trounin.ru

Повествование имеет подзаголовок «Из апокрифических рассказов о Гоголе». Лесков действительно взялся сообщить поучительную историю из жизни Николая Васильевича. Чем же знаменитый писатель мог ещё прославиться? Как оказалось, преподнесённой моралью. Её суть проста — наглому обязательно будет дано воздаяние, причём такое, от которого у него основательно заболит. Как же так? В обществе бытует иное мнение, согласно которого довольно доходчиво объясняется, что наглым все дороги открыты, тогда как самую малость скромным — приходится испытывать неудобства от нерешительности. Что же, вот потому и сообщал Лесков историю, дабы неповадно было наглецам обирать честных людей.

Имел ли таковой случай место быть? Представим, будто Гоголь действительно путешествовал, заехав на постой к некоему путимцу. Его мучила жажда, он хотел испить молока. Благо ему сообщили, какой вкусный тут сей напиток. И Гоголь пил, всячески нахваливая. Пил ещё, осушая кружку за кружкой. Да вот затруднение — за молоко следует платить. А сколько? О цене заранее с путимцем не договаривались. Тот казался довольным, заранее ожидая солидного прибытку. Раз господа молока откушали, значит должны будут заплатить любую им названную сумму. В этом он был уверен, так как исторгнуть молоко назад в прежнем виде они не смогут. Правда Лесков лукавил, словно путимец ожидал именно согласия с его требованием. Между строк всё равно сообщалось, каким образом поступают с теми, кто решится драть в три шкуры. Вполне очевидно, завысь цену, то получишь одно из двух: солидный тумак, либо удостоишься шиша перед носом. Но Гоголь отличался мягким нравом, не способный ни дать тумаков, ни, тем более, демонстрировать обидные жесты.

Как поступил Гоголь? Лесков наглядно это показал. Пусть путимца гложет совесть. Конечно, Гоголь заплатит требуемую сумму, заодно прибавив, насколько щедр хозяин, за такое молоко испрашивая столь малую сумму, ведь другие путимцы просят в разы больше. Разве не пожалеет путимец о заниженной стоимости на молоко? Явно, следующим постояльцам он закатит цену ещё выше. И, явно, тогда у людей не хватит нервов, отчего они изобьют путимца. Как раз на это и рассчитывал Гоголь, тем преподнося двойной урок. Однако, читатель, так думая, переоценивает Гоголя, заглядывая вперёд повествования. Отнюдь, Гоголь желал проучить наглеца лично, в следующий свой визит рассчитавшись за молоко суммой не более, чем оно в действительности стоит. А может Лесков просто не договаривал о прозорливости Гоголя, поскольку тот не мог не ведать, какой участи удостоится путимец сразу по его отбытии.

Собственно, кара настигнет наглеца. Его взгреют так, что мало ему не покажется. Он и при Гоголе будет держаться за ушибленное ухо, не совсем радостно встречая некогда столь щедрого постояльца. Теперь он готов отдавать молоко и за так, только бы откупиться от всяческой расплаты от недовольных постояльцев. Им полностью усвоен урок, согласно которого получалось следующее: попроси хоть малую толику за оказанную услугу, будешь избит от проявленной наглости. Какой тогда вывод напрашивается из текста произведения? Всему указывай свою цену, не прося больше.

Хотелось бы, знай всякий «путимец» об ожидающей его расплате, чтобы не просил сверх меры, поступаясь с людьми достойно. Но всё это из тех рассказов, в которых мораль кажется столь желанной, тогда как к действительности она отношения не имеет. По сути, апокриф о Гоголе можно уподобить басне в прозе. А басни, как известно, ничем не способны радовать, кроме намёков, которым никто не обязан следовать.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Больших биографий о себе Лесков не писал, на его счету короткие автобиографические заметки, оставленные по случаю. Особых изысканий из них усвоить не получится — это попытка Лескова определиться, откуда он пошёл, какое значение вследствие этого может вообще иметь. Выходило не очень. Ведь чем мог порадовать читателя Лесков? Кто он такой, как не писатель, к чьему творчеству относятся с подозрением. Примерно так он будет говорить в первой из заметок, по дате написания относящейся, скорее всего, к 1885 году, хотя могла быть написана и тремя годами раньше. В тексте сообщалось, что он — Николай — устал понимать себя отдалённым от русской литературы: как физически, так и мысленно. Такое состояние с ним длилось на протяжении последних десяти-пятнадцати лет. Только вот опалы Лесков удостоился много раньше, за свои чрезмерные интересы к изучению нигилизма.

Что же говорит Лесков о себе и своих предках? Себя он считает выходцем из дворянской семьи, с существенной оговоркой. Дворянства добиться удалось его отцу, будучи обладателем честного взгляда на жизнь и непробиваемого в данном плане характера. Отец у Николая никогда не пытался стоять за спинами, либо изыскивать милости у кого бы ни было, даже от собственного отца он предпочёл отдалиться. Дело заключалось в следующем: дед Лескова, как и прадед, являлись священниками в Орловской губернии. Потому и отец должен был стать священником. Отец на это не согласился, вследствие чего был выставлен из дома без всего. Так оборвалась духовная нить, уступив место дворянской. Сам Лесков воплотил в себе обе разрозненные нити семейства, проявив интерес к духовной составляющей и к дворянской, правда чиновник из него не задался, зато получился писатель.

Вторая автобиографическая заметка написана Лесковым ближе к 1890 году, опубликована посмертно. Считается, она предназначалась для внесения в подготовленную заранее библиографию. Требовался краткий очерк, чему Николай полностью удовлетворил. В сжатом виде им сообщались сведения о родителях и месте рождения, о наиболее важных литературных произведениях и гонорарах, за них полученных. При этом Лесков рассказывал о себе в третьем лице, будто и не он вовсе писал данный текст.

Ещё одна заметка написана в 1890 году, примерно для той же цели, что и предыдущая. К Лескову проявляли всесторонний интерес, чему требовалось удовлетворять. Теперь Николай говорил о себе не таясь. Но и эта заметка прижизненно не публиковалась, она стала частью издания 1904 года, посвящённого исследованию жизни и творчества Лескова за авторством Фаресова.

Николай словно действительно писал заметки про свою жизнь от скуки, толком ничего о себе не сообщая. Читателя мог интересовать сам Лесков, его личность, устремления, интересы, совершённые поступки и желания, каковые осуществились, либо которые не смогли сбыться. Ничего подобного Николай не думал сообщать, может не считая нужным, а то и вовсе осознавая излишним. Почему? Порою знать о писателе лишнее не требуется. Для того он и писатель, чтобы рассказывать о других, но никак не быть объектом для интереса со стороны, если речь не о творчестве. К слову говоря, в том и заключается суть исследования творческого наследия, чтобы не смешивать необходимое к познанию с совершенно не касающимся того.

Скажем спасибо Лескову уже за оставленные автобиографические заметки. Вполне достаточно знать, при каких обстоятельствах он получил право на жизнь, уже из этого смея делать некоторые выводы, так важные для лучшего понимания творческих порывов. Всё-таки не из простых побуждений Николай оставил ряд примечательных произведений о духовном.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Природа зря наделила людей глазами. Чрезмерно многое отдаётся на откуп зрению. Важным кажется лишь то, что приятнее лицезреть, всё прочее подвергается забвению. Особенно тяжело приходится, когда настаёт пора выбирать объект любви, забывая про осмысление необходимости страсти к конкретному представителю рода человеческого. Иногда связь заканчивается трагически, кто-то может погибнуть. Вот тогда и предстоит задуматься, как тлетворно бытие, ставшее привычным. Нужно отказаться от зова плоти, предпочтя ему зрительную слепоту. Следует научиться закрывать глаза на несовершенства мира, в том числе на всё то, к чему не лежит душа. Может тогда человечество познает счастье, но до наступления того времени люди обречены испытывать однотипные страдания, с равной степенью достающиеся каждому поколению.

Райдер взялся отразить для читателя историю человека, пострадавшего от любви. Он настолько любил, что забылся. Объект его любви предпочёл не мучить себя, ни других, отойдя в мир иной. На фоне эмоциональных переживаний легко принять аскезу. Так и происходит. Отныне главный герой произведения уподобился аскету. Да жизнь состоит из череды испытаний, особенно, когда ты являешься литературным персонажем. Не может твоё существование обойтись без потрясений. Плоть надо всячески истязать, чем Хаггард и будет заниматься на протяжении повествования.

Не так трудно противиться желаниям плоти. Собственно, христианская мораль на том и основывается, что нужно уметь обуздывать желания, тем потворствуя божественной воле к смирению человека перед соблазнами. На словах оно так, в действительности христиане ничего подобного не придерживаются. А если кто станет аскетом, на того смотрят с недоумением. Вот и главный герой вынужден был сносить общественное порицание, продолжая идти по выбранному пути.

Для пущей острастки, поскольку надо было как-то отразить недавно увиденное в Египте, Райдер отправил главного героя в Африку, где тот попадает в плен к ортодоксальным мусульманам. Логично предположить, насколько ортодоксы от ислама должны придерживаться метода насильственного распространения религии. Соответственно, если главный герой желает сохранить тело в целости, он должен стать мусульманином. Любое сомнение в необходимости этого — угроза нанесения физического ущерба, вплоть до несовместимых с жизнью ран. К тому дело и пойдёт, не случись главному герою быть спасённым от плена, но уже с изуродованным телом.

Подлинная аскеза возможна при полном согласии, не имея физических и умственных недостатков. Отныне главный герой становился аскетом вне воли. Он может любить, но взаимности ему будет добиться трудно. И так во всех аспектах, каковые его коснутся. Тут бы читателю задуматься, насколько необходимо воздерживаться, если стремление к испытаниям заряжает пространство аналогичным значением, вследствие чего порождается высвобождение отрицательного, становящегося против аскета, тем воплощая в истинную реальность его необходимость борьбы. Легко о том судить, но разве возможно иное суждение?

Предстоит соглашаться с имеющим место быть уже без стремления к аскезе. На близость с любимым человеком можно более не надеяться, если только она не духовная. И жить в дальнейшем, осознавая хотя бы такое счастье, когда кто-то разделяет твои желания, становясь спутником на все оставшиеся дни. К тому и приведёт главного героя путь духа, изначально им выбранный себе на горе. Конечно, всё могло сложиться иначе, пожелай Хаггард рассказать похожую историю, лишь с более благостным отношением действительности к главному герою. Вышло же так, что страданий ему досталось сколько, каковых в совокупности не испытывали остальные герои произведений Райдера. Потому, согласно принятого мнения, бойтесь желаний — они имеют свойство исполняться буквально.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Как помочь сельскому хозяйству Англии? Райдер продолжал искать способ. В качестве примера он решил отправиться в США, где брался изучить деятельность Армии Спасения. Ведь как-то получалось у американских фермеров сводить концы с концами, хотя ничего к тому не располагало. Ключевым моментом становилось участие Армии Спасения, чья деятельность на то и направлена, чтобы помогать бедным и обездоленным встать на ноги. Однако, деятельность Армии Спасения сама по себе требует пристального внимания, поскольку — для несведущего — за громким названием не может быть уловлена суть, тогда как эта организация является скорее религиозной протестантской общиной, нежели неким государственным образованием. В целом, Райдер остался удовлетворён увиденным — американские фермеры действительно крепко стояли на ногах, вполне довольные участием в их деле Армии Спасения. Но вдумчивый читатель понимал, сравнивая деятельность общины в качестве кредитной организации, дающей под малый процент денежный капитал, благодаря чему человека не душила необходимость отдавать кабальные суммы за пользование оказанным ему доверием. В этом и есть главное достоинство Армии Спасения, тогда как прочее — лишь прочее.

Что делал Хаггард в США? Он изучал сельское хозяйство, на ниве чего успел зарекомендоваться. Интересовала его и Канада, являющаяся британским доминионом в Новом Свете. Знакомиться приходилось как с бытом обыкновенных людей, так встречаться и с первыми лицами государств, в числе которых был и Теодор Рузвельт. Раз дело обстояло столь серьёзным образом, надо понимать, Райдер представлял в собственном лице интересы Англии. Будь иначе, может и не быть написанным труду, названному «Бедность и земля». Обязательно нужно сказать, что аналогичная работа в виде «Синей книги» представлена на рассмотрение в правительство. Вероятно, их текст однотипен.

Касательно содержания произведения, Райдер совершал рабочий визит, наделённый соответствующими полномочиями. К нему проявляли всесторонний интерес и удовлетворяли всем его желаниям. Речь не о создании комфортных условий, а о предоставлении требуемых для анализа сведений. Подозрительным покажется общая радость, высказываемая по поводу деятельности Армии Спасения, словно эта религиозная община — истинная кладезь, чья деятельность способствует благоденствию всюду, где бы она не начинала функционировать. Получалось, что регион с самым захудалым фермерством превращался в цветущий край. В принципе, стоит помочь людям в малом, как они начинают приносить пользу, так как находят возможность для труда на себя, вместо того, чтобы прозябать в бедности и не способствовать общему экономическому росту.

Кажется, достаточно создания идеальных условий, после чего люди перестают требовать от государства помощи, способные самообеспечиваться. Вполне вероятно! Только насколько фермерские успехи начала XX века могли продолжаться и дальше? Ведь, как известно, на протяжении тридцатых годов США коснётся кризис, именуемый Великой депрессией, характерный, в числе прочего, резким падением спроса на сельскохозяйственную продукцию. Но заглядывать настолько вперёд не требуется, поскольку деятельный фермер мог успешно продолжать вести дела, если оставался под надзором Армии Спасения: надо полагать именно так. В любом случае, это разговор наперёд.

Пока Хаггард пришёл к разумному выводу — лучшим выходом для успешного ведения сельскохозяйственной деятельности станет участие государства или прочих структур, способных обеспечить минимальные фермерские нужды. Если фермер будет уверен в стабильности дела, не видя риска краха от единственного неурожайного года, тогда он сможет улучшать имеющееся, тем самым способствуя стабильности внутри государства. Раз так, значит деятельность Армии Спасения принесёт положительный результат и на британских островах. Пока же требовалось продолжить изыскания, нужны иные способы для примера. Пригодится опыт других государств, где сельское хозяйство процветает.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Совсем недавно Хаггард провёл год в качестве фермера, после активно занимался этим делом в общем, исследовав практически всю Англию на предмет сельского хозяйства, а в 1903 году он решил посвятить себя садоводству, опубликовав вскоре книгу с соответствующим названием — «Год садовника». Принцип не изменился, начиная с января и вплоть по декабрь, Хаггард записывал наблюдения, оные и представляя на читательский суд. Не сказать, чтобы в них заключалась действительная сторона, которой следует безоговорочно верить. Но ежели кто решит в Англии стать садоводом, может ему и спустя прошедшее время труд Хаггарда покажется значимым. Особенно понимая, какие именно специалисты довольно часто появляются на Туманном Альбионе, когда людям неожиданно начинает желаться изменить образ жизни, став хоть тем же фермером, не имея ни соответствующих знаний, ни представления, чем надо будет заниматься. Во всяком прочем случае, должно быть очевидно, труд Хаггарда пригодиться не сможет.

Климат Англии отличен от того, какой постоянно вспоминается Райдеру по Южной Африке. Вот там, совсем рядом с Антарктидой, имеются все условия для ведения сельского хозяйства, чего не скажешь об острове Великобритания. Впрочем, не будем скоропалительными в суждениях. Есть страны, где в январе точно не станешь задумываться о посадках. Причина очевидна — минусовая температура и промёрзшая почва. Поэтому Англию вполне можно считать за серединку на половинку. Вроде бы много затруднений, но и не так велико их число, дабы огорчаться. Хаггард и не унывает. Изменить климат нельзя — к нему следует приспосабливаться. Тем он и решил заниматься на протяжении двенадцати месяцев.

Огромное значение Райдер придаёт птицам: домашним и перелётным. С домашними понятно — для них нужно создавать соответствующие условия. И Райдер этому уделит достаточно сил. А вот с перелётными птицами совсем другая история — если за кого и считать таковых, то сугубо за сельскохозяйственных вредителей. С ними, определённо, следует бороться. Либо, опять же, научиться мирно соседствовать. Для этого нужно перенимать чужой опыт или самостоятельно научиться понимать, как именно сладить. Порою Хаггард забывался, отчего читатель внимал не описанию года садовника, а… начинающего птицелова, решившего сделать полезное дело, рассказав, когда какие птицы прилетают, каковы из повадки, как с ними найти общий язык и наименее безболезненно распрощаться.

Садоводу нужно уметь, как хочется читателю думать, разбивать сады. Вопрос знания цветов — не так затруднителен, когда его решение становится делом жизни. Пригодятся познания и в ландшафтном дизайне. И об этом Хаггард пытался рассуждать, поступая сообразно им приобретённых практических навыков. Впрочем, эффективность не настолько велика, с каковой удаётся усвоить полезные сведения, допустим, благодаря поэме Вергилия «Георгики»: много понятнее и нагляднее, хоть и в стихотворной форме, объясняющие аспекты ведения сельского хозяйства, вплоть до разведения пчёл.

Нет нужды в чём-то укорять Хаггарда. Написанный им труд действительно полезен, поскольку к нему никто не проявляет интереса, если то не требуется. Сугубо из любопытства к тексту обратится исследователь творчества Райдера, особенно не имеющий отношения к Англии. Уж ему-то год английского садовника без надобности, он совсем ничего не поймёт, поскольку не пожелает заставить себя понять. Ему в одно ухо влетит, из другого — вылетит. Думается, примерная ситуация будет и со всяким другим читателем, что берётся за труды Хаггарда на тему сельского хозяйства или близкой к тому тематике. Вполне достаточно усвоить, чем был увлечён Райдер, помимо написания беллетристики.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Цикл «Геном» | Книга №2

Человеком очень просто управлять. Причина: человек невероятно доверчив. Говори о чём-то ему угодном, как поверит всему, даже сообщаемому заведомо ложно. Это так, если соблюдена пропорция: большая часть относительно правдива, тогда как меньшая — к действительности отношения вовсе не имеет. Делается всё таким образом, чтобы значение меньшей части оказалось преобладающим, благодаря чему формируется полное доверие. Нужен пример? Средства массовой информации! Когда-то периодические издания, теперь — телекоммуникация. Может ли случиться следующее? Одно мелкое государство пожелает получить власть для всем человеческим социумом. Данное государство располагает единственным преимуществом — оно является медиамагнатом. На его продукции растут дети, формируют представление о мире подростки, взрослые создают общее для всех мнение. В таком случае размер государства значения не имеет, ему можно и не существовать в ограниченных пределах. К тому и будет вести речь Лукьяненко. Сергей сообщит о самом разумном для людей будущем — мире, где не должно быть различий среди представлений о должном быть.

Одной идеей Лукьяненко не ограничивался. С первых страниц «Танцев на снегу» он старательно пытался определиться, зачем вообще взялся писать очередное произведение. Было ясно, оно станет приквелом к «Геному». Потому Сергей сразу приступил к размышлению о хромосоме, при отсутствии которой нельзя совершать космические перелёты на гиперзвуке, если заранее не ввести организм в состояние анабиоза. Идея вскоре приелась, вследствие чего в «Танцах на снегу» стали появляться прямые отсылки к эпопее «Звёздные войны», причём довольно грубые и чрезмерно очевидные, отчего читатель будет склонен впасть в депрессию. То понимал и Лукьяненко, вовремя остановившись, перейдя на не совсем необходимые события для развития действия, дабы, ближе к окончанию повествования, наконец-то одуматься и продолжить наполнять оригинальным содержанием, исходя из философических допущений.

Оставим без излишнего акцентирования момент забываемого смысла традиций. Да, главный герой будет поставлен перед необходимостью сделать обрезание при принятии гражданства планеты Новый Кувейт. Никто не знает, откуда возникло требование. Но читатель понимает, если ему уже знакомы порядки арабских стран. Не станем говорить и про размывание Сергеем повествования. Высаживать действующих лиц на одном из миров, устраивать для них школу выживания, разжёвывать курс юного бойскаута: допустимое к изложению, но ничего не дающее описание.

Остановимся на главном. Есть в будущем планета Иней, от неё исходит желание перемены дел в человеческом социуме. Всё должно принадлежать Инею, так как оно тогда станет принадлежать всему человечеству. По крайней мере, подобное доходит до ушей действующих лиц произведения Лукьяненко. Промывка мозгов происходит постоянно. И ежели говорят — это есть благо. «Это» автоматически воспринимается соответственно, без попыток к отрицанию. Казалось бы, можно останавливаться и не развивать тему, чего Сергей не пожелал сделать. Он пошёл дальше, изобретя с виду разумную проблему, не совсем понятную. Дело касается клонирования.

От евгеники человек не откажется. А во вселенной «Генома» — тем более. Только нельзя понять, к чему лучше стремиться. Каждый склонен считать своё мнение более важным. Почему не клонировать самого себя, только противоположного пола? Получается практически библейская история. Да вот у Сергея отклонение мысли идёт в сторону важности чьего-то самомнения. Именно личность того человека склонна думать, будто ей стоит подобиями заполнить лучшие места, доступные человеку во вселенной. Сергей посчитал мысль важной для раскрытия. Читатель соглашался, либо недоумевал. Но говорить допустимо бесконечно, как бесконечна история сущего, а заканчивать рассказ всегда следует на определённом месте.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Поэзия сложна для восприятья, как не пытайся осмыслять, как не раскрывай свои объятья, дабы поэзию лучше научиться понимать. Это явно в случае ином, когда в переводе поэзия даётся, каких только вариантов не найдём, каждый раз похожих строк там не найдётся. Вот был Лозинский — академизма поклонник, Данте поэму он взялся переводить. Сразу было видно: Михаил сторонник, что мосты культур желал наводить. Проблема в другом — в восприятии стиха. У читателя ведь мнение должно иметься. Действительно, строка у Лозинского легка, вполне может свободно пропеться. Перевод отличен, если при себе оставить возражение, но ужасен, коли правдиво сказать. Никак не идёт на ум переведённое стихотворение, за следующей строкой можно смысл поэмы вообще потерять. Такова правда, её не избежать никак, Михаил может и сумел поэтично произведение связать, да какой же это подлинный в сущности мрак, в переводе Лозинского поэму Данте читать.

Что поймёт читатель? Может то и поймёт. Данте для него — искатель… искатель длиннот. Взяв начало ни с чего, странствуя по окрестностям в бреду, становился он очевидцем всего, причём самому себе на беду. Вокруг да около бродил, едва не опередив Сааведру, излагая мысли, пыл истощил, в чём-то уподобившись Федру. По пути измышлений всё ниже он шёл, совсем до низменностей пав, вполне уместным отчего-то Данте тогда счёл, сказку про бытие на собственный лад рассказав. До мракобесия опустился Италии сын, Флоренции опальный радетель, не стал жалеть чужих он спин, наваждений свыше ставший свидетель. Видел картины, с глаз их долой, мифология греков пред ним оживала, впору распрощаться за такую крамолу с судьбой, но вот ясна дорога дальнейшая стала.

Чистилище! Ад! Владения Астарота! Кто же будет рад, прибыв в преддверие сатанинского грота? Новый взгляд на былое, тут вам не Европы тёмные века, взращивать естество своё положено злое, будто это было всегда. И Данте воспрял, нащупав нить торжества, то он и искал, злобы своего естества. Накипело больное, душа исходила на пар, измыслил поэт в сердце такое, отчего мог вспыхнуть пожар. При жизни снизошёл Данте до чистилища, не ведая, что к нему идёт, он сам — и только он — судья того судилища, управу на всякого теперь он найдёт. То кажется ясным, чему Лозинский мешал, стал Данте словно безучастным, помыслов его никто, увы, не понимал.

Данте в аду непонятен. Неясен Данте в раю. Наоборот, Данте злосчастен, потерявший любимую свою. Он бредёт, бредом полнится мыслей поток, думает — найдёт, но остаётся к себе в прежней мере жесток. Он погрузился в из фантазий водоём, совершенно оставшись без сил, теперь в разных переводах о том мы прочтём, выбирая, какой перевод нам покажется более мил. Но комедия Данте — есть драма жизни его, не всеми осознаваемая, если вообще понять способен окажется кто, пусть и поэма его всеми узнаваемая. Лозинский лепту от себя внёс, нисколько не помогая разобраться, потому не найдёт читатель и каплю для слёз, не зная, отчего горестям дантевым ему ужасаться. И всё же в комедии должно быть многое понятно, если взять перевод другой, где суть поэмы излагается внятно, написано с любовью — ведь есть перевод и такой.

Не будем грозно судить, не нам на то право иметь, проще огрехи чужие забыть, чем напрасной злобой кипеть. Имеет человек право, если берётся за дело с душой, не важно — лучше ли после того стало, был и будет познать то способ другой.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Проспер Мериме говорит — не ведайте о прошлом то, что хотите о нём ведать, ибо не ведаете, а ежели так, пусть прошлое станет для вас таким, какое оно вам кажется необходимым. Сообразного этого суждения, было написано произведение «Хроника царствования Карла IX». От правды там может и ничего, зато предположений масса. Всё равно не получится понять, из каких побуждений взялись друг друга ненавидеть католики и протестанты. Образно понятно — из-за религиозных разногласий. На самом деле суть недовольства крылась глубже, нежели в находящемся на поверхности. Только зачем излишне углубляться? Лучше показать красивое описание любви католички и протестанта, когда Франция словно в очередной раз сошла с ума. Прочее станет антуражем. И Карл IX необходим для сюжета постольку-поскольку. Важно лишь знать, вот-вот наступит Варфоломеевская ночь: начнётся резня.

На чьей стороне Мериме? Он с воодушевлением описывает не католиков и протестантов, ему милее атеисты. Разумно сделать вывод: в конечном счёте победа будет за атеизмом, так как его последователи не могут принять сторону соперников по вопросу веры. Что до протестантов — это люди, вынужденные терпеть нападки католиков, оным никак не переходя дорогу. Начиная разговор о католиках, Проспер находил наиболее обидные для них слова, приравнивая к ним шантрапу разного калибра, решившую присоединиться к большинству, дабы безмерно грабить, убивать и удовлетворять самые низменные желания. Когда подобные обстоятельства представлены именно в таком виде — особой религиозности в подоплёке к резне не увидишь, всего лишь человеческое желание истреблять неугодное, вплоть до разрешения давних споров. Довольно очевидно, католик мог убить собрата по вере, так как никто не станет детально разбираться.

Резать или не резать французу француза? Исторически достоверно можно установить — не бывало такого столетия, чтобы француз спокойно относился к другим французам. Обязательно найдутся причины для ненависти, выражаемые стремлением разрешить спор максимально кровавым способом. Ведение религиозных войн — сугубо данность былого, возникшее в силу необходимости бороться с инакомыслием. Чем именно протестанты отличались от католиков — не настолько важная тема для обсуждения. Кардинально разительных различий между ними всё равно нет. Все продолжали верить в Бога, не соглашаясь между собой, кого считать наместником Вседержителя среди людей. Но нужно смотреть проще… учитывая кризис власти. Вот в нём и следует искать причину, весьма банальную, потому и лишённую способности вызвать острый интерес у потомков.

Тогда для какой цели Проспер Мериме дополнительно рассказывает читателю про будто бы имевшее место быть — истребитель крыс не получил плату за труд, вследствие чего увёл из города всех детей. Логически получится разработать разные версии для интерпретации произошедшего. Одного, неспроста рассказываемый случай предваряет произведение. Вывод должен быть очевиден — каких бы взглядов родители не придерживались, их детям внушат совсем иные представления о должном быть. И не обязательно уводить из-под родительского крова. Много лучше оставить, и когда дети вырастут, они сами свершат кару, не считаясь со степенью родства.

Возвращаясь к теме противостояния католиков и протестантов, Мериме считал нужным сообщить — протестантами чаще всего оказывались бедные слои населения. Что взять с малоимущих? Чем они так могли не угодить обеспеченным католикам? Впору искать в произведении революционные порывы веков последующих, лучше знакомых Просперу. Так и читается сквозь строк, словно католики наносят превентивный удар по революционерам, готовым казнить всех и вся, пока ещё действуя на опережение. Но это домысел. Читатель обязательно сам решит, каким образом ему трактовать сей труд.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Не наступает ли тот момент, когда приходит пора вскрыть понимание конфликта поколений? Его суть — во взрослении человека. Нет ни каких разночтений в устремлениях людей, только планомерная последовательность, как раз и вступающая в противоречие. Миропонимание вообще строится на относительных принципах, и нет от того, будто бы всё относительно. Нисколько! Относительного не существует в природе, раз оно обязано существовать в непосредственной связи с чем-то. Тут стоит говорить об эмпирически познаваемом, тогда как допустимо предполагать и наличие априорно неведомого. Вся суть кроется как раз в переосмыслении имевшего место быть. Должно быть очевидно, молодые всегда жаждут перемен к лучшему, тогда как старики согласны повернуть время вспять и вернуть ими навечно утраченное. Оттого и возникает конфликт поколений, кажущийся неизменно повторяющимся, ведь в его существовании необходимо усомниться. Это не конфликт поколений, скорее взгляд на обыденность, присущий человеку в разные периоды его миропонимания.

Салтыков неизбежно должен был придти к этому выводу. Оказывалось, молчалины — не такие уж молчалины. Скорее, сам Михаил не совсем ранее осознавал, к чему всё-таки желал склонить читателя. Могло казаться разное, тогда как всему присущ философский подтекст. Нельзя на жизнь смотреть с одной стороны, не допуская присутствия прочих мнений. В том и заключается беда человеческого общества, стремящегося выискивать точки взаимного отторжения. Если к чему и следует призывать, то как раз к смирению. Но чего нельзя совершить, из-за того приходится переживать. Собственно, про это и написаны очерки «Старческое горе» и «Больное место».

Если быть кратким, то получается, что жизнь прожить — не поле перейти (согласно текста пословицы). Обязательно придётся продираться через заросли из сорняков, стремясь продолжать путь по заранее подготовленной для передвижения почве. Настоящее будет восприниматься в едином цвете — самом правдивом. Так пройдут десятилетия, пока жизнь не повернётся спиной, предоставив последующее существование в горестном осознании тщетности прежней суеты. Окажется, жизнь прожита за идеалы, место которым на свалке. Тогда появится желание бороться за ниспровержение устоявшегося в обществе мировоззрения. Отсюда и возникнет конфликт между поколениями. Чего старики не хотят, ибо испытали его на себе сверх меры, к тому станут тянуться молодые. И перебороть их желание не сможешь, поскольку не дано молодому человеку иметь представление о мире, будто он прожил за пять десятков лет. А ежели подобное допустить, тогда рано постаревший человек начнёт страстно желать пройти путь, от которого его старательно уберегали, дабы лично убедиться, иначе осознать в полной мере всё равно не сможет.

Как тогда быть? Ответ очень прост — никак не быть. Не нужно провоцировать общество на внутреннее противостояние. Зачем? Помимо разлада в самом обществе, придётся вспомнить о разладе на уровне всеобщего человеческого социума, имеющего дополнительные градации, неизменно возникающие по местечковым принципам. Требуется единственное — уступать, либо сопротивляться, но всячески избегать конфронтаций, вплоть до вооружённых. Нет, Салтыков не изыскивал способ описать политический аспект. Михаил показывал слом в понимании происходящего. Люди у него на страницах полноценно жили, становясь в итоге бесполезными, отчего им приходится задумываться, насколько необходимыми были мытарства, на самом деле никчёмные.

Есть у Салтыкова ещё очерк о похожем «Чужую беду – руками разведу», написанный в 1877 году, опубликованный тремя годами позднее, да и то в Швейцарии. Как всегда постаралась цензура, нашедшая ей неприятное. Что же, Салтыков бил не в бровь, а в глаз.

Автор: Константин Трунин

» Read more