trounin.ru

Притча — она для показа жизни даётся, когда для того иного способа никак не найдётся. Всякое бывает, ибо как бывать такому, коли собаки решат уйти из дому? Невозможно! То против их естества, тогда по такому случаю притча «Криводогадливые собаки» сложена. Коли хозяева кушают зверей, не могут прожить без мяса и нескольких дней, значит и до собак они доберутся, оттого и решили те — лучше поскорее прочь они уберутся. Собакам понимание устройства мира не дано, но принимать смерть они напрасно не желают всё равно. Ушли от хозяев, никак не понимая, что их не станут есть — на цепи их держать была цель иная. О том же притча «Телёнок», где ели телят, и собаки подумали — будут есть и собак.

«Кораблекрушение» и «Осада Византии» — притч связкой данная суть, ими покажет Сумароков, какой выбирать лучше путь. Разыгралась буря на море, снизошёл Бог до людей, сказав им, чтобы прыгали за борт они как можно скорей, он поможет им до берега доплыть. Такое единицы решили испробовать, наказ Бога осуществить. Прочие утонули, не вверившись творца речам, поглотил их вместе с судном океан. Примерно было в Византии, когда Магомет к стенам подошёл, ждавший, дабы каждый житель Царьграда разум обрёл, вышел прочь, отказавшись от града родного, да не уходили люди, упрашивания от бед избавления Бога. Так и умрут, ибо нужно силы соизмерять, кое в чём надо меру желаниям знать. А если люди сбежали бы, далеко им уйти тогда суждено? Отнюдь, потянет прошлое на такое же дно. В пример притча «Две козы» приведена, где козы от псов убежали, заспорив после, чьих козьих предков больше уважали. Пока спорили, псы настигли этих коз… и загрызли, доказывать псам ничего не пришлось.

Голова нужна, если думать желается. Кому не нужна, тот с нею прощается. Примерно, вроде притчи «Чурбаны» сюжет, о прожившем мужике порядочно лет. Не нажил он детей, решил из чурбанов смастерить, сможет такими деревяшками плоть от плоти своей заменить. Только из чурбана созданный, чурбаном и останется, с дурным поведением он никому никогда не понравится. Не получится дереву человечнее стать, ведь не может, допустим, черепаха летать. В который раз обратится Сумароков к с древности известному мотиву, притчей «Летящая черепаха» снова покажет черепахи кончину. Упросит та орла обучить мастерству полёта, неважно, что нет крыльев — не орла то будет забота. Воспарит черепаха, над землёю взлетев, но летать не суждено — упадёт, осуществить мечту не сумев.

Притча «Чинолюбивая свинья» — о свинье, чинов пожелавшей. Зачем? Думала быть приглашённой в высший свет. Там, говорят, подают свинину на обед. Впору запутаться, для чего такого могла свинья пожелать. Впрочем, кто к чинам стремится, готов с потрохами себе подобных сжирать. Ничего тут не поделаешь никак, всякое существо — самому себе враг. Взять притчу «Орёл», где птица обронила перо, что на изготовление стрелы тут же пошло. Той стрелой суждено быть пронзённым орлу, потому-то каждый из нас — рождённый готовым для подмоги злу.

Добром жить попробовать стоит определённо. Запомнить об этом притчу «Ворона и воронёнок» не сложно. Некогда ворона натворила бед, друзей теперь у неё вовсе нет. Случилось заболеть сыну её, стала искать — вдруг поможет кто. Все от вороны нос воротили, помня о былом, теперь пусть и ворона столкнётся с творимым раньше ею же злом. Немного не об этом, но всё же, притча «Олимпу посвящённые деревья» Сумароковым сообщена, там к каждому богу своя растительность приобщена. Сиротами деревья бесплодные остались, их боги сторонились, их плодами не наслаждались.

О милости не только люди богов просят, боги сами готовы упрашивать Юпитера, если чего-то не сносят. Имелась «Просьба Минервы и Венеры», желали своеобразного они. Венере, например, не нравились те, кто не способен был существовать ради любви. Упросила Юпитера она всех таковых умертвить. Пришлось тому младенцев и юношей незрелых погубить. Когда же Минерва пожелала изничтожить невежд и дураков, Юпитер за себя испугался, сломать себе шею он не был готов.

Среди богов Олимпа был бог Эрот, выше прочих, кто мифологию твёрдо знает — тот поймёт. А кто не знает, тот поверит Сумарокову, ибо Александр решил, нужно, чтобы ответственный за любовь дурашливым был. Собственно, «Любовь и дурачество» должны вместе идти рядом, иначе от серьёзности в любви изойдут люди ядом. Мысль по себе так уж, но всякое может быть. Вроде притчи «Льдина и камень», про ребёнка и голод там Сумароков стал говорить.

Вот притча «Отпускная» — сарказма полна. Знает читатель, как ему порою свобода нужна. Только он обязательствами пред всеми связан. Себе и прочим он многим обязан. Так и на судне человек просил отпуск ему предоставить, в чём капитана увериться не мог он никак заставить. Однажды, отчасти повезло, дать отпускную было решено. Правда, человек уже не нуждался, ибо корабль тонул, опускаясь на дно. Получается, отпуск обязательно даётся, желал бы при схожих обстоятельствах его получить кто.

То и дело о природе заходит речь. Природа — всему определила значение. Про неё едва ли не каждое притчи вид принявшее у Сумарокова стихотворение. Что природа дала, тем и пользуйся, не ищи другого. Выжать воду из камня не пытайся, её в других местах много. Тут, конечно. Сумароков не прав. Не знает, что камень почти влагу источает, поутру мокрым став. И всё же притчу «Непреодолимая природа» он сложил, и тем нисколько читателя не утомил.

В притче «Лисица и ёж» мудрость дана. Как-то лиса была обречена. Застряла в болоте, выбраться не может, гнус её облепил, кровь пьёт и мясо её гложет. Случилось мимо ежу бежать, решил лисе он помощь оказать. Тому воспротивилась лисица, знавшая басню, где о синице в руке говорится. Ёж мог лишь гнус прогнать, тем облегчение лисице дать. Да гнус насытился, прилип и недвижим, спугни его, и будешь новым гнусом — голодным — снова томим. Тут бы притчу «Ружьё» применить, узнав, что оружие без стрелка не может опасным быть.

Один птичник город для птиц создавал, но с условием, чтобы залетая, никто обратно не вылетал. Притча «Птичник и скворец» раскрывает секрет, отчего в таком городе жителей нет. Каких не обещай райских кущ, сколько не зазывай, а ежели выйти нельзя будет, тогда жильцов не ожидай. Всегда полагается человеку давать свободу, ему решать нужно, как питаться, где находить воду. Подобно вороне из притчи «Кувшин», что был влагой полним. Пожелала ворона испить воды, достать до дна не умея. Уронила его, но вода не вытекла из горлышка: плохая затея. Решение просто далось, ведь камни в кувшин кинуть можно, тогда уровень воды станет выше. Вот и пей ворона, более не опрокидывая, осторожно.

Читатель должен знать, сюжет сказки о козлятах без мамы-козы ему известен, тогда он будет к Сумарокову и с собою честен. Притча «Козлёнок» ровно о том, и волк во строках стихотворных пытался в доверие к козлёнку войти, да знал козлёнок голос мамы-козы. Есть голова на плечах у зверя сего, может и он знал о притче «Безмозглая голова» хотя бы кое-что? Ясно ему — без ума голова не нужна. Ровно как и согласно притче «Кружка» — оная приспособлена скорее для вина, ибо будучи до краёв наполненной прежде, продолжает источать аромат винный, хотя пуста, но внушает сохраняться надежде.

«Калигулина лошадь» — притча о сенаторе императора Калигулы времён. И пусть тот сенатор был дворцовым конём. Ему честь и почёт, чего конь не понимал, свои обязанности водовоза он в прежней мере исполнял. Хватает несуразностей, куда не посмотри. На притчу «Стряпчий» взоры читательские обрати. Пришёл мужик в суд, думая заявление писать. Знал ли он, что самому суду придётся ещё больше отдать?

О притче «Сократов дом» стоит сказать немного слов. Сей дом мал, не хватит гостям стульев и столов. Всё потому, ибо Сократ знал, его друзьям не требуется нужного им свыше, уместятся все в чулане, а если надо будет, то и на крыше. Не мог не знать он и про басню о море и пастухе, у Сумарокова название «Пастух-мореплаватель» имеющую. Сквозь века только глубокой мудростью веющую. Как известно, задумал пастух продать овец и стать купцом, ибо выгоду сулит быть торговым дельцом. Да разыгралась буря на море и потонуло всё добро, так остался пастух вовсе без всего. Сидел бы и дальше на берегу с отарой овец, не испытывать ему воли роковой случайности от силы небес.

Помнил Сократ и басню о гладиаторе и льве его обласкавшем, ибо тот кормил льва, другом ему потому ставшим. На свой лад Сумароков сложил притчу «Осужденник и лев», показав сходные события. Да уж, басни одного баснописца зная, басни другого заранее понимаешь, даже к чтению не приступая. Потому не ищи истину в притче «Истина», ибо уплыло всё, что у тебя было, и притча «Надежда» то никак не изменила. Вредно думать, будто можешь иметь то, чего нет у других. И притчи «Бред» и «Глупость» как раз из таких.

Есть притча «Супружество», возведённое позже одним ирландским писателем в абсолют, там роза шипами пронзала тело её нектар пьющего, пронзала она его же и тут. Вторит тому притча «Любовь», где сообщается важное суждение — достойное знания для всякого человека мнение. Не стоит ждать, будто измельчает река, нужно действовать, ибо к тому побуждает судьба. Кто любит, думая чувств ответных дождаться, тот верное не знает, что то бесконечно может продолжаться.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Таков Сумароков, таковы притчи, его умом рождённые, к его сожалению растаять в безвестности обречённые. Померкнет слава творца мудрости в стихах, потерпит многолетний труд Сумарокова крах. Он пытался, особо с формой не играя, создавал и тому был рад, себя тем на подвиги новые подготовляя. Впереди ещё порядочно притч, хватило бы сил их все объять, для того надо усилия читателю прилагать.

Сразу к делу. Пьяных сторонится ли кто-нибудь? Видя выпивших, не проще ли с их пути свернуть? Всякое возможно, тому притча «Сатир и гнусные люди» в пример. Она не о том, как важно придерживаться хороших манер. Высказал пьяному в лицо думы свои сатир, испортил собравшимся радость и пир. За то его без лишних раздумий помяли. Вины за то пьяные за собой никакой не знали. Что советует Сумароков? Говорит: молча мимо проходить. Совет верный! Здоровья трезвому иначе на долго не сможет хватить.

Притча «Птаха и дочь её» — мудрость ещё одна. Про мышление птиц повествует она. Случилось хозяину поля задаться желанием срезать зерно. Зачем ждать? Когда оно созрело давно. Планы есть, он думает то сделать сам, но ленится, обращаясь за помощью к друзьям. Птахи улетать не спешили, ибо известно им — никто зерно не пожнёт, пока хозяина рука сама не пройдётся по ним.

Мудрость третья — про бахвальство она, повествует про, как пению волк обучал козла. «Волк и козлёнок» — название притчи той, по её сюжету по лесу раздался волчий вой. Козёл дрожал, не смея отвечать. А волк не знал — ему пора бежать. Ведь слышен вой — собаки взяли след, не козлёнок пойдёт волку на обед! Прослышали охотники вой волка и за собаками пошли, посему, коли дело задумал — делай, не жди.

Мудрость важнее прочих — притча «Соловей и кошка». Послушай её читатель — будет тебе за то золотая ложка. Как-то пела кошка песни соловью, из клетки улететь побуждая. Поверил тому соловей, правды всей не зная. Ему говорили: нельзя в клетке томиться. Его убеждали: нельзя чужой воле покориться. И послушал соловей кошку, клетку покинув, свободу обретя. Да только оказался он в желудке кошки, ничего за клеткой не найдя. Посему, читатель, знай, глаза и уши никогда не закрывай! Поверь, иная клетка не хуже свободы, потому как иная свобода — те же самые невзгоды.

Но кошки не все злы: скажет читатель. Тогда притча «Кот и мыши» покажет, каков истинный из кота доброжелатель. Не суть в том — кот или кошка. Подумай основательнее, читатель, немножко. Под сим зверем всякий хитрец скрывается, и даже тот, что вполне законно за счёт других побирается. Будет драть три шкуры, покоя не умея найти. Такому верить? Уже лучше сразу в иной мир отойти. Не верь! И расскажи о том другим. Глядишь, не мышью, а человеком разумным больше станет одним.

Бывает всякое, «Пармский сыр» увидала лиса на колодца дне. Задумала спрыгнуть, забрать сыр сей себе. А он ли там был, или то всего лишь отражение луны? В любом случае, сидеть лисе на дне, кончая там же свои дни. Благо волк пробегал, и он обманут был. Эх, читатель себе, наверное, всякое развитие вообразил. Отнюдь, устроил Сумароков отдых от мудрых стихов. Приём этот в поэзии никак не нов.

Ясно дело, «Волчонок собакою» будет пока мал, но когда вырастет, в той же мере ясно будет — кто овец убивал. О том же притча «Волк пастухов друг», если кто с волками дружбу решит завести вдруг. «Пёс, не терпящий нападения» продолжит тему, ведь пёс — это зверь, который смирен — этому верь. До той поры в собаке спит натура волка, покуда не собьёт её обидою кто с толка, тогда смиренное создание покажет прыть, будет стараться обидчика укусить. Всё это — природа. С этим не сладишь. Притчей «Война за бабки» ничего не поправишь. Кратко сказано — за детей отцы ответят, а за отцов ответят соседи. Почему же на мысль приходят шатуны-медведи? Не накопили жиру, ежели доказать пытаются правду, на силу ссылаясь. Со стороны видно, делают так, себя только пугаясь.

На новый лад притча о слабости других сложена, называется «Пени Адаму и Еве» она. Будто за грехи Евы человек вынужден страдать, изгнанный из рая — муки претерпевать. Так ли? Давайте представим иначе. Отправим мужика, где накормят его побогаче. Наестся так, что не сможет из-за стола встать, но будет ещё он кое о чём обязательно знать. Есть блюдо одно, скрытое от взора, его не открывать, другого нет уговора. Как поступит мужик? Любопытство победит. Так разве грех Евы он справедливо винит?

Вообще, человек — создание странное, выше нужного требует он. Вечно стенает так, будто живёт и на страдания обречён. Жара не нравится ему, и холод не по нраву. Желает питаться вкусно, и не есть отраву. Работать ленится, комфорт ему подай. Он и Богу скажет: «Новый календарь» создай, хочу без хлопот до скончания дней жить, никогда не горевать, обязательно сытым быть. Сам к тому ничего не в силах предложить человек, о чём неизменно выражает недовольство который уж век.

Человек — не божество, скорее — осёл. Он — идол бога, подобием его быть предпочёл. Он вершит дела, мня за собою право на то, думая, будто он наделённое таким правом существо. А по сути, обратиться к притче «Надутый гордостью осёл» необходимо, дабы увидеть, насколько окружающее оказывается мнимо. Тащил осёл идола, отбивали люди идолу почёт, что видел осёл, и никак того не поймёт, почему он тащит телегу, а люди кланяются ему, значит, такой почёт отдают ослу одному. Так и человек, которому некому по спине дать плетей, потому он считает, что самый достойный почитания из людей.

Такое свойственно, есть на то разумный ответ. Притчей «По трудам на покой» увидим, почему иного выбора нет. С малых лет человеку прощаются его дела, и мать от злых поступков его не уберегла. Из-за попустительства, когда дозволено всё было, выросло из ребёнка такое, что бы лучше в младенчестве бы и убило. Не порицаемый за проступки, выгораживаемый каждый раз, он по кривому пути пойдёт, и будет вором или кем похуже. Это — раз! Во-вторых, обвинит во всём он не общество, желающее его наказать, винить он будет как раз отца и мать. Значит, ребёнок должен знать о плохом, ибо иначе как плохое понять сможет он? Если его от плохого с малых лет не отвращать, будет он злым умыслом себя постоянно противным питать.

Вот пример — притча «Секира». У мужика топор в реку упал. И мужик склонился у берега: о топоре зарыдал. Слёзы ронял, покуда не сжалились над ним боги, взамен дали топор из золота, ведь они к страдающим не строги. Но мужик отказался. Не принял и топор из серебра. Ему нужен тот, что река забрала. И получил топор, который обронил, за что мужик богов возблагодарил. То видел другой мужик, о наживе смекнувший. Топор вроде обронил, может спьяну уснувший. Стал просить богов о золотом топоре, ибо такой желает, да отчего-то именно золотой никто и не предлагает. От такого мужика боги отвернулись, противен он им, пусть остаётся вовсе без топора, коли жадностью полним.

Всякому даётся по заслугам его. Больше не возьмёшь, иначе всё потеряешь. С притчей «Раздел» о том скорее то понимать станешь. Случилась война, кою устроили лев, осёл и лисица, после решившие за счёт поверженных обогатиться. Осёл пожелал поделить на три части добытое в бою, из-за чего он быстро сложил голову свою. Льву не понравились суждения осла, о чём лисица сразу поняла. Горсточки добычи ей вполне хватило. Почему? Смерть осла её от богатств отвратила.

Есть и такое, чему надо особенно учиться. Как знать, в жизни разное может пригодиться. В притче «Два оленя» случилось оленям лужу широкую встретить, порешили преодолеть её, чистыми противоположный берег встретить. Первый олень опасался измараться, шёл он бочком, но всё же слегка вымазался грязью в старании таком. Второй олень наскоком лужу брал, по уши он погрузился, в луже он утопал, и разом выпрыгнул, мокрый весьма, а самое удивительное — шкура его идеально чиста.

Притча «Две крысы» — она про кабак, там одна крыса всё не напьётся никак. А вот притча «Змеи голова и хвост» покажет интересное наблюдение, очень полезное всякому человеку мнение. Разве не замечал никто, как мнит он о чём-то, будто мастер на все руки? Он и в политике мастак, да отчего-то плохо гладит брюки. Он готов армии водить, побед добиваясь, самому себе в том деле без сомнений вверяясь. Но вот яркое сравнение. Не о солдате, генералом мнящем себя. Она о змее, вернее о том, как голова оказалась в районе хвоста. Повёл хвост змею, не различая дороги, не зная ничего, не думая просить подмоги. Ясно должно быть, чем закончится путь для сей светлой головы. К сожалению, омрачившийся гибелью самой змеи.

Не мечтами нужно жить, не снам доверять, надо силы стараться соизмерять. Мало ли мыслей приходит человеку на ум, когда нет в нём веселья, когда он угрюм. Притча «Счастье и сон» пояснит ход мыслей сих, из довольно самых возможно простых. Пример на тему даётся, притчей «Подушка и кафтан» он зовётся. Кафтан перед подушкой храбрился, хозяин с ним недавно напился, деньгами сыпал, не скупился на траты, бедам не бывать, коли насколько они с хозяином богаты. Тому подушка причину знает лучше, ибо она еженощно внимает того богача слезам. Жизнь на широкую ногу понятна, только близок к краху хозяин, что он понимает и сам. Стоит ли радоваться, ежели настолько печально всё? Но каждый видит, что желает видеть, больше не видя ничего.

Вернёмся к ослам, они довольно глупы в Сумарокова притчах. Ещё один «Высокомерный осёл» попался. Отчего-то лев боялся крика петуха. Неизвестно почему, но лев его страшно боялся. Случилось охотиться, лев настиг осла, как раз раздался тогда крик петуха. Задрожал лев, отступил и покорно жертву отпустил. Разумеется, осёл невообразимое о себе возомнил. Стал кричать на льва, преследовал и стращал, покуда петух кричать не перестал. Глупец не ведал, бахвалился чрез меры, ушёл бы сразу, остались бы его кости целы.

Столь же и «Высокомерная муха» в притче есть. Она задумала на воз тяжёлый сесть. Лошак с трудом тот воз тащил, не хватало ему для того сил. Не груз тому причина, муха точно знала, она себя тяжёлой представляла. Узок мир мухи — не будем за то муху судить, ей того не докажешь, её в том всё равно не убедить.

Иного высокомерства заяц о черепахе был, о чём Сумароков притчу «Заяц и черепаха» сложил. Пошла черепаха в Москву, о чём заяц проведал, решив перегнать, а пока он по делам своим бегал. Прошло три месяца, и только тогда тронулся заяц в путь, думая, сможет догнать он черепаху как-нибудь. Да опоздал, черепаха уже в Москве, пускай медленно, но сделала она на благо себе. Посему, ясно итак, не надо спешить, кто спешит — не успеет никак.

На мир всегда нужна глазами смотреть, оценивать возможности и в виду скрытые от внимания обстоятельства иметь. Допустим, как в притче «Обезьяна и медведь» забралась обезьяна на дерево высокое, обозрела всё вокруг, приметив даже самое далёкое. Но стоило вниз посмотреть, смех её пробрал, медведь стался малым, он ей её же хвост напоминал. Смеялась в голос, потешалась, а когда спустилась с дерева, тогда обезьяне и досталось. Мал медведь, пока далеко, а ближе окажется, будет крайне тяжело.

Не смеяться, хвалить нужно. Да не хвалиться, именно хвалить. Надо это запомнить, дабы не забыть. Есть притча «Соловей и кукушка», в ней важная суть, стоит её запомнить, может поможет умом где блеснуть. Случилось похвалиться кукушке, что повторяют все в лесу её кукушки. Кукукают, словно нравится им эта трель. Хочешь в то верь, хочешь не верь. Соловью никто его песню не вторит, значит пение соловья ничего не стоит. Глупа кукушка или нет, соловей не сможет дать ей вразумительный ответ. Пусть не поют, ибо песнь его сложна, а трель кукушки чрезмерно легка.

Не дашь всему ясного разумения. Разного рода бывают впечатления. Вековечных дилемм с избытком хватает. Не решаемых, их всяких знает. Что-то мнится не так, как оно должно восприниматься, ведь вонью от клопа не станут люди восхищаться, им ближе запах розы. Так сложилось. В притче «Ослище и кобыла» похожее случилось. Понравился кобыле старенький осёл, чему тот объяснения так и не нашёл. Он слаб, морщинист, от него воняет… Так чем он тогда кобылу пленяет?

Притча «Ненадобное сено» про излюбленную привычку собак, что лают без причины, ибо нравится им так. Вроде охраняют, не желая охранять, зато шум поднимают, словно кто старался у них охраняемое отнять. Природа собаки такова. В притче «Арап» схожий смысл и похожие слова. Сколько не отмывай в бане чёрного кожей человека: не отмоешь. Скорее кожу сдерёшь, но чёрный цвет не скроешь. И не исправляй, коли тебе не по нраву, всё равно не найдёшь на своё недовольство управу. Не нравится авторам критика, не любит красавица отражение в зеркале, овцам волк противным кажется. Разных примеров привести можно, если кто продолжать список этот отважится.

Притча «Лекарский слуга», а сути будто и нет. Зато в притче «Порча языка» скрыт долгожданный ответ. Послушайте, жил-был пёс, он лаял подобно псам, и вот он ушёл, стал бродить по лесам. Прибился к медведям, стал среди них жить, собачий язык на медвежий сумел он сменить. Бродил после, прибился к волкам. По-волчьи научился он выть там. Вернувшись домой, решил порядки новые ввести, ревя и воя круглые дни. Его собаки отказывались понимать, не знали они, зачем им чужие порядки соблюдать. Сей пёс презираем оказался, вскоре и с жизнью расстался. Понятно о чём Сумароков намекал, он так галломанов притчей пугал.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Имя Александра Македонского многое значило и продолжает иметь значение для народов Запада и Востока. Покоритель мира, как принято было прежде считать. И пусть тот мир оказался в границах греческих полисов и Персидской империи. Главное, умами этой территории владели крупные государства, заложившие основы просвещения. Будь то Римская империя, Византия или арабские халифаты. Сквозь время дошла память о деяниях полководца, окружённого тайнами. Имеется труд, неизвестно чьему перу принадлежащий, поэтому обычно приписываемый Каллисфену, либо Псевдокаллисфену. Первоначальный источник текста не сохранился. Приблизительным периодом создания считается II или III век. Значительный интерес имеет сербская редакция, имевшая хождение на Руси. Её создание относится к XIV или XV веку.

Жизнеописание Александра начинается незадолго до его рождения. Те события происходили в Египте, где правил Нектанеб II, последний из автохтонных фараонов. Он укреплял государство, благоволил жрецам, но уступил персидскому вторжению, предпочтя уйти странником в Грецию, пообещав вернуться через тридцать лет и восстановить утраченную власть. Преемственность правителей, ведущих происхождение от богов — особенность мышления монархических держав прошлого. Поэтому читатель примет со снисхождением тот факт, что отцом Александра являлся не Филипп, а именно Нектанеб, пришедший в Македонию и позволивший забеременеть бесплодной Олимпиаде. Даже есть свидетельство, будто тайна раскрылась в тот момент, когда ещё неизвестный отец убеждал юного Александра, будто смерть ему суждено принять от рук собственного сына, как сразу был сброшен с высоты, чем и доказал правоту своих слов.

Становление Александра — действительно похоже на сказку. Он быстро покорил греческие полисы, создал стотысячное войско, продолжил путь в сторону Египта и Израиля, где намеревался отринуть веру в богов-олимпийцев, приняв над собою покровительство единого Бога. С этого момента читатель станет внимательнее относиться к тексту, понимая, такое вкрапление могло попасть когда угодно, в том числе и в момент первого написания, либо посредством арабского трактования легенд об Искандере. Так или иначе, даётся представление об Александре, как о верном духу иудейских, христианских или мусульманских традиций. В дальнейшем никто не сможет заставить его вернуться к вере предков.

Исторически известно, Александр покорит Персию, но остановится перед Индией. Возможно, то связано не с какими-то особыми обстоятельствами, просто его соратники могли потребовать остановить продвижение, дав время для отдыха. Скорая смерть Александра так и не позволила его планам получить развитие. Тогда стали придумываться различные происшествия, будто бы имевшие место после завоевательных походов. Тут у какого народа какая имелась фантазия. Допустим, у арабов Искандер покорил едва ли не всю Вселенную, сумев одолеть живших на севере гипербореев. В «Александрии» более показаны удивительные земли с не менее удивительными существами, в том числе и Райский остров, где некогда жили первые люди — Адам и Ева.

Но как же умер Александр? «Александрия» даст на то своеобразный ответ, будто он принял яд из рук лекаря, которому всегда доверял, даже тогда, когда понимал, что подносимое ему отравлено. Но почему он на то согласился? И тут дана не совсем понятная формулировка. Якобы Александр допустил над собой власть женщины, с чем он никак не мог смириться, предпочтя уйти победителем, но не побеждённым.

Разбираться с подлинно тогда случившимся нет смысла. Достаточно домыслов и предположений. Важен факт завоевания Александром всего известного грекам мира. Удалось сломить сильного соперника, каким являлась Персидская империя. Уже за это имя македонского царя навсегда останется в истории.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Греческая мифология не могла быть чем-то особенным для населявших Русь людей. Если сделать поправку на монгольское вторжение, уничтожившее все прежние достижения, тогда только получится согласиться, будто пришлось всё собирать заново по крупицам. Даже сказание о Трое могло стать известным через художественные изыскания, автором которых за несколько веков до того явился итальянец Гвидо де Колумна. Учитывая монументальность оригинального произведения, русский перевод скорее принял форму краткого содержания.

Вообще, греческая мифология — особого рода информация, имеющая достаточное количество моментов, позволяющих считать её самодостаточной. Стало то результатом деятельности непосредственно греков, создававших в числе прочих и трагедии, становившиеся обязательной составной частью будто бы имевшего место быть когда-то. Последующим поколениям писателей, к грекам имеющим опосредованное отношение, осталось паразитировать на доступном их вниманию материале, без привнесения новшеств. Ежели добавить ничего не получалось, оставалось заново изложить.

Что же было в глубокой древности? Пять царей строили Трою, покуда не сел царствовать Троил, доведший возведение города до конца. У него родился сын, названный Приамом. Жене Приама приснится сон, будто её дитя станет причиной гибели Трои. С колыбели прозываемый Парижем, ребёнок под именем Александра отправится в иные земли. Дальнейшее — игра фортуны. Не боги сойдутся в отстаивании своих интересов, а волшебники и волшебницы. Именно между ними вспыхнет спор вокруг золотого яблока. Обречённый сделать неверный вывод, Париж похитит Елену. После начнётся война. Результатом чего и станет заранее предсказанное попленение Тройское.

Мифология краше, она сама по себе краткое содержание литературы древних греков. О чём пространно писали от Гомера и далее, в кратких выжимках передавалось дальше, становясь источником для нового вдохновения. Прежние истории обрастали деталями, воссоздавая иное представление о былом. Приходилось отсекать лишние сюжетные линии, предпочитая свести войну всё к той же «Илиаде», забывая о том, что Троянская война длилась дольше, нежели то оказалось представленным Гомером. Для красоты слога повествование укоротилось до самых эпических событий, тем побуждая воображение читателя дорисовывать представляемые ему сцены.

Но раз некий русский муж решился отобразить вкратце историю Трои, приходится принять именно его видение. Будет на страницах и принесение Агамемноном в жертву дочери, и троянский конь, и даже такой эпизод, довольно нетипичный для понимания, видимо являющийся неким назидательным содержанием, вроде расправы Менелая над изменившей ему Еленой и её любовником Лжеалександром: их головы окажутся срублены мечом. Если бы не подобное окончание повествования, быть «Повести о создании и попленении Тройском» заурядным литературный трудом, вольным переводом, без привнесения изменений в изначальное представление о заложенной в греческие мифы информации.

В самом деле, читатель встречал различные сведения о произошедшем после пленения Трои. Оказывалось и так, будто Елены там и не было, вместо неё присутствовал дух, тогда как она сама томилась от ожидания прибытия мужа в Египте. В таком случае получается, не мог Менелай казнить жену, обезглавив лишённое плоти тело. Это не имеет существенного значения. Представленные события всё же трактовались в угоду представления непосредственно читателя. Ежели ему не было известно описания судеб задействованных в повести лиц, он делал различные выводы, редко находя в собственных суждениях зерно истины. Но ужаснуться от расправы ему всё же пришлось.

В качестве памятника именно литературы Древней Руси сей труд не назовёшь. Он действительно имел хождение, к нему обращались и могли считать за повествующий об истинных событиях. Но всё же это прежде всего краткая адаптация романа итальянского писателя.

Автор: Константин Трунин

» Read more

История — предмет капризный. Достаточно малозначительного факта, грозящего огромными последствиями. Некогда Чингисхан мог погибнуть от ранения в шею и рот, выжив, в дальнейшем распространил влияние на огромную территорию, частью которой после его смерти стала и Русь. Полевой полностью переключил внимание на монголов. Кто они? Откуда возникли? Как распространяли влияние? Каким образом подошли к русским княжествам? И только после Николай приступил к описанию вторжения, сделавшего Русь подконтрольной власти кочевников. Утратив самостоятельность, русские князья не перестали пребывать в раздоре, но уже при содействии или противодействии монгольских правителей.

Первой пала Рязань. Потом завоеватели тронулись северней, не затронув самых северных земель. Полевой то объяснил покорностью живших там людей, несших дань без просьбы о том. Варианты с обилием лесов, холодным климатом, невозможностью прокормить лошадей — Николаем не рассматривались. Не стал он размышлять, зачем вообще монголам понадобилась Русь, по богатству многократно уступавшая блеску Индии.

Само иго — особое время умиротворения русских князей. Внутреннюю борьбу следовало вести при дворе монгольского правителя, который и решал, кому над чьими землями править. Политика перешла на другой уровень, далёкий от непосредственных интересов. Приходилось ехать далеко, где и выяснять отношения. Несмотря на сохранившиеся источники, доподлинно точно неизвестно, к каким ухищрениям прибегали князья, и какие именно процессы протекали в империи монголов, сохранявших интерес к северным вассалам. Русские историки обычно показывали то время снизу, опираясь на княжеские распри, вместо чего им следовало смотреть на ситуацию в полном объёме, учитывая обстоятельство вхождения Руси в Орду. Вместо этого, так поступил и Николай, читатель видит распри вассалов, почти ничего не узнавая о происходивших в империи монголов процессах.

Должно быть понятно, кто из русских князей угождал завоевателям, те и получали ярлык на княжение. Остальных просто убивали. Сама по себе Русь перестала иметь значение, полностью лишённая права на самостоятельное управление. Тут бы и рассказать Полевому о русском народе, пережитых испытаниях, уничтожение культуры и имевших хождение технологий. Уничтожился тогда и дух русского человека, превратившегося в жалкое подобие представителей рода людского. Можно сказать основательнее, русский народ деградировал до состояния полного упадка. Восстановить это получается по религиозным источникам, тогда как историки предпочитают таковой факт обходить стороной.

Николай посчитал нужным показать рост литвы. Никем всерьёз не воспринимаемая, литва под руководством Гедимина обретала политический вес, борясь за право на собственную государственность с немецкими рыцарскими орденами. Будет образовано Литовское княжество, в скором времени которому суждено стать Великим Княжеством Литовским с последующими униями с Польшей, преобразующими оба государства в Речь Посполитую. В связи со слабостью Руси, Гедимин искал покровительство римского папы, желая принять католичество, поскольку православие не сулило ему выгод.

Полевой не совсем последователен. Он допускал в текст вкрапления разрозненных источников, практически не имеющих значение для истории. Как тот случай с Евпатием, бросившемся догонять уходящих монголов, разграбивших Рязань. Единственное свидетельство было упомянуто в качестве будто бы необходимого. С той же настойчивостью Николай посчитал нужным рассказать о литвине Довмонте, пришедшем на Русь в качестве гонимого литвой князя, обосновавшегося и обижавшего бывших соотечественников на своё усмотрение. Может об этом приходилось говорить, так как сказать собственно было не о чем? Глобальная политика Орды Полевого не интересовала, а на локальном уровне практически ничего не происходило. Да и не могло быть, памятуя, какой разор оставили после своего нашествия монголы.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Третий том «Истории русского народа» подводит читателя к должному вскоре произойти нашествию монголов, и вместе с тем уводит от какого-либо понимания участия в минувшем непосредственно самого русского народа. Задав определённый акцент повествованию, Полевой сбивается не сколько на жизнь внутри Руси, он предпочёл дать характеристику соседним государствам и народам. Особенно его интересовали варяги, пришедшие не только в новгородские и киевские земли, но и за несколько веков до того проводившие экспансию на Европу. Ныне западный мир поделён между наследниками варяжских завоевателей, и потому-то между ними нет мира, что на Запад ушла знать, а на Восток — остальные. Но об этом рано говорить, Руси предстояло подвергнуться всесокрушающему удару кочевников.

До инцидента на Калке время ещё не подошло. Раздоры между князьями усиливались. Особенно примечательным выглядит убийство Андрея Боголюбского, сей светлый муж, неизменно прославляемый в церковных источниках, иначе оказался понят Полевым. Николай рассмотрел с ним произошедшее без воодушевления. Сугубо по необходимости, при задействовании человеческих обид, случилась жестокая расправа, стоившая князю Андрею жизни. Тот эпизод хорошо известен по сохранившимся летописным свидетельствам. Николаю их показалось мало, и он в духе беллетристики позволил себе расширить понимание тогда произошедшего.

Не забыл Полевой про ту Русь, что называлась Галицким и Волынским княжествами. Самая Западная Русь, исторически отдалившаяся и предпочитавшая контактировать с исповедующими католическую веру, принимала на себя иную роль, практически не рассматриваемую в современном понимании последующего становления Москвы. Несмотря на непосредственное вхождение в эти княжества Киева, переставшего играть значение первопрестольного города, уступив это право городу Владимиру. Разделяясь и соединяясь Галицко-волынское княжество получало особые функции от римского папы, единожды провозгласившего одного из её князей — Даниила Романовича — королём Руси.

И всё-таки важно другое, поскольку период разобщённости русских князей мало интересен с исторической точки зрения, рассматриваемый обычно по факту усугублявшегося внутреннего кризиса, в результате которого Русь оказалась под игом Орды. Полевой предпочёл в дальнейшем сложить историю монгольского народа, пока же подводя читателя к битве на Калке.

Почему вообще русские князья вышли за пределы подконтрольных им земель и решили помочь половцам в отражении неведомой им силы? Оказывается, распространялись слухи об огромной силе, зародившейся на Востоке, сокрушавшей государство за государством, истирая всё встречаемое в пыль, не щадя никого. Половцы не могли не испугаться, хлынув на Русь и далее в Европу, едва ли не умаляя принять в рабство, лишь бы позволили отойти от монголов как можно дальше. Здраво размыслив, русские князья решили помочь половцам, вследствие чего встретились с грозной силой, не ведая, каких бед натворили, не учтя щепетильности монголов в деле важности сохранения жизни послов.

Раздоры продолжили терзать русских князей, из-за чего им сопутствовала неудача. Вслед за последующим солнечным затмением на Русь обрушились иные напасти: землетрясение, неурожайные годы и мор. Николай говорит, что на Руси стало совсем плохо, отчего люди за хлеб оказывались готовы торговать собственными детьми. Хорошо известно, как земли близ Киева лишись большей части населения, и Киев с той поры практически перестал быть интересен для истории, полностью утратив какое-либо значение.

Осталось дождаться основного нашествия. Полевой обдумывал в течение трёх лет, каким образом лучше о том сообщить. Будет ли всеобщий упадок? Сыграет ли особое значение монгольское иго? Читатель по Карамзину прежде усвоил случившееся, осталось послушать новую точку зрения.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Где вошёл осколок, там затвердела глина,
обожжённая огнём, ожила незримо.
Бесформенный вид её разбросанных кусков
напоминает сто рук, сто ног и сто голов.
Гигантского размера существа воспряли,
себя они живыми мыслили едва ли,
высыхали и рассыпались, стоило встать,
обречённые к тверди прижатыми лежать.
Крепко связаны с породившей их природой,
глина и гранит являются их основой.
Внутри каждого существа пламя горело,
вода и воздух также наполняли тело.
Впитали в себя гиганты силы планеты,
они первыми готовы познать секреты,
им предстоит властвовать над нашей Землёю,
расставшись с породившей их сейчас Луною.
До того предстоит иссохнуть многим телам,
они подадут пример развития всем нам,
кто не станет стремиться прослыть лучше других,
тот с грязью схожим будет считаться среди них.
На Луне они продолжали находиться,
водою с Неба не могли никак напиться,
испарялась влага с разгорячённых телес:
и глина зависимая от воли небес.
Распалял гигантов изнуряющий огонь,
паром исходили, чем-нибудь попробуй тронь,
подобие планеты собой представляли,
о том они, конечно, не подозревали.

Еженощно приходило облегчение,
среди гигантов начиналось движение,
протягивали к Небу руки они в мольбе,
причитая о жалкой своей горькой судьбе,
манила созданий глины прохлада Земли,
там покой от жара обрести они могли.
Воздух был побуждающей силой пойти вниз,
обтекал тела, стал властелином среди них,
отсекал излишки глины, укреплял гранит:
он ждал, кто первым пробудится, заговорит.
Само пришло, пробитым вдруг оказался рот,
гиганты захлебнулись от хлынувших забот,
общались звуками, свистели, гомонили,
стучали: шумом сразу мир заполонили.
Но проходила ночь, наступала тишина,
создания погружались в подобие сна,
войти в воды планеты со страстью мечтали,
грезили о тверди Земли — её желали.
Высыхали гиганты, пламя потухало,
в крошево обращались, племя угасало,
подхватывал ветер, переносил телеса,
из умерших рождались другие существа.
О прежних делах гигантов не знали они,
всё равно стремились достичь прохлады Земли.
За них хранила память глина, движение
направлявшая на воссоединение
с планетой. Огнём взбудораженные умы
приготовились сойти с поверхности Луны.

Глина не могла самостоятельно ожить,
фрагмент осколка должен в теле гранитном быть,
без его включения грязь не могла дышать,
чувствовать, передвигаться, о Земле мечтать.
Восставая из тлена, в себе сочетая
разное, влагой с Неба тела наполняя,
гиганты осознали жизни значение,
как воли ветра частиц соединение:
рассыпаясь, они становились другими,
усложнялись, переставали быть простыми.
Не раз они приближались к тонкой струе:
на перешеек, устремившейся вниз стене,
издревле соединявшей планету с Луной,
круто возвышавшейся исполинской горой.
Гибли гиганты, перешеек облепили,
телами путь к прохладе они проложили,
думали о лучшей участи для потомков,
что создадут будущее из их обломков.
С перешейка ветер тела гигантов сдувал,
на планету плавно комья грязи опускал,
смешались с твердью: пытались заново воспрять,
не ползать, а на все конечности твёрдо встать.
Они там, куда веками попасть стремились,
так вне понимания тем соединились.
Уже не глина Луны, но ещё и не твердь,
ожить в иных пропорциях предстоит суметь.
Стих гомон гигантов, в скорбном молчании мир,
ждёт глина град осколков. Поднимайся, Зефир!

Ветер дарует жизнь, ветер разносит семя,
всходы взойдут — нужна почва и нужно время,
требуется поливать и в тепле содержать,
это планета Земля могла гигантам дать.
Из глины состоит тело сошедших с Луны,
но не могут они жить без огня и воды:
огонь сквозь поры питает глину изнутри,
вода, удивительно, подобие души.
Пока нет в теле осколка — не дышит оно.
Комья грязи, куски гранита — едино всё.
Лунной глины больше становилось на Земле,
Луна уменьшилась заметно, почти вдвойне:
вновь угроза катастрофических перемен
обернётся уровнем планетарных проблем.
Кто из гигантов покинуть Луну не успел,
тот треснул, рассыпался, от пламени сгорел,
усеял пылью поверхность — поверхностью стал,
несколько дней между ними пожар бушевал.
Небо не могло унять, ниже опустилось,
что было Луной, в глыбу камня обратилось,
осталось при Земле, но вне пределов Земли,
огонь питал в прежней мере её изнутри.
Так и пребывать глине среди тверди вечно,
готовой ветра с севера ждать бесконечно,
он принесёт жизнь: воспрять должен кто-то один,
кому предстоит жить в пору тяжёлых годин.
Зефир поднимется! Зефир поднялся. Буря!
Небо лунную глыбу объяло, штурмуя!

Рассеял ветер пыль, но осколки не поднял.
Осела пыль — след осколков исчез. След пропал!
Смешался с пылью? Такое может быть вполне.
Где тогда искать осколки? Подскажите, где?
Разве форма жизни, в глине воплощённая,
была изначально на смерть обречённая?
Разве гигантам возродиться вновь не дано?
Они вскоре возродятся. Но не так легко.
Нужен осколок, будь хотя бы единственным,
свыше посланным, пусть способом таинственным,
станет он даром небес — Небо станет отцом,
первых на Земле оживших созданий творцом.
Будет найден осколок, он есть на планете,
его блеск пробьётся при лунном прямом свете.
Среди глины рассыпанной не может не быть,
чтобы жизнь дающее могло в вечном застыть,
чтобы осколок на атомы распался вдруг,
будучи твёрд, не делим и при этом упруг.
Осветит Луна поверхность Земли до краёв,
не обойдёт скрытых от внимания углов,
позволит Небу разглядеть всякий малый блеск,
не помешает молнии ветвящейся плеск.
Найденным на дне морском казался осколок,
добыть ветер северный с глубин не так ловок,
в воде воли равной огню не зародилось,
нанести глину потребно, дабы случилось
возрождение гигантов: выйдут из воды,
обживут земли. Не останется пустоты.

Это тоже может вас заинтересовать:
— Поэма о Начале. Глава 1. Монада
— Поэма о Начале. Глава 2. Планета

Новая книга — новый интерес. Опять приходит пора начинать делиться с читателем очередной порцией фактов. Мельников того, безусловно, ожидал с нетерпением. Он переносил действие романа «В лесах» немного в другое место, потому именуя его отныне «На горах». Там в прежние времена обитала мордва, значит читатель узнает обстоятельства их быта. Обязательно нужно рассказать про переселение в их земли русских. И про то, как русские относились к лесным насаждениям. Может читатель не знает, тогда Мельников пояснит. Где есть русский человек — там нет деревьев. Это лишь в сказках и в словах других писателей лес является неотъемлемой составляющей национального самосознания. Отнюдь, Павел то видел иначе. Впрочем, он многое воспринимал под другим углом зрения. Взять тех же старообрядцев. Их ли он взялся показать на страницах или нет? Читатель увидит не православных христиан с особыми ритуалами, а набожных людей, лишённых желания следовать религиозным требованиям и запретам.

Мельников любит строить повествование, постоянно отклоняясь на сторонние истории. Появляется ощущение дискомфорта. Всему этому нашлось бы место в виде отдельных рассказов, что вполне осуществимо, учитывая объём текста. Что-то достойно именоваться даже повестью. Приходится вспомнить о беде под названием — желание заработать писательским ремеслом. Именно потому страницы романа вмещают абсолютно всё, вплоть до травли баек о Потёмкине. Казалось бы, всё это рассказано не к месту, но против авторской воли не возразишь.

Особое внимание Мельников уделил двум сюжетным линиям. Первая касается семьи Смолокурова. Отец отдал дочь на воспитание, откуда та вышла добропорядочной девушкой, невестой всем женихам на зависть. Ей будет позволено выйти замуж по собственному разумению. Вторая линия — путь торговца рыбой по реке, должного озаботиться продвижением судна с товаром, убедиться в целесообразности предпринятого им дела, поскольку недалёк момент, вследствие чего легко прогореть. Раскрывая эти линии, Павел старался не отклоняться, так как и сам был захвачен повествованием, так удачно пришедшим ему в качестве возможности широко и щедро переносить мысли на бумагу.

Публикация романа шла частями. Сперва принятый с воодушевлением, получивший одобрение у первых лиц государства, он всё-таки встречал сопротивление редакторской цензуры. Рост недовольства Павла становится очевидным в последующем, когда вслед за первой начинается вторая часть, к которой Мельников скорее всего питал отвращение. Повествование резко сбавило в информативности, не сообщая ничего, если сравнивать с изначально проделанной Павлом работой. Один раз проявился всплеск, стоило затронуть тему судьбы торговцев вне России и людей, оказавшихся в плену. Вот там Мельников обрёл силу слова, донося до сведения читателя соответствующую информацию. Хотя, можно и не верить Павлу. С другой стороны, кажется — русские уже забыли ценность даваемых обещаний. Некогда и из плена не допускалось освобождаться с помощью побега, поскольку то приравнивалось к клятвопреступлению.

Нельзя не упомянуть наставительную речь Мельникова, взявшегося объяснить, кто такие фармазоны. Не возникает вопрос, зачем это ему понадобилось. Просто сидели герои произведения на берегу, удили рыбу и судачили обо всём на свете, в том числе и о таком явлении, имя которому масонство. Пугались они своей неосведомлённости, дивились проводимым ими обрядам, но не находили ничего особенного, кроме следования некоторым странностям, вроде запрета на женитьбу и употребление в пищу мяса, за исключением молочных продуктов. Читатель даже подумает, что Павлу без разницы было о чём писать. Мельников словно и сам давно забыл, о чём некогда собрался рассказывать.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Судить о чужой мысли, что о себе судить пытаться. Истинных помыслов не узнать, покуда остаётся притворяться. К Эзопу Сумароков вернуться предложил, притчу «Эзоп и кощун» для того сочинил. Получил Эзоп задание накрыть стол, дело было к ночи, трудиться предстояло сверх доступных сил, хватило бы мочи. Что сделал Эзоп? Он свечу рано зажёг, уйдя на улицу, переступив чрез порог. На улице день, солнце ярко светило, потому видение человека с горящей свечой людей удивило. Эх, не знает человек, а берётся судить. Да знает Эзоп, лучше мимо пройти — всем помыслов своих не объяснить.

Тут и нужно остановиться, показав человеческую надуманность о личных качествах в мире нашем. Думает каждый, будто он не ниже других, словно видит себя выше вставшем. Отнюдь, притча «Львица и лисица» разобьёт сомнения в мелкую крошку, годную дабы посыпать в неприметном месте дорожку. Лиса задрала нос — рожает за раз много лисят. А львица — одного львёнка, и больше никак. Знала бы лисица, сколько она не рожай, плодит не царей, хоть сколь выше она нос задирай. Порою лучше и не знать, кто для чего в мир этот пришёл. Никто от такого знания особых заслуг себе ещё не обрёл. Словно притча «Свинья и волк» складывается человека бытие, он думает, что где-то нужен, только он не нужен нигде. Родила свинья поросят, подмога бы пригодилась, у волка тут тяга к помощи и проявилась. Свинья не глупа, указала волку на дверь, не всякому стремящемуся помочь верь.

Сомнение разобьётся. Представим суд. По его решению подьячего на казнь ведут. Говорят, украл «Протокол», за то его велели посадить на кол. Он же говорит — не крал. Всё равно виновным в краже протокола стал. Суди ли или не суди правосудие, знание прими: чертей всегда можно, если постараться, где угодно найти. Вторит тому и притча «Суд», мартышки в котором следствие ведут. Глупым судья быть может, коли посажен судьёю мартышка. Не дала ему природа ума излишка. Подумать только, судили не волка — судили овцу, она де украла у волка плоть свою. Коли требуется вынести приговор — он вынесен будет. Притчу «Угадчик» о том не забудем. Сжал птицу судья в руке, сказав угадать — жива она или нет. Нет разницы, какой будет ответ. Если жива — птица умрёт, если мертва — живой её угадчик найдёт.

Разумность отставим, Сумароков принялся о слабости ума притчи писать. Про ободья «Бочки» он мог притчи слагать. Про «Свечу», освещавшую жилище ночью и днём, чего не может сделать солнце, освещая лишь небосклон. Слаба умом свеча, ничего не сделаешь с ней, окружающий мир — не удел её очей. Она живёт внутри помещения одного, не зная, как много кругом другого всего. Но судит так, словно солнце сама, на большее свече не хватает ума. Или вот — притча «Кисельник», про торговца киселём, о Боге думавшем лишь в понимании своём. В самом деле, кто-то склонен считать, будто Бог за чистую одежду готов людей уважать. Разве так? Даже если сердце черно? Отчего-то думается, кисельник верил не в то.

В жизни человека глупостей хватает. Случается так, что Бог от того тоже страдает. Не могли поделить два купца «Мост», предпочтя оный вовсе разрушить, дабы во вражде разойтись, спором мысли не мучить. Но пришло время Богу реку перейти, и не увидел он моста. Есть убеждение, настигла молния каждого из о личной выгоде думавшего купца. Самое время вспомнить о притче «Противуестественник», она — про лгуна. Врал тот так, правду бы не смог он найти никогда. Даже умерев, в мир иной отойдя, не знала, где тело искать его же жена. Всё потому, как против естества жизнь прожив, он утонул, не по, а против течения уплыв.

Бывает и так, что полезно ложное представление создавать. Притча «Бубны» то поможет понять. Кто не хочет войны, врага пусть напугает, неверное сведение о своих возможностях предоставляет. Как это? Забраться надо на возвышенность и взять барабан, когда враг подойдёт, обрушить гром звуков на него ураган. Подумает враг о грозящей беде, не захочет принять смерть не в угоду себе. Испугавшись, отпрянет назад. Потому ложь и во благо бывает, верно ведь говорят.

Вера — она: для понимания сложна. Барабан гремит, опасность вроде не должна быть видна. Тогда притча «Хромая лошадь и волк», согласно сюжету получилось так, волк взялся лошадь излечить без всяких врак. Он дело знает, готов услужить, может знания враз применить. Да лошадь не глупа, ей хорошо известно, лучше хромать: внимание коновала ей не лестно. Надо в зубы дать копытом, дабы волк осознал, чтобы не был коварным, о чём без зубов он лучше узнал.

Вот притча о глупости ещё одна, со времён Федра существует она. Название «Петух и жемчужное зерно» дано сей басенной сказке, в очередной раз показанной в соответствующей окраске. Не суди о том, о чём не можешь судить, драгоценное не может бесценным прослыть, коли ума не хватило понять суть вещей, не усложняй, лучше понять наконец-то сумей: жизнь — словно жемчужное зерно, она даётся неспроста, пускай и смертно всё, главное — не разменивай её на зерно прогорклой пшеницы, до журавля не достанешь, не освободив рук от синицы.

Закрепим сведения притчей «Лисица и орех». Уразуметь её суть — уже успех. А суть в том, что негоже бегать от знаний, по причине неумения их понять. Невежа — подобие беззубой белки, которой всякий плод плох, если она не может его разгрызать. Притча «Верблюд» примерно о том же, немного о другом, про корабль пустыни сообщается в сказе том. Не зная, зачем его в дом позвали, верблюд всякого надумал, чего не подразумевали: будут кормить с золотой чащи его, больше не будет тяжким для него странствий ремесло. Как бы не так, позвали для того, чтобы навоз таскал — только и всего.

Тот верблюд счастливчик, навоз возить ему дали. В притче «Лев, притворившийся больным», верблюда бы кушать стали. Случилось льву захотеть поесть, притворился он больным, объявил во всеуслышанье, как мало у него осталось в жизни этой сил. Кто к нему не ходил, всех след простыл, лиса в том заподозрила неладное нечто, и не пошла. Может и не съел её лев, но явно не простил. Впрочем, сообразительность лисы от притчи к притче разнится, по одной из них с названием «Лисица и курятник» в сём можно убедиться. Залезла лиса есть кур, и ела, пузо отпустив, там и осталась, о необходимости вылезти обратно забыв. Не в том беда, будто много ела, просто дыра в курятнике мала оказалась для её раздобревшего тела.

Осторожным нужно быть, по притче «Крокодил и собака» то усвоим. Ещё раз осознав, как много по уму мы своему стоим. Пила собака там, где плавал крокодил, тот её поближе подойти попросил. Собака умна — подходить не стала. Кто скажет, что неверно собака поступала? И овца бывает умом наделена, притчей «Олень и овца» такая мысль подтверждена. Попросил олень сена у овцы, поручителем волка представив, всяко сего лесного зверя обставив. Овца умна — такого ей не надо, помнит она сего поручителя, как помнит и её стадо.

Не всё то существенно, коли задуматься о том. «Судно в море» — притча о буре с попавшим в неё кораблём. Что первым в воду погрузиться: корма или нос? Кажется, цена вопроса на копеечный грош. Потонет судно, так чего гадать, надо думать о другом — себя как спасать. Беспросветно многое, вот в притче «Старик и осёл» понукал старик осла, побуждая продвигаться вперёд. Да знал жизни мудрость осёл, понимал, что движением ничего он не обретёт. Будет стоять — заслужит ударов плетьми, а пойдёт куда, там тех же плетей от хозяина прими. Есть ещё притча «Ослова кожа» — сколько не думай покой после смерти обрести, не сможешь его и тогда ты найти, ибо натянут кожу на барабан, и будут стегать ещё чаще, не будет от боли только ран. В притче «Собаки и кость» задумали собаки вылакать море, кость увидев на дне. И ведь лакали, серьёзно думали добиться успеха в своём малом уме. Схожая ситуация в притче «Воробей», там пичуга насмехалась над жертвой орла, не думая скрыться от хищной птицы взора, потому теперь не дождётся за то она укора, ибо орёл воробья в другую лапу схватил, в высь небесную он его утащил.

Бдительность важна! Помнить постараться необходимо. Притча «Стрелок и змея» покажет, как дело было. Пока целился охотник, не мог заметить он змеи, и та вонзила в ногу ему зубы свои. Не видит стрелок грозящей опасности, пока не осознает её свершения, словно в притче «Крот» не допускает о видимом иного он мнения. Голубь на прицеле, никого кругом нет, так и у крота — под землёю есть всё, выше лишь солнечный свет. Поскольку крот слеп, не уразумеет он, иметь ложные представления о мире крот обречён. Незнание — оно вообще опасно, притчей «Девка» то подтвердим. Пока нечто не случается, о нём мы думаем, что хотим. Ежели родится, то не умрёт ли раньше срока дитё? Али умрёт, раз всё равно окажется со временем во гробе оно?

Знание — причина успеха. Та истина верна. Разве кто никогда не убивал клопа? Лучше обойти стороной, не тронув сию божью тварь, уберегая ноздри от вони, знали об этом и встарь. Сумароков это притчей «Лев и клоп» подтвердил, царь зверей понимал, с клопом сражаться — недостойно его сил. Вообще-то львам повезло, в притчах выше прочих ставится их ремесло. И на этом строятся сюжеты разного наполнения, вроде изложенного в притче «Осёл дерзновенный», рассказанной по причине вдохновения. Осёл глуп — ему в притчах меньше повезло, но лев понимал, сражаться с глупцами — дело не его. Коли дерзит, то от глупости значит. Притча «Хвала и хула» такое мнение подхватит.

Может думаться, в притчах всё определено. Белое — бело, а чёрное — черно. Развеем сомнения сказом «Угольщик» тут, испытывая надежду, что это прочтут. Жил угольщик, вокруг него чёрного полно, к чему не прикоснись — чернеет и оно. Может сложиться мнение, белизны нет нигде, чёрным должен быть угольщик даже в душе. Заблуждение ясно, не надо так считать, ведь сердце угольщика от чистых помыслов за чернотой жизни не дано разузнать. Притча «Учёный и богач» раскроет это с другой стороны, показав, какие сокровища человечеству нужны. Тонул корабль, плакал богач — он всё потерял. Ученый иначе — он оптимизму не изменял. Почему? То легко уразуметь, богатства учёного в голове, он носит его не на, а в себе.

Притч с избытком, но многие о шести-десяти строках, о них судить отдельно тяжело. Потому о некоторых без подробностей, у Сумарокова и без этого хватает всего. Притча «Менальк и Палемон» дана, дабы люди меньше врали, помнили и самих себя видеть не забывали. Притча «Воля и неволя» — возвращение к теме собак и волков, где одни желают жить в ошейнике, а другие не признают оков. Притча «Лисица и кошка» — на новый лад сказ про пользу выбранных для помощи зверей, чего не позволительно делать их дикому собрату из лесов и полей. Притча «Мореплаватели» о необходимости верить в лучшее, ибо не избежать взлётов и падений, не может жить человек без хороших и плохих впечатлений.

Особого свойства в творчестве Сумарокова притча «Стрекоза», Крыловым после взятая. Именно эта, а не басня заграничного творца. Объяснение легко даётся, когда с цикадою в оригинале сравнение ведётся. Да вот Сумароков про цикаду как раз и не писал, общий ход его притчи басней именно Крылова стал. Красок не хватило, а то бы хотелось узнать, какими сих баснописцев стали бы мы представлять.

Автор: Константин Трунин

» Read more