trounin.ru

Салтыков продолжал писать про тяжёлые будни дворян. Тяжёлые в понимании постепенного осознания тщетности надежд на возвращение к прежнему. Очерк «Дворянская хандра» повествовал о человеке, что решил отправиться в деревню, где его ждало разочарование. Деревня умирала на глазах! Дома ветшали, люди её покидали, того и гляди скоро ветер будет гулять. Причина того ясна — эмансипация крестьян. Каждый теперь волен на свой выбор строить судьбу. Можно сказать иначе, умирать от голода в нищающей деревне никто не желал.

Оказывалось, губительность реформ Александра II прослеживалась наглядно. Может виною тому их скороспешность. Царь мог понимать — времени ему не хватит для претворения планов в жизнь. Так, за малый промежуток времени случилась отмена крепостного права, о чём при Николае и помыслить не могли, настолько эта тема считалась запретной к обсуждению. Люди оказались свободными от зависимости, но ничего не имели за плечами, поскольку им другого не доставалось, кроме одной лишь свободы. Не имея куска земли, крестьяне не могли и не должны были оставаться в деревне, если не желали погибнуть. Что же, скороспешность губительно сказалась на проводимой реформе. Однако, пути назад не было.

Салтыков предложил к обсуждению тему ещё одной реформы Александра II — цензурной. Михаил высказался очерком «Похороны». Читателю предлагалось посмотреть на жизнь умершего литератора, прожившего примечательную жизнь, только оказавшуюся для него совсем ничем не примечательной. Амбиции осуществить не получилось. Раскрыть страстно желаемые темы он не смог. Потому умер литератором, от которого могли ждать значительных трудов, да ничего подобного он создать не сумел. Виною тому, естественно, продолжающая зверствовать цензура. Казалось бы, прошло тринадцать лет с цензурной реформы, разрешавшей публиковаться без предварительного обязательного одобрения… но нет, око цензоров оставалось бдительным. Хочешь или нет, но приходилось договариваться с цензорами, согласно отменённым порядкам, заранее с ними согласовывая текст, чтобы они ещё до печати внесли правки и указали не необходимость убрать определённые фрагменты, из-за которых могут возникнуть проблемы. Оказывалось, цензура продолжала оставаться в той же мере строгой. И приходилось мириться, иначе весь выпуск мог быть изъят из продажи и уничтожен, что считалось крайне нежелательным.

Так отчего литераторам не заняться другим ремеслом? Кто их заставляет писать, тогда как им доступно любое другое дело, где нет и не может быть надзорным цензурного комитета?! Всё до банального просто — литераторы ничего другого не умеют, отчего и вынуждены зарабатывать единственным для них подходящим способом — писчим промыслом. Выведенный Салтыковым за главного персонажа, литератор не мирился с действительностью — не мог он переступить себя и пойти на согласие с властью, пытаясь ей угодить. Принцип ему казался важнее. Тогда о чём быть разговору? Всякий литератор может прилично существовать, для чего необходимо избавиться от принципов, по сути занимаясь подённой работой — выполняя заказы разной степени нужности, неизменно забывая про личное мнение и предоставляя материал, пусть и лишённый индивидуальности, зато способный приносить деньги. В качестве одного из соглашателей Салтыков приводил в пример Фаддея Булгарина, успешно подсиживавшего писателей, отчего его не переносили на дух в среде литераторов.

У читателя должен был возникнуть единственный закономерный вывод. У человека есть три пути, согласно которым он способен обрести счастье: быть согласным с действующей властью; не быть согласным, но соглашаться с необходимостью мириться с этим; быть против власти, зарабатывая за счёт тебе сочувствующих. К сожалению, есть и такие, кто не готов ни с чём мириться, кроме собственного желания показывать существование личной точки зрения. Правда нужно учесть важный аспект, многими забываемый, — спустя десятилетия всем уже будет безразлично, ради чего ты так натужно старался казаться сопротивляющимся.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Отчего-то, так уж повелось, о большинстве всегда берутся судить по действиям меньшинства. Почему? То кажется нелогичным. Это объясняется приданием важности тому, к чему имеет склонность узкий круг людей, чьи интересы становятся превыше нужд остальных. Большинству приходится идти на уступки, вследствие чего они считаются склонными поддерживать им несвойственное. Так рождаются заблуждения. Однако, со временем принимающие вид истины. И уже спустя десятилетия иначе никто не будет думать, не говоря уже о далёких поколениях, склонных верить всему, что имело место быть на ограниченном пространстве. Сколько сам себя в том не укоряй, но стремишься поступать точно тем же образом. Просто такова человеческая психология — стремиться найти особо запоминающиеся моменты, для чего мнение большинства оказывается скучным и неинтересным.

Эта речь направлена на требуемое восприятие очерка Салтыкова, озаглавленного им «Дети Москвы». Случилось громкое дело, в нём замешаны дворяне. Если прежде дворянство брало нужное, разрешения на то не спрашивая, теперь подобное поведение кажется кощунственным. Иначе говоря, дворяне начали вырождаться. Причинно-следственная связь кажется построенной. Дворяне крадут и обманывают — следовательно, они вырождаются. О том, занимались ли они этим прежде, надобности говорить нет. Не требуется уводить разговор в сторону. Впрочем, времена менялись, а привычки дворян нет. Нисколько нет в их поведении показательного вырождения, лишь понимание ими совершаемого в негативном ключе. Потому Салтыков предлагает считать дворян вырождающимися. Так можно судить и по уже высказанному принципу — группа дворян пошла против общества, значит все дворяне выступили тогда против. Пускай не логично, зато иным образом считать потом не станут.

Ставит Салтыков перед читателем и другой вопрос. Насколько величие Москвы оправдано? Она считалась важным городом, когда ещё не была основана: так могут думать сами москвичи. Безусловно и то, что дворянство стремится брать начало с московского периода возвышения. Вообще, тему величия Москвы лучше лишний раз не трогать — ничего добиться всё равно не сможешь. Оно и не требуется. На момент написания Салтыковым очерка, Москва являлась вторым городом в Империи, в течение полутора веков утратив статус столицы. Но спор с Санкт-Петербургом не ослабевал, и не ослабеет. Всегда будут находиться точки расхождения в понимании собственного превосходства. Так, для примера, Салтыков предлагает посчитать, где больше располагается кондитерских. Если читателю интересно, он может лично принять участие и посчитать.

Вернёмся к основной теме — к вырожденцам. Действительно, жизнь не стоит на месте. Статус Москвы менялся не раз, и может поменяться в будущем снова. Не стоит того загадывать, мало ли какой Пётр воссядет во власть, пожелав рубить окно не в Европу, скорее возводя мост дружбы с Азией. Тогда столицу можно будет перенести в Сибирь или на Дальний Восток, поставив стольный град на пустом месте, может настолько же трудным на освоение, каковой была болотистая местность под строительство Санкт-Петербурга. Тогда опять раздадутся мнения в обществе, насчёт вырождающихся москвичей, каковыми их и без того склонны считать во все времена. Нет в то веры? Хорошо, возьмите любой отрезок истории, и ни разу не станут заметными признаки симпатии к обитателям Москвы — только ненависть.

Пожалуй, очерк Салтыкова позволил переосмыслить многое, заведя разговор в совсем уж не должную быть упомянутой степь. Остановимся на главной сути, историю делает меньшинство. Как-то так получается, что меньшинство одерживает верх, становится большинством, после уступает позиции другому меньшинству… и так происходит постоянно.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Крестьянская реформа — как об этом не говорить постоянно? Такое явление для России — оно тяжело даётся для понимания. Чем занимались бывшие крепостные? Сложено о том порядочно книг, и почти ни одна из них не стала интересна читателю в последующих поколениях. В самом деле, к чему люди стремились? Дело в том — каждого ждал разный путь. И пройти можно было каким угодно образом, в зависимости от способностей. Да того было практически не разглядеть в первые десятилетия после эмансипации. Иные писатели видели в свершившейся реформе дым, оставшийся от огня. То можно понять, стоит ознакомиться с произведением Ивана Тургенева «Новь», либо с очерком Салтыкова «Сон в летнюю ночь», написанным двумя годами ранее.

Казалось, крепостничество не искоренить из русского народа. Крестьяне продолжали зависеть от опеки помещиков. Впору сказать, крепостничество настолько крепко сидит в народах, населяющих Россию, что его искоренить в принципе невозможно! Всё равно будут раздаваться крики о том, как принижает холопов царь-государь, либо начальник организации, к которой холопы приписаны, либо непосредственный руководитель. Всякий раз холопы возлагают надежду на выше их стоящих людей, ничего сами не делая для улучшения жизни. Но то является внутренним ощущением, поскольку к крепостничеству его уже прямо привязать не получится. А вот в конце XIX века иначе не делали. Если кто-то продолжал зависеть от помещика, тогда приходилось обвинять самого человека, не имеющего способности превозмочь себя и воспользоваться данными ему возможностями для самостоятельного решения любых проблем, в том числе и финансовых.

Так ли было плохо при крепостничестве? Салтыков рассказал историю старика, привыкшего к прежнему ходу вещей. Он вёл благонамеренную жизнь, страдал нещадно, нисколько в том не укоряя судьбу. Что ему оставалось делать? Крепостному другой участи не полагалось. Его добродетель — принимать ниспосылаемое. Если хозяин пожелал избить, если нашли вину в его поступке, если определили сидельцем в тюремные казематы, если всегда заставляли добывать для других пропитание, если вменяли обязанность платить, в том числе и непомерное… со всем мирился старик-крестьянин, поскольку в том заключалась его благодетель. И нисколько старик не кручинился: принимал кару, соглашался с обвинениями, покорно себя вёл, трудился и платил. Попробуй объяснить благость этого новым поколениям, принявшим на свои плечи врученную им государем волю.

Вот какой был народ в России. На его костях держалось государство! Покуда не находилось пощады крепостным, они являлись опорой. С кем побеждали Суворов и Кутузов? Как раз с солдатами из крепостных — простыми мужиками, чьи нужды они знали, не хуже собственных. А дай тем мужикам права, к чему это приведёт? Собственно, даже Салтыков не ведал, каким последствием обернётся отмена крепостного права. Он пока ещё наблюдал вялотекущий процесс, не склонный восприниматься способным дать быстрые плоды. В основном приходилось замечать упадок деревни, откуда крестьяне разбредались по городам, так как требовалось добывать пропитание. В необходимости бороться за существование бывшие крепостные разделялись на тех, кто хотел оставаться при помещике, кто стремительно нищал, и тех, кто наоборот, столь же стремительно наживался.

Где тут увидишь последствия? Но никто не знает о том, чему быть через десятилетия, а тем более через полвека. Да, отмена крепостного права скажется на России. Государство настолько ослабнет, отчего не станет из себя представлять практически ничего, его смогут унижать и одерживать над ним верх. Что же, всё переменится, стоит над народами России поставить человека с твёрдой рукой. Такова уж история… причём не нескольких веков, а всего срока существования Руси.

Автор: Константин Трунин

» Read more

«Пиквикский клуб» по-русски — это как? Пожалуйста, цикл очерков «Культурные люди» от Михаила Салтыкова-Щедрина, первоначально планировавшийся публиковаться под заголовком «Книга о праздношатающихся». Насмотревшись на русский люд за границей, определившись с негативным восприятием их привычек за рубежом, Салтыков не мог не отметить подобного же явления непосредственно в самой России. Русский — есть русский везде, нисколько не способный изменить своему мировоззрению. Но видит Михаил определённую прослойку людей, напрямую связанную не столько с помещичьей средой, сколько сугубо в разрезе осмысления действий чиновничьего аппарата. Вот в критике этого Михаила было не унять, он неистово поливал грязью, не скупясь на слова. Не станем снова удивляться, отчего на его материалы взъелась цензура, поставив на вид «Отечественным запискам» нежелательные такого рода статьи. Вот и пришлось заканчивать Салтыкову повествование раньше времени, оставив цикл незавершённым.

А что за культурные люди, всё-таки? Не стоит ли молчалиных припомнить случаем? Можно и их. Только молчалины должны быть поспокойнее, хотя являются такими же культурными людьми. Культурный человек — он внешне спокоен, невозмутим и всем даёт понимание, будто занимается важным трудом, отвлекать от которого его по мелочам не следует. Только вот этот же человек, при всей его невозмутимости или экспрессивной возмутимости, с удовольствием подсидит кого угодно, лишь бы получить выгоду, желательно выражаемую в существенном эквиваленте. Культурные люди за всё готовы бороться, нисколько того в себе не показывая. Делают они это просто…

Нет ничего проще, чем донести. Достаточно узнать порочащую информацию, поставив тут же в известность кого следует. Например, надо занять положение выше, для чего неугодный человек подсиживается. Допустимо за ним следить, выискивать в нём отрицательные черты, а то и просто спровоцировать на нежелательную для него реакцию. Все способы окажутся хороши, когда, в качестве платы за разъяснение, доносчику положена награда в виде желанной для него должности. Пример сугубо для понимания сути культурных людей. Таким палец в рот не клади, они его не откусят, зато войдут в доверие и выведают им потребное. Они же культурные люди…

А почему «Пиквикский клуб» по-русски? Если читатель знаком с произведением Чарльза Диккенса, согласно сюжета которого благочинные джентльмены попадали в различные щекотливые ситуации, то нечто похожее брался с первого очерка поведать и Салтыков. За единственным исключением, клуб был не Пиквикским, а Английским, и посещали его те, кто такого права заслуживал. Каким-таким образом? Вполне очевидно, культурные люди просто обязаны были в оный попасть, иначе разве можно говорить про их культурность? Первый очерк из цикла назывался «Культурная тоска», что равносильно типичному для англичан явлению — сплину, наиболее понятному именно по значениям «тоска» или «хандра».

Другие очерки из цикла назывались следующим образом: «Продолжение тоски и появление Прокопа», «Между своими», «Поехали», «Тайна, облекающая личность восточного человека, слегка разъясняется». Дополнительно нужно сказать, что в «Книге о праздношатающихся» первые три главы названия не имели, четвёртая так и звалась «Поехали», а пятая — «Продолжаем ехать». Никакой полезной информации в этом нет, зато читатель теперь точно знает, насколько он осведомлён о творчестве Салтыкова сверх ему потребного.

Нужно сказать и о том, что культурные люди не всегда осознавали факт присущей им культурности. Это Салтыков так завуалировал характеристику их поведения, чтобы и им показалось приятно, и цензура не высказывала претензий. Однако, подписи «Н. Щедрин» под любой статьёй было достаточно, дабы к ней проявилось повышенное внимание.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Новой войне России с Турцией быть. Тому способствовали происходившие на Балканах процессы. Постарался их осмыслить и Салтыков, представив для читателя цикл очерков, позже названный «Отголосками», ставший частью сборника «В среде умеренности и аккуратности». Первые очерки повествовали непосредственно о войне — заключительные являлись разномастными. Вот их названия: «День прошел – и слава богу!», «На досуге», «Тряпичкины-очевидцы», «Дворянские мелодии», «Чужой толк». Увиденное Михаилом тогда, можно применить к России любого времени. Своеобразно получится воспринимать и название цикла, так как отголоски постоянно раздаются, стоит попытаться разобраться в побуждающих мотивах и в последующем исходе.

Война с Турцией ещё планировалась, а население Империи активно выражало гражданскую позицию, готовое встать на защиту южных славянских народов. Деньги собирались вне указаний сверху. Однако, Салтыков повествовал об этом, тут же не забывая припомнить, насколько кажущееся нужным кому-то — для других становится видимостью, ни к чему не обязывающей. Означало это банальное — всякий призыв к действию, есть инициатива меньшинства, склонного выдавать ими желаемое за нужное, тогда как до того нет дела основной массе общества.

Хорошо, война началась. Как она протекает? Ничуть не лучше Крымской, которую Россия проиграла. И пусть в этой войне предстоит одержать верх, то не изменяет подхода населения России к желанию изыскать выгоду во всём, хорошо или плохо оно лежит. Нет, такие усилия направлялись не против противника, а сугубо разворовывая собственную армию. Подобный странный ход мысли русский люд никак не может в себе изменить, продолжая на интуитивном уровне брать себе из общего котла то, что ему не требовалось вовсе.

Как же войну следует понимать? Схожим образом, каким поступают потомки. Собирается группа людей, толком к рассматриваемому вопросу отношения не имеющих, и выносят личные суждения, хотя не имеют представления, насколько их слова имеют отношение к действительности. Вот и у Салтыкова в одном из очерков персонаж бродил по российским весям, тогда как ему полагалось быть непосредственным очевидцем с фронта. Это не помешало иметь собственное мнение о происходящем, откуда-то узнанное. Просто тому, кто желает ознакомиться с информацией из первых рук, безразлично имеющее место быть, он желает слышать ему угодное и верить в ему удобное.

И ещё один аспект. Порою возникает суждение, будто воевать следует всем, иначе стыдно будет людям в глаза смотреть. Михаил такой довод опровергает. Войны не могут обходиться без помощи извне, ведь если никто не будет заниматься снабжением на всевозможных уровнях, то о каких боевых действиях вести речь?

Другие темы «Отголосков» — отживающее своё дворянство и дела литературные. Если с дворянством всё становилось ясно — в нём нет нужды при равных правах у граждан государства. Касательно литературы всё кажется совсем запутанным. В потоке мыслей Салтыкова есть цельное зерно. Остаётся его грамотно вычленить. Из-за этого начинают строиться предположения, по умолчанию воспринимаемые их автором за истинные. Сообразуясь с данной мыслью, получалось, что дворянство отживало последние годы — оставалось совсем немного, прежде чем с ним будет покончено. Об этом должно быть сложено ещё немало произведений. Впрочем, читатель то и без очерка Салтыкова прекрасно понимал, и отмену крепостного права в том не обвинял, припоминая роман Гончарова «Обломов». Но, когда есть возможность исходить из чего-то в суждениях, подойдёт любая причина, которую можно принять за подлинно настоящую. Что же, Салтыков внёс ясность с той стороны, с которой её и хотелось видеть в России.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Решил написать Салтыков и про Молчалиных, именуя их таким образом прежде всего по Грибоедову, и по пониманию такого типа людей. Само название цикла очерков «Господа Молчалины» появилось позже, так как первоначально публикация происходила под заголовком «Экскурсии в область умеренности аккуратности», в дальнейшем и вовсе приняв вид логически выверенного сборника «В среде умеренности и аккуратности», куда также вошли очерки, прозванные обобщающим словом — «Отголоски».

Кем же были господа молчалины? Они никогда и никуда не девались. Это люди — существующие в каждом обществе. Обычно они составляют подавляющее большинство. Впору сказать, что молчалины чаще прочего молчат. Было бы оно так в действительности. Нет, молчалины очень даже способны говорить, действовать и добиваться им потребного, только происходит это с негласного согласия сохранять текущее положение всего и вся. Так и следует понимать молчалиных, чей образ жизни не может восприниматься негативно. Наоборот, прелесть молчалиных как раз в том и заключается — они не мешают осуществляться происходящему. Говоря грубее, с их молчаливого согласия происходит абсолютно всё, тогда как они сами стараются подстраиваться под обстоятельства. Нисколько не проявляя беспокойства, молчалины удобно существуют, считая подобное положение должным всегда сохраняться.

Зачем бить в набат? Молчалины не станут суетиться. В стране происходит разлад, правительство задумало реформы, всё начинает безвозвратно меняться, но молчалиных это всё равно не беспокоит. Положение претерпевает изменения, должен последовать бунт. Однако, молчалины продолжают мириться с действительностью, подстраиваясь и под непривычные для них реалии. Как о таком типе людей не рассказать? Тем более учитывая, что молчалины во времена Салтыкова — не абы какие люди, а всё-таки имеющие достаточно высокий статус в обществе, чтобы не испытывать дискомфорт. Вот потому и существуют молчалины, так как ничего другого им не остаётся, да и мировоззрение не допускает иного образа мысли: нужно соглашаться с волей государя.

Конечно, читатель может увидеть в молчалиных — рабски покорных людей. Ведь с их молчаливого согласия происходит всё то, с чем приходится мириться. Вроде бы жизнь катится в пропасть, требуется принимать решительные меры. И кто-то начинает оказывать противодействие, только того недостаточно, по причине незаинтересованности молчалиных. Как же так? Довольно обыденно! Молчалины отлично понимают, насколько бесполезно устраивать революции. Никакая революция не даст людям ими требуемого, кроме коренного перелома, способного ввергнуть на десятилетия мучений от сводящего зубы горя. Так не лучше ли просто скрипеть зубами, продолжая жить в хоть и не идеальном, но терпимом мире?

Молчалины есть везде. Их можно найти в политике — то самое большинство, нужное для массы, нисколько не проявляющее прочей активности. Можно найти и в литературе. Интересный должен быть тип молчалина-писателя. Он не задевает острые углы, обходит стороной всё, хоть в сколь слабой мере способное возмутить читателя, но чаще обычного воспринимает пунктуацию излишне своеобразно. Тут бы сказать, что молчалиных может не устраивать орфография и правила расстановки знаков препинания, с чем они в сильных неладах. Впрочем, предпринимать меры против они не будут — предпочтут промолчать, поступаясь всевозможными принципами. Гораздо проще прослыть неграмотным человеком, имеющим своеобразный подход к письму, нежели сойти за самодура, чего-то там возжелавшего добиться, забыв о праве других на собственное мнение.

Будем считать, примерно схожих мыслей придерживался и Салтыков, задумав и реализовав цикл, действительно повествовавший про среду из умеренности и аккуратности. И не знаешь, хорошо это или плохо. Опять же, если сам не являешься молчалиным. А ежели оным являешься, предпочтёшь промолчать.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Писать во время войны о войне… должно быть тяжело. Сообщать о том, что происходит сейчас — в данный момент — не где-то там, а буквально за окном, есть невозможное к осмыслению действие. Как представить, что рвутся бомбы, враг силится продвинуться вперёд, а силы родного для тебя государства всё больше увязают, отчаянно не желая уступать и пяди земли? А Симонов писал. Не выдавал для читателя сухую хронику, сообщая о передвижениях войск. Нет, он созидал памятник отчаянью рядовых солдат и полевых командиров, пытающихся отстаивать здание за зданием, не представляя, к чему это приведёт в итоге. На данном фоне развивалась история любви двух молодых сердец, должных научиться существовать рядом друг с другом, неизменно сохраняя понимание необходимости отстоять Отечество от вторгнувшегося противника.

Константин уверен — с неизбежностью следует смиряться. Все понимали, им предстоит погибнуть. Они могли переправляться по реке на речном транспорте, осознавая, как скоро по ним ударит вражеская артиллерия. Каждый мог точно высчитать, в какой именно момент по ним угодит снаряд. Так и происходило. Требовалось лишь быть готовым спастись при крушении судна. Не спасёшься сам, тебе помогут товарищи. Такова война, каковую с первых страниц взялся показывать Симонов. Причём, война сложная для восприятия. Не будет простора для передвижения, только ограниченное пространство для манёвров, редко расширенное до размера двух домов. Нельзя ничего сделать, кроме удерживания или захвата ещё одного клочка. Вот и воюй, прекрасно осведомлённый о смерти, поджидающей тебе в момент, тебе точно хорошо известный.

Война действительно не из простых. Командир может требовать выполнять приказ «Ни шагу назад!», сам неистово рвущийся в бой. Таковых хватало в годы сражений с Третьим Рейхом. Как результат — бессмысленная гибель людей, кому лучше бы стоять на смерть, чем оказываться убитыми в претворении чьих-то амбиций. Не из простых война ещё и по той причине, что некуда было бежать. Чего могли стремиться избегнуть люди? Идти на обратные позиции — принять тот же неизбежный исход. Если только животный ужас, при виде обезображенных трупов, побудит бежать сломя голову, не отдавая себе в том отчёта. Тогда за это будут судить. Но не расстреляют и не посадят в застенки — отправят обратно в бой, поскольку некому следить за провинившимся и никто не имеет права напрасно расходовать материал.

Но без чего на войне не обойтись? Это покажется странным — без любви. Ради чего вообще тогда воевать, как не из-за стремления оберегать близких? И так уж случается, близкие люди на войне способны появиться в той же мере. Вне воли, ибо иначе никак, происходит сближение, побуждающее подстраивать мысли под совершенно другие задачи. Два сердца станут желать спасти друг друга, поступая непригодным для мирного времени способом. Лучшее спасение — постараться тому не способствовать. К себе не приблизишь — убьёт вместе с тобой. И не отпустишь, рискуя потерять. Как тогда быть? Очень сложно ответить. Константин Симонов пытался это объяснить, дозволяя мужчине и женщине встречаться и расставаться, пока кругом гремели бои и умирали люди. Могли погибнуть и они сами, чему долго писательская воля сопротивлялась.

Предстоит провести дни и ночи на сталинградских развалинах. Сможет ли Советский Союз противостоять широкомасштабному вторжению, дошедшему до критически важной точки? На момент написания Симонов мог ещё не знать, а когда заканчивал, то стало очевидностью. Советский Союз выстоял, миллионы человек пали: об этом обязательно следовало рассказать. Константин выбрал наиболее пронзительный вариант для повествования.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Драматургия от Симонова продолжала оставаться кинематографичной. Ничего в происходящем не говорит за то, к чему желает подвести автор. Скорее из текста следует извлечь мораль, до прочего внимания не обращая. Берём для примера пьесу «Русские люди». Действие начинает разбег с отвлечённых разговоров, раздаётся сетование по поводу отцов, опозоривших фамилии. Как теперь сыновьям людям в глаза смотреть? Благо или нет, но война способна смыть прошлое, к которому уже не будет смысла возвращаться. Разве важно, чем занимались прежде люди? Особенно, если речь про войну, уровня планетарного. И так уж сложилось, что когда на Россию идут войной, за плечами имеют блеск щитов всей Азии или Европы. Иначе на Русь никогда не ходили. Как тут сказано, таким образом и Симонов ведёт повествование. В итоге внимающему истории предстоит оказаться свидетелем быта партизан, на чьи плечи ляжет задача сохранить мост.

Как же обстояли дела на войне? Без однозначной интерпретации. Симонов это хорошо понимал, в отличии от коллег по цеху, любящих валить со здоровой головы на больную. Не может знать человек, правильно ли он сейчас поступает. Даже совершай он действия из лучших побуждений, дано ли ему предполагать, как было лучше поступить на самом деле? Например, есть мост на территории, оккупированной врагом. По логике нужно его подорвать, дабы сорвать продвижение врага. Дело воспринимается за весьма важное. И для претворения идеи подрыва отбирается человек, он должен осуществить приказ, но план срывается. Как быть? Вполне очевидно, диверсанта-неудачника расстрелять. И тут с логикой не поспоришь.

Однако, война — понятие переменчивое. Сегодня одни идут в атаку и захватывают позиции, завтра — другие. Первые возводят баррикады, вторые их занимают. Баррикады снова захватываются первыми, и сравниваются с землёй. Да нельзя всё подвернуть уничтожению, пускай война к тому и стремится. Если необходимо брать города, они будут уничтожены. Так и мост. Для своих войск он нужен не меньше, чем врагу. Как же быть? Ведь случится непоправимое, тогда своим мост вовсе не увидать. И будешь жить с угрызением совести за упущенную возможность.

К тому и склонял Симонов внимающего истории. Нет правды на войне, поскольку будь она на самом деле — зачем тогда разделяться на два лагеря для объяснения её сути друг другу? Мост будет приказано сохранить, будто враг пожелает взорвать. А ведь мог и взорвать, чтобы замедлить контратаку. Немцы начинали проигрывать ту войну, чему и спешил радоваться Симонов. Константин словно кричал — не уничтожайте имущество советских граждан, теперь оно послужит для уничтожения врага.

Симонов вообще имел желание рассказывать о войне, где тяжесть ответственности не на плечах генералов. Константин повествовал о лицах, наделённых правом командовать, но при этом оставаясь на передовой. Там в бою, вне основной группы войск, возглавляется отряд, действующий по собственному усмотрению, исходя из известной ему оперативной обстановки. Из-за этого невероятно притягательно показывать особенности ведения партизанской войны. По сути, если разобраться, партизаны действуют по собственному разумению, согласно внутренней совести совершая те или иные действия, вполне без необходимости следовать общей армейской линии. Так есть, хотя бы по причине скудной осведомлённости о текущем положении армии.

Что получается? Русские люди ведут борьбу за правое дело, как бы они его не пытались совершить. И за ошибки не следует наказывать сгоряча! Вполне возможно, всякая оплошность просто обязана произойти, тем самым показывая более лучший путь к победе.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Некогда польский олигархат довёл Речь Посполитую до исчезновения с политической карты. Не раз поляки после брались отстаивать положенную им свободу. В России они того никак не могли добиться, вынужденные устраивать восстания и терпеть постоянные поражения. Одно из восстаний готовилось вспыхнуть в 1863 году, из-за чего в самых западных губерниях Российской Империи вводилось военное положение. И вот для граждан России вышла анонимная брошюра «О русской правде и польской кривде», призывающая бороться с польской вольницей, всячески способствуя государству обуздать польскую волю ещё сильнее. Тому имелись веские причины, автор брошюры подробно рассказывал предысторию конфликта и пояснял, почему поляки поныне не могут успокоиться. Выходило однозначное — бороться предстоит в среде из религиозных разногласий, прежде всего. Никак нельзя ставить Россию под владетельное право римского понтификата. И никак нельзя принижать понимание русских в качестве славянского народа. Что же, со всем этим требовалось подробно разобраться.

Поляки пожелали отнять у России девять губерний, в том числе и город Киев. Но насколько они имеют на то право? Земли Древней Руси им никогда не принадлежали по праву владения. Под их контроль они перешли после заключения унии с Великим Княжеством Литовским. За всё то время русский дух полностью вышел из тамошнего люда. Люди стали перенимать образ жизни поляков, в том числе и принимать католическую веру. Что до самих поляков, то они всегда торговали, в том числе и правом на себя, отчего не поскупились отнять их земли в своё владение соседние империи. Окончательно Польши не стало после 1812 года — с исчезновением Варшавского герцогства, созданного по Тильзитскому мирному соглашению пятью годами раньше.

Так какую цель теперь преследовали поляки? Бунт становился явным вследствие политики Александра II, излишне много и часто прощавшего. На каждую акцию возмущения он неизменно прощал возмутителей, чем лишь не позволял утихнуть пылу польских революционеров. Но терпели и поляки, пока не случилось крестьянской эмансипации — отмены крепостного права. До того в Польше просто люд никогда не владел землёй, теперь же то ему дозволялось. Разве мог олигархат Речи Посполитой принять отнятие у него земельных прав? Никакие льготы не смягчали поляков, решившихся в упор стрелять в великого князя Константина, в дальнейшем устраивая расправу над русским населением Царства Польского.

Но видел Мельников иное. Отнюдь, не за независимость боролись поляки. Им противным казались русские и православие. Вот против этого и боролись поляки. Кто мог, тот уезжал из Польши, присоединяясь к силам, которые помогут одолеть Россию. Немудрено видеть, как польские офицеры поступали на службу к турецкому султану, добровольно принимая мусульманство, дабы изнутри побуждать османов к продолжению войн с Российской Империей. Соглашались поляки помогать и Шамилю в долго тянувшейся Кавказской войне.

Вывод должен быть очевидным — примириться с поляками не получится. В исторической перспективе русские и поляки не смогут согласиться с существованием друг друга, что ясно по тысяче прошедших лет, никак не повлиявших на изменение отношений. У русских царей была возможность повлиять на этот процесс, к чему они не проявили должного стремления. Если Александр I потакал полякам, дозволив им ввести конституцию, то Николай лишь закручивал гайки, нисколько не влияя не самобытность польского народа, Александр II выбрал позицию крайнего смягчения, предлагая жить народам Империи по принципу — лучше худой мир, нежели добрая драка. Как итог, одно из обострений отношений, которым ещё не раз предстоит случиться.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Порою о самом себе нужно рассказывать самостоятельно. Не из побуждений остудить пыл будущих биографов, поскольку таковых может не быть вовсе. Сугубо из собственного желания, дабы создать представление, которого и следует придерживаться. Ещё не став доподлинно дельным человеком, а может из личного интереса, Павел сочинял автобиографии. Ни одна из них при жизни не публиковалась, оставшись в рукописи. Известны два варианта, один из них датируется 1859 годом. Мельников рассказывал о себе в третьем лице. Сообщил о десяти годах домашнего обучения, затем нижегородская гимназия и казанский университет. Павел признавался в увлечении с юных лет литературой и историей. Может потому предпочёл стать учителем. Увлёкшись изучением народа, объехал солеварни. Литературную деятельность начал с путевых записок. В дальнейшем был редактором и издавал следующие издания: «Нижегородские губернские ведомости» и «Русский дневник». Есть за авторством ещё одна автобиография, написанная от первого лица. Её содержание обрывается, в основном описывались предки.

Из критики можно отметить тщательный разбор произведения Островского «Гроза», написанный в 1860 году. Павел сразу охарактеризовал пьесу, дав направление многолетнему обсуждению — луча света в тёмном царстве. Сам разбор не ограничивался одним произведением, Мельников старался взять как можно больше пьес, написанных Островским к моменту публикации критической заметки. Видел Мельников практически одно — невежество русского люда, взращенного на «Домострое».

Что именно увидел Мельников в «Грозе»? Он сразу перешёл к очевидному — главную героиню произведения ни о чём не спрашивают. Желает она того или нет — её отдадут за человека, нисколько ей не симпатичного. Не посчитаются и с её пылкой натурой. Получалось, главная героиня, как морковка из загадки, должна сидеть в темнице, тогда как её коса остаётся на улице. Отчего вообще девушка должна становиться подобием собственности семьи мужа? — этому сильнее прочего удивлялся Павел. Он же предлагает вспомнить домонгольские времена, когда девушка, выходя замуж, пользовалась приданным на своё усмотрение, нисколько не спрашиваясь мужа. Следовательно, девушки в прежней Руси могли чувствовать себя обособленно. Теперь такого на страницах «Грозы» не наблюдается.

Но! Самое главное, что характеризует и самого Мельникова, в том числе и интерес его, в семье Кабановых Павел обнаружил раскольнические черты. Как не крути, Кабаниха придерживается заветов протопопа Аввакума. Тут можно лишь сказать, что к чему проявляешь рвение сам, тому находишь применение везде, где оно требуется, либо является совершенно лишним. Стоит предположить, сам Островский подивился сравнению Мельникова. Однако, по своему Павел оставался прав. Другое дело, автор мог и не вкладывать подобного смысла.

Пророчествовал Мельников ещё вот о чём. Он говорил — кулибиным скоро станут открытыми все дороги в России. Как не принижай значение их деятельности, переоспорить стремление к изобретательству в человеке не сможешь. Да и глупо мешать тому, чему всё равно суждено явиться — не сегодня, так завтра, не с помощью одного, до того же обязательно додумается кто-нибудь другой.

Ещё отметим некролог от Павла «Заметка о покойном Н. А. Добролюбове» за 1861 год. Мельников посчитал обязательным уточнить информацию об умершем, сообщая дополнительно об его отце, никак не происходившем из бедной семьи.

Теперь можно обратить внимание на довольно интересную работу Мельникова, опубликованную анонимно, частично стилизованную под древнюю русскую письменность, изданную брошюрой. Польский вопрос в очередной раз накалил атмосферу, не желали поляки мириться с уздой, накинутой на них Екатериной Второй. Не сумев с помощью Наполеона отвоевать право на независимость, они раз за разом подготавливались к очередному восстанию.

Автор: Константин Трунин

» Read more