trounin.ru

Сигрид Унсет этого не говорит, но сведущий читатель всегда может открыть историю Норвегии и посмотреть, что автор не просто не говорит, а он откровенно недоговаривает. Хорошо, когда перед тобой раскрывается быт далёкого средневековья начала XIV века, где добрые честные мужи борются за власть и терпят непотребства от воинственных хулителей власти. Только, опять же стоит напомнить, что до описываемых в трилогии событий — Норвегия, на протяжении двухсот лет, страдала от гражданской войны, когда сильные вожди многочисленных племён не могли друг с другом договориться, и покуда их законодательно не ограничили в правах, давая правящему дому больше власти, нежели он имел на тот момент. Обо всём этом Унсет умалчивает, а без понимания этого трудно понять происходящие в книге события, напоминающие больше не отстаивание своих интересов, а только агрессию знати против несовершеннолетнего короля, подпавшего под влияние собственного разврата. К тому же, объединение со Швецией и война с Новгородом — всё накладывается друг на друга, но Унсет предлагает смотреть на мир глазами главной героини Кристин.

Знает ли Кристин о политической составляющей жизни? Она должна знать. Ведь является женой влиятельного человека, каждый год рожает ему сыновей и дочерей, а также опосредованно участвует во многих событиях, сильно не удаляясь от своего дома. Её касаются все горести страны, но она просто продолжает жить, о чём Унсет будет долго рассказывать, описывая каждую деталь происходящих событий, включая мельчайшие подробности быта. Тут не просто нет столов, поскольку люди привыкли есть сидя на лавках, а за столы садятся только по великим праздникам, для чего эти массивные столы нужно снимать со стен, поскольку они именно на стены закрепляются. Во всём этом хочется видеть побольше интересных фактов, но кроме столов ничего нет. Вопрос религии Унсет также никак не рассматривается — есть христианство, люди истово верят, сожалея о предках-еретиках, так и не принявших новую веру, чьи тела сожжены и отправлены на небо жарким пламенем огня, если именно так хоронили норвежцев ранее. В начале XIV века похороны ничем не отличаются от нынешних, где соблюдаются все дни, а тело захоранивается в землю — всё по христианскому обряду.

Повествование развивается неспешно, грубо говоря, становится всё нуднее. В потоке проходящей жизни возникают водовороты и тупики, главная героиня тонет в своём быту, а потом ударяется головой об острые углы всё новых проблем, где Унсет старательно бросает её в самые неприятные моменты, которые можно было придумать для Норвегии, только-только начавшей вставать на ноги. Впрочем, при таком подходе к написанию книги, совсем неважно время и место происходящих событий, всё складывается и без этого, только выглядит более основательнее, хотя не несёт каких-либо определяющих проблем общества, как бы не пытались иные люди это утверждать.

Краткое описание сюжета книги может уложиться в три маленьких абзаца, из которых полностью усваиваешь суть происходящего. Во многом, «Хозяйка» даёт удивительную картину неизвестной истории Руси, ведь не каждый знает о войне Новгорода со Швецией, хотя это надо знать. Может виной тому служит тяжесть понимания самого Новгорода, слишком уникального города для истории, чей уклад коренным образом отличался от жизни всей остальной Руси. Кажется, вот только Александр Невский участвовал в ледовом побоище, а уже спустя чуть менее ста лет Новгород сам активно предпринимает усилия для расширения сфер влияния. Но об этом Унсет говорит только вскользь. Для неё важнее показать жизнь простой норвежской девушки, чья прямая обязанность — рожать детей, а об остальном позаботятся мужчины. Только с такой позиции и нужно читать книгу, иначе действительно запутаешься во всех хитросплетениях недосказанности.

А рыбу-то в Норвегии похоже совсем не ели.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Разве может читатель пройти мимо книги, которая озаглавлена не иначе, а очень громогласно, где сокрыто пленительное ожидание увидеть под обложкой те самые аспекты, которые могли помочь Алтаю достичь статуса равного калифорнийскому. Но на деле реальность оказывается более суровой, ведь не зря автор пишет под псевдонимом Отпетого, то есть человека, что уже всего лишён и ставший никому ненужным; издаёт книгу в Лейпциге в 1882 году, подальше от своей родины, да в своём повествовании ссылается на события десятилетней давности. Отнюдь, не «Алтай, будущая Калифорния России», а именно «Царствовавшие на Алтае порядки», как гласит вторая часть названия, написанная мелким шрифтом. Давайте разбираться с содержанием книги — оно довольно поучительное и написано на злобу дня.

Годы идут, меняются поколения людей, изменяются границы: кажется — жизнь не стоит на месте. Такое мнение складывается и при чтении первых глав книги, где Отпетый сожалеет об оторванности Алтая от европейской части страны и даже от главной дороги, ведущей на Дальний Восток. Алтай, в понимании Отпетого, довольно большая территория, являющаяся частью Томской губернии, но наделённая большой самостоятельностью в деле внутреннего управления. Что делают местные чиновники? Они исследуют край, разрабатывают новые рудники, заботятся о благе населения, повышают рождаемость, совершенствуют законы — как бы не так. Одна страна поменяла другую, на место которой пришла очередная страна, а коренных изменений в подходе к процессу управления не происходит. Человек был волком по отношению к человеку, он волком и остаётся. В книге ярко прослеживается кумовство, коррупция и казнокрадство — все стараются набить собственный карман, а заворовавшихся родственников отстранить с разваленных объектов, дабы перевести их на новую должность, а доведённый до полной разрухи прежний объект представляется самому себе… и чаще всего его дни становятся сочтены. Годы идут — люди остаются. Алтайский край и ныне на последнем месте по заработной плате и практически возглавляет список регионов с самым высоким уровнем безработицы.

Отпетый не просто обличает печальное положение дел, он предлагает ряд советов для улучшения ситуации. Только, к его словам не прислушались тогда, не прислушаются и сейчас. Наибольшего сочувствия удостаивается основная доходная часть Алтая — рудники, на которых можно добывать очень много разной руды, но Отпетый, с печальным тоном, повествует о варварских методах добычи и отсутствии желания у ответственный лиц разведывать новые места. Изначально пришли на уже известные места добычи, поскольку задолго до русских тут обитал народ, который Отпетым называется Чудью. Они первыми принялись за поверхностную разработку рудников, чем и продолжили пользоваться пришедшие им на смену новые люди. С горным делом на Алтае до сих пор тяжёлое положение, а вот развитое сельское хозяйство уничтожается практически на корню, загоняя Алтай всё в более печальное положение, из которого он опять же не скоро сможет выбраться. Бедная земля на периферии страны век за веком не может обрести счастье, и не обретёт, на что Отпетый открыл глаза.

Что поделать. Алтай, как и вся остальная Сибирь, изначально выполнял для страны одно важное значение — был местом для ссылки людей. Европейская часть страны не спешила налаживать связи с местным населением, получая для себя только золото и серебро с медью, необходимые для выпуска денежной массы. Отпетый, с сожалением, говорит о совсем других инвестициях, которые вкладывают в Алтай далекие народы, вроде шведов, что-то здесь нашедших, да решивших наладить постоянный товарообмен через Обь. Отпетый так и говорит, что пользу извлекают иноземцы, пока своим тут ничего не требуется. И сейчас в новостях мелькают только сводки о визитах представителей тех или иных стран, да с большой помпезностью всё это обставляется. То алтайский сыр скупают для нужд Франции, то вся пшеница уходит на пропитание Скандинавии, а бывает так, что гречка становится весьма важной культурой, но вне Алтая. От людей, заставших советские порядки, также слышишь о пустых прилавках, тогда как весь товар уходил в другие регионы, оставляя местному населению чувство непонятной гордости за качественный продукт. Печально, когда нет ощущения действительной пользы, а лишь наблюдаешь иллюзию успеха.

Отпетый переводит алтайские горы словом «золотые», ссылаясь на тюркские и китайские языки. Он рассказывает об известных путешественниках, посетивших Алтай с целью дальнейшего транзита, и их именами теперь названы улицы. Только насколько это справедливо в отношении людей, заглянувших на эти земли на два-четыре месяца с обозреванием уже известных мест, и без попыток узнать что-то новое. Их посещения были обличены в литературную форму, в которой они только повторяются, не давая стороннему человеку новых сведений. Лично от «золота» у меня всплывает только одна ассоциация с профессией «золотаря», а если всплывает, то оно и должно всплывать, ведь золото должно тонуть, да не тонет, а остаётся на поверхности: пустотелым стал Алтай.

Отпетый в книге рассказывает о климатических особенностях региона (например, в Барнауле среднегодовая температура равняется нулю), о быте и нравах местного населения, сохранивших великорусское и новгородское наречие, да обряд умыкания невесты; а вот навоз для удобрения совсем не используют, отчего по улицам невозможно передвигаться — порой проще становится построить дом в новом месте, куда и перебраться дальше жить. Картофель в восьмидесятых годах XIX века на Алтае сажали редко, считая его, как и табак, «нечистым зельем». Предпочтение отдавалось огурцам, капусте, моркови, редьке, брюкве и репе. Было сильно развито скотоводство: на одного крестьянина приходилось не менее сорока лошадей. Судоходство не развивалось, и до сих пор не развито. Зато по выплавке серебра и золота алтайские заводы уступали лишь Австрии.

Отдельного внимания удостаивается медицина, пребывавшая в крайне плохом состоянии. Диковинную болячку, именуемую сибирской язвой, никто изучать не брался, а местные от неё спасались простым рецептом: накрывали тряпкой поражённое место, обкусывая его по краям зубами или прокалывали и присыпали табаком с нашатырём. Весьма нелестно Отпетый отзывается о ведении лесного хозяйства, одной из необходимейших отраслей для нужд горного дела: постоянные пожары из-за неправильного весеннего и осеннего выжигания травы сочетаются с варварским вырубанием всего и вся, без забот о новых посадках.

Выводом, после прочтения книги, может быть только печаль — с 1882 минуло много времени, но всё осталось на своих местах. И не только на Алтае, а повсеместно.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Если книга способна разрешить какую-либо жизненную проблему и помочь осознать немного иной взгляд на происходящие события, то такую книгу можно смело рекомендовать к прочтению. Книга Карла Леонгарда «Акцентуированные личности» как раз из таких. Не каждому дано под силу понять труд психиатра, только Леонгард не прибегает к заумным терминам, делясь с читателем своей версией психических отклонений, а наоборот рассказывает всё в крайне доступной форме. Безусловно, читая подобную литературу, читатель ищет описание себя, да не просто похожее, а абсолютно идентичное. Трудно такое найти в описании отклонений от нормы, но каждому из нас всегда присуще то или иное явление, что легко разрешается, если прочитать и осознать, а заодно перебороть самого себя.

Что представляют из себя акцентуированные личности? Это небольшие отклонения от нормы или совсем большие — обо всём Леонгард расскажет подробно, приведя для примера истории из собственной практики, где показываются люди нормального типа, с некоторым отклонением и практически безнадёжные, обязательно среди примеров Леонгард располагает истории детей, давая читателю поучительные уроки, из которых ясно следует взаимосвязь влияния окружающей обстановки и методов воспитания, когда из изначально нормального ребёнка может вырасти неблагополучный для общества психопат, не осознающий своей опасности и уже не в силах перебороть свои отрицательные черты.

Большой упор Леонгард делает на три типа личностей: демонстративные, педантичные и возбудимые. Сами по себе такие люди — это нормальное положение дел. Кто-то любит жить на публику, иные с головой уходят в соблюдение нужного им хода вещей, а третьи просто крайне возбудимы, что тоже нормально, но у всего есть свои пределы.

Среди демонстративных личностей Леонгард выделяет истериков, чья вторая натура легко заменяет первую, а осознание мира реального заменяется воображаемым. Такого человека трудно переубедить, поскольку он сам твёрдо верит в свои суждения. Что говорить о мыслях, если он может не чувствовать боли, если себя убедит в достаточной мере. Одним словом, истерики вытесняют из себя одно понятие, заменяя его другим. Они могут убедительно лгать, и даже полиграф не отметит в этом отклонения от правды, ведь в своей лжи они полностью уверены. Отклонение от нормы становится понятным любому читателю. Есть свои плюсы у таких личностей — из них получаются отличные писатели.

В противоположность демонстративным личностям поставлены личности педантичные. Они не могут вытеснить из себя одно другим, находясь в постоянном напряжении и боязни что-то пропустить. Леонгард твёрдо уверен, что такие люди никогда не злоупотребляют алкоголем, поскольку всегда скоординированы. Патологическим отклонением педантичного человека является понятие ананкаста. Такой человек не просто проверяет входную дверь перед уходом, а может оторвать ручку, пока не успокоится окончательно. И так во всём: не забыл ли он пластиковую карту в магазине, отключил ли электрическую плиту дома, правильно ли заполнил документацию на работе и т.д. В ходе всех проверок, перепроверок и дальнейших пере-пере-перепроверок такой человек со стороны больше похож на безумца. В лёгкой степени отклонения с этим можно бороться, а вот в крайних формах — такую зацикленность очень сложно излечить.

Очень хорошо Леонгард описывает возбудимых личностей, делясь опытом многолетних наблюдений. Всегда в очереди у касс появляется человек, веселящий толпу своими агрессивными высказываниями. Говорить без обоснования о таких людях — получается только грубо, поскольку Леонгард лёгких на подъём людей наделил одним отрицательным свойством — они плохо соображают. Снижение скорости мыслительных процессов компенсируется мгновенной агрессивной реакцией. Такому человеку проще ударить, нежели дать ответ. При этом, возбудимый человек не будет расстраиваться или переживать по данному поводу. Обычно такие люди отличаются своими габаритами, что затрудняет общение. Пожалуй, вместо спора и отстаивания своей точки зрения — лучше уступить, такой вывод читатель выносит для себя при внимательном изучении данного типа личности.

Об остальных личностях Леонгард высказывается поверхностно. Такие типы понятны только профессионалу, работающему с ними на протяжении долгих лет. Наибольшую трудность представляют застревающие личности со склонностью к паранойе — такие люди находятся посередине между демонстративными и педантичными личностями, раскачиваясь как на качелях, застревая то в одном положении, то в другом. Застревающие личности просто должны быть, ведь редко существуют люди со 100% попадаем в ту или иную группу. Всегда есть исключения, но исключения чаще являются большинством, поэтому трудно приходится психиатрам и психологам, работающим с людьми, чей жизненный путь надо прослеживать с первых дней на этом свете, только тогда может быть выявлена проблема.

Дополнительно Леонгард разделяет людей на гипертимических и дистимических. т.е. проще говоря на оптимистов и пессимистов. Только оптимисты у Леонгарда — это жизнерадостные люди, которые в жажде принятия жизни с положительной стороны доходят до абсурда. Они не относятся серьёзно к опасностям, легко переступают этические нормы, а про чувство долга никогда не вспоминают. Пессимисты у Леонгарда — серьёзные люди, больше подверженные печалям и в жизни чаще видят отрицательные стороны.

Завершают рассмотрение всевозможных вариаций — типы по темпераменту: аффективно-лабильные разумеется лабильные, они постоянно меняют своё состояние от гипертимического к дистимическому, а по сути это можно просто назвать нормой; аффективно-экзальтированные слишком бурно реагируют на жизнь; тревожные (боязливые) личности отличаются робостью и неуверенностью в себе; эмотивные личности страдают от тонких эмоций, вроде повышенной слезливости, допустим, при просмотре фильмов или чтении книг.

Вторая часть книги посвящена детальному разбору различных персонажей из самых разных произведений. Каждый читатель в книге находит то, что ему интересно в данный момент. Леонгард при чтении старался ко всем применять свой взгляд, отчего разбор превращается в поиск демонстративных, педантичных и прочих личностей, которых, если не сам, то с помощью других, но Леонгард всё-равно находил. Только один тип у него вызвал затруднения, это как раз педантичная личность. Леонгард сокрушается, что таких практически не существует среди главных героев, а уж про ананкастов можно даже не вспоминать (жаль не попал в его руки «Писец Бартлби» Германа Мелвилла). Леонгард объясняет это свойством самих писателей, отражающих в своих произведениях собственное мировосприятие, а педантичных среди писателей, как уже было сказано выше, Леонгард не видит. Стоит отметить хвалу в сторону русской классики, где Леонгард останавливается на Тургеневе, Толстом и Достоевском, причём Достоевский будет особенно восхваляем, ведь как знает каждый читатель — Фёдор Михайлович очень любил наделять своих героев теми или иными отклонениями от нормы, когда добрая половина лиц в его книгах уподоблялась истерикам.

При чтении книг по психологии и психиатрии всегда приходишь к одному выводу — каждый по своему прав. Система Леонгарда тоже применима к жизни, многие в ней действительно смогут найти себя. И как знать, может кто-то поубавит истеричность, кто-то перекроет воздух своему внутреннему ананкасту, а кто-то наконец-то поймёт, отчего от так агрессивен.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Искать на протяжении всей книги бога или дьявола, до конца не осознавая суть славянской мифологии, крепко связанной христианской моралью, можно бесконечно долго. Похоже, Мамлеев никуда не торопится, крайне размазывая развитие сюжета по дуршлагу, где из отверстий на читателя вываливается множество несвязанных в одну цепь событий, будто с чьих-то ушей падают макароны, отлежавшие свой срок, а ныне полные противных склизких червяков, представляющих из себя всю соль и отличный набор специй, к помощи которых прибегали древние люди, так и получается перед читателем картина того самого Другого — вернувшегося с того света человека, отвергнутого высшей сущностью, прошедшего через испытания и несколько кругов ада с повышением переходных уровней до полного самосозерцания, оставив позади всех вышедших душ на предназначенных для них станциях, кроме главного героя книги, предоставленного в одиночестве продолжить жить дальше, покуда за ним будут проявлять уход, а дед на соседней койке станет испускать струи мочи на оперирующих его хирургов, производя во всём хаосе потока мыслей невообразимый переполох, переворачивающий сознание автора, что старался донести до читателя некий тайный смысл, обрекаемый в модные гламурные термины метафизических предположений, сводя суть всего происходящего к банальному сумбуру, никак не претендующему на определение потока сознания, извергая из своего ума всевозможный набор слов, сводя всё в поиски не просто определения личного я в пространстве, а никак не меньше, нежели попытка замахнуться на важность собственной личности, которая, к сожалению, является настолько бесценной, что за неё никто никогда ничего не заплатит.

Серьёзно воспринимать новые веяния в литературе можно. Они всё-таки для того и новые, чтобы люди читали и думали, думали и анализировали, анализировали и как-то всё это обосновывали. Весь процесс изложения книги зарождается в голове автора не из пустого места, а в соответствии с его предрасположенностью к возможности выражать свои мысли и строить внутри своего воображения некие логические цепочки, из которых проистекает некая важная информация, никак не способная удержаться в мозговых извилинах одного отдельно взятого человека. Возникает трещина на готовности понимать, отчего все здравые предположения отправляются в разные стороны. Но ни одна не дойдёт до нужной стадии созревшего осознания, двигаясь зигзагообразно, постоянно ускользая от возможности встречи с тем замыслом, о котором автор всё-таки хотел сказать. Если хотел сказать, разумеется.

Воспринимать «Другого» можно по-разному. Делать выводы из иллюзорного вояжа главного героя на поезде Москва-Новосибирск-Улан-Батор, кем-то по пути перехваченного и направленного в ад, конечно, можно. Но всё сталкивается не с парой розеток на весь поезд, а с принципом метро и объявляемых остановок голосом ведущего состав человека. Не может электропоезд двигаться на такие дальние расстояния, а платформа находиться на одном уровне с восприятием. Осознание избранности приходит не сразу, всё в конечном итоге оказывается последней каплей разумного построения сюжета, сходящего на нет сразу после пробуждения ото сна, что приводит к печальному осознанию не столько избранности, сколько горькой никчёмности. И не дед на соседней койке мочится, а мочится кот главного героя ему же в постель, проведённый ласковым посетителем мимо внимания медицинских работников.

«Другого» воспринимаешь с позиции героев книги, воспринимающих свою сущность в реальности с позиции пересаженной другому человеку почки. Пересадили и пересадили, но пересадили вместе с личностью человека, а это уже совсем другая тема для разговора. Итогом прочтения Мамлеева становится один простой неутешительный вывод, который выражается ёмким и коротким словом, что можно воспринять как похвалу, но и как оскорбление тоже.

Автор: Константин Трунин

» Read more

«Ельцин совершенно непредсказуем, и, как говорят русские, «ему не хватает восемь гривен до рубля», а от Путина не знаешь, чего ожидать»
(с) Сидни Шелдон, Рухнувшие небеса, 2001 год

Читатель знал разного Шелдона, но того Шелдона, который знаком читателю с 1985 года, после того, как им был опубликован многостраничный роман «Если наступит завтра», читатель узнал последнего и окончательного Шелдона, разрешившего героям вершить судьбы мира и самостоятельно заявлять о себе, не боясь криминальных авторитетов, становясь важной фигурой только для самого себе, игнорируя любой логический строй мыслей. Почему Шелдон с каждой последующей книгой старался уходить от придуманного мира мафиозной Америки к более жестокому мировосприятию с извращённым пониманием гуманности? Отныне Шелдон не ограничивается придумыванием событий из ближайшего будущего, а наполняет страницы «Рухнувших небес» отражением печальных произошедших событий, включая военный конфликт в Югославии, обернувшийся катастрофой, на чём будет основываться одна из линий повествования, когда читатель станет проливать слёзы над судьбой всеми обижаемого однорукого мальчика из Боснии, желающего нормальной жизни, но получающим в лицо лишь глумливую усмешку окружающего его общества.

Кажется, Шелдон любил заглядывать вперёд, представляя читателю собственное видение развития ситуации в быстро изменяющемся мире. Но делал это Шелдон аккуратно, никогда не перебегая никому дорогу. Он мастерски придумывал влиятельных мафиози, создавал с нуля портреты благодетельных радеющих за народ президентов США и строящих коварные планы его друзей детства, что подрывают доверие к личности первого лица государства. Не останавливался Шелдон и за пределами своей страны, создавая яркие образы людей из других государств. Пожалуй, «Рухнувшие небеса» развязали Шелдону язык, если он решился не просто высказаться о политических лидерах, не скрывая их за вымышленными именами, а даже уведомить население всего мира о грозном советском наследии в виде Красноярска-26 (и без разницы, что город с 1994 года называется иначе), построенном специально для производства одного из компонентов ядерного оружия. Писал ли Шелдон о ядерном конфликте, создавая мир постапокалиптического будущего? Если нет, то Шелдону просто не хватило отпущенного срока, иначе в одном из последующих его романов читатель точно бы стал свидетелем итога войны, вспыхнувшей внезапно, не прошедшей через стадию охлаждения отношений — сразу глобальное потепление, а потом долгая зима под завесой плотных туч.

Главная героиня книги — женщина-военный репортёр. Отличие героинь Шелдона друг от друга заключается только в профессиональной принадлежности. Во всём остальном они идентичны: верные матери, любящие жёны, преданные делу сотрудники, правдолюбы и бесстрашные исполнители своих замыслов, направленных на достижение мира во всём мире. Шелдон на этот раз не играет с читателем, честно повествуя о происходящих событиях. Только горя в жизни героя должно быть много, иначе читатель не поймёт писателя, где героиня просто так летает из одной страны в другую, собирая материал для очередного скандального репортажа о творимой в мире несправедливости. Как оставить без расследования загадочную смерть семьи миллиардеров-меценатов? Члены которой погибли в течение года при, казалось бы, совсем невинных обстоятельствах: кто-то сгорел при пожаре, кто-то не справился с управлением автомобиля, кто-то не смог одолеть крутой лыжный склон, а последний и вовсе был застрелен грабителями. Разумеется, всё не так просто. Вот во всём этом и разбирается героиня, попутно стараясь справиться с бытовыми проблемами приёмного сына-инвалида, мужа и его первой жены, у которой появилось уплотнение на одной из молочных желёз. Шелдон будет крайне жесток ко всем.

Читая Шелдона с начала до конца — видишь перемену в жизни общества, считая технический прогресс. В этой книге герои не испытывают проблем при междугородних переговорах, поскольку активно пользуются сотовыми телефонами. Из динамиков льются хиты Бритни Спирс. А поколение Пепси узнаёт годы своего юношества. Куда же всему этому до интриг и трудностей жизни в ранних книгах Шелдона, которые по антуражу скорее напоминали фильмы о Джеймсе Бонде (тоже ранние, ещё до того момента, когда из проекта ушёл Тимоти Далтон).

Мир рушится, а под луной нет ничего вечного — границы государств изменяются, и мировоззрение идёт за ними следом. Был одним, а теперь ты другой. Стоит сказать Шелдону спасибо за отражение событий конца XX и начала XXI веков — у него это получилось замечательно. И совсем неважно, чем занимаются его герои — они ведь просто люди… у которых такие же проблемы, как и у всех остальных людей.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Чем ближе знакомишься с поздним Джеком Лондоном, тем больше отмечаешь патоку в его словах, чрезмерное количество словоблужданий, да унижение человеческого естества, растерявшего силу, ныне озаряющего мир улыбкой идиота. Сурово и жестоко так говорить, но иначе не получается. Хватит борьбы за справедливость, покорения труднодоступных мест и желания занять первую позицию по всем показателям, отныне герои Лондона не такие. Натерпевшись в борьбе с «Железной пятой» и осознав бренность порывов «Мартина Идена», Лондон уничтожил самого себя, вместе с героями основных его жизненных устремлений, связанных с социализмом и с ним самим. Отныне пора уходить в поля, где можно спокойно заняться фермерством.

Во многом, «Лунная долина» повторяет ранние работы Лондона, но повторяет их в самом начале, когда герои сталкиваются с жестоким миром, что плевать хотел на нужны пролетариата, вынужденного устраивать стачки, сидеть в тюрьмах за устраиваемые беспорядки, потеряв надежду на светлое будущее. Лондон показывает тяжесть жизни города, куда устремляются все люди из сельской местности, пытаясь найти новый источник пропитания. Отчего-то, герои книги решают поступить наоборот, устраивая подобие роудмуви в поисках дешёвого плодородного куска земли, где можно будет остепениться и жить без оглядки на других.

Мне трудно судить об устройстве Северных Штатов Америки, особенно в плане населения и его нравов. Остаётся полностью довериться Лондону, поскольку ранее он не обманывал, описывая быт Аляски и даже Соломоновых островов. Всюду ему всецело доверяешь. Веришь и сейчас. Герои книги продолжают поиски своего угла, но сталкиваются с бытом разных народов, которые не знают английского языка, проживая национальными деревнями — китайцы, португальцы, далмацкие славяне — все забрали себе самое лучшее, получили солидные барыши и во всю реализуют главную мечту о хорошей жизни, заработанной долгим и плодотворным трудом. Лондон не поскупится на слова, рассказывая об успешных попытках китайцев арендовать землю и сбывать по бешеным ценам выращенный картофель, делясь секретами успеха выходцев из Далмации, которые скупают яблони вместе с землёй, а про португальцев Лондон поведает слезливую историю о том, что они взвинчивают цены. Всем в этом мире повезло — если они предпочли шумной индустриализации сельскую идиллию.

Главного героя Лондон сильно не прорабатывал, вытащив его из своей повести «Игра», где такой же боксёр вёл весьма незадачливую жизнь, мечтая уйти из спорта, обретя счастье с новой девушкой. Того, чего не хватило «Игре» — всё оказалось в «Лунной долине». Лондон — замечательный рассказчик. Читатель прочитает немало историй о поединках, где внимание автора не ускользнёт не от детских травм, не от дружеской привязанности борющихся людей. Во всём Лондон молодец, кроме идеализации людей, чем в данной книге он занимается с чрезмерным усердием. Верить в таких добрых и порядочных представителей рода человеческого просто невозможно. Все помогают главным героям, делясь с ними секретами своих успехов, от чего глаза героев загораются всё сильнее. Если получилось у других, то получится и у нас.

«Лунную долину» стараются привязать к миру «Железной пяты», только тут случается временная несостыковка. Герои не разочаровываются в мире и не ведут борьбу за справедливость, в них просто сильна составляющая взглядов социалистов. В своей семье они устраивают свой маленький коммунистический рай, где муж платит жене за услуги, а жена — мужу, свою личную собственность предоставляют в аренду второй половине, потом приходят к единому мнению, что общая собственность — это хорошо.

Джек Лондон написал сказку. Только сладкая патока неправдоподобна, она жжёт язык и разрушает способность сказать что-то адекватное.

Автор: Константин Трунин

» Read more

«Десять негритят» в очередной раз подтверждают истину детективного жанра, где всё предельно просто, а сюжет не подразумевает разгадки, поскольку автор всё раскручивает с конца, задав для себя лично одну единственную установку, с которой невозможно поспорить, и под которую будут заточены все детали сюжета. Совсем неважно — будет это правдиво или читателю останется пребывать в недоумении. Агата Кристи в «Десяти негритятах» всё-таки сумела отличиться, предоставив читателю не простой детектив с действующими лицами, где один проводит расследование, остальные помогают, либо путают следы — тут каждый сам себе мастер детективного жанра, жизнь каждого висит на волоске, герметичность обстановки покажет волчью натуру человека.

Во всём происходящем действии присутствует интерес наблюдения со стороны, даже не считая заранее заданного автором алгоритма совершения преступлений. Шаг за шагом будет выполняться кровожадная детская считалка, а присутствующие на острове люди будут пребывать в спокойных думах о скорейшем выявлении среди самих себя хитрого убийцы, придумавшего своеобразное подобие игры в остракизм, позволяя всем действующим лицам самостоятельно вершить суд, да чувствовать за собой правду. Никто не впадёт в депрессию, никто не впадёт в истерику — всё будет чинно и благородно, пока неизвестная рука совершает одно идеальное убийство за другим. Продумать каждый шаг и рассмотреть все варианты — очень трудная задача, но в отдельно взятой ситуации автор всегда может сгладить острые углы противоречий, выдавая читателю весьма неправдоподобную, но всё-таки напряжённую историю. А то, что позже автор всё тщательно разжуёт, объясняя причины замкнутости, оторванности от мира и, практически, будет сожалеть об отсутствии бравого героя или одного из его любимых следователей, способных подумать и дать верную оценку всему происходящему. Интересно, окажись на острове Пуаро или мисс Марпл, то какими по счёту автор предпочёл бы их убить? Вполне заслуженно и в рамках заданных событий.

Место происходящего действия книги — примечательно само по себе: лишённый растительности остров, по форме напоминающий вывернутые губы, отчего его и прозвали негритянским. На острове всего одно строение, да весьма покатый склон, скорее скала или обрыв. Вместо мрачного пустого особняка можно было обставить дело на маяке, но Агата Кристи создаёт идеальное место для идеального сюжета, не считаясь с некоторыми несостыковками, когда не только местность должна помогать людскому сплочению, но и сами люди могли действовать гораздо разумнее. Агата Кристи не стала продумывать психологические портреты каждого персонажа, ограничившись в меру подробной предысторией их злодеяний, да редких проявлений моральной подавленности и полной готовности принять отложенное наказание, лишь бы ещё несколько дней вдыхать воздух, даруемый, заключившим в цепкие объятия, водоёмом. Так и ходят, едят, спят, думают, действуют персонажи книги, лишённые возможности проявить себя, но предоставленные возможности умереть по воле автора.

Агата Кристи обязательно расставляет все точки над произошедшим в книге, не оставляя никаких тайн, старательно всё объясняя. Отчего-то на этот раз всё получилось не самым удачным образом, будто из детской книжки списанным. Где наивные следователи разбираются во всём после всех злодеяний коварного последователя Герострата, ничего не понимая, покуда в их руки не попадает таинственное послание всё разъясняющее. Нужно ли было такое в книге? Действительно так важно было указывать на убийцу, преследовавшего весьма неправдоподобные мотивы? Действительно, указать на виновного с позиции автора представляется правильным, но указать можно было на кого угодно, и каждый мог оказаться виновным. Хотя бы с целью обелить свою репутацию, дабы очернить кого-то другого. Вы по прежнему думаете, что виноват именно тот человек, на которого указала Агата Кристи? Лично я сомневаюсь.

Безусловно, читать «Десять негритят» интересно — сама задумка радует. Можно опустить все несуразные моменты сюжета, да просто читать. Только анализировать надо любой прочитанный текст, даже текст детектива… особенно детектива.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Мир литературы огромен, поэтому проблема выбора книги для чтения будет существовать всегда. Но зачем особенно задумываться, когда есть специалисты в данной области — они точно должны знать об этом мире всё, особенно о новинках. Они смело предлагают к чтению ту или иную книгу, особенно, если автор новый и до сих пор никому неизвестный. Наивный читатель верит рецензиям, да мнению людей, старающихся не отставать от общего потока хвалить или ругать, причём — безразлично к самому наполнению книги. В целях сиюминутной наживы — такой подход допустим. Но вспомнит ли кто-нибудь в будущем о раскрученном авторе, давно потерявшем свои позиции за спиной умерших от голода и депрессий авторов, после смерти восхваляемых. В таком жестоком мире Том Шарп и предлагает оказаться читателю.

К сожалению, безудержного юмора тут нет, а есть небольшое количество нелепых ситуаций, в которых предстоит оказаться каждому герою. Пострадают все, начиная от анонимных писателей до подставных лиц и маститых издателей. Шарп не остановится на одном главном герое, им в «Дальнем умысле» оказывается каждое лицо, связанное со всей чехардой вокруг скандального бестселлера о любви юноши к очень старой женщине. При этом — содержание книги никого не интересует, Шарп более о сюжете сего скандального романа ничего не скажет, кроме возводящих на Олимп славы эпитетов, призванных подогревать интерес у людей, ещё не решившихся приобрести сию книгу. Верно замечает издатель, что он не обязан читать книги — его дело их продавать, с чем он отлично и справляется, возводя вокруг своего труда мощную рекламную поддержку из интриг, сплетен и, порой, смертельных исходов, связанных с работой над книгой лиц.

Во всей суматохе происходящих событий читатель изредка может выдавить у себя эмоцию, способную породить смех. Если при чтении «Уилта» заливаешься без стеснения, то «Дальний умысел» — совсем не тот образец для подражания в области чёрного юмора. Остаётся всё списывать на английский юмор, который отличается крайним примитивизмом, высмеивающим самые обыденные ситуации, давая им налёт чего-то дикого и извращённого, становясь в переводе на русский язык подобием игры в слова, где всё переворачивается с ног на голову, а новая истина оказывается игнорируемой, поскольку думать подобным образом надо уметь с рождения.

Том Шарп создаёт своего рода детективное расследование, направленное на выяснение всех обстоятельств вокруг книгопечатного искусства. Вопросы возникают не только к анонимному автору, решившему издать книгу на условиях издателя, но и к издателю, рискнувшему затеять пиар книги на слишком тонких началах, когда вся ситуация начинает выходить из-под контроля из-за спешных попыток действовать быстрее, стараясь урвать кусок пожирнее. Беда дальше всего одна — «Дальний умысел» превращается в какое-то роудмуви, направленное на продвижение вперёд, где Том Шарп не желает оглядываться назад, гоня действие семимильными шагами, не стараясь основательно сконцентрироваться на каком-то определённом моменте, распыляя свои силы на описание всего и сразу.

Недаром на обложке читатель видит котёл-чернильницу и поварёнка-писателя, что сразу должно настраивать на мысли о кухне. Всё будет сварено в должных пропорциях, только на скорую руку, да не слишком вкусно. Впрочем, так в нашем мире всё и делается.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Какую бы книгу Камю читатель не взял в руки, везде он столкнётся со смертью. Смерть исходит не только из названия, если дело касается «Счастливой смерти», оно может подразумеваться, когда открываешь «Чуму» и находишь одну смерть за другой, переходящую в безудержный покос. Немного в стороне стоит «Первый человек», но и там смерть встречает читателя с первых страниц, где смерть — не заслуженный результат долгой и плодотворной жизни, а нелепая случайность в виде осколка разорвавшегося снаряда, пробившего чью-то голову. Стоит ли говорить, что известная истина о боязни человека всегда приводит к печальному результату: боязнь воды — утопление, высоты — падение, лифта, электричества, какого-либо заболевания. Камю постоянно размышлял о смерти, вот и подкараулила она его в самый неподходящий для него момент, оставив почитателям таланта новый повод для размышлений. Смерть Камю — результат его литературных достижений.

Если брать отдельно «Счастливую смерть» и пытаться найти в ней жизнеутверждающую суть, то таковой там может не оказаться. Книга является размышлением о смерти без оговорок, только Камю подводит разговор к однозначному выводу — жить хочешь вне зависимости от того, что тебя гнетёт и как бы не была плоха твоя жизнь. Иной человек готов лишиться зрения, только бы остаться в живых, вдыхая этот противный смрад своего естества, осознавая калечащую душу дефектность тела, выраженную в невозможности банального самообслуживания — в этом мире давно стоит забыть о своём существовании, платя деньги кому-то, чтобы он помогал тебе справлять естественные нужды. Камю бьёт по больному месту, не стараясь свести всё к эвтаназии, такое в его мировоззрении не просматривается. Он считает, что человек хочет и обязан жить, каких бы страданий это ему не стоило. Сколько бы не говорил тебе старый человек в лицо, что ему надоело жить, что он хочет поскорее умереть, однако для чего-то обращается к медикам, вызывает скорую помощь, сводя свои разговоры к очевидному факту желания избежать смерти.

Первая часть книги будет понятна читателю, гораздо труднее следить за второй частью, где Камю уходит в привычный для себя сумбур, позволяя читателю самостоятельно осознавать текст, содержащий какие-то мысли, но только какие и для чего. В аннотации к книге стараются свести разговор к диалогу с Ницше, только для этого надо быть профессиональным знатоком философии, для которого особенности взглядов Ницше являются вполне понятными, а слово «экзистенциализм» не меняет выражение лица с нормального на задумчивое. Речь перейдёт к темам любви, Алжира, преступления и наказания, к порывам и метаниям чьей-то души, впадающей в болезненные состояния, от которых вспоминается не немецкий опровергатель религиозных устоев, а русский открыватель загадочной русской души.

Современный читатель не найдёт в книге ничего нового, поскольку со всеми описываемыми событиями он сам постоянно сталкивается, благодаря средствам массовой информации. Камю не пытается как-то показать осознание смерти, давая читателю возможность самостоятельно определиться со своим отношением к этому неизбежному логическому подведению черты любой жизни, обречённого в один прекрасный день завершить свой путь. Будет это счастливая смерть или смерть насильственная — никто сказать не может. А говорить про смерть можно бесконечно долго, обговаривая подход к ней, аспекты её наступления и сам факт принятия.

Камю предлагает прочитать истории двух людей… всего двух людей.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Цикл «Анжелика» | Книга №4

Когда читаешь в книге про какие-то события, то всё внимание сосредоточено именно на них, совсем забывая о возможности иных действий, умалчиваемых авторами. Голоны в цикле книг про Анжелику решили устранить эту брешь, позволяя читателю увидеть жизнь не только сельской и столичной Франции, включающей аспекты с низов до королевского двора, но и гораздо дальше, когда читатель с удовольствием для себя получает возможность открыть иные места и страны. В «Неукротимой Анжелике» даётся обширная картина жизни на Средиземном море и в его окрестностях. Учитывая объём книги, равный самой первой, прочитать будет о чём.

Заранее стоит обговорить один солидный минус — события происходят в такой последовательности, что авторов хочется заставить извиниться перед читателем за неудобства, причиняемые полной абсурдностью перемещений Анжелики с корабля на корабль и чрезмерной затянутостью, когда приходится наблюдать поражение одних перед другими, чтобы те потерпели поражение от следующих, вплоть до совершенного отвращения. Если бы не знакомство с Мальтийским орденом, красочным описанием продажи рабынь и зверств марокканского султана, то книгу хочется закрыть в самом начале, от чего в очередной раз убеждаешься в бесполезности любых правил по чтению книг, ведь не знаешь, когда сюжет раскроется перед читателем в том ключе, который ему и нужен.

Судьбы героев переплетаются. Если Анжелика продолжает искать мужа, и, кажется, находит его — почему-то читатель думает именно так, видя благородного обезображенного разбойника с финансами графа Монте-Кристо и таинственностью капитана Немо; то бедный адвокат ныне чуть ли не всей полицией Франции командует; а вот друг детства попал на галеры, где, казалось бы, уже точно должен вот-вот отправиться на другой свет, только Голоны будут последовательными до конца, позволив ему дожить до самых последних книг, наверное. Другие новые герои — люди с яркой харизмой. Голонам удаётся создавать действительно притягательные портреты, когда ты веришь в существование таких людей, лишённых привязки к устоявшимся типам: суровый пират благородного происхождения ищет свою правду, представитель мальтийского ордена на Крите старается выгадать новые возможности для своей структуры, лидер рабов диктует волю правителю мусульманской страны и с радостью принимают все испытания, жестокий султан держит подданных в ежовых рукавицах и не считается с чьим-либо мнением, каждая невольница рассказывает свою собственную необычную историю жизни, делясь сведениями о быте разных стран, где мир понимается совсем по-другому; отдельного упоминания стоят христианские миссии, чья цель — освобождение христиан из рабства.

Для жителей северной Африки христиане предстают прежде всего Мальтийским орденом, что представляется им самой большой страной этой веры, противной мусульманству и имеющей с ним общие корни. Голоны не стесняются показать презрение к ренегатам (христианам, перешедшим в мусульманство). Судьба женщины не порадует современного читателя, ибо женщина на Востоке хуже раба, её удел быть в гареме, либо влачить ещё более жалкое существование, где о правах говорить не приходится. Если читатель думает, что гарем охраняют евнухи, то Голоны разрушат этот миф, выдавая картину истинного положения дел, где женщин охраняют свиньи и кошки — ещё более жестокие стражи, способные нанести серьёзные увечья. Можно представить, насколько Анжелике всё будет это трудно осознавать, находясь на положении рабыни, чей статус не будет иметь никакого значения, поскольку она подалась в путешествие без чьего-либо высокого покровительства, а первый захват судна, на котором она плыла в сторону своей консульской территории, низводит её до самого нижайшего положения, после чего события второй книги, касающиеся парижской клоаки, кажутся лёгкой прогулкой.

Главное лицо на Крите становится рабом на невольничьем рынке Крита — удивительная картина, но Голонов это не останавливает. Читатель в восхищении потирает ладони, наблюдая за торгами. Не ускользнёт от внимания ни влажный липкий пот, ни предположения о судьбах невольников, чья жизнь в зависимости от покупателя может быть далее не только негативной, но и очень даже положительной. Не зря некоторые женщины самостоятельно низводили себя до положения продажных лотов, лишь бы попасть в гарем влиятельного господина, способного обеспечить их безбедное существование. Рынок рабов получился у Голонов просто превосходным. Но, всё-таки, ступень парадоксальных нелепостей выльется в очередное неблагоразумие, где во всём виноватым окажется мумиё. Казалось бы, причём тут мумиё? Но Голоны поставят это удивительное вещество в такое положение, от которого сюжет продолжит раскручиваться до самого конца.

Читателю может понравиться описание пиратских судов Средиземного моря со своим кодексом чести, где пираты оказываются более благородными и честными, нежели команды остальных кораблей, честно плавающих под флагом той или иной страны. Основное отличие пиратов от законных представителей — наличие цепей на гребцах (у пиратов в цепях никого нет). Идеализирование благородных разбойников вызовет трепет у романтичных дам. Состав экипажей во многом схож — это французы, итальянцы, мусульмане и… пленные русские, отличающиеся превосходными способностями к работе с вёслами. Видимо, сказались русско-турецкие войны. Впрочем, русские останутся бородатыми мужиками, никак не влияющими на сюжет, хотя отчего-то падкая на мужчин Анжелика способна соблазниться многими, но всё равно не русскими гребцами.

Религиозные споры могут вызвать у читателя такой же интерес, как и все остальные происходящие события. Марокканский султан очень трепетно относится к вероисповеданию, признавая достижения христиан в деле веры, но отрицательно относится к одному из основных постулатов о Троице, разработанном примерно в VI веке, а спустя тысячу лет ещё сильнее ставшим важным для христиан. Мусульманин не может понять идеи разбиения личности Единого на бога, сына и духа. Копаться глубоко не стоит, но троица во главе — это всё проистекает из индуизма, а мусульмане этого принимать не хотят, что является очередным различием в, казалось бы, единых религиях, но пошедших по разному пути осознания мироустройства.

«Неукротимая Анжелика» — не просто книга, это полноценный исторический труд, где в доступной форме показывается жизнь людей XVII века, попавших в места, о которых в литературе очень мало упоминаний. А ведь тут есть о чём писать.

Автор: Константин Трунин

» Read more