trounin.ru

Случилось так, что Сергей Довлатов обнаружил старый чемодан, о существовании которого он давным-давно забыл. Стоило его открыть, как на писателя нахлынули воспоминания. Когда-то он привёз с собой из Советского Союза в США только этот чемодан, куда уместилось всё самое ценное: креповые финские носки, номенклатурные полуботинки, приличный двубортный костюм, офицерский ремень, куртка Фернана Леже, поплиновая рубашка, зимняя шапка и шофёрские перчатки. Что-то из этих вещей ему подарили, а что-то он украл, либо получил в результате самых разных злоключений.

Короткий сборник из восьми рассказов — отражение советской действительности. Со стороны Довлатова всё воспринималось именно таким образом. Он не склонен был видеть позитивное, поскольку старался оставаться на плаву, вынужденно подчиняясь обстоятельствам. Его мысли подвергались цензуре, а сам он не мог себя никак выразить, оставаясь вне системы ценностей государства, в котором жил. Сомнительно, чтобы жизнь в другой стране значительно отличалась, родись Довлатов именно там. Его взгляд также бы оставался легковесным, понимающим действительность под толстым слоем сатиры.

Безусловно, больно осознавать никчёмность, когда ты пытаешься поступать на благо общества, и вместо этого служишь ковриком при входе, позволяя вытирать ноги. Если желаешь больше денег — начинаешь заниматься спекуляцией, а коли душит жаба — тыришь чужую обувь. Главное данные обстоятельства обставить так, чтобы читатель так и не понял, насколько дурными были поступки самого писателя. Конечно, рвать на себе волосы не выход, но и поливать грязью то, что сложилось в результате долгих лет существования нескольких поколений — неправильно.

Гнилой продукт рано или поздно всё равно будет выброшен, либо заменён на новый. Советский Союз скрипел, утратив первоначальные идеалы. Была извращена сама суть его возникновения. Не все это понимали, но Довлатов прочувствовал на себе полностью. Сергей не просто ведёт повествование, он чуть ли не рассказывает анекдоты. Понятен его сарказм, выставляющий дураками действующих лиц. В смешных историях адекватным выглядит только главный герой или рассказчик — так и у Довлатова: он умнее окружающих.

Опять же, созданный писателем образ отлично вписывается в обыденность Советского Союза. Этот человек является идеальным представителем данной страны. Он не передовик и не рвётся в бой, а просто созерцает действительность, смиренно принимая происходящее за должное. Ему хочется жить лучше и он старается. Только трудно выпрыгнуть из штанов, если у тебя их нет и ты не можешь их нигде раздобыть.

Всё складывалось закономерно. Довлатову было тесно в большой стране. Он желал перемен. И вот перед ним чемодан со старыми вещами. Многое ли изменилось в его жизни и насколько это сильно теперь заметно? Основное, что понимает читатель — Довлатов наконец-то почувствовал себя свободным человеком, который может идти куда хочется, поступать — как считает нужным, и жить — вдыхая полной грудью.

Своеобразная ностальгия вышла под пером Сергея Довлатова. Он точно не желал вернуться домой, но вспомнить ему всё-таки было приятно. Замечательно, если человек способен с улыбкой говорить о прошлом, каким бы неудачным оно лично для него не было. Для каждого из нас уготована своя судьба — мало кто о ней потом расскажет потомкам. Довлатов умел находить ладные слова. Остальное же — предания старины глубокой.

Сейчас популярно говорить, что у каждого на столе или в сумке. Постарайтесь рассказать об этом в духе Довлатова, с богатым сопутствующим текстом.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Порой случает так, что писатель пытается шутить над обстоятельствами. И при этом шутит он плоско. Вследствие чего основная задумка становится главной проблемой его затяжных дум. Можно понять, если этот автор имеет отношение к английской литературе, юмор которой подразумевает плоское восприятие реальности. Разве нет? Над чем смеются англичане? Они не ёрничают и не подшучивают друг над другом самым примитивным образом, делая объектом издевательств совсем уж несуразные вещи? Ведь мог когда-то Джером Клапка Джером делать акцент на таком, о чём и не подумаешь так, как это делал находчивый английский писатель. Чем же удивлял читателя Джером? Он брал ситуацию, рассматривал её с самой нелепой стороны, отчего губы сами растягиваются в улыбке. Это и есть английский юмор. К сожалению, не все англичане могут поддержать юмор своей страны с хорошей стороны. Допустим, Сью Таунсенд делает это крайне безалаберно. По крайне мере, «Ковентри возрождается» — образчик нелепых сцен.

Почему писатели в тексте не предусматривают пояснений, уведомляющих читателя, где надо смеяться, а где задыхаться от возмущения? Внутренне понимаешь, что тот или иной момент в сюжете является смешным, но по достоинству юмор оценить не получается. Может тут проблема в адаптации произведения на другой язык, из-за чего теряется та тонкая игра слов, чаще всего и являющаяся причиной радости знакомых с оригинальным текстом. Впрочем, это отговорки. Трудности возникают на уровне внутреннего непонимания. Когда ты не можешь с улыбкой смотреть на сцены, когда действующие лица совершают несмешные действия, то тут дело кроется в ином. Англичанину может и интересно наблюдать, как героиня бегает по вокзалу в поисках туалета и слушает разговоры мужчин по этому поводу. Либо у англичанина вызывает гомерический хохот случай с мужчиной, в порыве одолевшей его тоски, решившим облачиться в одежду пропавшей жены и нанести её косметику себе на лицо. Только необязательно, чтобы подобное могло развеселить кого-то другого.

Таунсенд не ищет простых сюжетов. Её стиль отличается тем, что она глумится надо всем. Действующим лицам придан вид идиотов, страдающих такими проблемами, когда их скорее надо пожалеть, нежели стараться выжать из предлагаемых ситуаций новую порцию глумления. Задумываться над разумностью происходящего не стоит — автору было не до этого. Сью с первых страниц предлагает историю под определённым углом, изменять который ей получается только в тупую сторону: он не прямой и не острый, для этого нужно было говорить прямо или обострять. Таунсенд же упрямо расширяет угол, всё более понижая градус восприятия до придания абсолютно ровной плоскости.

Не получается по достоинству оценить юмор Таунсенд. Дурацкая ситуация с бананом в магазине, уродование родителями её восхитительной красоты, обнажённые наниматели и, опять же, тот самый туалет, где Сью опустилась до ненужной пошлости: это скорее отталкивает читателя. Безусловно, такой сюжет найдёт ценителей. Книга может послужить развлечением на некоторое количество дней, но её трудно назвать достойным представителем английского юмора. Представителем плоского юмора — да.

Выход есть всегда — надо об этом помнить. У главной героини произведения «Ковентри возрождается» тоже есть шанс восстановить себя в правах, только для этого придётся пройти через ряд испытаний. Не глумилась бы Таунсенд, было бы гораздо лучше. А так приходится внимать глупостям, похожим на комедии западного кинематографа восьмидесятых годов. Как бы смешно, и там как бы за кадром смеются, но делают это по требованию, без искренности.

Автор: Константин Трунин

» Read more

В конце XVI века Акбар Великий правил империей Великих Моголов на севере современной Индии. То было замечательное время единства индийцев и мусульман, когда правитель лично радел за всеобщее благополучие, приближая к себе людей не по происхождению, а по заслугам. Только при Акбаре мог проявить себя эрудированный и находчивый Бирбал, сумевший благодаря сообразительности и наблюдательности приблизиться к правителю. Народная молва сложила много легенд о мудрости этого человека, большая часть из которых может быть похожей на правду, а другая — это скорее надежда угнетаемых жителей на возможность обрести защиту от притеснения богачей. Сборник «Забавных рассказов про великомудрого и хитроумного Бирбала» включает в себя 159 коротких историй: некоторые из них укладываются в несколько строк, а иным не хватает и пяти-шести страниц. Смеяться над ними можно, но лучше прикоснуться к страницам и стать ближе к восточным мотивам, не таким уж далёким от остальных сторон света. Подобных Бирбалу можно найти в истории каждой страны: все они были острыми на язык, их любили бедняки и их имена стали нарицательными.

Невозможно понять, чем Акбар Великий занимался в действительности, если исходить из его каверзных вопросов Бирбалу, а также учитывать все просьбы заходящих с улицы страждущих найти справедливость. Доподлинно известно, что Бирбал погиб при подавлении восстания афганцев, и «забавные рассказы» показывают насколько Акбар ему доверял, часто посылая в соседние государства с целью отговорить их правителей от нападения на империю Великих Моголов. Находчивый Бирбал каждый раз поступал мудро, оставляя в дураках абсолютно всех, не брезгуя софистикой, придавая словам их истинное звучание, а не искажённый смысл, который используется при повседневном их употреблении. Акбар не покидал столицу империи, праздно проводя дни в объятиях жён, слушая советников, озадачивая окружающих вопросами о ерунде и придумывая красивые строчки, которыми другим необходимо завершить уже собственное стихотворение. Любил Акбар смотреть из окон дворца на городскую жизнь, находя в этом новые источники вдохновения. Придворные бились в истерике, не зная как лучше ответить Акбару, и только Бирбал мог дать требуемое.

Бирбал иной раз выставлял дураком самого Акбара Великого, едва ли не прямо называя того ослом, выкручиваясь от едких подтруниваний правителя, отчего последний лишь скромно улыбался, дабы не оказаться в ещё более затруднительном положении. С Бирбалом действительно лучше было молчать, иначе этот коварный человек мог подстроить ловушку, вследствие чего интриганы сами попадали в расставленные ими сети, иногда вынужденные принять мучительную смерть за свои деяния.

Гораздо чаще Бирбал помогал решать споры другим людям. Те заходили к нему с улицы. Они могли при этом быть самыми бедными жителями города. И при возможности никогда не упускали возможности получить мудрый наказ от умного человека. Бирбал помогал честным людям отстаивать права, сурово наказывая виновных. И даже когда Акбар интересовался у Бирбала, отчего в его империи несправедливость всё никак не может быть искоренена, то получал ответ в виде замечания, что Солнце не может светить постоянно, ведь обязательно восходит Луна. Сам Бибрал мог пропадать на несколько лет, будучи обиженным Акбаром и выжидая время для очередного доказательства своей правоты. Стоит обратить внимание на тот факт, что Бирбал редко отвечал сразу, чаще прося людей обождать, пока им будет всё сделано для доказательства. И когда можно было блеснуть находчивостью — Бирбал давал окончательный ответ.

Бирбал заботился о бедных, но о нём никто не заботился. Ему самому приходилось избегать уловок мусульман, еле сносящих его присутствие рядом с Акбаром. Они то и дело упрашивали правителя убрать остроумного индийца, заменив его человеком своей веры. Акбар шёл на уступки, прекрасно зная о будущих печальных последствиях деятельности нового вазира. Однажды Акбар лично задумал обратить Бирбала в свою веру, подведя того под обещание сесть с ним за общую трапезу. Ловко Бирбал вышел и из этой ситуации, испортив обед всем вельможам.

«Забавные рассказы про великомудрого и хитроумного Бирбала» — отличное средство для возможности блеснуть перед другими своим остроумием, озадачив слушателей очевидным ответом.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Нужно уметь смеяться над собой, даже если делаешь это с серьёзным лицом, задевая острые углы. За подобный юмор тебя не похвалят, а скорее осудят. Но кто не боится затруднений в понимании своих мыслей, тот рано или поздно добьётся нужного эффекта. Джозеф Хеллер ничего нового не придумал, поскольку, придерживаясь рамок абсурда, он под другим углом восприятия изложил тревожащие его проблемы современного общества. Ему не давала покоя война, которую он наблюдал лично, совершив шестьдесят боевых вылетов. Хеллер стал невольным свидетелем того, что никогда не найдёт места в голове разумного человека. Война сама по себе — страшное явление, но ещё более пугают люди, ответственные за боевые действия. Хеллер честно летал и бомбил указанные цели, а тем временем на базе происходило много вещей, о которых лучше лишний раз не вспоминать. Безусловно, Хеллер передёргивает, причём раздувая происходящие в книге события до тупейших из тупых ситуаций. Есть в его словах цельное зерно — нужно лишь не кривить душой, а принять «Уловку-22» без возражений. Необходимо по-настоящему ценить жизнь, чтобы не бояться пойти под трибунал за свои действия.

«Уловка-22» — самый настоящий театр абсурда. Всё происходящее в книге — это рассказ о психически нездоровых людях. Хеллер каждое отклонение от нормы возводит в абсолют, отчего даже человек без медицинского образования и без проведения каких-либо обследований сможет им поставить диагноз «Идиот». Поведение и мысли героев книги прямо говорят за их невменяемость. Трудно поспорить с утверждением, что война ломает психику людей, но в обществе более принято считать иначе — война закаляет людей. Угроза быть убитым сводит людей с ума в прямом смысле, делая их калеками до конца жизни. У Хеллера герои сошли с ума раньше, чем они отправились домой. Связано это с постоянно повышающейся нормой вылетов. Безумство, однако — пожалуй, это факт: американский лётчик, совершив двадцать боевых вылетов, мог отправляться домой, ведь война для него на этом завершалась. Разве мог кто остаться в своём уме, если дойдя до заветной цифры, количество вылетов увеличивалось на пять… и так до 60-70-80. Всё-таки боевой вылет — это далеко не одно и тоже, что «слетать за молоком в Парму», а реальная обстановка, где самолёт может быть сбит силами противовоздушной обороны противника.

Экипаж бомбардировщика — не те люди, которым приходится сталкиваться с врагом лицом к лицу. Их дело удачно отбомбиться и вернуться на базу. Кто-то из них может мечтать быть сбитым, чтобы уплыть на спасательном плоту в Швецию, а кто-то будет сидеть и трястись до приземления, вспоминая имена всех святых, лишь бы снова вернуться живым. Хеллер безжалостен к собственным героям, сводя их в могилу одного за другим. Их смерть такая же нелепая, как и их поведение вне самолёта. Просто приходит время завершить жизнь, и Хеллер её обрывает, применяя в качестве режущего инструмента лопасти винтов или иные инструменты, но постепенно сводя всех в могилу. Складывается впечатление, что умереть должен каждый участник войны, включая отсиживающееся на базе командование. Если умереть не в бою, то можно врезаться в гору, а то и попасть под удар просто купаясь в море: Хеллер не испытывает сожаления, делая из абсурда констатацию печального факта — люди смертны, а война не может обойтись без человеческих жертв.

Гнилая система ещё держится, покуда самолёты способны подниматься в воздух и выполнять свои задачи. А ведь жадные до наживы сторонние граждане, могли в родную армию поставлять вооружение отвратительного качества. Хеллер ни о чём таком не говорит, а значит читатель может быть спокойным — не все ещё окончательно потеряли совесть. Только совесть можно терять по-разному, чему Хеллер потворствует, находя множество дыр в жизни людей, пребывающих в условиях военного времени. Нет такого момента, куда Хеллер не вставил свои пять центов. Достанется медицинскому корпусу, службам снабжения и самому командованию. Последнее будет думать больше о сытой жизни и о выполнении пришедших сверху приказов, чем о быте подчинённых. Доктор ради повышения довольства будет по документам выполнять боевые вылеты, а ответственный за поставку продуктов «начнёт доить» армию США ради собственного блага, выкачивая воздушную смесь из спасательных жилетов и совершая вояжи по всей Европе, осуществляя бартерные сделки. Сходить с ума начнёт и сам читатель, усваивая из текста книги информацию о подобном раздолбайстве.

Поставить к стенке и расстрелять можно каждое из действующих лиц. Нет ничего разумного в совершении диверсий внутри собственных войск: положение армии на карте спокойно изменяет посторонний, неизвестный подкидывает мыло в общий котёл с едой, кто-то отказывается взлетать из-за того, что он уже выполнил норму вылетов. Сумасбродство процветает, и с ним никто не желает бороться. Во главу всего Хеллер ставит негласный свод фронтовых законов, где двадцать второй пункт гласит: «Всякий, кто пытается уклониться от выполнения боевого долга, не является подлинно сумасшедшим». Пускай в кузнице нет гвоздя, ведь бои идут вне родных стен, а значит враг ничего не сможет с тобой сделать. В его силах лишь стереть в порошок базу, но это генералитет как-нибудь переживёт, имея в запасе свежих призывников.

А хочет ли кто-нибудь уходить на войну? Американцы всю свою историю воюют. Не было ещё года без их участия в каком-нибудь конфликте. Разобравшись с присутствием индейцев, испанцев, англичан, французов, голландцев и русских на своём материке, они стали всё активнее вмешиваться в дела соседних континентов. Только теперь среди них есть когда-то гонимые индейцы, испанцы, англичане и далее по списку. Хеллер добавляет в проблематику армейских будней национальный вопрос. Отнюдь, шовинизма и джингоизма в книге нет, и без этого хватает здоровой порции циничного восприятия происходящих событий. В рядах армии США все чувствуют себя в одинаковой степени плохо, если не являются подлинно сумасшедшими, а ведь таких в «Уловке-22» избыточное количество. На читателя обрушивается нетривиальное подтрунивание, где находится место нефтеносным индейцам, гонимым по прерии всё дальше и дальше, и людям с несуразными фамилиями, о которых просто принято шутить, но не проводить внутренних расследований и как-то их морально подавлять. Одну тему не задел Хеллер, не решившись её поднимать в столь неоднозначном произведении: он не стал говорить об отношении к чернокожим представителям своих сограждан.

В «Уловке-22» никто не хочет воевать, опять же кроме тех психов, которым срочно надо в Швецию. Люди без особой радости пополняют ряды армии, оставляя дома отнюдь не родных и близких, а наработанную клиентскую базу. Хорошо, если вернёшься с войны и сумеешь вновь наладить бизнес. Однако, коли ты призван, значит и по возвращении надеяться на успешное восстановления дела не следует, если в самой армии ты не зарекомендуешь свой профессионализм.

Джозеф Хеллер показал войну с той стороны, с которой о ней говорить кощунственно. Но в подобном тоне говорить о войне необходимо, как бы тебя за это не порицали. Экзюпери в «Военном лётчике» говорил в более мягких оттенках, но также был категоричным в своих суждениях. А вот Хеллер сделал ставку на юмор. И не прогадал.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Настала пора понизить градус восприятия симфонической музыки и поменять мнение о людях, посвятивших себя игре на инструментах в оркестре. О плюсах и минусах каждой профессии можно говорить бесконечно долго: Владимир Зисман берёт на себя смелость с крайне едким цинизмом рассказать про самое близкое и родное его собственному сердцу. «Путеводитель по оркестру и его задворкам» — это книга-предостережение тем родителям, которые мечтают отдать ребёнка в музыкальную школу не для общего развития, а с целью вырастить звезду мировой величины. Своеобразие оркестровой карьеры может быть мило людям, наконец-то в него попавшим, да не оставшихся на дне оркестровой ямы, а выбившихся в первые скрипки. С извращённой любовью Зисман ведёт монолог, затрагивая темы от зарождения симфонической музыки до того, как арфистка накрывает арфу попоной, духовики сливают накопившийся в инструментах конденсат, а облизанный мундштук убирается на положенное ему место.

Зисман безапелляционно даёт портреты всем музыкантам, не забывая одарить особым мнением духовые инструменты. Для него флейтисты — безумные шляпники. Это не обидное сравнение, а влияние инструмента, техника игры на котором просто обязывает мозг активнее обогащаться кислородом. Сам Зисман играет на гобое и английском рожке. А ведь это тоже духовые инструменты. Поэтому читатель не должен удивляться, замечая эксцентричность в словах автора, без стеснения и откровенно говорящего на волнующие его темы. В самом деле, разве может адекватный профессионал заявлять о том, что он не представляет, как вообще могут извлекаться звуки из большинства инструментов, да хоть из гобоя. Его дело — правильно исполнять текст с нотного листа, а об остальном позаботились мастера давних лет, своими трудами создавшие симфоническую музыку.

Краткий экскурс в историю открывает малоизвестные факты, объясняющие столь поздний взлёт подобного искусства в России. Делится Зисман и информацией о происхождении каждого инструмента. Но, как он откровенно говорит, что плохо понимает свой, так и про другие рассказывает исходя из ощущений. Зритель в зале всегда воспринимает игру в общем, а музыканты в оркестре ориентируются совсем на другое, поскольку находясь на сцене, всё представляют себе в ином свете. Забавно осознавать неутомимость струнников, да волнение ударника, которому иной раз за весь вечер нужно будет только один раз ударить. Контрабасисты могут спокойно поедать еду, прикрываясь габаритным инструментом, а духовики постоянно что-то точат, смачивают и облизывают. Лёгкого труда никто не обещал, для многих из музыкантов путь определён был ещё до рождения.

В Советском Союзе средний участник симфонического оркестра получал не больше водителя трамвая. Вся прелесть профессии заключалась в возможности выезжать за границу. Это отчасти оправдывало родителей, пристраивавших детей в полезные для общего блага семьи места. Но чаще в музыкальную школу шли по стопам родителей. Если папа играет на гобое, то все его дети тоже будут играть на гобое. Своеобразная профессиональная кастовая принадлежность. Выучившийся на гобоиста, музыкант больше ничего в жизни не умеет. Вся подработка чаще сводится к халтурным выступлениям на стороне. Зисман не жалеет сарказма и анекдотов, отображая особенности каждого инструмента. Читатель согласится, что арфисту крайне трудно найти себе халтуру, ему и без того мешает нормально передвигаться полная сумка струн, каждая из которых имеет своё определённое место.

Стройными рядами проходят перед читателем: дирижёр, струнники, духовики и ударники. Где-то Зисман путается, не зная на основании чего именно классифицировать оркестровые инструменты. Ещё можно понять, что рояль — это ударно-струнный инструмент. Но как относиться с нотному листу, в котором запись не отражает особенностей игры? Зисману это наиболее знакомо, ведь его инструменты играют не те ноты, которые должны играть. Даже нет сомнений, что композитор мог подразумевать совсем другое, нежели то, что слышит современный зритель. Огромное количество мелких деталей сторонний человек, к тому же не обладающий соответствующим слухом, просто не заметит.

С музыкантами Зисман более-менее разбирается. Однако, он не забывает рассказать про других людей, связанных с функционированием оркестра. Читателя ждёт описание будней библиотекаря и работников сцены, на чью тяжёлую долю выпала обязанность заботиться о самых незаметных составляющих концерта, вроде снабжения музыкантов нотами и расстановки инструментов на отведённые им места. Уборщица, кстати, это напасть и симфонического оркестра тоже, поскольку вносит свою долю неразберихи в общий хаос.

Не стоит распространяться, как часто, по мнению Зисмана, музыканты закидывают за воротник. Они делают это ровно в той степени, в которой поступают представители других профессий. Хотя, конечно, Зисман перегибает палку. Впрочем, он духовик, и тот — кто даёт ноту ля в начале концерта, по которой все настраивают свои инструменты. Поэтому ему можно говорить — читатель обязательно всему поверит.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Каждый, в меру упитанный, писатель мечтает стать богатым человеком. Лучше, если при этом, профессия его будет творческой. Не помешает квартира в центре Санкт-Петербурга и внушительных размеров джип. Не страшно, если за плечами развод и крах семейной жизни. Тебя будут вдохновлять обстоятельства, харизматичные друзья и эксцентричный шеф. Жизнь не будет казаться скучной. Именно из этого исходит Слава Сэ, создавая альтер-эго, соответствующее всем заданным параметрам, в меру упитанного, писателя. Нащупав твёрдый сюжет, дальше остаётся только подпитывать фантазию. На выходе получилось искромётное произведение, не претендующее на звание высокохудожественной литературы; оно определённо поможет скрасить пару хмурых дней и, почему бы нет, белых ночей.

Логического объяснения происходящим в «Еве» событиям нет. Слава Сэ наполняет содержание смешными моментами, всегда находя возможность пошутить. Для главного героя не существует простых людей, он обязательно находит нечеловеческие сравнения: может уподобить встречного бутерброду или дракону, сопровождая дополнительной характеристикой хабитуса в целом: допустим, видя пропитого человека, даёт ему однозначную характеристику отношения к среде сантехников и подвиду алкоголиков. Точно также Слава Сэ показывает друзей главного героя, доводя до крайностей положительные черты: обтекаемо и без обид, Слава Сэ сообщает читателю парадоксальную увлечённость каждого из них тем или иным занятием, могущим внести порцию юмора в сюжет.

«Ева» — по своей внутренней структуре близка к «Даме с камелиями» Александра Дюма-сына. Главный герой такой же без ума влюблённый человек, а его девушка не внушает доверия окружающим. Дальнейшее продвижение по сюжету только подтверждает сравнение. Читатель может в этом лично убедиться, найдя большое количество сходных черт. Никакой особой разницы нет — просто события перенесены из Францию в Россию на сто шестьдесят три года вперёд. Главный герой дополнительно мигрирует в другую страну, терпя вынужденные неудобства. Его чувства преодолеют неприятный факт реального положения дел и трудовую практику в доме умалишённых. Слава Сэ нередко отступает от общего сюжета, наполняя действие посторонними деталями, преследуя цель обеспечить читателю приятное времяпровождение в другой обстановке.

Разбирать повествование на отдельные фрагменты — занятие неблагодарное. Нельзя требовать от такой литературы внутренней философии. Ничего нового Слава Сэ не говорит. Он только делится порцией едких слов, разумно поливая иронией обыденную жизнь. Многие в душе желают приключений, ни в чём не уступающих метаниям главного героя «Евы»: променять душный офис на незабываемые приключения на грани морального разложения. Слава Сэ такое желание реализовал на бумаге, мысленно заставляя альтер-эго разбираться со свалившимися на его голову неприятностями. Если под колёса вашего автомобиля попадёт пленительная незнакомка — как вы себя поведёте? Главный герой «Евы» повёл себя самым разумным способом, схватив сбитое тело, погрузив на заднее сиденье автомобиля и скрывшись с места преступления.

История выдумана от начала и до конца. Слава Сэ в этом честно признается на последних страницах тем читателям, которые невнимательно читали с самого начала. Любой читатель может последовать совету писателя: нужно удобно сесть, решить на чём предстоит писать и приступать. Если не в реальной жизни, то в собственных мыслях, каждый волен решить, какое слово будет первым, и как будут вести себя его герои на седьмой день. Слава Сэ — демиург, как все писатели; он воспользовался своим правом.

Кроме «Евы», данная книга содержит рассказы. Цельного в них ничего нет. Слава Сэ делится накопленным багажом знаний, чаще всего проистекающим от проблем на фронте взаимоотношений с женщинами. Содержание «Евы» уже показало мечты автора, следующие за ней рассказы — глубже погружают читателя в проблематику затруднений в общении автора со слабым полом. Красочно описывая попы прелестниц, Слава Сэ поёт оду коленкам. Своё мировоззрение он проецирует на других людей — для него, например, таксисты, выходящие на смену по ночам, — это охотники за обольстительницами, ибо иначе им нет смысла работать себе в убыток. Даже страшно становится, что Слава Сэ сам мог быть причастным к данной профессии… и жуткие картины возникают в голове от представлений, как он вёл себя с попутчицами, рискнувшими сесть с ним в один автомобиль.

Надо с иронией смотреть на мир. Когда не можешь это сделать сам, то помогут писатели. Слава Сэ справился со своей задачей.

Автор: Константин Трунин

» Read more

В каждом юном скандинаве живёт стародавний викинг, чья разрушительная энергия часто находит выход в виде вспышек агрессии и стремления познать сокрытое. Голословным утверждением это не является, достаточно ознакомиться с произведениями шведских и норвежских писателей XX-XXI веков. Самый яркий пример — творчество Астрид Линдгрен. Популярная на весь мир компания из Малыша и Карлсона, подмывающая основы спокойствия, даст яркое представление о прекрасных годах детства, когда можно было безобразничать в волю, не опасаясь наказаний. За этим кроется ещё один элемент воспитания скандинавских детей, чаще предоставленных самим себе. Кураж со временем должен выйти из ребёнка полностью, согласно наложению на него проекций исторического хронометража. Если до семи лет шведы могут колебаться и быть тише воды, то потом вплоть до двенадцати лет происходит невообразимая буря, всё согласно соответствию с пиком активности викингов в VII-XII веках. Данная теория имеет право на жизнь, вследствие удивительного совпадения.

Не смотрите, что Малыш назван Малышом, он отнюдь не робкого десятка. С его тела не сходят синяки, а кулаки постоянно чешутся в порыве надавать очередных тумаков одноклассникам. Его личная проблема — это нелогичная дружба с Карлсоном, на фоне которого Малыш приобретает вид невинного ягнёнка, забывшего о собственных проказах. Почему-то Линдгрен совмещает в Малыше две сути, показывая читателю спокойного человека, тогда как заочно рассказывает об его буйном нраве. Лишь девочки вздыхают спокойно, Малыш их старается обходить стороной, не позволяя себе открыто выступать против них. Когда в жизни Малыша появляется Карлсон, ситуация ещё более усугубляется. Линдгрен представляет читателю замкнутого в себе ребёнка, которому нельзя выходить из квартиры. Он заперт в четырёх стенах, поэтому немудрено, что в его жизни появляется друг из ниоткуда, которого читатель изначально воспринимает за порождение фантазии. Линдгрен и сама на первый порах не предполагала давать иллюзии право на реальное существование, о чём можно судить из содержания первой повести. Даже когда было принято решение сделать Карлсона существом из плоти и крови с кнопкой на животе и пропеллером за спиной — об его существовании на семейном совете решили никому не рассказывать. Много позже Линдгрен разовьёт сюжет дальше пределов дома Малыша, логически продолжая повествование.

Мужчина в самом расцвете сил, одетый в синие штаны, рубашку в клетку и носки в полоску, имеющий вид бочки, оценённый в десять тысяч крон — это и есть Карлсон. У него нет имени, разумного объяснения существования и чувства меры. Одним словом, настоящий сказочный персонаж, родившийся не в дремучих лесах и не на волнах из морской пены, а где-то на одной из крыш в столице Швеции. Назвать его героем нашего времени нельзя, больным человеком тоже — надо воспринимать подобием линдгреновского мужчины, в противовес бальзаковской женщине. Меняющиеся ценности сделали так, что во времена Бальзака женщина редко становилась независимой и могла принимать самостоятельные решения, то спустя сотню лет в аналогичное положение самовольно стали переходить уже мужчины: им присущ инфантилизм, а принятие решений они перекладывают на чужие плечи, в том числе и женщин. Было бы замечательно дать жизнь термину «линдгреновский мужчина» — смотрится внушительно, значение сомнительно, а со временем примет такой вид, что он уйдёт в народ, и под ним будут понимать совсем другое. Не тридцатилетний возраст, конечно, но хотя бы период начала тяги к рубашкам в клетку — и инфантилизм не будет иметь никакого значения.

«Малыш и Карлсон» стали также прообразом жанра произведений о запертых отчаянных детях, способных на всё, лишь бы никого не запустить внутрь своего мира. Отважные дела и смекалка позволяют совершать самые поражающие воображение поступки, вызывая волнение у окружающих людей. Притвориться привидением, съесть блины или сыграть злую шутку — самое безобидное из возможного. Линдгрен была слишком добра, чтобы сбрасывать тяжёлые предметы на голову с высоты (хотя, кое-что всё равно позволяла скидывать с крыши), ударять током, садить на клей и прочие непотребности. Происходящие события не должны были агитировать за асоциальное поведение, о чём в тексте часто проскальзывают нравоучительные нотки.

Автор: Константин Трунин

» Read more

При Николае I шутить считалось опасным занятием. Расплата за ёрничание могла довести до Сибири или до поста в каком-нибудь ведомстве, а то и отдалённой губернии, отчего приходилось замолчать всерьёз и надолго. Это не помещало Алексею Константиновичу Толстому и братьям Жемчужниковым придумать личность Козьмы Пруткова, чтобы под его именем в разных изданиях того времени создавать провокационные произведения, направленные на возмущение общественности и просто ради получения удовольствия от издевательств над литераторами. С позиций XXI века Козьма Прутков воспринимается сугубо троллем, не имеющим никакой настоящей ценности для культуры, хоть и подарившим миру ворох афоризмов, порождённых бредом воспалённых умов.

Если вчитаться в стихотворения, пьесы и афоризмы Пруткова, то видишь в них передёргивание других авторов, чаще с целью высмеять. У одного не понравились высокопарные длинные и нудные стихи о Древней Греции, так мгновенно выстреливает пародийное произведение с нотками озорства, но не более. Толстой и Жемчужниковы ярко противопоставляли себя писателям, патетически отвечая на все нападки в тех же источниках, куда помещали собственные творения по мотивам других произведений. Делали они это экспрессивно и напыщенно, по крохам воссоздавая лживую биографию якобы реального человека, занимающего высокий пост в одной Палате, для чего могли приводить слова людей, знавших Пруткова, или ссылаться на многочисленную родню Козьмы, публикуя уже не от его имени, а доставая из пыльных сундуков творческие муки деда и отца, позволяя себя смело шутить над старыми порядками гражданской жизни, да и особенностями военной службы тоже.

Читателю должны быть известны прутковские выражения: «заткни фонтан», «смотри в корень» «объять необъятное», «никто не может объять необъятное» и множество их производных. За долгую жизнь любой человек обязательно станет генератором крылатых фраз, если не забудет их записать, но чаще всего этого не делает, что сильно обедняет русский язык. Создать образ Пруткова на самом деле легко, только уже будет очень трудно выделиться на общем фоне расплодившихся троллей, не стесняющихся подкалывать собеседников просто легко подтрунивая, либо используя приёмы более жёсткой сатиры. Не все из них при этом обладают достойными познаниями в орфографии, чтобы свои мысли довести до ума и представить на суд читателей в самом лучшем виде, а то и просто говоря ради говорения.

Творчество Пруткова всё равно навсегда останется частью истории, каким бы образом его не воспринимали. Собрания его сочинений будут издавать многотысячными тиражами, а то и миллионными, как это сделало издательство «Художественная литература», выпустив разом около двух миллионов книг «Сочинения Козьмы Пруткова». Мало какой настоящий писатель может на такое претендовать, а тут именно вымышленный, чьи произведения публиковались от случая к случаю, да и то по большим праздникам, если Толстому удавалось найти время для встречи с Жемчужниковыми.

Козьма Прутков родился без имени, потом придумал себе имя, после чего оно обросло слухами, потом неожиданно скончался, продолжая слать письма в издательства с того света, покуда авторы наконец-то не решились полностью раскрыть всю правду, наблюдая плоды популярности выдуманного ими человека — его именем стали подписываться многие анонимные авторы, стараясь придать больше внимания своим потугам. Всего один раз Жемчужниковы оговорились, что им как-то помог Ершов, набросавший пару стихотворных строк к одной из пьес. На том и была поставлена окончательная точка.

Если творческая мысль сидит в клетке, а желание творить гнёт прутья темницы, тогда следует обратить внимание на продукт чужих дум, извратив его и выдав за гениальный труд. Таким был Козьма Прутков — такими могут быть подобные ему.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Цикл «Даша Васильева» | Книга №1

В 1999 году мир ещё не знал, что Дарья Донцова, написав «Крутых наследничков», возьмётся за литературный труд с большим энтузиазмом. Имея замечательных знакомых, она была вправе рассчитывать на успех. Согласитесь, не за каждого человека писатели соглашались писать школьные сочинения. С молодости Донцова привыкла к помощи других в своём труде, но и сама не оставалась в стороне, воплощая собой многих из героев своих книг. Если брать Дашу Васильеву, то сравнение этого персонажа с самой Донцовой обнаруживает много сходных черт, начиная от имени-фамилии и закрученных семейных отношений, в которых читателю не так-то просто разобраться. Взять за основу собственную жизнь, добавив изрядную порцию фантазии — отличное решение для начинающего автора. Донцова уверенной поступью создала первую книгу, в которой полно интриг, запутанных происшествий и присутствует юмор.

Повествование изобилует поговорками, а сам сюжет неспешно продвигается вперёд, интригуя читателя заманчивыми изгибами. Чем дело ближе подходит к окончанию, тем сюжет всё больше принимает форму водоворота, засасывая предположения о настоящем преступнике, личину которого Донцова всё яснее обрисовывает. Однако, запутанное дело именно потому запутанное, что в нём не может разобраться даже автор, предлагая читателю самостоятельно развязывать сюжетные узлы, заводя расследование в тупик, не имеющий очевидного разрешения. Хороший детектив автор всегда создаёт с конца, но Донцова строит предположения по ходу действия, заставляя теряться среди ляпов, но внутренне принимая всё за чистую монету, поскольку самостоятельно во всём разбираться нет никакого желания.

Главная героиня — пронырливая женщина со склонностью быть везде затычкой. Она с упоением окунается в любое дело, в котором иной раз ничего не понимает, но фирменное везение и ангел-хранитель-нарратор за спиной в виде Донцовой помогают выбираться ей из любых передряг, в которые героиня попадает из-за собственной твердолобости. Ладно построенный детектив мог легко рассыпаться, если бы его не спасла главная героиня, решившая поиграть в те самые жмурки, о которых гласило первоначальное название книги. Действительно, Даша Васильева передвигается с закрытыми глазами, пытаясь с помощью интуиции нащупать верный путь к решению свалившейся на её плечи проблемы. Нарратор не всегда рассказывает историю, предпочитая в критические моменты переключаться на главную героиню, перемежая таким образом повествование от третьего лица к первому. Запутаться во всех событиях трудно, они при всей своей хаотичности выглядят удивительно прямолинейно. Подчищая неувязки, на деле выходит ладное произведение о богатых людях, чья жизнь рушится словно карточный домик.

Скромный советский человек не так легко адаптируется к роскоши, как это может показаться со стороны. Такой человек обязательно сохранит внутри себя твёрдые убеждения, заставляющие его избегать хорошей сытой жизни. Именно так ведёт себя Даша Васильева — на её семью падает сказочное богатство во Франции. Казалось бы, можно успокоиться и жить в роскоши, натирая ноги о перила третьего этажа особняка и давая отдых глазам, взирая на картины и скульптуры в подлиннике. Только дух приключений толкает главную героиню на решение задевших её преступлений. Её не устраивают выводы полицейских, отчего она и начинает сорить деньгами во все стороны, сея вокруг себя ещё больше преступлений, хоть и без задней на то мысли.

Франция под пером Донцовой — это голубые хомяки, голубые мужчины и голубые мысли. А русские для Донцовой — это сумасбродные пассажиры, везунчики и радетели за случайные половые связи, даже если это всё происходит благодаря голубым особенностям новой страны пребывания; им бы дать нансеновский паспорт, да времена другие — теперь достаточно заграничного удостоверения личности и миллионами выстланного пола.

«Крутые наследнички» отдают бодрой порцией романтического отношения к жизни, где особенности беллетристики видны наиболее характерно. Стоит ли читать дальше?

Автор: Константин Трунин

» Read more