trounin.ru

Рю Мураками обыденно и буднично пишет о простых вещах: помещение кишит тараканами, на кровати раскрыта «Пармская обитель», в стороне сплетение рук, ног и языков, на телах физиологические жидкости, осознаётся лишь настоящий момент — больше ничего нет; не будет завтрашнего дня, вчера тоже не существует; сознание продолжает оставаться спутанным, под кажущейся мрачной атмосферой сокрыто пассивное отношение к происходящему, будто произошёл сбой, вытравивший из человека человека, вернувший его к животному состоянию, настолько бездумным воспринимается описываемое на страницах; мозговая активность не прослеживается, единственное объяснение мотивов представленных действующий лиц — их погружение в бездну нечистот — они подобны червям, пропускающим через себя пороки человечества; сущность субстрата им безразлична, съедят, выпьют, впустят в себя всё; молодые люди вмазались и довольны, а виной всему пресыщенное и спокойное до безразличия общество, забывшее о смерти во имя настоящих идеалов.

Произведение Рю трудно принять, пребывая в здравом уме. Если читателю действительно нравится повествование такого плана, значит пора задуматься о визите к психиатру, пока скромные желания внимать не перешли в навязчивое желание самому принимать участие в подобном. И всё-таки «Все оттенки голубого» надо читать, преодолевая приступы тошноты, подавляя отвращение, чтобы выработать собственное отношение к описываемому. Может показаться, что Мураками предлагает наблюдать за деградантами. Он выбрал для повествования слишком отталкивающую модель поведения. Но у него нет другого примера. Рю делится с читателем собственным опытом. А многие ли его смогут повторить? Поэтому лучше ознакомиться с текстом произведения и более не возвращаться.

Смысла в описываемом нет. Молодые люди ведут беспорядочную половую жизнь, принимают разрушающие организм вещества и наперёд думают о необходимости попасть в реабилитационный центр. Вместо сюжетной канвы читатель внимает перемещению тел из одной позиции в другую, смене партнёров, ощущениям от приёма наркотиков. Другого, на чём можно акцентировать внимание, нет. Пока действующие лица подвергают свои тела всевозможным испытаниям, у них внутри теплится надежда на благополучный исход. Они понимают, что им грозит зависимость, есть опасность заразиться смертельным заболеванием, но, в конкретный представленный Рю Мураками отрезок времени, не могут остановиться и выйти из порочного круга.

Другой аспект описываемого — вопрос: как сложится дальнейшая судьба представленных персонажей. Понятно, рассказчик станет знаменитым писателем, классиком японской литературы. А что стало с остальными? Думается, большая часть не смогла преодолеть себя и уже давно пошла на корм обитателей подземного мира. Незначительная часть вернулась в ряды добропорядочных граждан, обзавелась семьями и читает нотации детям, ни в каком виде не допуская их к повторению ими пройденного пути. Лучше дать им книгу Рю Мураками, может успеют одуматься, а ежели нет, значит черви породили червей.

Необходимо научиться мириться с существованием иначе мыслящих людей. И необходимо научиться направлять энергию иначе мыслящих себе на пользу. Огульно поливать грязью, обвинять в расстройстве психики и стараться искоренить — не есть рациональный подход к решению проблемы их существования. Применяя позицию неприятия одних слоёв населения, неизбежно будешь использовать аналогичные методы борьбы с другими выступающими против представителями общества. Корень проблемы прежде всего в гуманизме, а потом уже в молодости. Коли разрешать, так всё, иначе не запрещать вовсе. Запретное всегда манит.

Это мнение — одно из мнений. Мнений много — это мнение одно. Одним мнением мнения многих не изменишь. Одного мнения бывает достаточно. Мнимо сомнение одного во множестве сомнений.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Писатели серьёзно считают необходимым элементом художественной литературы — привлекательный зачин. Такой, чтобы читатель не отрывался до конца произведения, ожидая раскрытия новых подробностей. Если с первых страниц кто-то из действующих лиц признаётся, что он сторонник однополой любви или гордо любуется своим детородным органом, то дополнительно к симпатиям рядовых граждан книга получит порцию лестных отзывов от критиков, вплоть до выдвижения на престижные премии. Энн Тайлер чинно вывела портрет гомосексуального парня, опустив прочие интимные подробности. Добиться внимания у неё получится, но на успех ей, увы, уже не придётся надеяться, ибо западная литература исповедует реализм фрейдисткого толка в самой его раскрепощённой крайности.

Перед читателем семья. Она живёт простой жизнью. Мать и отец воспитывают детей, те не слушаются родителей, создают им проблемы, отчего возникает недопонимание. На таком сюжете можно создать достаточное количество страниц, на которых действующие лица будут пытаться разгадать мотивы поступков других, пока те молча занимаются тайными делами, должными быть раскрытыми для читателя в последующем. А о чём следует рассказывать западному читателю? Гомосексуализм всегда в приоритете. Следом за ним вереница из разнообразных пороков, например педофилия. Трудности социальной адаптации приветствуются, не говоря уже о религиозных верованиях преимущественно сектантского толка. Для пущей интриги кого-нибудь из членов семьи следует сделать приёмным.

Поэтому «Катушку синих ниток» лучше воспринимать заготовкой для сериала. Произведение удобно разрезается на разные истории, связанные воедино лишь авторской волей. Зритель постоянно будет пребывать в ожидании шокирующих подробностей, разворачивающих сюжет если не в обратном направлении, то придавая ему движение в неожиданную сторону. Чем дальше продвигается повествование, тем больше подробностей станет известно. Тайлер воспользовалась одним из писательских приёмов, когда требуется скрывать известные ей подробности, но, вместо прямой и честной беседы, читатель получает обилие слов и размышлений, словно он обязан переживать за действующих лиц.

И читателю есть о чём переживать. Не каждый родитель переварит признание сына в нетрадиционной сексуальной ориентации. Почему он таким стал? Что его к тому подтолкнуло? А если причина в нас — родителях? И где теперь сын живёт? Он ведь, кажется, женат и у него есть ребёнок… или это ему ещё предстоит? Главное автором сказано — в сюжете есть гей, остальные детали будут позже. Основное ведь сделано — внимание привлечено. И хоть сведи повествование к простыне о трудностях американской жизни, дополни событиями от одиннадцатого сентября, посетуй на жесточайшую безработицу в стране и на конфликт поколений — всё окажется вторичным.

Жизнь семьи меняется. Родители стареют, дети обособляются, появляются новые проблемы. Чего не хватило одним действующим лицам, то будут испытывать другие. Писателю всегда удобнее рассказать о многих, нежели показать путь единственного главного героя. Вместо подробностей и разнообразных фактов, коих ощутимо не хватает, читатель знакомится с вопиющими случаями биографии персонажей, будто не было у них ничего светлого. Лишь мрачные истории, толкающие к неприятию перемен и финансовой безалаберности, чтобы автор смог лишний раз укорить сложившуюся политическую систему.

Только Энн Тайлер не сможет понять, что беды проистекают от вседозволенности, так активно пропагандируемой под видом демократии. Каждый поступает на благо себе. И ладно бы всё касалось ориентации в половых отношениях. Проблемы кроются в неуважении к родителям, желании устроить личную жизнь и игнорировании нужд других. От этого и стоит отталкиваться, читая «Катушку синих ниток». До добра переизбыток добра не доводит.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Эрих Ремарк был зол на судьбу и зол на Германию, но он держал себя в руках и не впадал в безумие, не имея желания находить слова для оправдания нацистов. Спустя годы всё меняется, даже представления о прошлое — его с удовольствием переписывают, сообразно требованиям времени. Вот уже и нацисты не такие отрицательные фрагменты истории, хотя их и ранее никто не сравнивал с низменными элементами цивилизованного общества, возомнившими себя способными привнести всем для счастья идеи национал-социализма, поправ желаниями остальных наций; воевавшие на стороне Германии чаще всего показывались обыкновенными людьми, вынужденными воевать в силу разных причин, согласно которым они не воевать не могли. Тот же Эрих Ремарк наглядно рассказывал, что именно толкало немцев. И вот, Джонатан Литтелл, спустя шестьдесят лет, пишет книгу, где Вторая Мировая война представлена далеко не тем образом, которым её воспринимали современники, а сугубо по представлению ведения войны в веке XXI: сами военные действия — кратковременные всплески активности, зато грязи и унижений — сверх всякой меры.

Собственно, что ещё отличает современную войну от войн прошлого? Главное, первым приходящее на ум, это широкая сеть дезинформации. Безусловно, мозги населению туманили и раньше, промывая пропагандой в нужной мере. Людьми тогда двигали чувства патриотизма и довлевшие над обществами идеи наступления лучшей жизни. Ныне и мечтать-то не о чем, все с радостью перенимают американский образ жизни, не стесняясь заявлять о склонностях к гомосексуализму и прочим нетрадиционным пристрастиям, потому как, оказывается, все вокруг такие же. Почему бы не применить это и в отношении Второй Мировой войны? Пожалуйста. Джонатан Литтелл наполнил повествование согласно талантливым английским мастерам пера, видевшим ключ к построению отличного сюжета в шокирующих читателя сценах. Только автор «Благоволительниц» не банально лишает действующих лиц жизни, а морально их опускает, находя для этого много места на страницах, в свободные минуты внося в содержание ещё что-нибудь, не менее противное.

Джонатан Литтелл, будучи человеком, опосредованно участвовавшим в вооружённых конфликтах, надо полагать, привык соотносить имеющиеся противоречия у противных сторон с должным на то побуждающим к проявлению атакующих или защитных механизмов. Поэтому читатель, помимо основного действия, наблюдает за логическими умозаключениями автора, выставляющего на обозрение цифры и факты. Так становится известно, сколько война длилась дней, какие потери понесли стороны, а позже и о многом другом, особенно по части евреев, над судьбой которых Литтелл особо озадачился, припоминая из их истории даже такие факты, будто кавказские евреи не знали про написанный вавилонскими евреями Талмуд и поэтому могли рассчитывать на снисхождение нацистов, ведь они — не те евреи. Именно такие тонкости украшают «Благоволительниц», ставя читателя перед осознанием таких фактов, о которых он бы и не стал думать. И про крымских евреев тоже, кстати. Впрочем, Литтелл не стал озадачиваться иудеями вообще, называя их всех евреями, что исторически не совсем верно.

Полезная информация напрочь стирается, стоит автору в очередной раз обратиться к теме гомосексуальности. Оказывается, частенько на павших бойцах обнаруживали женское нижнее бельё. Но и это не так важно, как подробное объяснение, отчего древние греки были так сильны, особенно стоя спина к спине в окружении врагов. С выкладками Литтелла не поспоришь. Да о том ли он взялся рассказывать? Трудно припомнить нечто подобное у других писателей. Ремарк, опять же, красочно описывал разлагающиеся трупы, но он нигде не обмолвился о сперме в анусе солдат; описывал на какие нужды шёл прах сожжённых в печах заключённых, но не думал о заводах, сии печи производящих, как не думал и о гомосексуальных наклонностях среди заключённых. Литтелл же говорит прямо, без стеснения. Оно и понятно — ныне можно и даже нужно говорить, ему обязаны поверить. Хоть в чём он обвиняй — поверят обязательно.

Моральное разложение главного героя следует за ним со страницы на страницу. От скромных мыслей действие всё более переходит к его воспоминаниям и делам нынешним. Из работника концентрационных лагерей он быстро переходит в разряд элитных служителей рейха, достойных аудиенции высокопоставленных лиц. Только подумать, он укусил за нос фюрера и ему за это ничего не сделали. Была ли грань между фантазией и реальностью? Если да, то когда главный герой её перешёл? А если её не было, что именно тогда считать из описанного Литтеллом правдой? Терпящая крах Германия действительно теряла остатки самоуважения, поддаваясь разврату и среди детей, не стеснявшихся взрослых, справляя нужду при них?

Всяк видит так, как способен видеть, иначе ему не увидеть.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Дэйв Эггерс предлагает читателю познакомиться с будущим, где миром завладеет корпорация, чей род деятельности связан с компьютерными технологиями. Нет ничего особенного в подобных представлениях — человек в начале XXI века изменил свой образ жизни кардинальным образом, утратив интерес к чему-то иному, кроме зависания в социальных сетях. Дав зачин, Эггерс повёл повествование в сторону, не добавив новых предостережений и не задумавшись насчёт других технологий. Для него всё остаётся прежним, кроме искоренения анонимности, обязательного чипирования и тотального контроля за членами общества, обоснованного необходимостью экономить денежную массу. Обо всём этом говорят давно, поэтому читатель желал бы увидеть более подробное раскрытие темы. К сожалению, содержанием «Сфера» не балует.

Никто и никогда не даст точный прогноз на развитие человечества в отдалённом будущем, поскольку нет гарантий, что именно изменится даже за ближайшие десять лет. Эггерс видит будущее таким же, каким оно представляется сейчас, не учитывая скрытых от понимания или малоизвестных технологий, способных перевернуть мир. Допустим, со временем Интернет себя изживёт, на его смену придёт что-то другое. Эггерс такой вариант не рассматривает. Может оказаться и так, что ныне порицаемая в обществе конопля, снова вернёт себе прежние позиции, существенно повлияв на устройство мира, позволив человечеству добывать топливо из органического сырья, из него же производить бумагу, строительные материалы и ткани, позволив человеку забыть о голоде и став основной статьёй экспорта для стран с обширными плодородными территориями. Уже только это губит замысел Эггерса, видящего рост влияния Сферы за счёт заботы о налогоплательщиках. Человек может предполагать, но учесть всех нюансов он не в состоянии.

Безусловно, мир обязательно подвергнется захвату со стороны корпораций, заинтересованных в росте влияния. Это не является новшеством нашего дня. Стоит вспомнить «Железную пяту» Джека Лондона: если по другому соотнести противоборствующие стороны, как ранее рассказанная история заиграет новыми красками. Пролетариат будет угнетаем, а капитал снова воспарит, подавляя его волю. Человечество обязано объединиться. Впрочем, благие намерения кому-то не понравятся. Но идея Эггерса вызывает отторжение — Дэйв не видит положительных моментов, предсказывая подавление индивидуальности и превращение людского ресурса в безликий и бездеятельный фрагмент, о пользе которого судить затруднительно.

Человек из существа созидательного перейдёт в состояние существа наблюдающего. Он отринет прежние устремления, заботясь лишь о развлечениях. Эггерс не говорит, однако читатель видит в происходящем начало деградации. Представленный Дэйвом человек способен смотреть онлайн-трансляции и ставить оценки, не стремясь к чему-то ещё. Его интересует аквариум с акулами, быт смертельно больных людей и половые извращения. Остаётся гадать, что происходит вне пребывания человека за экраном.

Удручает забота действующих лиц «Сферы» сугубо о своих пузомерках. Каждый участник повествования озабочен ростом веса в обществе, добиваясь результатов, взывая к животным чувствам. Наблюдающие ожидают увидеть насилие или секс между участниками, как тут же его получают, иначе предпочтут перейти к другому шоу, где их желание удовлетворят по первому требованию — никто не хочет падать в рейтинге. Эггерс предпочитает рассказывать именно об этом, забыв про существование вне Сферы. Он подводит читателя к понимаю неизбежного возникновения корпорации, способной сгладить разногласия между государствами, оказывая влияние на них и растворяя их в себе.

Сфера реальна? Сомнительно. Скорее государства Земли найдут ещё одну причину для розни, обособившись не только границами, но и обретя собственные информационные пространства. Тогда пользователям придётся платить за передвижение по чужим сетям, подобно путникам древности, претерпевавшим поборы во время путешествий.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Юкио Мисима мог умереть в пятилетнем возрасте, но выжил. Он мог стать золотарём, но не стал. Его могли сделать камикадзе, но ему посчастливилось откосить от армии. Он многое мог, но предпочёл стать экстраординарной личностью. Нечто такое давило на него изнутри, не позволяя спокойно провести даже один вечер. Мисиме жизненно необходим был эпатаж и постоянное внимание. Он горел ярко и всё-таки сгорел, совершив харакири, окропив пол американской военной базы собственной отрубленной головой. В сорок пять лет он ушёл из жизни, а исповедь написал задолго до этого. Может сложиться впечатление, будто не было никакой маски — был лишь псевдоним Юкио Мисима, принадлежавший Кимитакэ Хираоке.

Чем Мисима не экзистенциалист? Его стиль не так уж далёк от манеры Германа Гессе, только Мисима был более цельной личностью и не придумывал каждый раз новое имя. Хотя говорить о цельности Мисимы не приходится — он был подобен переменчивому ветру. Только нескольким страстям Юкио не изменял — гомосексуализму и рукоблудию: они всегда стояли на почётном месте. Благодаря «Исповеди маски» читатель может узнать, каким образом формировалась личность автора, решившего правдиво рассказать о себе. А может Юкио всё наврал? Верить ему нельзя — он ради привлечения внимания мог о чём угодно рассказать.

На глазах читателя вырастает личность, воспитанная суровой бабушкой и в итоге ставшая мнительной и самовлюблённой натурой. Этому человеку не хотелось уподобляться окружению — его устремления всегда вступали в противоречие с общественным мнением. Разве могут дети мечтать о профессии золотаря? А ведь Юкио мечтал. И не только об этом, но и о многом таком, о чём мечтать было не принято. Конечно, японцы ко многому сохраняют толерантность, являя собой чуть ли не единое целое, где роль индивидуума практически не имеет никакого значения. И в этом плане Мисима воспарил над обыденностью, привлекая внимание к своей персоне.

Юкио с детства болел. Едва не умерев, он уже не мог более тридцати минут находиться на солнце. Шаткое физическое здоровье усугубилось психическими расстройствами. Он много читал и фантазировал. Ему нравилось убивать выдуманных героев самыми изощрёнными способами. Про тягу же к мужскому полу лучше Мисимы никто не расскажет. Сама тяга в рамках дозволенного, но внимание Юкио привлекали другие аспекты, довольно извращённые. Он разрушал себя с малых лет, не подозревая о возможности смертельно опасного срыва.

Собрать в одном месте столько отвратительного, не добавив в текст положительных моментов, само по себе подозрительно. Отчего же автор текста так упорно старался рассказать на страницах о себе только в таких оттенках, не стремясь найти ничего нормального? В такую исповедь нельзя верить. Впрочем, читатель волен положиться на честность автора, если ему так хочется. Но стоит ли придавать значение чьим-то мыслям, коли они наполнены фальшью? Говорить о честности тоже не приходится. Не надо позволять вешать лапшу себе на уши.

Эпатаж удался. Публика словам Мисимы поверила. Его вознесли на Олимп и вручили лавровый венок победителя. Он честно бегал по стадиону голым, как то требовалось на олимпийских соревнованиях. Пускай он немного при этом мастурбировал и взирал на собравшихся вокруг мужчин, вдыхая их пот и придавая этим себе ускорение. Главное в жизни ныне не почёт и уважение, а внимание любой ценой. Пускай для этого нужно вылить на себя ведро каловых масс. Не по настоящему, но опосредованно, Мисима золотарём всё-таки стал.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Сгорела Лайка
в космическом пространстве:
грусть Мураками

Получит ли Харуки Мураками Нобелевскую премию по литературе или так и останется знаменитым писателем без достойных своего творчества наград? Конечно, суждение одного человека всегда выглядит однобоко. Если задуматься, какой формулировки могут удостоиться словесные опыты японского беллетриста, в произведениях которого тонкой линией проходит одиночество с еле уловимыми нотками отдалённого понимания необходимости быть полезным обществу? Харуки к рассмотрению любой проблемы подходит со стороны собственного мироощущения, не давая себе шансов взглянуть на ситуацию иначе. Там, где Кобо Абэ взялся бы отразить чувства растоптанной фиалки, Мураками исходит из радостных моментов, когда цветок не готов быть уничтоженным, а при неблагоприятном моменте он с успехом возрождается к жизни снова, даже при наличии его мистической злобной сущности, выраженной через отторжение себя в страстной любви к некоей субстанции, являющейся им самим.

Японец любил
японку-лесбиянку:
цветёт фиалка

Мураками ныне играет со словами. Допустим, сладкое и благозвучное для японского уха сочетание букв «спутник» приводит главную героиню повествования в чувство глубочайшего восторга. Ей так нравится его смаковать, что Харуки невольно подчиняет текст объяснению его значения. Он вспоминает историю Спутника-1 и Спутника-2, собаку Лайку и всё связанное с русской культурой, подвергая содержание вторжению фамилий известных представителей языка, на котором сочетание букв «спутник» существовало, кажется, всегда: Пушкин, Ленин, Сталин. Эти вкрапления не являются мимолётными, поскольку Мураками пользуется удобным моментом, погружая читателя в таинственную историю, используя в качестве отправного момента судьбу отправленной в космос первой собаки, ставшей жертвой человеческой любознательности. Красок данной истории добавляет европейский фольклор, откуда Харуки выудил понимание естества допельгангера, внедрив его в повествование, создав из ещё одной истории про однолюбов и гомосексуалистов нечто такое, что не поддаётся разумному объяснению.

Допельгангера
сущность раскрыть под Луной:
утешение

Про главного героя Мураками говорить лишний раз нет необходимости. Это всё тот же лоботряс, живущий одним днём, влюблённый в недосягаемый идеал и ведущий распущенный образ жизни. За какие проступки Харуки его решил на этот раз наказать? Сказать затруднительно. Просто главный герой должен страдать и искать ответ на этот вопрос, покуда всё само собой не станет ясным. Загадка следует за загадкой, пока на читателя не сваливается ошарашивающая правда, за отгадкой на которую вновь предстоит лететь в далёкие от Японии земли. В «Моём любимом спутнике» — это Греция. Вернее, один маленький греческий остров, где разыгрывается основное трагическое действие, должное сломать дальнейшее существование главного героя.

Одиночество:
крепнет с каждым днём
духовная связь

Читатель может верить, а может и нет, но он никогда не узнает, является ли главная героиня единой сущностью и пропадала ли она вообще. Любила ли эта девушка другую девушку и не страдала ли она от какого-либо психического расстройства, вследствие которого её личность могла приобретать иные свойства. Мураками не прибегает к синдрому множественной личности, создавая отвлекающий антураж, наполняя декорации правдивым искажением реальности. Кажется, главного героя одолевают галлюцинации, либо он действительно верит, что в его жизни произошла катастрофа, тогда как перед ним находится совершенно другой человек, а не тот идеал, в который он всегда был страстно влюблён. Такая трактовка повествования может вызвать у читателя недоумение, если он не склонен к размышлениям и скорее поверит в прямолинейность предлагаемого автором текста. Всё не так просто на самом деле — магического реализма нет, есть выход той самой злой сущности, в описании которой запутался и сам Мураками.

Жди, жди, жди, жди, жди
телефонного звонка:
спутника сигнал

В полутонах и полунамёках классическая история о фиалке предстаёт перед читателем в новом виде. Зная о своей судьбе наперёд, она старается избежать нелепой смерти, давая выход необъяснимому феномену, преображая себя в другую сущность, воспаряя к небесам и замечая искажения реальности. Теперь в её руках возможность направить развитие событий по своему усмотрению. Может быть она пропала на самом деле, либо допельгангер закрыл собой её страхи. Понять практически невозможно — проще спросить Харуки.

Сочетание
кратких всплесков мгновений:
слова не нужны

Автор: Константин Трунин

» Read more

Никогда не бойтесь говорить правду — именно на это делает упор Халед Хоссейни, предлагая читателю ознакомиться с версией трагических событий восьмидесятых годов XX века, в очередной раз переиначивших Афганистан: заново украв у людей родину, поменяв страну с радужного противостояния шиитов суннитам на тотальный автогеноцид, сравнимый с трагедией Камбоджи, в одночасье одичавшей и утратившей связь с разумным подходом к решению социальных проблем. Афганистан для Хоссейни — это его детство и потерянное прошлое, куда уже никогда невозможно будет вернуться. «Бегущий за ветром» был написан по горячим следам нью-йоркских терактов одиннадцатого сентября, что только подхлестнуло интерес людей к подобного рода историям. Хоссейни без обид вмешал во всё уничижающие Советский Союз и Россию нотки, от которых весь западных мир пришёл в неописуемый восторг — значение которого и сыграло решаю роль в судьбе книги.

Повествование «Бегущего за ветром» нельзя подвергнуть однозначной трактовке. Книга подобна «Шах-наме», упоминание о которой так часто встречается на страницах. Со стороны кажется, что перед читателем эпохальное произведение, отражающее глубокую суть бытия, в котором найдётся место слепой несправедливости, чей жребий падёт на самых достойных людей. Только слепым трудно ориентироваться в пространстве, вынужденным с покорностью принимать мир таким, каким его им дают окружающие. В «Шах-наме» нет простых историй, но каждая из них содержит солидного размера булыжник в бурной реке, уносящий жизни самоуверенных людей, решивших показать свою удаль перед другими. Может и станет кто-то проливать слёзы над событиями, в которых действующие лица были виноваты сами: они не стремились расставить все точки над задаваемыми им вопросами, чтобы остаться в живых и не создавать никому проблем. Именно так, перекатываясь с одной строчки на другую, Фирдоуси создавал литературный памятник средневековой иранской литературы, потратив жизнь на возрождение самосознания сородичей перед волной арабских завоевателей, чья культура быстрыми темпами распространялась по Азии.

Если Хоссейни, упоминая «Шах-наме», старался показать возможность перемен к лучшему, для чего он напишет успешную книгу, что вызовет в сердцах читателей хотя бы сочувствие, то отчасти ему это удалось. Конечно, «Бегущий за ветром» не станет откровением, даже не сумеет повлиять на изменение ситуации к лучшему, но своё место в мировой литературе он найдёт. Книга была написана по всем канонам хорошо продающихся книг, от чтения которых одна часть читателей пребывает в восторге, а вторая — подвергает произведение ураганной критике, находя, специально заложенные автором, провокационные моменты: когда кто-то говорит о тебе — это лучшая реклама. Поток читателей будет постоянно увеличиваться, ведь каждому будет интересно присоединиться к прочитавшему большинству. Напиши Хоссейни действительно правдивую книгу, то пылиться ей у него в столе на листах черновика, а так получилась отличная заготовка для голливудского фильма, где нашлось место индийским мотивам о родственных связях, злодейских кознях, предательствах, а также важным судьбоносным потерям, от которых зритель обязан разрыдаться, дабы в момент титров понять, что жизнь продолжается, повторяясь вновь и вновь.

«Бегущий за ветром» может серьёзно надорвать картину восприятия мусульманского мира, когда читатель постоянно видит в словах Хоссейни упоминание не самых лицеприятных моментов, которые, возможно, являются традициями живущих в Афганистане народов. Трудно утверждать однозначно, но это вполне может быть так. Тяжело принять факт детской жестокости к своим сверстникам, особенно жестокости, направленной на моральное унижение, не имеющего никаких конкретных целей, кроме желания показать свою силу. С другой стороны, наполнив книгу гомосексуальными сценами, Хоссейни смог найти отклик в душах определённой группы людей, увидевшей возможность распространить свои ценности и в те страны, куда они до этого боялись показываться, осознавая неминуемую казнь на месте за осквернение норм поведения.

Хоссейни покажет читателю не только жизнь Афганистана его детских воспоминаний, но и афганскую диаспору в США, нашедшей на американском континенте новую родину, по достоинству оценив все прелести жизни демократического государства. Кажется, «Бегущий за ветром» должен был закончиться побегом из Афганистана, поскольку дальнейшее повествование превращается в мелодраму с самым обыкновенным сюжетом, где будут действовать классические правила разговорчивых злодеев и вмешательств третьей силы в разрешение конфликта; где главный герой обязательно хлебнёт горя на почве своей личной несостоятельности, толкающей его на принятие необдуманных решений, целью которых станет установление гуманного отношения к ошибкам прошедших лет, когда наказание за молчание приводит к путешествию в прошлое с борьбой против восставших картин былых дней.

Когда кто-то рассказывает об отсутствии гуманизма в каком-либо месте, то читатель всегда воспринимает подобный сюжет с особым чувством сожаления к происходящим в книге событиям. Но когда человек жил спокойно, не вмешиваясь в дела другого человека? Никогда.

Автор: Константин Трунин

» Read more