trounin.ru

«Чёрный обелиск» — это больше автобиография, исполненная в виде художественной обработки, нежели взятый из личных переживаний автора сюжет. Маститая фигура Ремарка давно вознеслась над безликой массой так называемых писателей, чья жизненная цель состоит в трате бумаги, не несущей никакой смысловой нагрузки; Ремарк блестяще выглядит на фоне заслуженных авторов, каждому из них отведено место в сердце читателя, где Ремарк отвечает за страдания души. В литературе не так уж много примеров, когда представляется уникальная возможность понять автора без лишних биографий и людей, что в них пытаются разобраться. «Чёрный обелиск» охватывает отрезок от окончания войны до начала журналисткой деятельности, когда Ремарк подрабатывал продавцом надгробий и был органистом в психиатрической клинике: всё это оставило отпечаток на авторе не менее сильный, нежели Первая Мировая война. Когда перед писателем встал вопрос о выборе сюжета для новой книги после сдачи в печать «Времени жить и времени умирать», где тема ужасов войны была показана в очередной раз, а снова говорить о выгнанных политическим режимом из Германии людях больше не было сил, тогда Ремарк взял за основу небольшой фрагмент, решив его превратить в полноценный роман.

К удивлению читателя, «Чёрный обелиск» — это бесконечная история в духе Ремарка, но не имеющая в себе повторяющихся элементов. Да, герои кажутся точно такими же. Девушка главного героя по-прежнему страдает недугом, наивна как ребёнок и её любовь — желание расстаться с одиночеством; только вместо физических дефектов для читателя заготовлено душевное заболевание, о котором Ремарк будет долго размышлять, предлагая свои способы лечения, вплоть до эвтаназии, постоянно переосмысливая подход к людям, чьё мировосприятие отлично от нашего. С одной стороны — общество ничего для душевнобольных сделать не может, с другой — нет гарантий, что именно мы смотрим на мир правильно. Стоит предположить, Ремарк действительно мог общаться в психиатрической клинике с пациентам, (возможно) вплоть до любовных увлечений: слишком идеализирует он свои ощущения, не давая конкретной картины заболевания, выставляя на суд читателя девушку с небольшими отклонениями между несколькими личностями, не желающими ужиться в одном теле, что со стороны кажется слишком поверхностным подходом к изучению проблемы. Но Ремарк просто делится переживаниями юности, не стремясь прослыть знатоком среди психиатров — созерцание и так давит на него всей тяжестью среди и без того тяжёлых дней.

Сам главный герой — это всё тот же парень, чьи порывы знакомы читателю слишком хорошо. Они не сильно изменились со времени «На западном фронте без перемен», пока главный герой вместе с «Тремя товарищами» пытался разобраться в разваливающемся мире, погружаясь всё больше в атмосферу декаданса, чтобы потом скитаться по послевоенной Европе в поисках своего угла, переходя границу за границей, дабы «Возлюбить ближнего своего» и сразу следом взирать на «Триумфальную арку» без осознания каких-либо перспектив в мире, выкинувшем тебя на свалку истории, покуда не грянет война, чтобы снова настало «Время жить и время умирать». Теперь пришла пора вспомнить прожитые дни, стараясь выжить в мире гиперинфляции, чтобы позже показать блеск возрождающейся Европы под шум гоночных моторов и под звон бокалов с Дом Периньон, когда безусловно «Жизнь взаймы».

Каждый человек в «Чёрном обелиске» — это именно человек, всем Ремарк даёт вторую жизнь. Никто из них не знает, как сложится судьба в этом странном мире, где всё начинается с тридцати тысяч марок за доллар, а к концу книги цена доллара достигает миллиарды марок. В таком мире просто невозможно существовать, отчего многие заканчивают жизнь самоубийством. Хорошо, если ты работоспособный, имеющий все возможности добыть себе пропитание. Но если ты на пенсии или не можешь работать, тогда стоит ждать голодную смерть, с чем многие не соглашаются, предпочитая досрочно прекратить свои мучения. Каждый герой книги заглядывает в светлое довоенное прошлое, желая вернуть тех умных людей, при которых страна процветала. Ремарку такое до боли противно — он безапелляционно заявляется, что именно то правительство считало себя слишком важным, чтобы толкнуть Германию к развалу, надеясь извлечь выгоду из войны. Стоит более внимательнее приглядываться к голубым тонам неба и к зелёным оттенкам травы, имея нужные пробники, чтобы сказать какое молоко действительно вкуснее — нет простых решений в постоянно меняющемся мире.

Главный герой «Чёрного обелиска» не заглядывает вперёд, не имея никаких представлений о будущем. Только к концу книги Ремарк скажет о том, как сложилась жизнь каждого. Но до того момента читателю предстоит на себе лично почувствовать все прелести разваливающейся экономики, где каждый играет на повышение, а о понижении может только мечтать. Удивительно, что герои Ремарка мало употребляют алкоголь: наверное, им совсем не до него. Хотя, некоторый упор сделан на водку, приведённую в качестве приятного бонуса для развлечения, когда одно из действующих лиц может на вкус определить точное её происхождение. И ведь никто не спивается, исправно выполняя свою гражданскую функцию, поддерживая оптимистичный настрой среди своего окружения. На этом фоне перед читателем всё больше вырастает фигура Гитлера, которая ещё до прихода к власти стала получать всё больше влияния, чьи предлагаемые методы на фоне общего упадка воспринимались людьми с крайним воодушевлением. В такое время, когда каждый пятый лез в петлю, в душу людей могло проникнуть только обещание самых решительных действий, способных возродить очередной германский рейх, на этот раз третий по счёту.

Если в «Трёх товарищах» очень хорошо показываются чувства людей, отрицающих саму возможность лучшей жизни, ожидая всё большего ухудшения дел, то «Чёрный обелиск» дышит верой и надеждой на скорое исправление ситуации. Ремарк описывает утрату патриотизма, заставляя людей негативно относиться к хранителям старого порядка, сжигая флаги и убивая тех, кто за флаг готов погибнуть. Германия в руинах, но Германия готова встать на ноги снова. В непростой среде разворачивается сюжет книги. Остаётся бежать, но бежать не возникает желания. Что-то обязательно произойдёт. Только лишь спустя десятилетия понимаешь всё горе и отчаяние людей, сравнивая с собственным благополучием. Впрочем, нынешнее благополучие тоже шаткое явление. История циклична… и любой подъём всегда заканчивается падением.

Весьма остро задевает Ремарк тему религии и бога. Ремарк смотрит на это не с позиции верующих, а старается взглянуть на паству глазами создателя. Легко понять мысли человека, молящегося за успех мероприятия, особенного военного. Только не может бог встать на чью-то сторону, если что-то не могут поделить между собой нации, обе в него истово верующие. После того, как высший разум от тебя отворачивается, то должен возникнуть конфликт с ним. Почему его не происходит, а вера остаётся всё также сильна? Если человек создан по образу и подобию божиему, то отчего бог не удостаивается порицания? Ремарк будет поднимать один вопрос за другим, заранее понимая бессмысленность любых рассуждений. Редкий читатель причислит бога к отличному поводу для загадок софистов, больше читателей примут слова автора за само собой разумеющийся ход мыслей в голове каждого из нас.

Кажется, продавать ритуальные услуги — всегда будет выгодно. Но были времена, когда даже такое прибыльное дело не давало надежды для уверенности в завтрашнем дне; и надо помнить, что чувство собственной важности и вседозволенности рано или поздно доведёт мир до хаоса снова.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Личность Мориса Метерлинка кажется загадочной. Ранний нобелевский лауреат по литературе и человек, заслуживший своими трудами титул бельгийского графа — наверное не зря провёл свою жизнь, излагая мысли на бумаге. Большой известностью Метерлинк обязан в первую очередь детской сказке «Синяя птица», а остальное просто прилагается. Любопытно взглянуть на мировоззрение человека начала XX века, там действительно есть на что посмотреть и есть над чем задуматься. Автор говорит не только о цветах, но и о боевых искусствах, холодном оружии, бессмертии, религии и множестве ещё более мелких проблем — всё это помещено под обложку данного сборника философских эссе с замашками на признательность научного общества.

Основное эссе «Разум цветов» написано в 1907 году, когда ещё были возможности делать предположения на своё усмотрение. Конечно, теории Дарвина вовсю продвигались, но Метерлинк не относится к её сторонникам, пытаясь выразить свои собственные мысли почти схожими словами, но всё-таки старается найти секрет разнообразия флоры в хитростях и в попытках выжить среди неблагоприятных условий. Почему же Дарвин в стороне? Начало XX века для науки ещё было временем, когда можно было выдвигать любые теории, которым кто-нибудь обязательно поверит. Не надо далеко за примерами ходить — достаточно вспомнить американского учителя 1920-ых годов, которого судили за его дерзкие попытки давать детям основы теорий Дарвина, продолжавшие оставаться спорными.

Метерлинк берёт цветы со стороны живых организмов, желающих жить и размножаться, удовлетворяя сиюминутные потребности. Лишь один момент серьёзно ограничивает возможности цветов — это привязанность к одному месту. От этого и предлагает отталкиваться Метерлинк, приводя множество различных версий тех или иных моментов, которые мы можем наблюдать у цветов. Конечно, в природе существуют растения, способные изменять своё местоположение — некоторые просто переползают, делая это саморазрушительным способом, но всё-таки передвигаются. Таких не было в саду Метерлинка, в котором он несколько лет наблюдал за своими цветами, что и позволило сделать ему все выводы, которые изложены в «Разуме цветов». Кажется — да — действительно — цветы наделены способностью мыслить, только они не могут об этом ничего сказать.

В любом случае, всё это спорно. Метерлинк берёт на себя смелость предположить, что пчёлы не приносят никакой пользы, а только наглым образом обирают цветы. Такое предположение приводится Метерлинком только для возможности показать механизмы защиты некоторых цветов, которые лишний раз подтверждают разум. Не всё так сложилось в ходе эволюции, просто на данный момент растение научилось справляться с агрессивными факторами, от которых в меру своих сил и избавляется. Всё это имеет право на существование! В какой-то степени Метерлинк всё равно прав, но к выводу поставленной задачи он пришёл без показательного примера её разрешения, минуя все стадии изучения, переходя сразу к окончательным выводам, не давая читателю представления о причинах возникновения разума у цветов.

Об остальных эссе говорить нет желания, можно только выделить мысли Метерлинка: о кулаках, как о самом основном оружии человека; о современных ему полководцах, чья роль на поле уже не играет никакой роли, чем Метерлинк больше наезжал на Наполеона, отдалённого от поля боя; о бессмертии, его не может никогда быть, а смерть следует принять со смирением. Интересны и мысли о религии, когда Метерлинк даёт понятие о домыслах многих мнений о загробной жизни, навязанных с одной определённой целью. Почему, опять же, людей пускают на небеса, а животных — нет… Никогда не видел внятного разрешения этой загадки.

Как знать, что будут думать о наших домыслах в начале XXI века люди начала XXII века — тоже, наверное, будут стараться не так сильно осуждать за им вполне понятные вещи, а для нас ещё оказывается не совсем понятные.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Китобои — такой профессии сейчас нет, а если кто и промышляет ловлей китов, то делается это под неодобрительным прищуром большинства стран, запретивших промысловую охоту, дабы сохранить оставшихся особей, практически уничтоженных самым варварским способом. Человеческое стремление к истреблению окружающей среды каждый раз поражает воображение, но в «Моби Дике» нет той разнузданности, которая может быть присуща людям моря. За всю историю человечества, те — кто уходил в море, всегда воспринимались по-разному. Их вклад в добычу пропитания, в торговлю, в налаживание контактов — бесценен и бесспорен. Моряк — это состояние души. Он оторван от земли, пребывая год за годом в замкнутом пространстве, окружённый толщей воды. Век за веком тянулась борьба с водной стихией, пока не появились китобои со своим кодексом чести и принципами жизни, кардинально выделившими их на фоне всего остального морского люда. Если верить Мелвиллу, то китобои — это элита морского дела, на которую все остальные плевать хотели. Охота за крупным зверем требует железных нервов.

Не сказать, что Мелвилл как-то пытался отобразить ту самую охоту за Белым китом, о которой принято кричать со всех аннотаций. Белый кит — это символ, это мифическое создание, это чудовище пучины, готовое разорвать любое судно пополам, если оно ему придётся не по нраву. Такой жестокий нрав Моби Дика объясняется понятливым отношением к безжалостным людям, уничтожающим его собратьев ради жира и китового уса, оставляя всю остальную часть туши на поживу акулам и прочим морским обитателям. Современный читатель назовёт это варварством и дикостью, а человек того времени — необходимой составляющей жизни. Без жира никуда, а без уса и подавно. Драгоценная рыба убивалась в неописуемых масштабах, почти приведя состояние пребывания в морской среде огромных млекопитающих до стадии вымирания.

Собственно, Герман Мелвилл не зря считается классиком американской литературы, а сама книга посвящена Натаниэлю Готорну, другому классику американской литературы. Если слово классик может быть громогласным, то иное прозвание зачинателем — самое верное определение. Писатели младых лет существования Северных Штатов Америки были первооткрывателями и исследователями в литературе вообще, позволяя потомкам с удовольствием читать и наслаждаться изысками. Если Эдгар По не нуждается в представлении, но Готорн знаком далеко не каждому, хотя и он внёс значительный вклад, став чем-то вроде предвестника Мелвилла. Сам Мелвилл прошёл долгий жизненный путь, до того как сел писать книги. Особенно был примечателен в его жизни журнальный отрезок с 1853 по 1856 год, когда он особенно любил играть с разной формой подачи материала, стал не только предтечей абсурдизма, но и значительно продвинулся на пути своего таланта писателя. Можно ли при этом назвать «Моби Дика» вехой в творчестве Мелвилла? В принципе, можно. Он был написан в 1851 году, а наполнение книги до сих пор может вызвать много споров о нужности тех или иных моментов.

Стоит оговориться, что совершает ли ошибку человек, в чьи руки попадает урезанная версия «Моби Дика», и стоит ли ему браться за оригинальное произведение. На этот вопрос трудно ответить. Если читателю важна художественная составляющая, то ему стоит остановиться на малой форме, а если он желает больше документальных и энциклопедических подробностей о китовых вообще, то беритесь за большую форму. Но надо заранее приготовиться к тому, что постоянные отступления могут вызвать раздражение у читателя. «Моби Дик» — это, в первую очередь, энциклопедия китобойного дела, а уже потом — художественное произведение.

В книге трудно выявить какие-то определённые важные темы, поскольку сюжет «Моби Дика» подобен течениям океана, направляющим корабль туда, куда его ведёт поток. Если на пути команды появится кит — начинается охота. Если не появляется — Мелвилл рассказывает обо всём, что может быть связано с китами: их строение, способы ловли, правила разделки туш, классификация китов и прочее-прочее-прочее. А когда киты кончаются, то самое время уделить долю внимания морским традициям вообще, где ходят торговые суда и промышляют пираты. В этой среде китобои стоят особняком, презираемые торговцами и обходимые за тридевять земель шальной братвой, понимающей, что взять с этих пропахших ворванью бедолаг попросту нечего. Читатель может и удивиться, когда узнает о морской внутренней почте, позволяющей всегда быть в курсе всех событий и вести активную переписку с кем угодно — это не бутылку в море кинуть, да ждать ответа столетиями — всё происходит очень оперативно, после чего миф о замкнутости и оторванности от земли сразу сходит на нет.

Мелвилл многое говорит о китах, он пытается разобраться в них, что получается у него в меру хорошо, но всё-таки недостаточно. Современный читатель знает о том, что кит — это не рыба. В этом уверен и Мелвилл, но никаких доводов, кроме предположений и сравнений с сухопутными животными он привести не может. Это во многом открывает многие аспекты состояния биологии того времени. Впрочем, стоит ли говорить так громко с высоты прошедших лет. Чарльз Дарвин ещё окончательно не сформировал свою теорию эволюции, поэтому Мелвилл не мог применить какой-либо конкретный подход, дабы к чему-то привязать кита. Но с описанием всего остального Мелвилл справился превосходно, представив читателю всю махину кита в полный рост, дав ощущение крохотного человека на фоне бескрайнего океана и огромных его жителей.

Любая книга должна учить и воспитывать человека. Если она этого не делает, то такая книга может быть признана хламом и без жалости отправлена на свалку, либо переработку. К сожалению, сейчас всё больше подобной литературы. Спасибо писателям прошлого, оставивших заметный след в литературе, их и следует в первую очередь читать. Герман Мелвилл — честь тебе и хвала. Пусть при жизни ты не знал одобрения современников, но прими сейчас тёплые слова уважения от благодарных потомков. Уж кто-кто, а китобои останутся в сердце читателя навсегда.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Много мыслей было в голове у Камю. Вот он однажды и решил выложить их на бумагу, поделившись своими размышлениями над причинами самоубийств и, набирающим популярность в культурных кругах, абсурдизме. Особой мудрости найти невозможно. Когда кто-то пишет об абсурде, то получается это у него всегда невразумительно. Попытаться объяснить непонятное можно более простыми примерами, но Камю не идёт по прямой дороге, предлагая обсудить различные проявления абсурда в культуре, но при этом трудно разобраться с самим абсурдом и причинами его появления. Те доводы, что приводятся для обоснования причин его возникновения в культуре — абсурдны сами по себе. Не может человек просто так переходить к абсурду, не испытывая для этого особой необходимости. Но так уж получилось, что абсурд стал набирать всё большую силу. Лично для меня, абсурд — это отражение достижений человека, когда культурой стали заниматься бескультурные люди, порождая именно тот тип творчества, который и принято называть абсурдом.

Каждый день приносит в жизнь всё больше абсурда. Включишь телевизор — с уст людей на экране срывается абсурд, который идёт на потребу дня. Откроешь газету — абсурдная информация, основанная на абсурдных предположениях. Берёшь женский модный журнал — каждая картинка является наивысшим проявлением абсурда, заретушированного и выставленного в чрезмерно сглаженном виде, от которого наших предков потянуло бы сравнить нынешний блеск с помойными отбросами. Но в наше подсознание так сильно внедрилось извращённое восприятие действительности, что мы сами генерируем абсурдный поток информации, принимая такие же потоки от других людей. Всё настолько погрязло в абсурде, что сам абсурд — уже не абсурд, а обыденность. Эволюция бездарности и лёгкой доступности — бич культуры. Теперь нет культуры… она осталась в прошлом.

Камю не говорит про абсурд, он говорит лишь про осознание его людьми. В словах Камю трудно уловить связи всех рассуждений, рассыпанных по строчкам каждой страницы бисерными вкраплениями. Крупицы разнятся по форме и цвету — общий итог работы выходит вполне удовлетворительным, но если браться за каждый элемент в отдельности — не можешь уловить ни определения проблемы, ни сути слов автора. Где-то Камю пытается свести всё к изменению личности человека, когда каждому индивидууму становятся присущи черты героя «Тошноты» одного известного писателя.

Годом издания «Мифа о Сизифе» числится 1942. В Европе гремела война, где уж тут не задумаешь над абсурдностью всего происходящего. Не зря Камю начинает эссе с мыслей о причинах, побуждающих людей совершать самоубийства. Камю видит в них чёткое понимание сложившихся обстоятельств, когда человек принимает осознанное решение для завершения своей жизни. Это делается не просто так, а по определённым причинам, далёким от безысходности. Но Камю настолько скуп на слова в эссе о самоубийстве, что вынести какую-либо точку зрения не представляется возможным. Самоубийство, впрочем, Камю не порицает, но и не призывает им завершать свои дела. Такая позиция у западного человека существовала задолго до Камю, будет существовать и после Камю.

Проблема подобных книг в том, что их содержание никогда не задерживается в голове. Они становятся лишь ступенькой в списке прочитанной литературы, из которых немного погодя уже никогда не получится что-то вспомнить. Была ли польза, и стал ли «Миф о Сизифе» откровением? Может для европейского читателя он таковым и был, но сильно сомневаюсь, чтобы кто-то воспринял тогда эти эссе за что-то от философии. Тут просто размышления над вопросами, которые так и не смогли дать окончательный ответ.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Где та грань, за которую не следует переходить? И почему творчество Ремарка продолжает будоражить умы всё новых поколений, преклоняющихся перед его способностью к отражению действительности, связанной с войной, её последствиями и неприятия людьми человеческого? Отчего мир не желает окрашиваться в яркие краски, а перед хорошими людьми возникает одна преграда за другой? Ответы на такие вопросы можно найти и у Ремарка, но Ремарк делает их центром своих книг, давая читателю на себе лично прочувствовать всевозможные горести от упивания благами одних и страдания от этого других, вынужденных пребывать в зависимости от обстоятельств, покуда принцип рождения и принадлежности к другому месту будет определяющим. К сожалению, «Триумфальная арка» является ярким представителем основных идей Ремарка, но одно большое Но встаёт перед взором читателя, что решился ознакомиться с этим тяжёлым трудом, написанным Ремарком за долгие годы Второй Мировой войны о событиях ей прямо предшествующих. Однако, почему к сожалению? Всё объясняется очень просто, «Триумфальная арка» — логическое продолжение предыдущей книги автора «Возлюби ближнего своего» (от которой действительно хочется рыдать, мылить верёвку, завязывать узел на петле и устанавливать табурет — так сильно пробирает депрессивная составляющая, что никакая другая книга Ремарка уже не кажется достойной считаться более лучшей).

Безусловно, человек относится ко всему с высоты уже известных ему истин. И если читателю не повезло ознакомиться с «Тремя товарищами» раньше «Жизни взаймы», а «Триумфальная арка» оказалась позади «Возлюби ближнего своего», то в первую очередь приходит разочарование от несбывшихся надежд на что-то новое, способное вызвать такой же всплеск эмоций. Приходится признать — у Ремарка есть повторяющиеся книги, сюжет которых во многом сходен. И это без упоминания о многих мотивах поведения разнообразных героев из всего творчества Ремарка, по сути всегда похожих друг на друга как братья-близнецы, наделённые общими качествами, но переходящие из книги в книгу с небольшими различиями и ещё большим количеством сходных черт.

Кто-то скажет о чувстве отторжения людей обществом — «потерянном поколении», кто-то упомянет чрезмерную тягу таких людей к мотовству и алкоголю, когда другого выхода для улучшения настроения просто не существует. При всём этом, Ремарк никогда не опускается до слишком подробных описаний, предпочитая останавливаться только на определённых моментах, повторяемых с завидной регулярность, что и должно происходить в нашей жизни, когда каждый новый день становится повторением предыдущего. Если начал герой пить сорокаградусный кальвадос (продукт перегонки сидра), то он будет его пить регулярно, даже не желая чем-то закусить. Еды вообще мало в книгах Ремарка, но алкоголя хоть отбавляй. Обязательно герой будет неравнодушен к автомобилям, и хоть раз, но машина станет центральным объектом. Упоминать о казино и быстром выбрасывании денег на ветер — только повторяться.

Ремарк всегда даёт героям чувство очень сильной любви, без которой не могут нормально функционировать. Они и от любовных-то переживаний не слишком жизни радуются, поскольку полностью пропитываются партнёром, входя в него и не отпуская от себя, не принимая никаких возражений. В «Триумфальной арке» Ремарк не будет излишне жесток — всех героинь его книг зачастую ожидает одинаковая судьба. Вопрос только в одном — это будет туберкулёз или же какая иная оказия. Чаще всего после улаживания дел с героиней — герой впадает в крайнюю степень отрешения от жизни (за редкими исключениями). «Триумфальная арка» в этом плане становится громадным исключением.

Если первая часть книги наполнена отношениями мужчины и женщины, между которыми следуют вставки хирургических операций, или же наоборот, то вторая часть полностью исключает первую, превращая влюблённого человека в мстящий автомат с полностью отключённым осознанием происходящего, чей разум затуманен до крайности. От читателя до последнего момента скрывается предыдущая жизнь героя, о которой, скорее всего, сам Ремарк не подозревал всю доброю половину повествования, решив встряхнуть читателя необычным элементом творчества, привнося действительно новую линию поведения. Но из-за неопытности в создании реализации плана мести, Ремарк допускает оплошности, которые превращают окончание книги в сказание о параноике, отринувшего любовь к людям, о чём он постоянно думал изначально. И становится очень непонятно, почему Ремарк заставляет героя мстить за свои личные обиды, но прощать обиды за убийство близких ему людей, с миром отпуская того, кто внёс окончательный разлад для всего происходящего.

Трудно отрицать мастерство Ремарка в создании сцен, описываемых в мельчайших деталях, где внимание уделено абсолютно всему. Будто сам присутствуешь рядом, наблюдая не только за каждой операцией, но следишь за чехардой вокруг трупа в отеле. Ремарк не пожалел страниц, наполняя «Триумфальную арку» персонажами с интересными характерами. Чего только стоят врачи, медсестра, глава департамента по управлению делами беженцев, каждый пациент в отдельности. Делать упор на описание медицинских деталей нет нужды, но вот факт отрицания необходимости сообщать об обнаруженном раке вскрывает проблематику этого заболевания, когда и сейчас не существует общепринятого мнения на этот счёт. Перед Второй Мировой о нём просто не сообщали — вот и всё.

… за туманом не разглядеть громаду Триумфальной арки. Всё, что не было сказано дополнительно, всё это присутствует в отражении мнения о романе «Возлюби ближнего своего».

Автор: Константин Трунин

» Read more

Инопланетяне где-то рядом, возможно — даже ближе, чем об этом думаешь. И неважно, что они могут обитать на нашей же планете, но в другом временном промежутке, например — минус одна секунда или минус две секунды. Саймак проявляет свои способности к размышлению на полную, предлагая читателю не историю о какой-то космической станции в виде кольца, что располагается на орбите Солнца, ведь именно о ней думаешь, видя название книги. Отнюдь, кольцо вокруг Солнца — это неопределённое количество наших планет, выстроенных по пути следования вокруг звезды, дарующей тепло и жизнь солнечной системе. Параллельные вселенные? Возможно так. Саймак не останавливается на этой идее, предлагая не просто какое-то иное существование на манер альтернативной истории; читатель встретит очень разумных существ, превосходящих человека во всём. Вы до сих пор думаете, что инопланетяне могут быть мирными, либо в форме океана на далёкой планете или непременно захватить нас отсталых с целью проявления своих империалистических наклонностей? Можете думать дальше, а Саймак предлагает самый удивительный способ — инопланетяне могут разрушить экономику Земли своими технологиями, отчего земляне сами себя съедят, поскольку экономика будет уничтожена не высокоэффективным оружием, а предоставлением аналогических продуктов, но с вечным сроком использования: вечные автомобили с бесконечной гарантией, дешёвые жилые дома с возможностью за копейки добавить новые комнаты, всегда острые бритвы — промышленность обязательно рухнет. В этом сомневаться не проходится.

Читатель, знакомый с «Хрониками Амбера» Желязны, найдёт в книге многое из того, что в «Кольце вокруг Солнца» за много лет до хроник описал Саймак, включая и перемещение в пространстве. На самом деле, «Кольцо вокруг Солнца» нельзя читать, если не знаешь о чём книга, это может вызвать лишь неприятие кое-каких моментов, которые следовало бы оговорить заранее, чтобы потом читать было удобно, а сюжет не ускользал от внимания, поскольку Саймак не стоит на месте, двигая героев книги быстрее скорости вращения планеты вокруг Солнца, а уж про запутанное понятие времени говорить вообще не приходится. В книге есть много элементов научной фантастики, способных привести мир к полноценной утопии, что серьёзно заставляет задуматься над антиутопичностью такого мира, где население будет взорвано бунтом, а человеческая природа не даст развиваться положительным началам. Какая бы гуманная цель не преследовалась, всегда изнутри выходит чувство противоречия, направленное на уничтожение всего непонятного; и совсем неважно — принесёт это пользу или нет. Надо уничтожить и поскорее забыть.

Если в книге пытаться полностью разобраться, то тут не только добрую часть американской фантастики можно найти, но и весомую часть советской, в особенности — Стругацких. Я не осведомлён о популярности Саймака в Союзе, но он мог серьёзно оказать влияние на развитие многих идей. Построение нужного общества и эксперименты над человечеством — читатель точно знает, если попытается над этим поразмышлять. Думаю, не стоит задевать тему божественности, которая будет слишком тяжёлой для понимания. Саймак о ней открыто не говорит, но индуизм к концу книги станет проявляться всё более отчётливей, где кто-то предстанет бойцом, кто-то творцом, а кто-то будет чем-то вроде регулятора.

«Кольцо вокруг Солнца» верно служит принципам, что всё до конца понять невозможно. Стараясь познать просторы вселенной и тайну соседних планет, люди не разобрались с тем, что они есть сами и на какой именно планете живут, преподносящей один сюрприз за другим. Смотря вокруг, не стоит забывать иногда смотреть себе под ноги.

Автор: Константин Трунин

» Read more

«Эврика» — поэма в прозе. Такое читатель уже видел — сразу вспоминается Гоголь и его «Мёртвые души». Только данное произведение Эдгара По не художественное, а скорее научно-популярное, что может вызвать удивление, однако это скорее служит лишним напоминанием о разносторонних интересах автора, придумавшего первый детектив и ставшего одним из первых авторов в жанре научной фантастики. «Эврика» стала тем, чем до этого интересовался Эдгар По, и, надо сказать, круг его интересов был действительно широк. Займись По наукой — вышел бы толковый исследователь. Конечно, современный читатель может скривить мину, читая некоторые размышления человека, чей жизненный путь закончился в середине XIX века, но Эдгар По в своих выводах старается обобщить труды нескольких знаменитых людей, чей авторитет никто так и не поставил под сомнение.

Эдгар По не просто рассуждает о науке — он пытается делать собственные предположения, до которых пусть доходят потомки. Где-то можно увидеть предположение о существовании чёрных дыр, но чаще очень трудно во всём этом разобраться, не имея физического, математического или химического образования. Эдгар По же подобен философам древности, когда была только одна наука — философия, и все остальные ещё не выделились из неё. Читатель найдёт в книге только мысли автора, и не только об евклидовом пространстве, теориях Ньютона и Лапласа, где По не станет уподобляться софистам, играя словами, а чётко и по делу старается рассмотреть все версии их теорий, где-то делая свои собственные выводы. Например, Ньютон в своей работе ориентировался не на падающие яблоки, а на труды Кеплера, а тот в свою очередь просто «догадался», так трактует это Эдгар По, выдвигая собственные гипотезы, которые, как знать, может позже ему поставят в заслугу. Главное — вовремя высказаться.

Совсем нелестно Эдгар По отзывается об аксиомах, сомневаясь в их априорности, называя бессмысленными. По требует обоснованных доказательств, не соглашаясь на наличие каких-либо утверждений, на которые нельзя полностью положиться. Очень плодотворно Эдгар По рассуждает о строении вселенной, солнечной системы, о солнце. Про Луну Эдгар По говорит больше всего, оценивая её размер и расстояние до спутника от Земли, заодно предполагая наличие способностей у человечества проделать этот путь. По приходит к печальным выводам, что сил всех существ на планете не хватит, чтобы дать то ускорение, которое позволит достигнуть Луны, поэтому такую идею, возможно, считает утопичной. Хотя, читатель, наверное помнит, рассказ По про Ганса Пфааля, где изобретательный человек совершал полёт на воздушной шаре как раз на Луну, да очень даже удачно долетел, претерпевая в пути множество неприятных ситуаций.

Очень жалко, что Эдгар По трагически погиб в таком молодом возрасте, оставив в качестве своего последнего произведения именно «Эврику». Каким прекрасным мог быть дальнейший литературный путь… но не получилось.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Этот сборник повестей Джека Лондона объединяет элемент фантастики и повествования от первого лица. Читатель почувствует себя обезьяной из первобытных времён, приговорённым к смерти человеком и ощутит на себе дыхание уничтожения рода людского. Под одной обложкой весь путь от зарождения до последних дней, включая некоторые важные моменты из прошедшей жизни, на которых Лондон предпочёл остановиться. Три повести не могут похвастаться большим объёмом, но их компактность им на пользу, поскольку Лондон не сильно старался заниматься проработкой мелких деталей, устремляясь куда-то далеко вперёд, оставляя ощущение тяжести от прочитанного, будто автор не хотел, но писал.

«До Адама» (1907) и «Межзвёздного скитальца» (1915) объединяет иллюзорность происходящих событий. В первом, главному действующему лицу снятся сны, в которых он переносится в далёкое прошлое, проводя свободное время на деревьях и мигрируя в сторону океана, встречаясь с множеством неприятностей, включая первобытных людей. Во втором, читатель не видит общей картины повествования, сталкиваясь с набором рассказов, где жизнь действующего лица становится похожей на рекламные врезки между основными программами. Главный герой впадает в состояния близкие к трансу или, даже возможно, летаргическому сну, где ему приходят видения о мирах и исторических моментах, о которых он никак не мог иначе узнать, нежели не лично там побывав. Кто-то назовёт это фантастикой, а кто-то охарактеризует попаданием главного героя в прошлое, где ему предстоит влиять на уже произошедшие события. Немного в стороне, от общей идеи сборника, отстоит «Алая чума (1912), рассказывающая читателю о грядущей пандемии, стёршей человечество во прах.

Если смотреть глубже, то в каждом произведении видишь свои особенности. Например, «До Адама» продолжает линию молодого Джека Лондона и его животную тему, которую он решил развивать после «Зова предков» и «Белого клыка». Удивляет не тот факт, что «До Адама» выходит из-под пера после «Рассказов рыбачьего патруля», где Лондон пересматривает стиль повествования, изменяя идее всемогущих людей; удивляет выход до «Железной пяты», такой же фантастической книги, только с уклоном в антиутопию. «До Адама» можно сравнить только с «Письмами Кемптона-Уэйса», поскольку они более близки друг другу с позиции научно-популярного изложения текста. На самом деле, не стоит искать никаких предпосылок к Адаму — книга арелигиозна. Скорее, «До Адама» — это вольное изложение гипотез Дарвина с бытоописанием далёких предков человека. Лондон смело рисует институт брака и моногамию, что не очень понятно — откуда он добыл такую информацию, даруя обезьянам крепкие семейные узы, называя это именно браком. Вольности автора допустимы, поскольку он сам говорит о трудностях взаимопонимания, когда общаться хотелось, но словарный запас в сорок звуков не давал никакого простора, заставляя напрягаться воображению. Будет читателю и привет от Маркса, когда Лондон с живостью станет описывать революцию в первобытном строю, когда труд станет приносить свои плоды, облегчая жизнь и давая важные преимущества для выживания. Сон — всего лишь сон.

Человечество всегда любило концы света. Есть ли что-нибудь удивительное, когда Джек Лондон описывает один из концов в виде пандемии Алой чумы, заболевания, от которого с момента заражения до смерти проходит всего пятнадцать минут. Население Земли выкашивает подчистую, оставляя в живых сущие единицы. Такой вариант можно предположить, поскольку эпидемии тех или иных заболеваний всегда уносили людей в большом количестве. Достаточно вспомнить моровую язву, которая пугала человечество в средневековье, во время возрождения, а может и до этого. Природа не терпит пустоты, поэтому невозможно избавиться от угрозы какого-либо смертельного заболевания. Если не явно, то всё будет сделано изнутри. Борьба за жизнь — главная причина эволюции. Представить именно такую чуму, которую описал Лондон, трудно. Природа ещё в своём уме, она не станет уничтожать сама себя. Лондон совсем не уделил внимание другие организмам, оставляя читателя в неведении о реальных масштабах катастрофы. Другое дело, что человечество может самоуничтожиться. Может Алая чума и выросла из этого, только никто не успел установить причин, ибо не было времени и возможности хоть как-то повлиять на распространение.

«Алая чума» — это угроза Джека Лондона будущим поколениям, что будут находиться под Железной пятой. Теория массового заражения сильно расходится с сюжетом одноимённого романа, но Лондон даёт ясно понять — капиталисты заиграются с покорением мира и игнорированием нужд простых рабочих. Мысль о Железной пяте возникает по одной причине, автор даёт читателю понять о проблемах, начавшихся после того, как совет магнатов назначил нового президента США в 2012 году. Не стоит смотреть на даты. Это вольное предположение автора. Год можно изменить, а вот факт давления Железной пяты по прежнему сохраняется.

«Межзвёздный скиталец» (другое название — «Смирительная рубашка») книга о зверском отношении с заключёнными. Кто-то увидит в происходящем осуждение властей Калифорнии, где попасть в тюрьму — значит обрести себя на жестокие страдания. Другие сделают аспект на путешествиях героя во времени и пространстве, напоминающие события некогда популярного сериала «Квантовый скачок». Если быть честным до конца, то могла получиться отличная повесть, а не раздутый роман, который не зря мною сравнивается с набором рассказов. Все эти путешествия дают читателю почувствовать себя эрудитом во многих областях, погружаясь в события из истории Франции, Кореи и даже жизни Христа. Всюду предстоит побывать, да посмотреть на события чьими-то другими глазами, пока главный герой уходит от реальности, туго завёрнутый в смирительную рубашку, пребывая в таком состоянии более ста часов, отчего появление галлюцинаций вполне понятно. Они появляются у человека просто пребывающего в карцере, но при таких дополнительных условиях — свихнуться проще простого. Лондон задаёт только один вопрос читателю — откуда же узник узнавал сведения, о которых иначе никак не мог узнать?

Всё-таки не надо искать в «Смирительной рубашке» именно смирительную рубашку. Межзвёздного скитальца тоже искать не надо. Завуалированный способ намекнуть на жестокости в тюрьмах — вот смысл книги. Содержать человека в таких условиях, да приписывать ему преступления, которых он точно не совершал, жестоко карая за них. Ложные свидетельства заключённых и наигранная драка ставят главного героя перед верёвкой, которая на этот раз отправит его в настоящие межзвёздное путешествие. Заключённый имеет право на исправление, но система не даёт обратный ход единожды оступившемуся человеку.

Прав тот читатель, что увидит в этих трёх повестях непривычного Лондона. Но непривычность быстро заменяется привычностью, если он прочитает не несколько книг автора и не из разряда приключений. Джек Лондон — это не только море, Аляска и сильные духом люди. Джек Лондон — нечто большее.

Автор: Константин Трунин

» Read more

«Он, бредущий во тьме лет по земле забвения, где каждый человек оказывается первым»

Можно ли назвать художественным произведением работу, которая по своей сути является автобиографией человека, писавшего книгу в виде личного дневника? Никогда не планируя его издавать, если только не посмертно. Ещё труднее определиться с понятием неоконченного произведения. Неоконченность проявилась лишь сумбуром мыслей на бумаге и отсутствием пунктуации в оригинале, сама же концовка не имеет никакого значения, поскольку книга кончается как раз там, где и должна была закончиться. Кто знает о смерти Камю и её обстоятельствах, те будут рекомендовать эту книгу в качестве вводной для знакомства с творчеством автора. Камю стал лауреатом Нобелевской премии в 1957 году, а в 1960 погиб а автокатастрофе. «Первый человек» не затронет темы личной взрослой жизни — эта книга только о взрослении Камю.

Камю предстаёт перед читателем кристально честным человеком, которому претит любое проявление лжи, от которой автор старается отдалиться всеми возможными способами. Он всегда тянулся к знаниям, сталкиваясь с нищетой семьи, трудностью религиозной проблематики, народными волнениями в Алжире, где рос. Он никогда не задумывается над тем, что у него никогда не было отца. Тем не менее, тема отца пронизывает всю книгу. Камю остро ощущает нехватку мужской руки, от которой жизнь превратилась в кромешный ад под женским гнётом, где бабушка экономила каждую копейку, а мать тянула из себя все жилы, стараясь прокормить семью. В самом начале книги Камю предстаёт перед читателем тем самым Первым человеком, который вынесен в название, что идёт своей собственной дорогой, не оглядываясь назад, не имея связи с родившими его людьми, не придавая значения давшим ему путёвку во взрослую жизнь учителям. У его семьи была только одна оберегаемая драгоценность — осколок снаряда, пробивший голову отцу на войне, когда он безоружным совершал передвижение из одного пункта до другого. Колонна людей была безжалостно расстреляна — так Камю потерял отца, забыв про него на сорок лет. Отцу было двадцать девять лет на момент смерти — этот факт вызвал у Камю сильное чувство дискомфорта, заставивший мысленные процессы судорожно выхватывать фрагменты памяти прошедшей жизни, в том числе и его собственного взросления.

В книге найдётся много места самым мелким деталям. Тут не просто взаимоотношения внутри семьи и со школьными друзьями, тут показан путь становления человека, желающего чего-то добиться в жизни, но сталкивающегося с устаревшим пониманием мира, где нищий тянет других людей на дно, а богатый вытаскивает на поверхность. Впрочем, богатых в «Первом человеке» нет, зато нищих выше всякой меры. Камю стал единственным человеком в семье, что получил образование. Голодные годы могли уничтожить этого человека, как того, кем он в итоге стал, дав миру, допустим, моряка, но Камю «везло» в жизни, когда за него брались другие люди, разглядевшие в скромном парне потенциал. Если бы не школьный учитель, убедивший семью Камю отринуть религиозные замашки, да дать юноше немного воли, не уничтожая зачатки большого будущего, то всё обязательно окупится. Со скрипом это приняла строгая бабушка, которая без сомнений лезла в навозную кучу, если там блестела монета. Камю любил футбол, снашивая обувь за несколько недель, отчего вся семья пребывала в печали, не имея средств на новую. Его было трудно в чём-то переубедить, особенно, если он этого сильно желал. Тяга к футболу была неистребима. Иной раз семья могла лишиться еды, пока мальчик с трибун взирал на футбольные баталии, потратив деньги, что предназначались на покупку хлеба.

На общем фоне напряжённых событий между Алжиром и Францией, о которых Камю будет писать без лишних красок, отражая цикличность взаимоотношений двух похожих друг на друга народов, которым суждено разойтись, но им всё равно придётся сойтись в будущем. На этом фоне Камю делится с читателем годами учёбы, где ему пришлось хлебнуть практически всё, начиная от телесных наказаний и заканчивая презрительным к себе отношением.

Жизнь каждого человека всегда уникальна, только она скоротечна и быстро забывается… Навсегда!

Автор: Константин Трунин

» Read more

От реализма магического к реализму настоящего — так можно кратко охарактеризовать литературный путь Габриэля Маркеса, что начался в 1947 году и закончился в апреле 2014 года. Не каждому читателю дано понять художественные изыскания начинающего Маркеса, наполнявшего страницы непонятным текстом, в который можно было вкладывать все свои размышления, но не находить выход из лабиринта. Маркес всё глубже и глубже погружался в свои собственные мысли, тщательно выписывая их на бумагу. Очень много внимания он уделял темам смерти, любви и жестокости. Об остальном Маркес говорил мало. С годами его творчество всё крепче находило связь с землёй, когда очередное произведение было наполнено уже не эфемерными аллегориями, вызывавшими полное отрешение от мира объективных процессов, а вполне осязаемые истории, в которых можно без особых проблем разобраться. Определяющими для всего творчества великого колумбийца стали повесть «Полковнику никто не пишет» и роман «Сто лет одиночества». О них вы можете прочитать в других рецензиях, как и о «Палой листве». В этом обзоре речь коснётся только рассказов, пропитывающих сборник потом писателя; собранных редакторами так, что виден весь путь Маркеса — тот самый магический реализм, так громко ему приписываемый, на глазах читателя трансформируется в бытоописание, где только иногда автор позволял отступления в стиле себя начинающего.

Под обложкой этой книги содержатся следующие рассказы:
1. Третье смирение (1947);
2. Ева внутри своей кошки (1948);
3. Другая сторона смерти (1948);
4. Диалог с зеркалом (1949);
5. Женщина, которая приходила ровно в шесть (1950);
6. Ночь, когда хозяйничали выпи (1953);
7. Похороны Великой Мамы (1961);
8. Рассказ человека, оказавшегося за бортом корабля (1970);
9. Невероятная и грустная история о простодушной Эрендире и её жестокосердной бабушке (1972).

Читатели любят Маркеса в первую очередь за создание Макондо. Это целый мир и целая Вселенная. Отдельная планета в нашем сознании. Если учёные не хотят признавать планетой Плутон, так давайте уступим место последней планеты Макондо!? Маркес долго экспериментировал с творчеством, пока в 1955 году не написал «Палую листву», ставшую первым шагом. Продолжая рисовать, Маркес через два года создаёт наполненную грустью повесть «Полковнику никто не пишет», также опосредованно задевающую тему Макондо, где читатель узнаёт о некогда произошедшей войне и о печальном настоящем забытых всеми борцов за справедливость, добившихся победы и униженных политиками новой волны, которые не разделяли мнения о должном обеспечении людей, чья жизнь стала плодом реформ, думая лишь о собственном благе. Маркес умело переплёл выдуманный мир и реальную обстановку дел в родной Колумбии, которая мало чем отличается от остальных стран Южной Америки, постоянно терзаемых народными волнениями, заменяя одного диктатора другим. Революция народа сменилась революцией политиков, уничтожая заслуги других и насаждая новые порядки. Волна за волной, под сильным ветром шторма через четыре года Маркес окончательно определился с Макондо, даря миру небольшую повесть «Похороны Великой Мамы».

Если в «Полковнику никто не пишет» читатель уже видит нового Маркеса, всё больше встающего на ноги, то в «Похоронах Великой Мамы» сохраняется только недосказанность, напрочь уходящая от любых аллегорий и не допускающая абсурдных ситуаций. «Похороны Великой Мамы» можно сравнить с елизаветинской Англией, где всеми землями района Макондо некогда заправляла Великая Мама, девственница и женщина, позволившая своим подданным расплодиться в невероятных количествах, отчего ей поступало всё больше налогов. Смерть Великой Мамы вносит окончательную ясность во Вселенную Маркеса, где семья Буэндиа уже готова воплотиться в поток страданий, благодаря давно мелькавшему на разных страницах нескольких произведений того самого Аурелиано, что начал клепать рыбок ещё при полковнике, которому никто не писал. И вот в 1967 году веха творчества Габриэля Маркеса увидела свет — «Сто лет одиночества». Магический реализм переплетается с реальностью, где Маркес выжимает из себя весь свой накопленный потенциал, чтобы этим произведением навсегда остаться в истории литературы. Читатели могут недоумевать от поворотов сюжета, рыдать над извращённостью моментов и запутываться в постоянно повторяемых именах. Это не умаляет заслуг Маркеса. Гениальное произведение показало, что в мире, где модернизмом литература не может ограничиться, где зарождение контркультуры и продукта массового потребления без особых талантов для размягчённых ослабших умов — в таком мире есть место произведениям, способным стать переходными пунктами от непонятного к противному, сохраняя при этом лаконичность прекрасных моментов.

Ранние годы, когда идея Макондо ещё только собиралась возникнуть в голове писателя, Маркес радовал мир тем самым магическим реализмом, от которого, надо полагать, Маркес не мог надеяться на лестное к себе отношение. Перезревший Эдгар По с идеями извечных попыток месмеризма, пытающийся наладить связь с потусторонней реальностью. Слова сами ложились на строки, даря читателю множество непонятного и слегка мистического. Маркес писал сумбур — бросался от мыслей о реинкарнации до чувств мертвеца, иной раз просто беседуя с самим собой во время бритья. Время экспериментов бросало от одного жанра к другому: «Женщина, которая приходила ровно в шесть» — детектив без начала и конца.

Поздние годы, рассказы которых доступны в этой книге, характеризуются переходом к реальности. Небольшие повести «Рассказ человека, оказавшегося за бортом корабля» и «Невероятная и грустная история о простодушной Эрендире и её жестокосердной бабушке» мало похожи друг на друга. Первая повесть в духе приключений поведает читателю о трудностях выживания, где Маркес не допустит в текст даже призрачных намёков на «дикие сравнения». Кто-то вынесет для себя много полезной информации, когда поймёт, что пить морскую воду можно, что есть чаек противно, что чешуя рыб подобна броне, что акулы приплывают ровно в пять часов вечера, что одно желание просто выжить будет восприниматься актом героизма, тогда как у человека просто не было никаких других желаний, кроме надежды на спасение. «Невероятная и грустная история о простодушной Эрендире и её жестокосердной бабушке» порадует почитателей «Ста лет одиночества». Она хоть и никак не связана с Макондо, а со слов автора даже была на самом деле. Трудно, конечно, понять мотивы бабушки-сутенёра и её податливой внучки. Чем Маркес продвигался дальше в сюжете, тем больше он вспоминал молодые годы, отдаваясь сравнениям и прочим невероятным вещам, за которые, собственно говоря, Маркеса всегда и ценили. История крайне развратная, но имеет место быть. Остаётся читать, думать и восхищаться талантом автора, сумевшего, казалось бы, банальную историю превратить в нечто большее, нежели эротический рассказ.

Кто не читал, тот многое потерял — избито, но зато правда.

Автор: Константин Трунин

» Read more