Tag Archives: лауреат госпремии

Борис Екимов «Высшая мера» (1995)

Екимов Высшая мера

Не принимаешь жизнь — уйди! Уйди в специализированное учреждение для неустроенных душевно или сгинь в иной среде, где тебе будут рады. Только не надо при этом угрожать другим. Зачем мешать с грязью людей, коли сам ты ничем не лучше грязи? Сие есть риторический вопрос, не подразумевающий ответа. Разумеется, уходить некуда. Остаётся бороться. Но с кем, ежели ты единственный, кто считает всё происходящее неправильным? Либо ты единственный, кто кроме разговоров переходит к решительным действиям. И всё равно, идти против действующих условий, подобно бунту, был бы он в действительности обоснованным. Вот Екимов и взялся описать человека, что жил по своим принципам, рыбачил браконьерским способом, откупался от правоохранительных органов ящиками с рыбой. Пришло время ему смириться с необходимостью отказаться от ремесла, воспринимаемого обществом преступным. Что он сделал? Он взял ружьё и оказал сопротивление. Ныне про такого скажут — псих, а в девяностых принимали образ данного человека иначе, склоняясь к романтизации.

Проще сойти с ума, нежели принять действительность. Много проще, если кто подумает возразить. Создать вид невменяемого человека, поскольку со времён Руси к таковым относились с особым трепетом, почтительно называя блаженными. Теперь изменились обстоятельства. Берясь доказать правду, попадёшь в тюрьму или в психиатрическую лечебницу. Иного не дано. Никто не согласится принять проявление воли, считая таковую нарушающей покой мирных граждан. Как не отстаивай право… Да зачем его отстаивать? Живя в государстве, каким бы ты его не считал, как бы не относился, какое презрение к нему не испытывал, тебе полагается уподобиться большинству и принимать имеющееся без возражений. Любое другое помышление означает путь к сопротивлению. И тут возникает непонимание, ведь герой произведения Екимова думал лишь о себе, не помышляя добиться позволения для других жить подобием его жизни.

Читатель не сразу поймёт, почему ему с первых страниц представлена больница, один из пациентов которой требует к нему применения высшей меры, то есть самого сурового наказания, тогда существовавшего, смертной казни. Что же, Екимов вскоре пояснит, каким образом этот человек попал в это место. Им как раз и является психиатрическая лечебница. Проявлять сочувствие не требуется — герой повествования вёл беспутное существование, заранее обрекающее на потерю его личностью человеческих качеств.

Забыв про родителей, не обращающий внимания на воспитание детей, промышляя браконьерством, он считал себя никому ничем не обязанным. Все оказывались по достоинству ниже его. Он презрительно называл служителей правопорядка бранным словом, считая его допустимым к применению. И когда к нему пришли, указать на недопустимость продолжения проявления им вседозволенности, он впал в ярость и совершил неоправданные действия. Понимал ли, что совершил? Сомнительно. И не понял, оказавшись в безвыходном положении. Так зачем идти против порядка, когда наступит момент принять прописанное в законах наказание? Отнюдь, смерти он не достоин, ибо утратил понимание реальности. Его давно полагалось отправить в психиатрическую лечебницу, чего нельзя было осуществить без соответствующего повода.

Перемены в сознании случаются обязательно. Краткий всплеск дозволенного прежде требовалось забыть. Если нельзя совершать противоправные действия, значит нужно искать решение проблем другими способами. Екимов ещё раз напомнил, дав представление, что решать личную неустроенность нужно за счёт себя самого, не создавая дискомфорта для других. Находить решение обязательно нужно, причём без создания угрозы, в том числе и в отношении собственного разума. Не желаешь мириться — ищи адекватные способы разрешения конфликтной ситуации.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Андрей Битов «Улетающий Монахов» (1957-90)

Битов Улетающий Монахов

Есть ли смысл выражать мнение? Смысла нет. Сказанное сегодня, завтра для тебя не будет представлять ценности. А сказанное завтра, станет противоречием ранее выраженной точки зрения. Будучи молодым, человек видит мир иначе, нежели смотрит на прожитое годами убелённого сединами старика. И нет в этом ничего противоестественного. Это обыденное понимание действительности. Говоря проще, всё познаётся в сравнении. Покуда молодому человеку мнится одно, достаточно мельчайшего изменения в понимании усвоенного, как всё переменяется едва ли не на противоположное. Понимал ли это Андрей Битов, начиная работать над романом «Улетающий Монахов»? Он — двадцатилетний — пытался познать материи, довольно тонкие, чтобы о них размышлять. Понадобились долгие годы, прежде чем написанные им повести обрели законченный вид произведения-пунктира, вместившего чувства человека, прошедшего жизнь от пылкой первой влюблённости до осознания бренности бытия.

Нельзя спешить. Пусть время само даёт ответы на вопросы. Но как быть, если имеющее значение сейчас, грозит удалиться и оказаться навсегда утраченным? Только кажется, будто нужно поддаться чувствам, согласившись принять кажущееся важным именно в представленный для того момент. Не получится отсрочить, ибо не будет покоя голове, сжигаемой мыслями от необходимости предпринимать действия. Вот тут-то и следует остудить пыл, позволив всему идти своим чередом. Так ли важно совершить кажущееся необходимым? Будущее покажет, насколько ошибочными были те мысли. Потому человек не раз оглядывается назад, горько сожалея о сделанном. А ведь позволь он себе отстраниться, он бы если и жалел, то только о том, что тогда не попытался совершить задуманное. И как итог, боль от сделанного или не сделанного всё равно продолжит волновать до последнего.

У Битова читатель видит главного героя, изначально влюблённого в девушку на пять лет старше его. Он — скромный парень, стыдящийся отношений — пытается заявить о себе, завоевать любовь и жить в неге. Таковое ему мнится, поскольку иного он себе представить не может. Ведь и сравнивать ему не с чем. Будь у него любимая девушка раньше, теперь бы он не вёл себя настолько робко. Нет, он решительно бы разрушал возводимые против его мнительности преграды. Не остановить его пыл родителям, и девушке не устоять перед напором жаждущего обладания ею самца. Всё это так, но он молод и не понимает, зачем ему вообще потребовалось любить. Организм желал: чего он никак не мог понять. Против первой любви ничего не сделаешь, особенно той, которая не являлась бесплотными мечтаниями об отношениях, а протекала во взаимном диалоге, где один наставил на необходимости быть рядом, а другой — уже познавший жизнь — предпочитал держаться на расстоянии.

Дав читателю представление о главном герое произведения, Битов поведёт его дальше. Первая любовь растворится, будто её не было. Жизнь окажется поглощённой рутинными обязательствами. Главный герой женится на одной, потом разведётся, будет искать похожих женщин, обязательно их находя. Достаточно пожелать принять желаемое за действительное, как действительность преображается, позволяя в отдалённой схожести видеть явное сходство. С такими иллюзиями и будет жить представленный вниманию читателя человек, покуда не придёт к нему весть — тех, кого он некогда любил, более нет среди живых. Так для чего страдала душа, из каких побуждений изнывало тело? Теперь станет ещё больнее, так как когда-то требовалось всего лишь проявить хладнокровие.

Сам Битов в завершении говорит, отражая судьбу произведения «Улетающий Монахов», всеми одобряемого, но никем не публикуемого. Ярчайшей характеристикой стало рассуждение, будто им написан роман, на всём протяжении которого двое ищут момент, когда им удастся переспать. Тут допустимо ответить в духе высказанного: каков у человека жизненный опыт, такова его реакция на литературные произведения.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Григорий Бакланов «И тогда приходят мародёры» (1995)

Бакланов И тогда приходят мародёры

А в жизни хуже всё и хуже, и лучше в жизни не бывает. Война гремела — то война была. И гром тот страшным некогда казался, но камня плеск звучит гораздо громче. Так мнится человеку, где бы он не жил, находит он причину огорчений. Взять в руки и смириться, как положено, так требуется свыше. Ведь не бывает жизни лучше. Всегда найдётся от чего страдать. Пусть воин ты, сражавшийся за Родину и за Отчизну. Ты жизни не жалел, ты думал о счастье для детей, им ты жертву приносил. На деле оказалось — сделано всё зря. На место добрых помыслов мародёры пришли, им дела до живших прежде нет. Они смешали с грязью дедов пот и пролитую кровь, не думая об уважении даже. То больно принимать, и сделать с этим ничего нельзя. Жизнь прожита, пришла пора уступить дорогу молодым. Какими бы они не были, мир теперь достался им.

Что же, Григорию Бакланову больно. Пройдя войну, он должен был заслужить хотя бы уважение. И он его добился. Только годы шли. Потерпел крах Советский Союз. На том уважение к ветеранам Великой Отечественной войны закончилось. Наступили новые времена, где нет места заслугам прошлого. В стране начались сражения другого уровня, не менее кровавые. Но о тех боях не пишут в учебниках по истории. Их никогда и не вспомнят. Победителям не дадут орденов, у побеждённых не может быть и нормальных захоронений. Да и почёта они не заслуживают, поскольку не защищали интересы народа, скорее отстаивая собственные позиции. Таковых бойцов Бакланов склонен считать мародёрами, взявшими не то, что они заслужили. Хоть пролили пот и кровь, о том нельзя говорить серьёзно. Впрочем, всякое человеческое деяние заслуживает внимания, было бы о нём кому рассказывать. Получается так, что об имевшем место в девяностых годах рассказывать некому. А если кто и решит сообщить, разбередит старые раны и станет интересен правоохранительным органам — согласно ставших известными новых обстоятельств должных быть некогда заведённых уголовных дел.

Что теперь? Вернувшиеся с полей Великой Отечественной войны не обрели покоя. Славу они стяжали и пожали лавры. Дома их не ждал ласковый приём. Тыловая жизнь легче не была. Вместо улыбок и радостно поднятых навстречу рук, воинов встретили могильные оградки и кресты. Их родные умирали, не вынеся доставшихся на их долю испытаний. Потеряв всё и всех, теперь предстояло начинать жизнь практически с нуля. В таких условиях оказались многие. Они стали возрождать разрушенное войной. И страна ожила. Звучит громко и возвышенно, если не вспомнить о сложных условиях существования. Намного ли они легче были тех же девяностых годов? Тогда хватало мародёров, может просто не всем довелось с ними столкнуться, а то и просто о таком никто не говорил, поскольку требовалось сохранять тишину, подобную «Тишине» Юрия Бондарева.

Теперь Бакланов решил поделиться личным неудовольствием. Он написал книгу, переполненную от несогласия принять происходящие с Россией перемены. С ним согласились, вручив Государственную премию по литературе. И вроде тема должна стать в обществе обсуждаемое. Да всё проходит, в том числе и некогда важное, становящееся уделом живших раньше людей. Сие рассуждение можно принять за мародёрское, паразитирующее на благости некогда кем-то пережитых страданий. Однако, человеческая природа была и будет оставаться неизменной. И живущий ныне в благости, в будущем столкнётся с неблагодарностью следующих поколений. Или следует напомнить про классический роман Тургенева?

Автор: Константин Трунин

» Read more

Александр Кушнер «На сумрачной звезде» (1994)

Кушнер На сумрачной звезде

Уж год сменил который год, в народе неприязнь к себе живёт. Приятнее слушать русскому люду таких, кто про грязную Россию сочиняет стих. Кто хуже скажет, того выше поднимут на руках, найдут правду, истину узрят в его словах. Вот и Кушнер, желанию толпы потакая, говорит народу, ничего от него не скрывая. Но говорит тяжело, с рифмой никак не вступая в лад, словно строчки представляют из себя предложений парад. Ни красоты слога, ни речи лаконичности нет, Александр — говоря о взятом конкретно сейчас моменте — так себе поэт. Он выбрал тему для стихотворений, чтобы вольностей поэтических никто не заметил. В сумрак погрузил действительность, не представляет, будто мир окружающий светел. Создавая очередной стих, не мог он вспоминать про вдохновение, того требовала повседневность — специально выбранное мгновение.

Обидой сквозит между строчек, обидой и строчки полны. Кушнер открыт, не скрывает, какие думы каждый день ему важны. Он обижен на власть, обижен на правителей советского государства, не давших ему ничего, кроме права узреть последствия их общего коварства. Потому и нет в России светлого — всё мрачно. В Италии и Англии светлее… Однозначно! Милее каналы Амстердама, водой блеска маня, никого из проживающих там до зубовного скрежета не доводя. Так видит Александр, забывая о другом, живи он там, где ему нравится, найдёт причину огорчений он и в том. Таков человек, не станем скрывать, просто надо лучше жизнь стремиться понять.

Что Россия, чем там плоха? Пугает, со слов Кушнера, Запад она. Позорит Восток. Стыдно за Россию всем. Россия — источник многих проблем. Но как так получается, страна причиняет страдания её населяющим? Тем самым, её же потому ругающим. Какой-то разлад происходит, не удаётся уразуметь, люди сами соорудили себе из предубеждений клеть. Встают по утру, пьют чай и миру не рады. Едут на работу, смотрят в окна — кругом одни гады. Трудятся, обедают, уходят домой. Приходят к постели, ложатся, и слышится вой. Снова встают, лучше не стало, обижаться потому им на мир пристало. Нет, не то направление мысли, порочно оно, человек сам желает, то личный выбор его.

И вот Александр, хандру отогнав, вспоминает, всегда о том знав, имена людей, славных в веках, среди них те, чья слава не только в словах. Фет и Зощенко, Пушкин и Блок: малый список, но для самосознания будет урок. А если не они, то человечеству хватит имён, среди них француз Гюго и древний грек Платон. Есть к чему стремиться, не летай низко человек, на страдания нынешние он один сам себя обрек. И Кушнеру бы возвыситься, не лебезить перед жизнью границ с чуждой для России стороны, как не желай того слышать — не чуждые — сограждане свои.

Теперь, коли понял читатель поэта речь, хотя тот и не смог её ладно облечь, начни проявлять уважение, как бы не хотелось ругать, нельзя, унижая, страну возвышать. Это ты — Россия, это ты — её позор, ежели принимаешь на веру унижающий достоинство вздор. Это ты — Россия, это ты — её лучший представитель, когда не хвалишь других тем, для Родины в чём бываешь хулитель. Если нравится где-то, где нравится жить, там и жить нужно, но только не ныть. Не мила Россия, так мука к чему? Можно подумать, беда сия ясна одному. Заграница ход мысли исправит, достаточно с десяток лет за границей пожить, дабы понять, надо было радоваться прежде, ибо не было причин грустить.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Дмитрий Волкогонов «Сталин. Политический портрет. Книга I» (1989)

Волкогонов Сталин Политический портрет Книга I

Укор всем желающим добиться лучшего из возможного. Накал борьбы, уносивший жизни людей, привёл к воцарению тирана, чьи амбиции не имели сходных черт с избранным идеалом. Стоит ли доверяться обещаниям, когда всё в итоге оборачивается в ужас повседневности? Не сейчас, но завтра, не тут, тогда там — приходят к власти люди, повергающие былое себе на пользу, топя в крови всё их окружающее. Это только кажется, будто достижение мечты возможно, на деле к оной человек если и приходит, то встречается с гораздо худшими условиями. Наглядный пример — государство Советов, доставшееся в руки Сталину. Не представляя из себя ничего, Сталин поверг во прах всё. Как? Волкогонов о том и рассказывает.

Кем же был Сталин? Он собирался принять священнический сан, ранее того захваченный революцией и более ни к чему не стремившийся, кроме овладения властью. Сама мысль о том не будоражила его на первых порах. В терпящей крах империи хватало лидеров, способных подхватить регалии правителя из ослабших рук Николая II. Именно наличие силы сгубило всех, позволив человеку без способностей над ними воспарить. Говоря так, Волкогонов безжалостно минимизирует значение умений Сталина. Не получится понять, каким образом могло случиться, чтобы «статист» вышел из-за спин и оказался выше прочих. Дмитрий смотрит на то время только через призму присутствия в ней Сталина. Сама жизнь способствовала устранению сильных, давая дорогу слабым, чьё всё дальнейшее существование сведётся к подавлению любой воли, способной проявлять силу политической мысли.

Первые годы у власти — борьба с сопартийцами. Главный удар следовало нанести по Троцкому. Мнительность приведёт советское общество к скорому краху. Приходится удивляться, как начало тридцатых годов оказалось воспринимаемым в качестве максимального подъёма всех сфер человеческой жизни в государстве, тогда как то основывалось на угнетении населявших страну людей. Было ли то самоотречением, заставлявшим советских граждан ютиться в бараках, создавая мощь для давшей им приют страны? Волкогонов ничего подобного не замечает. Для него важным выступает необходимость принять чистки тридцать седьмого года, благодаря чему он сможет сказать основное, практически никем не рассматриваемое.

Рядовой читатель может испытывать подъём морального духа, стоит ему начать рассказывать об отверженности людей на полях сражений и в тылу в годы Великой Отечественной войны. Невероятных усилий стоило переломить ход противостояния, отодвинув Третий Рейх от Москвы. И тут стоило бы задуматься, почему сорок первый год оказался провальным. Дмитрий тому знает причину, продолжая повествовать про год тридцать седьмой, который похоронил больше генералов и офицеров, нежели унесла война за пять лет. Казалось бы, ни о чём не сообщающий факт, а между тем — без подъёма народных масс Советскому Союзу не одолеть врага, правда в том не стоит искать заслугу Сталина, делавшего далеко не то, что от него требовалось.

Таковое суждение разбивается при упоминании великих советских строек. Могущество страны создавалось на костях. Вполне допустимо утверждать, пускай и кощунственно, человеку жизнь даётся ради всеобщего блага, а не для воплощения личных интересов каждого отдельного лица. Пусть так. Ведь говорят ныне — того требовали обстоятельства, государство очищалась от наносного. Сталин подписывал бумаги со списками из тысяч имён и фамилий, отправляя их в лагеря или ставя к стенке для расстрела. Складывалась непонятная ситуация, согласно которой исчезает понимание необходимости существования вообще. Человек всегда жил, дабы показать свою исключительность другим. В случае Сталина приходится недоумевать, кому он это доказывал, когда устранял всех, включая родственников.

Запущенный механизм требовал продолжения принесения жертв. Убрав с пути внутренних врагов, Сталин получил возможность официально расправляться с карательными органами, чьи перегибы послужили им же на погибель. Так закончится тридцать седьмой год, на нём же завершит повествование Волкогонов, дав читателю время на передышку перед второй книгой, где будет продолжен рассказ о Сталине.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Виктор Астафьев «Прокляты и убиты. Чёртова яма» (1990-92)

Астафьев Чёртова яма

Великая Отечественная война — разная! Для кого-то: окопы, танки, немцы и отвага. А для кого-то: новые горизонты, восточный фронт, японцы и сокрушающий удар советских войск. Для Астафьева иначе: группа новобранцев, лагерь под Бердском, повседневная суета и бесконечный укор деспотизму Сталина. Из свидетельств о войне лишь сводки об оной: под Сталинградом сошлись миллионные армии, на территории Монголии продолжается отпор самураям. Скорее бы туда, увидеть глазами Астафьева войну изнутри. Придётся подождать. «Чёртова яма» — репетиция должной разыграться трагедии для представленных вниманию читателя действующих лиц. Пока они ничего из себя не представляют, желают иметь интимные отношения с беспробудно пьяными и дурно пахнущими женщинами. Они же каждый день по несколько раз посещают столовую, переживая различные эмоции из-за малого размера порций или по другой — не настолько серьёзной — причине. Страна испытывала агрессию с двух сторон, чего вина лежала на плечах руководивших ею партийных лидеров. Но война — это война, требующая дать отпор, чтобы уже потом разобраться, кому воздать за упущения. Астафьев решил это выяснить сразу, погружаясь не в пекло обречённых солдатских судеб, а без устали сетуя на нечеловеческое к людям отношение в тылу.

Почему бы Виктору не создать понятное произведение с выверенным сюжетом, исключающим вкрапление посторонних моментов? Зачем читателю видеть, как солдаты изучают географическую карту, пытаясь найти на ней Америку? Это такое существенно важное мероприятие? Мол, союзника требуется знать не по названию, а представлять наглядно, где он на планете находится? Объём текста позволял исключить лишние напластования. Видимо, рука Виктора не поднялась. Он считал существенно важным то, что обычно беллетристы вычёркивают. Да как исключишь нечто из столь важного для человечества события? О мельчайшей детали надо сообщить. Причём никого при том не пощадив. Всем требовалось воздать в полном объёме. Не одному Сталину понимать ошибочность им совершаемых деяний, таковое же должны испытывать рядовые, чья порочность сквозит едва ли не через каждую страницу. Похожей порочностью наделено каждое участвующее в повествовании лицо. Не скажешь, чтобы было допустимо перекладывать вину на одного Сталина. Согласно укоров Виктора, Сталин обязывался вести безгрешный образ жизни и заботиться о гражданах Советского Союза как о родных детях. Впрочем, разве мог забыть Астафьев о судьбе тех самых родных детей Сталина? Но теперь не понять, как всё-таки следовало действовать. Легко и просто говорить, зная о прошлом. А вот в прошлом не могли знать о будущем, и о многом том, что Виктору довелось описывать на страницах «Чёртовой ямы».

Где самоотречение? Астафьев желал видеть светлый облик каждого, не умея его разглядеть. Он облил грязью всё население страны. Если Сталин у него — деспот, то офицерский состав — деспоты, и сами солдаты имеют деспотичный настрой. Всякий задействованный в повествовании склонен подвергаться не самоотречению, а скорее саморазрушению. Они сидят в чёртовой яме под Бердском, глядят на Новосибирск и в ожидании проводят дни, не зная, когда их соизволят отправить воевать. Их души должен пожирать страх. На деле же всё иначе. Война или нет, Астафьеву то требовалось для декораций. Он излишне сконцентрирован на мелких проблемах, не позволяя дождаться логического продолжения. И когда солдаты наконец-то поймут — скоро их отправят воевать, сам Астафьев то не захочет принимать, стараясь отдалить неизбежное, описывая прежде забытое им ощущение страха, появившееся тогда, когда необходимо смирение. На этом Виктор завершил работу над первой книгой дилогии «Прокляты и убиты».

Автор: Константин Трунин

» Read more

Лидия Чуковская «Записки об Анне Ахматовой. Том I» (1989)

Чуковская Записки об Анне Ахматовой Том I

Поэт в государстве Советов — больше, чем просто писатель. Это икона, вокруг которой возводился культ. Тираж печатного издания превышал мыслимые пределы, заставлявшие сомневаться, кому не скажи тогда вне Советского Союза, как не скажи и сейчас непосредственно в России. И пусть те поэты не всегда соответствовали возлагаемым на них надеждам. Они — такие же люди, сочинявшие от случая к случаю — пожинали плоды успеха, на свой лад существуя в условиях тоталитаризма. Одним из примечательных поэтов той поры была и Анна Ахматова, верная традициям футуризма, она писала, позволяя клевретам восполнять ею специально проигнорированное. Среди почитателей её таланта стоит отменить дочь Корнея Чуковского — Лидию. Начиная с 1938 года по начало Великой Отечественной войны она вела дневник, где специально отражала впечатления о встречах с Анной Ахматовой. Благодаря этому в 1989 году вышла первая часть записок, месяц за месяцем повествующая именно об этом отрезке времени.

Лидия Чуковская — человек не простой судьбы. Она теряла мужей, как и Анна Ахматова. Их отношения особо завязались в 1938 году, о чём Лидия сообщает. Преследованиям подвергся её второй муж — Матвей Бронштейн, тогда же расстрелянный. На этой почве требовалось отвлечься. Вся боль утихала, стоило Чуковской в очередной раз встретиться с Ахматовой. Само знакомство между Лидией и Анной сложилось много раньше. Тогда записки не велись. Теперь же жизнь излишне усложнилась, чтобы жить и не фиксировать происходящее.

Исследователи жизни Льва Гумилёва — сына Ахматовой — неизменно отмечают сухость Анны в материнских отношениях. Чуковская отчасти то подтверждает. Проникнуть в мысли поэтессы всё равно не получится, достаточно внешнего впечатления. Кто есть Ахматова? Этакая барыня, чувствующая превосходство над окружением. Такой слово против не скажи, поскольку удостоишься молчаливого презрения. Оставалось потакать во всём, вплоть до удовлетворения прихотей. Необязательность — словно яркая черта характера Анны, сквозящая между строк записок Лидии. Может и к сыну Ахматова относилась с подобным пренебрежением, чему трудно возразить, не встречая однозначного утверждения, сообщающего иные сведения. Во всяком случае, Лёва и в воспоминаниях Чуковской всегда находится где-то в стороне.

В 1939 году началась Вторая Мировая война, о чём Лидия в записках не сообщает. Вдали гремят орудия, советские и немецкие стороны заключают соглашение о разделе Польши, но пока беда не придёт в собственный дом, Чуковская не подумает обращать внимания на грядущую катастрофу. Это своего рода индекс, показывающий малое значение политической составляющей, не интересовавшей граждан государства Советов. Куда страшнее терять мужей по ложным обвинениям да сыновей и дочерей, отправляемых отбывать заключения в лагерях. То беспокоит, и беспокоит наравне с муками сочинителя поэтических строк. Всё подвергалось сомнению, ничему не придавалось должного значения. Пока одни отравляли жизнь других, непосредственно Ахматова игнорировала знаки препинания, не должные касаться её трепетной души. Мелочь и глупость, а то и взятая от скудоумия надуманность. Как не думай, футуризм торжествовал, чего Лидия Чуковская не понимала, хотя и общалась с тем, кто открыто говорил о принадлежности к футуристам.

1941 год внесёт свои коррективы. Встречи между Чуковской и Ахматовой станут эпизодическими. Исчезнут и записки, отчего повествование пришлось восстанавливать по обрывочным свидетельствам. Вторая часть воспоминаний начнётся спустя продолжительное время. Лишь к 1966 году Лидия задумает объединить ранее написанное, дабы ещё на протяжении трёх десятилетий обдумывать форму подачи накопленного ею материала. Magnum opus — такова должна быть его характеристика. Вторая часть записок выйдет вскоре, после чего Лидия Чуковская удостоится за воспоминания об Ахматовой Госпремии. Третья часть выйдет позже, когда Чуковской уже не будет в живых.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Юрий Левитанский «Белые стихи» (1991)

Левитанский Белые стихи

Не всякий стихотворный арбуз, воспринимается за отягощающий подсознание груз, но Юрий Левитанский то не брал в толк, слагая рифмы, пока глас музы не умолк. Вроде просто, нет сложности в том, пусть молния сверкает, забывая про сопровождающий всполохи гром. Потому и видится погубленной поэзия в нынешний день, оставив от высокого искусства скудную тень. Достаточно порыва души, обо всём на свете забыв, для собственной радости строчки стихотворения снова сложив. Не для того ли писали и пишут поэты, чтобы прикоснуться к величию смогли в школе дети? Нужно с чувством приятного читать у доски, отнюдь не вирши чужие, читая громко чьи-то стихи! Вот с таким подходом, и ни с каким другим. Но делать нечего — поэтов современности простим. Видим ныне, как краток момент их бытия, заслужив награду, в пустоту они уходят навсегда.

О чём писал Юрий, к чему он стремился? Прожив жизнь, поэт сей от жизни утомился. Брался за рифму, и рифма на поддавалась ему, белому тогда он отдавался стиху. Когда просветление наступало, рождалась рифма наконец, он творил, будто снова творец. Забывал Левитанский про слога красоту, подбирал благозвучность ясную ему одному. Равную ей можно так отразить: коли морковь, значит окончание следующей строчки будет — любовь. Не существительное с глаголом он местами менял, хотя прекрасно о том помнил и то понимал. Едва ли не вершина поэтического мастерства — части речи рифмовать, придавая им вид скроенного ладно стиха.

В стране буря, в стране ураган, страна готовилась пасть, у Юрия проблемы иные, другая случилась с поэтом напасть. Он осознавал прожитое, годам придавая значение, не различая, какое кругом него разрушение. Себя в центр он поставил, рефлексию подавить стремился, с чем к читателю в сборнике «Белые стихи» он и обратился. Внемли, читающий, тяжек поэта путь, бьющего о прожитом кулаком о из рёбер истлевающих грудь. Ежели рифма не ложилась на стих, всё равно то значения уже не имело, писать поэзию для Юрия было рутинное дело.

Как же быть? Какой найти выход из кризиса нам? Что сделать, чтобы человек обратился к стихам? С формой играть или всё-таки вспомнить, чего ждут от поэта? Ведь говорить нужно так, дабы чувство внимающего было задето. А для того необходим особый подход, где рифме всякой применение поэт найдёт. Или лучше прозою поэтической писать? Так проще и больше можно сказать. Потому, кто бы удивлялся, о стихах стихами говорящий всегда лучше понимался. Потому о Левитанском именно так рассказано — его творчество неизменно лучше показано.

Жизнь проходит, её требуется в стихотворение облачить, иначе о былом люди вскоре смогут забыть. Никакая проза поэзии важность не изменит, по краткости и ёмкости её никто никогда не заменит. Проще воззвать к чувствам и заставить наизусть запомненной повторять, чего прозаикам не дано воссоздать. Потому, беря для рассмотрения сборники стихов, понимаешь, был ли поэт к вечной славе готов. Если он писал, понимая важность труда, ему рифма поддавалась всегда, строчки создавались, поражая воображение, иначе поэт вызывал отторжение. Может где-то Левитанский и прав, но «Белыми стихами» он выступил, саму поэзию поправ.

Создать алмаз из графита можно, для того написанное слово полагается раскалить осторожно. Выверив всё, пора из графита алмаз создавать, словом жечь, строкам форму придавать. И когда готов идеал, покажи людям его, и тогда поэта славу угасить не сможет никто.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Авсоний — Стихотворения (IV век)

Авсоний Стихотворения

Авсоний пережил века, но так он и остался безызвестным. Судьба поэта нелегка, когда потомкам не становится он интересным. Авсоний Децим Магн — кто он? Чем славен путь его, ныне похвальбы достойный? То объясняется легко. Ответ на то вполне пристойный. Не тот велик, кому преграды не страшны. Не славен тот, кто даром слова обладает. Мимо поэзии Авсония можно пройти, потомок ничего от того не потеряет. Объяснение тому ниже облаков, и даже ниже травы. Истину потомок услышать готов, и высказать готов возражения свои. Так правду, потомок, знай, о величии просто гласящую. Другим, ты, её передай, веками читателей манящую. Суть успеха прошлого всегда в одном, чьи деяния сохранились, лишь его труды мы прочтём, остальные словно в былом растворились. Жребий слепой определил кому славным быть среди последующих поколений, повезло малому количеству из некогда живших людей, потому теперь с благоговением читаем обрывки их стихотворений, делясь хотя бы о таком великой радостью своей.

Чем славен Авсоний? Век четвёртый — время его. Родился он в римской провинции, где ныне стоит славный город Бордо. Поэтом от Бога себя не считал, не для того он жил на свете, он городами управлял, за сына императора он был в ответе. А ежели возвышенно он говорил, то записать желал то непременно, да разве он был из тех один, кто в Риме речи вёл надменно? Возьми любое, о чём хочешь громогласно заявить, и заяви, хотя бы так ты не сможешь забыть. На тему любую, хоть всю перечисли родню, вспомни и то, что предстоит сделать на дню, либо вовсе перечисли императоров или названия каждого месяца в каждом году, покажи тем самому себе образованность не зря полученную свою.

Овидий сквозит, не зря вспоминается данный поэт. Величие его прольёт на манеру стихосложения Авсония свет. Без мудрости великой, сугубо с формой играя, строки на слоги разной длины склоняя, Авсоний писал, решая задачи поэзии истинной суть, чего редко касается, вирши созидающий хотя бы как-нибудь. Лишь кажется, будто просто достаточно в рифму сказать, а как же ударение? А стихотворный размер кому тогда соблюдать? Но то не про Авсония, рифмой тогда никто не говорил, потому трудно понять латинского поэта, как бы его другой поэт не переводил. Усвоим содержание поэзии, ибо нет сложностей в том, такого уровня поэзию сейчас мы не найдём.

Но тут не об Авсонии речь. Авсоний важен, но речь не о нём. Хвалить нужно тех, в чьих переводах его мы прочтём. Это Ярхо, Брюсов и, безусловно, Гаспаров Михаил, что жизнь поэзии античной посвятил. Он жил, как дышал, и дышал, ибо жил, имя ему — Гаспаров Михаил. Он брался, не боясь услышать грозный окрик толпы, и слагал так, делая доступными гигантов поэзии древних столпы. И пусть не каждый поймёт, ежели то вообще необходимо, если такая поэзия не по духу, пусть каждый пройдёт мимо.

Теперь же, для грусти время пришло. Что раньше ценилось, теперь не оценит никто. Когда-то недавно, сроком малым давно, труд Гаспарова для читателя — важной яркости пятно. И вот прошли годы, блекнет всё, как блекнет труд человека, некогда оценили, забыв до наступления лучшего века. Даже на уровне государства, та самая печаль, ныне не ценят поэтов, что до безумия жаль. Не ценят и писателей, восхваляя кого угодно. Хочется спросить высших лиц страны: разве так можно?

Автор: Константин Трунин

» Read more

Фазиль Искандер «Праздник ожидания праздника» (1986)

Искандер Праздник ожидания праздника

Где и как, а главное кто, решится ориентироваться в прозе Фазиля Искандера? Нужно быть достаточно усидчивым человеком, чтобы разобраться во всём богатстве его литературного наследия. Основное затруднение — установить хронологию каждого рассказа. Можно разбирать в общем, но тогда теряется сам автор, чьё творчество представлено в разных сборниках, порою с одинаковым названием. Собственно, похожая ситуация произошла и с трудом «Праздник ожидания праздника», куда вошли детские воспоминания Искандера, а также проза о похождениях Чика и ряд произведений, по внутреннему содержанию относящихся скорее к циклу «Сандро из Чегема». Оставим в стороне лишнее. Читателю важнее сам Фазиль. О себе ли он писал или приукрашивал — никакого значения не окажет. Но вот выделить некоторые из воспоминаний всё-таки лучше отдельно.

На этот раз знакомиться с Искандером предстоит посредством рассказа «Петух». Подумать только, юный Фазиль излишне много размышлял о курятнике. Он так и видел зависть петуха, восседающего на курах, стоило пред ним ему предстать. Соперничество зрело, покуда не кончилось терпение. Слишком долго жил петух, слишком много сил он прилагал для борьбы с Искандером. Таковому созданию место в супе. Зачем так было спешить? Видимо, пришла пора поставить в рассказе точку.

Целостность в историях Фазиля — редкость. Чаще не удаётся выделить основную сюжетную линию, неизменно распадающуюся на множество историй, иногда не связанных друг с другом. Потому не станет странным внимать сказанию о детском саде, где цепочка событий приведёт читателя к первым строкам, позволив в промежутке между началом и окончанием истории случиться разнообразным происшествиям. Понимал это и сам Искандер, пытаясь найти нужное решение, дабы придать повествованию наличие смысла. Допустим, почему бы не поведать о груше и компоте? Из чего Фазилем будет сделан вывод о бесполезности ложной гордости. Пусть так всё снова малость сдвинется в сторону, зато уж лучше, чем остановиться, толком ничего не сообщив.

Искандер в детстве не ел свинину из-за религиозного запрета. Былое спешно минуло, оставив лишь воспоминания. После Фазиль спокойно ел любое мясо, так как однажды осознал, что не те запреты установлены над обществом, не имеющие существенного значения. Важнее ценить иные качества. Толку нет, ежели человек отказывается от той же свинины. А вот если он способен предать или выдать чей-то секрет, такой поступок много хуже.

Впрочем, делясь делами минувших лет, Искандер припоминал и уж совсем неприличное. В одном из рассказов он сообщил о неумении определять время по часам, и тут же сообщил о мальчишке-садисте, который причинял ему боль, будто страдал неким психическим расстройством. Вроде бы и не требовалось обсуждать подобные детали, но Фазиль посчитал обязательным их упомянуть. Да вот читателю понятно, главное для Искандера написать, а там пусть каждый думает в меру собственного на то разумения.

Самокритичность у Фазиля отсутствовала. Он словно любил описывать свои страдания. Мог ведь хвалиться, вместо чего унижался. Примером является история про спектакль, где он начинал с одной из ведущих ролей, а в итоге вышел на сцену в образе задней части лошади. Но мог он вступить и в противоречие с ответственными за соблюдение правопорядка. То есть там, где не надо, предпочитал отстаивать правду. В самом деле, почему держать коров в городе можно, а пасти нельзя?

Иногда читатель вспоминает об особых обстоятельствах взросления Искандера. На годы его детства пришлась Великая Отечественная война, о чём он не очень-то любил рассказывать. Ему оказывалось проще поведать историю сломленной гордости животного, нежели описать упавший дух человека.

Как читатель уже понял, невозможно говорить о сборнике произведений Фазиля в общем, только и выделять каждый рассказ отдельно нет существенной надобности.

Автор: Константин Трунин

» Read more

1 2 3 4 5