходит ограбление и побег, а затем всё складывается в единое целое.

Да, тему Христофоров выбрал спорную. Может читатель и поверит в предлагаемые им для террористов методы борьбы. Пусть грядущий теракт и подготовка к нему идут в качестве фона, важнее осознание способностей российских спецслужб, готовых наносить предупреждающие удары и действовать изнутри. Ещё важнее портреты людей, ратующих за спокойствие сограждан. Несколько людей с ответственным подходом будет постоянно находиться перед читателем, включая их слабости: кто-то коллекционирует зажимы для галстуков, а кто-то переживает за оставленного дома кота. Христофоров использует подобные мелочи, позволяя читателю не столько внимать развитию событий, сколько видеть в описываемом близость к реальности.

Когда речь о терроризме, то странно видеть в центре повествования кота, чья шея болит и не даёт ему спокойно ожидать хозяина. Казалось бы, Христофоров пишет не о том, чего хочет видеть читатель. Впрочем, читатель всё равно не знает, чего ему хочется. Поэтому симпатии кот начнёт вызывать непроизвольно, тем более учитывая обстоятельства, имеющие важное значение для сюжета. Христофоров вообще не пишет лишнего — всё в тексте взаимосвязано и последовательно становится понятным, даже если сперва и возникало чувство неприятия.

«Страх» имеет чёткое разделение на две части. В первой ведётся расследование и подготавливается план мероприятий, дабы обезвредить преступников и не позволить осуществиться их замыслам. Вторая часть перенасыщена действием, но градус восприятия значительно снижается, поскольку основное уже произошло и надо следить за развитием предсказуемых событий. И тут Христофоров удивляет, дополняя события курьёзными сценами и приводимыми фактами из разряда познавательных.

Радует, когда писатель верит сам и позволяет верить героям своего произведения. Действующие лица сохраняют позитивный настрой при имеющихся трудностях. Им не платят зарплату — они продолжают работать. Им обещают улучшение условий — они надеются на это. Если произойдёт неприятность — она будет устранена. Потому и держаться люди друг друга, ибо без веры утонут, а так хотя бы плавают на поверхности.

Непоправимое может произойти в любой момент. Очень трудно чужие замыслы заранее распознать. Конечно, Христофоров не везде строит повествование правдоподобным образом. Но люди привыкли верить, что всё легко исправить. В настоящей жизни обезвредить опасность всегда проблематично.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Майкл — ирландский терьер, сообразительный пёс. Ему бы радовать хозяина, а не в цирке выступать. Жизнь так просто не делится счастьем — нужно заслужить на него право. Для этого необходимо пройти ряд испытаний, начиная от морских путешествий и заканчивая осознанием творимых людьми зверств. Многое произойдёт с Майклом, покуда читатель не начнёт сомневаться в логичности описываемых злосчастий собаки. Может оказаться, будто Лондон представил в образе главного героя именно себя: сообразительного, способного и обречённого на страдания, ожидая разрешения, может быть в духе Мартина Идена.

Хотел ли Майкл оказаться за бортом привычной среды? Мог ли он полюбить похитившего его человека? Насколько он готов был терпеть пребывание на уходящих в никуда кораблях? Майкл рано научился справляться с интеллектом и удивлял окружающих умственными способностями. Доставшиеся на его долю страдания пошли ему на пользу, но он обречён остаться неприкаянным. Вера в белых богов никогда его не покинет, а поиски утраченных идеалов всегда будут ему мерещиться в каждом встречном человеке. Читатель заранее может догадаться, куда обязательно занесёт Майкла, если начал знакомство с чтения авторского предисловия. Для главного героя основным испытанием станет цирковая жизнь, сам же Лодон испытывал мучения пострашнее. Обстоятельства прошлых лет породили боль настоящих дней.

Юный читатель ничего подобного не заметит. История Майкла — это приключение, рассказанное увлекательным языком. Есть на страницах весь спектр собачьих чувств, за которые и ценятся четвероногие друзья человека. Не стоит забывать про авторскую привычку подачи материала под видом пропаганды собственных взглядов. Если читатель забыл, то среди них не только радение за право людей на достойную жизнь, но и упор на разделение мира на белых и чёрных, то есть у Лондона породистая собака ощущает моральное и умственное превосходство над неграми — именно так она понимает действительность.

Майкл показан лучшим представителем ирландских терьеров. К двум годам он полностью сформировался и обрёл требуемые навыки. Согласно сюжету, он переменил предпочтения и определился с новым личным богом, забыв прежнюю жизнь, поскольку этого захотел Джек Лондон. Отныне читатель начинает следить за ним, словно за ожившей картинкой на экране. Никаких домыслов, лишь скрупулёзная проработка описываемых сцен. Происходящее, действительно, на протяжении повествования воспринимается подобием сценария, настолько Джек был сосредоточен на деталях. Причём чаще во вред развитию событий. Когда пора ставить точку, Лондон продолжал насыщать сцену событиями, как позже оказывалось, на будущем главного героя никак не сказывавшихся.

Стоит обратить внимание на авторское взывание. Джек Лондон против цирков и насилия над животными. Он специально показал сообразительное животное, способное на многое, стоит его лишь попросить. К сожалению, человеку обыкновенному не дано понимать братьев меньших, отчего он пытается добиться требуемого силой. Лондон прямо призывает не посещать цирковые представления, либо покидать помещение на время представлений дрессировщиков. Желание Джека не осуществилось — цирки продолжают существовать, а значит животные вынуждены находиться в заточении и страдать. В части цирков точно! Но должны ведь быть и такие, где гуманное отношение к животным присутствует.

Так обстоит дело с поверхностным восприятием произведения. Более глубокое рассмотрение опять же заставляет читателя проводить параллели между Майклом и его создателем — Джеком Лондоном. Если задаться целью и заняться анализом, то такое предположение должно подтвердиться. Посему, дорогой читатель, учись хорошо обращаться с животными и вдумываться в то, что читаешь. Не всегда в тексте есть то, о чём сказано, порой присутствует и такое, до чего нужно додумываться.

Автор: Константин Трунин

» Read more

В первые десятилетия XX века написать о публичных домах было вполне возможно, только не приходилось рассчитывать, чтобы кто-нибудь согласился подобное произведение опубликовать. Александр Куприн сделал пробный шаг в 1909 году и впал в хандру от потока последовавшей критики. Его ругали и обвиняли, считая «Яму» попранием норм морали. Это ныне писатели не представляют, как можно рассказывать истории, не поднимая со дна всевозможную грязь, чему читатель радуется и даже защищает якобы ратующего за правду автора. Современники Куприна такой подход к изложению действительности встретили негативно, вследствие чего Александру пришлось до 1914 года отложить работу над произведением. Побудить продолжать писать его могло многое, в том числе и написанная в 1912 году пьеса «Пигмалион» Бернарда Шоу, рассказывающая о преображении пропащих элементов общества.

Куприн действительно живописно отразил реалии своих дней. Публичные дома во все времена сохраняли сходные черты. Одни из них предназначались для располагающих деньгами клиентов, значит и трудящиеся там женщины вели достойный их образ жизни. Другие публичные дома ориентировались на клиентуру победнее, а то и вовсе на любого, кто располагает лишними средствами. Куприн пишет о последних. Оттого-то и может впадать в гнев читатель, наблюдая нелицеприятные сцены, в которых задействованы пропащие девушки. И пропащие по причине объективной — вне публичного дома они себя не мыслят, как не мыслит их в ином качестве общество в целом.

Именно понимание безысходности губит первую часть «Ямы», встретившую холодное восприятие её читавших. Девушки работают на износ, но продолжают тонуть в долгах, покуда не заразятся постыдным заболеванием, вследствие чего им придётся искать другие средства пропитания, что практически неосуществимо, либо закончат жизнь самоубийством, единственным верным для них способом прекращения мук. Как в такое мог поверить современник Куприна? Может всё так и было на самом деле в то время, однако русскоязычный читатель не привык видеть столь голый натурализм.

Возникла необходимость в поисках разрешения ситуации. Могла ли работница публичного дома выйти из него и заново начать жизнь? Конечно. Для этого ей требовалось найти человека, способного обеспечить её финансово и разобраться с ворохом проблем. И была бы беда в негативной оценке людей, знающих о прошлом таких девушек. Проблема проистекала из необходимости уладить ряд моментов, требующих денежных, временных и моральных затрат. Проще махнуть рукой и забыть о принципах, нежели тянуть красну-девицу за хвост из подземелья. Куприн и тут показал трудности адаптации, пусть и представив читателю происходящее в лучшем виде.

Не просто так вспоминается «Пигмалион» Бернарда Шоу. Есть много сходных черт. Куприн аналогично ведёт к свету одну из героинь, нравственно её наставляя и выгораживая всеми возможными способами. Ей предстоит выбраться из ямы, если она сама того захочет. Реальность в любом случае начнёт возводить преграды на пути и финал зависит от ряда обстоятельств, в том числе и от самой девушки. Куприн будет возвышать, найдёт способы разрешения ситуации, но против мнения общества пойти ему оказалось трудно. Поэтому читатель постоянно будет возвращаться в исходную точку, начиная знакомиться с проработкой следующей проблемы.

Всё течёт и изменяется — не стоять вечно и публичным домам. Они пользуются спросом, потом их забывают, пока не возникнет нужда в услугах особого рода снова. Кто трудился, тот пришёл на смену, чтобы его сменили другие. Кратковременные эмоции вспыхивают и гаснут. Герои Куприна живут, после умрут. Что-то существенно изменилось с тех пор? Нет. Куприн показал обыденность, дал шанс героям вырваться и объяснил, почему улучшения не произойдёт. Не повлияют на это ни войны, ни революции, ни морализаторство, ибо человек — животное, а животное в первую очередь удовлетворяет потребности организма: есть, пить, спать и продолжать род.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Зачем серчать на современных авторов? Их творчество трудно оценить уже в силу того, что его нельзя трактовать в срезе происходящих в обществе изменений. От этого и случаются все недовольства. Читатель должен понимать хлипкость литературных рамок, должных в будущем рухнуть. Только время оставит в воспоминаниях труды достойных или счастливчиков, чьи произведения переживут века. Наглядный пример — культура Древнего мира, дошедшая до нас по обрывочным свидетельствам, при этом многое было навсегда утрачено, а что-то заново открыто позже. Именно таким образом произошло знакомство с поэтами III века до н.э. Менандром и Геродом — их работы частично сохранились, многое в них до сих не восстановлено, но имена этих людей теперь известны потомкам.

Менандр не писал о богах и героях, как то видно из произведений прежних поколений драматургов. Его интерес касался бытовых проблем, знакомых каждому читателю. Получается, минули тысячелетия и ничего в жизни не изменилось. Каким были подвержены люди чувствам, тем предаются и поныне. При этом Менандр не говорит в духе патетики и не возвышает расхожих суждений о днях ему современных, на всякий лад ныне трактуемых в положительных и отрицательных оттенках. Всё в рамках приличия, поэтому читателю будет трудно судить о жизни древних греков, так мало отличных от нас.

Построение произведений Менандра не претерпело серьёзных изменений. На сцене присутствуют актёры, хор, изредка выходят для произнесения речей боги. Но ни хор, ни боги отчётливо в дошедших текстах не проявляются. Они присутствуют, возможно обладают словами и должны были служить связующим звеном между актёрами и зрителями, разъясняя моменты для лучшего усвоения разворачивающегося действия. Вместо этого читатель теперь внимает диалогам действующих лиц и домыслам переводчика, додумывающего за автора эпизоды, так и не восстановленные.

Более-менее сохранились следующие произведения Менандра: Брюзга, Третейский суд, Отрезанная коса, Самиянка. Составить мнение о творчестве автора теперь стало возможным. Впрочем, представляют ли ценность труды Менандра? Как чудом уцелевшие свидетельства прошлого — да. С точки зрения читателя — сомнения.

Немного иначе воспринимается культура Древней Греции, благодаря сохранившимся трудам Герода. Если Менандра изучают на протяжении нескольких веков, то мимиамбы Герода — чуть более ста лет. В чём суть мимиамбов? Для их исполнения не требовалось сцены, их мог демонстрировать один актёр, заменяя собой всех прописанных действующих лиц. Данная особенность создаёт трудности при чтении, так как текстовой вариант не может предоставить требуемых эмоций. Грубо говоря, мимиамбы могут иметь сходство с выступлениями, имевшими место до Эсхила, когда на сцене был один актёр и если он с кем и общался, то только с хором. У Герода, разумеется, хор не прописан.

Сценки (читатель предпочтёт называть их именно так) имеют примерные названия, дабы не запутаться. В русском переводе они таковы: Сваха, Сводник, Учитель, Жертвоприношение Асклепию, Ревнивица, Башмачник, Сон. Интересно, занятно — да. Мимиамбы полезны для понимания разносторонности творческих возможностей древних греков, культурно возвышенных и искавших новые способы самовыражения. Однако, познавательность самих мимиамбов сомнительна. Действие происходит: кто-то в нём найдёт важные свидетельства или подвергнет ещё большему скепсису.

Люди творили и будут творить, хорошими или провокационными способами, они создадут множество свидетельств о себе, покуда не случится катаклизм, вроде замены одних идолов другими. Когда-нибудь потом случайно всплывут строки произведений прошлого, их авторов станут хвалить почём зря, покуда не случится следующий катаклизм. И так до бесконечности. Сейчас Менандра и Герода помнят — завтра забудут.

Автор: Константин Трунин

» Read more

В северных краях, суровых крепостью людской, сложились сказания о былом — про отвагу славные саги. Сложились сказания позже, сохранённые скальдами. Спасибо скальдам, столько сохранили. Есть чем заняться предкам, занятиями примитивными. Обидятся за это мужи науки, мерятся начнут знаниями. Они нашли и сохранили, заслуги в том нет скальдов. Песни, правда, целиком не дошли, простор для предположений открылся. Без разбору набрано саг. Бой и рокот набата слышен. Одни составители взяли за основу одно, другие другое взяли за основу. Одни, переиначив, пробелы восполнили, другие пробелы иначе восполнили. Труд кажется восстановленным, теперь кажется важным его содержание: боги Исландии и герои Скандинавии, битва на небесах и горечь смертных.

Разделили мужи «Старшую Эдду» на три части, решив сохранить в таком виде. Сперва о пантеоне, о Сигурде позже саг набрав и солянку песен разных на закуску. Разнится стиль, стиль разен, слог разнится. Единожды собрав сказания (источники сказаний разные, понятно), преданий в любом количестве добавь, потомки думать о качестве не станут. Памятник культуры скандинавов так возник, представив прошлое в примерных вариантах. Пусть греки их не судят по себе, преданиями преданные греки.

Живут боги в божьем мире, жилище с боем отбивая. Они сильны и пользуются силой, вопросами смущают смертных. Частенько саги полнятся речами, где боги свой показывают нрав. Лишь мудрому дано с богами говорить, мудростью богов на место ставить. Задаст вопрос сын Одина иль Один сам, сам Один иль сын Одина вопрос задаст. Ответ на вопрос сын Одина иль Один сам получит, Один сам иль сын Одина ответ на вопрос в уста вложит. Сказали скальды о мире богов, богам о мире дав самим сказать.

Вершили боги власть свою, великанов божьим гневом устрашая. Знают боги участь свою, заранее известно о битве. Раз победили — раз проиграют. Покуда необозримо далёк последний день, по ту пору необходимо давать отпор. Об этом повествуют саги: про удаль, смелость и непримиримый нрав.

Поют песни скальды о героях, поют песни скальды. Поют об одном, поют о разном. Где герой — герой, там он герой, но где герой — герой, там он не всегда герой. Изначально сказывают скальды про Сигурда одно, иначе сказывают скальды про Сигурда после. Как было на самом деле? Было ли на самом деле? А было ли само дело? Было ли было? Скальды сказывают саги, саги сказываются скальдами дальше, скальды дальше сказывают скальдам сюжет услышанных саг — саги сказаны. Памятник культуры скандинавов так возник, представив прошлое в примерных вариантах. Пусть греки их не судят по себе, преданиями преданные греки.

Старый мир остался в народной молве, о «Старшей Эдде» народ не молчит. Былое в былом, но былое внутри. Порядки древних повержены во прах — порядки древних переживут во прахе тяжёлые дни. Частицы прошлого не покинут людей, люди частично не покинут пошлое. Всегда будет желание сохранить утерянное, утерянное будет желать истлеть навсегда. Скальды наших дней, дней наших скальды, сказывайте саги сами, сами саги не сказываются. Прошлое каждый поймёт на свой лад, каждый прочитает саги исландцев. Каждый не прочитает саги исландцев, не исландцев саги прочитает. Боги должны погибнуть, погибли герои. Сказания только начинаются: судьба толкает народ, народ толкает судьбу, боги оживут, оживут герои, скальды поют новые песни, песни про Рагнарёк.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Эмиль Золя исследует людские характеры. Для этого он взялся рассказать о хлипких представителях человечества, своего рода люмпенах, не имеющих определённых жизненных убеждений. Такие поддаются животной страсти по первому зову плоти и без раздумий идут на попрание норм морали, если того требует их естество. Взращенные в относительной благости, они не могут и не желают самостоятельно становиться на ноги, всегда рассчитывая на чью-то помощь. И когда оную не получают, то их помыслы вырождаются в бунт и наносят окружающим удары разрушительной силы. Им безразлично мнение знакомых людей, как им нет необходимости сохранять к ним привязанность, поэтому именно близким суждено пасть в первую очередь, а потом уже всем остальным. Так зарождается в человеке зверь, ограниченный последующими муками совести. Но и совесть легко преодолеть, когда того потребуют обстоятельства.

С первых страниц Эмиль Золя представляет читателю главных действующих лиц. У них не может быть никаких проблем, так как ничего к тому не располагает. Проблема возникает в силу влияния дурной наследственности, подавляющей уроки нравственного воспитания. Ежели родители вели беспутный образ жизни, то и дети будут склонны вести его же. Случилось следующее, в семействе Ракен появилась Тереза, которую нужно выходить и поставить на ноги. Так и должно быть — заметит гуманный читатель, не подозревая, как добрые поступки негативно сказываются на людях, считающих нужным помогать. Когда зерно, без признаков порчи, при всходе оказывается сорняком, то нужно ли продолжать о нём заботиться? В мире людей — да.

Тереза вырастет. Она получит требуемое и будет счастлива. Покуда не случится ситуация, от которой и исходит Золя, показывая пагубность человеческих сиюминутных желаний. Эмиль умело описывает происходящее, но читатель всё-таки волен видеть в этом долю вымысла. Лёгкость сцен излишне легка — это позволяет Золя представлять события в требуемом ему свете. Зарождение чувств подобно вспышке молнии, покуда гром рокочет несколько лет и не желает утихать. Страсть проглатывает действующих лиц, а разговоры окружающих приближают их к устранению преград.

Не столько имеет значение, отчего люди готовы друг друга убивать, как важно умение общества смирять мысли о преступлениях. В Париже времён Золя правосудие плохо справлялось с подобной задачей. Коли кто кого убил, то найти преступника не получится. Зная сей факт и имея желание свести счёты с неугодным человеком, решение возникает спонтанно и не будет душе покоя, покуда задуманное не свершится. Если всё действительно обстояло так, как говорит Золя, то не стоит серчать на преступные замыслы действующих лиц, чьей судьбой предрешено уничтожать им дарованное. Не умея строить собственную жизнь, они рады свести на нет чужую.

Читатель обязательно задумается о другом. Отчего ряд писателей склонен думать, будто преступники обязательно должны мучиться от переживаний по поводу совершённого? У Золя данное обстоятельство тоже присутствует, правда Эмиль предпочитает показывать его через охлаждение чувств и взаимные упрёки. Никто не желает перечеркнуть былое и начать жить заново, нужно обязательно изводить себя. Может Золя видел в том особый смысл, дабы остановить людей от аналогичных поступков? Либо представленные им действующие лица были излишне морально слабы, их способностей хватило на один раз, после чего дальнейшее существование оказалось отравленным.

Забегая вперёд, читатель понимает, Золя описывает нравы тех персонажей, что позже будут фигурировать под фамилией Маккар. Сам Эмиль этого ещё не знает, но по поведению действующих лиц напрашивается только такой вывод.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Герцен — ангел божий. Он считал себя правым, его считали правым, а власть имущие находили повод сообщить ему обратное. Удивляться ли этому? Человек склонен всегда воспринимать собственное мировоззрение лучше взглядов на жизнь оппонентов. Тем-то и занимаются, например, политики, не умея найти точки соприкосновения. Это отражение человеческого стремления к противоречию, вот и Герцен был подвержен точно такому же. Он, со своей стороны, говорит верные слова, поскольку он не может считать иначе. Ситуация обострилась по возвращении опального Александра в столицу, где ему припомнили первый проступок и преподнесли новый огрех, обвинив в распространении слухов и снова отправив в ссылку.

Как тут быть спокойным! Герцен только начал вживаться в столичную жизнь, наблюдая за кружком Станкевича, где собирались младые реформаторы, привыкшие много рассуждать и мечтать о светлом будущем. Часть имён участников потомки помнят и поныне, благодаря их, на тот момент, спорным взглядам. Например, Белинский обострил внутренние противоречия в среде интеллигентов, расколов их на славянофилов и западников, задев чувства оных талантливой критикой. О Белинском Герцен чаще отзывается тепло, постоянно припоминая его застенчивость и, как бы теперь сказали, социофобию. Сам Герцен сомневался в разумном подходе славянофилов, пытавшихся обосновать ключевую роль славян в самостоятельном становлении и излишне подвергшихся западному влиянию, что теперь возникла необходимость возрождать канувшие традиции.

Герцен разумен в суждениях. Он не занимал чёткой позиции, стараясь держать нейтралитет. Но он чётко высказывается, ссылаясь на задержку в развитии русского народа, когда тот стоит на краю бытия, будто располагается в центре всего, и смеет думать об уникальности, забывая, как формировалась Россия, разрозненная до прихода варягов, реформированная и так и не сумевшая объединиться до прихода монгольских орд. Такая логика в мыслях Герцена твёрдо выдержана и может быть прослежена при помощи подобных же событий. Получается, истина в словах Александра имеется — нужно быть разумным и не стараться закрываться от мирового сообщества.

Тяжёлая обида на Николая мешала Герцену спокойно существовать. Он вынужден мотаться по стране, оставаясь на службе при государе. Странно думать, но при всём этом, Герцен везде видел несоответствие действительности личному миропониманию. Не только в России, а также в заграничных поездках. Ежели российский чиновник набивает карман и редко вспоминает о нуждах народа, не стоит думать, якобы итальянский и французский чиновник вели себя иначе. За то Герцена всюду и не любили, ибо его честность мешала спокойно существовать уже им.

И всё-таки Герцен старался жить, осознавать жизнь и продолжал мыслить. Его взора коснулось многое. Уехав из России, он путешествовал по Швейцарии, Италии и Франции. Герцен боролся за наследство матери, купил дом в Париже, выпускал газету. А также зримо ощущал крах прежних надежд — республиканская форма правления начинала восприниматься утопией, особенно на почве, на которой народы сами приходили к соответствующим выводам. Яркое подтверждение — Вторая французская республика согласилась видеть над собой не президента Наполеона, а Императора французов Наполеона III.

Одна радость грела душу Герцена — Николай умер. Он задумался, возвращаться в Россию или продолжать жить вне её. Его убеждения поверглись в прах, как и личная жизнь — жена безвременно скончалась. С прежними друзьями случился раздрай — они перестали понимать бывшего соратника, как и сам Герцен охладел к их пылким побуждениям, исходившим от желания заявить громко о себе, нежели добиваться осуществления общих помыслов. Даже из Парижа Герцена попросили удалиться, усугубив его думы о настоящем. Впереди «Полярная звезда» и новый этап жизни.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Ранее дважды побывав в Африке, Даррелл в 1950 году отправился в Южную Америку. Выбор пал на Британскую Гвиану по нескольким причинам. Во-первых, на тот момент Гайана ещё не обрела независимость. Во-вторых, местное население без затруднений говорит на английском языке. В-третьих, более на континенте подобных территорий не имелось. Кроме того, Даррелл не мог отказать себе в посещении деревни Эдвенчер, что на английском языке означает Приключение.

О чём же Даррелл мог написать на этот раз? Особо читателя он не обрадовал. Слог повествования сух, события не отличаются разнообразием. Даррелл описывает будни, толком пока не представляя, как фиксировать впечатления и рассказывать о них на бумаге. Он хватается за всё и повествует о занятных случаях, причём делает это от лица знающего дело ловца зверей человека. Его продолжали преследовать однотипные проблемы, поэтому-то и не получалось у Джеральда написать о чём-то ещё, иначе ему пришлось бы повторяться.

Особенности пребывания в Южной Америке наложили отпечаток на поведение Даррелла. Он всегда надеялся на помощь со стороны. Джеральд излишне стал полагаться на магазины, где можно приобрести всё ему требуемое. По сути, Даррелл уподобился туристу, путешествующему с целью раздобыть очередных представителей животного мира, надеясь не прилагать усилий сверх желаемого. В реальности ситуация оказалась не настолько радужной, вследствие чего Джеральду приходилось проявлять смекалку и изобретать новые подходы к ремеслу.

Снова Даррелл отправляется на ловлю сам, а также просит местных жителей добывать для него требуемых ему животных. Разумеется, не обходится без недоразумений, порой со смертельным исходом для пойманных экземпляров. Этот аспект часто встречается в ранних произведениях Даррелла. Надо понимать, гуманное отношение к братьям меньшим в Южной Америке тогда тоже никем всерьёз не рассматривалось. Думается, местные жители, как и в Африке, привыкли отправляться на охоту с целью добыть пропитание, а не для получения за сей труд денег.

Особых подробностей о пребывании в Британской Гвиане Даррелл не сообщает. Читателю известна цель его поездки и соответственно получает тот материал, который Джеральдом подразумевается. На страницах путевых заметок оживают сопровождавшие его товарищи, а встречаемые ими животные показывают себя во всей красе. Есть о чём задуматься, особенно при рассмотрении со стороны человека, изучающего окружающий мир. Думать не думаешь про животных таким образом, каким это получается у Даррелла, как касательно физиологии, так и всего остального, имеющего значение для конкретных видов, чья эволюция на данный момент привела их к определённому состоянию.

В меру спокойно, без переживания критических моментов (отсутствие клеток таковым считать не будем) и угрожающих жизни ситуаций (как оказалось, кайманы, угри и анаконды практически миролюбивые создания) Даррелл встречает до того не виденных им животных, наблюдает за уникальным процессом деторождения у жаб, смеётся над самым потешным существом — древесным дикобразом, озадачивается наведённым дикими свиньями шорохом, наблюдает за стрельбой из лука по рыбам, кормит муравьеда, вспоминает об укусах ленивца и о кровожадном нраве опоссумов.

Ради интереса к живой природе, чтобы оценить её многообразие и лучше понять происходящие в ней процессы, книги Джеральда Даррелла подходят идеально. Конечно, специфика его деятельности вызывает нарекания, но, кто станет отрицать, ныне всё чаще задумываются над сохранением вымирающих видов. Безусловно, деятельность человека сказывается на существовании животных, особенно чья жизнь подстроена под определённые условия. Когда-нибудь потомки ныне живущих обязательно подвергнутся изменениям, посему, как не проявляй старание, сохранить не получится.

Автор: Константин Трунин

» Read more