trounin.ru

Джами писал о любви так, чтобы ему посочувствовал всяк. Растоптан он, убит кинжалом пери своей, продолжая после испытаний мечтать лишь о ней. Складывал газели, не щадил себя, напиталась кровью новая строка. И понял Джами одно, ясное любимой его всё равно: как не описывай красоты красавицы, словно произнося речь одурманенного прелестями пьяницы, всё и без того понятно — лишнего не скажешь, всё и без того понятно — ближе ты не станешь. Потому и складывал газели Джами, одной мерой определяя чувства свои. И он пыль, и он песок, поэт востока иначе мыслить не мог. В унижении даровано счастье каждому певцу стихов, им всегда будет хватать для выражения эмоций слов.

Любил Джами, сдуваем ветром был, вставал и вслед смотрел на ту, которую любил. Умереть он на очередной строчке готов, тем порождая чувство — любовь. Взгляд из-под бровей, мгновение взмаха ресниц, прошла секунда и пал Джами перед любимой ниц. Мгновение очередное, и вот Джами сказал, настолько счастлив он — об этом он давно мечтал. Газель сменяется газелью, Джами у ног любимой пребывает, не может встать и отойти, он теплоту тела пери своей ощущает. Одурманен Джами! Чем Джами не Меджнун? Он Меджнун, раз любимой лик ищет в окне при свете растущих и ущербных лун.

Но другой Джами для нас, вне любви в нём мудрость пролилась. Отложил терзания души поэт, предстал мудрец, проживший порядком лет. Для того он сочинял кыта нам, оттеняя тем любви дурман. Куда девалась униженная честь, ежели иной в кыта Джами весь? Вспомнил он, что в кармане дыра, не прокормит поэта пустая строка. Вот он известным стал, о нём говорят, да слова в устах его монетой не звенят. Оставался на положении нищего, то его угнетало. Вспомнил об этом Джами, будто легче ему стало.

Упомянул матерей Джами в стихах, напомнил о важности матерей для нас. Без матери не будет человека, не будет будущего и не будет следующего века. Ценить положено, никак иначе, но плачут дети, и мать их пребывает в плаче. Не мать родную: ценить всех матерей, тогда не будет плачущих детей. Горчит такое понимание родных, ценить приятнее своих. В том правда человека, такую правду изменить нельзя: в такой правде человек похож на золотаря. Он выгребает людское естество на вид, покуда сам всеми старается оказаться забыт. Ценить полагается и труд золотаря, ведь любые сливки — впоследствии моча. Но человек не ценит и не будет ценить, ему проще неприятное перепоручить другим смыть.

Посему, пей человек яд правды горькой свой, пить приятно такой яд, когда он близок тебе, не чужой. Своё приятнее, оно — медовое питьё, уже по той причине, что своё. Топчи, когда попал в змеиную нору: убей без жалости её обитательницу змею. Не нужно размышлять, от размышлений беды ждут. Не кажется ли, что сумбурный набор мыслей тут? Беда от мудрости в том есть — всех бед на свете нам не счесть. Ты скажешь об одной из них, и будешь прав, сказав же о другой, породишь сомнение в прежних словах. Всё обхватить не получится враз, для иного требуется иной рассказ.

Мудрости много, куда её девать? Как в наборе поучений сию мудрость не потерять? Ответа нет, искать старания не нужно прилагать, надо с собственным мнением определиться и его соблюдать.

» Read more

Цикл «Три города» | Книга №2

Человек всё делает для того, чтобы лучше жить. Если не другим, то себе он точно улучшает условия. В перспективе такое отношение является гибельным. Последующие поколения разобьют во прах деяния предков. Нет нужды приводить примеры. История человечества является тому доказательством. Чего хотели изначально, то в конечно счёте было извращено, и не раз ещё подвергнется изменениям Одно останется прежним, современники событий будут склонны считать, что происходящее есть изначальный помысел, коим в действительности не является. Именно это явилось центральной темой для романа «Рим» Эмиля Золя, где показан разочаровавшийся в католицизме священник, старавшийся исправить ситуацию в сторону верных представлений о христианстве. К сожалению, он потерпит поражение, поскольку не того хотел Иисус Христос и не так себе представляли религиозные убеждения его первые последователи, как то изменилось в угоду личных интересов отдельных групп людей.

Не обязательно говорить о религии. Золя приводит пример Джузеппе Гарибальди. Этот итальянский революционер страстно желал объединения Италии, что ему в итоге удалось. И вот, перед читателем парализованный старик, живший благой целью, а после ставший всего лишь символом борьбы. Сын Гарибальди нисколько не продолжил дело отца, предавшись спекуляциям на словно для него взращенной почве. Не случилось счастья и не обрели ничего итальянцы, кроме объединения. Общество продолжило испытывать прежние проблемы, будто не добивался Джузеппе Гарибальди лучших условий для народа.

Но всё-таки необходимо улучшать условия и вести человечество к процветанию. Каким образом это сделать? Возможно ли распространить благо католичества на планету, поставив папу римского главным? Почему бы и нет, — решил главный герой повествования, написав для того книгу «Новый Рим», в тексте которой он изложил личные представления о должном быть. Оказалось, революционный порыв грозит устоям католичества. Какими бы не были мысли светлыми — время для их осуществления прошло. Главному герою предстоит убедить папу римского в необходимости перемен, а потом он получит ответ, после чего в очередной раз разочаруется в католичестве.

Золя исследует Римско-католическую церковь. Читатель внимает со страниц многим аспектам, начиная от пёстрой структуры орденов и вплоть до папской казны. На каких принципах строится вера и какова действительная необходимость католичества? Пока папа римский держит накопления в комнате под замком, либо даёт деньги в рост, играет на бирже, принимает участие в различного рода сомнительных финансовых операциях, люди на улицах продолжают умирать от голода. С первых страниц Золя показал читателю пример умершей семьи, мать которой кормила новорожденных не молоком, а кровью. После таковых сцен пропадает желание верить в благое назначение религии.

Что сплотит человечество? Эмиль Золя настаивает на пользе развития наук. За ними будущее, и только они дадут человеку требуемую ему надежду на счастье. А если не о науках речь, то вскоре проявится социалистическое направление мысли. Человек продолжит стремиться к счастью, всё делая для его осуществления. Только забыл Золя про обратную сторону благих начинаний. Любое доброе дело омрачается негативными последствиями. Как же тогда быть человеку? Религия и наука не спасут, так как и то и другое рано или поздно переведут его на положение раба. Социализм и прочие движения за равноправие и свободу приведут к схожей рабской зависимости. Остаётся заставить человека ничего не менять. Пусть всё остаётся таким, какое оно есть. От этого не станет лучше и не станет хуже. Но это утопический вариант, осуществление которого невозможно.

» Read more

Как определить, насколько правильно ведёт себя человек? Где грань между дозволенным и излишествами? Если не ответить на эти вопросы, то не поймёшь людей. От ответа зависит понимание человеческих поступков. Поведение иных из них заставляет удивляться, так как вызывает опасение за них. Прав ли был Феодосий, идя наперекор матери? В чём его добродетель, если он не почитал старших? Почему святость, достигаемая в одном, не берётся во внимание в другом? Если допустить дьявольский промысел, туманящий разум старших, позволяет ли это пренебрегать ими? Ни в коем случае. Однако, Феодосий Печерский начинал с того, что не слушался мать, живя согласно личному усмотрению.

Матери Феодосия было тяжело. Её сын одевался в рубище, истязал тело, избегал приёмов пищи и более походил на асоциального члена общества, настолько он отличался от окружающих его людей. Помимо всего, Феодосий предпочитал причинять себе боль, наделяя себя тем, чего ему не было дано. В желании оказаться страдающим, Феодосий всю жизнь создавал препятствия, преодолевая которые, он испытывал волю. Общаться со сверстника Феодосий не хотел, желая покинуть дом, уйдя со странниками. Его матери оставалось негодовать на сына, применяя к нему меры физического воздействия. Надо ли говорить, насколько Феодосий был рад за посылаемые ему испытания?

Перелом в жизни Феодосия случился, стоило ему познакомиться со старцем Антонием, поселившись вместе с ним в пещере, чтобы после сообща создать общину, известную под названием Киево-Печерского монастыря. В сих местах Феодосий вновь встретил сопротивление матери. И первым великим делом его стало обращение родителя в монахиню. Смирилась мать с волей сына, проявив к нему почтением. Дело великое совершил Феодосий, но дело то выразилось в смене почитания родного человека близкими по духу ему людьми, что не есть та самая христианская добродетель, о которой получаешь представление, знакомясь с деяниями мучеников. Сорвал ли тем Феодосий подобие запретного плода, отказавшись от родителя и после диктуя ему волю свою?

По смерти Антония выбран был Феодосий в игумены общины, выросшей числом до ста человек. И говорил речи он, особенно про покаяние. Находил себя в труде, усмирял плоть, продолжал истязать тело, не признавал одежды, кроме рубища. Не уставал призывать к почитанию старших, не боясь укорять Святослава, сменившего Изяслава на киевском княжении. Считал важным препираться с иудеями, обвиняя в убийстве Христа. Не боялся быть наказанным, наоборот истово желая оказаться к заключении. И творил, помимо вышесказанного, дела примечательные: появлялось вино и мука, где их не было. Так жил Феодосий, пока не умер.

Теперь нужно задуматься над жизнью Феодосия. Сказано ранее про жестокосердие матери, желавшей видеть сына хорошо одетым и достойным членом общества. Не получила она желаемого, вынужденная срывать зло, насилием выбивая из Феодосия его предпочтения. Не сумела сломить, сама подпав под влияние. Действительно ли дьявол овладел сердцем её, как то говорит Нестор? Или она поступала так согласно чувствам матери? И почему, в очередной раз приходится повторить, Феодосий отказывал матери в почтении?

Пусть посвятил Феодосию жизнь свою служению Богу, отказавшись от прежнего. В аскетизме он достиг уважения окружающих — почитали и князья за волю его. Всего добился, чего хотел Феодосий. Не стоит говорить, будто ограничивал себя он, смиряя тело и душу. Нет, не ограничивал себя Феодосий. Он истинно добивался желаемого, не подумав о других, стремясь их уподобить себе.

» Read more

Вопрос к потомкам, — громко его обозначим, — так ли весь труд человека значим? Чиркал поэт на коленке вирши свои, не претендуя на славу, не требуя к себе любви: он выражал эмоции, радость дарил, и тем он современников пленил. И вот потомок, — в руки взяв стихи, — должен для них ответные слова найти? Но как искать такое, чего нет? Тратить для того порядочное количество лет? Пел Сумароков оды царям, — он молодец, — петь бы оды и нам. Да нет царей ныне, нет их власти над страной: страна управляется выбранными массой людской. И всё же, почему не хвалить нам царей? Отчего не принимать медовый елей? Коли хвалил Сумароков, значит за дело хвалил, и хвалил он за дело, покуда хватало сил.

Оставил надписей Сумароков порядком. Не много, но удовольствуемся и таким достатком. Прежде прочих, по праву свершений, одаривал лестью поэт Петра, чей град омывает по сей день Нева. Уподобил Сумароков Петра божеству, слагая о нём ещё оду одну. Ботику, домику, статуе, столпу, всюду поэт приложил руку свою. Всему оставил надписи он, ясно теперь, почему Пётр в стихах обожествлён. Если и были иные люди великими, благодаря Петру они не стали забытыми. Карл XII потерпел поражение, славу тем обретя, от Петра принял удар, оттого и величие имел для себя.

Прочих надписей мало. Кому их оставлять? Везде память Петру — прочих осталось на словах восхвалять. Сумароков старался, иначе не мог: во времена монархов монархам благостный слог. Кто не желал в опалу попасть, тому приходилось к ногам царским упасть. Сумароков падал, расшибал лоб, и делал ради величия власти всё, что он мог. И не его вина, если заслугу ценить на склоне лет перестали, возможно словесам поэта властители внимать устали.

Оставил Сумароков, помимо надписей, отрывков ряд. Что-то начинал сам, иное переводил немного, потомок тому не совсем будет рад. Кого оценивать — Сумарокова ли? Из Расина главу перевёл, да тем трудам едва внимали. Брался за поэтов античных времён, ко многому прикладывал старания он. Отрывки остаться были должны, но так ли теперь те отрывки нужны? По ним не скажешь о Сумарокове более сказанного ранее: Александр останется прежде понимаемым и далее. Не срослось, не получилось или не хотел, то сугубо личный был задел. Не вышло продолжение, может не имел желания продолжать, Сумарокова поэтому легко нам понять.

О чём стоит рассказать? Про «Димитрияды»! Мог вырасти эпос о русских князьях, во имя их славы. Порядка сорока строчек Сумароков создать успел, продолжать далее он не захотел. Всё способствовало, но не стал писать, за то мы не будем его укорять. Нашлись другие причины не закончить сей труд, может думал Сумароков, что его к работе над сим эпосом вернут. Не вышло, не пошло в народ. Может думали — Екатерине Второй не по вкусу придёт? Пусть труд отложен — пусть возьмутся другие: наступят когда-нибудь для сего времена благие.

Для краткости надо перечислить иные дела. По античным темам Сумароков сам писал произведения иногда. Не уставал он переводы создавать: с французского, китайского, со старорусского он мог слагать. Многое начинал и многое бросал, потому отрывков оставил, не думая, чтобы кто-то их искал. Кому хотелось, тот нашёл нужное собрание сочинений ему, дабы внимать наследию Сумарокова всему. Посему толка нет укорять поэта, он творил — достаточно нам знать это.

» Read more

По мнению Райдера Хаггарда, секретные общества, управляющие миром, существовали с древнейших времён. Одно из таких показано в произведении «Владычица Зари». Его члены чурались власти, при этом оставаясь теми, от чьего решения зависели жизни правителей. Для кого оное послужило прообразом, читателю понятно, упоминать для этого пирамиды не требуется. Но сиё есть плод сказочного восприятия реальности, поскольку противоречит человеческому пониманию о власти под предлогом отказа от управления людьми. Невозможно существование того, что противоречит смыслу своего существования. Однако, в Древнем Египте, согласно произведению Хаггарда, располагалась часть общества Зари, взявшее на себя обязательство по объединению Египта, разделённого на два государства после завоевания одной из его частей гиксосами.

Для внимания читателя даётся ряд персонажей: принцесса — дочь фараона, принц — сын фараона-варвара, фараон-варвар, а также прочие действующие лица, приближающие осуществление задуманного плана в жизнь. Понимая суть романов Хаггарда, остаётся дождаться счастливой развязки, хотя нет твёрдой в том уверенности. Действие будет развиваться постепенно с частым повторением прежних сцен от лица иных действующих лиц.

Кто решил, будто рассказывая о Древнем Египте, нужно придавать описываемому пафос? Персонажи всегда рисуются склонными к горделивому поведению, словно являются воплощениями неких божественных созданий. Высокопарность речей исходит от всех, вплоть до рабов. Порою кажется, действующие лица смотрят на происходящее с ними не с земли, а взирают с высокой колокольни, настолько надменными они представлены на страницах. Не Райдер Хаггард первым взялся именно за такое отображение понимания жителей Древнего Египта, но и он не стал ничего менять, создав произведение для подтверждения стереотипа.

Высокую колокольню следует понимать буквально — она является воплощением пирамиды, на которую то и дело взбирается наследница власти фараона. Ей кажется, стоит взобраться на вершину, как она сразу очутится на троне единого государства. В её представлении живут легенды, гласящие о схожих моментах, когда судьба властителя зависела от способности вскарабкаться по скользким стенам. В том ей будут помогать члены общества Зари, владеющие знанием правильного восхождения. Поэтому пирамиду следует воспринимать аллергорическим отражением вертикали власти, восходя на которую легко оступиться и более никогда на неё снова не взобраться.

Помимо стен существуют лабиринты внутри пирамиды. Умелому человеку, знающему ходы и ведающему о расположении ловушек, легко добиться осуществления недоступного взбирающимся на пирамиду снаружи. Именно в лабиринтах происходят встречи, определяющие дальнейшее развитие событий. Там принцессе предстоит встретить принца, чтобы у них появилось совместное чувство необходимости объединить Египет.

Важное происходит не на пирамиде и не внутри её, основные события развиваются вне стен. Ещё важнее знать происходящее вне Египта. Члены общества Зари имеют длинные руки: им подвластно многое, в том числе и способность убеждать силой слова. Приходится удивляться, отчего такая влиятельная организация, вместо действия напрямую, прибегает к использованию пророчеств, стараясь их воплотить в жизнь: нужно связать судьбы двух молодых людей, позволив им самостоятельно восстановить Египет в прежних границах, причём задействовав соседние государства.

Прочее, рассказываемое Хаггардом, отражает ход его фантазии. Он излагает вымысел, в правдивости которого остаётся сомневаться. Впрочем, люди способны совершать такое, что не укладывается в голове. Подобные безумства регулярно случаются на страницах «Владычицы Зари». Остаётся сожалеть об ушедших в прошлое, поражающих воображение, воссозданных на бумаге похождений за авторством Райдера, уступивших место идеализированию представлений о прошлом.

Развлечь читателя «Владычица Зари» сможет, на остальное лучше не надеяться.

» Read more

Соломоном сказано: «Суета сует — всё суета». Происходящее с людьми есть то, что с ними происходит, не более и не менее. Страсти человеческие достойны упоминания, как страсти человеческие, и никак иначе. Давать оценку происходящему — бесполезное занятие, ибо потраченное на это время можно потратить на полезное дело. Коли нечто случилось — разговор ситуацию не исправит. Если нечто должно произойти — разговор и тогда не поможет. Нужно действовать, и действовать решительно. Да кто будет действовать, если проще на Бога уповать? Ежели сказано почитать старших, значит их следует почитать, какие бы помыслы ими не владели. Так случилось, что однажды вера потребовала проверки, оную выдержав. Святополк Окаянный убил братьев своих Бориса и Глеба, вложивших жизни ему в руки, как к старшему.

Владимир Креститель имел двенадцать сыновей от разных браков. Старшие Вышеслав и Изяслав умерли при жизни отца. Святополк был старшим в роду. История его рождения полна таинственности, поскольку зачат он мог быть братом Владимира от греческой монахини, коей Владимир овладел по убийству брата Ярополка, и была та монахиня беременной. Спустя двадцать восемь лет умер Владимир, поделив страну Русскую между сыновьями: Святополк воссел в Пинске, Борис — в Ростове, Глеб — в Муроме. Борис и Глеб были единокровными братьями, рождёнными от матери-болгарки. Они могли править по смерти Владимира, против чего выступил Святополк.

Понимая, насколько шатко его положение, Святополк затеял козни против братьев своих, желая убить их всех. С кого следовало начать ему? Только с Бориса. Именно Борис в тот момент распоряжался доброй частью войска Русского, возвращаясь из похода на печенегов. Мог Борис овладеть Киевом, изгнав из города севшего там на княжение Святополка. Да старше Бориса был Святополк. Старших же почитать требовалось. Пусть Святополк отныне будет Борису за отца родного, решил князь ростовский. Уверовал он в правоту своего мнения и не стал противиться Святополку. И не стал противиться даже тогда, когда узнал, что брат желает его убить. Всё по воле Господа, думал Борис, посему быть ему убитым, ежели того желает брат. Таким образом повествует сказитель.

Что суета русскому человеку? Имеется свод добродетелей, следовать которому нужно обязательно. Речи о справедливости быть не может. Вложил дьявол в сердце Святополка склонность к братоубийству, но не велел Бог противиться убивающим. Такова норма христианской морали, требующая исполнения от истинно верующих. Счастье христианина ждёт не на этом свете, а в ином, ради чего он живёт добродетельными поступками. Коли вложил Борис жизнь свою в руки Святополка, ни разу о том не пожалев, значит исполнил требования веры своей. Об одном он смел убийц просить — разрешить помолиться перед смертью. Не призывал Борис к состраданию, не искал пути спасения, позволив неизбежному настигнуть его. Пал он в июле, пронзённый копьями.

Оттого Святополк Окаянный, что уподобился Каину, убившему брата. Но у Святополка было больше братьев, нежели у Каина, потому задумал он убить другого брата — Глеба, призвав его к себе оплакать тело умершего отца. И не потому задумал, ибо владел теперь войском он, и никто ему с той поры указом не был, а убил из-за необходимости, опасаясь объединения братьев против него, ведь не дадут жить ему, понимания смысл борьбы за власть его. Глеб мыслил схожими с Борисом суждениями, готовый вложить свою жизнь в руки брата старшего.

Не был Глеб столь же силён духом, как брат Борис. Стенал Глеб перед смертью, вопрошая, зачем убивают его безвинного. Не шёл он на Святополка, не мыслил дурного, хотел лишь почитать, как отца родного. Не остановило то убийц, заклали они его, словно агнца. Пал от ножа Глеб в сентябре, полный веры и ни в чём убийству своему не препятствуя.

И владеть Русью Святополку, не выступи против него Ярослав, менее ревностный сторонник почитания старших. За правду требовалось стоять в обход добродетели. Прав ли был Ярослав, проявив непочтение? Позже его прозовут Мудрым, ибо не смешивал он понимание добродетели с отсутствием благоразумия. Не всякий человек ценит жизнь загробную выше земной, и не внимающим сказителю о том судить. В суете дней чужая правда всегда будет чужой правдой, оспариванию не подлежащей.

Кто достоин смерти, тот встретит смерть. Встретит её с почестью или с позором, зависит от самого человека. Борис и Глеб, согласно сказанию, проявили себя подобно мученикам. Святополк пал между Чехией и Польшей, изгнанный. Ярослав воссел на княжение и свод законов установил, дабы всякому преступлению мера была.

» Read more

Трагедия человека может быть только в одном, если у него нет возможности говорить то, что он думает, какими бы его мысли не были. Чаще ограничения порождаются моральными установками общества, отсеивая таким образом бред воспалённого ума душевнобольных людей. Но случается и так, что ограничения возводятся непосредственно государством, в том числе и его гражданами, принимающими суть политики, невольно становясь инструментом в руках власти. Вот тут как раз и возникает ранее обозначенная трагедия человека. Тяжело осознавать, что за правду наказывают. Однако, за правду наказывают.

Казалось бы, «давить» на больную мозоль полезно — излечение наступит быстрее. Но сиё лечение со стороны властей выглядит нецелесообразным, поскольку это находит расхождение с интересами избранного круга людей. Допустим, живя в Советском государстве, хочешь оное укорить, причём обоснованно, то насколько допустимо говорить о твоей виновности в данном случае? Современники будут осуждать, лишь потомки дадут правильную интерпретацию, хотя от радетелей за правду прежних поколений придётся продолжать выслушивать поношения.

Так или иначе, Булгаков с удовольствием покинул бы Советское государство, будь у него наличность, коей не было. О том он рассказал в цикле заметок «Записки на манжетах», отразив на страницах частично свою жизнь. Но вот герой записок заработал сто тысяч рублей и направил усилия на осуществление мечты. Что помешало на этот раз? Бдительность стражей порядка, распознавших в драматурге подозрительную личность. Что тут скажешь… Если подозрителен, значит должны с такими разбираться прежде свои.

Иное содержание у записок в части, описывающей похождения героя в Москве. Там, в столице государства, с литературой дело обстояло хуже некуда. Кому-то требовалось задавать направление. А кому? Некому. Почему бы не занять пустоту собой? Обязательно следует занять. И вот герой записок погружается в будни литературной организации, благое назначение которой впору подвергнуть сомнению.

Почему подвергнуть сомнению? Если организация существует, чтобы поддерживать не работников, а обслуживающий их персонал: грош — цена такой организации. Между прочим, столетие минуло, ничего с той поры не поменялось. Как существовали подобные организации, так и продолжают существовать. А те, кто осуществляет главную деятельность, ради которой эта организация существует, уподоблены муравьям-строителям, за счёт чьего труда нагуливают жир другие. Теперь в таком духе позволительно говорить. На правду никто не обижается. Во времена Булгакова ситуация к схожему отношению не располагала и могла привести к печальным последствиям.

Описываемая Булгаковым литературная организация существует, кажется, ради бухгалтерии и кадровиков. Сим специалистам полагается вести учёт работников, выплачивать им заработную плату и выполнять прочие функции. Разумеется, организация, существующая трудом литераторов, самих литераторов не ценит. Пусть организация будет ликвидирована — пострадают лишь литераторы. Прежде поддерживавший её персонал продолжит заниматься тем же самым, снова становясь основным костяком тех же литературных объединений, в той же мере оставляя литераторов с носом.

Читатель скажет — это есть классика бюрократизма. И читатель будет прав. Бюрократизм воплощает собой абсурд, каким бы логичным он не выглядел со стороны. Вывод из «Записок на манжетах» допустимо вынести любой, либо не выносить его вовсе. Булгаков рассказал о многом, не сказав о чём-то определённом более прочего. Читатель сам определяет, какая тема ему важнее, от неё он и будет отталкиваться. Если ему ближе тема эмиграции, значит стоит уделить внимание первой части, если интересно ещё раз посмотреть на тяготы от бюрократических затруднений, то внимание сосредоточиться на второй части.

» Read more

Рассказ «Морфий» Михаил Булгаков написал в художественной форме. Он не упоминает в тексте личный опыт приёма наркотических препаратов, зато наделяет им одно из действующих лиц. Перед читателем разворачивается история трагической борьбы, итог которой известен с начала повествования — человек сведёт счёты с жизнью. Как то случилось и почему наркоман устал бороться с зависимостью — о том и предстоит узнать читателю.

Наркоман не является главным героем повествования — он связующее звено между описываемыми событиями. Основная роль отведена здравомыслящему доктору, ранее не сталкивавшегося с проблемой наркомании среди знакомых. Читатель должен почувствовать себя именно в качестве несведущего человека, должного прочувствовать непонимание от действий дотоле хорошего знакомого. Булгаков строит повествование так, что приходится признать — осмыслению поведение наркоманов не поддаётся.

Началом произведению служит послание к главному герою, молодому доктору, аналогично Булгакову имевшему полуторагодовалую практику. Ему предстоит ехать к бывшему сокурснику, чтобы помочь тому разобраться в некоем затруднении. Приезжает он поздно, вызвавший его человек стреляется перед приездом. Главный герой застал сокурсника умирающим, получает от него личный дневник, куда тот заносил записи о событиях, с ним происходивших. Далее читателю предстоит знакомиться непосредственно с содержанием дневника.

Что же толкнуло наркомана на неверный шаг? Тому послужил ряд причин, причём не важно каких. В случившемся повинен сам молодой человек, взявшийся облегчить груз душевных переживаний. Стараясь забыться, он вскоре осознаёт возникшую зависимость. И чем дольше он это понимает, тем чаще задумывается о пагубности приобретённой привычки. У него были возможности завязать с употреблением наркотического препарата, однако воля его была не так сильна, как ему того хотелось. Оттого приходится ему проходить через унижение оказаться распознанным, поскольку людям достаточно посмотреть в его глаза, чтобы понять, кто перед ними находится.

Смысл, предложенной Булгаковым истории, понятен без лишних рассуждений. Вдумчивый читатель сделает правильные выводы, поскольку ошибиться и придти к неверным заключениям практически невозможно. Во-первых, не надо стремиться облегчать жизнь лекарственными препаратами, когда можно обойтись собственными силами организма. Во-вторых, если начал, и если осознал, то надо стараться избавиться от зависимости, иначе финал жизни печален при любом стечении обстоятельств. В-третьих, если начал принимать, и если ещё не осознал, всё равно надо постараться избавиться от пагубного увлечения, поскольку, опять же, финал будет схожим. Собственно, сам Михаил Булгаков принимал, он это сперва не осознавал, после осознал и постарался преодолеть — преодолел и стал тем, чьё имя вошло в фонд классики литературы мирового значения.

Ошибиться может каждый. Это будет клеймом на всю жизнь. Это клеймо придётся нести на себе до последних дней. Но, как бы то ни было, бороться с наркоманией необходимо. Булгаков подал личный пример, у каждого есть шанс на исправление. И ещё важнее, не отказываться от предлагаемой помощи, как то делал наркоман из рассказа «Морфий». Надо говорить спасибо, когда протягивают руку помощи, ибо, будем объективными, наркоманов следует гнать отовсюду, где бы они не появлялись, даже из родного дома, как не обливайся кровью сердце родителей.

Потому и случился печальный исход. В глухой местности у человека не было альтернативы. Он не сменил одно увлечение другим, не смог забыться, с каждым днём всё больше акцентируя внимание на слабости собственной воли. Впору вспомнить крылатое: «Религия — это опиум для народа». Конечно, религиозная фанатичность не лучший выход, но нужно искать способы для спасения души.

» Read more

Помимо прочего, 1925 год для Булгакова ознаменовался циклом рассказов, объединённых под названием «Записки юного врача». Ныне принято считать, что он состоит из следующих произведений: Полотенце с петухом, Крещение поворотом, Стальное горло, Вьюга, Тьма египетская, Пропавший глаз, Звёздная сыпь. Все их объединяет автобиографическая тема становления Михаила в качестве доктора. Если кто не знает, то пора узнать — Булгаков начинал жизненный путь врачом сельского медицинского пункта (на самом деле это не так). Брошен он был в самое жерло страстей, ибо, не имея опыта, буквально с учебником на одной коленке и скальпелем в другой, оперировал сложные случаи, спасая пациентов. Пусть всё рассказанное Булгаковым будет считаться правдивым изложением событий. Иное понимание в данном случае не требуется.

На дворе 1917 год, вчерашний студент приезжает работать в отдалённый от здравого смысла район. Что его там ожидало? Нет, не низкий уровень медицины. С этим-то всё оказалось хорошо. Ожидало Булгакова множество необычных случаев, с которыми ему предстояло справляться. Хотел он или не хотел, боялся или не боялся, кроме него помочь людям было некому. В качестве подмоги выступал средний медицинский персонал, но на него, как то сообщает Булгаков, особой надежды возлагать не приходилось.

Михаил не серчает на судьбу. Дороги плохие — с этим ничего не поделаешь. Люди о своём здоровье задумываются в критический момент — и с этим ничего не поделаешь. Таковых «с этим ничего не поделаешь» допустимо привести великое множество. И ни одно из них не вызывает у Булгакова истинного отторжения. Он мог на страницах ругать пациента за халатное отношение к себе или близким, но вместе с тем понимал… с этим ничего не поделаешь. Поэтому снова и снова приходилось Михаилу браться за разрешение сложных ситуаций.

Основное, что удивляет в пациентах Михаила — в большинстве случаев они умели проявить благодарность за оказанную им помощь. Булгакова, как врача, это более прочего радовало. Не то, как он, неумелый доктор, волей случая сумел склонить смертельный приговор в сторону выздоровления, а именно — благодарность людей. Получается, Михаил лечил так, что к нему стали ходить на приём по сто, а то и по сто двадцать человек в день. От такой нагрузки ему оставалось волком выть. Подумать только, шестнадцать тысяч пациентов прошло через руки Булгакова за год работы доктором. Ему действительно уже нечему было удивляться, и ничего ему было бояться, так как после такой практики на долгое время сохранишь приобретённые навыки.

Одно огромное Но мешает восприятию рассказов из цикла «Записки юного врача»: почему Михаилу постоянно везло? Или представленные им случаи — редкое совпадение ожидаемого им от работы врача с тем, чему ему удалось добиться лично? Пусть то останется на усмотрение самого читателя. Иной раз лучше поверить в условно позитивную правду жизни, нежели пребывать в извечной хандре. Ведь спасал Михаил того, кто должен был умереть. Но и он допускал ошибки, укоряя себя за них, поскольку пациент чудом не умирал от его действий.

Чего в «Записках юного врача» перебор, так это тех самых укоров в своей адрес. Булгаков то и дело занимался самоедством, будто кругом первоклассные специалисты, а он среди них единственный профан, режущий людей настолько плохо, что лучше было бы и не начинать их лечить. Да вот в жизни всё зависит не от того, насколько профессионально доктор выполняет свои обязанности, а от того, насколько он вообще хочет выполнять свои обязанности. Булгаков хотел и выполнял, о том он и повествует. Желающие могут ознакомиться с медицинской практикой Михаила: может наконец-то поймут, чего стоит требовать от медиков, а чего стоит требовать непосредственно от себя.

» Read more