Рубрика: Модернизм

В любом населённом пункте существует такое место, которое все стремятся обходить стороной, а живущих там людей трудно назвать представителями человеческого рода, настолько они одичали и так сильно им претят нормы общепринятой морали. Каждый по своему представит такое место. Во многом это связано с самим человеком и его образом жизни. Вполне может оказаться, что ты живёшь как раз там. Хорошо, если ты способен осознать данный факт. Ещё лучше, если ты можешь рассказать другим об этом. Пускай твоя речь останется далёкой от понимания. Главное — искренность. Тогда слова сами заполнят страницы. Неважно, что со стороны структура текста станет напоминать нагромождение. Внутренний фильтр запрещает игнорировать даже незначительные эпизоды. Именно от этого следует исходить, когда в твои руки попадает «Дом, в котором…» Мариам Петросян.

Нужно обладать особым чувством такта, чтобы суметь рассказать о больной теме, не задев чьих-то чувств. Что представляет из себя тот Дом, о котором рассказывает Петросян? Это то самое место в городе, которое стороной обходят местные жители. Они это делают не из неприязни — им так подсказывает внутреннее чувство. Или оно так подсказывает самой Мариам, воспринимающей Дом пристанищем отчуждённых. Читатель может воспринять Дом приютом для брошенных детей или для детей-инвалидов, но напрямую из текста данную особенность понять невозможно. Настолько Мариам иллюзорно строит повествование, что читатель запутается с определением жанровой принадлежности. Одни скажут — магический реализм; другие — городское фэнтези; третьи — обыкновенная беллетристика, только автор с максимальной осторожностью обходит острые углы, смягчая действительность.

Дом наполнен жестокостью настолько, насколько жестокость присуща подросткам. И читатель знает, что человек наиболее жесток именно в подростковом возрасте. Любой дефект притягивает взоры сверстников, старающихся сделать на нём максимально возможный акцент, выискивая повод для обидных кличек и делая всё, чтобы стало невыносимо больно. Но как быть, когда в окружении абсолютно все имеют яркие отличительные черты? Акцентировать внимание не получается, тогда в ответ получаешь упрёк посильнее. В Доме живут дети без ног и без рук, кто-то лишён зрения, иные смертельно больны. Всех их объединяет горе, но они этого не чувствуют, воспринимая Дом плоскостью, за границу которой нельзя перейти. Жить можно только при нынешних обстоятельствах, поэтому никогда не получается перепрыгнуть на противоположную сторону где живут другие люди. Если, конечно, вообще существует жизнь вне стен Дома.

Понять проблемы действующих лиц невозможно. Нужно быть частью Дома, чтобы во всём разобраться. Подростки варятся в собственном котле, никого не допуская, кроме причастных. Их жизнь — это их отдельная реальность. Понять её могут только те, кто готов прыгнуть в котёл, приняв на себя чужую боль. Мариам Петросян так и поступила. Однако, редкий читатель оценил порыв её откровенности. Слишком необычно подан материал, слишком сумасшедшей атмосферой наполнен сюжет, слишком далёким от понимания оказывается мироощущение автора.

У книги не может быть финала, однако Петросян решила довести дело до конца. Развитие событий получилось жестоким. Никаких радужных перспектив и надежд на окончание мук с обретением счастья на новой плоскости. Ведь иная сторона у изнанки просто обязана существовать. Не в этой жизни, так в другой. Не в самом Доме, так за его стенами. И если не за стенами, то где-то ещё. Тот способ обретения счастья, который избрала для действующих лиц Петросян был более жесток, нежели подросток способен измыслить самостоятельно.

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

Ко всему можно быть готовым, кроме советского потока сознания. Нет, это невозможно. Поток сознания не мог существовать в советской литературе. Однако, существовал. Он возник одномоментно и сразу всей своей тяжестью закрыл образовавшуюся брешь. Пришёл для того, чтобы занять своё место. И ведь занял. Да как занял! Не какой-нибудь поход по ирландским пабам и не какое-нибудь взирание на мир через гранённый стакан с алкоголем. Нет и нет. Всё гораздо хуже. Неподготовленный мозг советских людей был раздавлен культурными ценностями Запада, вследствие чего размяк и стал выдавать за героизм типичную пустословную браваду. Вот и затеял Василий Аксёнов написать «Ожог» в странном для советского времени стиле, устроив Африку в почти родном Магадане.

Невозможно определить, когда Аксёнов делится с читателем реальными воспоминаниями юности, а где наполняет страницы продуктами лихорадящей фантазии. Возможно, что границы не существует. Отнесение «Ожога» к потоку сознания уже многое говорит, не требуя излишней трактовки описываемых автором событий: с ума на язык, да на страницы и в печать, минуя редактуру. Именно минуя редактуру, которая может испортить первоначальный текст, когда у читающего возникает ряд вопросов, не предполагающих ответов. Не сможет писатель вразумительно объяснить, почему всё написано таким образом и лишено мало-мальской структуры. Радужные перспективы разумности могут иметь место при наличии адекватности, но «Ожог» наполнен абсурдом, усугубляющим его понимание.

Аксёнов в порыве откровенности позволяет себе переходить на интимные сцены. Действующие лица сперва совокупляются, а только после знакомятся друг с другом. Причём, надо учесть, что соитие происходит в думах о человеке, с которым они ещё никогда не виделись, ожидая его с минуты на минуту. Этакие герои-удальцы, способные управиться со всем, кроме собственных фантазий, оставляя их глубоко внутри себя. Копил их и Аксёнов, решив выплеснуть накопленные эмоции в «Ожоге». Где обычный интим опостылел, там писатель может предаться теме гомосексуализма, допустив грабителей до чьей-то пятой точки. Лихо Аксёнов может обустроить дело хоть в Африке, будто не простые люди перед читателем, а герои голливудских кинолент. Подобная удаль не раз трансформируется, принимая разные формы.

Если и есть в «Ожоге» действительно важные события, то их невозможно обнаружить. Приходится копаться в грязном белье. Учитывая же профессию самого писателя, лишь удивляешься. Казалось бы, врач, а ни асептики, ни антисептики. Никаких санитарных норм на уровне соблюдения приличий. Только мысли-вши, требующие проведения дезинсекции. Обо всём этом Аксёнов не задумывается, предпочитая наполнять «Ожог» тем, что его больше всего беспокоит. И если его беспокоит действительно это, то Это следует читать с большой буквы. Порыв откровений скорее отпугивает, поскольку содержит подростковые комплексы, переосмысленные в зрелом возрасте.

Существует ёмкое слово Ерунда. Под ним принято понимать вздор и чепуху. «Ожог» Василия Аксёнова — это ерунда. Читатель скажет — игра со словами. И будет полностью прав. Аксёнов действительно играет словами. Каждое событие в книге — вздор, каждое происшествие — чепуха. Почему Аксёнов предпочёл привычной форме изложения поток сознания? Ведь хвалят другие его произведения. Значит, там он был последовательным. В «Ожоге» же хаос. Текст от Аксёнова действительно уподобился вшам, вызывая зуд в глазах читателя. Бесспорно, новаторство необходимо. Кто-то должен нисходить до примитивизма, взывая к животному естеству. Аксёнов так и поступил. Читатель обжёгся.

Был ли Магадан? Была ли юность у Аксёнова? Было ли хоть что-нибудь?

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

Кобо Абэ даёт очень ёмкое определение для экзистенциализма, вытекающее из текста книги «Чужое лицо». Оказывается, экзистенциализм — это духовная мастурбация. Именно так говорит Кобо Абэ, не выражая стеснения по данному поводу. Японцам, если кто не знает, свойственна откровенность. При кажущейся закрытости, они могут себе позволить такое, от чего у западных людей покраснеют уши. Пока Камю и Сартр пытались найти внутри себя ответы на тревожащие их вопросы, Кобо Абэ занимался тем же делом, но подходил к нему без стеснительности, оговаривая и интимные аспекты в том числе. «Чужое лицо» стало для него порывом рассказать о таком, о чём в обществе обычно не говорят. При этом потерять собственное лицо он не рискует. Представленная им ситуация может случиться с каждым, ежели доведётся стать жертвой взрыва, после которого лицо останется обезображенным.

Лицо — это зеркало души. Не будет лица — не будет души. Стоит изменить лицо, как ты в один момент становишься другим человеком. Любой шрам и дефект — причина для внимания собеседника. Ты уже не можешь оставаться самим собой, подстраиваясь под новые обстоятельства. Кобо Абэ утверждает, что люди с изуродованным лицом чаще других совершают самоубийства. При этом, женщинам свойственно менять лицо, скрывая от людей себя настоящую. А если собраться с мыслями, да представить себя в роли человека без лица, вынужденного пойти на уловку, создав маску, позволяющую улучшить восприятие тебя в обществе. Что будет тогда? Вот с этим Кобо Абэ и разбирается, для чего им была написана книга «Чужое лицо».

Аллегорий нет. Взята конкретная ситуация. Главный герой действительно пострадал от взрыва, у него уцелели только глаза и губы. Однажды он посетил театр масок Но и загорелся идеей создать себе маску, благодаря которой сможет появляться на людях. Начало повествования выстроено лаконично и прямолинейно, прерываемое редкими размышлениями автора. Далее размышления всё больше довлеют над повествованием, превращая содержание в сумбур. Кобо Абэ бросает главного героя в разные обстоятельства, давая повод для новой порции выводов. Происходящее начинает напоминать театральное представление, причём не самое привычное. Возможно, некоторые элементы писателем были взяты непосредственно из репертуара театра масок Но.

Главный герой мог не раз свести счёты с жизнью. Вместо этого он признаётся, что решил поставить эксперимент, для чего анализирует каждый свой шаг. Приятного мало, когда зеркало твоей души разбито и склеено вновь, а твоё естество было безвозвратно уничтожено. Голова забита мыслями об уродстве. Поэтому любые слова за спиной принимаются за сказанные о тебе, как и чей-то мимолётный смех или бранное слово. Остаётся принимать происходящее без возражений — нужно проводить эксперимент. Если для главного героя маска становится глотком свежих впечатлений, то обыгрывание подобной ситуации для Кобо Абэ явилось возможностью обсудить действительно важную часть тела. Человек не может существовать без лица — он становится обезличенным.

По сравнению с проблемой главного героя, любое недовольство внешностью воспринимается в качестве абсурда. Нужно быть таким, каким ты являешься. Можно изменить себя, став лучше, либо хуже. Можно стереть границы восприятия, представ в другом образе. Становится неважным отличие черт, когда их нет вообще. Национальность тоже перестаёт играть роль. Японец ты или кореец, а может японец, выросший в Китае, или японец, надевший маску: всё подвергается сомнению, когда не можешь увидеть лицо собеседника.

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

Падение Чака Паланика продолжается. Казалось бы, падение и Чак Паланик — единое целое. Без падения не будет Чака Паланика, а Чак Паланик не может творить без падения. Но и падение может достичь стадии упадка. Так и Чак Паланик перестал отличать падение от упадка. Творчество Чака Паланика в упадке. Упадок творчества Чака Паланика не достиг критической отметки. Чак Паланик уверен в силе своего падения, являющегося сильной чертой его творчества, воспринимаемое им в качестве особенности его стиля. Отличить неотличимое — задача из задач. Какие бы книги Чак Паланик не писал, прикрываясь для этого падением, его творчество остаётся в упадке. Пал Паланик! Растерял ростки таланта, прорастив упадок внутри себя. «Невидимки» и «Бойцовский клуб» остались в прошлом — впереди неизвестность. Почитатели американского писателя продолжают ждать нового откровения, а следовательно и настоящего падения. Пока же, упадок.

Не может Чак Паланик обойтись в своих произведениях без использования сторонней информации. Он прямо таки переписывает содержание умных книг, давая читателю право почувствовать себя в роли читающего литературу типа «Сделай сам». Ранее можно было узнать об изготовлении взрывчатых веществ из всем доступных ингредиентов, о правилах уборки в квартире и даже о грамотном приготовлении омара. Теперь Паланик предлагает совершить экскурс в растительный мир Нового Света, а также вынести для себя полезную информацию касательно заблуждений местного населения, привыкшего считать окружающую их флору за извечно сложившуюся. Это так органично помещено в текст книги, что зная Паланика, воспринимаешь его частью, поскольку иначе быть не может. И так ли важна основная идея книги, когда Чак делится такими любопытными сведениями, особенно касательно Перекати-поле.

Так о чём же хотел рассказать Паланик в «Колыбельной»? В один прекрасный момент, когда из задуманного им масштабного произведения о завоевании растениями жизненного пространства на новом для них континенте ничего не вышло, а где-то раздобытая информация, касающаяся внезапной беспричинной смерти младенцев, стала бередить душу писателя гораздо сильнее, тогда и осознал Чак важность разработки сюжета, способного сломать восприятие читателя. Не шизофрения, не внутренние комплексы и даже не религиозные предрассудки теперь двигают повествование — всё отдано идее могущества некоего текста, чтение которого убивает слушающих его людей. Проницательный читатель должен был бы догадаться, что на страницах «Колыбельной» может присутствовать фрагмент данного текста, отчего во время чтения у него могут умереть знакомые. У кого-то они действительно умерли, что возвеличило Паланика в их глазах ещё сильнее. Если же умерла лишь рыбка, плавающая теперь на поверхности аквариума, то это может означать правоту этих слов, либо читатель банально забыл её покормить, чересчур увлекшись чтением «Колыбельной».

Происходящее действие трудно поставить в один ряд с «Именем Розы» Умберто Эко, ещё труднее — с «Хазарским словарём» Милорада Павича и уж совсем невозможно — с ранним творчеством самого Паланика. Всё слишком фантасмагорично и надуманно. Идея была удачной, но представленные реалии — абсурдны. Мысли и поступки действующих лиц более свойственны началу разгадок тайн египетских пирамид, когда подобное могло быть воспринято в качестве гипотезы. Кроме того, Паланик возжелал напугать читателя опасностью чтения и прослушивания неодобренной кем-то информации, предсказывая массовую истерию из-за эпидемии внезапных смертей. Будем считать его слова в защиту авторских прав засчитанными. Если такой инструмент действительно появится в нашем мире, то о пиратстве можно будет навсегда забыть.

Упадок падения творчества Чака Паланика продолжается…

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

Знаете, магический реализм не всем нравится. И портят его те писатели, которые под его видом предлагают читателю плоды тяжких дум, выуженные из совсем уж тёмных закоулков подсознания. И совсем уж беда, если закоулки превращаются в улицы. Да не просто в улицы, а во вполне осязаемые улицы какого-нибудь крупного города. А если город к тому же довольно старый, то значит за долгое время скопилось достаточное количество историй, которые можно рассказывать бесконечно. Хорошо, если это будут городские легенды или важные и определяющие сказания, но если вместо этого будет предлагаться сюрреалистическая картина бытия, ломающая представление о реальности… В таком случае любой фонарный столб может стать достопримечательностью — нужно лишь выдумать что-нибудь занятное. Собственно, Макс Фрай занимается чем-то подобным. Только он оперирует не накопленными годами данными, а выуживает текст прямо из головы.

Человек с богатой фантазией постоянно генерирует уникальную информацию. Практически никто её не записывает, тут же забывая. А вот Макс Фрай всё дотошно заносит в память. Показались ему примечательными «лежачие полицейские», захотелось их согреть горячим напитком в промозглую погоду, так почему бы не придать этому нечто большее, нежели спустить мимолётные мысли на тормозах. Или вообразить некий дом с некой женщиной, исполняющей желания единственный и последний раз в твоей жизни. Отчего бы и нет. Главное в этом деле не переусердствовать. Санитары — они, на самом деле, всегда рядом. Стоит сделать лишний шаг, как даже жёлтые стены обретут свою собственную жизнь. И Макс Фрай не останавливается, задумав затронуть все улицы старого Вильнюса, придумав для каждой из них уникальную историю. В любом случае, это похвальное желание. Как знать, может в будущем Вильнюс заслужит свой собственный Фрайдень, наподобие Блумсдэя в Дублине, что вырос благодаря поклонникам творчества Джеймса Джойса.

Адекватно оценить данную работу Макса Фрая трудно. Вроде и является она художественным произведением, а чего-то ей явственно не хватает. Может из-за того, что нет центрально сюжета и всё происходящее напоминает хождения самого автора по закоулкам в поисках деталей, которые можно увидеть под новым для них углом. Безусловно, доброе и вечное так и сквозит со страниц. Часто впечатление портится — насколько бы весёлыми истории не казались, только вот они постоянно омрачаются едва ли не хамством действующих лиц, а то и невежеством самого автора, незнамо отчего вкручивающего неуместную для подобной книги брань. Ну скажи хоть кто-нибудь: «Вильнюс!», выражая скопившийся негатив наподобие стругацкого Массаракша. Однако же, Макс Фрай не сходит до таких уморительных словообразований, предпочитая, подпоив полицейскими «лежачих полицейских», в хлам разрушить весь позитивный настрой.

Задумка была отличной, реализация местами тоже, но в общем вышло совсем плохо. Однако, современникам понравилось. Да так понравилось, что Макс Фрай выпустил ещё несколько книг-продолжений. Стоит ли с ними знакомиться? Понять трудно. Выпущены они были едва ли не разом, а это значит, что стиль автора не сильно изменился. Сам город, по которому бродил автор, ближе не стал. Есть пара моментов — они бы точно пригодились в любом городе. Правда, честно говоря, лучше иметь канализацию во всех домах, нежели давать имена «лежачим полицейским». Опять «лежачие полицейские»… будь они неладны. Кстати, если в Вильнюсе они наперечёт, то в России их количество спешно приближается к числу жителей страны… и даже грозит оное обогнать. Смертность-то не уменьшается, а искусственных неровностей с каждым годом становится всё больше.

Муудручительно и маггрустно, муччительно и немвкумкусно.

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

Экзистенциализм, поиск себя, расстановка приоритетов, борьба с обстоятельствами, ощущение безысходности — «Женщина в песках» Кобо Абэ. Можно всю жизнь искать смысл бытия, чтобы наконец-то его найти. И, кажется, он действительно найден. Тогда как на самом деле — это всего лишь иллюзорное восприятие действительности. Человек никогда не сможет достичь той степени гармонии, чтобы обрести уверенность в понимании происходящего вокруг. Версии сменяют друг друга, бесконечно повторяясь, так и не приходя к единому определению искомой сути. Произведение Кобо Абэ может восприниматься аналогично. Происходящие в книге события замкнуты на непредсказуемости предопределённости. Нужно смириться с обстоятельствами, иначе суждено погибнуть, не выбравшись из вороха свалившихся на тебя проблем.

Не сумбура ради, а из желания разобраться с абсурдом. Главный герой «Женщины в песках» — энтомолог, приехавший в забытую всеми местность, чтобы найти новый вид насекомых. Его увлечение достойно внимания Жюля Верна или другого автора, делающего из подобных интересов масштабное полотно, не позволяя сюжету увязать в яме посреди пустыни. Кобо Абэ не даёт повествованию уйти далее одного места, предпочитая рассказывать читателю о свойствах песка и особенностях человеческих взаимоотношений. Так уж случилось, что единственным спутником главного героя оказался не умилительный Маленький принц, а некое безропотное существо, желающее в этой жизни иметь только две вещи, одной из которых является радио, а второй могла быть свобода, но для японца понятие оной имеет свои особенности.

Помните, как Антуан де Сент-Экзюпери говорил: «Встал поутру, умылся, привел себя в порядок — и сразу же приведи в порядок свою планету». Собственно, Кобо Абэ говорит точно также. Нет смысла искать в «Женщине в песках» образ погрязшего в проблемах человечества, как нет необходимости сводить повествование к подведению происходящего под абсурд, видя в бессмысленности описываемых событий подобие «Процесса» или «Замка» Франца Кафки. У Кобо Абэ каждое действие объясняется, чаще всего нежеланием людей искать выход из сложившегося положения: то им не хватает денег для разработки более совершенных методов, то им мешает собственная недальновидность, а то и вовсе во всём виновата банальная лень. Читатель скажет, что ленивый человек не будет сутками выгребать из ямы песок. Только вот люди бывают разными. Если не хватает извилин в голове, то работа лопатой ничем не лучше одностороннего внимания средствам массовой информации.

Понятие свободы в любом случае было и навсегда останется неопределённым. Главный герой «Женщины в песках» не может преодолеть обстоятельства. Он желает вернуться домой, снова работать учителем. Он нужен обществу. Ему нельзя сидеть запертым в яме, покуда его ждут. А на деле оказалось, что его нигде не ждут, работа обойдётся без него, а дома у него и вовсе никакого нет. Поэтому он может жить где угодно и как ему заблагорассудится — всё равно он останется в той же самой яме, да ещё и с женщиной, которой он нужен ради нужды, поскольку ей одной тяжело справляться с проблемами.

Имеет ли человек право думать и размышлять? Может ли он решать за других? Любые размышления так или иначе утонут в потоке информации. Человек — такая же песчинка в общем потоке. Он кому-то доставляет неудобства, заставляя то и дело браться за лопату, чтобы расчищать скопившиеся завалы. Никто не хочет, чтобы что-то было против его воли. Но куда деться, если в одной яме одновременно живёт несколько миллиардов человек и ещё больше других форм жизни? Отсидеться не получится.

Кобо Абэ показал один из примеров существования в замкнутом пространстве. Обстоятельства всегда выше возможностей.

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

Угнать самолёт очень просто, если не обычным людям, то героям Чака Паланика точно. Для этого достаточно использовать банку из-под газировки и урну для праха. И считай, что самолёт тобой угнан. Но ведь это нужно не акта терроризма ради, а чтобы рассказать чёрному ящику длинную историю жизни. Собственно, подобная история — это и есть «Уцелевший». Заявленные автором несколько часов не оправдывают ожиданий, поскольку история растягивается на десять, из которых значительная часть отведена под полную чушь, которая не должна была попасть на ленту записывающего устройства. Читатель должен приготовиться к тому, что главный герой будет рассказывать абсолютно всё, начиная от правил разделки омара перед приготовлением и заканчивая цитатами из Ветхого Завета. Это не Паланик, написавший «Бойцовский клуб». Это Паланик, понявший, что надо писать, не обращая внимания на других.

Паланик любит делиться с читателем рецептами. Все прекрасно помнят, как его герои готовили из человеческого жира взрывчатку. Теперь подошла очередь к обыденным проблемам. Так, например, Паланик делится секретами по домоводству, сообщая сомнительные полезные советы. Хотя, если их проверить, то, думается, они себя не оправдают. Ловить Паланика можно на любой странице. Читатель из России поднимет себе настроение, узнав каким образом автор проводит параллель между сектой самоубийц и реформами патриарха Никона. Паланик не придумал ничего лучше, чем искать корни проблем современного общества в расколе православной церкви.

Впрочем, люди с отклонениями — это основные герои книг Паланика. Они должны быть ущербными. И они таковыми являются. Главный герой «Уцелевшего» последний из таинственной секты, каждый участник которой должен умереть. Непонятно, отчего Паланик делает из этого проблему. Её в принципе быть не может. Он нарисовал наиболее нереальное объединение людей, наделив их всем тем, чего нормальные люди стремятся держаться стороной. Бывают и среди нас странные люди, предпочитающие жить по кем-то придуманным правилам, якобы это обосновано с религиозной точки зрения. Общество когда-нибудь нормализуется, поскольку для контроля над людьми религия уже не требуется. Но это мысли в сторону.

Структура секты Паланика построена следующим образом: её члены обезличены — они имеют одинаковые имена и фамилии, всегда носят коричневую тёплую одежду, учат наизусть Ветхий Завет и должны когда-нибудь умереть. Никакого экстремизма в данной секте нет. У всех свои тараканы в голове. Беда в том, что Паланик делится ими с читателем, наполняя пустоту копошащимися насекомыми. Отнюдь, в «Уцелевшем» нет ничего противного, чем так славится автор. Всё чинно и в меру благородно. Секты в сюжете могло бы и не быть — от этого всё равно ничего в судьбе главного героя измениться не могло. Он бы захватил самолёт, высадил всех пассажиров и пилотов, чтобы зачем-то поделиться накопившейся у него ересью.

Нет в повествовании тех моментов, за которые Паланика ценят. Вместо ярких однообразных выражений, повторяемых из главы в главу при изменяющемся смысле их содержания, автор предлагает цитаты из религиозных книг. Хотел ли Паланик показать читателю фанатика, или он сам от них отталкивался, строя сюжет? Обратное раскрытие истории, сообщающее читателю важные связующие её элементы, присутствует, но больше выражается в отсчёте нумерации глав с конца, тогда как сам сюжет порублен на куски, не имея чёткой последовательности событий. Сложилось впечатление, будто Паланик писал ради объёма, а не из желания создать действительно качественное произведение.

Губит писателей не умение складывать слова, а желание что-то обязательно написать.

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

Мо Янь однажды родился и ещё ни разу не умирал, вместо него это делали другие. Зато Мо Янь сумел их глазами показать самого себя. Пожалуй, подобный вариант автобиографии ранее никто не писал. Мо Янь слишком импульсивен, категоричен и обладает излишне поганым языком. Он создаёт иллюзию деревенского простака и не скупится на унижающие собственное достоинство слова. Поведать он мог о чём угодно, но предпочёл уделить внимание своей личности. И самое интересное, Мо Янь не является главным действующим лицом повествования — эту роль он отвёл другому человеку, вынужденному постоянно перерождаться. Именно от его лица Мо Янь предпочитает говорить. Только слишком часто Мо Янь забывает о чём пишет, отдаляя внимание читателя от страданий очередного перерождения. Книга «Устал рождаться и умирать» начинается бодро, но вскоре теряет очертания, всё более распадаясь и не неся уже того смысла, которого до этого Мо Янь придерживался.

У классической китайской литературы есть определённые черты, по которым она легко узнаётся. Мо Янь старается их придерживаться, но только на первых страницах, чтобы далее уже никогда о них не вспоминать. По своей форме «Устал рождаться и умирать» напоминает книги XIX века, где автор в начале каждой главы коротко сообщает её содержание, что убивает интерес у читателя XXI века, не терпящего, когда ему сообщают подобную информацию заранее. Содержание книги — это скорее сказка: Мо Янь соединил в повествовании представления китайцев о загробной жизни и буддийскую модель перерождений. Результатом этого стало вольное авторское представление о перерождениях одного человека, убитого ещё до появления на свет самого Мо Яня. Можно сказать больше, Мо Янь и этот человек родились практически в одно время, о чём читатель вскоре догадается, недоумевая от тех эпитетов, которыми автор награждает не только себя в утробе матери, но и унизительные выражения о своих же родителях. Как-то это расходится с нормами конфуцианской морали, как бы ещё не совсем уничтоженную Культурной революцией.

Самые яркие эпизоды книги связаны с жизнью осла, в теле которого главный герой перерождается в начале. Мо Янь не описывает состояние плода до родов. Читатель сразу знакомится с его первыми мыслями после появления на свет. Автор никого не жалеет, едко делясь словами человека, что ныне обратился в упрямое животное. Постепенно происходит отождествление, дающееся с большим трудом. Десять лет ему будет отведено прожить в данном обличье, и все эти годы стали для Мо Яня отличной возможностью рассказать о собственном детстве, которое он помнит плохо, зато от лица осла представляет их в весьма забавном виде. Это скорее эпическое представление быта осла, нежели серьёзное понимание мотивов человека, волей Владыки подземного мира принявшего обличье подобного существа. Не сказать чтобы Мо Янь переживал за подобные проделки, поскольку и себя он ни в грош не ставит, равняя едва ли не с самым последним созданием на планете.

Мо Янь не просто вспоминает себя, он ещё и цитирует собственные произведения, заполняя ими страницы. Будто нет новых мыслей — книга и без того напоминает свалку всего. Со смертью осла Мо Янь потерялся, не сумев вжиться в последующие перерождения. Безлико перед читателем проходит вол, также незаметно пройдёт собака. Некоторый всплеск у Мо Яня случится только при перерождении главного героя в свинью. Тут автор никак не мог стоять в стороне, поскольку вдоль и поперёк страницы исписаны выдержками из его труда по свиноводству, которые он с успехом применил в данном художественном произведении. Теперь читателя будет ждать более эпический рассказ, где найдётся место революции внутри стада и счастливому спасению от глупостей коллективного разума людей. Свинье Мо Яня не хватает размаха, поэтому её нельзя поставить в один ряд с Чжу Бацзе из «Путешествия на запад» У Чэнъэня. Думается, Мо Янь хотел создать нечто подобное, да не сумел.

Простых событий не происходит. Мо Янь родился и рос в сложное время. Его можно приравнять к китайской поговорке, говорящей, что плохо жить в эпоху перемен. В пятидесятых годах XX века компартия Китая наконец-то твёрдо встала на ноги, после многолетней гражданской войны и отражения агрессии японских милитаристов. Происходившие в стране события не принесли облегчения крестьянам, как и ранее изнывающих под гнётом. Описываемая Мо Янем история уникальна ещё и в том плане, что сюжет не просто отражает прошедшие события, но и показывает жизнь людей, которым Мао Цзедун позволил вести личное хозяйство. Когда весь Китай объединялся в колхозы, сохранился один крестьянин в Гаоми, выступивший против большинства — им был отец Мо Яня. На такой почве сами собой возникают трения между родителем и сыновьями. И это уже не проблема отцов и детей, а более трагический процесс, отчасти раскрытый Мо Янем для внимания читателя. В такой атмосфере было бы слишком кощунственным уделять внимание перерождениям главного героя, отодвинутого вследствие этого на задний план.

Надо было главному герою внимательнее читать «Тибетскую книгу мёртвых». В ней подробно рассказывается, как не ошибиться при перерождении. Впрочем, китайская мифология накладывает свои особенности: душа уже не нуждается в необходимости принять факт смерти тела и в очищении перед новой жизнью.

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

Человек всегда стремится выделиться из толпы, особенно если он не является её среднестатистическим представителем, а занимается художественным творчеством, создавая силой мысли продукт собственного интеллекта. Не каждый может показать оригинальность, вследствие чего на полках скапливается большое количество однотипной литературы. Она может быть исполнена качественно, но ничем не будет отличаться от подобных ей. Очень трудно найти ту грань, переступив которую автор так и не будет понят современниками. Ясно одно — экспериментировать нужно. Необязательно играть с формой произведения, лишая его знаков препинания, абзацев или создавая подобие задействованных в процессе чтения страниц — подобный подход подрывает устои привычной литературы. Писателю необходимо работать над содержанием. Если у него есть желание стать популярным, то он пойдёт по проторенному другими пути, создав идентичное произведение. Оно будет воспринято с воодушевлением, заслужит положительные отклики, но критики его примут без энтузиазма, справедливо проехавшись по всем пунктам затёртого до дыр изложения.

Анатолий Тосс написал довольно оригинальное произведение, поместив под обложку слишком много элементов, чтобы о них можно было рассказать в общем. Если удалить из повествования похотливость главной героини и интимные сцены, книга «Фантазии женщины средних лет» воспринималась бы совсем иначе. В сюжете присутствует интрига, есть беседы действующих лиц о высоких материях, и самое главное — нестандартное повествование. Читатель может рыдать над переживаниями главной героини, чья жизнь изначально отмечается неудовлетворённостью в сексуальных отношениях с её парнем. А потом читатель будет вникать в совсем другие проблемы, где за насыщенностью событиями забудутся моменты ежедневного быта, и расцветёт личность главной героини, ставшей заложницей своих желаний.

В книге имеется ряд вставок, будто Анатолию Тоссу показалось незначительной сама история Женщины средних лет. Писатель бросает читателя в разборки полиции с преступным миром, в судебные страсти вокруг доктора-исследователя, да в спонтанно возникшую повествовательную линию о некой таблетке, дарующей принявшим её людям сверхспособности. Под занавес книги Тосс порадует читателя ещё несколькими подобными историями, одна из которых и несёт в себе основную интригу, предположения о существовании которой во время чтения не возникает, но которая подводит к осознанию нелепости Фантазий от начала и до конца. Тосс перегнул палку со своей оригинальностью, рассказав читателю весьма необычные вещи. Для добротного голливудского сценария данный сюжет должен быть лакомым кусочком.

«Фантазии женщины средних лет» имеют много спорных моментов. Не будем забывать, что писатель не зря использовал в названии слово «Фантазии», а «Женщину средних лет» он придумал самостоятельно, проявив к тому дар Творца, создающего и дарующего Всё на своё усмотрение. Тосс мягко намекнул читателю, что в жизни многое предопределено. Каждый живёт по написанному сценарию, и выполняет кем-то строго заданную программу. Такая идея воспринимается кощунством, но Творец имеет право давать и забирать, наказывать и поощрять. Читатель при этом выступает в роли наблюдателя: он может смотреть, но никогда не сможет повлиять. Также читатель имеет право закрыть глаза на вольности автора в описании интимных сцен. Эти сцены не блещут чем-то особенным, повторяя одна другую. У действующих лиц постоянно выделяется влага, даже из глаз; влаги действительно много — ей пропитана книга. Как только страницы не покрылись плесенью?

Можно поступить подобно главной героине, прочитав случайную главу из книги, отложив её в сторону и никогда больше не открывать. Приняв часть чужих Фантазий, можно задуматься о собственном Творце, сущность которого умирает в людях, так и не найдя выход наружу. Нужно самому быть Творцом, тогда существует вероятность не оказаться чьим-то Творением.

Автор: Константин Трунин

» Читать далее