Иван Бунин «Окаянные дни» (1926)

Писать о нынешней ситуации стоит всегда, чтобы оставить потомкам точку зрения на происходящие события от лица очевидца. Подумать только, Иван Бунин скрупулёзно записывал свои мысли в дневник, часть из которых позже опубликовал, а другую — потерял, надёжно спрятав и так и не отыскав, спешно покидая Одессу и навсегда уезжая из России. Его мнение было и останется личным пониманием того времени. Годы прошли, поменялись границы, на карте появились другие страны, а прошлое осталось в прошлом, да на страницах очевидцев, чья боль ощутимее информации из учебников по истории и плодов вымысла беллетристов в реконструкции утраченных страстей.

Царь отрёкся от Империи, большевики взяли власть: понеслась круговерть событий. Поступить правильно не сможешь в любом случае, так как не знаешь — как поступить так, чтобы оказалось правильно. Переступить через себя и согласиться на новые правила игры? Принять смену календарного стиля, основ орфографии — разве можно? Ждать немцев-освободителей или надеяться на успешное продвижение войск белых, с переменным успехом одолевающих красных, тут же теряющих захваченные позиции? А может всерьёз рассчитывать на коренной перелом в сознании людей, готовых не сегодня-завтра взорвать Кремль, родив нечто уродливое и непонятное?

Окаянные и тревожные дни нависли над Россией. Бунин болеет душой, не находя себе места. Его выводы из каждого момента — соединение чувств и эмоций: всплеск взбудораженной пены. В силу своей натуры Бунин язвительно отзывается о действительности, не питая надежд на светлое будущее, но и не вгоняя себя в чёрную хандру. Он пребывает в подвешенном состоянии, готовый покинуть страну в любой момент, для начала переехав из Москвы в Одессу. Он уподобился сарафанному радио, помещая на страницы любые слухи, служащие хоть малой возможностью успокоить его метания. Большевики сдают власть, Россия снова на пороге перемен, Ленин подкуплен немцами? Брожение в обществе отзывается брожением мыслей у Бунина.

В такой уж век родился Бунин. Спокойного времени не существует — человека постоянно сопровождают социальные потрясения: в центре бури всегда штиль. Бунин сожалеет; только было бы ему спокойней, живи он на пятьдесят или сто лет раньше? Будто тогда ситуация могла выглядеть иначе. Не будь он Буниным, был бы Тургеневым и примерял на себя маску эпистолярного борца, а то и Радищевым, страдая за желание показать своё время с максимальной достоверностью. Можно пенять на свой век, называя его окаянным и взывая к утраченным надеждам на спокойное пребывание на данном свете. Отнюдь, трещина от внутреннего разрыва проходит через все слои, поражая органы и больше всего сказываясь на психическом состоянии.

Энергия большевиков не сбавляла обороты, тогда как заряд людей старой формации, убыстряясь, сходил на нет. Бунин навсегда потерял Родину, ничего не сделав для её сохранения. Он отражает происходящее, осознаёт и печалится. За бездействием следует крах. И когда на улицах людей расстреливают на месте, когда лютый голод наваливается, тогда Бунин принимает собственный исход за необходимость. Его всё пуще одолевает тоска и боль — утраченного действительно уже не вернуть.

Позже в творчестве Бунина не раз возникнут аналогичные моменты, где действующие лица будут жить неспешной жизнью, понимая неотвратимость перемен, в итоге смиряясь с неизбежным и продолжая плыть по течению. В этом и есть точка зрения Бунина. Он также всё понимал и осознавал задолго до того, как революция свершилась. А свершившись, революция стала набирать обороты. Обновляться Бунин не пожелал, не имея для этого ни сил, ни желания. Он цинично отразил в дневнике пессимистический настрой: и теперь его мысли доступны потомкам.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Джон Бойн «Мальчик на вершине горы» (2015)

Немецкий народ копил ненависть к миру. Рано или поздно обида за унижение должна была излиться. После Первой Мировой войны немцам оставалось лишь сожалеть о сложившемся положении. Их не покидало ощущение обмана, а складывающаяся обстановка толкала к выплеску негативных эмоций. Где быть добрым и порядочным, когда цены удваиваются к вечеру, а сам ты поставлен в рамки обязанного другим. Разумеется, в такой обстановке люди больше поверят тому, кто пообещает вернуть немцам право на гегемонию.

Джон Бойн ранее уже писал про события Второй Мировой войны, отступив на этот раз немного назад. Перед читателем разыгрывается семейная трагедия, замешанная на крахе ожиданий и оставшейся надежде на возвращение к былому благополучию. Отец главного героя — немец, мать — француженка. Сам главный герой слишком мал, чтобы осознать разницу между немцами и французами, как и понять суть противоречий этих народов. Читатель так и не дождётся духовного роста или морального падения главного героя. Бойн предлагает ознакомиться с примерной версией возможных событий тех лет, где всё крутится вокруг случайного свидетеля, чьи собственные мысли бесплотны.

Отец главного героя бьёт мать — та молча терпит. Мстит ли немец таким образом французам или его гложут иные проблемы? Скорее к политическим взглядам действующих лиц это не имеет отношения. Насилие в семье будет процветать и без каких-либо сопутствующих факторов, как бы автор не старался придать действию определённую окраску. Драма людей понятна и без этого. Они жили в тяжёлое время и тянулись ради самой жизни. И нет их вины, что обстоятельства складывались против них.

Бойн строит сцены по определённому сценарию, прорабатывая каждую. Читатель видит рост социальной агрессии европейцев, осознающих скорый приход нового витка конфликта. Со стороны немцев всё сильнее раздаются голоса реваншистского толка, им не терпится повернуть ситуацию вспять. Другие народы пребывают в апатии и не желают замечать подобных выходок. На фоне перемещений главного героя происходят события, раскрывающие для читателя ожидания прежде всего немцев, а главный герой при этом не чувствует себя немцем, он скорее француз, чтобы под осознанием этого не пытался донести автор.

Главный герой становится очевидцем не угнетающего положения Германии перед Второй Мировой войной и не её запущенного состояния, либо этапа роста национального самосознания, он опосредованно находится в стороне от всего происходящего, покуда не оказывается в поместье на вершине горы, хозяином которого является руководитель Третьего Рейха. Показав читателю возможности будущего, Бойн уже не возвращается назад, концентрируя внимание на личности непосредственно хозяина поместья, выстроившего в отдельно взятом месте свой собственный мир, что из малого пространства произрастает в окружающую действительность.

Читатель может заметить перелом в психике главного героя, отрицание старого в угоду новому, если посчитает это нужным. Главный герой продолжает оставаться куклой в руках автора. Его побуждениям никто не даст объяснений, как и возрасту, не поддающемуся точному определению, кроме тех лет, когда Бойн его точно обговаривает. В иных же эпизодах понять возраст главного героя гораздо труднее, поскольку его внутренняя хронология имеет отличия от внешнего хода времени.

Для детского восприятия «Мальчик на вершине горы» подойдёт идеально. У взрослых будет гораздо больше вопросов к тексту, поскольку одно дело внимать с интересом и другое — осознавать прочитанное. В любом случае, Бойн воссоздал правдивую картину тех дней, взяв для привлечения внимания нужных персонажей.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Валерий Залотуха «Свечка. Том 1» (2014)

«Свечка» Валерия Залотухи — это произведение, объединяющее под одной обложкой судьбы многих людей. Общего найти не получается — слишком многоплановым вышел труд. Автору стоило разделить книгу не на два тома, а дать частям разные названия и позволить им жить самостоятельно. В составе единого целого понять происходящее на страницах «Свечки» весьма трудно. И причина этого не в сложности текста, а сугубо в особенностях стиля непосредственно писателя. Безусловно, девяностые годы XX века навсегда останутся мрачным отражением прошлого, поэтому нужно было с особым старанием взглянуть на то время. К сожалению, ничего нового читатель не увидит — снова криминал, преступные элементы, насильники, маньяки, пребывание в КПЗ, тюрьма и самая малость в виде свечки, без которой можно было бы и обойтись.

Залотуха основательно подходит к каждой части. Перед читателем воссоздаются картины ушедшего времени. Оттенок происходящих событий обязательно подвержен депрессивному настрою писателя. С первых страниц действие разворачивается не где-то, а в камере предварительного заключения. Нюхнуть бомжацкой жизни, да прослезиться от отсутствия возможности когда-нибудь выбраться из ямы — вот тема, дающая толчок развитию сюжетных линий. Думать о высоком нет необходимости. Можно лишь внимать автору и сетованиям главного героя о плохой жизни, личных неудачах, сваливающим всю вину на страну и на политиков. Крайние успешно найдены — уже хорошо.

Валерий зациклен на одних и тех же моментах. Если ему хочется обсуждать затылок Хворостовкого, то делать он это будет на каждой странице, постоянно повторяясь и рассказывая уже ранее сказанное. Нравится ему это делать. Только текст произведения от этого превращается в сумбур, внимать которому нужно с особым трепетом, иначе лучше не читать. Мягко говоря, ерундой «Свечка» полнится. За чередой мыслей суть обнаружить не получится, если автор случайно не заденет чьи-то трепетные чувства.

Гораздо лучше у Залотухи получилось писать про активно действующего в городе маньяка, разбирая до тонкостей его помыслы и стремления. Вполне годная заготовка для сценария. В сюжете сохраняется авторское стремление к обилию слов, появляются светлые оттенки, вроде радости от посещения мест, связанных с Пушкиным, а также невероятный восторг автора от творчества Никиты Михалкова, чьи работы он растаскивает на цитаты и радует-радует-радует ими читателя. Если есть желание прикоснуться к криминальному сюжету с нотками прекрасных моментов, то почему бы и нет. Вторая часть отличается по смысловому наполнению от первой также, как та в свою очередь от третьей.

Закрывает первый том история о тюремном заключении. Довольно занимательном тюремном заключении. Залотуха сделал упор на религию. Не совсем понятно какую именно цель преследовал автор. Пусть и рассказывает он замечательно. Всё равно сохраняется ощущение лишних деталей. Впрочем, характеры Залотуха раскрывает превосходно, создавая реалистичные портреты действующих лиц. Прописанный им начальник тюрьмы — золотой человек, нашедший призвание в жизни. Заключённые не отличаются спокойным нравом, но сильно его уважают и боятся потерять. И вот где-то в подобных начинаниях сюжет снова проваливается в сумбур, резко обрывая повествование в угоду нового развития событий.

В самом деле, зачем Залотуха переключается с одной повествовательной линии на другие? Он помещает в сюжет проблематику взаимоотношения верующих заключённых, запрещающих пользоваться книгами другим заключённым, даже при желании тех прикоснуться к миру религии. И тут же читатель внимает каратистам-рэкетирам и событиям войны в Чечне глазами русских, воевавших на стороне боевиков.

«Свечку» следует назвать наработками Валерия Залотухи, что так и не были оформлены должным образом в отдельные произведения.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Анна Антоновская «Город мелодичных колокольчиков» (1958)

Цикл «Великий Моурави» | Книга №6

Так в чём собственно заключается роль Георгия Саакадзе для истории Грузии? Казалось бы, шеститомная работа Анны Антоновской должна была раскрыть значительную часть эпизодов из жизни данного исторического лица, радевшего за объединение Грузии. Но, начав с малого, Антоновская не дала чёткой конкретики и в большем. Начиная с первых томов, читатель наблюдал за становлением Саакадзе и его влиянием на политические процессы внутри страны, а также его деятельность вне Грузии, на территории её непосредственных врагов. «Город мелодичных колокольчиков» заканчивается смертью основного действующего лица, уже давно не являющегося для Антоновской важной в повествовании фигурой. Помыслы Саакадзе отошли на тридесятый план, уступив место раскрытию взаимоотношений между Русью, империей Османов, Францией и Габсбургами.

Проиграв сражение у Базалети, Саакадзе навсегда покинул Грузию, перейдя на службу турецкому правителю. Антоновская не стала раскрывать подробностей жизни Георгия, ограничившись сохранением у Моурави патриотических чувств, всеми думами продолжающего оставаться в Картли. Читатель внимает трудностям взаимоотношения Руси с греками, даже становится свидетелем деяний кардинала Ришелье, не говоря уже о помыслах католиков и даже Франции получить в своё распоряжение опального грузинского политического деятеля, но Саакадзе служит только причиной, дающей Антоновской возможность раздумывать над процессами прошлого.

Не забывает Антоновская и про иранского шаха, продолжающего жить ради уничтожения Георгия. Других забот у Аббаса не существует. Можно предположить, что именно агрессивный настрой сего правителя мог свести Саакадзе в могилу. Однако, Антоновская не стремится раскрывать читателю факты, ограничиваясь намёками. Важнее сцены убийства Георгия в «Городе мелодичных колокольчиков» ничего быть не может. Впрочем, Антоновская считает иначе. Читать знакомится с чем угодно, только не с тем, что его интересует в первую очередь.

С точки зрения Антоновской Грузия не смогла достичь объединения при Саакадзе, продолжая балансировать на грани, готовая пасть под ударами Османов или Ирана, но на её стороне оказываются казаки, ничему не придающие значения. Саакадзе мог повлиять на ситуации, благодаря чему Османы наконец-то смогут подавить власть Аббаса, а то и устранить его. Политическая ситуация имели ряд особенностей, согласно которым каждое государство планировало урвать кусок лично для себя. Где уж тут расцвести побуждениям Георгия, растратившим жизнь на пыль и ничего не добившимся.

Саакадзе может быть национальным героем и слыть борцом за право Грузии оставаться независимым и единым государством. Так трактуется его деятельность ныне. Антоновская изначально отталкивалась от понимания именно данного обстоятельства. Как же получилось, что из радетеля Саакадзе перешёл в разряд тех, кто будто думает о благе, а на самом деле всю свою деятельность свёл к отстаиванию личных амбиций, потерпев в итоге поражение?

Эпопея заканчивается шестым томом. Вопросы всё равно остались. Антоновская излишне распылила повествование, не выдержав основной линии. Читатель знакомился с ситуацией в общем, но так и не смог вычленить из предложенного вниманию материала нужные ему выводы. Может и не ставила Антоновская цели осветить жизнь Великого Моурави, предпочтя этому широкую панораму событий того времени.

Некогда Великая Грузия была смята ордами монголов, после чего всё никак не могла оправиться. Случались в истории страны объединения, за чем следовал раздел на несколько частей. Слишком грузины себя уважают и они никогда не смирятся с чьей-либо властью, помимо той, которую выберут сами. Саакадзе хотел одного, другие желали иного — кого было больше, тот и победил.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Отрицательная субстанция | 23:55

Все вызовы собираются в едином центре, куда люди звонят и откуда идет распределение по подстанциям либо напрямую бригадам, если они находятся вне подстанций. Сейчас вызов пришёл через компьютер. Было бы любопытно наблюдать работу колл-центров банков или сотовых операторов, когда после поступления вашего запроса к вам сразу выезжал бы специалист, чтобы на месте устранить все неполадки и угодить любому вашему желанию. Там всё решают дистанционно, но на скорой помощи считается, что пациента нужно видеть лично. Возможно, в каких-то городах всё решается по телефону, а не как у нас, когда посылается бригада, хотя человек всего лишь хотел узнать адрес дежурного стационара, куда собирался поехать самостоятельно. Его попросили подождать медиков, которые приедут и сами разберутся в ситуации. Случай кажется неправдоподобным, но такое случается регулярно, отчего удивляться не приходится.

Усталость начинает сказываться всё больше. Поднимаясь на пятый этаж зашарпанной высотки, я испытываю внутри себя борьбу гнева с благоразумием. Надо помогать людям, несмотря на их свинское к тебе отношение. Хочется каким-либо образом напакостить или вообще ничего не делать, а развернуться и уйти. Только заранее знаешь об обстановке, когда вокруг соберутся все соседи, да начнут на тебя давить, упирая на плохое самочувствие человека. Как бы не так, думаешь про себя, если бы только ему действительно было плохо. Как может быть ему плохо, опять думаешь про себя, если в лёгких всё чисто, дышит он нормально, приступа никакого нет, а просто человек ловит кайф от укола, который ему приятно получать в состоянии алкогольного опьянения. Вколоть и уехать спокойно – иначе невозможно.
» Read more

Стиг Ларссон «Девушка с татуировкой дракона» (2005)

Цикл «Миллениум» | Книга №1

Беря в руки детектив, читатель должен получить ответы на все вопросы. Такое происходит редко, поскольку авторы детективов не считают нужным делиться подробностями. Читатель в итоге остаётся с ощущением, что его либо обманули, либо автор обманывал сам себя. Всегда в сюжете присутствуют спорные моменты, о которые приходится спотыкаться. Поэтому не стоит удивляться, когда автор из ничего создаёт преступника, да и сам преступник не возражает против подобной хулы, хотя его вина видна лишь по результатам расследования, выводы из которого остаются вне отведённых для произведения страниц. Стиг Ларссон решительно внёс собственный вклад в литературу, создав детектив в рамках действительного должного считаться детективом.

Все действующие лица «Девушки с татуировкой дракона» предстают перед читателем едва ли не обнажёнными. О них известно всё, начиная с рождения и включая их родословную до XVI века, а порой и до XII. В центре повествования журналист и работник детективного агенства — они оба мастера узнавать чужие тайны, делая их явными. В закрученной интриге суть дела вторична — на первый план выходят прописанные в сюжете личности. Ларссон настолько глубоко погружается в психологию каждого персонажа, что порой переходит грань и рисует гипертрофированными кавернами, будя в воображении нежелание принимать деструктивные черты действующих лиц. Идеальных людей не существует, но и настолько морально разложившихся в одном месте никогда не собирается, если не ставят такой цели.

Ларссон придаёт значение не только героям, но и окружающей их обстановке. Важное значение имеют места для описываемых сцен, имущество персонажей и самые мельчайшие подробности. Погружение происходит постепенно и привлекает внимание исходя от противного. То есть читатель понимает жестокость сцен, принимает возможность деградации и смиряется с вторжением в жизнь повсеместной компьютеризации, включая связанные с этим проблемы. Ларссон не стремится сбавлять накал, помещая в повествование помимо талантливого программиста и ушлого журналиста ещё и пару-тройку маньяков, мешающих существовать главным героям произведения.

Именно преобладание отрицательного антуража придаёт «Девушке с татуировкой дракона» привлекательные черты. Пока Ларссон с упоением концентрирует внимание читателя на трэше — через отвращение понимаешь красоту описываемых сцен, но стоит Ларссону продолжить повествование, как его стиль из живого мгновенно переходит в сухое изложение. Он скрупулёзно разбирается в деталях происходящего, подготавливая читателя к очередному погружению в мрачную действительность шведских нравов. Казалось бы, откуда в благополучном обществе может появиться столько бесчеловечных побуждений? Может действительно идеальная среда служит разлагающим нравы фактором?

У Ларссона, по сути, в сюжете все являются маньяками, просто многие из персонажей оказываются жертвами. Стоило бы автору более углубиться в их пороки, как перед читателем был бы уже не преступник, а именно социально опасный элемент, своим поведением угрожающий спокойствию общества. Вновь трактование происходящего остаётся на совести автора — он волен творить историю по своему разумению. Пожелал Ларссон сделать из персонажа фрика, изнасилованного и насилуемого ныне, — сделал. Решил внести элемент гомосексуальности — почему бы и нет. Негативная окраска в сюжете преобладает над всем остальным. Радужных перспектив заметить не удаётся. А просто жить и никому не мешать — это не для действующих лиц.

«Девушка с татуировкой дракона» вызывает ряд нареканий. Однако, безумно грустно осознавать, что Ларссон умер до того, как его знаменитая трилогия была издана. Он просто творил и мог творить дальше, но сердце остановилось незадолго до того, как он мог проснуться знаменитым.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Харуки Мураками «Кафка на пляже» (2002)

Связано ли отсутствие детей у автора с его стремлением подвергать окружающую действительность флюидами бесконечного полового возбуждения? Пещеристые тела постоянно наполняются кровью, толкая героев Мураками к рукоблудию и плотоядным взглядам на ближайшие объекты, годные для удовлетворения возникшей необходимости. Всё остальное на этом фоне кажется незначительным — взятым с потолка. Присутствует линейное движение вперёд и множество размышлений о постороннем, что могло бы также стать основной сюжетной линией, но в силу отсутствия стремления у Мураками доводить дело до конца — этого не происходит.

Главный герой не имеет значения. Пусть им будет хоть озабоченный девяностолетний, продолжающий сохранять былой задор. Так или иначе, центральная фигура повествования обязательно подвержена разрушительному влиянию естественных процессов, обязательно приходящих по мере старения. У Мураками данное явление происходит мгновенно. Его герои уже с рождения замкнуты на себе и взрослея всё более отстают от сверстников в развитии. Когда приходит пора осознать себя взрослым, то каждый раз перед читателем возникает портрет человека, так и оставшемся в пубертате. Касательно Кафки у Мураками получилось почти реалистично — он возникает на страницах четырнадцатилетним.

Если действующее лицо у Мураками должно куда-то идти, то оно так и делает. Главному герою рано думать о заграничных поездках, поэтому он ограничится передвижениями по родной стране. Приключений на его голову свалится достаточное количество. Побывает он и на пляже, в честь чего у данного произведения и появилось соответствующее название. Собственно, о каждом поступке, совершённом героями, можно говорить простыми предложениями, вроде Кафка на пляже, Военные и НЛО, Музыка Шуберта. Ни к чему в итоге читатель всё равно не придёт, но будет стараться понять к чему автор хотел подвести тот или иной сюжет, и почему в итоге те не соприкоснулись.

Конкретных выводов из «Кафки на пляже» сделать нельзя. Произведение наполнено потоком сознания с использованием приёмов сюрреалистического искажения реальности. Происходящее ломает понимание действительности, представая перед читателем в образе иллюзий. Верить в подобное не получается. В этом и нет никакой необходимости. Нужно внимать предлагаемой истории, принимая её за лоскутное одеяло, где один лоскут краше другого, но не имея связки — будоражит воображение должным получиться итогом. Итога же нет, как нет и объективного понимания происходящего.

Иногда писатели стремятся отразить в своих произведениях нарождающиеся тенденции смены представлений поколений о понимании жизни. Делает ли что-нибудь подобное Мураками? Его поколение оказалось таким же потерянным, как и поколение до него. Жизнь понимается сугубо с позиции прожить её без лишних мучений, постаравшись избежать любых проявлений конфронтации. Может поэтому герои Мураками не стремятся влиять на происходящее, продолжая дышать и удовлетворять все возникающие для существования потребности. Прожить ещё один день — и более ничего не требуется. Амбиции признаются крахогенным фактором — лучше быть рыбой и слыть обтекаемым.

«Кафка на пляже» — произведение Мураками, продолжающее раскрывать понимание необходимости смотреть на мир сквозь сам мир. Словно песок сквозь пальцы, так и отпущенное человеку время тает без остатка. Всегда можно оглянуться и пересчитать оставшиеся на ладонях песчинки, а можно вспомнить о безвозвратно ушедших днях. Кафка жил на страницах книги, но исчез, стоило её закрыть.

Всё с нами происходящее — не имеет значения. Происходящее с героями Мураками — также не имеет значения. Правда, это важно именно сейчас. Вернее, имело значение минуту назад.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Стефан Цвейг «Фридрих Ницше», «Зигмунд Фрейд» (1925-32)

От гуманизма разит гноем разъеденных человеческих душ. Подвергаясь идее тотальной жалости к себе, общество подготавливает почву для будущих социальных катастроф: может разразиться война или произойдут другие глобальные перемены — что-то обязательно случится. До Фридриха Ницше подобное утверждение могло быть оспорено, но после него уже никто и никогда, находясь в здравом уме, не найдёт слов для сомнения в пагубности желания человека видеть окружающую действительность в розовых оттенках. Вбивать неоспоримый стержень придётся сильной рукой. Фридрих Ницше же был твёрд мыслями, но слаб в остальном. Именно о бренности бытия немецкого философа взялся рассказать читателю Стефан Цвейг.

Что за мука, терпеть боль и осознавать старость. Фридрих Ницше страдал и не находил себе места. Его действительно делало сильным то, что не убивало, зато каких мучений ему это стоило. Казалось бы, такого не пожелаешь и врагу. Однако, человек есть человек, а значит всем суждено испытать влияние старения организма. Хоть бей кулаком о стену и кричи в порыве дурноты, а изменить собственное положение ты будешь не в состоянии. Кажется, Стефан Цвейг упивается немощью Ницше, загнавшим себя в угол, откуда не было обратного пути.

Природа немилосердна к себе и к созданным ею существам. Поэтому и Фридрих Ницше не видел смысла допустить над собой чью-то власть. От него не зависело только его рождение, в остальном же он сам был вправе решать каким именно образом жить. Навязанные обществом мораль и правила поведения лишь угнетали. Надо было бороться, если не идя на баррикады, то хотя бы за письменным столом. Сражаясь с недугами и выходя победителем, Ницше создавал труды, выражая на страницах отношение к миру.

Ежедневно болела голова, давно подвело зрение, но Ницше твёрдо верил в верность своих мыслей. Почему бы и нет. Он сам себе Заратустра и ему было под силу одолеть грубую физическую силу. В остальном же Фридрих Ницше оставался подверженным смерти. И более никому.

Владея тайнами души, можешь управлять людьми — так следует из понимания жизнеописания Фрейда. Не бумагу истязая, а работая с действительно страдающими от недугов пациентами, Зигмунд совершал удивительное, приходя к поражающим воображение выводам. Фрейд сумел отыскать бессознательное, разгадать сны и построить теорию, раскрывающую Эдипов комплекс. Он не опирался на прежние наработки, активно продвигая собственные. В краткой форме Стефан Цвейг постарался рассказать максимально подробно о достижениях Зигмунда Фрейда.

Миром продолжали владеть воззрения Месмера, а психиатрия зашла в тупик. Нужно было разрабатывать подходы к продолжению её изучения. Фрейд многому научился у Шарко, активно прибегал к практике гипнотического воздействия на пациентов. Вследствие изысканий перед Фрейдом закрылись двери научного мира, он же стал посмешищем. Ключом к успеху для него явилась разработка психоанализа и более глубокое изучение понимания истерии.

Заслуга Зигмунда Фрейда перед психиатрией ещё и в том, что он отчасти отделил её от медицины, позволив лечить души всем желающим, кто в должной мере будет владеть знаниями о его исследованиях. Главным при этом станет не практика, а теория, поскольку в рассуждениях кроется подлинная истина, суть которой нельзя понять, прибегая только к практическим способам без предварительных грамотных умственных заключений.

О чём-то подобном и попытался рассказать Стефан Цвейг, наполнив повествование дополнительной трудной для понимания информацией. А проще говоря, он загромоздил текст лишними словами.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Роман Сенчин «Зона затопления» (2015)

Давайте искать виновных. Будем это делать на злобу дня и просто ради того, чтобы найти крайних. Делать это можно с удовольствием и довольно размеренно, смакуя в отдельности каждый неустраивающий лично тебя пункт. Допустим, есть одна неурядица, способная изменить уклад жизни определённой группы людей. Нужно эту неурядицу обрядить в человеческие одежды и скорбно выставить её примером чьего-то свинства. Собственно, «Зона затопления» — это поиски покусившихся на право существовать, дабы извлечь из этого пользу.

Будет ли польза государству от строения, задуманного ещё во времена Советского Союза? Подумать только — бешеное количество электричества, способное утолить энергетический голод самого государства и непомерный аппетит Китая. Почему бы не довести до ума и не продавать таки электричество Поднебесной? Есть единственная существенная проблема, мешающая осуществить задуманный проект, — люди.

Роман Сенчин начинает повествование не с нужд тех, чьи дома уйдут под воду. Ему важнее показать замысел правительства и олигархов, решивших просто так достроить законсервированное, случайно о нём вспомнив. Сенчин показывает не чей-то, а собственный интерес весьма прямо. Ему нужно обличить действующую власть в прегрешениях, будто другая власть могла быть более человечной и продолжать управлять государством без затрагивания заброшенных советских строек.

Опосредованно обвинив, не указывая ни на кого конкретно, Сенчин переходит к выжиманию слёз, обставляя ситуацию в чёрном цвете. Читатель не видит отрицательных моментов, будто жизнь в деревне — это рай и жить в ней хорошо. У Сенчина человек не стремится обосноваться в городе — ему милее частный дом, подворье и весенняя распутица, а до тёплых квартир, удобной инфраструктуры и прочих благ современной цивилизации ему дела нет.

Получается, законсервированной оказалась не только стройка, но и образ живущих в будущей зоне затопления людей. Они ничего не хотят менять, чему Сенчин потворствует. Пусть такая идеальная деревня продолжает существовать.

У Сенчина его герои не желают свершения перемен. Для них их нынешнее положение — это благо. Их ужасает, что земля уйдёт под воду и они вынуждены будут искать новые места для проживания. В том-то и проблема, что несколько поколений не могут адекватно трактовать какую-либо ситуацию, поскольку исходят из личного примера. Им не нужна ГЭС, но отчего вина лежит именно на ней?

Река постоянно меняет своё русло. Живущие на её берегах люди привыкли к подобному капризу своенравной природы, постоянно двигающейся вперёд и не терпящей консерватизма. Поколение Сенчина видит строительство плотин и не осознаёт, что это тоже перемена русла — их дома будут затоплены. Внутренне понимаешь, этого можно было избежать. Но и всем угодить невозможно, поэтому кто-то должен пострадать.

Другая сторона взглядов Сенчина — отсутствие перспектив в будущем. Переселенцы теряют обжитую жилплощадь, землю и налаженный бизнес, получая взамен совсем иное, к чему они не были готовы: вместо годной квартиры их выписывают в промерзающую зимой халупу. С остальным же дело обстоит ещё хуже. Это реальная проблема, справиться с которой невозможно. И это так по банальной причине — Россию населяем Мы. Поэтому подобно Сенчину искать виноватых где-то там наверху не стоит. В подвале живут такие же люди, как и во власти, а значит поиск надо начинать с себя.

Поэтому нет веры словам Сенчина, показывающего чужое человеческое горе. Он прав, когда говорит о других людях, спокойно рассматривающих чьи-то проблемы, пока подобные неприятности не стали твоими. Но в этом и заключается образ мыслей человека, о чём было сказано ранее. Так зачем было чесать голову и на кого-то пенять? Не о том говорит Сенчин с самого начала. Не о том он и продолжает повествование.

Явной цельной сюжетной линии в «Зоне затопления» нет. Читателю доступны истории людей, порой взятые ради более широкого освещения нужд переселенцев. Иногда Сенчин отходит далеко в сторону, рассказывая о том, без чего можно было обойтись. Это его право и он им пользуется.

Складывается впечатление, будто перед читателем предыстория ожидания кровавых разборок, обязанных закончиться возвращением к исходному состоянию. Этакий боевик из девяностых, лишённый должного движения, показывающий лишь действия массовки. Где-то вне страниц произведения главный герой добивается справедливости силой оружия. В самой «Зоне затопления» — пастораль и жалобы на жизнь.

Виновный Сенчиным обозначен: он не может быть для граждан страны твёрдой опорой и служить гарантией благополучия в будущем. Всего один человек! И никто другой кроме него в стране не имеет значения, как он. Это ли не яркая характеристика всего русского народа, привыкшего всегда стоять за спиной единственного ответственного? Беды каждого жителя страны проистекают от действия или бездействия оного. Он — антигерой.

А кто же тогда герой? Наверное те, кто терпит и выполняет волю антигероя. По Сенчину получается именно так. Действующие лица «Зоны затопления» — герои. Им некуда деваться, если они не желают остаться под водой.

Проблема в себе — во вне проблемы быть не может. От людей зависит их будущее, а не от кого-то сверху. Впрочем, выше верха тоже есть тот, кого виноватым в бедах отчего-то никто не называет.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Льюис Уоллес «Падение Царьграда», Леонард Грен «Последние дни Иерусалима» (1893, XIX век)

Автор волен пользоваться историческими декорациями по собственному усмотрению. Ему необязательно оставаться при этом достоверным, хватит нескольких определяющих элементов для антуража. Для писателей XIX века это было само собой разумеющимся. На страницах их произведений персонажи жили, влюблялись, боролись и умирали, оказывая влияние на устройство государственных дел. Ведь не мог человек прожить и не стать причиной для каких-либо подвижек в обществе. Иначе зачем об этом рассказывать? Вот и Уоллес с Греном взялись за казалось бы знаковые темы для некоторых государств, надолго или вовсе исчезнувших из дальнейшей истории.

Рассуждать о происходящем в литературных произведениях, относящихся к романтизму, пустое дело. События происходят и иногда привлекают внимание, но сути в них нет. Автор тешит самолюбие, водружая на себя ответственность за происходящее. Захочется ему сделать главным героем еврея — сделает, даст ему прозвище принц Индии и погрузит читателя в теологические споры, где все друг другу улыбаются, а разрушительный в решительном порыве штурм города превращается в определяющий, но не имеющий никакого значения эпизод.

Можно перенести действие в дни, когда происходит разрушение древнего города. Опять же неважно, что приведёт к его уничтожению. На данном фоне строится история о чём-то, что также проходит мимо пристального внимания. Автор старается рассказывать — читатель его не слышит. Автор подводит к осознанию важности финальных моментов — читатель же устал до такой степени, что не находит сил продолжать внимать ещё и маловыразительному описанию столь грандиозных эпизодов из истории.

Можно представить, как в будущем появится нечто, ознаменованное Последними днями Литературы. Это обязательно произойдёт, поскольку в своём развитии литература обязательно упрётся в глухую стену непонимания, когда сама литература станет выполнять настолько малозначительную роль в жизни людей, что ознакомиться с очередными прозаическими виршами современных писателей станет подобием хождения в туалет, где туалетная бумага явится средством погружения в мир чужих грёз, так как иначе бумага нигде больше использоваться не будет.

Пессимистические мысли возникают каждый раз, стоит начать чтение повествования ради повествования. Может и желал автор донести до читателя определённую информацию, отталкиваясь от окружающей его обстановки, но время неумолимо бежит вперёд, заставляя читателя из последующих поколений недоумевать — ему не хватает нужной осведомлённости, чтобы разгадать все авторские замыслы. Литература требует особого к себе подхода — нужно искать возможности для её понимания.

К сожалению, писатель работает на читателя, редко создавая для своего удовольствия. Возможно и нравится писателю творить в заданных рамках, производя однотипные истории, беря на вооружение хорошо зарекомендовавшие себя приёмы изложения и построения сюжета. Только нет развития — есть трата читательского времени.

Царьград действительно пал под ударами мусульман, как пал и Иерусалим под нажимом римлян — это исторически достоверная информация, нанизать на которую позволительно любой сюжет. Сделать это можно умело, заворожив читателя, а можно и без особого умения, понадеявшись на того единственного человека, что будет бесконечно хвалить автора. Как сказано выше, литература трактуется по разному, исходя из предпочтений ознакомившихся с произведением людей. Если читатель негативно относится к романтизму, то будет скрежетать зубами или не станет читать вообще. Подростки же могут воспринять такие сюжеты с воодушевлением, навсегда сохранив тёплые о них воспоминания, если, конечно, не совершат ошибку перечитав, достигнув зрелости.

Достоин ли романтизм уважения? Или всё-таки надо принимать его в качестве сугубо развлекательного чтения для пубертатного периода развития?

Автор: Константин Трунин

» Read more

1 294 295 296 297 298 376