Tag Archives: эпопея

Роберт Джордан «Великая охота» (1990)

Джордан Великая охота

Цикл «Колесо времени» | Книга №2

Почему творчество Роберта Джордана импонирует молодым людям? Перед ними огромный мир со множеством возможностей, где правят короли, живут мифические создания и существует магия. Главный герой — слаб, но в нём чувствуется мощная составляющая, обязанная перейти на более качественный уровень. И разве могут молодые люди такое не любить? Они видят в повествовании преодоление собственных комплексов, находя в разворачивающемся действии утоление личных печалей, ожидая воздаяния за все те несправедливости, посылаемые на них жестокой реальностью. Повзрослев, они будут всегда с теплотой вспоминать некогда прочитанные сказания. Иным, желающим прикоснуться к творчеству Роберта Джордана, нужно быть предельно осторожными, заранее ожидая получить вместо захватывающего чтения, до жути предсказуемую цепочку событий: заявляется проблема — собирается команда — собирается главный герой — собирается — собирается — продолжает собираться — и вот! все куда-то зачем-то идут — идут — идут — идут — и так далее.

Писатели фэнтези любят использовать в придуманных ими мирах тему борьбы добра со злом. Не берётся в расчёт, что зло — это всего лишь оппонент в борьбе за обладание чем-то, а не истинно разрушительная сила, стремящаяся всех и вся поработить, дабы ввергнуть желаемый для владения ими мир в первоначальное состояние с преобладанием хаоса. Роберт Джордан так глубоко не опускается, предпочитая выстраивать классический сюжет эпического произведения, в котором нельзя обойтись без приевшихся составляющих. Конечно, главный герой всегда может перейти на сторону зла, о чём читатель периодически задумывается, памятуя о количестве книг в цикле. Поэтому, коли автор с «Ока мира» решился приоткрывать тайны о прошлом главного героя, то и в «Великой охоте» читателю станет доступна новая истина. И нет причин для удивления, если главный герой встанет ещё на одну ступеньку выше.

Несмотря на обилие страниц, содержание произведения можно переложить на нескольких листах, допустим в виде хроники. При таком подходе, когда наглядность ставится выше желания автора переливать из пустого в порожнее, есть смысл ознакомиться со всем циклом сразу, если он будет представлен под видом брошюры. Это было бы нагляднее, нежели на десятке тысяч страниц наблюдать за каждым шагом действующих лиц. Молодые люди не согласятся с таким мнением — им интереснее именно скрупулёзная концентрация на деталях. Роберт Джордан полностью удовлетворяет их любопытство. А ведь сюжет художественной литературы имеет свойство бесследно покидать читателя, как и автора, легко забывающего о чём писал ранее.

Подобным образом можно говорить о значительной части произведений, написанных в жанре фэнтези. Такая у них особенность. Отчего у фэнтези имеются ярые сторонники и такие же ярые противники. Иногда под горячую руку попадают достойные внимания произведения, где писатели стремились не просто погружаться в фантазии: они отталкивались от настоящих проблем, чтобы иносказательно поделиться размышлениями К Роберту Джордану эзоповское видение действительности не относится; читатель следит за малозначащими приключениями героев, чья участь не вызывает ответных чувств, поскольку нет веры в написанное.

К каким бы материям не прибегал Джордан — всё смотрится надуманным. Роберт разбавляет повествование параллельными вселенными, могущественными артефактами и необычными способностями; и с каждой лишней страницей отдаляет от себя вдумчивого читателя, привлекая ценителя незамысловатого чтения. Пусть Колесо времени крутится дальше, ведь Джордан нашёл на кого опереться. Многим его эпический цикл понравился. Он, к тому же, однажды переиздавался в англоязычном мире.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Михаил Шолохов «Тихий Дон. Том 4» (1940)

Шолохов Тихий Дон Том 4

Как показать читателю конец казацкой вольницы? Думается, именно этот вопрос больше всего беспокоил Михаила Шолохова во время написания четвёртого тома «Тихого Дона». Ничего лучше, кроме сведения в могилу всех действующих лиц, автор не придумал. Постепенно, со смаком, одного за другим, под видом постыдных заболеваний, мучительных душевных переживаний, шальной пули и осознанного убийства, Шолохов облегчает повествование, закрывая сюжетные линии. Несмотря на это, четвёртый том не воспринимается окончанием эпопеи о рождении, юности и взрослой жизни Григория Мелехова. У Шолохова имелось достаточное количество исторической информации, чтобы сделать из некогда удалого казака убеждённого воина Красной Армии или заклятого врага советской власти.

Шолохов уже не повествует с былым азартом, используя каждое действующее лицо сугубо ради необходимости донести до читателя определённые моменты гражданской войны, а также быта населения вне боевых действий. Хватает на страницах четвёртого тома и задорного юмора, разбавляющего общую картину погружения в мрачное осознание отсутствия перспектив. Когда враги повсюду, когда ты сам себе враг, то невозможно принять верное решение. Не определяется и Шолохов, пуская действующих лиц в хаотические передвижения, забывая о цельности сюжета. Тот же Григорий скачет везде, изредка вспоминая об Аксинье, чтобы позволить автору отодвинуть решение основной проблемы под самый конец.

Куда было идти казакам? Их мечты о собственном государстве не оправдались. Кайзер пал. Англичане не смогли внести ясность. Белые усугубили положение. Осталось казакам забыть о своём предназначении и бежать с земель, оплотом которых они были на протяжении долгих веков. Миграция казаков Шолоховым задета не с тем размахом, что, например, у Серафимовича в «Железном потоке», но общее направление движения читателю понятно — к морю или в Грузию. Снова Шолохов использует действующих лиц лишь для отражения данного исторического факта. В числе передвиженцев оказывается и Мелехов.

Читатель не совсем поймёт авторское желание примирить казаков с Красной Армией. Если верить автору, то получается, будто казак — флюгер, поворачивающийся по воле ветра. Их не устроили белые, они не смогли отстоять самостоятельность, поэтому решение влиться в ряды красных оказалось самым естественным выходом, коли надоело бегать по донским землям и захотелось вернуться в родную хату.

Исторически Шолохов должен быть прав. Он в сознательном возрасте застал становление Советского государства, мог принимать активное участие в происходивших тогда процессах, значит всё видел своими глазами. Именно увиденное он отражает на страницах четвёртого тома. Читатель наблюдает за первыми шагами новой власти, сперва одарившей, а затем начавшей душить население экономической политикой. Казак к тому моменту перестал быть казаком, став частью интернационального самосознания. Да и Шолохов перестал описывать бытовавшие ранее нравы. Народившиеся внутренние противники быстро были подавлены.

Шолохов не забывает делать Григория основным участников всех важных событий. Почти всегда позволяя ему оказываться в центре внимания. Читатель и ранее подмечал необычайную притягательность Мелехова, которому всегда всё прощали, каких бы убеждений он не придерживался. Его всюду принимали за своего, а он так и не смог определиться, с кем ему будет лучше всего. Григорий, под пером Шолохова, не воспринимается флюгером; он подобен прибрежному утёсу, разбивающему накатывающие на него волны и со временем, под воздействием водной и воздушной стихий, изменяет облик, утрачивая острые углы и становясь податливым.

«Тихий Дон» нельзя оценивать под видом единого произведения. Каждый том имеет собственное наполнение: осмысление прошлого подаётся автором с позиций всё более осознанного понимания прошлого. Задор от прихода к власти большевиков сошёл на нет. Видимо из-за этого и обрывается повествование так, словно не было смысла бороться за личные убеждения.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Роберт Джордан «Око мира» (1990)

Джордан Око мира

Цикл «Колесо времени» | Книга №1

Всякое доброе сказание начинается в питейном заведении. Вокруг множество людей, о каждом из которых можно рассказать подробную историю. Предварительно предстоит взвесить все за и против, а потом, позволив читателю расслабиться, внести свежую порцию событий, срывая действующих лиц с насиженных мест. Общая картина обрисована, сюжет сдвинулся с мёртвой точки — всё остальное не имеет значения. Обстоятельства требуют развивать повествование, чем рассказывающий историю и будет заниматься на протяжении многих страниц.

Роберт Джордан создал эпическую фэнтези о борьбе добра и зла. Читателю не так-то просто понять, о чём именно ему предстоит узнать. Этому мешает обилие персонажей, беседующих о своём. Не сразу получается вычленить нужное для развития повествования. Джордан смакует сцены, покуда читатель пропускает подробности сквозь себя, так и не понимая, к чему это всё было написано автором. Впрочем, объяснения происходящему без надобности. Автор всего лишь толкает вперёд подвижной состав сборной солянки героев, не имея чёткой цели, кроме логической необходимости позволить свету одолеть тьму, дабы сбылось древнее пророчество, предсказавшее разлом мира вследствие диктата некоего тёмного властелина.

Несмотря на обилие описательных моментов, не удаётся чётко представить географию мира, его фауну и хоть что-то, кроме постоянно упоминаемого автором пророчества и того, что действие начинается в спокойном месте, где две тысячи лет не происходило социальных потрясений и государственных розней. И вот, именно к началу «Ока мира», Роберт Джордан дарует тихой обители шанс подвергнуться нападению кровожадных созданий, атакующих определённые цели. За этим, надо полагать, кроется некая тайна, о чём нужно озаботиться и постараться найти ответ.

Джордан строит повествование так, что постоянно всплывают новые подробности, уточняющие важные детали, необходимые для продолжения. Это происходит тогда, когда автор полностью исчерпывает возможности развития сюжета, изыскивая определённые особенности биографии каждого из действующих лиц. Не приходится удивляться, если герои и сами не знают, кто они такие и с чего им на голову свалилось сиё счастье. В самом деле, кого заинтересуют обыкновенные крестьяне? Конечно, обыкновенные они только на первых порах, потом едва ли столпы мира, претендующие на право потеснить властителей, имея для того туманные объяснения, а затем ряд ощутимых претензий. Всему своё время — пока же героям предстоит хотя бы сохранить жизнь, покуда Джордан выстраивает для них цепочку происшествий.

Опыт героев растёт, им становятся доступны очередные возможности, открываются локации. Ничего нового Джордан не привносит. Всё это шаблонно и пройдено задолго до начала работы над «Колесом времени». Фанаты ролевых систем, в особенности D&D, на несколько десятилетий раньше озаботились и создали широкие возможности для игроков и, ведущих их по «Подземельям», мастеров. Может этим же увлекался и Роберт Джордан. Во всяком случае, обогатить фэнтези он смог только многостраничным произведением, не озаботившись оригинальностью.

«Око мира» кажется самодостаточным. Однако, ознакомившись со способностью Роберта Джордана вычленять подробности из им уже написанного, читатель понимает, что продолжать описывать похождения героев он может до бесконечности, черпая вдохновение оттуда, где оно должно было иссякнуть. Любители длинных историй будут в восторге — следить за похождениями предстоит длительное количество времени. Хватило бы усидчивости да терпения в ожидании проблеска действительно интересных идей.

Повествование ради повествования — это основной вывод, возникающий у читателя при знакомстве с первой книгой цикла. Роберту Джордану хотелось рассказывать; он и рассказывал, и рассказывал, и рассказывал.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Михаил Шолохов «Тихий Дон. Том 3» (1932)

Сломаться может каждый. Сломался и Михаил Шолохов. Его слог утратил прежний блеск, а представленное им для читательского внимания повествование служит тому наглядным доказательством. Почему такое произошло? Во-первых, Шолохова очень хвалили, что редко сказывается положительно. Во-вторых, Шолохов переосмыслил прежде написанное, решив сконцентрироваться на описании роста влияния большевиков, ничего толком не объясняя. Он мешает с грязью казаков, не делая между ними особых различий. Получается, казаки выполнили своё историческое назначение и теперь в них нет необходимости. Страшно это осознавать, но иного для них не предусмотрено, если верить именно Михаилу Шолохову.

С давних пор казаки стояли на охране рубежей Руси, не давая иноземным захватчикам вторгаться далее стен своих застав, а порой и сами шли, без царского дозволения, наводить страх на ближайшие и дальние государства, не гнушаясь, весьма часто, устраивать разбой и у себя дома. Минуло множество смут, а казаки продолжали стеречь границы. Вспыхнувшая в начале XX века гражданская война на обломках Российской Империи дала казакам уникальную возможность отделиться и стать самостоятельными. Казалось бы, такое противоречит казацкому духу. Однако, казак выродился, как и все остальные слои населения, решившие начать совершенно новую жизнь, забыв о старых порядках.

Не с самого приятного момента Шолохов начинает повествование. Казаки словно устали воевать, желая обособиться и присоединить к себе недостающие города руками германского кайзера. Быть такого не может — подумает читатель. Не посмеют казаки просить кого-то со стороны оказать им военную помощь, помочь деньгами и снаряжением. Только ничего не изменишь — так было на самом деле.

Неспроста главный герой «Тихого Дона» Григорий Мелехов оказывается на стороне большевиков. Если раньше он озлобился на царскую власть, поскольку она заботилась лишь о себе, отправляя солдат погибать вследствие неразумного мышления, то ныне ему претит находиться среди людей, чья основная страсть сводится к грабежам. Ему противно видеть осатаневших казаков, ведущих бой ради последующей за ним добычи. Он более не чувствует себя казаком, исповедуя совсем другие ценности. Как-то это не мешало раньше Григорию быть отчаянным человеком, почему-то именно теперь у Григория проснулась совесть.

Обосновать упадок казацких нравов у Шолохова получилось. Казаки стали пережитком прошлого. Если они и будут существовать в дальнейшем, то на их долю выпадет сугубо декоративная функция, не связанная с их прежними обязанностями. Новое время смололо во прах абсолютно всё, не оставив ничего существовавшего прежде. Хотелось бы подробнее об этом узнать из «Тихого Дона», но ничего подобного читателю понять не получится, так как автор сосредоточен на резне, разговорах и посторонних занятиях, вроде охоты. Повествованию необходимо движение вперёд, чему Шолохов не удосужился придать значения. Читателя ждёт мясорубка с заранее известным результатом. Кто встал на сторону будущих победителей, тот уже сейчас обязан быть показанным на страницах во всём блеске.

Всё это кажется понятным сейчас. Сомнительно, чтобы сам Шолохов это осознавал. Возможно, он ничего плохого о казачестве и не хотел сказать, сообщая читателю известные в его время факты, согласно которым часть казаков действительно желала обособиться, пока остальные искали лагерь, к которому лучше всего примкнуть. Симпатии читателя в любом случае будут на стороне Григория, какие бы пути он не выбирал. Он представлен сугубо в положительном ключе, каким хочется видеть людей вообще. Таковым он стал именно сейчас, претерпев необъяснимую трансформацию, чему причиной стала авторская воля.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Ромен Роллан «Жан-Кристоф. Том 1» (1904)

В 1915 году французский писатель Ромен Роллан получил Нобелевскую премию по литературе, во многом благодаря роману-реке «Жан-Кристоф», повествующему о жизни музыканта с рождения и до смерти. Будучи причастным к истории музыки, Роллан взялся отобразить стадии становления талантливого человека, чьи дарования не сразу находят признание в обществе. Сам Роллан разделил десятикнижие на четыре тома, поместив в первый повествование о становлении главного героя, его вхождении в жизнь, дружеских и любовных привязанностях, а также о понимании тяжести существования вообще.

Поэтические названия зачинающих историю книг «Заря», «Утро» и «Отрочество» пробуждают в читателе предвосхищение погружения в литературу уровня Льва Толстого, чьи биографические произведения хорошо известны. Роллан же писал не о себе, а взял за основу фигуру некоего одарённого человека. Возможно, свою роль сыграло попутно создаваемое им жизнеописание Бетховена. Так или иначе, перед читателем разворачивается история с рождения главного героя, чей дед пользуется уважением в обществе, отец беспробудно пьёт, а мать ничем примечательным не выделяется.

С первых страниц становятся понятными будущие беды Кристофа, единственной надежды деда на продолжение семейной традиции заниматься музыкой. Мальчик тянется к музыкальным инструментам. У него получается сочинять мелодии, хотя ему неведомы ноты и какая-либо иная информация, связанная с необходимыми знаниями. Разумеется, дед всему обучит Кристофа, видя в нём задатки блестящих свершений. Впрочем, какой близкий родственник не станет воспринимать посредственность гениальностью? Роллан подробно останавливается на каждой несущественной детали, наполняя повествование лишними элементами, никак не способными оказать влияние на дальнейшее развитие событий.

Роллан воссоздаёт из ничего складную историю, красиво увязывая слова. Повествование читается наперёд, но читатель не будет бежать впереди ладного слога, находя удовольствие от авторской манеры изложения. Самое главное, что происходит в жизни главного героя, это его становление и последующая необходимость кормить родителей и братьев, так как кроме него некому зарабатывать деньги. Казалось бы, отчего отец этим не занимается? Всё просто! Отец продолжает пить, для чего тащит из дома абсолютно все вещи, вплоть до музыкальных инструментов. И без того впечатлительный Кристоф вынужден искать управу на родителя, что опосредованно приведёт к печальному концу. Читатель согласится, прозябающий в пороках человек редко выбирается из самостоятельно выкопанной ямы, поскольку не думает о сооружении запасного выхода, когда его затягивает на глубину трясина патологической зависимости.

Роллан строит повествование, показывая будни главного героя, сооружая сцены. Читатель не совсем понимает, зачем Ромен так поступает, ведь такая манера создаёт пустоты в сюжете. Постепенно становится очевидным, что для главного героя не музыка является основной движущей силой. Безусловно, Кристоф талантлив и вертится доступными ему способами, но Роллан этому не уделяет должного внимания, предпочитая рассказывать о друзьях и девушках, общаясь с которыми главный герой сперва веселится, чтобы потом впасть в уныние. Именно так происходит в очередной раз, стоит новому персонажу появиться на страницах. Читатель сразу понимает, что Роллан будет упиваться описанием развития отношений, подводя происходящее к ожидаемому разрыву отношений.

Очень часто Роллан не отличается последовательностью. Он может рассказать о событиях, а потом вернуться назад, делая предыдущий текст лишним. Понятно, писатель не может излагать события, заранее зная наперёд обо всём, что в итоге у него должно получиться. Создание литературных произведений — трудный процесс, требующий от писателя задействования скрытых способностей, а также изрядной доли воображения, без чего невозможно построить грамотную повествовательную линию.

Женские портреты у Роллана вышли удивительно точными, будто списанными с натуры. Кристофу предстоит познать на себе женское влияние и перебороть связанные с этим подъёмы и падения настроения. Всё-таки человеческая жизнь полна неожиданностей, хотя нового во взаимоотношениях не наблюдается. Аналогичным чувствам были подвержены прежние поколения людей, будут подвержены и следующие. Кристоф ещё не осознал необходимость держаться в стороне от чувств и ставить себя выше обыденности, поэтому Роллан щедро пересыпает страницы солью высохших слёз главного героя, склонного к эмоциональности и не всегда способного вернуть себе равновесие.

Кажется, Кристоф набрался впечатлений, теперь пришла пора добиваться признания в мире музыки. Надо полагать, он ещё не раз столкнётся с непониманием, но выстоит и обретёт покой.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Михаил Шолохов «Тихий Дон. Том 2» (1928)

Для шолоховского казака любой бунтарь — казак. Именно казаки восставали против действующей власти и несли разрушение. Примеров этому в истории есть достаточное количество. Новое время требует ещё одного великого казака, способного справиться с волнением людских масс и встать во главе разрастающегося пожара. Таковым становится Владимир Ленин — яркий пример, вписывающийся в логику размышлений действующих лиц «Тихого Дона».

Жаркие дни разгорающейся гражданской войны требуют особого подхода к рассмотрению. Во главе дум властвует чья-то ложь, приправленная правдивостью. От этого и Ленин кажется казаком, по сути им не являясь. Да и кто может быть казаком, если данное понятие не имеет чётких рамок для выработки определения. Казак Михаила Шолохова отличается от казака Льва Толстого, как тот отличается от казака Николая Гоголя.

Главное, для желающих одержать победу, склонить на свою сторону большинство. Этим и занимаются все основные силы, присутствующие во втором томе эпопеи Шолохова. Читатель внимает не истории отдельной станицы и полюбившихся персонажей, а варится в политических распрях на самом высоком уровне. Поэтому не получается данное продолжение «Тихого Дона» приравнять к первому тому — общее между ними заключается во вставках, увязывающих повествование в единое целое. В остальном же, второй том представляет из себя калейдоскоп судеб реальных исторических лиц.

Фигура генерала Корнилова стоит особняком. Этому человеку было суждено повлиять на ситуацию, объявив себя единоличным диктатором. Действительность жестоко к нему впоследствии отнеслась, но он внёс свой вклад в развитие событий. А так как перед читателем разворачивается история с точки зрения казаков, то и мысли Корнилова устремляются к станицам южных рубежей страны, без которых говорить о цельности государства не приходится — может произойти развал и обозначиться ещё одна влиятельная сторона в потерявшем контроль конфликте.

Собственно, республика Всевеликое войско Донское будет создана. Это исторически достоверный факт, о чём Шолохов сообщает читателю. Для этого нужно не только устоять против нарождающихся белых, но и найти управу на, разлагающие мораль казаков, речи большевиков. В этой ситуации, окрасившийся в красный цвет, Григорий Мелихов выглядит наиболее колоритно — он утратил доверие казаков, но твёрдых убеждений всё равно так и не обрёл. В его воображении есть осознание настоящей правды, а пока ему необходимо быть сторонним созерцателем.

Продолжающаяся Мировая война с немцами даёт Шолохову возможность показать значение воззрений социал-демократов для будущего. Наглядное братание русского и немецкого участников боевых действий на фоне языкового барьера выглядят весьма правдиво. Не нужны слова, когда люди внутренне не принимают обязанности участвовать в противном им конфликте, если совсем скоро рабочие создадут новое мироустройство, согласно которому все будут жить с ощущением наступившего долгожданного счастья.

Подобных сцен с разными подтекстами у Шолохова встречается достаточно. Вдоволь забив голову читателя художественно обработанной исторической информацией, он разыгрывает на страницах трагедии обыкновенных людей, принимающих чуждую им волю других. Агитация за страдание перед наступлением благоденствия наглядна и служит отличным примером соцреализма.

Война продолжается и конца ей пока не видно. Не верится, что хватит нескольких лет для преодоления вскрывшихся противоречий. Каждый будет тянуть одеяло на себя, пока окончательно не наломает дров. Верную позицию занял только Мелихов, совершив это без чёткого осознания ожидающих общество изменений. Шолохов не даёт пропаганде большевиков отыскать место в сердцах казаков, но читатель заранее знает о том, что это обязательно произойдёт. Второй том «Тихого Дона» подготавливает к последующим актам кровопролития, поэтому, умирающие на страницах произведения, красные активисты — пострадавшие за убеждения герои. Иначе быть не может.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Михаил Шолохов «Тихий Дон. Том 1» (1928)

В переломный для России момент в стране происходило многое, о чём Михаил Шолохов предпочёл умолчать. Его простыня о вольной казацкой жизни не выдерживает никакой критики, если вообще стоит рассматривать описываемое автором за отражение будней общества, стоявшего накануне революции. Первый том «Тихого Дона» писался в качестве самостоятельного произведения и имел одну цель — показать переворот в самосознании людей. Только у читателя складывается стойкое ощущение, будто данную идею автору подсказали, поскольку последние страницы резко контрастируют с остальным текстом, не имея никаких предпосылок к финальным суждениям главного действующего лица казака Григория Мелехова.

Русский народ не чаял себя без царя. И не может такого быть, чтобы русский человек мог от чьих-то шальных мыслей всерьёз воспринять гибельность для страны исстари сложившегося государственного устройства. Шолохов и сам говорит об ограниченности населения, не знавшего ничего далее собственной деревни. Именно таким образом складывается повествование с самого начала: читатель внимает подростковому бунту Григория, не умеющему ещё разумно мыслить. Он «политически незрелый», да и о слове «политика» ничего не знает. Его мир ограничивается родным домом и степью, где донские казаки нещадно рубятся с хохлами, испытывая к ним лютую ненависть.

В прологе Шолохов сообщил читателю предысторию рода Мелеховых, ведущему начало от связи деда главного героя с пленной турчанкой. С той поры их потомков стали называть турками. Не раз в тексте делается упор на нерусскую внешность Григория: его чёрные глаза и тёмный оттенок кожи. Данное обстоятельство служит лишь красивой легендой, абсолютно не сказываясь на повествовании. Возможно, спокойный нрав и благоразумие главного героя как-то связаны с примесью чужой крови, но Шолохов ничего об этом не говорит. Скорее им этот факт был использован для того, чтобы показать разительное отличие Григория от его окружения.

Казацкая станица живёт спокойно, как и должна жить. Изредка происходят потасовки — без них люди в жарком климате не могут обходиться, покуда солнце припекает голову и заставляет совершать необдуманные скоропалительные действия. Читатель недоумевает — а где в тексте мало-мальский намёк на революционные настроения? Писатели того времени никогда не обходили эти моменты, широко освещая рост социального напряжения. Незадолго до описываемых событий Российская Империя проиграла русско-японскую войну и пережила всплеск гражданского неповиновения в 1905 году, что резко обострило внутреннюю обстановку. Крах было уже не оставить.

Шолохов на это не обращает внимания. Ему важнее показать взросление Григория. Может главный герой не замечал ничего вокруг, кроме себя самого. Ему важнее было наладить собственную жизнь, показав всем гордый независимый нрав. Психике молодого человека только предстоит устояться, но Шолохов стремительно толкает его вперёд, заставляя совершать ошибки. Это и брак без любви, и побег от родителей. Всюду Григория сопровождает неистребимый пофигизм, являющийся его основной характерной чертой, уходящей со сцены, когда автору требовалось изменить обстоятельства.

Так каким же образом мировоззрение Григория изменилось? Шолохов ни разу не написал о том, что казаки воевали за царя. Их призвали, значит надо исполнять волю государя. Не было на войне и какой-либо пропаганды, лишь жаркие сечи и множество смертей. Позже на излечении в сознание Григория проникнет революционная агитация. Вполне можно поверить внушаемости главного героя, но есть два обстоятельства, мешающие этому: данную информацию ему сообщил хохол (см. выше про лютого врага) и всё тот же пофигизм.

Выходит, что Михаил Шолохов — писал в духе социалистического реализма, согласно которому все события и поступки действующих лиц должны обосновывать читателю важное значение социалистического устройства. Главный герой будет исходить желчью при виде людей королевской крови и в его душе появится желание сбросить иго угнетателей. Именно окончание первого тома губит весь написанный ранее текст. Конечно, читатель может читать и ужасаться жестокости жизни, но так ли всё хорошо у самого читателя, чтобы чему-то вообще удивляться?

Важное значение для Григория также имела измена любимой женщины с близким к дворянству лицом. Но это произойдёт тогда, когда его взгляды уже трансформировались в ненавистническое отношение к действующему режиму. Шолохов выводит читателя к пониманию предпосылок для разгоревшейся вскоре гражданской войны. Впрочем, сами предпосылки возникли в один момент, не имея под собой толкового обоснования.

Это был первый том «Тихого Дона».

Автор: Константин Трунин

» Read more

Александр Дюма «Виконт де Бражелон» (1850)

Цикл «Три мушкетёра» | Книга №3

Литературная эпопея Дюма о трёх мушкетёрах и одном амбициозном гасконце затрагивает более тридцати лет, наполненных множеством событий: начиная от участия кардинала Ришельё в политической жизни Франции и заканчивая возмужанием Людовика XIV, а между этими событиями проходят судьбы других влиятельных людей, в том числе и кардинала Мазарини, чья жизнь запомнилась благодаря Фронде — гражданской войне после смерти Людовика XIII. Александр Дюма ловко переплетает правду и вымысел, предлагая читателю продолжение истории, стремясь довести жизненные пути людей-персонажей до логического конца. На слова Дюма не скупится, богато ими пересыпая страницы, в своём стиле уводя разговор далеко в сторону. На полотне событий внимание будет уделено каждой детали, включая незначительные случайные штрихи, под которыми жизнь ничего не подразумевала, но под пером Дюма многое обрело новое дыхание.

«Виконт де Бражелон» писался на протяжении трёх лет, в течение которых Дюма и его соавтор Маке успели пережить много неприятных моментов, но продолжая излагать мысли на бумаге. Зацикленность авторов никуда не делась — они продолжали считать необходимым подробно отражать каждый момент. Для истории такая информация может оказаться бесценной, но зная талант Дюма изменять даты, события и детали, то многое воспринимается за изначально ложные данные. Как знать, может стоимость содержания узников в Бастилии была именно такой, а может всё было выдумано.

Действующих лиц в книге много, и каждому из них Дюма уделяет внимание. Только не каждая сюжетная линия имеет развитие, заканчиваясь в тупике, из которого Дюма и не думает искать выход. При чтении может возникать ощущение, что давно не страницах книги не попадался тот или иной герой, а потом Дюма случайно о нём вспоминает, о чём сразу же уведомляет читателя, предлагая заново вспомнить предыдущие события, но уже с другой стороны. Объективной книгу при этом всё равно не назовёшь: читатель утопает в обилии подробностей, не являющихся действительно важными. Ненавязчивым основным словом для происходящих событий в «Виконте де Бражелоне» становится английское «ремембер», исходя из которого Дюма активно строит повествование, постоянно возвращая читателя назад, объясняя текущую расстановку.

Если «Три мушкетёра» и «Двадцать лет спустя» запомнились яркими отрицательными персонажами, на харизме которых Дюма удавалось создать действительно интересное описание, то в третьей книге цикла таковых нет. В разряд отрицательных скорее переходят сами главные герои, уже не юные и не молодые люди, а прагматики, желающие осуществить свои собственные планы, перед чем их некому остановить. Казалось бы, единолично устранить короля от трона невозможно, но для талантливого Дюма это не является проблемой. С пустого места создать историю, где влиятельный монарх оказывается игрушкой в руках интриганов — занимательная находка. И если бы это было действительно так, то может не Людовик XIV сидел на троне, а его брат-близнец? Уверовав в правдивость Дюма, читатель легко начнёт путаться в истории.

При таком подходе, отрицательные персонажи оказались не у дел. Осталось вопросом, почему просидевшие двадцать лет без карьерного роста герои начали наращивать свой потенциал? Для этого не было никаких объективных причин. И тем не менее, богатый стал богаче, религиозный — влиятельнее, заносчивый достиг потолка в карьере военного, лишь скромный и сильный в очередной раз стал жертвой обстоятельств, запустив механизм для подведения итогов. Кому-то сила скалы покажется злым роком, пушечное ядро — банальным продолжением, а проснувшаяся кровожадность Дюма — закономерным явлением.

За тремя обложками одной истории остаётся чувство опустошённости, ничем не заполняемое. Не знаешь, что можно сказать. Дюма — это Дюма. Взрослея, он писал всё больше, но в угоду объёму снижалось качество. Чего-то не хватает — скорее всего, живых и ярких героев.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Лев Толстой «Война и мир» (1869)

«Война и мир» — это рефлексия Льва Толстого, рассматривающего под увеличительной лупой последствия Великой Отечественной войны; в какой-то мере является попыткой переосмыслить случившееся. С 1812 года минуло пятьдесят пять лет, сам Толстой рос и воспитывался в среде постоянных обсуждений, когда речь обязательно заходила о недавних событиях, результатом которых стало взятие Москвы французами, а также реально нависла угроза утраты государственности. Российская Империя сумела перебороть саму себя, противопоставив сопернику именно то, за что никто Россию собственно и не любит: климатические особенности, людское терпение до последнего взрывного момента и способность переварить любую чужую культуру, умело вплетая заимствованное в повседневный быт, не впадая в зависимое положение. Написать обо всём этом книгу было просто необходимо. И чем монументальнее получится полотно — тем лучше. Лев Толстой споро взялся за дело, но выполнил его не очень хорошо. Может тут сказалось не слишком умелое использование собранного материала, либо литературный опыт был недостаточным, из-за чего роман «Война и мир» превратился не просто в окно человеческих судеб, а в нечто сумбурное и чересчур насыщенное лишними деталями.

Русское общество начала XIX века активно пожинало плоды петровских реформ, чей топор пробил рубеж неприятия европейской культурой дикой неотесанной Руси, чьи порядки ничего кроме шока вызвать не могли. Хоть Пётр и не преследовал никаких мыслей об евроинтеграции, поскольку его главной заботой было наверстать разрыв в технологиях, способных в недалёком будущем позволить России занять лидирующие позиции на суше и на море. Достаточно было двадцати с лишним лет, чтобы уже не топором, но молотком заколотить брешь, повернувшись к Европе задом, которая уже сама должна была проявлять инициативу. К сожалению, за великими делами следуют дела разжиревших на харчах людей, предавшихся лени и прожиганию достигнутых результатов. Не получилось у России развязаться с Европой, порвав с ней связи. Интеграция только усилилась, что стало особенно заметно в высшем свете, где даже говорить на русском языке считалось постыдным занятием. На место русской речи пришёл французский язык — этот момент активно будет обыгрывать Лев Толстой в первых томах книги, с сарказмом показывая попытки князей шутить на тему крестьянства, прибегая к помощи языка простого народа, отчего хохочет окружающий люд, а читатель лишь недоуменно смотрит на такое положение дел, за которое надо краснеть, а не с восторгом взирать на бесконечные танцы и рауты.

Кажется, Россия была практически потеряна сама для себя. Высший свет с успехом получает образование за границей, будто Россия уже не уважаемое всеми самостоятельное государство, а данник некой метрополии, откуда возвращаются назад будто в ссылку, чтобы удручённо взирать на так и не достигшее важных результатов общество, продолжающее оставаться на окраине Европы не только географически, но и духовно. Всё это очень тяжело даётся пониманию, но ситуация складывалась именно таким образом. Однако, Россия не была бы Россией, если не умела правильно переваривать чужеродные элементы, превращая их в достоинства собственной культуры. Пусть высший свет говорит на французском, иная часть говорит на немецком, а кто-то вообще на английском — это всё плоды интеграции, наводнившие страну иностранными гражданами, которым было очень трудно усвоить русский язык, отличающийся сложной структурой построения слов и возможностью ставить слова в предложениях в каком угодно порядке. Даже ударение в словах не поддаётся никаким закономерностям. Все эти особенности языка являются прямым результатом развития русского народа, такого же непростого, живущего своим собственным укладом жизни. Война с Наполеоном отнюдь не стала спусковым механизмом для роста славянофильства и самосознания. Дело стоит рассматривать с самой банальной стороны: дети иностранцев уже не так отчужденно смотрели на истинную для них родину, а внуки эмигрантов и того более считали себя именно русскими, а не французами-немцами-англичанами, активно помогая восстановлению величия страны.

Дело Петра закончилось успешно. Но в начале XIX века всё обстояло не так благополучно. Засилье иностранного образа жизни приносит плоды для развития России, но в далёкой перспективе всё воспринимается благополучно. Конечно, Лев Толстой не до конца мог осознать это явление, сводя понимание сложившихся дел в пользу разумеющихся вещей, должных быть в виду того, что это просто должно быть именно так, а никак иначе. Да, жизнь не стоит на месте. Однако, Толстой не старается делиться с читателем какими-либо теориями, предлагая принять тот факт, что если уж мы живём именно в таком мире, то просто иного мира быть не должно. История, в понимании Толстого, это чистая формальность: можно предпринимать любые действия, только результат уже заранее определён. Не зря в «Войне и мире» увесистая часть повествования отводится масонам и разжёвыванию их идей, что сводит с ума читателя, когда не удаётся понять истинное призвание вольных каменщиков, использующих мистические элементы и глубокую религиозность для достижения всеобщего блага. Стоит оставить масонов на совести Льва Толстого, как и тут часть текста, где разжёвываются особенности нумерологии и прочих мистических материй. Толстой сам наглядно показывает, что увидеть число зверя можно не только в имени Императора Наполеона, но и в имени одного из главных персонажей, особенно если взять за основу именно то сочетание букв, которое тебе требуется. Именно это уже доказывает то, что Лев Толстой видел в делах фортуны простую закономерность, где результат зависит от верного сочетания цифр, но это никак не означает чего-то сверхъестественного.

Самый главный недочёт «Войны и мира» — это полное игнорирование низшего сословия русских людей, то есть крепостных крестьян. Лев Толстой подробно говорит о страданиях знати, чья собственность уходит в руки французской армии; он даже говорит о бедах русского войска, что теряет больше людей при отступлении от невыносимых условий. Но где же слёзная доля рядового человека, являющегося главным кирпичиком общества, от чьего поведения зависит благополучие всех вышестоящих сословий? Солдаты — безликая масса, выполняющая волю командования, теряющая головы на поле боя от случайно пролетающих ядер. В общей суматохе на клочки может разорвать и генералиссимуса, настолько кашеобразным представляет баталии Лев Толстой, не сводя всё к подробным описаниям каждого боя, предпочитая ограничиваться думами о манёврах. Хорошо, когда кто-то с умным видом размышляет над ходом войны, считая себя истиной в последней инстанции. «Война и мир» теряет всю свою прелесть из-за чрезмерной документальности, куда автор старается поместить действующих лиц, смешивая их поступки с действиями реальных исторических фигур.

Описать войну изнутри — это отличный художественный приём, позволяющий дополнительно показать те моменты, которых на самом деле могло и не быть. Всем хорошо знаком эпизод, когда оглушённый Болконский взирает на небо, слушая внутреннюю тишину, порождённую долгим желанием побыть наедине с самим собой; но это сделано Толстым только для того, чтобы показать фигуру Наполеона, которая предстаёт перед читателем именно такой, какой её представляет себе автор, но не как раненый Болконский, чья жизнь вот-вот оборвётся, а он лежит в гуще исторических событий, не имея возможности действительно помочь своей стране. Через Ростова Толстой показывает веру молодых людей в непобедимость России и в величие императора, за которого можно и нужно биться до самой смерти, не считаясь с возможными потерями; фанатичность главного героя поражает воображение, однако Толстой никак не объясняет поведение Ростова, считая это вполне обоснованным. Позже через Безухова Толстой приведёт яркий пример отчаянного человека, который от никчёмной жизни «пойдёт на баррикады», будто участник Великой французской революции, готовый принять смерть уже не за императора, а за спонтанно возникшие ценности, кричащие ему о необходимости встать на защиту родного дома; только дальше Толстой из Безухова делает подлинного сумасшедшего, потерявшего разум, едва ли не с факелом отправляя его по тлеющей Москве искать Наполеона, чтобы убить антихриста и принести действительную пользу людям (именно людям, а не государству в целом).

Лев Толстой настолько детально уходит в описание боевых манёвров, что это заставляет его подолгу задерживаться над каждой сценой, не давая читателю что-то пропустить из происходящих событий. Этот приём Толстой активно будет использовать и в последующих произведениях, сводя с ума читателя, в чьи планы не входит подсчёт оставшихся патронов у главного героя, решившего стреляться, да за неопытностью побеждая умелого стрелка. Это же относится и к тем сценам, где Толстой нагнетает интригу, сводя в могилу добрую часть героев: кому-то суждено погибнуть на поле боя, иные погибнут в мирное время, допустим от родов.

Вообще, стоит сейчас вспомнить Безухова, чей идеальный портрет сквозит подобно решету. Хорошим человеком он никогда не был. Наследство ему свалилось с неба, правильно распорядиться финансами он не сумел. Жёны его были женщинами лёгкого поведения, а сам он является типичных примером неповоротливого рохли, эволюцию которого Толстой решил поставить в центр повествования. Жизнь шла для Пьера в виде взлётов и падений, каждый раз давая Безухову возможность реабилитироваться в глазах окружающих. «Война и мир» даже заканчивается самым благоприятным для него образом, давая читателю ощущение недоумения, что якобы активная деятельность перевернула представление человека о мире, заставив забыть обо всём, что было мило его душе. Пускай это будет так. Всё это останется на совести Льва Толстого, показавшего развитие событий далеко не в том виде, который был бы наиболее благоприятен. Пожалуй, на долю Безухова выпало поучаствовать во всех событиях, которые были только возможны. Одно навсегда останется непонятным: каким образом тепличное создание переросло в пламенного человека, в огне которого оно перегорело, утратив весь запал, сведя мироощущение к изначальному состоянию. Был всплеск, растворившийся в пустоте. «Война и мир» становится своеобразной пустотой, не давая читателю никакого конкретного понимания произошедшего, кроме желания Толстого показать свою точку зрения. Граф подвержен рефлексии — это свойственно для тех сорока лет, в которые он взялся за принёсшую ему признание эпопею.

Взятие Москвы французами — хорошая возможность для размышлений, которыми Толстой щедро делится с читателем. Почему всё сложилось именно так при Аустерлице, почему продолжили отступать после Бородина, отчего решили сдать Москву, как вышли из положения: обо всём подробно, невзирая на художественность «Войны и мира». Кажется, Толстой забыл для чего он пишет свою книгу, вновь и вновь подменяя понимание общей проблемы своими личными представлениями. Только читателю гораздо интереснее другое, отчего Наполеон не пошёл на Санкт-Петербург, взятие которого было бы более важным для его армии. Красные стены Кремля не могли послужить образом тряпки для быка, чьи мысли и желания направлены именно на реальный шанс захватить древнюю столицу России, богатой храмами. Толстой невольно желает реабилитировать Наполеона перед самим собой, чьи войска накануне марш-броска на Россию потерпели сокрушительное поражение от Испании, не сумев одолеть не самого грозного противника. Перед читателем не раз будет представать образ Наполеона, а также мысли французского императора, за которого решит мыслить Лев Толстой, проявив таким образом смелость. Привыкший всё детально описывать, Толстой не допустит оставить читателя в неведении касательно фигуры великого человека, в конце-концов нагнав такую скуку, когда уже не имеет никакого значения то, чем именно занимался Наполеон в ссылке, якобы думая о причинах, приведших его политические достижения к полному краху.

Что именно привлекает в «Войне и мире», так это те слова Толстого, в которых он даёт понимание бессмысленности человеческой агрессии. Если всё изначально определено, а продолжение политики в виде войны всё равно приводит к горю и частичному переделу границ между государствами, то стоит ради всего этого нарушать спокойный уклад жизни? Можно с этим утверждением согласиться: идеи Толстого о всеобщем благе и возможности противопоставить любой угрозе мирное решение проблемы — хорошо известны читателю. Позже ярким последователем этих идей станет Махатма Ганди и ряд других политических деятелей, чьи «бескровные» революции позволили добиться желаемого результата. Однако, опять же, это всё трудно осмысливать в рамках короткого размышления над прочитанной книгой, где автор лишь ближе к концу произведения решает подвести подобный итог, вызывая у читателя очередное недоумение. Почему Толстой столь увлекательно давал сухие отчёты о боях, если всё должно решаться мирными способами? Почему персонажи «Войны и мира» более агрессивны, нежели действительно преследуют те цели, о которых Толстой с жаром рассказывал, давая образ определённого деятельного масона? Или Толстой сам был масоном, что сокрушался над невозможностью реализовать замыслы в виду использования тайной организации в угоду личного роста его членов, пользующихся связями входящих в неё влиятельных людей?

Большое полотно непростого времени, перегруженное размышлениями Льва Толстого, где мир не может существовать без войны, а война питается плодами мирного времени. Осталось поговорить о цикличности исторических процессов, но Толстой их обошёл вниманием — обойду и я.

Автор: Константин Трунин

» Read more

У Чэн-энь «Путешествие на Запад. Том 4» (1570)

Одним китайским классическим произведением меньше. История, когда-то имевшая место в реальности, позже мастерски обработанная У Чэн-энем. Пускай, что практически на 99,99% история получилась вымышленной. Как именно, на самом деле, шёл танский монах за священными книгами неизвестно, это только даёт дополнительную прелесть «Путешествию на запад», многие сюжеты которого основаны на китайской и индийской мифологии — нет вампиров, эльфов и прочих созданий, зато регулярно встречаются оборотни. Под оборотнями подразумеваются создания разного рода, решившие принять образ человека, чтобы пакостить и творить злые дела. Спутники танского монаха также являются оборотнями, также творят много злых дел, но таково китайское восприятие действительности: правда всегда остаётся на стороне победителя.

Четвёртый том не вносит ничего нового. Старые сюжеты уже кажутся избитыми. Превращения Каменной обезьяны Равной небу уже успели наскучить, постоянное расписывание в собственном бессилии тоже угнетает — часто бегает к небесным созданиям и просит у них помощи, это опять же не вызывает энтузиазма. Пропала оригинальность — танского монаха теперь не хотят съесть, его хотят на себе женить, а иной раз просто убить до ровного счёта, когда один из правителей поставил себе цель отправить на тот свет десять тысяч монахов. Единственный способ довести врага до безумия — забраться к нему внутрь и сильно пнуть печень изнутри и сдуть лёгкие.

Самое главное в книге — достижение храма Будды. Совершенно непонятно для чего вся компания шла четырнадцать лет за священными книгами. У Чэн-энь это совершенно не раскрывает, оставляя неприятное чувство. Зачем же сопереживал героям, если они шли куда-то, как оказалось, совершенно бесцельно. Взяли книги с пустыми страницами, поругались, что они не написаны китайскими иероглифами, потом эти книги утопили, потом сушили, прилетели по небу к танскому императору, что принял их с распростёртыми объятиями. Получается, священные буддийские книги были не больше, чем обыкновенным фетишом собственной важности и ничем больше.

После прочтения осталось чувство оскомины на зубах, разжёванного непонятно кем и для кого кислого граната. Надо было ставить точку ещё в третьем томе.

» Read more

1 2