Александр Ревич «От переводчика Трагических поэм» (1992)
Всё это было! Было это! И вот опять всё повторилось. Куда не направляй ты взор, ведь ничего, увы, не изменилось. Опять! Опять позор. Нет, старания напрасны будут, как не взывай ты к совести людей, тебе и рифма не нужна, покуда люди остаются хуже сволочей. Такая истина нам издревле ясна. Для того прошлое подаётся в качестве примера, кто бы брался его изучать, пусть лучше теплится в надежду вера, чем проявить терпение и об ошибках собственных узнать. В том тягость мысли, благо литература сохраняет в века канувшего след, и вроде мы к тому привыкли, но не понимаем источника всех нынешних бед. Что же, оглянитесь назад, возьмите Ревича стихи, не из стремления переводить Обинье он старался. Александр показывал тем устремления свои, дабы звон мечей ушей мирного люда никогда не касался.
Почему Обинье? Кто этот муж? Отчего верить именно сему поэту французских седин? О чём он мог поведать? Его слушать? Нет уж. Всё равно рецепт человеческого горя един. Читатель, опомнись, выветри спесь. Тебе желается критики? Тебя подмывает сказать? Пред нами ты горишь желанием весь, одному тебе известную мудрость всем доказать. Однако, читатель, всё же ты глуп. И глупы те, кто в гордости своей забывает о прошлом. К тому же ты, читатель, на мудрые советы скуп, раз вещаешь о чём-то, находя простое в сложном. Успокойся, читатель, возьми перевод Трагических поэм, внемли Ревича переводным словам. Может найдёшь в сиюминутном огласку вечных проблем, ежели не можешь в подобном разобраться сам.
Подумать только, Франции судьба — бороться за людское счастье. И, надо же, Франция — нам непонятная страна, где каждый воспринимает день новый за проклятье. Кому спасибо скажет современный галл? Куда он обратится за укором? Он с рождения опустошён — устал, он сжигаем внутренним раздором. С того момента, когда становление французов началось, померк солнца свет, взошла над будущей Францией Луна, и наступила для французов бесконечная ночь — не уступит Солнцу места никогда она. Всё потому, ибо французы вечно правды не найдут, они сражаются за что-то. Никак себя французы не поймут. Сама жизнь для них — забота.
Но говорить о Франции не хватит сотни лет. Пожалуй, нужно взять отрезок точный. Варфоломеевская ночь — памятный сюжет? Для закрепления французов мук пример, пожалуй, самый точный. О! Это было время битвы, сошлись две рати насмерть биться. Для гугенотов то пора ловитвы, от католиков им пришлось схорониться. В тот год менялась жизнь для Обинье, он двадцатилетним выбор принимал, и находил лучшее себе, о чём он после в поэмах трагических многократно писал. Он видел кровь, он лил кровь сам, и кровь лилась, лилась… и вновь! Лилась, но уже от ему нанесённых врагами ран. И мысль возникла у тогда ещё юнца, что не положено так людям биться, ведь не имеет права человек убивать деяние творца — не мог он для того на свет сей появиться.
А горе человечества — не в жажде брать чужое, не отдавать взращенное рукой. Отнюдь, горе — оно ведь простое! Дабы понять — историю лишь открой. Что было издревле? Кровь люди лили. Зачем же лили? Кто бы знал. Себя бы люди взяли и спросили: кто счастья достиг, когда так поступал? Но нет ответа, и не будет. Опять пойдут в сраженье с доблестью они. От человека всё же не убудет… родятся для битв новые сыны.
Автор: Константин Трунин