trounin.ru

Ещё раз о теме ожидаемого замужества. Отчего человек вообще желает задумываться о семейных отношениях? Почему не живёт личными интересами? Объясняется это простым намёком на принятый в обществе обычай: молодым людям следует обязательно жениться. А ещё лучше, если судьбой молодых распоряжаются родители, будто бы лучше знающие, каким образом следует устроить судьбу дочерей и сыновей. Не во все времена был допускаем брак по любви, ничем в действительности не являющийся, кроме краткого момента сошедшихся для того обстоятельств. Человек должен смотреть наперёд: к такой мысли люди приходят уже в зрелом возрасте. Поэтому родители желает счастья для детей, тогда как дети противятся их воле. Но был в истории России период, когда вопрос брака рассматривался вне мнения будущих мужа и жены.

Казалось бы, Островским показан незамысловатый сюжет. Вот помещица в возрасте, на её попечении молодая девушка. Помещица имеет увлечение — сводить людей. Захочет того молодая девушка или нет, её спрашивать не станут. Она обязана согласиться на брак, право на выбор для неё не предусмотрено. Кого же выберет помещица в мужья? Противного на вид приказчика, предпочитающего пить до свиноподобного состояния, всегда грязного. С любым выбором девушка смогла бы смириться, но точно не с таким. Для чего помещица взялась ломать жизнь? Сугубо из прихоти. Что останется девушке? Она даст намёк, который Островский реализует в «Грозе». Рядом имеется пруд, берега над ним могут оказаться высоки, легко оступиться и упасть.

Кажется, Александр ни к чему не побуждал. Отдалённо схожий сюжет знаком по «Бедной Лизе» за авторством Николая Карамзина, если сводить речь к развязке повествования. Но с цензурой возникли проблемы по другой причине — в произведении Островского увидели критику крепостничества. Пока Россия продолжала готовиться к эмансипации закрепощённых крестьян, обсуждались проекты и делались предположения, цензоры в прежней мере сохраняли устоявшееся представление о ситуации в стране. Казалось, с вольным человеком нельзя поступить так, как того желала помещица воспитаннице. Александр и не скрывал истинного положения — воспитанницей являлась дочь дворецкого, полностью зависимая от помещицы, должная подчиняться всем прихотям барыни, на какое бы сумасбродство та не оказывалась готова.

Для молодых девушек брак — священное таинство. Они любят гадать и мечтать. Кто станет мужем? Крепкий хозяйственник или тот, у кого из рук всё валится? Будет крепко любить и в хмельном угаре бить? Или будет держать на расстоянии, зато пылинки сдувая? Рассматривается любой вариант, кроме негативного. Никакая девушка не пожелает в мужья беспробудного пьяницу. За мечтами всегда следует действительность. Для молодой девушки из произведения Островского всё оказалось куда хуже — она поставлена перед фактом необходимости выйти замуж за отвратительного человека. Выбирать ей не позволят. А если захочет лезть в петлю — дело хозяйское.

Александр не стал оставлять первого названия пьесы, заменив на «Воспитанницу». И он правильно поступил, иначе был бы вынужден так сделать. Изначальное название звучало так — «Кошке игрушки, мышке слёзки». Кто есть кто в повествовании — всем должно быть понятно. Публикации произведения препятствий не чинили, но ставить на сцене категорически запретили. Вплоть до 1863 года запрет не снимался. С чем это связано? Может в связи со смягчением отношения по результатам проводимых реформ, либо в обществе менялось отношение к крепостничеству, более не воспринимаемому за насущное. Теперь казалось, будто описанное Островским нигде и никогда не сможет повториться, Россия стремилась оставить крепостничество позади.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Почему бы разом не воздать всем, кто страждет обогатиться за чужой счёт? Дав представление о Михаиле Бальзаминове, Островский следом пишет про похождения схожего с ним персонажа — Поля Прежнева. И если Бальзаминов продолжает надеяться на ежегодный доход в тысячу рублей, то Прежнев получает желаемое, без откладывания на потом. Однако, Александр на этот раз проявил жестокость. Пусть герой пьесы обретает искомое, начинает купаться в представляемой им роскоши, позволяет себе думать о возможности расплатиться с кредиторами: ничего подобного не осуществится, поскольку жена попадётся ему из таких людей, которые не готовы пускать деньги на ветер, тем более доставшиеся не по праву родства, а за заслуги перед успехами в купеческом ремесле.

Но как быть с любовью? Для Прежнева брак не казался прагматичным мероприятием. Он брал в жёны овдовевшую женщину, наделённую необыкновенной красотой. Деньги служили приятным довеском, побуждающим скорее вступить в семейные отношения. Родители тому радовались, особенно мать, благодаря чьим стараниям семья едва не разорилась, но должная вскоре лишиться последнего, если сын не сумеет изыскать средства для погашения долга. Ведь нет ничего зазорного в том, чтобы за чужой счёт поправить собственное положение. Благо Поль взаимно любим, благодаря чему чёрная полоса должна уступить место белой.

Как быть с невестой? Будучи человеком ответственным, знающим цену каждому рублю, она соглашается на неравноценный брак. Виною тому любовное чувство, заставляющее разумное осмысление отступать перед желаниями души и плоти. Казалось, будущий муж образумится, возьмётся за ум и будет помогать семейному делу. Либо не казалось, так как с любовным чувством трудно справиться. Невеста понимала — хорошего от мужа ждать не приходится, о чём продолжал вторить её отец, справедливо полагавший: жениху нужно поправить финансовое положение.

Что же происходило в стране, если брак теперь не позволял осуществляться мечте на быстрое обогащение? Женившись на девушке с состоянием, Поль справедливо полагал — сможет свободно пользоваться капиталом невесты. Не должна жена противиться воле мужа, обязанная следовать за его желаниями: так мог полагать незадачливый муж. Времена действительно менялись, и женская воля как никогда обретала силу. Если Поль желает взять деньги из накоплений жены, пусть приложит старания, прежде к оным плодами своего труда присовокупив. Того Поль не умел. И не быть беде, продолжай он жить с женою в таких отношениях. На беду пришёл товарищ, требующий полного расчёта. Неужели жена не согласится выручить мужа? Именно… не согласится!

Островский вынес суть окончания произведения в название. Характерами действующие лица подлинно не сошлись. Любовное чувство успело остыть в положенный тому срок, хоть как-то компенсировавшее недостатки сторон. Случись критическая ситуация раньше, может жена и снизошла до просьб мужа. Теперь же, насмотревшись на него, она не хотела допускать лишние растраты. Ради какой цели? За одним кредитором придёт другой, затем следующий, из-за чего денежные средства буквально растают на глазах. Лучше с таким мужем вовсе расстаться, к чему Александр и подводил повествование.

А как же, — спросит зритель, — мнение про противоположности, должные друг к другу притягиваться? Кто-то обязан зарабатывать, тогда как другой будет тратить. Это кажется соответствующим должному быть. Может оно и так, сугубо в качестве позволительного допущения. Только до какого срока расчётливый человек согласится на взаимное притяжение пиявки? Ладно бы была пиявка — от неё польза. А с прежневыми характерами лучше вовсе не сходиться.

Автор: Константин Трунин

» Read more

О каких бы нравах ещё рассказать? Пожалуйста, в стране, проигравшей войну за Крым объединённому альянсу османов, французов и англичан, наконец-то нашлось оправдание произошедшему. Увы, минули годы былой славы. Некогда русский воин — это отчаянный храбрец, готовый идти походом в горы, пробираться по узким тропам через ущелья, скидывая врагов вниз. Приходилось бивать немца и того же француза, овладевать Берлином и Парижем. Когда-то славные казаки умели числом в шесть тысяч живьём хоронить под две сотни тысяч тех же османов. Что уж говорить про славную гусарскую доблесть… или про то, каким образом Россия пережила нашествие нескольких миллионов европейских войск, шедших под предводительством Наполеона и его маршалов. И вот поражение в войне. Почему? Может по такой причине, которую взялся отразить Островский в очередной пьесе, описав жеманное существо, излишне изнеженное, готовое заботиться о красоте лица и волос, оставаясь никчёмным в прочем. Наступила пора знакомиться с Михаилом Бальзаминовым.

Нет, конечно, подобные Бальзаминову были всегда, но не служили они в армии, не грозили шведу и не участвовали в походе по льду Ботнического залива. Они оставались себе на уме, справедливо полагая — всему предстоит быть в лучшем виде, лишь бы звёзды сошлись для благоприятной женитьбы. Бальзаминов мечтал об единственном — иметь ежегодный доход в тысячу рублей. Будь у него такой, жить ему в счастье до конца дней. А как позволить мечте осуществиться? Нужно надеяться на звезды, для чего позволительно раскидывать карты, гадать на кофейной гуще или находить объяснение снам. Беда в том, что карты не раз показывали безбедное будущее, гуща тому вторила, сны предвещали скорое осуществление мечтаний. Вот и теперь у Бальзаминова случилось сновидение, которому предстоит осуществиться до обеда, иначе никакой благости в очередной раз на него не снизойти.

Рассуждая о подобном герое произведения, отстраняешься от происходивших в стране событий, не замечаешь преобразований в обществе. А может наоборот приближаешься, зная, эпоха правления Николая завершилась, общество должно было меняться, но на периферии всё оставалось без изменений. Как раз в условиях сельского быта происходило становление Бальзаминова, должно бы наслушавшегося рассказов старшего поколения, за какое важное дело они считали удачную женитьбу. Мудрено ли представлять, к чему желал стремиться Бальзаминов. О гусарской доблести он не мечтал, оставаясь лежебокой, вполне уверенный — ему обязательно предстоит стать обеспеченным человеком, прилагая единственное усилие, каждодневно наводя красоту. Остаётся недоумевать, куда будут смотреть родители будущей невесты, чьё состояние окажется в ненадёжных руках. Но разве возразишь против любовного чувства? Хочешь или не хочешь, отдавать дочь за Бальзаминова придётся, дабы хоть таким образом уразумела, насколько она ошибалась во мнении.

Нужно вернуться к мысли о периферии. Русское дворянство часто представляется особым социумом, далёким от стремления к улучшению имеющегося. Вполне вероятно, прежние поколения помещиков жили обособленной жизнью, имевшие определённые личные пристрастия, стремившиеся проводить дни в лености. Коли так, тогда Бальзаминов походил на обычного человека, кто сумеет поддержать помещичьи традиции. Он вполне мог любить французское, вкусно поесть и сладко поспать, ни о чём прочем не заботясь. Если не мог подобного позволить, тогда о том продолжал мечтать.

Создав потрет такого человека, Островский повеселил публику. В Бальзаминове просто должны были видеть пережиток прошлого, особенно находясь под ожиданием реформ Александра II, обязанными вскоре разрушить прежний уклад до основания. Пока же не нужно забегать вперёд, Бальзаминов ещё не женился.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Разве себя пересилишь, когда хочешь говорить о вечном? Ни для кого не станет секретом — жизнь человеческую практически нельзя изменить, для этого требуется не одно тысячелетие, чтобы наступила перемена в миропонимании. Но есть проблема, от которой человечеству никогда не избавиться — речь про стремление к достижению лучшего, наживаясь за счёт других. И это кажется каждому понятным. Однако, всегда появляются те, кто готов с жаром в глазах отстаивать позицию честности, согласный прозябать в бедности и быть повсеместно подвергаемым осмеянию, только бы о нём не имели возможности помыслить плохого. Две точки понимания бытия сходятся на сцене пьесы «Доходное место», зритель обязательно погрузится в противоречие чувств, в итоге заключая: живи честно и бедно, либо богато, но с постоянным осознанием обязательно должной последовать расплаты. Написав такое произведение, Островский понимал, увидеть постановку на сцене предстоит не скоро, может и в печати не появится.

По сюжету получалось так, что мать поставила дочерей перед фактом необходимости искать мужей, поскольку она отказывается продолжать их содержать. Проще говоря, мать воспитала детей, теперь выставляя за дверь. Не дело продолжать кормить зазря. В такой ситуации не знаешь, куда податься. Одной дочери повезёт — она продолжит существовать безбедно. Второй достанется человек без надёжного будущего, не знающий, сможет ли прокормить семью, пусть и состоящую всего из двух человек.

Всё внимание приковано к бедным до честности людям. Жена в таком браке живёт по средствам, не балует себя нарядами, позабывшая про излишества, ещё и выполняет работу на дому. Казалось бы, она должна пилить мужа, дабы он больше зарабатывал. Да как докажешь человеку необходимость лучшей жизни, если он не собирается заниматься противозаконной деятельностью. У него есть возможность устроиться на доходное место, брать взятки и жить в радости. Но такому не бывать, ежели человек отличается совестливостью. Как же быть? Его не пристыдишь скудным заработком. Наоборот, он гордится малой толикой ему доступного, зато заработанного честным способом.

Островский желал показать принцип неизменности. Рано или поздно самый правильный человек соглашается поступить подло. Сломленный укорами жены, угрозой расставания, герой произведения пойдёт просить доходного места, согласный стать бесчестным человеком, зато сохранившим отношения с женой. Тут бы зрителю встать и выйти из зала, настолько тяжело видеть, как рушится допущение существования подлинно верных убеждениям людей. Зритель того не успеет сделать, он остановится у самого выхода, услышав насмешки над честностью, ощущением одержанной победы. Оказывается, гордость не всегда является признаком дурного воспитания. Очень часто гордецами являются и бедняки, не готовые терпеть издевательств, ведь они не приучены падать в ноги и выпрашивать милости. Зритель вернётся и с удовольствием досмотрит, как правда побеждает. Впрочем, другой зритель останется возмущён, зная, русская литература воспевала и будет воспевать деятелей, обирающих честных граждан, против чего Островский невольно выступил.

Коли так, «Доходному месту» дозволят публикацию, будут и постановки в провинции, сразу сошедшие на нет. До 1863 года пьеса останется под запретом. Причина того очевидна: Александр укорял чиновничий аппарат в прегрешениях, уличая в недопустимости растрат. Что же тогда делать? Нового Островский не открыл, показав и без того всем понятное. Никто и не сомневался в любви русского чиновника, как и всякого человека, к лёгкой жизни, к синекуре. Остаётся непонятным, почему честным не дано иметь доходных мест. Когда-нибудь наступит момент, бытие будет иначе осмыслено.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Пьеса «В чужом пиру похмелье» не встретила препятствий. По написанию она была вскоре поставлена и опубликована. Ничьи интересы в произведении не принижались, наоборот — находились пути примирения. Кажется, в обществе тех дней случились перемены. Иначе зачем Островский писал про молодых людей, решающих самостоятельно заботиться о будущем? Перед читателем ставится проблема: отец желает для сына удачной партии, а сын любит девушку, лишённую достатка. Впрочем, недопущением подобного родители были озабочены во все времена. Не каждый отец примирится, чтобы воспитанный им ребёнок оказался у разбитого корыта. Дабы усугубить проблематику, Александр поместил в сюжет сваху, предпочитающую наживаться с помощью честных способов отъёма денег. Встретив такое к себе отношение, отец особенно вознегодует, справедливо полагая, его сыну затуманили разум. Действительность окажется не настолько суровой, отец согласится на неизбежное. Вернее, он сам начнёт поторапливать сына со свадьбой, считая то необходимым доказательством способности проявлять твёрдость во мнении и умения добиваться поставленных целей.

По ходу повествования зритель понимал, против брака выступает и отец девушки. Тот показан честным человеком, довольствующимся малым, согласным жить впроголодь, лишь бы о нём не мыслили дурного. Он желал для дочери мужа образованного, похожего на него по образу мысли. Да где такового сыскать среди юношей, более озабоченных поиском богатых невест? Поэтому придёт в недоумение от действий свахи, заставившей отца жениха раскошелиться на круглую сумму за расписку, в которой сын давал обещание жениться. Он сразу понесёт деньги обратно, не допуская мысли о позоре на свою голову.

Как видел зритель, ситуация воссоздавалась обыденная. Ничего нет в том, чтобы человек с состоянием желал прибытка, тогда как человек без денег — думал о сохранении благочестия. Может показаться — вместе у них нет общего пути. Островский посчитал иначе. На самом деле, человек с состоянием, особенно заработавший его самостоятельно, некогда был настолько же беден, как отец невесты, но нашедший способность нажиться. Пусть у него существовало особое отношение к морали, он не отказывался от опрометчивых поступков, зато теперь волен считаться за хозяина жизни. Поэтому трудно позволить сыну начать путь к зажиточности заново. Однако, почему бы такому не произойти? К тому и поведёт Александр повествование, сын будет обязан добиться руки девушки, иначе отец не примет его обратно в семью.

Подведя зрителя к подобному, Островский ставил точку. Должно было последовать негодование. Как же так? Ограничивать пьесу двумя действиями? А где попытки сына убедить отца невесты дать согласие? Где сама свадьба? Всего этого не будет. Может Александр поступал верно, оставляя зрителя с ощущением благоприятного исхода. Даже развивай повествование дальше, не станет ведь автор огорчать зрителя, не позволив молодым заново соединить сердца. Вполне вероятно, Островский специально оставил место для мысли, дабы допустимыми оказывались все варианты. Если говорить честно, у разбогатевших родителей редко рождаются дети с такой же хваткой. Не позволь таким детям проявить самостоятельность, они пустят на ветер наследство своё и второй половины. Коли так, пусть лучше получают минимальный стартовый капитал и дерзают на доступное им усмотрение.

С таким сюжетом пьеса не могла встретить противодействия цензуры. Александр вывел единственного отрицательного персонажа среди действующих лиц, чья помощь оказалась без надобности, скорее помешавшая молодым обрести счастье. Островский не пристыжал богача и не сетовал на отсутствие средств у бедняка, как не позволил осуществиться союзу их семей, оставив разрешение ситуации на усмотрение зрителя.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Цикл «Геном» | Книга №3

Что будет, если искусственный интеллект научится подлинно мыслить? Он перестанет быть цифровым кодом, действующим согласно определённых положений, теперь способный размышлять и вырабатывать мнение без чужого вмешательства. Тема, поднятая Лукьяненко, кажется интересной, особенно учитывая, при развитии робототехники, должная через некоторое время стать насущной проблемой человечества. Недалёк тот век, когда искусственный интеллект скажет: «Тварь ли я дрожащая или право имею?» Сергей предложил столкнуться с этим в меньшем масштабе, дав для примера боевой корабль, самостоятельно решающий, кого он допустит к управлению.

Для лучшего усвоения произведения важно и понимание будущего, описанное Лукьяненко в цикле произведений «Геном». Следует напомнить, человек с самого начала получает навыки, отвечающие за его спецификацию. Если ему полагается быть пилотом, им он и будет, способный к особо тесным связям с космическими кораблями. Такой человек способен влюбиться в корабль, мыслить его интересами. Не стоит исключать и обратную ситуацию. Как же быть с капризничающим искусственным интеллектом? Потребуется найти особый подход.

Сергей объяснил, почему проблема сталась возможной. Оказалось, покупая корабль, люди продешевили. За это корабль был наделён качеством непокорности. Он может допустить до управления только тех, кто достоин или превосходит его. Взломать систему не получится — защита способна выжечь мозг едва ли не буквально. Придётся действовать именно разговорами. То есть корабль нуждается в уговорах. Задача не кажется трудной, но она является непосильной. Поэтому были приглашены лучшие специалисты по перевоспитанию боевых кораблей. Получается, найти общий язык с искусственным интеллектом — настоящее искусство.

Повествуя, Лукьяненко заглядывал в далёкое будущее, оставаясь в рамках фантастики ближнего прицела. Его вдохновляла «Матрица» — художественный мир о виртуальной реальности, в которой будто бы живёт человечество, этого не осознавая. На страницах произведения постоянно появляются отсылки к Нео, называемому пророком. Сама связь с кораблём налаживается с помощью нейрошунтов. В начале нулевых годов подобное казалось наиболее возможным в части соединения человека с компьютерными технологиями, когда требовался непосредственный контакт. Повествуй Сергей десятью годами позже, связь устанавливалась бы удалёнными способами. Рассказывая ещё через десять лет — могло хватить ментальных способностей, позволяющих убрать все приборы-посредники, объединив людей и искусственный интеллект в единую сеть, взаимосвязанную друг на друге. Впрочем, переосмыслив идею Лукьяненко из «Сумеречного дозора», всякая среда существует за счёт другой среды, не способная к существованию при условии разобщения. Данные частности всё равно остаются условными, так как люди и искусственный интеллект способны существовать обособленно.

Как же суметь убедить корабль в необходимости содействовать людям? Сергей решил привести самое яркое доказательство, указав кораблю на его несовершенство. И это при том, что сам корабль мог демонстрировать людям их слабости. Чем тогда получится задеть чувства корабля? Как и человек, искусственный интеллект не умеет осознавать собственное несовершенство. Особенно такой, считающий себя лучшим во вселенной. Но у всего есть недостатки, окажись ты хоть высшим существом. Космические корабли не смогут существовать без обслуживающего персонала, и обслуживающий персонал откажется, чтобы его считали сугубо за таковой. Требуется взаимодействие. Какая беда всякого корабля, ещё со времён, когда они бороздили моря Земли? Совершенно верно — обшивку могли перегрызть крысы, вследствие чего тот шёл на дно. Подобное способно случиться и с космическим кораблём. Кажется, искусственный интеллект будет убеждён в ущербности — он такой же калека, как и любой человек, имеющий ряд недостатков, выдающих в нём неполноценное существо.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Всякий может мечтать стать частью светского общества, но не каждого оно готово принять. На примере кого можно обосновать данное утверждение? Допустим, пусть за такового окажется герой произведения «Большой свет», по чертам которого принято узнавать Михаила Лермонтова. Владимир Соллогуб не говорил явно, будто следует понимать именно так. Однако, фамилия героя — Леонин, он — военный, из близких родных — только бабушка, из прочего — практически ничего. Важен ещё и тот факт, что герой рано или поздно окажется высланным на Кавказ. Как именно рассказать? Почему бы не сделать этого в два действия, вернее — в два танца. Первым станется попурри — маскарадное представление. Вторым — мазурка, переходящая от накала страстей к опустошению.

Леонин — новое лицо на маскараде. Ему неведом сей разгул, где будто бы никто не узнаёт друг друга, хотя каждый знает, кому оказывается представлен. Прелесть маскарада в том, что человек без возможностей получает право беседовать с лицами высших сословий. Тут простой гусар способен сойтись в танце с княгиней, беседовать с нею о разном и даже надеяться на всяческое внимание. Можно сказать иначе, тут князья и княгини получают право статься за обыкновенных людей, уставших от светских развлечений, желая на короткий срок позабыть об обязанностях, пожить вольно от обязательств. То есть маскарад помогал раскрепоститься, сменить маску, надеясь остаться незнакомцем. Как к такому сможет отнестись Леонин? Он проникнется самим фактом интереса к нему со стороны светского общества, надеясь жить отныне иным образом. Да не имея финансовых возможностей — не должен был о том даже помыслить!

Пройдёт два года от первого танца до второго, попурри сменится мазуркой, разгорятся страсти, требующие срочного разрешения. Оскорблённый обманчивыми словами, Леонин решит стреляться, вызывая на дуэль человека из светского общества. Но дуэли были в России запрещены. Наказание за это последует незамедлительно. Военному грозит самое тогда обыденное — вменение обязанности продолжать службу на Кавказе. Такой исход не устрашил Леонина. Знал ли он вообще, к чему приведут его действия? Судьба ему благоволила, а он стремился её опередить. Уже не раз бывший наказанным за мелкие промахи, Леонин подвергался очередному наказанию. Что до того светскому обществу? Полное безразличие.

Приходит время рассказать читателю, насколько общество изменчиво. Вчерашние балы — безвозвратно ушедшее. Кто там казался первым лицом, теперь терял позиции, либо умирал, прожив насыщенную встречами жизнь. Сменялись поколения, о былых днях сохранялись воспоминания, ни к чему не обязывающие. Новое светское общество продолжало существовать вне успехов былых модников, в той же мере не заглядывая в день грядущий. Разве мог в таком окружении найти себе место Леонин? От таких забав быстро устанешь, пресыщенный однообразием. И в маске всегда ходить не будешь, должный выполнять определённые обязанности, от которых никому не дано отмахнуться рукой.

Что окажется самым обидным? Ощущение никчёмности и невостребованности. Как бы молодым людям не желалось оказаться среди светского общества, там не всем удаётся найти место. Требовалось ли делать из того трагедию? Сегодня общество в тебе нуждается, завтра откажется признавать твои заслуги перед ним. Остаётся задуматься о личном счастье, которое ускользает из рук, так как приходится отправляться подальше от костюмированных представлений. Разве сможет человек это осознать, ежели подобное коснётся его? Ответ будет отрицательным. Поэтому и уезжал Леонин на Кавказ со стеклянным взглядом, понимая, насколько он лишний в светском обществе.

Автор: Константин Трунин

» Read more

В двадцать четвёртом выпуске размещён некролог по Адаму Станиславовичу Ржевускому. Булгарину показалось важным рассказать про человека, чьим воспитателем был Нарушевич. Некогда начинавший послом Речи Посполитой в Дании, в 1808 году Ржевуский значился маршалом Киевской губернии, с 1817 — восседал в Сенате. Он достойно служил сперва одному отечеству, теперь другому. Обязательно следовало упомянуть в некрологе литературную деятельность Ржевуского, оставившему рукописи о современных ему польских событиях.

В двадцать пятом выпуске — «Ответ на письмо к издателю «Московского телеграфа», помещённое в 3 книжке сего журнала» можно оставить без комментария. В тридцатом выпуске заметка «Концерт г-жи Аделины Каталани, 8 марта» — восхищение талантом итальянской певицы. В тридцать втором выпуске рецензия на поэму «Войнаровский» за авторством Рылеева — очередное восхищение, Булгарину понравилось описание сибирской зимы и Якутска.

В тридцать шестом выпуске некролог по Михаилу Сергеевичу Кайсарову, первому переводчику на русский язык произведения Стерна «Тристам Шенди». В тридцать седьмом — рецензия на «Думы» Рылеева через воспоминания про польские и украинские песни. В четырёх выпусках с сорок седьмого по пятидесятый — рецензия на «Чернеца» Козлова с обильным цитированием авторских стихов.

В шестьдесят шестом и шестьдесят седьмом выпусках — рецензия на «Разбор трёх статей, помещённых в Записках Наполеона» Давыдова. Как должен знать читатель, Давыдов стался известен вкладом в разгром французов, придумавший способ быстрых рейдов в тыл врага и развивавший партизанское движение. Но надо знать и то, что сам Наполеон нигде не оговаривался, каким образом русским удавалось столь быстро снижать боеспособность французской армии.

В восемьдесят втором выпуске реакция на замечание в одинадцатой книжке «Московского телеграфа» — виток полемики с Полевым.

В восемьдесят седьмом — рецензия на труд Погодина «О происхождении Руси». Погодин защищал норманскую теорию, опираясь на доказательства безымянного немецкого автора, в которых тот искал корни русского народа среди тюрков.

В девяносто четвёртом и девяносто шестом выпусках письмо к Свиньину под заглавием «Скачка». Как понять, чьи кони лучше — английские или русские? Пока продолжили считать право на первенство за Англией, хотя не стоит отрицать хороших скакунов и в России.

В сто шестнадцатом выпуске — «Опыт сатирического словаря». У Булгарина накопился ряд наблюдений, которым он вновь спешил поделиться с читателем.

В сто восемнадцатом — некролог по Дмитрию Степановичу Бортнянскому. В следующем выпуске — вымышленная повесть «Чувствительное путешествие по передним». В сто двадцать седьмом — рецензия на четвёртое собрание сочинений в стихах и прозе «Мнемозина». В сто пятьдесят третьем — статья «Толки». В сто пятьдесят четвёртом — рецензия на произведение Жуи «Антенский пустынник, или Изображение французских нравов и обычаев в начале XIX столетия» в переводе де Шаплет. Обо всём этом комментарии будут лишними.

Говорить подробнее о заметках Булгарина из «Северной пчелы» не получится. Это схематические наброски, должные уведомить читателя о чём-то, без добавления информации к размышлению. Рецензии неизменно получались сухими, если не появлялось возможности рассуждать о праве народов на сопротивление и обособление от империй, либо не затрагивался вопрос польских и украинских земель. Часто использовалось чрезмерное цитирование, ничего не поясняющее, скорее убеждающее читателя самостоятельно обратиться к первоисточнику. В некрологах Фаддей раскрывался с новой стороны, показывая умение собирать сведения по крупицам, представляя короткий очерк о жизни человека, упоминая обо всём важном. Публиковаться в каждом выпуске «Северной пчелы» Булгарин не собирался, учитывая периодичность — три раза в неделю. Но курс был выбран верным — через шесть лет издание станет ежедневным, число экземпляров составит порядка десяти тысяч за выпуск.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Обвинения Булгариным «Отечественных записок» приводили к ответным публикациям, на которые опять приходилось писать возражения. Наблюдать за хождениями вокруг слов мог не каждый читатель. Но наблюдать приходилось, поскольку читатели периодических изданий понимали, насколько разнились позиции издателей. Если кто радел за Булгарина, тот выступал его сторонником. Да были ли у Фаддея соратники? Таковых имелось крайне мало. Тогда почему Булгарин продолжал находить спрос на свои издания? Видимо, читатель получал удовольствие от наблюдения за словесной перепалкой, обретая возможность обсудить в кругу друзей, выразив собственное понимание ситуации. Потомку до дрязг тех дней дела вовсе нет, отчего если и приходится внимать данной полемике, то с осмыслением разговора о пустом. В третьем выпуске «Северного архива» Фаддей разместил «Замечания на письмо, напечатанное в 1-й книжке «Отечественных записок» на 1825 год».

В тринадцатом выпуске публикация в виде отрывка из «Русского Жилблаза». Булгарин работал над романом «Иван Выжигин», предлагая читателю знакомиться с отдельными главами.

В четырнадцатом выпуске «Замечания на статью, помещенную в №11 «Вестника Европы», под заглавием «Исторические справки». Булгарин вновь отражал мнение о труде Карамзина. В шестнадцатом выпуске полемизировал Фаддей и с Николаем Полевым статьёй «Замечания на статью, напечатанную в 13 нумере «Московского телеграфа», под заглавием «Особенное прибавление и прочее», выразив неприятие чуждой ему точке зрения об его изданиях. Там же и о том же продолжил статьёй «Господину издателю «Московского телеграфа», на статью его в №14 сего журнала».

Публикации в «Сыне отечества» не отличались разнообразием содержания. Булгарин старался сугубо полемизировать. Вот перечисление статей: «Ответ господам Полевому и сотрудникам его, Я. Сидоренке и Матюше-Журналоучке, на статью, помещённую в «Московском телеграфе»; «Логическое заключение, выведенное из статьи, помещённой в №35 «Русского инвалида»; «Краткий ответ защитникам лечебника, изданного князем Енгалычевым, и указание некоторых ошибок, находящихся в сей книге».

С первых чисел 1825 года Греч и Булгарин начали совместный выпуск политико-литературного издания под названием «Северная пчела». В последующие годы публикации Фаддея размещались преимущественно на его страницах. Эта газета выходила на небольшом количестве листов, разделённая на две части, должная представлять интерес для читателя, поскольку в дальнейшем именно этому изданию высочайшим распоряжением будет дозволено первым публиковать известия из-за рубежа и театральные рецензии.

Первая заметка в «Северной пчеле» оказалась хвалебной. Во втором номере Булгарин написал рецензию на издание «Простонародные песни нынешних греков» за авторством Фориеля, переведённые Гнедичем. Фаддей предварительно уведомил читателя о сопротивлении греков властвовавшей над ними Османской империи, продолжающееся третий век. После рассыпался в благодарностях Гнедичу, радуясь возможности лицезреть столь удачный перевод двенадцати песен.

В четвёртом выпуске уже раздалась критика — «Провинциал в столице» с подзаголовком «Обед во французской ресторации». Суть заметки состояла в описании похождений приятеля, решившего приятно откушать, а ему выставили неоправданно большой счёт, будто он с товарищами съел стадо коров и овец, поскольку, заказывая часть животного, оплачивал стоимость, превышающую цену самого животного.

В пятом выпуске рецензия на «Записки полковника Вутье о нынешней войне греков» в переводе Сомова. Вместо критического осмысления содержания, Фаддей прокомментировал оглавление.

В седьмом выпуске читатель «Северной пчелы» уведомлялся «Полемической заметкой против «Русского инвалида» за подписью Греча и Булгарина. Оказывается, «Русский инвалид» перепечатал одну из статей, не удосужившись указать первоисточник.

В двадцать втором выпуске размещена рецензия на пьесу Дмитриева «Торжество муз. Пролог в стихах на открытие Императорского Московского Театра». Фаддей описал увиденное им представление.

Автор: Константин Трунин

» Read more

В 1825 году наконец-то состоялась публикация задуманного Булгариным театрального альманаха «Русская Талия». Издавать его Фаддей планировал периодически. Уже в первый выпуск были включены отрывки из произведений Шаховского и Загоскина, переводы из Вольтера, но значимей другое событие — в данном альманахе размещён отрывок из комедии Грибоедова «Горе от ума», при жизни автора более нигде не публиковавшейся. Разместил Булгарин и собственные произведения, ранее им написанные. Отдельно стоит сказать про созданное специально для альманаха, скромно подписанное инициалами Архипа Фаддеевича.

Фаддей предложил читателю понаблюдать за беседой людей, между действиями решившими поговорить о насущном. Начало разговора оттянуто, дабы объяснить, почему не все любили посещать пьесы, поставленные по произведениям французских драматургов. Оказывалось, не дело в России браться за адаптацию иностранных творений. Пояснение тут даётся простое — необходимо иметь такой же талант повествователя, если берёшься за перевод. Вот кто из русских способен передать в нужных оттенках того же Расина? Таковых крайне мало. А ведь всякие берутся за перевод, считая себя к тому способными. Допустим, стричь кусты — искусство. А что сделает человек, оным не обладающий? Вот именно, мало кому понравится.

Пусть драматургию французов считают гениальной. Так ли это? И стоит ли им подражать? Увы! Французы склонялись к требованию строить содержание по принципу единства места и времени. То есть действие должно происходить только в определённый момент и в чётко ограниченных локациях. События могут развиваться в одном городе, либо доме, а то и просто в комнате. Более того, все действующие лица обязаны быть полностью задействованы в происходящем, они обязательно рассказывают, чем занимались до выхода на сцену, чем будут заниматься после. Само повествование излагалась непременно александрийским стихом. Всё это объяснялось, будто французы полностью переняли манеру изложения от древних греков, стараясь оной постоянно придерживаться.

Однако, описывая античность, французы создавали произведения не про древних греков. Герои их произведений как раз и являлись французами, далёкими от иного осмысления действительности. Сами герои всегда показывались одного образа мысли. Они не имели отличительных черт, воплощая определённые представления, какие им должны были быть свойственными. Если кто описывал похождения Геракла, то тот казался похожим на француза, даже божественные создания оказывались вынуждены подражать французскому. С этим ничего не поделаешь, кроме необходимости заранее понимать, что французы писали сами о себе, придумывая для антуража различные декорации.

Немудрено представить, отчего жителям России казались нелепыми попытки французских драматургов описывать русские реалии. Настолько же должны возмутиться древние греки, увидев кощунственное мнение. То должны были понимать и сами писатели. Да кто не думает, будто он способен постичь умом прошлое, разобраться в настоящем… Просто человеку свойственно видеть действительность так, как ему желается, представляя всех прочих такими же, только по непонятной причине порою выступающих против навязывания чуждой мысли. Вполне очевидно, возьмись французы описывать русские народные сказания, получится у них на диво уморительно, хотя крайне правдиво для самих французов, считающих им представленное за подлинное отражение действительности.

Участвующие в беседе заключат, что нет ничего плохого во французской драматургии. Для её понимания лучше знать французский язык и читать в оригинале. Тогда и будет восприниматься драматургия этого народа с должным уровнем уважения. Более благостное отношение возможно и в случае перевода, окажись тот блестяще выполненным. Впрочем, Булгарин об этом уже посетовал, найти выверенную адаптацию для благостного понимания — практически непосильный труд.

Автор: Константин Трунин

» Read more