Tag Archives: лауреат госпремии

Леонид Милов «Великорусский пахарь и особенности российского исторического процесса» (1998)

Милов Великорусский пахарь

Милов предложил посмотреть на российский исторический процесс с позиции влияния на него великорусского пахаря. При этом не учитывались никакие факторы, кроме фактических, вроде национальных традиций, влияния климата и почвы, а также самого понимания обширности занимаемого государством пространства. Интерес представлял сугубо отрезок времени с XVIII по XIX век, характерный наибольшим закрепощением крестьян. Специально создалось подобие вакуума, далее которого распространяться не следовало. В распоряжении Леонида имелись статистические выкладки, которые он любезно представил знакомящемуся с текстом читателю. В итоге окажется, что крестьяне стояли на грани выживания, в основном из-за того, что им приходилось самим о себе заботиться.

Для начала, чем отличается русский пахарь от европейского? Главное различие — климатические особенности, характерные существованием продолжительного отрезка времени, когда пахарь не может трудиться на земле. Из этого возникала необходимость приложения максимальных усилий летом, с последующим долгим отдыхом, когда возникали иные заботы, характерные устойчивыми на селе народными промыслами, служившими важной составляющей быта всякой крестьянской семьи. Собственно, Милов не рассматривал отрабатывание обязательных часов на барина, интересуясь именно выживанием. И сразу выяснялось — выделить время для обработки участка под собственные нужды не хватало, приходилось этим заниматься, вставая рано утром или ложась поздно ночью.

Проблема русского пахаря заключалась и в традициях, связанных с календарными датами. Ежели в определённый день года требовалось косить траву, либо сеять зерно, тем крестьянин и занимался, невзирая на необходимость данного мероприятия. Стоит предположить, что Милов утрировал, оставляя на уме советскую обыденность общеколлективных действий, начинаемых и заканчиваемых одновременно повсеместно, хоть о западных областях шла речь, хоть о самых восточных. Сложно поверить, чтобы пахарю, которого никто не принуждал к совершению определённых действий, отказывала смекалка.

Но Леонид истинно счёл нужным создать идеализированные им условия для российского пахаря. Взятый за образчик, тот пахарь не только делал всё согласно заданного календаря, он также не пользовался опытом прежних поколений, словно брался за крестьянское ремесло с нуля. Такой пахарь мог не знать о навозе, ежели почва не требовала внесения удобрений, или оказывался слаб в чём-то ином, отчего урожай собирал не на нужном уровне. Однако, в России всегда использовалась трёхпольная система: на чём Милов настаивает. Было поле летнее, озимое и отдыхающее. Соответственно, каждый год высевалась определённая культура, чему Леонид посвятил достаточное количество страниц. Основной почёт на Руси принимала рожь, после пшеница. Ценился овёс — за минимальный вкладываемый в него труд. Ячмень назывался житом, всегда легко всходивший. Греча и горох засевались на самой худой земле. Причём для гречи обязательным было опыление пчёлами.

Что до питания, то крестьянину требовалось кормить семью и весь скот, для чего он был обязан заранее знать, сколько ему потребуется собрать урожая. В результате подсчётов Милов выяснил — питался крестьянин на том же уровне, как и солдат, если перевести ежедневный рацион на калории. Всё остальное, о чём брался Леонид рассуждать, вышло за рамки заданной темы. Леонид размышлял о возникновении и росте капитализма в России, тогда как внятного объяснения принципу существования крепостного права он давать не захотел. Поэтому он ближе к концу повествования переключился на народные ремёсла и участие крестьян в работе на промышленных предприятиях.

Ставить определённый вопрос и давать на него ответ, не исходя из допущений, не является верным способом разобраться в ситуации. На уровне статистики крестьянство России по версии Милова может и стало понятнее, но понятным оно так и не стало.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Дмитрий Волкогонов «Троцкий. Политический портрет» (1992)

Волкогонов Троцкий

Все разговоры о прошлом — пустословная полемика. Какая разница, чем славны Пётр I или Екатерина II? Или какая необходимость ломать копья вокруг личности Сталина? Уже нет тех стран, которыми они руководили. Во многом изменились и нравы. Русский человек начала XXI века — это не русский прошлых столетий. Как и мировоззрение всякого россиянина, чьи предки некогда составляли единую державу, теперь раздробленные на множество государств. Потому не нужно допускать категорических суждений, чаще основанных на неполном владении информацией. Не получится составить точный портрет и Льва Троцкого, к каким усилиям не прибегай. Единственно возможный вариант — читать непосредственно его самого, особенно написанную им автобиографию «Моя жизнь». Всё прочее, в том числе и труд Волкогонова, лишь попытка понять былое под определённым углом зрения. Всякий волен изменить градус восприятия, как тот же Троцкий предстанет от демонических до ангельских оттенков. А как быть потомку? Не зацикливаться. Ушедшее в небытие стоит помнить, но иметь о том категорические суждения нельзя.

Кто есть Троцкий? Безусловно, он соратник Ленина и Сталина. Все они родились в годы правления Александра II. Есть один интересный факт — разница в возрасте Троцкого и Сталина всего в несколько месяцев. А что есть восприятие личности для истории? Краеугольный камень понимания происходивших в обществе процессов. То есть историю чаще принято понимать не по историческим периодам, ибо то важно сугубо современникам. Тем, кто будет жить спустя века, опираться придётся на личности правителей, никак иначе не умея соотнести имевшее место когда-то быть. Происходит так прежде всего из-за плохого владения информацией, ведь проще усвоить черты правителя, основывая на них предположения, чем вникать в деятельность прочих государственных и иных деятелей. А что же Троцкий? Политическим лидером он если и был, то крайне короткий срок.

Троцкий тот, про кого говорят, что он способен творить революцию, но ему не суждено воспользоваться её плодами. Волкогонов продемонстрировал преимущественно это. До прихода к власти большевиков, Троцкий — яркий агитатор, неутомимый писатель и оратор. Он зажигал сердце толпы, становясь её душою. Ему по силам было направлять людской поток в угодную ему сторону, благо сам поток желал как раз туда стремиться. Троцкий агитировал и за границей, особенно примечательным выглядит его деятельность в местах, где немного погодя случится убийство австрийского эрцгерцога Фердинанда, вслед за чем начнётся военный конфликт, теперь именуемый Первой Мировой войной. И всё же Троцкий считал себя гением убеждения, включая случай провальных переговоров с представителями Германской империи, тем спровоцировав временную утрату Россией огромных территорий. Пусть Троцкий продолжал убеждать людей, побуждая их бороться и в гражданской войне. Однако, стоило бурному морю из человеческих волнений успокоиться, сразу он оказался без надобности. Умея зажигать сердце толпы, Троцкий не умел убеждать лицом к лицу с одним собеседником, потому, за какое бы дело он не брался в новообразованном государстве, подвергался игнорированию подчинёнными.

Волкогонов не говорит, но читатель, знакомый с текстом автобиографии «Моя жизнь» знает, какие отговорки находил Троцкий, объясняя политические провалы, случившиеся с ним в последние годы жизни Ленина, в том числе и все последующие за тем несчастья. Ему оказывалось проще сказаться больным и проиграть заочно, нежели он станет непосредственным очевидцем собственного унижения. Во многом вследствие этого и складывалось дальнейшее существование Троцкого, ставшего вынужденным эмигрантом.

Но для Волкогонова труд о Троцком позволил объяснить читателю, вследствие каких причин советское государство не могло воплотить идеалов революционеров, думавших построить коммунизм. Объяснение свелось к банальному: революция приводит к единственному результату — к смене власть имущих. Ничего существенно не изменяется — наоборот, происходит угнетение населения, должного принять обязательства по удовлетворению аппетитов новых властителей. Вновь следует закабаление, ничем не лучше приснопамятного крепостного права. Так на долгие годы советские граждане оказались в плену, тогда как их предки ежели и боролись за представления о счастье, то никак не в том понимании, каковое случилось в действительности.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Г. Бонгард-Левин, В. Зуев, Ю. Литвиненко, И. Тункина «Скифский роман» (1997)

Скифский роман

Рассказывать о жизни и деятельности Михаила Ростовцева лучше самостоятельно. О нём говорят — он большой специалист по античности. За ним остались выдающиеся труды и доводящая до восторга переписка с коллегами. Всё это так, за явной недоговорённостью. Жизнь Ростовцева сложилась таким образом, что он стался не нужен советскому государству, вынужденный остаток жизни провести в Америке, где ему совершенно не нравилось. При изменившихся обстоятельствах, изменился и язык Михаила. Работы он стал писать по-английски, чем отдалял понимание себя у потомка. Точно можно сказать — переводить труды Ростовцева нужно, но нерентабельно. Остаётся положиться на таких исследователей его жизни и деятельности, каковыми были авторы сборника «Скифский роман», изданного РАН под общей редакцией Григория Бонгард-Левина.

Сборник переполняет от писем, найденных в архивах по Европе, Америке и непосредственно России. Судьба наследия Ростовцева такова, что написанное им во время жизни в России оказалось в доброй своей части уничтоженным. Причём банально — его трудами отапливались в холода. Остаётся внимать богатству переписки, но и тут не всё ладно — не каждое учебное учреждение, располагающее его письмами, соглашается предоставить доступ. А ведь переписка сложна не только тем, что она рукописная, так к тому же и на не всем понятном английском языке. Впрочем, для специалистов по античности или востоковедению это затруднения не представляет, благодаря их склонности к многоязычности. Но кто из них возьмётся изучать чужое наследие, для усвоения которого может не хватить и собственной жизни?

Есть ещё одно затруднение. Пусть учёные имеют склонность не принимать точки зрения друг друга, вступать в бесконечные полемики, порою их скрепляет понимание необходимости общего дела. Ведь в споре иногда рождается истина, но в действительности она рождается от плодотворных бесед, где все прислушиваются друг к другу, тем вырабатывая новое, никем прежде не бывшее озвученным мнение. Собственно, на том и основывается наука, не способная застыть, потому и вечно развиваемая. В «Скифском романе» острые углы обойдены. Ко всякому Ростовцев проявлял любезность, отчего могущий считаться врагом — принимался скорее за соратника, чьему мнению нужно оказать внимание. Так в чём заключается непосредственно затруднение? О чём бы не говорил прежде Михаил — оно за прошедшее время признаётся устаревшим. А если так, то и к его взглядам будет проявляться всё меньше интереса.

Мир в первой половине XX века кипел от событий — рушились империи и нарождались идеологии. Где там до археологических раскопок? Случилась Первая Мировая война, затем Вторая. Человечество старательно стремилось к самоистреблению, за иные дни на полях сражений погибали миллионы людей. И Ростовцев был этому очевидцем, всё равно погружённый в необходимость изучения прошлого. Он мог рассуждать о лидерах социалистических стран и видеть между ними непримиримые противоречия, однако ничего поделать не мог, если к тому вообще проявлял рвение.

Что заботило и тяготило Михаила? Он испытывал неудобство от пребывания вне утерянного родного края. Ни к чему он не проявлял симпатию. Американская зарплата не позволяла чувствовать довольство жизнью, денег постоянно не хватало. Изменить в отношении себя он ничего не мог, потому как с сороковых годов все устремлялись именно в Америку, подальше от войны. Только сам Ростовцев никому в помощи не отказывал. Составители «Скифского романа» заставили поверить, что, например, Бунин получил Нобелевскую премию преимущественно по протекции Михаила, Набоков сумел адаптироваться в Америке тоже благодаря его усилиям, и все прочие, так или иначе, но обретали возможность существовать, стоило им обратиться к нему за помощью.

Не всё тут требуемое сказано, но всего и не скажешь.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Владимир Маканин «Кавказский пленный» (1994)

Маканин Кавказский пленный

Русских в плен на Кавказе брали, теперь в плен взяли кавказца. Как на это смотреть? Прежде русских пленила красота кавказских женщин, те отвечали им взаимностью, случался побег, неизменно с упоминанием трагедии души. Теперь иначе. А иначе ли? Отчего нужно считать, будто времена изменились? И раньше двое мужчин могли иметь крепкую дружбу, не обращая внимания на косые взгляды, поскольку таковых не было, ибо всякий мог дружить, не изыскивая скрытых смыслов. Да и сами мужчины ничего не подразумевали, лишь уважительно относясь друг к другу. Они могли плакать без утайки, то не осуждалось. Наоборот, выражать эмоции — важное умение человека, за которое его нельзя порицать. Однако, времена всё-таки изменились. Теперь мужчины не могут проявить нежность друг к другу — это обязательно трактуется склонностью к гомосексуализму. Когда-нибудь произведение Маканина начнут понимать в истинном свете — пока же читатель сохраняет устойчивую позицию восприятия, выраженную упомянутым тут общественным осуждением.

Сюжетная канва «Кавказского пленного» такова. Ситуация в Чечне обострилась, российские военные вступают в короткое противостояние с боевиками и берут пленного. Пленный оказывается молодым красивым парнем. Он скорее был пуглив, нежели воинственен. Может он не знал ласки отца, сурово воспитанный ремнём, либо вовсе не имел родителя. Ему требовалась защита, хоть от взявших его в плен людей. Ведь он не мог не понимать, что полностью зависит от них. Уже спасибо за сохранение жизни — могли убить, не беря трудность по конвоированию. Вне своей воли он льнёт к главному герою повествования, стараясь добиться сочувствия. Вполне очевидно, у человека не поднимется рука на то, к чему он проявляет симпатию. Но читатель настойчиво видит предпосылки к гомосексуализму. Остаётся такому мнению подивиться и отправить читать роман-реку «Жан-Кристоф» за авторством Ромена Роллана. Вот где мужские чувства испытываются чувствительностью, без пустых подозрений, мешающих адекватному восприятию происходящих в обществе процессов.

Так-то оно так — возразит читатель — но у Маканина излишне явно прослеживается характерная линейность поведения действующих лиц. И уж главный герой повествования всё же склонен к проявлению интимной симпатии к пленному. Остаётся напомнить, что Маканин видел мир глазами современного человека, как и прописанный им главный герой. Поэтому нет ничего удивительного, если у мужчины возникает реакция подозрения на проявление слабости со стороны другого мужчины. Неспроста пленный льнёт к нему, может и он питает любовные чувства. Ежели таким образом привык думать современный человек, он не сможет изменить внутреннему ощущению. Подозрительность никуда не денется. И разумность в поступках всё равно сохранится. Ведь известно, мужчина способен удавить кого угодно, когда возникнет к тому необходимость. Насколько бы дорогим то существо не являлось. Этого-то пленный и не учёл, которому следовало сохранять дистанцию. Вместо чего Маканин создал сюжет, показавшийся ему прекрасным, дабы отразить сложность взаимоотношения между мужчинами.

Повествование всегда зависит от автора. У Маканина были возможности для разрешения ситуации. В его воле убивать и миловать. Он решил казнить пленного и позволить жить российским военным. Дело свершилось быстро. Хотя бы в этом Маканин не мог поступить иначе. Убей он на страницах русских — читатель и вовсе бы его не понял. Уже то, что в сюжет допущено кощунство, никак не способствует благостному восприятию. Впрочем, не сказано ли ранее о предвзятости человеческих рассуждений? Каждый сам решит, как ему отнестись к «Кавказскому пленному».

Автор: Константин Трунин

» Read more

Владимир Маканин «Андеграунд, или Герой нашего времени» (1998)

Маканин Андеграунд

Подметить то, чего никто другой не увидит — призвание писателя современного дня. Но призвание писателя современного дня может отражаться противоположной сутью — надумать такое, до чего другие не додумаются. Маканин как раз и пошёл по второму пути, к каким бы он не прибегал себя обеляющим словам. Он мог думать о возвышенном, поднимая действительно важную тему. А на деле опошлил обыденность, став русской вариацией Генри Миллера. И если американец во Франции мог искать интимных развлечений, пускай и самого животного свойства, то Маканин пробуждал такие же чувства, пытаясь разжевать населению России о том, насколько всё плохо. Как же так? — вопросит читатель. Отчего принимать всерьёз героя нашего времени, который много хуже нигилистов Тургенева? Тем хотя бы было понятно, из каких побуждений они отказываются от предоставляемых им возможностей. Маканин же описал люмпенов, отразив романтику их существования. Что же, с того и следовало начинать, не прикрываясь пафосно звучащим названием.

Есть вероятность, Маканин создал на страницах некоего опального писателя советских времён, привыкшего жить без обязательств. Этот писатель стоял на пороге творческих открытий, ничего так и не написав. Его каждодневные занятия — повсеместные шатания, сочетаемые с далёким от идеала представлением о человеке. Несмотря на желание видеть героя повествования возвышенным созданием, он низменный сверх всякой меры. На таковых обычно смотришь со стороны, определяя их естество согласно их же внешности, наделяя ёмким определением ханыги. Вся жизнь таких людей свелась к содружеству с горечью спиртного напитка, сочетаемого с горечью доставшейся им жизни, выражаемых общей горечью мировоззрения, только при неувядаемом оптимизме. Неважно, чем закончится текущий день, ведь он не может не закончиться — и это уже хорошо.

Жизнь и правда горька, но, несмотря на это, нужно просто продолжать жить. Потому Маканин определял поступки героя повествования, исходя из однотипных суждений. Кто он и откуда? Обиженный государством человек, влачащий жалкое существование по вине чиновников. К чему он стремится? Быть писателем. А чем занимается? Непотребством. Неспроста Маканин постоянно прибегает к опошливанию происходящего на страницах, сводя всё к сексуальной и туалетной теме. Безусловно, читать «Все оттенки голубого» Рю Мураками много сложнее, ввиду нежелания принимать свойства японского умения уходить от суеты. Но даже пиши Маканин в схожей манере — честь ему и хвала. Было бы о чём судить. Могут и среди населения России встречаться извращенцы, да вот получается, что в «Андеграунде» герой повествования однотипен персонажам Мураками. За одним исключением! Рю описывал собственную молодость, тогда как Маканин решил нечто такое надумать, дабы взбудоражить общественность проблемой, оной нисколько не являющейся.

Если ума герою повествования не дал Маканин, того желает дать читатель. Не дело вести асоциальный образ жизни, не стараясь хотя бы на каплю быть достойным членом общества. Сколько не ной и не размазывай сопли, не ударив палец о палец — ничего не получишь. Так не только в России, а и во всякой другой стране. Подобных «героев нашего времени» полно в любой точке земного шара. Другое дело — стоит ли их возвышать? Люмпены останутся люмпенами, ибо в них не нуждается даже пролетариат. Они всегда будут в любом обществе, каких привилегий им не предоставь. Всё они сведут к безысходности, чтобы впоследствии обвинять общество в несправедливом распределении человеческих благ. Не под тем углом Маканин посмотрел на ситуацию. Его герой повествования не стремился к лучшему, предпочитая прозябать.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Валентин Непомнящий «Пушкин. Русская картина мира» (1999)

Непомнящий Пушкин Русская картина мира

Когда сказать совсем нечего, начинается академизм. То есть вспоминаются материи, далёкие от основного смысла содержания. Наполнение происходит за счёт отсылки к древним временам, порою библейским. Иногда иного не остаётся. О чём же можно было рассказать, сообщая нечто о Пушкине? Казалось бы, рассмотренного прежними поколениями достаточно. Но дух исследовательский остановить нельзя. Тогда можно заново раскрыть темы, уже относительно современного дня, потому как всё связанное с исследуемым объектом трактуется в ином свете. Ежели за дело брался советский пушкинист — он поступал согласно социалистических представлений, с удовольствием находя подтверждение утверждению типа: главным героем в «Борисе Годунове» является народ. Но нужно стоять выше этого — решал Валентин Непомнящий, предпочитая, вместо проведения параллелей между Марксом и наследием Пушкина, обращаться к библейским мотивам, причём начиная сразу с сюжета об Адаме и Еве.

Содержание «Русской картины мира» создавалось на протяжении нескольких десятилетий. А итоговый вариант был удостоен Государственной премии Российской Федерации. И важно увидеть не наполнение исследования, а сказанное Валентином на вручении премии. Ему сталось обидно за культуру россиян, забытую властными структурами. И это Валентин говорил накануне реформы премии, ещё не подозревая, как уже с 2004 года всё станет много хуже. Государство словно забудет о необходимости придавать значение созидающим культуру людям. Но Валентин о том и говорил, что именно государству требуется создавать культуру. А рассуждая далее — государству важно воссоздавать культуру в качестве оценки смысла собственного существования. Достаточно взглянуть на прошлое — прославлявшее достижения социализма в Советском Союзе. Что же, теперь на государственном уровне решено действовать от противного. Может в том и есть смысл, ежели предполагать, будто как раз культура подтачивает основы существования действующего политического режима. А значит культуру нужно уничтожать. Иных мыслей просто не может возникнуть.

И всё-таки вернёмся к пушкиноведению. Валентин сообщает без утайки — оно в кризисе. Есть два ежегодных журнала на Россию, посвящённых жизни и творчеству Александра Сергеевича. Немного задумавшись, видеть даже один журнал — не кризис. Впрочем, пушкинистам в любом случае обидно. Да и всякому было бы обидно — не воспринимай всерьёз его увлечение. Только как серьёзно относиться к людям, посвящающим существование поиску смыслов в чужих текстах? Нельзя с остервенением биться с коллегами за правду, ежели она касается вопроса постановки того или иного знака препинания, будто тем в корне меняется смысл фразы. И Валентин объясняет причину. Оказывается, произведение пушкинист оценивает не столько в комплексе, сколько разбивая его на главы. Думается, вплоть до отдельных предложений. Всё делая для того, дабы найти другими ещё не найденное. Уж такова пушкинистика по своей сути.

Другой аспект — постоянное восхваление Александра Сергеевича. Пусть он — солнце русской поэзии, либо кто другой, но панегирик — это не всегда хорошо. Во всём Пушкин оказывался уникальным. Писал так, что ныне не получится заменить одно слово другим. При таком подходе забывается главное — человек, исследующий другого человека. Вместо Валентина Непомнящего приходится видеть восхищённого читателя, к тому же и склонного к раскрытию творчества любимца через религиозные откровения. Потому и было упомянуто про академизм. Для примера можно взять работы всякого поэта былых веков, писавшего оды российским императорам — вот где полное отсутствие связи с действительностью, при полном уходе в предания предков, причём не собственных, а глубоко мифических. И как-то не очень оказывается удобным соразмерять Пушкина с канувшей в Лету архаикой.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Андрей Волос «Хуррамабад» (1989-2000)

Волос Хуррамабад

Людская ненависть неискоренима. Было бы из-за чего ненавидеть, как за пролитием крови дело не станет. Ярчайшее представление об этом — картина в прошедших через развал Союза советских республиках, чьё население вступило в острую конфронтацию по принципу свой-чужой. Ни в чём не уступало происходящему и ситуация в Таджикистане — особом регионе, толком самостоятельно никогда прежде не существовавшем, ставшем единым под властью коммунистической идеологии. Пусть исторические предпосылки вносили коррективы, однако приходилось считаться с действительностью — так к Узбекистану отошли близкие к персидской культуре Самарканд и Бухара. Что до таджиков, то они говорили на отличающем их от всего Союза языке — на таджикском, который скорее определяется в качестве окающего диалекта персидского. В результате народного недовольства в Таджикистане пострадать пришлось не только русским — под удар попали армяне и турки-месхетинцы.

Несмотря на этническое преобладание, таджики питали ненависть к населяющим их страну прочим народностям. Преимущественно то было связно с угнетением как раз таджиков. Волос без экивоков показывает рассуждения представителей местного населения, готовых снести преграды, лишь бы больше не терпеть власть над ними кого-то, кроме них самих. Это сразу становится очевидным, ведь в какую инстанцию Таджикистана не обратись, всюду начальником поставлен армянин. Причём нельзя отличить, чем армяне лучше бывших до того на руководящих постах турков-месхетинцев. Ненависть к русским Андрей показал на общем фоне, и их таджики убивали при вспышках недовольства действительностью. Хватало осознания присутствия чужого для Таджикистана человека, после чего рушилось всякое понимание о человечности — толпа таджиков превращалась просто в жадную до крови толпу, порой не способную понять, против кого направлена их агрессия: растерзанными могли быть и сами таджики, оказавшиеся на пути озверевших от ненависти людей.

К логическому осмыслению последствий развала Советского Союза лучше не обращаться. Достаточно осознания факта произошедшего. Иного быть не могло, поскольку одинаковые процессы происходили повсеместно. Человек всегда остаётся человеком, какой бы национальности он не был. Проще говоря, людей объединяет единственная черта — они часть животного мира, готовые бороться за ту часть территории, которую они считают своей. И пока продолжит сохраняться подобное отношение к границам — зверь останется в человеке. Это только в благоприятные годы все говорят о дружбе между народами и строят общие планы, тогда как достаточно малой трещины, чтобы картина предстала в истинном виде — на пустом месте разразится неутолимая жажда оспаривать право на собственную территорию, в том числе и опускаясь до подлинного геноцида.

Обо всём этом Андрей Волос старался рассказывать в «Хуррамабаде». Он выбрал форму рассказов, объединённых множеством однотипных тем — такой сборник называется романом-пунктиром. Начиная от представлений предков о светлом будущем, в том числе и допуская достижение советскими людьми коммунизма, читатель будет подведён к кровавой бойне, сотрясавшей таджикские города и селения. Чтобы после описания эпизодов отсутствия человечности в поступках людей, подойти к принятию наступивших последствий. Проблема развала Союза коснулась абсолютно всех, так как последовали волны миграций, которым мало кто был рад из жителей других регионов. Но ничего не поделаешь, приходится принимать людскую ненависть, не имеющую возможности угаснуть и позволить кому-то приходить туда, где ты нечто считаешь своим собственным, и более ничьим.

Тему Волос поднял действительно важную, несмотря на предпринятые попытки к её реализации. Конечно, Андрей был обласкан на высшем уровне — получил за произведение Государственную премию Российской Федерации. Но никто так ничего и не сделал, дабы подобного проявления людской ненависти не повторилось в будущем. Неважно где, но стоит быть задетыми чувствам какой-либо нации, как снова запылают людские сердца, обезличенные яростью состоящей из них толпы.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Александр Ревич «От переводчика Трагических поэм» (1992)

Ревич Обинье Трагические поэмы

Всё это было! Было это! И вот опять всё повторилось. Куда не направляй ты взор, ведь ничего, увы, не изменилось. Опять! Опять позор. Нет, старания напрасны будут, как не взывай ты к совести людей, тебе и рифма не нужна, покуда люди остаются хуже сволочей. Такая истина нам издревле ясна. Для того прошлое подаётся в качестве примера, кто бы брался его изучать, пусть лучше теплится в надежду вера, чем проявить терпение и об ошибках собственных узнать. В том тягость мысли, благо литература сохраняет в века канувшего след, и вроде мы к тому привыкли, но не понимаем источника всех нынешних бед. Что же, оглянитесь назад, возьмите Ревича стихи, не из стремления переводить Обинье он старался. Александр показывал тем устремления свои, дабы звон мечей ушей мирного люда никогда не касался.

Почему Обинье? Кто этот муж? Отчего верить именно сему поэту французских седин? О чём он мог поведать? Его слушать? Нет уж. Всё равно рецепт человеческого горя един. Читатель, опомнись, выветри спесь. Тебе желается критики? Тебя подмывает сказать? Пред нами ты горишь желанием весь, одному тебе известную мудрость всем доказать. Однако, читатель, всё же ты глуп. И глупы те, кто в гордости своей забывает о прошлом. К тому же ты, читатель, на мудрые советы скуп, раз вещаешь о чём-то, находя простое в сложном. Успокойся, читатель, возьми перевод Трагических поэм, внемли Ревича переводным словам. Может найдёшь в сиюминутном огласку вечных проблем, ежели не можешь в подобном разобраться сам.

Подумать только, Франции судьба — бороться за людское счастье. И, надо же, Франция — нам непонятная страна, где каждый воспринимает день новый за проклятье. Кому спасибо скажет современный галл? Куда он обратится за укором? Он с рождения опустошён — устал, он сжигаем внутренним раздором. С того момента, когда становление французов началось, померк солнца свет, взошла над будущей Францией Луна, и наступила для французов бесконечная ночь — не уступит Солнцу места никогда она. Всё потому, ибо французы вечно правды не найдут, они сражаются за что-то. Никак себя французы не поймут. Сама жизнь для них — забота.

Но говорить о Франции не хватит сотни лет. Пожалуй, нужно взять отрезок точный. Варфоломеевская ночь — памятный сюжет? Для закрепления французов мук пример, пожалуй, самый точный. О! Это было время битвы, сошлись две рати насмерть биться. Для гугенотов то пора ловитвы, от католиков им пришлось схорониться. В тот год менялась жизнь для Обинье, он двадцатилетним выбор принимал, и находил лучшее себе, о чём он после в поэмах трагических многократно писал. Он видел кровь, он лил кровь сам, и кровь лилась, лилась… и вновь! Лилась, но уже от ему нанесённых врагами ран. И мысль возникла у тогда ещё юнца, что не положено так людям биться, ведь не имеет права человек убивать деяние творца — не мог он для того на свет сей появиться.

А горе человечества — не в жажде брать чужое, не отдавать взращенное рукой. Отнюдь, горе — оно ведь простое! Дабы понять — историю лишь открой. Что было издревле? Кровь люди лили. Зачем же лили? Кто бы знал. Себя бы люди взяли и спросили: кто счастья достиг, когда так поступал? Но нет ответа, и не будет. Опять пойдут в сраженье с доблестью они. От человека всё же не убудет… родятся для битв новые сыны.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Владимир Войнович «Монументальная пропаганда» (2000)

Войнович Монументальная пропаганда

Вам говорят, а вы не верьте! Не верьте ничему, в чём бы вас не убеждали. И может быть тогда вы сохраните разумное осмысление действительности. Как пример: линия поведения коммунистической партии Советского Союза. Этот орган, изначально напоминавший рой, однажды впал в долгое унылое молчание, уподобленный рупору власти. Исходящее от одного — становилось мнением всех. Сперва приходилось без тени сомнения соглашаться с доводами Сталина, потом полностью переменить суждения — начав личность Сталина считать оказывавшей отрицательное воздействие. Сказать о собственном понимании не допускалось. Может показаться, что Советский Союз развалился, партия сгинула, у каждого ныне имеется собственное мнение о происходящем. Однако, пусть точек зрения стало больше, но они в той же степени от кого-то исходят, мгновенно подхватываемые определёнными группами людей. Это есть феномен человеческого общества — невозможность существовать без постоянного промывания мозга.

Именно об этом брался донести до читателя Владимир Войнович. И как же он умело строил повествование. Перед читателем ярые сталинисты, воевавшие во славу вождя, недоедавшие из-за необходимости собрать средства на памятник вождю, засыпавшие и проспавшиеся с тезисами, высказанными накануне вождём. Всё переменилось на XX съезде, после осуждения культа личности. Окончательно перемены стали ясны позже — на XXII съезде в 1961 году — тело Сталина решено вынести из Мавзолея. Так партия навсегда отказала вождю в праве на уважение, став на путь полного отрицания важности его значения для советского общества. Войнович не менее умело показывал происходивший слом.

Теперь памятники Сталину в массовом порядке снимались с постаментов. То, к чему прежде обращали мольбы, теперь отправлялось на переплавку, может быть для нужд космической промышленности. Требовалось это пережить, и пережить оттепель. Хотя было о чём судить негативно, вроде выставок авангардистов. Разве за право на существование подобного искусства люди пытались охранить страну от нацистов? Впрочем, Войнович начал забывать о чём взялся писать. В дальнейшем повествование превратилось в хронику событий.

Перед читателем пронеслись наиболее важные события. Действующие лица будут умирать и рождаться, чтобы показать, насколько мировоззрение поколений способно разниться. Ежели люди шестидесятых годов не могли определиться — хулить или хвалить Сталина, то в девяностых их перестало волновать абсолютно всё, кроме необходимости думать лишь о себе, поскольку более никому они уже были не нужны. Ежели прежде имелась какая-никакая партийная линия, отныне думай — как пожелаешь. Хочешь — считай себя сталинистом или ваяй авангард, только не перекрывай другим кислород.

Войнович проведёт читателя через Афганистан и остановится на времени беспринципности, когда перестанут существовать любые идеалы, кроме необходимости зарабатывать деньги. Тут найдёт спрос абсолютно всё — всевозможные способы окажутся приемлемы. Может потому Войнович допустил в сюжет явный криминал. Читатель станет внимать действиям лиц, чья деятельность направлена на дестабилизацию обстановки, пусть и из подобия благородных помыслов. Только вот насколько допустимо романтизировать образ создателя взрывных устройств? Причём крайне обозлённого на государство, по чьей вине он оказался изуродованным калекой.

Потому и сказано было ранее: не верьте ничему, в чём бы вас не убеждали. Кто-то ругает Сталина, приводя аргументы? Пошлите его выпить воды из-под крана. Кто-то хвалит Сталина, вспоминая о могуществе страны? Заставьте принести мягких французских булочек из ближайшей пекарни. Лучше относиться ко всему индифферентно. Воспользуйтесь методом философов-скептиков, к которому прибегал Картезий, умея тем обосновать невозможное, основываясь как раз на невозможности. Главное, не допускать краха существующего, ибо если и будет лучше, то от этого окажется во много раз горше.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Борис Заходер «Избранное» (1981)

Заходер Избранное

Хотите яркого поэта пример? Садитесь, перед вами Борис Заходер. Он детям стихи посвящал, оттого и популярным стал. Но как же так? Возможно ли такое? Поэтом стал человек, сочинявший простое. Вроде рифма хромает, в строках лишь задор. Надежда на юного читателя, не выскажет ребёнок укор. Шальные вольности, фантазии буйство и рваная строка — на редкость у Заходера лёгкая рука. Ему всё простится, поскольку надо прощать, ведь детям хочется мир окружающий знать. И Борис брался, прилагая немало сил, отчего и поныне юному читателю мил. Пред нами «Избранное», вобравшее значимые части Заходера трудов. Давайте узнаем, на самом деле Борис был каков.

С торжества эксперимента начинает поэт советский путь, блеснуть он старался не великими виршами, а хотя бы чем-нибудь. Про последнюю букву в азбуке он мог рассказать, коллективное советское самосознание тем показать. Коль не положено человеку задирать нос, как бы ему жалеть о мыслях о себе не пришлось. Кто же поставил букву Я в конец алфавита? Эта буква не должна быть забыта. Эта буква — отражение каждого из нас. Но не должен настать её час. Давно под буквой Я понималась буква Аз, иной в империи Российской был бы про неё рассказ. Заходер — наследие мышления советских людей, ставивших общее выше личных идей.

Так и продолжал Борис творить, обыденность сокрушая он предпочитал жить. Мог описать катастрофу в планетарном масштабе, раздавив глобус под колёсами автобуса на радость маме, что прежде читала ребёнку про удивительного носорога, чья кожа тонка, отчего житель Африки не хмурый зверь, а недотрога. Пробовал Борис силы и на басенной ниве, описывая беды иных мест на Земле, но только не России. Как случилось с мартышкой, плясавшей от радости почти год, совершенно лишённой забот, изредка думавшей о необходимости дом возвести, к чему обращала только думы свои, так и не приложив усилий до сезона дождя, оттого и грустная она под ливнями теперь день ото дня. Под новым взглядом Заходер на мир смотрел, забавлялся, делал со словами всё, что хотел. Буквы местами менял, отчего кит становился котом, а мучимый без воя волк — волчком.

О Вове с Петей Борис писал порою, чтобы читатели видели оных промеж собою. Есть в каждом мальчике Петя и Вова. Да ничего нет в этом плохого. Они проказничают, поскольку мальчишки. Известно девочкам — не читают они книжки, проводят время во дворе и за всякой ерундой. Кто-то не верит? Тогда поскорее следующее усвой. Желают мальчишки, дабы всё делалось само, тогда не беспокоил бы их понапрасну никто. Если мешает уроки делать кто-то, то мешает кот, из-за него у мам о мальчишках забота. Если дело не ладится — в стекло летит каждый раз мяч, потому как хватает у мальчишек таковых неудач. И пусть на двоих четвёрка стоит в дневнике — не беда. Вот в морской бы бой не играли на уроках — это да.

Всего не перечислишь, о чём мог мыслить Заходер. Потому он самый яркий для детей из поэтов пример. Борис — мальчишка. Разве кто ему в том праве откажет? В одном спасение — за шалости его никто не накажет. Развеселит ребят историей про поросёнка в обличье человека, огласив разумно причину для смеха. Покажет глупого индюка, забывшего, насколько из него похлёбка вкусна. И кискино горе Борис огласит, про плач кошки о сосисках он ярко говорит. Про тяжёлую от грибов корзинку, что легка, в отличии от корзинки пустой горе-грибника. Про мудрую сову, знающей много, но от которой не услышишь вообще никакого слова.

Успевал Заходер переводить стихи, никогда не выдавая их за свои. Всякий помнит про Винни-Пуха — ярче не скажешь никак, уже по ним каждый уверен — Заходера творения он знает итак. Про опилки в голове, про общий путь с пятачком, и прочие — о том в переводах мы Бориса прочтём. На радость детям, пусть радость сия длится вечно, главное внушить ребёнку — человек от слова человечно. В том поможет Заходер Борис. Хорошо, стихи его всем по вкусу пришлись.

Автор: Константин Трунин

» Read more

1 2 3 4 5