trounin.ru

И снова бой, и снова слёзы, и снова дождь, и снова грозы. Звучит набат, и битва мнится, идёт на брата брат, опять беда свершится. Как некогда убитым стался Рем, что лёг под Ромула ударом, так и поныне ясно всем, с чего объято всё пожаром. Ведь ненавидит человек людей, он кровь чужую постоянно льёт, и бить предпочитает он больней, покуда жизнь чужую тем не оборвёт. Таков человек, порядки с рождения его таковы, и длится это из века в век, и независимо от страны. Франция или край другой, варваров стан или республиканская держава, под звуки барана или вой людской, случится обязательно расправа. Придут потомки, где отцы их в счастье жили, оставят лишь обломки, поставят плиты на могилы. И вот так было, повторится ещё не раз, отчего-то сердце вмиг остыло, и в лучшее надежда мимо пронеслась.

Помнит память, чтит подвиг карфагенян, ведает, как ныне славят, тех, кто попирал их земли сам. То Рима дети — сыновья свободных утех, самые прекрасные предки на свете, в чьих поступках триумфа отражается блеск. Они не знали пощады, в доказательство — Колизей. Убивали они для услады, в том числе и своих сыновей. Но знали предел, могущество для них — награда, на край родной редко кто руку поднять смел, да не гнушались, если на пути к цели возникала преграда. Это римляне, среди них кто не вспомнит Нерона? Он сжёг Рим, но не сжигал страну. Теперь милее для души нет злата звона: предают, не чувствуя за предательство вину. Есть войны пострашнее, нежели сражение с врагом, когда противник неприятеля злее — про гражданские ссоры речь поведём. Кто он — сторонник иных представлений? Почему не желает в мире жить? Отчего он против твоих убеждений? Ведь остаётся за то его дни сократить.

К истории любой страны обратись, повсеместно картина одна, словно не Богом дана жизнь, а дал право людям жить как раз Сатана. Хоть на Францию смотри, хоть на государство другое, не отворачивайся — зри, ведь если и делают люди, то непременно плохое. Гласит христианская мораль, дабы жил человек в мире с подобными себе, но этого не случается — жаль. Оттого нетерпение приводит к войне. О собственных нуждах забота, и более ни о чём. Так разве возможно, чтобы кто-то, отправил старые порядки на слом?

Говорить возможно бесконечно — видеть, как топчут всадники урожай. Поступают все беспечно. Пусть сразит страну раздрай. Общество несовершенно, изменить к благим помыслам людей не пытайся, скажи просто откровенно — и содеянному человеком ужасайся. Так делал Обинье, чьи руки по локоть в крови, но он не пел оды войне, высказывал грустные мысли свои. Он видел нравов падение, он пожинал неприятие большинства, отражая во строчках дум впечатление, осознавая — людская масса не права. Его позиция ясна, он на неё право имел, и была в его мыслях война, о том он в «Трагических поэмах» поведать успел.

Почему правда на стороне тех, кто должен быть прав? Не знал современник зверств всех, коим Обинье жил, свидетелем став. Он деяния рейтаров видел, входивших в дома крестьян, и ладно бы кто простых людей обидел, нет — учиняли расправы они там. И вот Монконтур, с которого французов начались беды, не нужен провидец авгур, дабы сказать — породили они подобие дитя Леды. Всем Обинье воздал, отразив Франции печаль, он долго перечислял, чьего горла должна была коснуться в прошлом сталь.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Он сочинил творение. И как же ему быть? Забыть как наваждение? И память о нём смыть? Но не таков Агриппа. Нрава он не таков. Им ни минута не забыта, в его власти магия слов. Он так писал, как до него никто не мог писать. Он сочинял, на тысячу в строках сбивался. Может потому и смог великим он поэтом стать, поскольку ярким поэтом всегда быть старался. Кто же он — Агриппа Обинье? Сей муж не ведом каждому потомку. Не измеришь талант его сотней лье и не сложишь в котомку. Как писал Обинье, с тем разве соловью сравниться. Писал он о добре и о зле, но не мог с несправедливостью смириться. Пришлось ему однажды остановиться, осмысленно всмотреться в горизонт, мудростью греков и римлян он предпочитал насладиться, в мыслях отправляясь на какой-нибудь понт. Там, где-то в выси, где гора Парнас: где музы живут. Оттуда нисходит поэзии Агриппы суть до нас. Герои его поэм в наших сердцах родятся и умрут.

Чем жили греки? Страсти в них кипели, их кровью обагрялись реки. О том мифы донести сумели. Как пожирал детей Фиест, не всякому знать дано, но и поныне детей кто-нибудь ест, будто ему всё равно. Факт сей ужасен, но годы идут, мир по-прежнему мрачен, кровь безвинных лили и льют. Как не вспомнить Тантала, что плотью сына богов кормил? О его поступке мать наших дней не знала, только ей детьми кормить других хватает сил. Страшно представить. Да разве не так? Сколько можно пороки славить, говоря: хватит уж врак. Опомниться нужно. Доколе терпеть? Зажить бы людям дружно, для чего прежде малого нужно только хотеть. И вот Агриппа, находя подобие в былом, с назиданьем до скрипа, начал говорить о горе людском.

А как говорить? Кто услышит его? Можно разве молить — это будет лучше всего. Пожалуйста, прочитайте. Что вы как скот? Полезное для себя узнайте, уверитесь, кто и как худо живёт. Вам Франция ведома? Край вечных бурь. Там зелень с деревьев давно уже срезана, несмотря на июль. Там всё зачахло, к чему прикоснулась рука. А ведь как раньше пахло, и поступь путника была легка. Тому есть причины — они до ужаса страшны. Потому от Франции остались лишь руины, как последствия незатихающей войны.

Об этом успеет Обинье рассказать, он собрал достаточно поэм. Только нужно иметь желание знать, подошёл к осознанию этого Агриппа с чем. Жил он ярко, буквально горел, было всем вкруг него жарко, и не всякий, с ним бывший рядом, остался цел. Обидно до боли, и боль обидна сама, благо не лишился разум воли, нашлись у Агриппы слова. Он брал начало, он знал о чём сообщить, одно его угнетало, не смогут люди его за правду простить. Таковы обстоятельства — проще скрыть их от глаз, то не станет подобием предательства: не в данный момент и не в нынешний час. Обинье не молчал — он обличал ложь, он потому рупором правды стал, от которой по телу разносится дрожь.

Отставим дела, прикоснёмся к реалиям дней, так было всегда, а ведь сколько сменилось людей. Такие же страсти, о том же заботы, и нет душе сласти, сплошь горя полноты. Пройдут века, Обинье останется в памяти точно, хватит ещё людям поступков зверья, ибо сидит зверь в человека помыслах прочно.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Всё это было! Было это! И вот опять всё повторилось. Куда не направляй ты взор, ведь ничего, увы, не изменилось. Опять! Опять позор. Нет, старания напрасны будут, как не взывай ты к совести людей, тебе и рифма не нужна, покуда люди остаются хуже сволочей. Такая истина нам издревле ясна. Для того прошлое подаётся в качестве примера, кто бы брался его изучать, пусть лучше теплится в надежду вера, чем проявить терпение и об ошибках собственных узнать. В том тягость мысли, благо литература сохраняет в века канувшего след, и вроде мы к тому привыкли, но не понимаем источника всех нынешних бед. Что же, оглянитесь назад, возьмите Ревича стихи, не из стремления переводить Обинье он старался. Александр показывал тем устремления свои, дабы звон мечей ушей мирного люда никогда не касался.

Почему Обинье? Кто этот муж? Отчего верить именно сему поэту французских седин? О чём он мог поведать? Его слушать? Нет уж. Всё равно рецепт человеческого горя един. Читатель, опомнись, выветри спесь. Тебе желается критики? Тебя подмывает сказать? Пред нами ты горишь желанием весь, одному тебе известную мудрость всем доказать. Однако, читатель, всё же ты глуп. И глупы те, кто в гордости своей забывает о прошлом. К тому же ты, читатель, на мудрые советы скуп, раз вещаешь о чём-то, находя простое в сложном. Успокойся, читатель, возьми перевод Трагических поэм, внемли Ревича переводным словам. Может найдёшь в сиюминутном огласку вечных проблем, ежели не можешь в подобном разобраться сам.

Подумать только, Франции судьба — бороться за людское счастье. И, надо же, Франция — нам непонятная страна, где каждый воспринимает день новый за проклятье. Кому спасибо скажет современный галл? Куда он обратится за укором? Он с рождения опустошён — устал, он сжигаем внутренним раздором. С того момента, когда становление французов началось, померк солнца свет, взошла над будущей Францией Луна, и наступила для французов бесконечная ночь — не уступит Солнцу места никогда она. Всё потому, ибо французы вечно правды не найдут, они сражаются за что-то. Никак себя французы не поймут. Сама жизнь для них — забота.

Но говорить о Франции не хватит сотни лет. Пожалуй, нужно взять отрезок точный. Варфоломеевская ночь — памятный сюжет? Для закрепления французов мук пример, пожалуй, самый точный. О! Это было время битвы, сошлись две рати насмерть биться. Для гугенотов то пора ловитвы, от католиков им пришлось схорониться. В тот год менялась жизнь для Обинье, он двадцатилетним выбор принимал, и находил лучшее себе, о чём он после в поэмах трагических многократно писал. Он видел кровь, он лил кровь сам, и кровь лилась, лилась… и вновь! Лилась, но уже от ему нанесённых врагами ран. И мысль возникла у тогда ещё юнца, что не положено так людям биться, ведь не имеет права человек убивать деяние творца — не мог он для того на свет сей появиться.

А горе человечества — не в жажде брать чужое, не отдавать взращенное рукой. Отнюдь, горе — оно ведь простое! Дабы понять — историю лишь открой. Что было издревле? Кровь люди лили. Зачем же лили? Кто бы знал. Себя бы люди взяли и спросили: кто счастья достиг, когда так поступал? Но нет ответа, и не будет. Опять пойдут в сраженье с доблестью они. От человека всё же не убудет… родятся для битв новые сыны.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Хотите яркого поэта пример? Садитесь, перед вами Борис Заходер. Он детям стихи посвящал, оттого и популярным стал. Но как же так? Возможно ли такое? Поэтом стал человек, сочинявший простое. Вроде рифма хромает, в строках лишь задор. Надежда на юного читателя, не выскажет ребёнок укор. Шальные вольности, фантазии буйство и рваная строка — на редкость у Заходера лёгкая рука. Ему всё простится, поскольку надо прощать, ведь детям хочется мир окружающий знать. И Борис брался, прилагая немало сил, отчего и поныне юному читателю мил. Пред нами «Избранное», вобравшее значимые части Заходера трудов. Давайте узнаем, на самом деле Борис был каков.

С торжества эксперимента начинает поэт советский путь, блеснуть он старался не великими виршами, а хотя бы чем-нибудь. Про последнюю букву в азбуке он мог рассказать, коллективное советское самосознание тем показать. Коль не положено человеку задирать нос, как бы ему жалеть о мыслях о себе не пришлось. Кто же поставил букву Я в конец алфавита? Эта буква не должна быть забыта. Эта буква — отражение каждого из нас. Но не должен настать её час. Давно под буквой Я понималась буква Аз, иной в империи Российской был бы про неё рассказ. Заходер — наследие мышления советских людей, ставивших общее выше личных идей.

Так и продолжал Борис творить, обыденность сокрушая он предпочитал жить. Мог описать катастрофу в планетарном масштабе, раздавив глобус под колёсами автобуса на радость маме, что прежде читала ребёнку про удивительного носорога, чья кожа тонка, отчего житель Африки не хмурый зверь, а недотрога. Пробовал Борис силы и на басенной ниве, описывая беды иных мест на Земле, но только не России. Как случилось с мартышкой, плясавшей от радости почти год, совершенно лишённой забот, изредка думавшей о необходимости дом возвести, к чему обращала только думы свои, так и не приложив усилий до сезона дождя, оттого и грустная она под ливнями теперь день ото дня. Под новым взглядом Заходер на мир смотрел, забавлялся, делал со словами всё, что хотел. Буквы местами менял, отчего кит становился котом, а мучимый без воя волк — волчком.

О Вове с Петей Борис писал порою, чтобы читатели видели оных промеж собою. Есть в каждом мальчике Петя и Вова. Да ничего нет в этом плохого. Они проказничают, поскольку мальчишки. Известно девочкам — не читают они книжки, проводят время во дворе и за всякой ерундой. Кто-то не верит? Тогда поскорее следующее усвой. Желают мальчишки, дабы всё делалось само, тогда не беспокоил бы их понапрасну никто. Если мешает уроки делать кто-то, то мешает кот, из-за него у мам о мальчишках забота. Если дело не ладится — в стекло летит каждый раз мяч, потому как хватает у мальчишек таковых неудач. И пусть на двоих четвёрка стоит в дневнике — не беда. Вот в морской бы бой не играли на уроках — это да.

Всего не перечислишь, о чём мог мыслить Заходер. Потому он самый яркий для детей из поэтов пример. Борис — мальчишка. Разве кто ему в том праве откажет? В одном спасение — за шалости его никто не накажет. Развеселит ребят историей про поросёнка в обличье человека, огласив разумно причину для смеха. Покажет глупого индюка, забывшего, насколько из него похлёбка вкусна. И кискино горе Борис огласит, про плач кошки о сосисках он ярко говорит. Про тяжёлую от грибов корзинку, что легка, в отличии от корзинки пустой горе-грибника. Про мудрую сову, знающей много, но от которой не услышишь вообще никакого слова.

Успевал Заходер переводить стихи, никогда не выдавая их за свои. Всякий помнит про Винни-Пуха — ярче не скажешь никак, уже по ним каждый уверен — Заходера творения он знает итак. Про опилки в голове, про общий путь с пятачком, и прочие — о том в переводах мы Бориса прочтём. На радость детям, пусть радость сия длится вечно, главное внушить ребёнку — человек от слова человечно. В том поможет Заходер Борис. Хорошо, стихи его всем по вкусу пришлись.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Воспоминания об Ахматовой ещё во втором томе приняли размытый вид, в третьем — Анна оказалась отодвинута на задний план. Перед читателем период слома старых традиций, когда требовалось переосмыслить понимание случившегося за последние десятилетия. Не утихали споры вокруг личности Сталина, имело значение и осознание минувшей Великой Отечественной войны. Срок для записок обозначен в три года — с 1963 по 1966 год. Прежде всего имела значение травля Бродского, после возвышение Солженицына и совсем незначительной стала судьба самой Ахматовой. Анна всё же умрёт, так и не став для Чуковской действительно чем-то важным, о чём она изначально бралась рассуждать. Важнее для Лидии стало смотреть на политические процессы, нежели отдать дань уважения человеку, рядом с которым периодически ей доводилось бывать.

Раз Солженицын — значит следует говорить о нём. Личность он для тех лет неоднозначная, сумевший выбиться за счёт ослабления партийной линии. Прежде и помыслить советский читатель не мог, чтобы героем произведения стал каторжник. Теперь же дул ветер перемен. Важен сам факт смелости, тогда как содержание того литературного труда не должно вызывать споров. Солженицын явил собой пример новой информационной составляющей, просто обязанной заполнить книжные полки, учитывая количество прошедших через лагеря людей. «Один день Ивана Денисовича» стал свежим бризом, хотя мог и обернуться для автора ледяным сквозняком. Чуковская отметила, что примелькайся Солженицын в те годы в европейской или американской литературе, тогда ему предстояло повторить судьбу Пастернака.

Второй главный герой повествования третьего тома воспоминаний — Бродский. Вот на него и обрушилась критика партии, причём не совсем обоснованная, как уверяет Лидия. Бродскому ставился в вину его подход к работе, то есть он будто бы недобросовестно переводил иностранных поэтов, пользуясь услугами переводчиков, делавших подстрочный перевод. Сама Чуковская пыталась переубедить общество, называя такую ситуацию нормальной, поскольку все так делают. Даже Анна Ахматова не являлась полиглотом, чего ей вовсе не требовалось. Задача поэта-переводчика — адаптация иностранной поэтики под особенности своего языка. Но Бродского это не спасло. Видимо именно потому, издательство «Художественная литература», бравшееся радовать советского читателя подстрочными переводами стихов от глубокой древности до наших дней, делало это на редкость отвратительно, может быть вполне опасаясь неблагоприятной реакции партии.

Партия не позволяла формироваться мнениям, если они заранее не утверждены. Ежели не одобрялось о чём-то писать, об этом следовало забыть. Оттого Чуковская и удивлялась замалчиванию Великой Отечественной войны. Советские партийные работники словно боялись, что на них ляжет тень, грозящая возникновением нестабильной обстановки. Только с чем это связано? Прошлого, как говорится, не перепишешь. Однако, прошлое как раз можно переписать, а лучше выдержать паузу, чтобы родилось достаточное количество предположений, за которыми уже никто и никогда не найдёт происходившего на самом деле.

Ахматова вновь становится важной ближе к концу повествования, когда она умирала. Её сердце постоянно давало сбои, смерть наступила от очередного инфаркта — четвёртого или пятого по счёту. Вновь не появилось на страницах Льва Гумилёва — сына Анны Ахматовой. Он как бы снова оказался в стороне от происходивших с матерью событий. Не упоминается и судьба наследия. Кому достались авторские права? Кто получил имущество? Может сложиться впечатление, что наследником выступил Гумилёв, однако биографы говорят об обратном, но считая важным сообщить про обиды Льва, не получавшего достаточного количества материнского внимания. В случае Чуковской скорее тому находишь подтверждение, так и не встретив желаемого к лицезрению.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Начало начал — шумерская цивилизация. Самая известная из древнейших. Основа современного общества, происходящего от земель, где некогда излился с неба потоп, где строили башню к небесам. Ныне сохранились археологические воспоминания, в том числе таблички, исписанные клинописью, без которых не получилось бы установить ничего, кроме бесплотных предположений. У шумеров обязана была существовать литература, поскольку имела хождение письменность. Но поэзия ли она? Точно установить того нельзя. Скорее — это подобие исторических преданий и вспомогательное средство для проведения религиозных обрядов. Именно так и следует относиться к творчеству древних, берясь за чтение антологии шумерской поэзии. Не следует искать поэзии современного дня — для шумеров она не была свойственной. Но если есть огромное желание найти подобие — читатель должен обратить внимание на «Калевалу».

Вот есть человек, среди шумеров он — человек, и среди богов он — человек, и для богов он — человек, и семя он разбрасывает, что приходит ему на смену человек. Но кто человек в мире его окружающем? Он — человек, деяния свершающий. Он — человек, в плуг запрягающий священного быка. Он — человек, знающий предания мироустройства. Он — человек, владеющий письменностью. Он — человек, слышит от других и оставляет о том записи. Он — человек, знает о будущем, уверенный, прочтёт те послания другой человек, от семян его рождающийся. Но века минуют, как не станет шумеров, растворившихся в безвестности. Найдутся люди способные, умелые, клинопись понимающие. Они и расшифруют для человека, кем он некогда был, как запрягал священного быка и боронил землю, дабы семя разбрасывать.

О самой малости думал шумер. Богов славил шумер. Пиво пил шумер. Женскую хитрость подмечал шумер. Деяниями богов гордился шумер. Славу сынов божьих воспевал шумер. Предания о Гильгамеше составил шумер. Времени зря не терял шумер. Время потеряло шумеров. Ветер развеял время шумеров. Предания остались от шумеров. Не переломило время табличек с клинописью, в целости сохранившиеся. Более утрачено табличек было, с чем ничего не поделаешь. Благо крох прошлого достаточно, дабы сложить о былом представление. Теперь, читая шумеров предания, отдаёшь уважение минувшему. Теперь, отдавая уважение минувшему, сожалеешь о сгинувшем бесследно. Теперь, сожалея о сгинувшем бесследно, не сожалеешь о дне сегодняшнем, задумываясь, как сохранить текущее, чтобы через тридцать веков потомки вспомнили предков, микросхемы расшифровывая да заново изобретая адаптер наипримитивнейший.

Возникает понимание необходимости существования комментаторов, славных заслугами ими сделанных. Кто не помнит Лукреция, в поэтической форме мудрость древних греков для нас сохранившего? А кто забыл Диогена Лаэртского, составителя той же мудрости древнегреческой? Иных стоит славить комментаторов, через себя пропускавших слова предков, достоянием делая потомков уже. Так бы и с шумерами сталось, не стой они далеко во времени. Чрез кого бы не шла мудрость их, за их мудрость она уже не принимается, представленная самобытно, будто из ничего берущая корни. На деле же, корни от шумеров цивилизации берут начало, хоть возьми слова библейские, мифологию из шумерских преданий черпающих. Пусть кажется было утраченным — не так оно. Срослось былое с настоящим, что не отличишь ушедшего от наступившего.

Как же читать поэзию шумеров? Без спешки и не думая увидеть нечто сверх ожидаемого. Всё это знакомо, мало отличается от прочего. Богов славили шумеры, героев они славили и семейный уют ценили, гордясь на равных великими делами мужей по укреплению могущества стен Шумера снаружи и не менее великими делами жён, укреплявших могущество стен Шумера изнутри.

Автор: Константин Трунин

» Read more

К притчам примыкают сатиры — извлечение мудрости от Сумарокова лиры. О чём хотелось говорить, но говорить не получалось, то с рифмой сатирою сталось. Пример потомку, пусть читает их, примеры сообщаемые ему не из самых простых. Есть десять сюжетов, в них Сумароков к читателю обратился. Хорошо, что со временем текст этот сохранился. Итак, даётся десяток сатир, некоторой мудростью они поныне украшают мир.

Вот беседа — «Поэт и друг его», в которой сошёлся разговор вокруг сокрытого в стихах, ведь не всякий понимает явно, за жизнь сообразительнее так и не став. Сатира — тонкий инструмент словесного мастерства, не каждый поймёт сказанного, ежели голова пуста. Разным образом можно видимое сообщать, например старухе не пытаться на возраст её морщинами на лице намекать. Отнюдь, достаточно произнести сожаление: вышла ваша красота из моды. И не поспорит старуха против лишённой жалости природы. Можно и вовсе ничего никому не сообщать, но какой деятель пера способен долго молчать?

Вот мудрое послание — «Кривой толк», дабы человек, вокруг себя мало видящий, скорее умолк. Собственно, прав каждый, кто берётся судить, обычно не думая, насколько близоруким в суждениях он может быть. Кажется ему — он источник добра, хотя от действий его если и есть нечто — разве только беда. Не замечает человек слабостей своих, уж лучше вместо отстаивания мнения — он на мгновение задумался бы да затих.

Вот во уравнение людей сатира Сумароковым дана — «О благородстве» называется она. К боярам обратиться Александр решил, может поймут они, никто их до высот их нынешних не возносил. Они — дети Адама, такие же — как их дворовые мужики, в той же мере хотят есть и спать, справлять нужды свои. Так отчего, коли люди с библейских времён равны, почивать на деяниях предков ныне живущие отчего-то должны? Различие между боярином и мужиком одно, в три горла боярин пищу поглощает — вот и всё. При этом, став калифом на отведённый свыше срок, не понимают бояре данный Богом намёк. Стремитесь к лучшему, ибо возможность у вас к тому есть, развивайте науки и общество, а не сугубо пестуйте спесь.

Вот о поэтическом искусстве рассуждение — «О худых рифмотворцах» сложенное стихотворение. Дабы печь пироги — нужно умение готовки освоить, и дабы чинить сапоги — необходимо мастерство сие усвоить. Так отчего, когда про стихи речь, каждый думает, достаточно на свет ладное слово извлечь? И в поэзии нужна умная голова, чтобы слагать во славу искусства литературного она ладно могла.

Есть сатира «О худых судьях», смысл которой понятен итак. А есть сатира «О французском языке» — повод для великосветских драк. Знает читатель, некогда дворяне России вид нелицеприятный имели, им представлялось — достаточно знать язык французов, и более они ничего не умели. Сумароков смеялся над этим, с усмешкой обращаясь к сим господам, на ворон кивая, в той же мере способных к языкам. Действительно, проще разогнать дворян, уж коли попугаи, кроме своей напыщенности они стране ни капли полезного не дали.

Есть сатира «О честности», опять со смыслом понятным. А есть сатира «О злословии» — про то, что кажется ужасным. Человек всегда примеряет на себя мантию судьи, он судит всякого, применяя к тому знания свои. Способен любой вопрос решить мнением своим, словно возможным к решению оным одним. Лучше не делать из лодки корабль, а из комара слона. Истину добыть, задача очень сложна!

Апофеоз сатир — «Наставление сыну». Пусть сделает читатель поумнее мину. Умирал отец, завещая такое, явно не думая сказать нечто злое. Однако, коли следовать заветам такого отца, всё развалится, в том числе и страна. Советовал он на смертном одре, чтобы думал сын лишь о себе, дабы забыл о чести и больше воровал, ведь подобным образом мало кто успешным не стал. Перед богатыми и властью наделёнными — лебезить сына просил: падай в ноги, показывай, насколько ты чужому дяде мил. Развалится всё, треснет по швам? То без разницы, главное довольным будешь срок тебе отпущенный сам. И стоило отцу закончить говорить, поразила его молния — видимо, не смог Бог кощунства над смыслом человеческого существования простить.

Есть ещё «Ода от лица лжи», и у этой есть мечтания свои.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Есть притча «Кокушка» — о кукушке она. Отправляет читателя сия притча в леса. Живёт в оных птица, нисколько она не синица. Кукует себе, задирает по сему поводу нос, её песни подхватывают люди, в зной поют и поют даже в мороз. Но не о том сейчас разговор, иное интересно, важно понять: найдёт ли себе кукушка где ещё место? По такому случаю грача решила расспросить, тот среди городской суеты устал жить. Узнала разное, всюду кто-то знаменит, что же — в городе о кукушке наоборот никто не говорит. Потому, коли так, из леса теперь не выманишь кукушку никак.

Есть притча «Секретарь и соперники» — про устрицу там сообщено, будто меж соперников чуть до драки из-за неё не дошло, благо случилось секретарю мимо проходить, сумел он соперникам за устрицу наперёд полной мерой заплатить. Вот притча «Пахарь и обезьяна», где обезьяна решила подвиг пахаря повторить, так сказать, полезной обществу быть. Взяла она камень и по полю таскала целый день, покуда смех не услыхала, насмехался над нею всяк, кому было не лень.

Есть притча «Отрекшаяся мира мышь» — поучительный в ней сюжет, рассказывающий, почему не всякому существу милого в войнах нет. Жила-была мышь-отшельница, в голландском сыре затворилась ото всех, не важен её пониманию прочих мышей отныне успех. Вот про другую мышь притча — «Лев и мышь», где лев оную поймал, едва её не загрыз. Взмолилась мышь о пощаде, якобы пригодится сумеет льву. И ведь пригодилась, помогла как-то избежать печальной участи ему. Вот про другого льва притча — «Побеждённый на картине лев», вызвавшая у царя зверей смех. Увидел он картину, на которой некто победил льва. Что же — лев решил — не собрал бы тот смельчак в действительности наоборот собственных костей никогда.

Есть притча «Гора в родах», показывает мнительность людей. Что думал человек, видя сотрясение горных цепей? Он ожидал рождения титана, ибо горам положено титанов рожать, но гора породила мышь, ибо мышей горы и способны миру давать. Вот притча «Лисица и виноград», в которой виноград в бедах лисиных виноват. Задумала лукавая откушать ягод всласть, да не могла до плодов достать её пасть. Потому и виноват виноград! Для лисы он один в её же бедах виноват.

Есть притча «Деревенский праздник» — во оправданий вакханалий дана. Коли сам не пьёшь, то не осуждай пьяных никогда. Не мешай людям веселиться, позволь каждому из них вволю напиться. Со становления сего мира иного не бывало, чтобы пьяная компания без веселья праздник справляла. Да и опасаться положено пьяного брата, если не желаешь прослыть для него за супостата. На тебя посыпятся шишки за любые укоры, потому и не провоцируй пьяных на с тобою споры.

Есть притча «Турецкий выбор жены», она советует принимать подарки судьбы. Не нужно искать ту единственную, годную вкусу твоему. Причина банальна — желаемая тебе… нужна не тебе одному. Даже иначе нужно сказать, тебя такая точно не станет искать. Вот притча «Два повара», где не всякий поймёт мораль, может даже подумает: Сумароков — тот ещё враль. Однако, обучив варить, боярин не подумал их правилам православным научить. Потому и сварили в пятницу из мяса ужин они, чем огорчили гостей — к постной пище приготовивших животы свои.

Есть притча «Поэт и жена», в которых жена поэту читала его же стихи везде и всегда. И даже укладываясь спать, начинала стихи перед сном поэту читать. Вот притча «Первый поэт», про поэта, что о чести знает, лишь об оной он стихи только слагает. Вот притча «Коршун», смысла в ней как бы нет. Вот притча «Кукушки»: ежели кратко, то соловей не сможет спеси кукующих найти достойных ответ. Вот ещё одна притча «Коршун», снова о поэтах, порицающая рифмоплётов за дурость в слагаемых ими куплетах. В самом деле, когда рифма кажется полной красоты, сумеет поэт в своё оправдание любые слова найти. Вот притча «Молодка в горести»: топить рогоносцев издан указ, да не в том горе молодки, о другом переживает сейчас — указ изменниц велит в монахини подстригать, вот уж где от горя придётся стонать.

Есть притча «Маскарад» — о мальчике, легко угадывающим под масками лица людей, но вот вырос он, уже его поступки мало отличимы от повадок зверей. Вот притча «Попугай» — о посетителе трактира, что отведать попугая пожелал, хотя всякий ему заранее глупость затеи объяснял. Ладно, птица дорога, значит лакомый от неё достанется кусок, а на деле оказалось — не пошло её мясо впрок. Просто невкусен попугай, пусть и дорог он по цене, вечно человек ценит дороже то, чему ценность в природе не придаётся нигде.

Есть притча «Парисов суд» — этакий краткий пересказ Троянской войны. Есть притча «Несмысленные писцы», где хвалить друг друга оказываются способны даже вши. И как бы оказалось уместным продолжить всё это притчей «Лисица и статуя», за красоту слога Елизаветы Херасковой ратуя. Мол, пиши прекрасная, ежели стремишься словом блистать, но знай — дабы быть прекрасной, можно подобно древней статуе просто молчать. Есть притча «Ворона» — про недооценившую силы птицу, готовую уносить ввысь овцу и ослицу, но нет способности в вороне орлиной, потому и закончит она свои дни ситуацией для неё плаксивой.

Вот притча «Лошаки и воры». Один лошак с овсом телегу вёз, другой — с монетами. Напавший на них вор как раз монеты от них и унёс. А перед этим был спор среди лошаков, рассуждали — в чём честь для людей, и может для воров. Чести нет вовсе в монетах, как оказалось, иначе ворам телега с овсом нужнее бы сталась. Вот притча «Заяц и червяк», где червяк на зайца взобрался и многое о себе вообразил. Впрочем, подобный сюжет Сумароков уже изрядно избил.

Есть притча — «Василию Ивановичу Майкову» посвящена. Обратился к нему Сумароков со словами полезными весьма. Он призвал остепениться, не рвать рубаху почём зря, девиц пусть много, но должна быть и девица одна. Нужно не растрачивать сил, пожив поболе хотя бы с этой одной, и только если её сила иссякнет, подумать о девице тогда уж другой.

Есть притча «Змея и мужик», в которой Сумароков предрёк бесславный французов поход, а если подробнее — вот о чём речь в притче идёт. Зимою в России прохладно, тяжко змее по её просторам в холодах пребывать, пожелает она на теле мужика пригреться, да мужик по притчам Сумарокова знает — как со змеями нужно поступать. Не получится змее укусить русский народ — русский народ сам змею топором на куски разорвёт. Словно вторит сюжету притча «Лягушка», но её содержание — опостылевшая от Сумарокова игрушка. Раздуется и лопнет, такая у лягушки судьба, но и это можно связать с тем, что произойдёт, когда в Россию вступит тот, чья поступь для русской земли тяжела.

Есть «Сказка» под номером один, как мужик заботился о нуждах жены своей, для чего он ничего лучше не придумал, как обманывать людей. Надел обновы на жену, и жена к нему остыла, да рассказала обманутым, как дело на самом деле было. Потому читателю нужно знать — неблагодарное это дело… женским желаниям угождать. Есть «Сказка» под номером два, водевильного в ней хватает весьма. Скопил мужик на старость, хватило на нужды молодой жены, только вот той не хотелось, дабы в кругу её водились старики, стала она молодых зазывать. И вот смех, не тот её совсем пришёл усладой награждать. Струхнул молодой, завидев вора. А было темно! Пустила хозяйка во двор не того. Пусть и не видела, зато насладилась сполна, не зная, вора в дом пустила сама. Никогда этот вор так удачно на дело не ходил, не только ушёл с наваром, ещё и хозяйкой обласканным был.

Хватит, пожалуй, достаточно притч. Как говорят англичане: закончим затянувшийся спич. Есть сюжет, зовётся банальнейше — «Змея и пила», он про критику, которая всякому творцу от литературы нужна. Под змеёю Сумароков критиков ославил, а под пилою писателей представил. Как-то увидела змея в лесу пилу, задумала испытать над нею силу свою. Вонзила зубы, стала грызть, желая тем нрав пилы острый усмирить. Капала ядом, об зубья кололась, не ведая, как сама смертельно искололась. Пиле так вреда и не причинила, зато для самой кончина наступила. Вот потому критика зачастую бессильна, а литература — всесильна!

Автор: Константин Трунин

» Read more

К заключению о притчах Сумарокова пора подводить сказ, шестой книгой оканчиваются они для нас. Минуло порядочно страниц, промелькнуло перед взором достаточно лиц. Обнажились пороки людей, наглядней и зримее в обличеньи зверей. Всякий понял и всяк осознал, если он внимательно и вдумчиво притчи читал. Если же нет, то тогда не беда, от иных поэтов он усвоит басни, не Сумарокова благодаря, другим воздавая почёт за обнажённые пред взором напасти. Пока же не минуло книги шестой, её для себя, ты — читатель, тоже открой.

Про «Шубника» притча, он шубами заниматься решил, но умер, и про дело его люд вскоре забыл, крапивой заросла тропа к делу его, не стало шубника, никому не нужно и дело его. Ума бы дать человеку, грамотным дабы был. Впрочем, мало какой умный при жизни успешным слыл. Вот притча «Две дочери подьячих», о грамотности в оной речь как раз, дойдёт до читателя мудрости малой глас. Нет в том секрета, если безграмотность предприимчивостью заметить, пусть и не дала природа ума, зато наделила иной способностью — позволяющей процветающим жить. Ум ведь потребен, без него никуда, в мире птиц необычное бывает ведь иногда. В пример притча «Коршун в павлиньих перьях» даётся, где коршун среди дворовых птиц всегда найдётся. Хоть и гордая птица, а оказаться павлином не прочь, только сможет ли она себя превозмочь? Когда дело ощипывать птиц настанет, различий делать между коршуном в перьях и павлином никто не станет.

Есть притча «Наставник» — знакомый каждому сюжет. Разве не приходилось утешать пострадавших от разных бед? Легко найти слова, самого беда не коснулась пока, тогда не легко принимать сострадание, как не проявляй к тому понимание. Есть притча «Волк, ставший пастухом», представший перед стадом в обличье новом своём. Всё бы ничего, покуда не открыл рот, теперь с пастухом он ничем не сойдёт.

Есть притча «Два друга и медведь» — про то, как распознать друга в тяжкий час. Станет ясно, есть ли дружба среди вас. Есть притча «Пьяный и судьбина» — о том, как пьяный шёл и над колодцем склонился, ещё немного, так непременно бы утопился. Судьбина мимо в то время шла, она пьяного и уберегла. Позвала пьяного отправляться домой спать, негоже ему жизнь столь глупо оставлять. Впору придётся и притча «Крестьянин и смерть», как надоело мужику рубить дрова, стал он к смерти обращать в мольбе слова, просил забрать от тягот, облегчить от забот, но ровно до той поры, пока смерть к нему на самом деле не придёт, тогда он задрожит пред посланницей с того света, забудет о чём упрашивал на протяжении прошедшего лета: окажется, звал помочь дрова переносить, другого не надо — лучше в муках ему продолжать жить.

В который раз Сумароков о самомнении притчу слагал, «Муха и карета» — традиционный от Александра лал. Муха села на карету, а за каретой поднялся пыли столб. Разумеется, всё из-за мухи! Великий в мухе (по её же мнению) имеется толк. Есть притча «Крынка молока» — во остережение строящим планы она. Не думайте наперёд, не стройте планы. Никто не знает, что произойдёт, вдруг впереди судьбы обманы. Крынка разобьётся — разбитого не продать, придётся над разбитыми ожиданиями горько рыдать.

«Человек среднего века и две его любовницы» — притча о понимании старости дана, показывает, какими нас видит людская молва. Для молодок человек в возрасте — вполне уже старик, для более старых — он зрелости, конечно, не достиг. Первым не нравится волос седой, вторым — цвет когда родной. Окажется человек из притчи лысым от норова дивчин, но это всяко лучше, нежели во веки оставаться холостым.

Вот притча «Мышь городская и мышь деревенская» для внимания сообщена, истина в ней довольно проста. Не зарься на чужое, не думай, где-то лучше, чем где ты есть. Не принимай никогда похвалу тебя не понимающих, не знают они про собственную лесть. Видишь лучшее, хочешь оказаться там, да как бы не пропал с головою в неведомых пока ещё проблемах сам. Вот притча «Кошка и петух», в которой кошка укоряла петуха. Из-за него, якобы, жизнь хозяев нелегка. Кричит по утрам, мешает спать, не может кур в курятнике унять. Всем плохо, было бы дело в том, на самом деле кошка есть хотела, в том мудрость притчи сей мы найдём.

Есть притча «Орёл и ворона», где ворона умной оказалась, уже она за счёт других поживиться старалась. Уговорила она орла бросить устрицу о камни с небес, дабы вместе отведать, поскольку клюв в нутро её вороний не пролез. Орёл бросит, думая поживиться совместно, но разве ворона не покинет с устрицей разбитой её смерти место? Не дождётся орла, сама поживится. Сюжет сей притчи не сможет читателю долго забыться.

Вот о двух вечных соседях притчи ещё одно повествованье, «Конь и осёл» ему снова даётся названье. Гордился конь по молодости лет, телег, подобно ослу не таская, как к нему вскоре повернётся жизнь, не зная. Годы шли, и поставлен конь оказался телегу таскать, теперь хуже осла конь: иначе это не назвать. Вот ещё о двух соседях притчи сюжет — «Прохожий и змея»: заранее известен морали ответ. Не бери за пазуху гада по пути, каким бы сирым не казался, он и окончит твои дни, и не говори ему, что он настоящим гадом оказался.

Есть притча «Аполлон и Минерва», про сосланных Зевсом жить среди людей. Феб аптекарем стал, а Афина души решила делать целей. Оказалось, Феб не голодал, он лекарства от болезней продавал, а вот Афина голодала, она ведь помощь предлагала. С телесными болезнями не проживёшь, когда их можешь излечить, зато с душевными болезнями предстоит до самой смерти жить. Вот ещё притча «Лисица и козёл», дабы читатель мудрость ещё одну обрёл. Оказались лисица и козёл в колодце, выбраться суждено кому-то из них, о том и даётся Сумароковым стих. Козёл поможет лисице, думая, поможет и она ему. Да вот напасть, переоценил он злодейку лису.

Есть притча «Два рака», между которыми чуть не случилась драка. Будто бы боком рак перед раком ходил, за это другой рак его укорил. Спорить бессмысленно, коли сам рак, так же боком ходишь, иначе ведь не можешь никак. Вот притча «Два живописца» — про непонимание вкусов толпы, доказательство людской ни к чему не обязывающей суеты. Один рисовал лягушек, имея успех, другой — богов, получая в награду упрёки и смех. Почему? Оба мастерски умели рисовать, потому и не можем мы вкусов толпы здравым рассудком принять.

Есть притча «Волк и журавль», помогающая установить, отчего помогая другим, собственное благо можешь упустить. Застряла кость у волка в пасти, стал он упрашивать журавля избавить от напасти, и помог журавль, награду попросив. Волк ему ответил: лети скорее, покуда вовсе жив. Вот притча «Собака с куском мяса» — другой истины мораль, показывает, какая от последствий жадности печаль. Плыла собака по реке, плыла она с куском мяса на доске, отражение в реке увидала, кусок мяса больше у той собаки признала, возжелала его, раскрыла пасть, куску мяса осталось в воду упасть.

Вот опять притча «Возгордившаяся лягушка» — про гордость лягушки, раздувшейся до размеров быка. Да, она лопнула, уж такова гордой лягушки судьба. Нужно быть умнее, примерно как заяц из притчи «Заяц и медведь», когда мстительным всякий может оказаться ведь. Обидел ушастого мишка на погибель себе, хотя от такой крохи не ожидал увидеть расправу нигде. Выпал снег, проложил заяц от селения до берлоги след — пришли охотники, теперь обидчика на свете нет.

С медведем связана притча «Волк, овца и лисица». Выбрали сии товарищи промеж собой вожака, им стал волк, сказавший будто против себя — не боится медведя, биться с оным готов. Пусть тогда бьётся, раз нашёл для храбрости своей он столько громких слов. Не смог перебороть гордыню волк, медведя испугавшийся. Простился с миром, жертвой медвежьей ставшийся. Нужно быть осмотрительным, взвешивать возможности, будучи готовым ко всему. Потому читателю Сумароков сообщил ещё притчу одну. «Сокол и сова» — о доверии к соколу совы, доверила ему она охранять яйца в гнездовье свои. Понятно, сокол знатно отобедал, пусть и совы доверие он предал. Впору вспомнить притчу «Немчин и француз», в которой не мог произойти подобный конфуз. Вражда с пелёнок, дружбы в оной не жди, скорее убьют друг друга, никогда не доверившись ни в чём. Читатель, и это учти.

«Мужик с котомкой» — ещё притча со знакомым сюжетом, всё равно полезная при этом: цени чужой труд, не думай о лёгкости его, может он оказаться тяжелее твоего. А вот притча «Вдова-пьяница», про женщину, в вине горе топившую, ибо видела в стакане тень мужа, пускай и бывшую. Вот притча «Волк и ребёнок», в которой волк услышал, будто мама отдаст нерадивого ребёнка ему на съедение, да оказалось, то говорилось для создания угрозы, чтобы разыгралось волнение. Скорее мама сечь станет волка, нежели отдаст дитя на поедание — вполне осмысленное для читателя дано материнского чувства понимание.

Есть притча «Пастух и сирена», как сводили с ума пастуха сирен голоса. Правда в действительности оказалась банально проста. Стоило рыбий хвост увидеть, куда переходит девичий стан, сразу стал трезвым пастух, от чудесных голосов он больше не пьян. Есть и притча «Апреля первое число» — такой праздник издревле на Руси отмечали. Вот пожалуй о смысле сей притчи и всё.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Преступникам во остепенение, дабы знали, пострадать могут за преступление. Нападая на прохожих, могут сами жертвой стать, обороняясь, пострадавший может сам напасть. Как в притче «Трус»: напал разбойник на людей, а те ворами оказались, и час расплаты вмиг пробил, мечты с разбойником тогда же попрощались. А если хочешь мирно жить, то должен возможности с доступным соотносить. «Неосновательное желание» у мартышек возникло, человеческими помыслами они решили жить, и законы у них появились, одного не смогли они в себе изменить. Завыл волк — и не стало мартышек, лишь набили желанием своим себе же шишек.

А вот «Лисица в опасности», от псов бежала, где ей спрятаться не знала, встретила мужика, помочь упросила, и мужик спрятал, пусть и похоже это на диво. Мораль в другом, ведь не прятал лисицу мужик, он псам её логово указал, ибо выдавать он привык. Но лисица спаслась, однако мужик награду за услугу попросил, да вот пусть радуется, иначе от лисьей злости ему свет не был бы мил. О том же притча «Мужик и медведь» — мужик в берлогу угодил, его медведь на ноги поставил и отправил до дому лучше, нежели мужик был. Чем отплатил тот медведю? Охотникам берлогу указал. Надо ли говорить, вскоре мужик от медвежьей злобы дни и скончал.

«Перекормленная курица» — ещё один про курицу сюжет — жадным до прибыли скончания нет. Несла курица яйца, радовать то должно. Хозяйка решила курицу усиленней кормить, так получится яиц получать больше, нежели даже в день одно. Какой результат? Курица от переедания померла, хозяйка от жадности ценного сберечь не смогла. Знать бы наперёд, к чему приведут те или иные дела, многое бы тогда хозяйка сберегла. Как и в притче «Горшки», где пошли два горшка гулять, боками соударяясь, дружны чрез меры видать. Да один из глины, другой железным был, потому к концу прогулки глиняного железный на мелкие кусочки разбил.

Случилось быть «Поросячьему крику» — мужик поросёнком визжал, почти никто не ведал — свинью за пазухой мужик тот держал. Случилось однажды быть «Злой жене», задумавшей мужа убить, сама жертвой пала, так со злокозненными и должна каждый раз судьба поступить. Случилось другой жене от мужа пострадать, в притче «Супруг и супруга» решил Сумароков показать, оправдывая побои мужем жены, уж лучше так, нежели ему жена сварами скоротает и без того короткие дни. А бывает иначе, когда супруга богатством ценна, от такой стерпишь всё, дабы жизнь была сладкой весьма. В притче «Приданое» то рано понял муж, за время безденежных странствий оголодавший, теперь же всегда при миске с едой, уже тем счастливым ставший. Вот про «Жену в отчаянии» притча сообщена, там стенала громко жена. Муж тяжко болел, изводит тем жену, и та решила призвать смерть себе и ему, но стоило смерти придти, изменилась жены речь, свою жизнь она решила пока поберечь.

Случилось коршуну в лес соловья утащить, думал им коршун там закусить. О том гласит притча «Коршун и соловей», в оной соловей просил заменить смерть песней своей. Беда в другом — есть коршун хотел, к прекрасному он тяги не имел. Случилось свинье укорять коня за служение людям на войне. Конь ответствовал достойно на укоры свинье. Гласит о том притча «Свинья и конь», всяко лучше в поле бродить, чем вдыхать от грязной лужи вонь. Есть притча «Конь и осёл» — ослу не жалко коня, тот сам свою долю предпочёл. Мог спокойно жить, не гарцевать, не пришлось бы сейчас от ран так горько стенать. Есть притча с таким же название ещё одна, там осёл разделить ношу тяжёлую свою упрашивал коня. Конь гордый отказался, и вот от тяжести помер осёл, теперь всё это конь уже тащит один на горбу своём.

Случилось кому-то Македонского хвалить в притче «Александрова слава», якобы была когда-то на мир весь управа. Сумароков иначе зрит, он сугубо о славе Екатерины Великой говорит.

Ещё про жену. У Сумарокова притча «Страх и любовь» есть. В ней жена укоряла мужа, заставляла тяжких дум груз несть. Когда пожаловали воры, от их нападок муж дом оградил, тогда лишь обласканным женой он был. Тут нужно уразуметь, так ли плохо, когда воры в дом хотят войти, коли от них отбившись попадаешь в объятья радостной жены. Притча «Наказание» — про зарождение отношений, девицу парень предложением любви оскорбил, а в наказание за проступок сей себя в ответ любить попросил.

Вот притча «Собачья ссора». Задумал волк в овчарню прокрасться, покуда собаки дерутся промеж собой, можно будет незаметно бараниной наслаждаться. Отнюдь, стоило волку зайти в загон, сразу стих собачий лай, ладным стал сварой раздираемый дом. Примерно в схожей манере россы бранились, пока по их стране татары с монголами не прокатились. Но россы не собаки, а татары не волки, все люди — с одной ёлки иголки. Ещё про собак притча «Собака и клад» — зарыть всякую безделицу пёс будет рад, и станет её до смерти охранять, хотя сей клад никто всё равно не станет искать.

Вот притча «Муравей и пчела». Потешалась пчела над муравьём, нелепостью муравейника, мол, мы лучше в улье живём. Оно-то хорошо, когда красиво и богато живёшь, только если кто сильный на твоё великолепие потянется, много ли для себя после в разорённом найдёшь? Всякому ценному нужен умелый держатель, притча «Ремесленник и купец» тому показатель. Не умел мыловар злато держать, чах он от мыслей о злате при нём, едва не разорился, предпочтя обратно отдать купцу, оставшись при своём.

Вот притча «Боров и медведь». Большой боров задумал с медведем дружить. Он ведь огромен, почему такого не может быть? Медведь — не товарищ свинье, какой бы та свинья не была себе на уме. Есть притча «Мышь медведем» — про большую мышь. Такую увидишь — задрожишь. Впрочем, сама мышь испугается, ибо она всё же мышь. Зная это, уже сам не дрожишь. Есть притча «Коршуны и голуби», в которой голуби решили коршунов помирить, хватит им сражаться, детей малых надо в мире им плодить. Помирились коршуны, стали уничтожать голубей, посему лучше сперва надо думать, кому помощь будет нужней.

Вот притча «Вояжир-плясун». Сын за границей плясать научился. Пишет родным о том послания он. Всюду ожидает сына успех, радостью родню оглашает, но не носит ли ветер слов его от правды вон? Пусть приедет и покажет танец родным, а до той поры можно и не общаться с ним. Есть притча «Просьба мухи», в оной упросила мама-муха сделать сына-муху котом, что и было сделано, и кот из мухи разорил куриный дом. Тут Сумароков намекает на мелких людей, до власти дорвавшихся, карманы набивают они себе, за бедность свою основательно изголодавшихся.

Вот притча «Поэт и урод». Поэт о героях излишне много поёт, хотя за поэму о нём как раз урод заплатил, потому и дорого он творение поэта так и не оценил. Пусть герои античные платят поэту, урод заказывал поэму не эту. Есть притча «Поэт и разбойник» — убивали поэта, тому свидетелем были журавли, теперь по миру разносят они о печальной участи поэта возгласы с небес свои. Есть притча «Учитель поэзии», где Сумароковым дан наказ — искать рифму нужно, хватит одного Тредиаковского без рифмы среди нас.

Вот притча «Тщетная предосторожность». Возвращает она к неприятию Сумароковым необходимости заключать брак. Ведь человек должен жить в покое, радоваться каждому дню, ежели сам себе не враг. Потому, пока не нацелил на человека лук Купидон, лучше с Плутоном повстречаться, издав прощальный стон. Есть притча «Слепая старуха и лекарь», в которой лекарь взялся от слепоты старуху лечить, заодно посуду крал, ибо тем он полагал должную услугу оплаченной быть. Прозреет старуха, посуды не найдя, и не узнает, куда девалась оная вся. Есть притча «Блоха», что пила барскую кровь, от того ей армией управлять на ум взбрелось. Есть притча «Единовластие», где Сумароков монарший строй поддержал, ведь нет разногласия там, где страной один правитель управлял. И наоборот, коли о ста головах дракон, там хоть и славно, но словно слепая старуха не услышит украденного лекарем добра звон.

Автор: Константин Трунин

» Read more