Tag Archives: староверы

Павел Мельников-Печерский «Письма о расколе» (1862)

Мельников-Печерский Письма о расколе

«Письма о расколе» Мельников начал публиковать в «Северной пчеле». Требовалось наконец-то определиться, что из себя представляет результат реформ Никона. Несмотря на прошедшее время, так и не было принято, что понимать под расколом. Точно установлено существование множественного количества сект, но позволительно ли их применить к пониманию как раз раскола православной церкви? Отнюдь, к раскольникам (схизматикам) Мельников предложил относить только поповцев, а всех беспоповцев и прочих считать еретиками. И он для того приводит весомые доказательства.

Должно быть понятно, раскольники возникли после раскола. Они не могли существовать до него. Однако, практически все существовавшие в России секты, имели сторонников задолго до реформ Никона. Некоторые из них и вовсе не относятся к христианству, хотя на показ представляются истово верующими во Христа, вроде тех же хлыстов и их радикального ответвления — скопцов.

Разбираться с расколом полагалось Петру I. Он унаследовал проблему от отца — Алексея Тишайшего. Но Пётр следил за формальным восприятием движения раскольников. Он обязал схизматиков сообщать о себе, облачаться в определённую одежду и платить налог. Тем более, Петру было выгодно иметь людей в отдалённых частях страны, куда кроме раскольников никто не желал отправляться. Пётр отказался от идеи испанской инквизиции и не допускал никакой мысли истребления, преследуя сугубо выгодные для государства цели. То есть Петром в полную меру использовался принцип: сперва прояви милость, после зверствуй. Узнав обо всех раскольниках, он прежде получал с них доход. Разумеется, часть сект так и осталась вне его внимания, ибо они были тайными.

Продолжая повествовать, Мельников посчитал нужным рассказать о политике Петра III, положившего конец любым преследованиям раскольников. За то его деяние его и поныне продолжают чтить в среде схизматиков, порою считая едва ли не тем самый вторым воплощением Бога. Екатерина II продолжила терпимо относиться. А вот ко времени правления Николая I вопрос раскольничества обострился, поскольку потребовалось провести чёткую черту между раскольниками и еретиками. Почему? Раскольники продолжали в молитвах словословить о долголетии царя, тогда как еретики того не делали.

О поповцах Мельников впоследствии напишет большое исследование, как и о ряде некоторых сект, пока же в «Письмах о расколе» он опирался на труды прежних исследователей, стремившихся к классификации. Так, например, выделялись иконоборцы, признающие прежде написанные иконы и отрицающие новые. Были и жидовствующие, при том не знавшие содержания Талмуда. К сектантам следовало относить молокан и субботников. Отдельно Мельников приступил к необходимости понять сущность хлыстовства, как самой яркой среди сект, долгое время остававшейся тайной. Существовало это религиозное движение задолго до раскола, пришло на Русь со стороны Польши и Силезии.

Через год после «Писем о расколе» Мельников приступит к публикации «Очерков поповщины», проведя полноценное исследование, выяснив первые шаги поповцев и их стремление к продолжению существования, невзирая на возводимые препоны. Их отличительная черта — появление собственного духовенства, обычно переходящего из движения никониан, то есть считаемых в России за правоверных, а также стремление придерживаться старых обрядов, изменённых Никоном.

В 1867 году Мельников накопит материал и о тайных сектах, особенно сообщив важные сведения по проблематике понимания хлыстовства. До сих пор при упоминании скопцов не существует определённого мнения, разве только связанного со знанием единственной особенности их мировоззрения — необходимость оскопления как способ одолеть телесные искушения. Этим они и отличались от хлыстов, во всём остальном имея с ними полное соответствие.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Павел Мельников-Печерский — Вторая часть Очерков поповщины (1863-67)

Мельников-Печерский Очерки поповщины

Вторая часть включает следующие статьи: «Кочуев. Рогожский собор 1832 года», «Королёвские», «Рогожские послы в Петербурге», «Лаврентьев монастырь» и приложение «Записка о старообрядских типографиях в Клинцах, Махновке, Янове, Майдане Почапниецком». Особое место в изложении занял Афоний Кочуев — выходец из купеческой семьи, самовольно ушедший в старообрядчество и странствовавший по России, некоторое время слывя за юродивого. В исполнении Мельникова получилось ещё одно житие, только уже про истинно радевшего за поповщину человека. Нельзя объяснить обычным пониманием, зачем Афоний претерпевал мучения. Для какой он цели молчал во время избиения? То должно сообразовываться с силой веры, о чём Мельников размышлять склонности не имел. Потому описание жизни Афония приняло вид подвигов, без какой-либо привязки к образу стремившегося уподобиться праведнику.

В отличии от московских рогожцев, имелась община поповцев и в Санкт-Петербурге, прозываемая Гутуевской. Существовала она с основания города. Споров внутри неё ходило достаточно, особенно не могли придти к мнению, как поступать с прочими православными, что к другим согласиям относятся, либо из никониан кто к ним переходит. Надо ли к таковым применять перемазывание? Допустимо ли это? И прочее в подобном духе. Споры уладились по возникновении нового согласия — Королёвского. Тогда же Павел рассказал про Петра Великодворского.

Прочее представляет не столь существенный интерес, ежели только не вести разговор об особом роде деятельности старообрядцев, с чем власть пыталась бороться, всякий раз сталкиваясь с сопротивлением. Не о печатании фальшивых денег Мельников повёл разговор, он коснулся печатания религиозных книг. Надо сказать, власть стремилась следить, чтобы при перепечатывании не допускалось ошибок, а тут прямое нарушение требований в виде специального искажения текста. Потому развелось множество подпольных типографий, чему стремился способствовать уже известный читателю Афоний Кочуев.

«Очерки поповщины» во второй части не поддаются читательскому вниманию ещё и вследствие утомления от чрезмерно расплывшегося повествования. Ежели прежде Павел придерживался хронологии, выстраивал прямую повествовательную линию, не допуская в текст сложности, то с более глубоким изучением предмета — возникло ожидаемое отторжение. Лишь думалось, будто старообрядчество получится лучше узнать, стоит сделать краткий исторический экскурс, но за открывшимися дверями скрыто обилие информации, сладить с которой под силу человеку действительно интересующемуся. Уже само обилие старообрядческих согласий удручает, ведь уподобились они гидре. Какие-то из них возникали и исчезали, другие видоизменялись и всё же сходили на нет, а иные существуют и спустя столетия, располагая величественными храмами в России и вне её, неустанно возводя новые строения, в том числе и в городах, где позиции старообрядчества не сильны, зато к оному могут проявить интерес миряне, либо люди вовсе неверующие, кому опостылела иосифлянская позиция наследницы никониановского раскола.

Что до Мельникова — он оставил потомкам важный труд, если рассматривать его как часть неизвестной прежде истории. Разве кто-то предпринимал попытки понять старообрядцев после событий 1666 года? Если о чём и велась речь, то не о том, куда они снялись с насиженных мест. Мешает знанию этого и упомянутое выше обилие старообрядческих согласий. Но, вместе с тем, становится очевидным, в каком разнообразии верований жила Русь, о чём практически не сохранилось упоминаний. Твёрдо можно быть уверенным, какими стали старообрядцы, таковыми они были и прежде, просто им запретили придерживаться собственного взгляда на установленную в их местах веру. И когда раскол случился — стало это так явно, что пришлось всякому, кто прежде считался православным, принять прозвание сторонника некоего иного религиозного течения.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Павел Мельников-Печерский — Поповщина до середины XIX столетия (1863-67)

Мельников-Печерский Очерки поповщины

В первую часть «Очерков поповщины» входит ещё четыре статьи: «Искание архиерейства в конце XVIII столетия», «Поповщина в начале XIX столетия. Рязанов», «Беглые попы в двадцатых и тридцатых годах» и «Рогожское кладбище». Мельников продолжил рассказывать от реформ Екатерины II, принёсших старообрядцам облегчение, до суровых мер Николая I. Павел к тому же добавил, что имелась у поповцев тяга к промышленному делу и купечеству, за счёт чего они и наживали состояния. Сделать это они смогли после разрешающих актов Екатерины, позволившей селиться в городах. Но даже при благоприятном стечении обстоятельств, оставалась насущной проблема поиска архиереев.

Особым образом среди старообрядцев выделился екатеринбургский купец Яким Рязанов, взявшийся разрешить имевшиеся проблемы. Хотелось ему вернуть разрозненную церковь к единству, для чего дошёл до высших эшелонов власти, прося о малом, но не найдя согласия. Встал перед ним извечный вопрос, мешающий разрешению конфликтов: как с властью расстаться, продолжая оставаться у власти? Какие бы не были архиереи у поповцев, не хотели они переходить под контроль официальной православной церкви, желали обособленного положения. И так твёрдо стояли на своём, что разговор стался вовсе бессмысленным. Пришлось Рязанову расстаться с мечтою о единстве, ибо побороть аппетиты церковников не умел. Но сообщая об этом, Мельников не задумался о строгой позиции официальной православной церкви, не считающей дозволительным общение с еретиками. Если и случиться единению, быть поповцам до конца дней в заточении под мрачными сводами подземных монастырских темниц.

Не принять старообрядцев, пусть в некоем подобии унии, — есть порождение гидры, постоянно плодящейся и приумножающейся. Раз не придя к общему мнению, будут вновь случаться размолвки, отчего количество поповских согласий разрастётся немерено. В итоге придут поповцы к мнению, что и без попов община может существовать, последствия чего могли оказаться самыми ужасными, вплоть до радикализма. Роль играла и власть, законы новые измышлявшая, побуждавшая искать спасение хотя бы среди тех же старообрядцев. Как пример — ранее браки заключались между совсем малыми детьми, возраста одиннадцати или двенадцати лет: этому Николай I воспрепятствовал, велев мужчинам жениться не ранее восемнадцати, а девушкам замуж выходить лишь после исполнения им шестнадцати лет. Разумеется, возникло среди населения недовольство подобным постановлением.

Особенно хотел Мельников изучить Рогожское кладбище, где пребывали московские поповцы. Но в 1854 году правительство отобрало кладбище под своё владение, отчего не удалось собрать достаточную документальную базу — многие свидетельства оказались утраченными. Одно известно точно — рогожцы имели большие накопления. Павел вполне рационально предположил в качестве объяснения фальшивомонетничество. Помня и про печатный станок, на котором не только запрещённая религиозная литература печаталась, но и деньги.

Таким образом, подойдя по времени написания к началу своей собственной деятельности по изучению и дальнейшему искоренению старообрядчества, Мельников поделился с читателем фактическими материалами, найденными в результате бесед и обысков. И это только поповщина, тогда как не всё ещё полностью рассказано, о чём он продолжит писать во второй части очерков. В дальнейшем Павел расширит интерес, обозревая некоторые прочие течения, вплоть до сектантских. А по завершении приступит к созданию монументальных «В лесах» и «На горах»: циклу художественных произведений, где будет наглядно показано существование старообрядцев в мире дозволенных им возможностей. Пока же подводится промежуточная черта ещё перед одним действием в «Очерках поповщины», следом за чем останется не так уж и много, поскольку творческое наследие Мельникова не слишком велико.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Павел Мельников-Печерский «Епископ Епифаний. Афиноген. Анфим» (1863-67)

Мельников-Печерский Очерки поповщины

Поповцы нуждались в архиереях. Первым, кто стал достойным упоминания, к тому же вполне вызывающим доверие — это Епифаний. Он же — единственная историческая фигура, предлагаемая Мельниковым, не из разряда авантюристов. О Епифании известно, что он подвергся общественному осуждению, был закован в кандалы и приговорён к пребыванию в застенках Соловецкого монастыря. Отказаться от такого священника поповцы не могли, поэтому помогли Епифанию избежать наказания, вследствие чего получили первого архиерея. Епифаний был нужен и для того, чтобы он ставил попов на законных основаниях. Павел предложил данный период в старообрядчестве называть епифановщиной. Так поповщина получила распространение. Однако, вслед за Епифанием обрести достойного ему на смену архиерея поповцы не смогли, в результате чего этим воспользовались Афиноген и Анфим, оставившие по себе дурную память.

Минули годы с епископства Епифания. Старообрядцы одичали, не было среди них нового архиерея. Были готовы они принять всякого, пусть только скажет он, что поставлен где-то на Руси в сан для священства значимый. Собственно, так из ниоткуда и появился Афиноген. Кто он? Известно точно — жил он в пределах Валахии, имел вид с боярами схожий. Объявил Афиноген о своём епископстве, смело попов ставил, никому не отказывая в приобретении церковного сана. Однажды слух прошёл, будто бы епископ ложь кругом сеет — не имеет он права на обладание саном. И как прослышал о таких разговорах Афиноген — быстро сменил одеяние церковное на одежду боярскую, более никогда с религией не соотносясь.

В последние годы нахождения Афиногена на епископстве, подобия оного желал некий Анфим. О нём Мельников сразу говорит, именуя авантюристом. Желал он принимать почёт, совершенно безразлично — какой именно. А церковный сан получить всяко проще, нежели звание боярское. Для первого хватит выслуги, а для второго требуется рождение от благородных родителей. Пошёл сразу на остров Ветка Анфим, да там ему не поверили, уже не те поповцы стали, чтобы всякого пришлого принимать за епископа. Стали требовать с него подробного изложения, где и когда сан он получал. А что же Анфим? Он и вовсе нигде и близко к церквям не подходил. Но были деньги у Анфима, приобрёл он земли у вельможи близ Ветки, возвёл женский и мужской монастыри, а там и народ потянулся к нему. Как же он добился оправдания занимаемого сана? Сошёлся он с Афиногеном, приплатив затребованное. И верёвочка его виться перестала ровно тогда, когда обличён Афиноген оказался. Итог жизни Анфима и вовсе печален: надели камень на шею его, он и утонул.

Рассказывать о сих старообрядцах Павел старался без сухого изложения известных ему обстоятельств. Он с азартом принимался за составление биографий, чего до него, думается, никто и не делал. Преследовал он и цель заинтересовать читателя данными историями, тем пробуждая нужду негативно относиться к религиозным течениям, отошедшим от официального православия. Сама по себе поповщина не кажется жизнеспособной, существующая при странных обстоятельствах, ведь считалось необходимым искать архиереев, при невозможности таковых возводить в сан самостоятельно. От этого и проистекали проблемы поповцев, особенно по прошествии полувека с момента раскола.

Читатель обратит внимание и на то обстоятельство, что стиль изложения Мельникова близок к беллетристике, единственно без диалогов внутри повествования. Павел превратил очерки про старообрядчество в увлекательное чтение. Но так допустимо говорить только о «житиях» Епифания, Афиногена и Анфима. К такому же изложению Мельников ещё вернётся, когда потребуется описывать других старообрядцев.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Павел Мельников-Печерский «Первая мысль искания архиерейства. Зарубежные старообрядцы» (1863-67)

Мельников-Печерский Очерки поповщины

Уяснив причины церковного раскола, Мельников продолжил составлять «Очерки поповщины». Следом им написаны две статьи: «Первая мысль искания архиерейства» и «Зарубежные старообрядцы. Искание архиерейства в Молдавии». Требовалось сконцентрироваться на событиях, последовавших за реформами Никона. Выбор пал на поповцев — религиозное движение, имеющее минимальное количество отличий от официально установленной церкви. Исключение составляла необходимость поиска архиереев, поскольку самостоятельно оных назначать поповцы не могли. Они нуждались в священниках, изначально раскольниками не являвшихся, получившими всё полагающееся по праву общецерковных установлений. А так как таковых найти было затруднительно, приходилось ограничиваться попами, которых склонить к себе оказывалось проще, нежели архиереев.

Павел определил, что искание спасения поповцы начали с брянщины, основав поселение в Стародубье, а затем уже перешли за пределы государства, обустроив на территории Речи Посполитой слободу близ Гомеля на острове Ветка, куда и пришёл основной поток людей. Новое поселение быстро разрасталось, постоянно пополняемое прибывающими. Несмотря на положение самих себя изгнавших с земель Московской Руси, поповцы не соглашались отказываться считаться подданными русского царя. Чему ярким свидетельством является упорное сопротивление Карлу XII — этим-то староообрядцы и удружили Петру I.

Версия о том, будто Пётр I — антихрист, пришла неслучайно. Поповцы в суеверности ни в чём не отличались от прочего люда, чья вера не имеет твёрдой убеждённости. Они склонялись к выискиванию тайных знаков и слагали численные значения, лишь бы получить отдалённо похожее на допустимое. Так они стали считать 1702 год едва ли не должным ознаменоваться страшными свершениями, ибо он получился у них от сочетания разных дат, одна из которых воплощает прибавленный возраст казни Христа.

Подробно описывая становление поповщины, Мельников неизменно выделял Петра. Указал дополнительно причину к нему ненависти со стороны старообрядцев. Разумеется, основное — онемечивание. Второстепенное: неумеренное проявление жестокости при расправе со стрельцами, отказ от соблюдения поста, смена календаря — начало года перенёс с сентября на январь. На всё это поповцы роптали, видя в Петре подобие Гришки-расстриги.

С момента раскола всё оставалось на уровне пассивного отделения. Имелись подвижники, шедшие в народ, побуждавшие православных не соглашаться с реформами Никона. Особенных изменений при этом не происходило. Сохранялась надежда на возвращение прежних установлений. Различие сводилось сугубо к обрядам и неприятию перемен вообще. Но негативное восприятие усиливалось, для чего и находились причины, побуждавшие искать антихриста среди православных, воспринимая за оного сперва Никона, после Петра. За сим противлением в действительности ничего не стояло. Сомнительно, чтобы русский люд отказывался принять ему даваемое. Впрочем, населявший Русь человек второй половины XVII века может быть неверно нами понимаем. Да и про Смутное время не стоит забывать — постоять за свои убеждения русские могли и с оружием в руках. Пока же они предпочитали пассивное сопротивление, уходя на жительство в старообрядческие слободы. К тому же, Павел особо подчеркнул, тяготели к старообрядчеству и казаки, поголовно поддержавшие церковный раскол, становясь частью поповщины (в числе прочего).

Тем самым, огласив возникшие общественные затруднения, Мельников подготовил читателя к знакомству с примечательными архиереями поповцев. Предстояло внимать подобию коротких биографий, практически заслуживающих именоваться житиями поповских раскольников, дабы суметь обличить ожидания старообрядцев, показав, как умело пользуются их доверчивостью. И в самом деле, наблюдать за описанием становления Епифания, Афиногена и Анфима, с последующей утратой к ним доверия — оказывается поучительным. Павел словно задавал вопрос: ежели так было прежде, не значит ли, что такого не повторяется в настоящее время?

Автор: Константин Трунин

» Read more

Павел Мельников-Печерский «Очерки поповщины. Начало раскола старообрядства» (1863-67)

Мельников-Печерский Очерки поповщины

С 1863 года Мельников — публицист. Он пересказывал опыт, наработанный за годы чиновничьей службы, связанной с исследованием и искоренением старообрядчества. Читателю должно было быть интересно, откуда вообще возникли предпосылки к церковному расколу. Отчего на Руси всё вмиг разладилось? На это Мельников дал объясняющий ответ — проблема возникла не при Никоне, она существовала издавна, нисколько не способная придти к единому согласию. Любая религия — это набор утверждённых установлений, соблюдать которые следует обязательно. И дело сложилось так, что на Руси никто установлений как раз и не утверждал, отчего в разных областях страны обряды исполнялись различным образом. Требовалось предпринять меры к искоренению различий, чем Никон и занялся решительно.

Почему разногласия вообще возникли? Всякому должна быть известна шутка, гласящая, что в результате множественного переписывания текстов, слово «праздность» приняло вид «покаяния». И теперь, вместо радости, верующий обязывается придерживаться строгости. Шутка ли это? Отнюдь. Переписчики ошибались — могли то делать намеренно или не умея разобрать истёршийся со страниц текст. Мельников твёрдо уверен — Иван Грозный потому задумал книгопечатание на Руси, дабы переписчики ошибок более не допускали. Видел Иван Грозный и проблемы с обрядами, нисколько не имеющий способности повлиять на ситуацию. Может потому он жестоко расправлялся с церковниками? Почему-то историки описывают жестокость царя, не находя ей никакого разумного осмысления, кроме умопомешательства из-за смерти первой жены.

Нужно помнить и о разделении Руси. Одна часть подчинялась сперва владимирским патриархам, после московским. Тогда как другая соотносилась с Константинополем, ибо располагалась на территории Великого Княжества Литовского. Мельников даже сделал заключение, что как раз православные с литовских земель практически не поддались расколу, ибо соблюдали полагающиеся им обряды, тогда как Московская Русь подверглась существенной встряске.

Знакомясь с версией Мельникова, читатель быстро убеждается в правоте действий Никона, поступавшего не по самостоятельному домысливанию или выбору определённых предпочтений, а специально отсылавшего человека, чтобы тот всё приметил и после рассказал, в чём отличие между верованиями на Руси и вне её. Конечно, возникает недоумение, бывшее свойственным и русскому православному люду. Отчего не могут ошибаться бывшие византийские патриархи, некогда не побрезговавшие переходом в католичество?

Остаётся единственное мнение, характеризующее русский народ, да и любой другой народ, если рассматривать его внимательно. Человеку свойственно быть невежественным, принимать за данность сделанное прежде установление. Только в случае русских получается, что всё они принимают за положенное, редко стремясь оное переиначить. Ежели нечто обстоит определённым образом, значит то исходит от Бога: примерно такая логика. Достаточно сослаться на позже возникшее крепостное право, казавшееся установленным едва ли не с сотворения мира, хотя начало оно берёт от Петра I, внёсшего изменения в соответствующие преобразования Бориса Годунова. Может пройти жизнь одного поколения, как до него созданное покажется русскому народу незыблемым, тем самым извечно существующим явлением.

Церковный раскол пришёлся на 1666 год. Уже в этом люди увидели проявление дьявольского замысла. Никона называли антихристом. Общество всколыхнулось, не способное согласиться с попранием заведённых предками установлений. И пусть Никон вскоре сам оказался в опале, запущенные процессы отменять не стали. Более того, Пётр I поступит радикальным образом, подчинив церковь государству, тем сообщив необходимость считать, что государь дан народу от Бога. Тогда нужды старообрядцев и вовсе перестали иметь важность, скорее мешающие спокойному сосуществованию. Впрочем, не так это просто — и Петру старообрядцы смогли в итоге услужить в борьбе со шведами.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Павел Мельников-Печерский «На горах. Части III и IV» (1875-81)

Мельников-Печерский На горах Книга 2

Завершать сказание о старообрядцах следовало обязательным упоминанием сектантства. Этому и посвятил Мельников две последние части. Павел стремился объяснить читателю, из чего проистекают те или иные представления о сущем. А понимая, что всякая ныне существующая религия, имеющая множество последователей, некогда представляла из себя раскольническую секту, в наше время за таковую более не принимаемая, поэтому понимание сектантства — вопрос тяжёлый. Сам Мельников говорит — в семья старообрядцев одновременно могло уживаться до четырёх и более верований. Но существовали течения, исповедовавшие излишне радикальные воззрения, противные представлению о гуманности человеческих побуждений. Потому-то существовало острое неприятие секты хлыстов, особенно её особой разновидности — скопцов.

Мельникову было без разницы, о чём именно он всё-таки расскажет читателю. Ежели беседующие на страницах действующие лица не успокоятся, размышляя о масонах, с тем же успехом они начнут сообщать друг друга о хлыстах. Знает ли собеседник, почему хлысты крестятся двумя руками? Ибо не должен человек создавать кумира себе, потому крестятся они на людей, созданных по образу и подобию Бога. А знает ли собеседник, почему Бог создал всё сущее, кроме человека? Пусть знает тогда, что человека создал дьявол, а Бог всего лишь вдохнул в него душу. Из осознания сей данности следуют определённые выводы, вроде необходимости укрощать желания плоти. И ещё лучше становятся понятными убеждения скопцов. Это идёт вразрез с представлениями христианства, где полагается бороться с искушениями, претерпевать страдания, а не облегчать себе жизнь, действуя калечащими способами.

Читатель заметит на страницах негативное отношение Мельникова к юродивым, тем самым блаженным, которых почитали на Руси. Все откровения и установления истин гласом неразумных — только словесная чушь, лишённая смысла. Впрочем, Мельников откажет в адекватности не только им. Некоторые действующие лица станут страдать от сущих глупостей. Одна из героинь на протяжении многих сотен страниц будет озадачена раскрытием понимания духовного брака. Каким бы образом ей не объясняли, она всё равно не поймёт, стеная без чувства меры, недоумевающая, почему от неё скрывают истинную суть такой связи между мужчиной и женщиной. Позиция Мельникова понятна — он писал, дабы заработать. Поэтому серьёзно воспринимать явную глупость действующих лиц читатель не станет.

Вот история о глупости веры в силу юродивых. Дожив до ста лет, семейная пара не завела детей. И вот пришёл к ним блаженный, попросив поесть. Из еды была курочка-любимица. Её-то и пустили под нож, накормив к ним в дом пришедшего странника. Спустя короткое время понесла столетняя женщина, выносила и родила здорового ребёнка. После столь явного доказательства способностей блаженных, всякий предпочтёт им верить, поскольку человек привык прикрывать верой собственное бессилие.

Ещё не раз Мельников возвращается к сектантам, появляются на страницах действующие лица из предыдущих частей. Всё планомерно шло к промежуточному завершению. Остановить литературную деятельность Павла могла только смерть. Если бы он не умер через два года после завершения «На горах», читатель мог увидеть новое действие, связанное общей темой, о которой Павел писал на протяжении последних двенадцати лет жизни. Оттого и нет в конце четвёртой части окончания. Мельников просто поставил точку в главе, вполне готовый к продолжению работы, было бы кого возможно заинтересовать. Ежели Павлу не сделают выгодного предложения, тогда и писать он более не станет. Но всё обстояло хуже. К 1880 году Мельников уже болел, не мог держать перо в руках, он чах на глазах.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Павел Мельников-Печерский «На горах. Части I и II» (1875-81)

Мельников-Печерский На горах Книга 1

Новая книга — новый интерес. Опять приходит пора начинать делиться с читателем очередной порцией фактов. Мельников того, безусловно, ожидал с нетерпением. Он переносил действие романа «В лесах» немного в другое место, потому именуя его отныне «На горах». Там в прежние времена обитала мордва, значит читатель узнает обстоятельства их быта. Обязательно нужно рассказать про переселение в их земли русских. И про то, как русские относились к лесным насаждениям. Может читатель не знает, тогда Мельников пояснит. Где есть русский человек — там нет деревьев. Это лишь в сказках и в словах других писателей лес является неотъемлемой составляющей национального самосознания. Отнюдь, Павел то видел иначе. Впрочем, он многое воспринимал под другим углом зрения. Взять тех же старообрядцев. Их ли он взялся показать на страницах или нет? Читатель увидит не православных христиан с особыми ритуалами, а набожных людей, лишённых желания следовать религиозным требованиям и запретам.

Мельников любит строить повествование, постоянно отклоняясь на сторонние истории. Появляется ощущение дискомфорта. Всему этому нашлось бы место в виде отдельных рассказов, что вполне осуществимо, учитывая объём текста. Что-то достойно именоваться даже повестью. Приходится вспомнить о беде под названием — желание заработать писательским ремеслом. Именно потому страницы романа вмещают абсолютно всё, вплоть до травли баек о Потёмкине. Казалось бы, всё это рассказано не к месту, но против авторской воли не возразишь.

Особое внимание Мельников уделил двум сюжетным линиям. Первая касается семьи Смолокурова. Отец отдал дочь на воспитание, откуда та вышла добропорядочной девушкой, невестой всем женихам на зависть. Ей будет позволено выйти замуж по собственному разумению. Вторая линия — путь торговца рыбой по реке, должного озаботиться продвижением судна с товаром, убедиться в целесообразности предпринятого им дела, поскольку недалёк момент, вследствие чего легко прогореть. Раскрывая эти линии, Павел старался не отклоняться, так как и сам был захвачен повествованием, так удачно пришедшим ему в качестве возможности широко и щедро переносить мысли на бумагу.

Публикация романа шла частями. Сперва принятый с воодушевлением, получивший одобрение у первых лиц государства, он всё-таки встречал сопротивление редакторской цензуры. Рост недовольства Павла становится очевидным в последующем, когда вслед за первой начинается вторая часть, к которой Мельников скорее всего питал отвращение. Повествование резко сбавило в информативности, не сообщая ничего, если сравнивать с изначально проделанной Павлом работой. Один раз проявился всплеск, стоило затронуть тему судьбы торговцев вне России и людей, оказавшихся в плену. Вот там Мельников обрёл силу слова, донося до сведения читателя соответствующую информацию. Хотя, можно и не верить Павлу. С другой стороны, кажется — русские уже забыли ценность даваемых обещаний. Некогда и из плена не допускалось освобождаться с помощью побега, поскольку то приравнивалось к клятвопреступлению.

Нельзя не упомянуть наставительную речь Мельникова, взявшегося объяснить, кто такие фармазоны. Не возникает вопрос, зачем это ему понадобилось. Просто сидели герои произведения на берегу, удили рыбу и судачили обо всём на свете, в том числе и о таком явлении, имя которому масонство. Пугались они своей неосведомлённости, дивились проводимым ими обрядам, но не находили ничего особенного, кроме следования некоторым странностям, вроде запрета на женитьбу и употребление в пищу мяса, за исключением молочных продуктов. Читатель даже подумает, что Павлу без разницы было о чём писать. Мельников словно и сам давно забыл, о чём некогда собрался рассказывать.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Павел Мельников-Печерский «В лесах. Части III и IV» (1871-74)

Мельников Печерский В лесах

Прежде сказанное нисколько не изменяется, оставаясь тем же. Мельников продолжил писать, ожидая солидной оплаты за каждый отдельный лист. Для этого он щедро описывал особенности староверов, вне всякой меры углубляясь в детали. Понятнее от того они не станут. И для этого Мельников приведёт историю, озадачив пониманием, что особых отличий не имеется, всё сводится к разным образом исполняемым обрядам. Тогда какова суть рассказываемой истории? Её уже итак не осталось, поскольку читатель должен был запутаться, потеряв нить повествования. Сомнительно, чтобы Мельников вообще чему-то придавал значение, кроме необходимости наполнять текст ещё большим количеством слов. Заданный ритм он не нарушит и после поставленной точки. Впереди его ожидала работа над не менее масштабным произведением «На горах».

Некоторые суждения кажутся читателю надуманными. Порою Мельников принимался описывать такое, чему сложно поверить. Одним из таких моментов стало упоминание женской терпимости. Окажется так, что как не веди себя мужья — жёны всё стерпят. Ежели бросит и оставит на прозябание, так они и рады тому будут, ибо так лучше для мужа станет. Где это найти в тексте? Скорее следует говорить о выхваченном из повествования эпизоде, существенной роли ни на что не оказывающий. Впрочем, с таким суждением можно подойти к любой представленной на страницах сцене. Имеется лишь незначительное количество исключений.

Знает ли читатель, как тяжела доля сироты в поселениях староверов? Он становился хуже раба, всеми понукаемый и исполняющий прихоти каждого. Мельников с удовольствием описал страдания такого человека, сумев найти продолжение, более ему полезное, нежели просто отправить на армейскую службу и с тем закончить сказ. Кем мог стать сирота, прояви малейшее усердие? Например, вполне мог оказаться знающим письмо. А коли наделён такой способностью, значит должен занять важное положение в тамошнем обществе. И, вполне логично, получит возможность избавиться от прежних обязательств, налагая обязательства уже на других. Получается, Мельников рассказал поучительную историю, заодно обеспечив собственный заработок за каждый отдельно взятый лист. И было бы то хорошо, придерживайся схожего повествования он в дальнейшем, не возвращаясь опять до обрядов староверов.

Отчего не упомянуть на страницах сказание про град Китеж? Особенно учитывая, что про сей город все давно забыли. Некогда, когда татарское иго разлилось по Руси, Китеж ушёл под воду, не уступив завоевателю своих земель. С той поры в народе появилась вера, что когда-нибудь град станет вновь доступным, стоит уйти татарам восвояси. Но те ушли, а Китеж так и не появился, став одной из легенд староверов. Пусть тому имеется более рациональное объяснение, только Мельников не для того о нём взялся рассказывать. Он хватался за всякую возможность, позволяющую заполнять страницы. Даже кажется, не будь сего подводного града — Мельников всё-равно мог найти, о чём другом написать.

Известно ли читателю, каким образом староверы писали тайные послания? Они могли использовать молоко, тем вводя в заблуждение. Порою кажется, отчего Мельников не создавал произведения схожим способом? Или он всё-таки использовал приёмы, не совсем схожие с правдой? Зачем-то ведь он решил свести понимание верований староверов на нет. Долго показывая их людьми с особым складом мышления, живущими подобно христианам, но с некоторыми отличиями. Теперь же выходило так, будто не стоило то никаких забот. Всё отличие сводится к иллюзорности. Потому и вспоминается град Китеж — обыкновенный город для одних и элемент сказания для других. Он как бы есть и его как бы нет — остаётся лишь верить. А Мельникову оставалось продолжать писать — стоимость печатного листа возросла.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Павел Мельников-Печерский «В лесах. Части I и II» (1871-74)

Мельников Печерский В лесах

По деньги пошёл Павел Мельников, забыв об остальном, думая более про стоимость написанного им листа. Когда возникает такая ситуация, человек обязательно становится плодотворным, работая в духе французских или английских романистов, бывших дотошными до всякой мелочи. Будучи хорошо знакомым с нравами старообрядцев, не раз о них повествуя, Мельников задумал большое произведение, где отразит имеющиеся у него сведения. Получилось так, что обстоятельства минувших событий послужили главным материалом, позволившим поправить Павлу финансовое благополучие. Читатель должен быть готов внимать потоку льющихся слов, останавливающихся подолгу на чём-то одном, пока тема не окажется исчерпанной. После новый предмет для обсуждения, показанный с тем же усердием.

Мельников разбил повествование на мужское и женское восприятие действительности. Если мужчины видят кругом разврат и прочие нелицеприятные моменты, то женщины верят в святость всего их окружающего. Где юная дочь воспринимается соблазняющейся на замужество, ибо видит отец её горящие глаза, то мать отказывается верить в подобный ход мыслей, уверенная в порядочности воспитанного ею ребёнка. Да и дочь не оправдывает ожиданий, стремясь иметь женихом Христа, уйдя в монастырь. Может мать с тем и согласится, верящая в благость поступка, тогда как отец возмутится, поскольку знает, в каких местах обитают самые гнилые элементы общества, потому и живущие отдельно от мирской суеты, дабы хотя бы тем укрыться от людской молвы. Так два восприятия продолжат бороться, не имея точек соприкосновения, кроме одной — заставляющей их существовать одновременно.

Исторический экскурс — богатая почва для наполнения страниц. Пусть действующие лица разговаривают о становлении кузнеца Акинфия Демидова, сумевшего добиться высокого положения, превзойдя все возможные ожидания. Можно обсудить восстание Стеньки Разина, упомянув моменты из его жизни. О чём угодно можно говорить, лишь бы создать ещё больше текста, тем обеспечивая подкрадывающуюся старость. Но когда речь коснётся быта старообрядцев, там Павла ничем не остановить. Кроме него никто мог и не ведать, не предполагая и не задумываясь, забыв о продолжающих существовать сторонниках непризнания раскола.

Стремление зарабатывать, обретать влияние — вот основа для повествования, рассматриваемая Мельниковым чаще прочего. Не тем интересны старообрядцы, что имеют иные представления об исповедуемой ими религии, поражает их склонность постоянно действовать, улучшая имеющееся. Кажется удивительным, как такие деятельные люди не видели необходимости смириться с обстоятельствами и не выпячивать иное представление о религии. Ведь было понятно, кто стоит над русской православной верой, кому они объявляют негласный протест. Сам император оказывался вынужден мириться с самовольством, отрицающим его право на власть над порученными ему Богом людьми. Может именно из-за этого Мельников не выделял старообрядцев, показав их обыкновенность, словно не имели они других представлений, а воплощали собой типичных для России людей.

Как случилось так, что веря в Бога, верилось и в богатство? Где есть склонность к заработку денег, там не берётся в расчёт нечто, способное помешать извлечению прибыли. Возникает расхождение в понимании старообрядцев, преимущественно показываемых дельцами, но не желающими расставаться с сохраняемыми ими предрассудками. Однако, достаточно привести для примера бани, которые некоторым направлениям старообрядчества противопоказаны. То есть людям запрещается мыться, закрывать тело от гнуса и далее в таком же духе, так как человек рождён для страданий. Мельников открыто говорит, насколько любили старообрядцы омывать тело горячей водой, понимая греховность поступка, не желая становиться доказательством дремучести ума. Так почему не согласились они принести жертву большего размера, стоившую им права на существование в пределах земли русской?

Не давайте в долг: гласит мудрость старообрядцев. Лучше дайте просимое, не требуя возвращения. То кажется правильным — кто бы из старообрядцев того правила придерживался. Не обязательно отдавать денежные средства, даримым могут быть ценности, вплоть до высших материй, вроде веры в божественный промысел. Отдать полагается родителям дочерей, куда бы они не направились. Ежели противиться, смерть придёт раньше положенного ей срока. Начав с гнева отца на выбор дочери, Мельников подвёл конец второй части повествования под неизбежный при конфликтах итог. Осталось дождаться задействования основных сил, ибо печальному результату быть.

Автор: Константин Трунин

» Read more