trounin.ru

И Мастер появился. Шестая редакция с того и начинается, что читателю представляется человек, о котором известно только им же придуманное прозвище. Поступив так, Булгаков пересмотрел предыдущее содержание, изыскав для повествования новую сюжетную линию. Отныне автором внутреннего рассказа о казни Иешуа Га-Ноцри становится именно Мастер. Либо стоит говорить о глубоких психических расстройствах предыдущего автора, заработавшего на фоне пережитых испытаний раздвоение личности. Представленный вниманию Мастер поглощён мыслями преимущественно о Маргарите, тогда как историю о казни Христа он предпочёл сжечь. Так перед читателем создаётся история любви двух душ, на фоне чего произойдёт многое из описанного Михаилом в прежних редакциях.

Насколько оправдано введение элементов мистики? Ведьмовские свойства Маргариты и её буйство не укладываются в ровное течение повествования. Не получается объяснить, зачем Булгакову потребовалось растягивать действие, измышляя производимый Маргаритой погром. Кроме того, Маргарита стала невидимой, она проказничает, желая отомстить. Это происходит из-за неприятия произведения Мастера, отвергнутого издательствами, зато сопровождаемого критическими откликами в периодических изданиях. Такой подход к наполнению событийности выдаёт в происходящем чьё-то сновидение. Вполне возможно, что грезит как раз Мастер, на самом деле называемый Иваном Бездомным, как тому полагается быть согласно текста первых редакций романа.

Важной частью шестой редакции – совершенно новой и непредсказуемой для сюжета – стал бал у Воланда. Испив одурманивающего зелья, Маргариту посетили видения. Дополняя мистическое наполнение романа, Михаил ввёл на страницы идею о переселении душ. Собственно, Воланд проводит бал раз в определённое количество времени, приглашая на него неизменно женщину по имени Маргарита. Но не любую, а занимавшую в прошлой жизни влиятельное положение. И оказывается, ныне приглашено очередное перевоплощение одной из английских королев. Вся творимая на бале вакханалия закончится испитием зелья, после чего видения исчезают.

И вот уже тогда на квартире у Воланда появится Мастер. Там же окажется сожжённая рукопись романа, с которой читателю предстоит ознакомиться. Отныне история распятия Иешуа обретала иной вид, делая центральным персонажем Понтия Пилата, умевшего убеждать всякого, ничего прямо о требуемом не сообщая. Неважно, как Иешуа к нему попал на беседу, каким образом его казнили. Значение приобретало случившееся после. И вот там Пилат проявил должное старание для избежания неблагоприятных последствий, однако сделал так, породив тем предания о таинствах, о чём он, разумеется, не мог впоследствии иметь представление.

Читатель узнаёт, что тело Иешуа повелел выкрасть именно Пилат, дабы не было известно о его месте захоронения, и не было излишнего волнения и поклонения. Пилат же велел убить Иуду, а после повесить. Кошелёк с тридцатью сребренниками он распорядился подкинуть главе иудейской религиозной общины. И именно с Пилатом будет иметь беседу Левий Матвей – ученик Га-Ноцри. Предстоит сделать ещё одно открытие: о чём бы Иешуа не говорил, его речи записывались с иным смыслом, нежели он хотел. Станет известным и желание Пилата убедить Левия Матвея в необходимости уступить его воле, дабы тот не мешал выкрасть тело Иешуа.

Согласно шестой редакции, читателю становится ясно, насколько продуктивной стала работа Булгакова над романом. Остаётся сожалеть о неумолимости действительности, не считающейся с необходимостью позволить людям завершать их существование, не оставив недоделанных дел. Следующая редакция “Мастера и Маргариты” будет выполнена не Михаилом, то сделает его вдова. Поэтому, ежели читатель желает, он всегда может ознакомиться с текстом шести редакций романа и составить собственный итоговый вариант представления о романе.

» Read more

1937 год – переписывание большого романа заново. Михаил взялся перенести в новую редакцию основное из им написанного прежде, внеся необходимые изменения. Давать название будущему произведению Михаил опасался. Ему проще казалось называть его “Романом”, и лишь при продолжении работы решено вынести на титульный лист “Князя тьмы”. Действительных разночтений получилось не так много, и текст не выглядел более упорядоченным, нежели то следовало из второй редакции. Читатель увидит перемену событий, переосмысление причастности героев к совершаемым ими поступкам. Под тот же трамвай казалось допустимо пустить иное лицо, никак не Берлиоза. Данная редакция – пятая по счёту – примет вид лоскутного одеяла. В совокупности происходящее понятно, но Булгаков всего лишь переписывал, видимо собираясь позже увязать сцены в единое целое.

Итак, на Патриарших прудах жарко, хочется пить, но от выпитого становится только хуже, появляется икота. В такой обстановке, почти сравнимой с головной болью Понтия Пилата, Берлиоз оказался поставлен перед необходимостью рассуждать об отсутствии религиозности у граждан Советского Союза. В такой ситуации нет веры в Бога, Христа и, разумеется, в дьявола. За подобный ход мыслей следует наказывать, потому в качестве кары выбрана комсомолка Аннушка, разлившая масло.

Читатель всё-таки отмечает преобладание мыслей об арелигиозности. Это должно его побудить к соответствующему восприятию текста романа. Никакой мистики далее не последует. Всему находится объяснение, стоит включить голову. Берлиоз оным и занимался, из-за чего её же и лишился. В Москву приехали иллюзионисты, и главным среди них окажется Воланд – князь тьмы. С виду всемогущий, на деле нуждающийся в условиях для существования. Он один из тех, кто в годы становления советской власти занимался обманами разного рода, выдавая желаемое за действительное. Ему ничего не стоило пролить масло, а после подвести Берлиоза под трамвай. Однако, фокусы способны сломить волю случайного свидетеля, не способного сразу распознать им увиденное. На деле же всё просто – становиться пациентом психиатрической лечебницы ему не требовалось.

Булгаков пока не определился, насколько он согласен доверить написание внутреннего рассказа о Христе сошедшему с ума человеку. Михаил то оставил до другого времени, пока наполняя историю распятия деталями. Новые действующие лица ни к чему не побуждают, становясь заготовкой для должного последовать продолжения. Но уже в пятой редакции Иешуа избавляет Понтия Пилата от головной боли, сделав это не до конца ясным способом.

Переписывание оказывалось не совсем понятным читателю. Почему Михаил сразу не расставлял главы в необходимой последовательности? Зачем убирал объясняющие происходящее сцены? У него должно было появиться иное видение романа. Об этом пятая редакция ничего не сообщает. Фрагментарность дополняется очередными сценами, разбросанными по страницам в хаотичном порядке. Нет ничего того, отчего приходится мысленно возвращаться ко второй редакции, дабы свериться и не терять нить описанного Булгаковым.

Всё же предпочтение Михаил отдал действиям Воланда. Оттого он и тяготел к названию “Князь тьмы”. Всему следует меркнуть перед его проступками. Он приехал в Москву, убил человека, а теперь собирается обманывать доверчивых граждан, внушая им веру в им творимое. Снова Булгаков переписывает представление с фальшивыми деньгами. Но это всё не то. Требуется больший размах. Не может ведь Воланд оставаться обыкновенным лиходеем, чего-то определённо не хватало широте задуманных им планов. Может он достоин стать как раз князем тьмы?

Осталось дополнительно раскрыть прежде описанные сцены, дополнить чем-то новым. И отчего не появиться в сюжете Мастеру, а горячо им любимой Маргарите не обрести прежде невиданное значение? Таким образом Булгаков подошёл к теме, которой суждено стать самой главной в повествовании.

» Read more

Продолжая перерабатывать классические произведения, выбор Булгакова пал на “Мадемуазель Фифи” Мопассана. История должна была раскрыть перед советским зрителем пылкость патриотических чувств женщины из публичного дома. События касались трагической франко-прусской войны, обернувшейся для Франции поражением и падением Второй империи. Для французов то стало большим ударом. Они отчаянно сражались, но вынуждены были признать власть немцев. Однако, писатели старались о том времени писать на возвышенных чувствах. В каждом французе не просто горело желание борьбы, оно сжигало их изнутри. Такие чувства владели абсолютно всеми. И не таким уж неожиданным оказался поступок падшего сознания, остро воспринимавшего попранную честь государства, ради чего она не пожалела жизни.

Требовалось усложнить сюжет. Только не Булгакову то предстояло делать. Он лишь следовал за Мопассаном. Насколько то точно было сделано – лучше узнать у знатоков творчества французского писателя. Зритель должен был увидеть краткую выдержу, осознать значение поступка женщины, решившейся на убийство немца, не стерпев хулы в адрес французского народа. Её рукой скорее управляло неприятие несправедливости, чем разумное осмысление необходимости оного. Пусть она из публичного дома, но благородных чувств ей всё-таки хватало. И она умела любить, о чём на краткий миг забыла, совершив непоправимое деяние.

Зритель не сразу бы понял, к чему он обязан взирать на заграничный быт, разговоры о всякой всячине, непонятную обыденность. Вскоре ему станет известно о добрых взаимоотношениях между двумя трепетными сердцами. И уже после разыграется драма с убийством. В качестве завершения зрителю предстояло увидеть торжество справедливости. Совершившая проступок должна спастись, а её молодой человек отправиться за ней на поиски. Слёзы умиления обязательно могли покатиться по щекам у зрителя, стань он очевидцем счастливого воссоединения влюблённых. Не так-то им оказалось просто сойтись, ибо кругом жадные до расправы немцы, потерявшие след оскорбившей их женщины.

Над оперой предстояло работать Булгакову в качестве либретиста и композитору Дунаевскому. Их творческий союз вскоре распался, а “Рашель” стала ещё одним временно забытым произведением Михаила. Только должен ли читатель сочувствовать доле Булгакова? Являлся бы текст полностью его работой, тогда да. В подобной ситуации, которую должен был понимать и сам Михаил, он выступал в качестве должного адаптировать чужое произведение под определённые нужды, и не более того. Уже прошли те времена, когда постановка на сцене являлась дополнением к напечатанному оригинальному произведению. С изобретением кинематографа значение театральных представлений изменилось. Но всё-таки адаптировать текст, написанный давно, являлось не совсем правильным. Зритель всегда жаждет прикоснуться к новому, либо к хорошо забытому старому. Мопассан не был из тех, кого можно отнести к первым или вторым. Его “Мадемуазель Фифи” позволила настроиться на определённый лад, и только.

Ныне читателю доступно либретто Булгакова. Можно самостоятельно с ним ознакомиться. Где-нибудь обязательно по нему ставятся, если не оперы, то играются пьесы. Сюжет действительно интригующий, рассказанный на надрыве чувств. Видеть отчаянный поступок, совершённый из чистых побуждений, находящий одобрение у окружающих и заставляющий скрежетать зубами врагов, читателю будет приятно. Тем более, окончание нисколько не опечалит. Любовь обязательно побеждает, если к тому тяготеет автор. В случае Михаила перемен не случилось – Рашели предстоит спастись и обрести долгожданное счастье, причём без возвращения к прежнему состоянию работницы публичного дома.

Так бы везло и Михаилу, чтобы в конце его ожидало счастье. Да вот тому не бывать. Он почти исчерпал отпущенное ему время.

» Read more

И опять Булгаков трудится для театра. Отставив планы по написанию собственного творчества, он продолжил адаптировать классику под театральные нужды. Взявшись за нетленный роман Сервантеса “Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский”, он не нашёл ничего лучше, как практически пересказать сюжет, причём объединив обе части произведения, невзирая на продолжительный срок между их созданием. Получилось в той же мере – первые действия в исполнении Михаила дышали событиями, тогда как вторая часть приняла на себя весь сумбур оригинала. При жизни Михаила пьеса “Дон Кихот” востребованной не оказалась.

Что должен был увидеть зритель? Сцена изначально представляла жилище, куда по очереди заходят цирюльник, ключница и Санчо Панса. Каждого из них Алонсо Кихано (он же Дон Кихот) обвиняет в чём-то определённом, либо возносит до каких-либо вершин. Зрителю бросаются в глаза старые латы, книга о рыцарях, затем тазик для бритья. В череде комических событий, чаще всего связанных с волшебством, Алонсо Кихано подготовит себя к приключениям во имя прекрасной дамы. Ежели зрителю не хватит комичности, тогда он увидит облачение будущего рыцаря – в качестве шлема будет водружён тазик для бритья. Для ещё большего смеха прекрасным боевым конём будет выбран осёл. Так Дон Кихот подготовится к геройским поступкам. К сожалению, на том внимание зрителя начнёт угасать, поскольку в дальнейшем всё окажется не столь примечательным.

Булгаков бросит Алонсо Кихано на мельницу за сценой. Получив лопастью, тот отлетит обратно, где зритель увидит его в помятом виде. Вполне разумный главный герой повествования поделится открывшейся для него истиной: волшебство строит против него козни, исчезая в тот самый момент, когда он готов нанести по нему удар. Зрителю немудрено заметить, увидев наваждение в тех же самых местах, под которыми их понимал Дон Кихот. Всё это согласно текста Сервантеса. Булгаков и дальше не станет изменять оригинальное произведение, чем и вызовет апатию у зрителя.

Изначально задуманный в качестве пародии на рыцарские романы, роман “Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский” таковым и стал. За это его и любят поныне. Можно найти разнообразные ситуации, куда без затруднений получается применить образ главного героя. Но спустя годы случилось продолжение, причём написанное уже не в качестве пародии, а как самый настоящий рыцарский роман, где не осталось прелести от недосказанности. Ежели прежде Дон Кихот воспринимался чудаком, чрезмерно воображавшим, а на самом дел смешившим окружающих, толком не отойдя от родного города в неведомые дали, то в продолжении всё обрело реальность, в том числе и прекрасная дама, даже Санчо Панса стал губернатором острова, как то ему обещал Дон Кихот. Понимал ли это Булгаков, ежели смешал в одной пьесе два разных сюжета, друг с другом плохо совместимые?

Как знать, отсутствие денег побуждает создавать и не такие проходные работы. Нужно в очередной раз признать слабость Булгакова, порою отказывавшегося доводить начатое до конца. Он мог трудиться над новыми редакциями “Великого канцлера”, ещё не подозревая, как у него родятся в голове Мастер и Маргарита, придумывать новые эпизоды и сцены, тогда как прочая работа не представляла для него особого интереса. Главное, гонорар получен. Всё прочее становится не столь важным. На постановку в театре Булгаков скорее всего не рассчитывал, привыкший оказываться на вторых ролях. “Дон Кихот” уже был практически принят к постановке, но, как обычно, нашёлся другой автор с иным сюжетом, более важным для сцены.

» Read more

Цикл исторических опер пополнился либретто “Пётр Великий”. Получив предложение от композитора Петунина, Бугаков взялся за работу над произведением. На этот раз он писал в духе подобия социалистического реализма. Пётр лучше всех царей подходил, чтобы его показать заботящимся о благе народа. Тут не могло возникнуть трудностей. Постановка должна была случиться обязательно. Однако, воплотив всё требуемое, Михаил так и не сумел добиться должного внимания. Наоборот, появились дополнительные требования, воплотить которые в либретто он не смог. Последовал отказ от продолжения работы над “Петром Великим” – написанное осталось без изменений.

Зритель должен был узнать, как Пётр осуществлял политику на улучшение жизни населения, лично принимая участие во всех аспектах. Он не только одерживал победы над Швецией, тем способствуя выходу к Балтийскому морю, ему же приходилось трудиться наравне со всеми. Всем известно, если хочешь сделать по собственному разумению, тогда делай сам. Так и Пётр присоединялся к плотникам, нисколько не смущаясь необходимости заниматься физическим трудом. Он и песни пел о трудовом народе, точно подмечая, кому всякое государство обязано процветанием.

Тем временем, поскольку Пётр был единственный светлым человеком в России, думавшим о благополучии, никто более в стране не желал браться за ум. Тех, кого он посылал учиться у заграничных мастеров, приезжали домой без знаний, но со следами знатных попоек. Тем же отметился и его сын Алексей, так и не овладевший необходимыми знаниями. Чиновники продолжали набивать карман, забыв обо всех, кроме себя. Больно всё это было видеть Петру, хотел всех наказать, только кому тогда заботиться о России дальше? Дилемма возникла в его мыслях.

Проблема усугубляется преемственностью власти. Кому Пётр перепоручит продолжение им затеянных дел? Сын надежд не оправдал. Наоборот, Алексей громче всех кричал, что повернёт дела отца вспять, ибо желает видеть Русь исконную, лишённую европейских веяний, и по принятии царских регалий сразу сожжёт все построенные отцом корабли. Оставалась Екатерина. И этот вариант оказывался сомнительным. Булгаков не взялся решать, каким образом нужно распорядиться, показав требуемый зрителю переход властных полномочий, как бы внимающему истории не понравилось сохранение монархии. Лучше бы Пётр задумался отказаться от власти, передав власть народу. Разумеется, Михаил не мог о таком написать.

Образ царя-реформатора выведен не в подлинно историческом виде. Булгаков опустил множество деталей, отдав предпочтение основному – Пётр был близок к народу и всё делал ради него. Тогда как происходившие в России процессы не соответствовали выведенным Булгаковым. Стремление в Европу усиливалось ещё с предшественников Петра, взять хотя бы его рано почившего брата царя Фёдора III или того же Бориса Годунова. Алексей истинно выглядел не подходящим на роль правителя, но то было связано с другими причинами. Михаилу не хватило места для отражения значения сына Петра для истории. Либретто не позволяло объяснить всех происходящих на сцене событий, как то удалось сделать Дмитрию Мережковскому в романе “Пётр и Алексей”.

Многое ли расскажешь в опере, рассчитанной на час зрительского внимания? Масштабность темы оказалась зажата в узкие рамки. Быстро пролетевшая жизнь царя ничего не даст зрителю. Требовалось сконцентрироваться на определённом историческом эпизоде, которым отчасти стала конфликтная ситуация между отцом и сыном. Но зритель так и не смог бы понять, отчего Пётр оказался настолько слеп, ежели умел смотреть вдаль, при этом отказываясь замечать происходящее у него под носом.

» Read more

Больше всего врут об охоте и войне. Вернее, не врут, а рассказывают так, как сами в то хотят верить. И у Астафьева есть собственная правда, какой бы жизненный путь он не прошёл. Он видел войну глазами человека, большую её часть проведшего на больничных койках. И видел войну так, как никто не желает видеть войны. Не доблесть русских солдат он заметил. Наоборот, зверства немцев и рядом не стояли. Русские предпочитали глумиться над противником, делая это постоянно. Астафьев уверен, что с годами ничего не изменилось. Русские остались такими же и поныне. Куда бы они не шли, всюду за ними следует шлейф неприятия. Как бы не хотелось в подобное верить, однако оспаривать точку зрения Астафьева не получится. Просто нужно принять за факт присущую русским жестокость. Сообразно этому остаётся призывать не стремиться к разрешению конфликтов с помощью вооружённых противостояний. Может и не настолько плохи русские в поступках, просто на войнах ничего другого не остаётся, как давать выход животным инстинктам. Даже больше можно сказать – на войнах все люди дичают, какой бы они национальности не были.

Вторая часть дилогии “Прокляты и убиты” наконец-то привела читателя к боевым действиям. Ожидаемого всё равно не произошло. Астафьев остался в прежней мере многословен. Он готов часами повествовать, ничего в итоге не сообщив. Но как это у него получается? В действительности Виктор точен в деталях. Он стремится обратить внимание абсолютно на всё, скрупулёзно описывая каждое происходящее событие. Если и видеть войну, то глазами Астафьева. Только за множеством мелочей не удаётся разглядеть общего фона. А перед читателем не какое-то рядовое событие, а форсирование Днепра.

Повествование построено по принципу рассмотрения каждого дня. Вернее, первая неделя описывается особенно подробно, тогда как последующие события без столь пристального внимания. Читатель готов побывать среди штрафной роты, едва ли не стать каждым боевым снарядом, способным перейти через руки, хорошо хоть не от момента производства, вплоть до поражения обозначенной цели. И, пройдя сквозь всё описанное Астафьевым, читатель остаётся без каких-либо знаний, кроме ощущения неприятия не только войны, но и литературы вообще.

Но зачем Астафьев с таким упорством представлял читателю многие аспекты войны? Так ли нужно знать, какими качества полагается обладать телефонисту или артиллеристу? Виктор пытался залезть в душу каждого, пусть и сам был причастным в качестве связиста и отчасти артиллериста. Его понимание происходящего – всё-таки останется его собственным принятием происходящего на поле боя. При этом он сообщал скорее общие сведения, понятные читателю и без особого акцентирования на тех или иных особенностях.

Виктор видел войну изнутри, не желая смотреть на неё в совокупности. Он придавал значение каждой детали, отказываясь замечать слаженную работу всего механизма. Снова и снова он пытался отказаться принять всё, объясняя это приданием важности каждому элементу на войне. По его логике всякому солдату полагалось осуществлять функции не ниже генеральских, самостоятельно определяя, кому каким делом предпочесть заниматься. Может и не зверели бы тогда солдаты на войне, и войны тогда не оборачивались трагизмом. Но ведь и солдат имеет право рассуждать о доставшейся ему доле. И пусть даже так, как это решил сделать Астафьев.

Былое уходит, но человек остаётся. Снова случаются войны, и человек опять оказывает изломанным. Ничему былое не учит. А хотелось бы забыть о войнах. Остаётся сожалеть, что из сущих глупостей суждено развернуться очередному вооружённому конфликту, который никому не нужен, кроме ряда амбициозно настроенных личностей.

» Read more

Жизнь сложна для понимания. Ещё сложнее она становится, если пытаться понять логику писателей, переворачивающих обыденные явления с ног на голову. Вроде бы Чейз представил вниманию порядочного репортёра, некогда вступившего в противоречие с вороватой властью, из-за чего оказался в тюрьме. Теперь он вышел и не может найти работу. И оказывается, от чего он прежде воротил нос, теперь для него является лакомым куском. Даже власть изменит к нему отношение, пригласив на работу в качестве специалиста по связям с общественностью. Вот так, без объяснения причин, честный человек превращается в продажное создание, готовое за пятьдесят тысяч долларов выступить в роли похитителя дочери одного из богатейших людей планеты.

Прежде совестливый, ныне герой повествования не разбирает дороги. Если ему будут предлагать – он не станет отказываться. Предложат деньги – возьмёт, поманит малолетняя красотка – утонет в её объятиях. Без разницы, насколько пострадает честная репутация. Ему не особенно интересны чувства жены, все эти годы безропотно ждавшей его освобождения. Но солидный куш манит совершить простецкое дело, а потом укатить в сказочное место и продолжить там безбедное существование. Впору вспомнить о шалаше, где рай с любимым человеком. Однако, Чейз прагматичен. Зачем читателю показывать иллюзию счастья, если право на лучшую жизнь нужно заслужить через проступки.

Обстоятельства будут против. Герой повествования – неудачник, он в западне, его допустимо назвать простаком. И он будет обманут. Причём жестоко. Он станет причастным к убийству, весьма предсказуемому. Ведь не бывает так, чтобы готовый скончаться богатей всего лишь умер, справедливо распорядившись наследством. Отнюдь, пока онкологическое заболевание поедает ткани его организма, кто-то решится вступить в большую игру, на кон которой поставлена неимоверно большая сумма денег. Но это всё впереди, и не так отчётливо проглядывается в сюжете.

Грех мастеров детективного жанра в неправдоподобности излагаемых событий. Обычно, отчего-то, всякое преступление оказывается легко раскрываемым, дай только тому время. Факты удачно сходятся, воссоздавая картину свершившегося. На читателя оказывается давление через подавленность главного героя, на каждой странице готового оказаться раскрытым. При этом обычно заранее понятно – ничего плохого не произойдёт. А ежели всё пойдёт по плохому сценарию, то так тому и быть. Достаточно знать, что истинный преступник будет изобличён, всё остальное – домыслы.

Конечно, действующее лицо в произведении Чейза совершит немало ошибок. Мысли он здраво, не случиться практически ничему, о чём в тексте сообщается. Допустим, зачем ему понадобилось грузить тело в багажник собственного автомобиля, когда кругом хватало иных возможностей? Вполне логично со стороны автора сломать данный автомобиль впоследствии, причём на глазах у полицейского. Чехарда ничем не примечательных эпизодов разбавляет повествование, тогда как главный герой оказывается в глупом положении по личной на то неосмотрительности.

Бесполезное это занятие – разбираться с деталями детективных произведений. Главное, читатель с удовольствием провёл несколько вечеров за книгой, получив эстетическое и моральное удовлетворение. Кроме того, следить приходилось не за очередным гением мысли, а за простофилей, совершавшим одну ошибку за другой. Как ещё удалось выйти сухим из воды? Пятно себе на репутацию он всё равно заслужил. И как итог – с чем он вышел из тюрьмы, с тем и продолжил жить дальше, так и не улучшив благосостояние.

В русском переводе данное произведение имеет множество названий. Вот их перечень: Неудачник, Западня, Ещё один простак, Ещё один простофиля, Клубок, Репортёр… Пресс-секретарь… Убийца?…

» Read more

Премия “Национальный бестселлер” предлагает писателям проснуться знаменитыми, а читателям – иметь приятное знакомство со ставшими именитыми деятелями от литературы. Так в идеале. На деле всё много хуже. Родившийся в 2001 году, “Национальный бестселлер” сделал выбор в пользу мнимой художественности, определяя в качестве лауреатов авторов, описывавших не совсем действительную реальность, чаще основанную на домыслах. Оспаривать подобный подход к изложению никто не станет, учитывая издревле существовавшую необходимость отделять жизнь настоящую от описываемой сочинителями. Но “Национальный бестселлер” старался не уступать выбору произведений из заранее определённых в должные считаться его лауреатами. Поэтому нужно всё взвесить, прежде чем довериться мнению. Второе десятилетие существования премии усугубило тенденцию к иллюзорному, а не к действительному.

Исключения всегда существуют. Если они происходили, в дальнейшем принималось решение подобного не допускать. Так было решено отказать биографиям в праве считаться достойными быть даже номинированными. Стоило получить премию известному писателю, как усиливался крен в сторону необходимости позаботиться о новых именах. Так оказался действенным слоган “Проснуться знаменитым”. Только насколько писатели оказывались способными пожать славу? Практически никак. Они уходили в тень, либо творили в прежнем духе, который и до того никого из читателей не воодушевлял на продолжение знакомства. И всё же снова случались исключения, так как “Национальный бестселлер” объединён общим духом, но стремящимся придерживаться своеобразной культурной элитарности.

“Национальный бестселлер” не представляет интересы писателей и читателей, он формирует мнение приглашённых деятелей от культуры. Каждый год жюри выбирается заново. В его состав могут входить актёры, художники, искусствоведы, журналисты, музыканты, кинорежиссёры, певцы и многие прочие, кто необязательно является активным писателем или читателем. Из этого следует, что “Национальный бестселлер” в качестве именно литературной премии считать нельзя, скорее это узкопрофильный выбор ряда лиц от культуры, обязавшихся выбрать лучшую книгу прошедшего календарного года, согласно их внутреннему ощущению. В жюри приглашают в том числе и писателей, чаще выступающих на равных с другими, ещё чаще те писатели сами прежде оказывались лауреатами “Национального бестселлера”: получается замкнутый круг, из которого премия не может вырваться.

Обязательным условием выбора лауреата является его личное присутствие (или его представителя) на церемонии оглашения результатов. То есть “Национальный бестселлер” так и не сумел преодолеть слабое к нему внимание со стороны читающей публики. Требуется создавать определённые рамки, которых все должны придерживаться. Оттого и название премии выбрано наиболее громко звучащим, хотя ничего и не обозначающим. Произведение-лауреат не обязано хорошо продаваться до вручения премии, ему скорее всего не суждено лучше продаваться и после. Видимо, не из простых побуждений чаще обычного название сокращают до “Нацбеста” – совершенно нейтрального для читателя.

Интересной особенностью “Национального бестселлера” является распределение денежной награды – определённая её часть достаётся человеку, выдвинувшему произведение на соискание. Это побуждает предлагать лучшее из возможного, вместе с тем и отражает первоначальную заинтересованность. Но и, как прежде, снова замыкает круг, побуждая жюри отметить премией заранее сформированный список, всё тех же писателей, тяготеющих к вымещению действительности иллюзорным восприятием.

Всё-таки, как читателю относиться к “Нацбесту”? Это действительно премия, определяющая направление в литературе? Она способна помочь выбрать для чтения действительно важные художественные произведения? Отнюдь! Значимости произведения лауреатов практически не имеют (за исключением трёх). Скорее следует говорить о домысливании обыденности. Писатели специально искажают реальность, показывая фантазийность текущего дня, где больше вымысла, нежели мельчайшего намёка на правду.

Это тоже может вас заинтересовать:
– Национальный бестселлер: Лауреаты

Мережковский назвал Лермонтова поэтом сверхчеловечества. Дмитрий разглядел излишне много, нежели могло быть доступно навсегда оставшемуся юным поэту. Он буквально его демонизировал, объяснив раннюю смерть необходимостью понести наказание. В плеяде деятелей пера прибыло и новое имя, поставленное в один ряд с Достоевским, Львом Толстым, Гоголем, Чеховым и Горьким. Но в отношении Лермонтова Мережковский не стал широко распространяться. Он не описывал жизнь, творчество и религиозные предпочтения. Просто не о чем сказывать, когда человек покидает мир не перешагнув с третьего десятка лет на четвёртый. Лермонтов мог сформироваться цельной личностью, однако без проявления личностных качеств, должных вести за собой других.

Поэзия Лермонтова – необычное явление. Она не просто имеет вид рифмованного созвучия. Тут стоит говорить о скрытых смыслах. Дмитрий сам отмечает, как с детства любил его стихотворения, понимая на собственный лад. Каждый может вспомнить, как он неверно воспринимал показываемый ему текст. Например, утверждение на счёт слабости слушателей “богатыри – не вы!” приобретало иное значение. Казалось, словно Лермонтов всего лишь рассказывал, какие прежде на брегах Невы рождались богатыри. Осуждающий оттенок при этом будто и не замечался вовсе. Подобных примером хватает и у Мережковского.

Вместе с тем, Лермонов казался ему понятнее, нежели Пушкин. Но как быть с демонизацией? Лермонтов был одержимым? Допустим. Скорым на подъём в решениях? Без сомнений. Заслуживающим кары за быстроту суждений? Сомнительно. Однако, Дмитрий настаивает на необходимости принять факт загадочности смерти Лермонтова за данность. Не пуля Мартынова его убила, то был неоднократно посылаемый знак, в конечном счёте ставший для него роковым. Не Мережковский один стремился найти виновника убийства, чаще обычного сводя всё к существованию нам неизвестного убийцы. Дмитрий уверен, то было по желанию кого-то из высших сил. И не станет удивлением, если Лермонтова прибрал к рукам непосредственно дьявол.

Мережковский не смущался, одаривая званием поэта сверхчеловечества. Более того, следовало найти нечто такое, о чём прежде никто не смел рассуждать. Дмитрий, в привычной ему манере, взялся искать в Лермонтове богоборца и богоотступника. То есть к чему лежала душа как раз Мережковского. Ведь именно Дмитрий видел необходимость отказаться от Бога, дабы свершилась ожидаемая им революция. И ежели он то отчётливо представлял, значит подобное он должен был искать у других. На беду Лермонтова, именно он и оказался под прицелом Дмитрия, решившего беспокоившие его идеи передоверить другому человеку. Почему бы не Лермонтову?

В качестве вывода Мережковский предложил совместить важность творческих изысканий Пушкина и Лермонтова. Ни один из этих поэтов не должен превосходить другого. Дмитрий не сразу пришёл к такому заключению. Ему потребовалось сперва перешагнуть сорокалетний рубеж, поскольку до того он к творческому наследия Пушкина относился прохладно, и сразу ему стало ясно – нельзя превозносить лишь Лермонтова, как бы он не казался ближе в доступности понимания некогда в той же мере юному Дмитрию.

Опять же, насколько оправдано видеть в воззрениях поэта устремления себя, уже успевшего достигнуть периода формирования окончательных взглядов на жизнь? Мережковский не мог понять задор юности, оттого и искал в Лермонтове демоническое. Думается, значение сыграла поэма “Демон”, видимо не зря написанная поэтом сверхчеловечества. Не совсем разумно на основании чего-то одного делать обобщающие выводы.

Дмитрий не мог остановиться на варианте, будто люди существуют, потому как они обязаны дожить данную им жизнь до конца. Хотя, как не рассуждай, это именно так и есть. Всё прочее от чрезмерных дум. Порою нужно смотреть на жизнь глазами человека, не находя в ней более имеющегося.

» Read more

Сборник статей за 1908 год получил название “В тихом омуте”. В таком омуте, как известно, черти водятся. В России творилась чертовщина, никак не находящая выхода. Требовалось вытягивать государство из болота, пока же оно продолжало тонуть в трясине. В сборник вошли следующие труды: В обезьяньих лапах, Асфодели и ромашка, Красная Шапочка, Ещё одна великая Россия, Цветы мещанства, Христианские анархисты, Реформация или революция, Христианство и государство, Бес или Бог, Немой пророк, Христианство и кесарианство, Лев Толстой и революция. Дополнительно в сборник вошла статья “Лев Толстой и Церковь”, впервые опубликованная в 1903 году.

Мережковский сделал наблюдение: так много рождается талантливых людей, что скоро, чтобы выделиться из толпы, потребуется отказаться от таланта. И Дмитрий оказался прав, если увидеть, как развивалась в дальнейшем человеческая культура, возведшая в культ как раз отсутствие способности к созданию высокого искусства. Но разговор о постороннем. Требуется вернуться в революционное русло.

Стоит ли называть Мережковского человеком, предрекавшим революцию? Он бы отказался от такой формулировки. Дмитрий не мог предрекать то, чему был очевидцем он и остальное население России. Страна не нуждалась в случившейся в 1905 году революции. Это не то, чего ждал народ. Революционный настрой родился задолго до того, особенно ярко прослеживаясь со времени правления Александра II. Пока же русский люд продолжал считать себя русским, за счёт чего не мог добиться требуемых перемен. Революция обязательно свершится полностью, если русские перестанут быть русскими. Пока же население страны уподобилось утопающему, пытающемуся спастись самостоятельным вытягиванием за волосы. Пора русскому человеку обзавестись чувством ответственности перед обществом, обрести твёрдые убеждения, дабы суметь противопоставить собственную волю навязанной сверху необходимости раболепного подчинения.

Снова Дмитрий вспомнил про Бога и его наместника – монарха. Так почему необходимо отказаться от веры в Высшее существо? Тому есть очевидная причина, возникшая ещё при Константине Великом, сделавшего христианство основной религией Римской империи. Христианство на самом деле преобразовалось в кесарианство. То есть монарх был не просто уподоблен наместнику, тогда как он становился равноправным Богу. Но пока сохранялась власть духовных лиц, монарх не мог полностью воплощать собой божественную суть. Тому мешало разделение власти на власть светскую и духовную. В России объединение случилось по указу Петра Великого, вследствие чего христианство уступило место кесарианству. Именно исходя из этого, Мережковский и посчитал необходимым отказаться от Бога, тем противопоставив народ государю.

Примечательным в свете данных рассуждений выглядит факт обособления Льва Толстого, отказавшегося иметь посредника между собой и Богом. Однако, если Толстой верит в Бога, значит и нам полагается верить, а если опровергает его существование, тогда и нам следует с таким мнением согласиться. Тогда, если на Толстого наложить анафему, он не верит в того Бога, которого чтят христиане. Следовательно, пора и нам, если не от Бога, то от такого христианства отказаться. Дмитрий уверен: пока здравствует Лев Толстой – человечество продолжит существовать в неизменном виде.

В свете общих суждений, Мережковский отдельно вывел статью “Бес или Бог”. Так ли надо думать, будто добро исходит от добра, а зло – от зла? Почему человеку не предоставляется право выбора? Каждый должен сам решать, согласно чьей воле он совершает деяния. В конечном счёте, как не случись, человек останется при своём мнении, став при этом мучеником, пострадавшим за убеждения.

Всякое мнение – является частным суждением. Как не думай и не размышляй – найдёшь согласных с тобой и противящихся тебе. Мережковский привёл ещё один пример, более близкий к его роду деятельности – из литературы. Критик Чуковский позволил сказать, якобы за прошлый 1907 год не случилось быть написанным ни одному серьёзному произведению. Так ли это? Современники всегда критически относятся к с ними происходящему, не способные в полной мере оценить имевшее место где-то ещё, о чём они не могли никак узнать. Потому и возникают категорические суждения. Нужно всё оценивать в совокупности. А выводы о текущем лучше вовсе делать спустя десятилетия. Так и Мережковский не останавливался на настоящем, оценивая события не одного года, а нескольких десятилетий.

» Read more