trounin.ru

После нашествия Третьего Рейха Донбасс лежал в руинах. Немцы специально уничтожали инфраструктуру, заливали шахты водой, взрывали мосты, хотя бы так ослабляя поступь Красной Армии. Что об этом думал Галин? Он не укорял врага за содеянное, он так должен был поступить согласно логического осмысления войны. Но о чём Галин не говорил, так это об обстоятельствах, при которых приходилось сдавать Донбасс непосредственно Советскому Союзу. Неужели, в самом деле, рабочие покидали заводы, шахтёры — шахты, животноводы — животных, крестьяне — поля, оставляя всё для завоевателя в целом виде, дозволяя брать и продолжать пользоваться? Тогда логическое осмысление войны даёт сбой. Во всяком случае, Галин считал необходимым говорить о последствиях, содеянных при участии немцев, тогда как весь урон, нанесённый советскими гражданами при отступлении, не упоминался вовсе.

Два цикла очерков, названные Галиным «В Донбассе» и «В одном городе» (либо «В одном населённом пункте»), дополняют друг друга. Повествование построено в форме рассказа от очевидца событий, видевшего описываемое самостоятельно или доводя до читателя с чужих слов. Ещё во время начала войны жители Донбасса искали возможность вернуться назад, наладить производство и продолжить снабжать армию в прежнем духе. А перед этим следовало покинуть регион, отправляясь на фронт или на Урал, куда эвакуировались заводы. Галин покажет, каким необязательным образом это происходило на примере ответственного за перевозку чертежей. Казалось бы, производство встанет, не будь в распоряжении соответствующих инструкций. Они — важная часть при эвакуации завода. Отнюдь, вагон с чертежами будет колесить по стране, долго простаивая в ожидании попутных поездов, изредка забываемый вовсе, отчего приходилось слать телеграммы на самый верх. Да и рабочие, помогавшие перегружать документы, не совсем понимали важность, обращаясь с бумагами так, что это могло привести к их порче.

А как обстояло дело прежде, когда металлургия в советском государстве развивалась? Специалисты отправлялись на практику в Америку и в Германию, перенимали драгоценный опыт производства. Стоит сказать про первый завод на Донбассе — это тот самый: Юзовский, некогда созданный англичанином Джоном Юзом. Теперь он именовался Сталинским, хотя бы по той причине, что Юзовка переименовывалась при советской власти в Сталин, затем в Сталино, а через пятнадцать лет, после очерков Галина, будет именоваться Донецком.

Мало восстановить заводы и шахты, требуется озаботиться воссозданием промышленного потенциала в комплексе. Ведь ясно — без электричества завод не принесёт пользы. Для этого начнут возводить ГЭС. Личный контроль для наблюдения за стройкой взял на себя Никита Хрущёв.

Отдельно Галин рассказывает историю политработника. Этот человек во время войны должен был мотивировать солдат, внушать уверенность и, когда то требовалось, личным примером показывать необходимость встать в полный рост и идти в атаку на врага. Не уменьшалось значение политработников и при деятельности в тылу. Они жаром речи, устраивая постоянные собрания, объясняли, насколько нужно стараться и давать больше стране продукции, тем способствуя приближению победы. Существовало нечто вроде негласного интереса к тому, каким образом политико-воспитательные беседы сказывались на производительности, насколько повышался или снижался объём производимой продукции.

Циклом очерков Галин создавал требуемое у читателя впечатление о важности необходимости ценить подвиг не только солдат, рисковавших жизнью ради достижения успеха в войне, но и обратить внимание на трудившихся на заводах, электростанциях, в шахтах и на остальных предприятиях, без чей деятельности победа не могла оказаться достижимой. Так и думалось в первые годы после окончания боевых действий, совершенно забываясь со временем.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Немецкий захватчик грозился вторгнуться в пределы Советского Союза. Люди смогут эвакуироваться, но этого не сможет сделать скот. Как снять совхозы с одного места и перенести на другое? С этой задачей предстояло справляться людям, которым поручалось сохранить хозяйство, с минимальными потерями переместив в тыл. Виктор Авдеев показал, как это обстояло на самом деле. Он взял в качестве примера совхоз «Червонный херсонец», обязавшийся в максимально короткие сроки выполнить задание партии, уберегая от немецкого захватчика поголовье скота. Предстоял путь, требовавший разрешения различных задач. Допустим, каким образом переправиться через Днепр, не имея плавательных средств?

Авдеев не скрывает, в совхозе знали о возможном акте агрессии со стороны Третьего Рейха. Но пока не будет сделано выпада в сторону Советского Союза, эвакуироваться не получится, так как на то не дадут разрешения сверху. Однако, сверху могли заранее озаботиться созданием путей отступления, вплоть до указания совхозам в тылу готовить дополнительные запасы пропитания для должного прибыть к ним вскоре скота. Этого сделано не было. Руководство страны свято верило в способность выстоять перед ударом любой силы, поэтому не задумывалось о необходимости готовиться к тому, чему всё равно предстояло быть неизбежным. Впрочем, тяжело судить, как обстояло дело между двумя точками восприятия действительности, ежели Третий Рейх и Советский Союз возникли на идеологии воздать пролетариату манной небесной за страдания при монархиях, склонявшихся к построению капиталистических обществ.

Обсуждение планов возможной эвакуации имелось в самом совхозе. И когда стало ясно, что сниматься с места им предстоит в любом случае, началось передвижение в тыл. Как ожидалось, помогать перемещению не будут. Это потом с людей с пристрастием спросят за просчёты, почему допустили потерю скота, как не смогли сберечь народное достояние, действуя бережнее. Спросить бы власть за нерадение… Нет, власть ошибок признавать способности не имеет. Понимая это, члены совхоза будут стараться изо всех сил, продвигаясь в тыл, не имея к тому ни знаний, ни подготовки.

Немец будет подгонять. Не раз скот подвергнется бомбардировкам с воздуха. Защищать его с помощью оружия окажется некому. Единственное, что способен противопоставить совхоз, это наездника на лошади, должного отвлекать лётчиков на себя, устраивая с ними поединки, чем-то в духе Дон Кихота, только у самолёта есть пулемёт, а у совхозного идальго лишь лошадь. Кому победить в поединке? Кто догадается первым поддаться, тем создав ложное впечатление о победе у машины, уносящейся к горизонту.

Авдеев приведёт ещё один пример, никем не предусмотренный. Скот нуждается в хорошем уходе. Его надо кормить и поить в проверенных местах. А где таковые найти на перегоне по неизведанной местности? Вполне очевидно, скот начнёт болеть, вплоть до опасных инфекционных заболеваний. Как справиться? Например, принудительно привить инфекцию здоровым особям, по известной в совхозе системе, тем позволяя сделать падёж скота контролируемым, отсекая здоровых представителей стада от больных. Несмотря на успех в борьбе с заболеванием, такую меру сверху не одобрят, считая недопустимой, когда имелась возможность обойтись ещё более меньшими потерями.

Справившись с трудностями по перемещению скота, потери составят всего восемь процентов. Дальше следовало думать об ином. Так как война, поскольку мест в другом совхозе для продолжения осуществления сельскохозяйственной деятельности не нашли, предстоит единственное — отправляться на фронт в качестве солдат. Отчаяния Авдеев не выразил, о подобном не допускалось даже заикаться. Как знать, может в качестве участника боевых действий найдёшь заботу о себе в лице государства…

Автор: Константин Трунин

» Read more

Письма к тётеньке требовалось завершать. Салтыков итак устал говорить обществу про его недостатки. Опубликовав девять, а в общей сложности разделяющихся на пятнадцать посланий, не считая дополнительных редакций и замыслов снова вернуться к письмам, Михаил постепенно подводил итог выражению мысли, остановившись только на изданном письме, получившим название «Письмо девятое и последнее», оно же — пятнадцатое.

Жизнь продолжалась. О чём не рассуждай — всё это канет в небытие. Потомкам не будет интересно знать, чем жили в России времён Николая, Александра II, Александра III и даже до того дня, когда должный интересоваться родился. Если интерес и будет возникать, то для поиска ответа на проблемы текущего дня, дабы сообразоваться с имевшим место в прошлом, стремясь избежать повторения сегодня и в будущем. Но не всё так просто, поскольку трактовки вчерашнего дня разнятся уже в силу того, что вчера мыслили разным образом, не находя точек соприкосновения.

Вот Россия в восьмидесятые годы XIX века. Убит царь. Кем убит? Представителями народной воли. Кто этому виной? Сам царь, давший народу волю. Что теперь? Пожинать плоды деятельности. А разве нельзя отобрать волю у народа снова? Можно! Так почему этого не делается? И в какой срок это будет сделано? Вот когда в России появится сильный лидер, способный лишать людей воли, заставлять общество функционировать на благо страны, либо интересам определённого круга людей, тогда воля народа сменится волей господ, позволив обществу свободно вздохнуть, подпав в так им ненавистное рабство. Но вот Россия восьмидесятых годов XIX века, Салтыков с сожалением видит проявление народной воли, продолжающей разрастаться и отхватывать право на власть, в том числе и у государя. Но ежели в самой России ещё можно найти силы для обуздывания, то за пределами страны этого сделать нельзя.

Михаил лично видел, как за границей любят публиковаться русские. Он бы предпочёл отказаться от лицезрения этого. Вот оно то, к чему приведёт разрастание либерализма, если ему продолжать потворствовать. Русские публикуют в иностранных изданиях сущую нелепицу. Они выражают мысль, ни в чём её не подтверждая. Им ничего не стоит сослаться на слова Бисмарка, которые тот не произносил. Салтыков даже пытался взяться за одного из таких, думая о возможности перевоспитать. Быстро понял трудность взятого на себя ремесла. Требовалось начинать заставлять забыть всё, о чём тот человек смел знать, с нуля наполняя его голову знаниями. В том и проблема, что Салтыков один, а неграмотных — масса.

Осознавал ли Михаил, насколько бесполезно учить подрастающее поколение? Не его надо учить, ему нужно лишь передавать знания, тогда как оно само решит, какое применение им найти. В конечном счёте, как не сопротивляйся, знание о прошлом обязательно будет извращено в угоду конкретно сформированному мнению, где уже сам Салтыков, насколько иначе он не говори, будет интерпретирован так, чтобы стать близким к пониманию в требуемом для того ключе.

Заключая, Михаил отказался соглашаться с безнадёжностью попыток размышлять над претворением лучшей доли для человека. Он бы хотел сообщить читателю, насколько проще умереть, нежели продолжать существовать в этом безумном до никчёмности мире. В ходе размышлений к Салтыкову пришло переосмысление. Теперь он желал видеть население России, стремящееся к осуществлению высоких идеалов, имеющее стойкое убеждение о необходимости придерживаться соблюдения морали в мыслях и поступках. Если станется именно так, остальное придёт в схожее подобие.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Письма девятое и десятое — это письмо, опубликованное шестым. Салтыков стал позволять совсем откровенные разговоры, основанные на его личном жизненном опыте. А как не быть Михаилу причастным к политике, если он сам являлся выходцем из учебного учреждения, готовившего к выпуску будущих первейших лиц государства, то есть министров. Читатель должен помнить, Салтыков обучался в Царскосельском лицее. И кому, как не Михаилу, говорить о порядках, при которых воспитывались нынешние руководители государства. Все они — в том числе и Салтыков — прошли муштру николаевского времени, познавшие горечь от ими содеянных проступков. Например, Михаила постоянно отправляли в карцер за не совсем дозволенное поведение. Что он такое делал? Ничего другого, кроме написания стихов. По крайней мере, он сам в этом пытался убедить читателя.

Никто не мешал Михаилу продолжать делать карьеру. Вместо этого, вернувшись из ссылки, он по молодости предпочёл делиться с миром восприятием действительности. Иного не виделось Салтыкову, кроме повсеместного непотребства. Может потому и не мог он воспринимать окружающее, стремясь найти хорошее, поскольку в его воображении постоянно вырастали стены карцера, где человека не считали за достойного члена общества, раз таким путём пытались добиться его исправления. Михаил мог вопросить хотя бы сейчас: чем ограничение в свободе соответствует пониманию о правильности воспитания? Да вот путь несчастливца достался малому количеству выпускников, хорошо понимавших, когда следует остановить поток высказываний и начать заниматься важным для государства делом.

Что из себя представлял карцер? Скверное место. Там не всегда кормили, рано выключали свет. Из прелестей — узкое пространство и подстилка, пропахшая дурными запахами. Более ничего. Побывав там, не пожелаешь вернуться обратно. А самое интересное — кто попадал в карцер, считались за дельных людей, кому светит высокое положение в обществе. Вот ученики и старались туда попадать. Почему тогда среди сидельцев оказывался Салтыков? Получается, и ему пророчили карьерный успех. Будем считать, не на ту тропу свернул Михаил. Пусть не по положению, но в качестве своего человека в одном из министерств он бы точно состоялся. Теперь же, когда пройден жизненный путь по дороге из публицистических статей, быть Салтыкову острым на язык литератором.

Достаточно сказать, что в качестве сидельцев карцера из сверстников Салтыкова отметились трое учеников, занимавшие впоследствии должность министра просвещения, были министр финансов и министр внутренних дел. Об остальном можно догадаться самостоятельно, продолжив думать, какими запомнились годы ученичества прочим министрам, в другое время прошедшим через воспитательную систему Царскосельского лицея. И, теперь, они — важнейшие лица государства, первые исполнители воли царя и последние, перед кем останавливается население России, чтобы добиться внимания со стороны государя. И, даже сейчас, когда народовольцы не собираются останавливаться перед желанием убивать министров, некоторая их часть войдёт в Священную дружину — организацию, о существовании которой сохранились только обрывочные свидетельства.

Что до Салтыкова, он продолжил идти по пути сотрудника «Отечественных записок». Хорошо это или плохо? В качестве перспективы в историческом аспекте — хорошо. О нём и о его позиции потомок узнает из его же собственных уст. В качестве личностных амбиций — плохо. Причина очевидна! Каждый может оспорить чужое мнение, считая собственное наиболее оправданным и применимым к текущему положению дел. Не станем ставить выше прочих самого Салтыкова — присущая ему точка зрения, одна из тех, какие имели право на выражение и существование. Но зато какой мог получиться министр… Впрочем, у власти своя правда, тогда и Михаилу предстояло быть совершенно другим человеком.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Четвёртое и пятое письмо к обществу, опубликованные в «Отечественных записках», — это письма с пятого по восьмое, согласно общей хронологии написания. Цензор, ответственный за курирование «Отечественных записок», крайне негативно относился к деятельности публициста Щедрина. Он указывал на мрачное восприятие автором положения в России, нисколько не желающего видеть ничего светлого, кроме собственной способности размышлять. Для Щедрина Россия — это страна, в который все друг за другом следят, каждый друг на друга доносит. Цензор также верно подмечал сомнение автора, так и не разобравшегося, кого ему следует винить, поскольку ответственность за происходящее солидарно им возлагается на власть и на народ. Против слов цензора возражать бессмысленно, он прекрасно понял мысль Салтыкова, с начала написания публицистической деятельности стоявшего как раз на такой позиции — кругом виноваты все одновременно, поэтому следует осуждать сразу всех.

В очередных посланиях к обществу Михаил решил сообщить, как к нему само общество относится. Он говорит, что взял в руки газетку, присел на лавочку и приступил к чтению. Краем уха он уловил осуждающий шёпот. Его обвиняли в склонности к либерализму, поскольку он читал газетку, где, будем думать, печатались статьи соответствующего содержания. А чем плох либерализм? Чем не угодило в России стремление к допустимости существования разных точек зрения? Оказывалось, следует придерживаться определённого суждения, порицая прочие. Если ты за народ — будь с народом, если за власть — не делай попыток к либеральничанью.

После Михаил описывает поход в трактир. Он удобно устроился, сделал заказ, дождался его выполнения и спокойно принялся выпивать. Тут к нему подошёл человек с помятым лицом, обвиняя в неуважении к русским напиткам. Зачем господин заказывать иностранное, когда можно взять наше — отечественное? А раз берёт иностранное, что он забыл в питейном заведении, куда ходят выпивохи, вроде подошедшего к нему человека с помятым лицом? Казалось бы, зачем разговаривать с пьяницей, от которого нет толка? Салтыков сообщил о ходе беседы и о её завершении, когда он пожалел, что человеку в России не дают спокойно думать так, как ему хочется, обязательно навязывая надуманные принципы.

Как быть тогда, Ежели в России народ желает общего уравнения? Салтыков предложил вспомнить про Аракчеева и его поселения, в которых на положении крепостных трудились солдаты, выполняя сельскохозяйственные обязанности. Может русский народ желает именно такого? Вроде как двадцать лет назад государство избавилось от крепостного права, как теперь люди пожелали вернуться к прежнему состоянию, только с иным осмыслением поставленных над ними для надзора людей. И они же осуждают за либерализм, благодаря которому народ получил освобождение от рабского ярма.

Салтыкову следовало провести параллели с великой французской революцией, где, в результате повсеместно распространившегося либерализма, полетели головы абсолютно всех, не разбирая, кто был причастен к революционерам, а кто нет. Если во Франции к власти пришёл Наполеон, устранив либерализм вообще, то в России жертвой пал Александр II, сам способствовавший свободному волеизъявлению народа.

По трудам Михаила Салтыкова становится легче понять, насколько сложным процессом является политическое устройство государства. Нельзя угодить всем сразу, так как это приведёт к печальным последствиям для реформатора, но нельзя допускать и существование нескольких мнений, грозящих выплеском недовольства со стороны власти или народа. Остаётся единственный путь, когда подавляющее большинство населения начинает придерживаться определённой позиции, не позволяя существовать иным точкам зрения. Опять же, идеальных ситуаций не существует, всё со временем низвергается в пучину брожения мнений.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Почему власть не любит правду? К сладкой лжи, как стало ясно, власть более стремится, нежели к допущению действительного положения дел. Но почему не могут правду говорить другие? Зачем потворствовать власти и распространять сладкую ложь? Вот тут следует остановиться и задуматься: какой толк от правды? И чем является правда, если не иным пониманием должного быть. Проще говоря, сладкой лжи не существует — это правда, исходящая от власть имущих. Для власти иная правда — чья-то чужая сладкая ложь. Тут приходится научиться понимать, насколько разным люди воспринимают мир. В конечном итоге, попытайся быть правдивым, как сразу поймёшь, насколько лжив, либо, если не приходит осознание того, нужно такого человека уведомить в присущих ему заблуждениях. Это и есть готтентотская мораль.

Салтыков вновь под пристальным наблюдением цензуры. Слишком громкие он позволил высказывания в первом и втором послании к обществу. Не могла стерпеть власть, чтобы перед нею размахивали сладкой ложью, смея в оной обвинять как раз власть. Не потому цензура бралась вымарывать из «Отечественных записок» тексты Михаила, будто в них содержится разоблачение. Причина в другом — Салтыков обманывал общество, смотрел на происходящее снизу, не желая понять с позиции находящихся сверху. Он говорил о лжи, про лгунов, прямо обвиняя, уже не стремясь находить отстранённые для восприятия образы. То есть Михаил обрушился на позицию власти, разрушительно воздействуя на общество измышлениями касательно лжи. Несомненно, со своей позиции, как и с позиции общества, Салтыков говорил правду. Только, согласно сказанному ранее, для власти он уподобился лгуну.

Теперь, для дальнейшего восприятия писем, придётся рассказать, почему третье письмо следует считать за третье и четвёртое одновременно. Как и последующие письма, расходящиеся с фактическими номерами писем, опубликованных в «Отечественных записках». Но не станем утомлять читателя дополнительными объяснениями, важнее усвоить непосредственные мысли, которые выражал Салтыков.

Итак, первоначально написанное третье письмо подвергается цензурному изъятию. Возникает лакуна. Если продолжать излагать мысль, современник Михаила не поймёт, почему автор пришёл именно к таким выводам. Для этого Салтыков будет вынужден дополнять четвёртое письмо, по сути становящееся для читателя третьим, словами о функционировании почты. Впрочем, российская почта — она точно такая, какой её показал Михаил, нисколько не подверженная изменениям. Следовало представить, что письмо не изъяла цензура — оно не дошло до адресата. Почему? Дабы понять, Михаил отправился на почту, где ему прямо заявили — если надо, письмо в стенах почты теряется специально. Следовательно, третье письмо потерялось.

На будущее себе и читателю, Салтыков сформулировал главные принципы посланий, благодаря которым письма не будут теряться. Ведь почему они не доходят до адресата? Это связано с содержанием, лишённым краткости и ясности мысли. Чем больше в тексте посторонних отвлечённых рассуждений, тем огромнее риск письму потеряться. Сия мысль кажется ясной, но Михаил не станет её придерживаться. Он и прежде предпочитал говорить много, допуская включение дополнительных мнений, что способствовало подозрительности со стороны цензуры. Теперь же, в год смерти царя, следовало особенно следить за произносимыми словами. И тут Салтыков проявил самого себя, продолжая писать в неизменной манере, изредка нисходя до необходимости сбавить пыл речей, чтобы хоть в таком виде быть опубликованным.

Порою нужно остановиться и подумать над своими измышлениями. Сейчас Михаил предпочёл заниматься именно этим. Нет ничего лучше для цензуры, чем писатель, пытающийся разобраться с личными предпочтениями, стараясь понять, как наладить диалог между своими желаниями и предпочтениями находящихся во власти людей.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Всякий исторический процесс, сколь не будь он понимаем в положительном или отрицательном значении, ведёт к неким событиям, наступление которых становится неизбежным. Что современниками воспринималось за ужасное проявление провидения, то потомкам покажется благостью божьей. Кажется, разграбление Рима варварами с последующим падением Западной Римской империи — есть событие, ввергшее Европу в Тёмные века. Однако, не случись этого, не быть всему тому, что стало известно ныне. Ни о какой Европе говорить бы не пришлось, поскольку стоять империи римлян и дальше. Разумеется, Рим не мог продолжать функционировать, отягощённый грузом неразрешимых проблем, должный разделяться на части и без набега германцев. Но, даже случись Западной Римской империи существовать дольше ей отведённого, всё равно Европе не быть теперешней. Это к рассуждению над вопросом: доколе нам это терпеть? Салтыков продолжил мысль рассуждением, насколько зависима от падения Рима Россия, куда могли не придти варяги для образования государственности.

Пока человек живёт, он не любит перемен, либо к ним отчаянно стремится, в зависимости от мировоззрения. Чаще людям перемены кажутся крайне необходимыми. Какой не возьми исторический период, постоянно одна часть общества желает возвыситься над другой или, как минимум, существовать в сносных условиях. Никто не желает влачить жалкое существование. Впрочем, от подобного жалкого существования в иных странах не откажутся даже привилегированные классы. Но человек не способен соотносить одно с другим, если его оно не касается. Обязательно нужно добиваться лучшего, невзирая на имеющееся вполне сносное состояние. Разве в Российской Империи после отмены крепостного права не стало лучше? Современники тех событий считали — с ними поступили несправедливо, не воздав вместе со свободой и всего остального, в зависимости от предпочтений каждого.

Крепостное право в России отменяли постепенно. И до реформы Александра II царь Николай вносил соответствующие изменения. При Александре II это случилось наиболее массово, хотя могло быть растянуто во времени. Считать необдуманным отмену крепостного права нельзя — на протяжении пяти-шести лет шли обсуждения, выбирался лучший из возможных вариантов. Но какой из вариантов не избери, он мало кому понравится. К сожалению, так можно охарактеризовать любую реформу, всегда воспринимаемую крайне негативно. Не устраивали реформы и Салтыкова, о чём он беспрестанно писал, и теперь утверждая — ничего хорошего из этого не вышло. Михаил оказывался прав со своей точки зрения. Впрочем, зная его характер, он в любом проявлении видел мрачные стороны, не желая подойти к пониманию с позиции принятия варианта, пусть он и лучший из худших.

Вторым письмом Михаил стремился объяснить обществу, какие меры начнёт принимать правительство. Не стоит ожидать правдивых высказываний — чиновничий аппарат существует не благодаря дельному руководству страной, а вопреки тому. И лучшим инструментом для воздействия на массы является умение сглаживать острые углы. Обычно под таким умением понимается ложь. Обычно, само правительство его воспринимает ложью во благо. Тогда зачем накалять обстановку, обвинять и требовать чего-то, если донести до людей информацию о подлинном состоянии? Тут же вспыхнет неконтролируемая реакция разгневанных людей.

Конечно, самая горькая правда лучше сладкой лжи. Да не хотят люди слышать про провалы в политике, им нужен успех на всех фронтах. Причём, сами люди провоцируют развитие событий по негативному сценарию, при этом обвиняя в неудачах не себя, а других, то есть перекладывая вину на чужие плечи. Что же, ведь сам Салтыков говорил про традицию в Европе лить людям в уши мёд, чему европейцы учат детей с малых лет. А в России, укажи на любое стремление пусть и таким способом наладить дело к лучшему, ничего хорошего в ответ не получишь.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Повторим, в марте 1881 года Александр II убит народовольцами. Какая реакция за этим событием последует? Оно вообще требовалось — убивать царя? Игра в либеральничанье с обществом привела к кровавой расправе. Вернее, Александр II допустил широкие отступления от строгости, испугавшись начатых им реформ, решив уменьшить дарованные населению вольности. Полностью обратно у него повернуть не получилось, как это удалось Екатерине II, вступившей на престол Российской Империи с мыслью о претворении в жизнь преобразований, затем изменившей мнение, вероятно придя к суждению, как губительно скажется это не столько на её правлении, сколько в негативную сторону изменит облик России. Теперь общество интересовал ответ на единственный вопрос: как быть дальше?

Салтыков приступил к написанию писем к тётеньке. Кем являлся его адресат? Представим, что за оный выступило всё общество, по большей части в среде тех, кто думал о продолжении осуществления реформ, направленных на позволение населению обрести ещё больше свободы. Но, если Россия идёт по пути террора к самой себе, настолько оправдано данное движение? Не ведёт ли оно к самоуничтожению? В один момент наступит миг, когда страна перестанет существовать, разбитая и обескровленная. Это приведёт к много худшему, нежели положению, имевшему место быть здесь и сейчас.

Волнения в Империи стихли. Требовалось понять, каким образом действовать. Какое будущее нужно стране? И почему оно может быть достигнуто с помощью актов агрессии? Царя никто убрать не мог. Убитому Александру II наследовал сын — Александр III. Не менялось ничего, кроме порядкового номера государя. Но это думалось так на первых порах. Всё же изменения будут происходить. Если до того царь мог отчасти заниматься делами внутригосударственными, считая их в меру обязательными на повестке дня, то отныне, вплоть до смерти, Александр III сосредоточится на внутренних делах, вследствие чего в годы его правления Россия не примет участия ни в одной войне.

С какой стороны подходить к разрешению сложившегося положения? Салтыков не стал смотреть на очевидное — рост ненависти к имперскому правительству за счёт неудовлетворённости населения западных окраин, откуда и должны были исходить ноты гнева. Непосредственным убийцей Александра II стал народоволец Гриневицкий. Про него пишут, что он белорусский революционер польского происхождения. Если исходить из этого, то снова становится очевидным польский вопрос, продолжавший терзать потомков некогда независимого и влиятельного государства в центральной Европе. Но в подобном духе говорить опасным считалось всегда, хоть при Екатерине II, хоть при её внуках и правнуках.

Нет, Салтыков укорял население России за отсутствие умения понимать происходящее. Он предложил считать людей за сосуды с соком, который периодически следует выпускать. Данный сок действует на людей неблагоприятным образом, застилая глаза и уши. Сколько им не говори, они тебя не захотят слышать. Поэтому, в результате отказа ориентироваться на изменения в обществе, произошло убийство царя.

Сколько не давай воли — всё будет мало, как не проявляй заботу о благосостоянии — до полной меры не воздашь, как не иди на встречу — твои действия расценят за враждебные. А ведь в начале шестидесятых годов иного нрава жили люди в России, тогдашняя молодёжь с отстранённостью смотрела на проводимые царём реформы, сохраняя безучастное отношение. Зато, спустя десять лет, начали происходить изменения в самосознании, известные по тому же Нечаевскому делу.

Так куда движется Россия? И как не допустить непоправимого? Стоит предположить, что своими письмами к обществу Салтыков хотел предупредить о нежелательном продолжении стремления к осуществлению мечтаний, поступая нецелесообразными способами.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Говоря о цикле «За рубежом», обязательно оказываешься вынужден упоминать убийство Александра II. Когда Салтыков работал над текстом, страну потрясло небывалое событие — народовольцами убит царь. Вполне допустимо сказать: он умер за то, ради чего боролся. При Александре II страна свободно вздохнула, расправив лёгкие после правления Николая. Тут уместным будет напомнить, как в российской политике всегда происходит чередование дозволенности с вводимыми ограничениями. При Александре I Россия наполнилась вольницей, продолжила расцветать в духе екатерининских времён. При Николае формируется полицейское государство. Александр II вновь дал волю, проведя реформы во многих сферах. Что будет дальше? Салтыков должен был понимать — Александр III не поддержит начинаний отца, поскольку и его судьба тогда пресечётся от террора народовольцев. Можно продолжить говорить дальше, увидев в Николае II ещё одного приверженца вольных измышлений для жителей государства. Но так как перед нами рассмотрение творческого наследия Салтыкова-Щедрина, на оном и предпочтём остановить бег размышлений.

Михаил вспоминал, как при поездках по Европе, ему не хватало человека, который будет носить чемоданы и разбираться с неурядицами. Среди русских таковые перевелись лет двадцать назад, а европейцев прислуживать в данном случае не заставишь. Почему так случилось? Ежели господин готов платить, должны быть желающие оказать ему сию услугу. Ответ Салтыков нашёл быстро — никто из жителей Европы за подобное платить не будет, либо одаривая самой мелкой монетой. Вследствие чего не сформировалось профессиональное призвание, облегчающее передвижение людей по континенту. Следовательно, приходится самому заниматься багажом, планировать поездки и себе же желать удачно добраться до места назначения.

Уже с пятого письма цикл «За рубежом» следовало именовать иначе, так как Салтыков отошёл от описания заграничных порядков. Шестое письмо выйдет с задержкой — требовалось ждать, пока общественность успокоится после убийства царя. Седьмое — выйдет с заголовком «Заключение». Поэтому, основное содержание, откуда берётся большая часть измышлений, как критиками, так и читателями, относится к первому, второму и четвёртому письмам. Не стоит удивляться, не найдя упоминаний о третьем письме — оно входит в цикл, публиковалось и не запрещалось цензурой, если не считать ряда замечаний.

Упомянем и судьбу цикла в целом. Единым изданием труд «За рубежом» опубликован в 1881 году. Для последующих поколений, особенно в советское время, стал восприниматься за существенно важную работу в плане понимания и соотношения русских с европейцами, относительно прочих произведений Салтыкова. Литературоведы, без стеснения, назвали «За рубежом» одной из великих русских книг о Западе. Приводились ссылки на высказывания Ленина, считавшего, что Салтыков-Щедрин высмеивал Европу, особенно Францию, с порядками её понимания вольности, когда коммунаров расстреливали, а банкиры падали в ноги русским царям.

Какой предлагается сделать вывод? Стоит критически относиться к жизни, воспринимая происходящее за должное быть, исходя из того, что иному на данный момент не бывать. Тогда говорить наперёд, желая созидать лучшее из должного последовать? Нет! Лишь воспринимать настоящее таким, каким оно является, не пытаясь представить, к чему это приведёт. Для понимания достаточно малого — взглянуть на исторические процессы. Каким бы не казался немецкий народ правильным, он черпает настоящее из мрачных сказок, сам постоянно низводя порядок к кровавому хаосу. Так и французы, вроде прогрессивный народ, но и они идут по черепам предшественников и современников, постоянно чего-то желая, делая скорее для себя же хуже. Что касается русских, — о самих себе верных суждений всё равно не вынесешь, — и этот народ желает выбраться из грязи, да предпочитая действовать мерами, которые его же и топят. Впрочем, немцы и французы поступают таким же образом.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Как не рассказать про происходящие изменения во французской литературе? Разве можно серьёзно относиться к народившейся во Франции моде на натуралистические описания? А как быть с новым лидером этого движения — Эмилем Золя? Сей писатель, до того французам остававшийся малоизвестным, незадолго до визита Михаила в Париж, представил читателю скандальный роман «Нана» — о жизни женщины лёгкого поведения. Это тот писатель, хорошо известный в России, поскольку с успехом публиковался в «Вестнике Европы». Теперь к Золя пришла слава и во Франции. Пусть то покажется удивительным, но французский реализм нисколько не похож на подлинную действительность, о чём Салтыков уверенно заявлял. Во Франции реализм — явление, касающееся сугубо человека, тогда как в России давно привыкли говорить по существу, либо продолжать молчать. Следовательно, Золя являлся не лидером реализма (или натурализма), а одним из псевдореалистов.

Михаил привёл пример, каким образом французские писатели создают произведения. Они берут обыкновенную ситуацию из жизни, делая её основанием для написания литературного труда. Ежели Золя размышлял над экспериментальным романом, где происходящее будет напрямую взаимодействовать с читателем, то Михаил видел проявление подобного иначе. Типичная работа натуралиста — скучна и лишена смысла. Салтыков не собирался мириться с мыслью, что описание мельчайших деталей, кому-то сможет пригодиться.

Вот он — идеальный роман французского натурализма. В первой главе описывается пробуждение главного героя: он просыпается, размышляет, обдумывает планы на день, намеревается встать с кровати. Вторая глава — скрупулёзное описание утреннего туалета. Третья — завтрак. Четвёртая — сборы для выхода на улицу. Произведение продолжается в подобном духе. Зачем? Салтыков того не понимал. Обычно, ещё со времён Бальзака, таковое оставалось за текстом. Казалось неважным, чему отныне придают значение. Потому произведение французского писателя ведёт к одному — к пустоте содержания, несмотря на богатство наполнения.

Вполне понятно, какое будущее ждёт литературу во Франции. Надо сказать, Салтыков оказался полностью прав. Причём, к такому способу подачи материала стало стремиться всё писательское сословие планеты. Уже нельзя помыслить книг, где мысль превалирует над действием. Увы, действие, а вернее, акцентирование на и без того понятном, не способствует созданию у читателя требуемого образа. Но, всё-таки, Михаил стремится раскрыть и другое направление в литературе, отчего-то переставшее восприниматься отвратительным.

При Золя натурализм не до конца раскрывался. Не описывал Эмиль происходящее в дотошных подробностях. Если действующие лица ели, он не брался описывать, каким образом еда попадает в рот, что делают в этот момент зубы и язык, как далее начинает работать пищеварительный тракт, включая итоговый вариант поглощения пищи — акт дефекации. Салтыков постарался уверить с твёрдой убеждённостью — писатели будущего не только обо всём этом расскажут, они ещё покопаются в экскрементах… вдруг там осталась прожилка, когда-то давно застрявшая в зубах и вот теперь проглоченная.

За всю литературу разом говорить не следует. Стоит вести речь об общих тенденциях. Сожалей или нет, минуя ряд политических режимов России, видишь, как слова Михаила сбываются. Долго это продлится или нет — сказать точно нельзя. В одном можно быть уверенным полностью — влияние западной литературы на Россию усилилось, отчего российские писатели допускают всё то, что себе позволяют их коллеги из Европы и Америки. Ничего с таким явлением не поделаешь. Когда-нибудь такой род литературы отправится в утиль, став совершенно лишним, — он окажется неугодным читателю. Иному не бывать! Своё место в литературе находит лишь то, что способно пережить время.

Автор: Константин Трунин

» Read more