trounin.ru

Возвращение Петра в Россию из заграничного путешествия ознаменовалось началом реформ. Пётр осуществлял то, чего боялись, разрушая старый уклад, вводя небывалые порядки. Впрочем, на Руси уже должны были к этому привыкнуть, так как на всём протяжении истории не случалось такого, чтобы правитель спокойно сходил в могилу, не привнеся новшеств. Если отец Петра — Алексей Тишайший — остался в памяти более по расколу церкви, а старший брат — Фёдор — началом реформаторской деятельности, то даже сумела отличиться сестра Софья, заложившая основы того, чем в будущем будут пользоваться императрицы, особенно Екатерина Великая. Но основательнее прочих к делу преобразований подошёл сам Пётр. Уже ничего не могло остановить его порывов, он сразу принялся рубить бороды, велел одеваться на европейский манер, ввёл новое летоисчисление, при нём рылись многочисленные каналы и возвышались крепости, он же велел провести перепись помещиков. Во многом, и это так, Пётр стремился к преобразованиям, не отказывая в праве на сохранение старых традиций, для чего желающим приходилось вносить соответствующую плату.

Вернёмся ко второму стрелецкому бунту, действительно успевшему ослабнуть. Петру открылись обстоятельства, которых он устрашился. За главного бунтовщика пришлось считать Софью, за подвижников — ближний круг. Зачем это делалось? Видимо, тому быстро находится объяснение, дело в реформаторской деятельности Петра. Если русский царь поддался влиянию западных ценностей, самолично привёл европейские порядки в родной дом, такого правителя следует устранить. Таким образом не останется ничего от России, скорее скорого случится очередной раскол, теперь с уклоном в протестантизм. Никто тогда не ведал, как мыслил Пётр оборвать связи с Европой, взяв всё самое лучшее и современное, да и сам Пётр не предполагал, насколько затянутся его преобразования, которые он сам не сумеет остановить, из-за чего склонность к европейскому приобретёт вид загнивания. Опасения были не напрасными, поэтому нельзя осуждать людей, побуждавших стрельцов совершить бунт. Но история не терпит сослагательных наклонений, поэтому произошедшее следует рассматривать по факту имевшего место быть, поскольку иначе произойти всё равно не могло.

Поныне сохраняются свидетельства о жестокости Петра, будто он проявил особое зверство, когда казнил стрельцов. Убитыми оказалось множество людей, вокруг кремля установили частокол, на каждое из копий которого пригвождали по голове. Полевой не склонен поддерживать данную версию. Казнь коснулась только тысячи человек, и то самых явных бунтовщиков, не поддававшихся возможности к исправлению. Казнил ли Пётр сам… или велел дворянам освоить ремесло палачей? О таком Полевой ничего не сообщил. Но вот о казни Софьи Пётр подумывал, так как негодовал на сестру, в письмах призывавшую к его убийству. И быть Софье возведённой на плаху, не уговори Лефорт Петра остыть, принять более взвешенное решение. Именно поэтому сёстрам была уготована судьба затворниц в монастырях. Такой же участи удостоилась Евдокия Лопухина — жена Петра.

К 1699 году пришлось задуматься о необходимости заключения мира с Турцией. Военные действия тогда приняли совсем вялотекущий вид, сама война длилась с 1686 года, то есть начатая ещё при регентстве Софьи. Мир наконец-то был заключён, что позволило Петру перенести внимание на Швецию.

Из реформ Петра следует дополнительно упомянуть подход царя к ведению дел. Отныне государь самолично читал все прошения, сам их подписывал, чего до него никто из правителей государства не делал. Пётр стремился уничтожить суету вокруг себя, он соглашался принимать людей прямо с улицы, стремясь отказываться от любых форм проведения пышных торжественных мероприятий. Он же формировал рекрутские войска, ввёл единую форму, обязал всех помещиков, без исключения, нести военную службу, ограничивая срок только временем, когда будет позволительно уходить в отставку по состоянию здоровья.

Автор: Константин Трунин

» Read more

В пятом рассказе речь пошла про путешествие Петра в Европу. Всего Пётр пробыл за границей полтора года. Главной целью была Голландия, где планировалось обучиться корабельному искусству. Передвигаться он предпочитал под покровом тайны, в редкие моменты объявляя, что именно он является русским царём. Чаще он присутствовал на встречах с монархами под видом человека, находившегося в стороне. Но к нему всегда приковывался взгляд, поскольку Пётр отличался двухметровым ростом. Выехать из России пришлось через шведские владения. Уже тогда к русским относились с подозрением, им не давали спокойно осматривать достопримечательности, поэтому Пётр мог заронить чувство обиды, пообещав себе, что когда-нибудь всё осмотрит без чужой помощи. Затем, минуя Пруссию, добрался до Голландии.

Пётр остановился в городе Саардам (у Полевого — Сардам, ныне — Зандам) в небольшом доме (сам дом и поныне сохраняется властями Нидерландов). Про его нахождение никто из голландцев не знал, кроме лиц, с кем Пётр имел знакомство в России. Но слух быстро распространился, будто русский царь обучается ремеслу плотника, вследствие чего Пётр переехал в Амстердам, опять же тайно, но долго не скрывался, встретившись с королём Англии и штатгальтером Голландии, Зеландии, Утрехта, Гелдерланда и Оверэйсела Вильгельмом Оранским. Именно в Амстердаме Пётр брал уроки у зубного лекаря, там же освоил гражданский алфавит в типографском деле, вследствие чего решил исключить некоторые буквы из славянского алфавита, там же купил арапчёнка Ганнибала (предка поэта Александра Пушкина). Вильгельм предложил Петру посетить Англию, что тот и сделал. В дальнейшем путешествие планировалось через голландские и немецкие земли в Вену, чтобы через Италию добраться до Франции. Однако, дела в России внесли коррективы, так как стрельцы взбунтовались, чему историки дадут прозвание второго стрелецкого бунта.

Ситуация усугублялась и в политическом отношении. В Польше продолжался рост противоречий из-за назначения королём Августа (ставленника Петра). Умер король Швеции Карл XI, которому наследовал пятнадцатилетний Карл XII, вследствие чего Лифляндия и Эстляндия напомнили о своих правах, а Пётр задумал вернуть Карелию и Ингерманландию, некогда утраченные. Снова возникло беспокойство на границей с Турцией. И снова Дания стремилась обернуть в свою пользу ситуацию с владением Голштинией, отделявшей её полуостровные ютландские владения от материка. Продолжать путешествие по Европе Пётр более не мог, ему понадобилось в срочном порядке возвращаться в Россию. Однако, миссия русских не остановилась — поверенные лица продолжили идти по намеченному маршруту, о чём позже донесут до царя подробные сведения.

Кто стоял за восстанием стрельцов? Полевой ссылается на Софью, будто сохранявшую мысль о возвращении к власти. Она писала письма стрельцам, побуждая тех роптать о восстановлении справедливости, поскольку чувствовали несправедливое к ним отношение. Пусть такое чувство им вменила сама Софья, будучи ещё регентом, к времени нового восстания это уже словно не имело отношения. Кроме Софьи участие в бунте приписывают родственникам Петра, в том числе и его жене Евдокии Лопухиной. По правде ли так было, или Пётр под тем подразумевал возможность произвести обновления в стране, остаётся непонятным.

О том, как подавлялось восстание, Полевой сообщает в шестом рассказе. Пока читателю становилось известно о возвращении царя через Польшу. Может и не требовалось столь скорого прибытия, так как восстание толком не смогло развернуться, оставленные для исполнения властных полномочий находили силы для сдерживания. Но возвращение Петра всё-таки требовалось, дабы прекратить слухи, в том числе и о его смерти.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Оказавшись во главе государства, Пётр не ведал, к чему лучше обратить внимание. Он продолжал заниматься тем же, к чему обращался раньше. Охотничьи забавы игнорировал, считая за более важное продолжать находить себя в труде. Но преобразованиям всё равно предстояло произойти. Например, Петра не устраивало, каким образом обстоит дело с ружьями в армии. Чтобы произвести выстрел, требовалось выполнить пятнадцать команд. При такой скорости ни о каких успехах на поле боя говорить не приходится. Пётр нашёл выход, сократив количество команд до трёх, тогда как остальные продолжат подразумеваться и выполняться с полагающейся быстротой. Другое увлечение — найденный Петром английский ботик, побудивший возродиться идее о необходимости добиться выхода к морю.

Английский ботик Пётр быстро восстановил, воспользовавшись помощью человека, его же некогда построившего. Мастера звали Брандтом, был он голландцем. Получив во владение исправленное судно, Пётр успешно на нём плавал, однажды едва не утонув. Корабельное дело показалось настолько важным, что вскоре Пётр и помыслить ни о чём другом не мог, как о желании обзавестись доступом к морю. Но в России нашлось место, где получалось оттачивать навыки судовождения, не обращая внимания на затруднения. Тогда же Пётр использовал голландский флаг для нужд родившегося морского флота, лишь поменяв цвета местами.

К 1696 году Иван умер, Пётр стал единоличным правителем государства. Теперь от него одного зависело, по какому пути пойдёт Россия. Выбор оказался сделан в сторону юга. Именно там располагался Азов, к которому Пётр обратил взор. Многострадальный Азов постоянно переходил из рук в руки, порою без надобности. Достаточно вспомнить Азовское сидение, случившееся в царствование Алексея Тишайшего, когда казаки самовольно взяли крепость, а потом героически её защищали, очень малым числом отражая атаки стотысячного турецкого войска, куда входили и европейские наёмники. Тогда пришлось отказаться, Алексей не имел надобности в тот момент воевать с турками. Теперь Пётр мог жалеть о решении отца, сам при этом думая, как овладеть Азовом.

Полевой подробно расписал для читателя, как действовал Пётр, какие совершались манёвры, насколько тяжело это было делать только с суши, поскольку флотом Россия не могла воспользоваться. Любопытствующий читатель может ознакомиться с самой малой деталью, ежели то представляет для него надобность. Прочий читатель поблагодарит автора, но с сомнением отнесётся к столь подробному описанию событий, усвоить которые он всё равно не сможет.

Помимо выхода к морю, Петру следовало думать о политике. Так уж сложилось, что история государства тесно переплетается с интересами владык Польши. Поэтому Петру следовало озаботиться возможностью обеспечения спокойствия на границах. Для того ему показалось важным заставить панов склониться к выбору благонадёжного для него человека, коему и предстоит стать королём. В дальнейшем Пётр продолжит настаивать на своём праве, тогда как сами поляки не смогут определиться, чего им лучше желать. Трудно полякам поддерживать короля, настроенного симпатизировать России, но и соглашаться видеть королём того, кто окажется пешкой в руках Карла XII, поляки не желали. Впрочем, полякам к тому не привыкать. В середине XVII века они уже испытали давление шведов, едва не омрачившееся полным подчинением. Однако, теперь по их землям снова начнут ходить шведские армии, редко где встречая сопротивление.

Большой войны пока не намечалось. Пётр в течение пяти лет будет решать вопрос с Турцией, успеет он побывать за границей, совершив путешествие в Европу.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Софья не была регентом, она именно правила. Об этом Полевой повёл речь во втором рассказе. И не было в мыслях у Софьи, будто она уступит это право другому. Будь такие мысли в голове, она смогла бы найти управу на Петра, поскольку с ним можно было легко справиться, учитывая юный возраст. Железный характер позволял Софье добиваться любой поставленной цели. Сумев сладить со стрелецким бунтом, она подавляла всех, кто смел противиться её воле. Например, недолго прожил после бунта Хованский, по чьему имени бунт и носит прозвание Хованщины. Хованского умертвили через усекновение головы. Сами стрельцы роптали перед Софьей, согласные отказаться от требований, более не буйствовавшие и пришедшие к смирению.

Во всём Софье следовал успех, особенно в действиях против Польши. Удачно складывались дела и на востоке, в пограничных спорах с Китаем право сильного оставалось за Россией. Единственного не получалось осуществить — не удавалось овладеть Крымом. Сам Полевой склонен считать в том виновным непосредственного руководителя на месте, на плечи которого возлагалась обязанность вести боевые действия, — Василия Голицына. Не имелось даже переменных успехов, так как любая компания под руководством Голицына омрачалась многочисленными потерями. Именно по этой причине к 1789 году Пётр выйдет из терпения, более не согласный терпеть бахвальство человека, не способного добиться самого малого результата. На фоне неудач Голицына возросла ещё одна важная историческая фигура — Иван Мазепа.

Точно неизвестно, кем Мазепа являлся. Существует версия о польском происхождении. Но точно можно говорить про его мировоззрение, Мазепа во всём старался находить выгоду, не брезгуя предательством. Так первым пришлось пасть гетману Самойловичу, несмотря на расположенность к России. Мазепа обустроил всё таким образом, вследствие чего Самойлович оказался в опале. Сам Мазепа стал гетманом, воспользовавшись соизволением Софьи. Примечательно, что в 1789 году он предаст Софью, признав право Петра на власть, как ещё позже предаст Петра, видя в Карле XII возможность сохранить положение.

До второго рассказа Пётр продолжал оставаться в стороне от истории о нём. Полевой не находил слов, чтобы сконцентрироваться на главной фигуре повествования. Но может причина в важности происходивших событий, тогда как сам Пётр занимался не настолько интересными делами. Пусть он имел примечательное действие, воевал с помощью потешных полков, но и только. Не станет ведь Полевой повествовать про особенности проведённых компаний, толком и не зная, как именно складывались дела. Информация вроде такой, будто Пётр попробовал силы на всех позициях, в том числе успел побывать барабанщиком, имеет сомнительное значение. Всё-таки Пётр ещё не раз обожжётся, не умея толком воевать, вследствие чего война со Швецией затянется на несколько десятилетий.

Что до Софьи, она поздно поняла, какую опасность представляет Пётр. Где-то ею был упущен момент, после которого нельзя восстановить утраченные позиции. Успешная игра во внешнюю политику, уверенность в собственной силе, сыграли решающее значение, когда Пётр решил заявить о праве на царство, должное ему быть предоставленным. Полевому оставалось рассказать о заговоре, который могла замыслить Софья, либо обстоятельства складывались против неё, а может то явилось в результате действий Петра. Выходило так, словно Софья собиралась низвести брата, окончательно разобраться в вопросе, кому предстоит продолжать царствовать. Разумеется, заговор будет вовремя раскрыт. Однако, Софья не успокоится, в неподходящий момент интриги вновь пойдут в ход, когда возникнет необходимость побудить стрельцов на второй бунт.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Так сложилось, что «История государства Российского» обрывается на Смутном времени. Карамзину не хватило жизни, дабы довести повествование до современных ему дней. Из-за этого до сих пор, несмотря на предпринимаемые попытки другими историками, наблюдается прореха в понимании происходившего, причём сохраняющаяся и впоследствии, вплоть до современных читателю дней. Если само Смутное время в худой мере понятно, то до воцарения Петра информацией владеют только сильно интересующиеся, либо историки, занимающиеся XVII веком. Мало известно и про правление Петра Великого, о котором существуют разрозненные факты, вместе почти не воспринимаемые. Но в середине XIX века работа над восстановлением исторической справедливости всё-таки была проведена Николаем Полевым, выпустившим четыре части, подробно рассматривая жизнь и деяния государя.

Кто знает о правлении Людовика XIV во Франции, тот редко задумывается, что тогда же зарождалась российская государственность под видом должной вскоре возникнуть Российской Империи. В тот же период обострились противоречия в голландских владениях Испании, зарождалось могущество Пруссии, а Швеция достигла пика возможностей. Россия медленно вставала на ноги, пока ещё не склонная отказываться от старых традиций. Первым из Романовых сел на царство Михаил, выбранный по факту потомственного родства с первой женой Ивана Грозного. Затем на царство сел Алексей, прозванный Тишайшим, правивший в тяжёлое для страны время, но о чём потомок в той же мере плохо осведомлён. Тяжёлое наследие достанется и царским детям. Сама страна, где не стремились к преобразованиям, продолжала страдать от дрязг знати. При Алексее произошёл раскол церкви, направленный скорее на возвращение к прошлому. Наследовал царю Фёдор, начавший предпринимать попытки к преобразованию, поскольку русские словно совсем одичали, ни в чём не умея выделиться. Даже царских детей ничему не обучали, росли они неучами.

Фёдор и Иван (старшие братья Петра) не отличались крепостью здоровья. Недолго процарствовав, Фёдор умер. Поручать царство Ивану было опасным и неблагоразумным деянием. Оставался десятилетний Пётр. Ему и следовало стать царём, чему воспротивилась сестра Софья, пожелавшая стать регентом при брате. Последовало первое восстание стрельцов, возникшее из-за спора за власть между Нарышкиными и Милославскими. Полевой описал весь ужас, расписывая, каким образом происходили события, показывая кровожадность стрельцов, настолько потерявших связь с происходящим, что убивали едва ли не всех, кто им встречался на пути. Найти управу на бунтовщиков смогла только Софья, как раз и согласившаяся на избрание на царство сразу двух царей, как это некогда было в римских и византийских традициях. Но самой занять царский стол у Софьи не получилось. Пришлось удовольствоваться положением регента.

Первый рассказ затронул события десяти лет жизни Петра. Сам Пётр для повествования пока не слишком важен. Он и при царствовании Софьи продолжит оставаться в стороне, никем всерьёз не воспринимаемый. Пока его ум стремился к обретению знаний самостоятельно. Пётр не сидел на месте, активно познавая окружающий мир. Из основных увлечений — потешные войска, о чём любят говорить историки, стараясь именно с детства разглядеть в Петре склонность к боевым действиям. Полевой ещё успеет рассказать, как Пётр длительно воевал со шведами, причём основной театр развернулся не где-нибудь, а на территории между Польшей и Россией.

Ежели читатель желает подробнее узнать, например, про первый стрелецкий бунт, он волен обратиться к труду Александра Сумарокова, у него же есть работа, названная «Краткой историей Петра Великого». На самом деле, источников достаточно, но мало кто про них знает.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Первый кризис Гонкуровской премии произошёл в случае с определением в качестве лауреата за 1907 год Эмиля Мозелли. Выбор пал на «Книгу страданий». Согласно условий, произведение должно быть опубликованным в течение последнего года. А «Книга страданий» увидела свет за три года до награждения Мозелли. Как быть? Поныне «Книга страданий» считается в качестве удостоенной Гонкуровской премии. Однако, премией награждается сам писатель, причём такое право он может заслужить всего один раз. Было принято решение, так как исключения решили не делать, дабы не иметь в последующем проблем, считать за лучшее произведение года другой литературный труд Эмиля — «Прялку из слоновой кости», как раз изданную в 1907 году. Как теперь быть? Приходится исключить «Книгу страданий», невзирая на выбор именно данного произведения. Раз премию Мозелли получил за «Прялку из слоновой кости», таким образом оно и должно остаться. В любом случае, широкого резонанса это не имело.

Мозелли отличался от братьев Таро, получивших премию годом ранее. Его творчество не поднимало проблем планетарного масштаба, не имело цели указать на несправедливости мира, не предлагало рецепт понимания происходящего. Может потому и выбрали книгу Эмиля, далёкую от дрязг высшего света. Тем творчество и импонировало читателю — Мозелли писал о буднях Франции. Особенно важен момент, Эмиль не претендовал на описание нравов в общем, он концентрировался на местном уровне. В «Прялке из слоновой кости» действие развивалось в Лотарингии. Пожалуй, это основное, что может понять читатель, знакомясь с произведением впервые. К сожалению, без углубленного чтения, либо без знания французского языка, понять содержание крайне трудно. Оно просто не поддаётся усвоению, постоянно ускользая от внимания. Остаётся сослаться на стиль, более свойственный другому лауреату Гонкуровской премии, оным пока ещё не ставшим, — на Марселя Пруста.

Поэтому проще говорить непосредственно про Гонкуровскую премию. Редкие лауреаты становились известны за пределами Франции, даже англоязычный мир лишён знания о значительном количестве писателей, чьему творчеству следовало бы уделить внимание. Виной тому сама система определения лауреата, когда непонятно, достойно ли сделан выбор, или так случилось по совокупности достижений, только с упором на одну из книг, по счастью изданную на протяжении последнего года. Если так, тогда сторонний человек не поймёт, вполне способный обжечься, как в случае с тем же Мозелли, выбранным в качестве лауреата, тогда как произведение к премии приписали едва ли не случайно. Вместе с тем, выбор книги всё-таки нужен, так как без этого затрудняется понимание у того же стороннего человека, вовсе не ведающего, к чему из литературных работ следует прикоснуться, что особенно ярко на примере Нобелевской премии, ограничивающейся размытыми характеристиками для лауреатов. Схожая ситуация сложится вокруг Международного Букера, пока не приняли решение сопровождать имя лауреата одним из его произведений.

Точно можно сказать, что Гонкуровская премия, несмотря на избранную систему выбора лауреатов, продолжит оставаться в числе важнейших литературных премий, способная предоставить читателю возможность определиться с приоритетами, когда предстоит сделать выбор для чтения. Взять того же Мозелли, написавшего и другие произведения, какое-либо из них обязательно может понравиться читателю. С другой стороны, имя писателя останется в качестве напоминания, заодно показывая, к чему склонялась французская литература в тот или иной период. Раз лауреат назван, он может быть рассмотрен в качестве предлога к чтению. Но и это не является обязательным. Как бы не хотелось видеть в качестве гонкуровских лауреатов мастеров первой величины, там обязательно будут авторы, кого со временем запишут во вторые, а то и в третьи ряды.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Гонкуровская премия продолжала делать робкие шаги. За какие именно заслуги первые её лауреаты удостаивались почестей? Или в первые годы XX века премия всерьёз не рассматривалась, практически никак не воспринимаемая? Но касательно братьев Таро вывод сделать всё-таки получится, они написали произведение на злободневную тему, нисколько не ослабевающую спустя прошедшие годы. Тема касалась джингоизма, то есть чувств одной нации, считающей, что она может предпринимать любые действия, если это выгодно для страны. При этом ничего не берётся в расчёт, кроме извлечения личной выгоды для народа: не является важным, какие поступки будут совершены. Само определение джингоизма присуще политическим воззрениям Британской империи, а также странам, в которых она нашла продолжение, как само Соединённое Королевство, так и Северные Штаты Америки. В качестве примера для рассмотрения братья Таро взяли одного человека — писателя, одобрявшего джингоизм. На страницах произведения он получил фамилию Дингли, тогда как весь мир понимал, его прототипом послужил Редьярд Киплинг.

Читатель узнавал, главный герой стоит на позициях могущества империи, должного достигаться любым способом. Пусть в колониях разворачиваются войны, за счёт чего позиция метрополии продолжит усиливаться. Пусть торжествует только главная нация, тогда как остальные должны обеспечивать удовлетворение её потребностей. При этом главный герой относился к нации согласно рождения, тогда как сам с детства воспитывался в одной из колоний. Ему не стало присущим чувство, должное появляться у каждого, кто рождён и вырос вне родных краёв родителей. Будь главный герой не в первом поколении, а во втором, он бы избавился от джингоизма и сочувствовал новой родине. Именно поэтому, ещё пока, закономерность не начинала действовать. Однако, исторически обязательно всегда складывается так, что человек отказывается от корней, проявляя пристрастие к подлинному месту рождения. Именно поэтому джингоизм не может действовать бесконечно долго, когда-нибудь он начинает встречать сопротивление, стоит смениться ряду поколений, после чего традиции и нравы метрополии начинают восприниматься вне связи с ней, скорее за свои собственные. Но для понимания этого должно было пройти больше времени, нежели на момент работы братьев Таро над книгой, так как о джингоизме заговорили за тридцать лет до того.

Обвинения против политики подобного плана продолжались демонстрацией военной тактики, применяемой британцами в войне с бурами. Именно Британская империя создавала концентрационные лагеря в Южной Африке, загоняя туда местное население, дабы ослабить позиции соперника, лишая преимущества. Для того же применялась тактика выжженной земли, когда абсолютно всё уничтожалось. Конечно, знающий историю может сослаться на традиционный для тех мест уклад, когда ещё до британцев племена зулусов совершали аналогичные действия, истребляя и стирая в порошок всё, что им попадалось на пути. Одно не мешает другому, поскольку именно британцы взяли тактику на вооружение, нашедшую применению и в дальнейших войнах, которым ещё предстоит произойти.

Но как понимать непосредственно произведение братьев Таро? Нет необходимости вникать в действия главного героя, достаточно познакомиться с авторской точкой зрения. Тогда содержание будет полностью понятным. О Киплинге ли братья писали, или они поделились частным мнением, то не имеет существенной разницы. Читатель понимал без лишних слов, к каким суждениям его пытались склонить. Получалась неутешительная картина, с которой не знаешь, каким образом справиться. Но не надо забывать про события начала века, когда мир был совсем другим, и Британская империя по праву считалась одним из крупнейший и сильнейших государств, хотя и утратившим понимание, насколько людям следует помнить о человечности.

Автор: Константин Трунин

» Read more

В 1914 году был опубликован последний том полного собрания сочинений Мережковского под двадцать четвёртым номером, куда вошли поэма «Старинные октавы», выборочные отрывки из изречений китайской мудрости, стихотворения последних лет и автобиографическая заметка. Зная наперёд, можно говорить, что наследие писателя этим не ограничится, он продолжит плодотворно творить. Пока же предлагается уделить внимание творчеству, особого интереса не представляющему, если не говорить про заметку для издания «Русская литература XX века» за 1914 год, где о Мережковском должна была быть опубликована статья.

В чём проблема афоризмов? В их неприменимости к жизни. Это ёмкие выражения, означающие способность к размышлению у говорившего. Но насколько имеет смысл, если не подразумевает обязательного прислушивания? Афоризм остаётся на том же уровне, на котором присутствует басня. То есть занимательная мудрость даёт только пищу для размышлений, тогда как ничем другим служить не может. К набору афоризмов следует отнести интерес Мережковского к китайской мудрости. Сам ли, или с чужой помощью, он находил изречения, пришедшиеся ему по душе.

Выписка «Из книги Та-Хио, или Великая наука» содержит мудрость вроде утверждения: правитель должен почитать подвластный ему народ, словно является матерью, родившей первенца. Читателю остаётся разобраться, насколько подлая суть человеческой натуры пагубно скажется на всех начинаниях, направленных на воссоздание общего блага. Выписка «Из книги Чунг-Юнг, или Неизменность в Середине» подразумевает необходимость научить людей соблюдать меру, а праведным не поступать так, как не поступят и с ними. Выписка «Из книги Лун-Ю, или Беседы Мудрецов» сообщает о возможности заставить народ следовать законам, но поясняет — его не заставишь их понять. Выписка «Из книги Менг-Тсё (Менция)» утверждает, будто хороший государь наравне радуется и скорбит с подданными, потому его никогда не свергнут. Опять же, читатель про себя подмечает: именно таких и свергают.

Стихотворения последних лет, написанные в периоде от 1903 до 1914 года, это: «Чужбина-родина», «Осеннее-весеннее», «Амалии», «Ночная песня странника», «Не-Джиоконде», «Да не будет». На поверхностный взгляд — отражение сумбурного течения мысли. В 1914 году написан перевод из Гёте «Отшельник и фавн». Ставилась следующая ситуация, фавн пожелал попасть в рай, для чего обратился к отшельнику, тот посетовал на козлиные ноги, с которыми в рай не пускают. Фавна это разозлило, так как туда почему-то запускают святых с ослиными головами.

Факты о предках, детстве и ранних годах Мережковского всегда берутся из «Автобиографической заметки». Именно там рассказывается про Фёдора Мережко из Глухова, войскового старшину с Украины, от которого Мережковскими принято вести род. Его сын при императоре Павле прибыл в столицу, где и осел, сменив фамилию на русский манер, получил дворянство. Он же участвовал в войне 1812 года, после чего через девять лет, уже от второй жены (из рода Курбских) родился отец Дмитрия. В 1865 году родился сам Дмитрий на Елагином острове в Петербурге. С детства увлекался чтением произведений Майн Рида и Купера, воображал себя представителем дикого племени. На восьмом году тяжело заболел дифтерией, едва не умер. В годы учёбы сторонился сокурсников, считался нелюдимым. С тринадцати лет начал писать стихи и критические заметки. Пятнадцатилетним был представлен Достоевскому в качестве поэта, удостоился скверной оценки творческих потуг. В девятнадцать лет постигает историю и философию. Через шесть лет увлёкся символизмом. После университета поехал на Кавказ, где встретился с Гиппиус, сделал предложение, получил согласие, женился. В двадцать восемь лет пытался опубликовать «Юлиана Отступника», первый свой роман, что удалось осуществить с большим трудом. Через одиннадцать лет навестил Льва Толстого в «Ясной Поляне». Посчитал нужным Дмитрий рассказать, как драму «Павел I» у него конфисковали. Автобиография заканчивается многоточием.

Автор: Константин Трунин

» Read more

О чём поэт мечтает написать? Какие темы важно поднимать? Но надо от проблем мира отдохнуть, на себя самого взглянуть. Так принялся Мережковский описывать жизнь с начала, повествуя и о том, что его угнетало. Угнетала Нева, по чьим брегам с юных лет бродил. Угнетала родня, им всем он не был мил. Жил под давлением, словно чуждый семье ребёнок, словно по случаю прибившийся телёнок. Ни в чём не находил теплоты, в тревогах протекали его дни. Отец и вовсе с ним не дружил, хоть бы раз взор на дитя обратил. Не одному ему такое счастье досталось, братьям и сёстрам не перепадала большая малость. Всякий в семье низводился ниже порога, едва ли не находя ночлег наподобие стога. Что до отца, тот глухим к нуждам детей был, постоянно откладывал деньги, зачем-то копил. К нему с вопросами обращаться смысла не имело, хоть пытайся обращаться смело, немым становился ответ, в котором слов вовсе нет. Раз в год отец позволял детям вкушать роскошь семейного быта, то Мережковским не было забыто, он помнил полки, ломившиеся от снеди, звучала и копилка от брошенной меди. Печальное детство отпечаток на характер Дмитрия отложило, потому чувство обиды на отца всегда в нём жило.

Запуганный ребёнок, тот самый телёнок, всеми забытый, спрятавшийся ото всех, не думал от жизни ожидать малый успех. Сторонился людей, привыкший диким быть, — к такому не подходи, может укусить. Он продолжал бродить вдоль невских брегов, радуясь рифм созвучию, произношению слов. От тягот должен рождаться в человеке поэтический дар, умом должен он оказываться и в юности стар. Вынужденный развивать талант к выражению мысли наедине, талант укреплялся вдвойне и втройне. Но должен был выполнять родительский наказ, учился сносно, сменяя классом класс. Он в фолиантах успевал затеряться, с трудом способный разобраться, с усилием входивший в познание правил, о чём теперь, рассуждая, стихотворные заметки оставил. Бился и над сложным усвоением правописания буквы «Ять», иногда гадая, когда нужно оную писать.

Рассказ о прошлом, должен был дальше переходить, требовалось о делах российских говорить. Что случалось в стране, о чём судачил народ? Например, процесс над Верой Засулич идёт. Обвиняется она в покушении на генерала, чья воля пороть мужика приказала. Но разве можно в стране, свободной от рабства, где правитель-государь, опора для царства, чьи веления принято исполнять, о долге никогда не забывать… разве можно пороть людей? Словно не сбросила Россия крепостничества цепей. Оттого Засулич на встречу с генералом тем явилась, её сердце тогда без трепета билось, разрядила она пистолет в генерала живот, потому и судят её — суд по её делу идёт. Интересен процесс оказался ещё тем, что Засулич оправдали… То есть у Веры не возникло проблем. Как такое возможно? Правда истории такова. Находил теперь Мережковский для воспоминаний слова.

Вообще, с мыслями сообразуясь, нисколько в том не красуясь, всегда можешь в стихах писать про каждый из прожитых дней, делая это целью жизни долгой своей. После, когда времени порядочно пройдёт, потомок знание о прошлом обретёт. Ведь не скажи Мережковский про Засулич деяния, кто бы прилагал меры для былых дней узнавания? Можно попробовать, найти бы для того сил. Может кто попробует, или рано, мир пока ещё остаётся мил? Не надо искать для строк начало, лишь бы желание то делать позволяло.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Объять постараемся немного стихов, разбавим общий поэтический улов, есть творения в цикле Дмитрия работ, в которых не каждый дату разберёт. Потому, вольно сообразуясь с мыслью простой, представим массив за написанный в срок такой. И начнём с произведения «Бог», поэмы, поднимавшей важные для христиан темы. Мережковский к точке зрения философов склонился, для него мир в образе Бога явился. Всё — есть Бог, ибо Богом сам мир является: в том идея его познания заключается. Потому не нужно смерти сторониться, умирая, с Богом должен слиться. Чему суждено — того следует дождаться, иным мыслям не нужно предаваться.

Вот «Пророк Исайя» — о тяготе Бога познания, ведь даже Бог может быть удостоен изгнания. Вспомните Грецию древних времён, где лучший из граждан от родных краёв мог быть отлучён, изгоняли, остракизму подвергая, тем свои помыслы никчёмные от искоренения спасая. Вот следом про «Одиночество»: к чему не стремись, одиноким останешься, не суетись. Вот «Волны», где человек рабу уподобляется, ибо не живёт, а мукой мается. Лучше волнами стать человечеству в океане безбрежном, жить без забот в мире грешном, не ведать о происходящем, не задумываясь наперёд, течение бурное подхватит или о скалы разобьёт.

Вот отправился Дмитрий в путешествие, впечатлениями делился. В стихотворении он «Римом» насладился. Подобием гекзаметра писал «Пантеон», снова про Рим, но «Будущий Рим» стихотворение прочтём. «Колизей», «Марк Аврелий», «Термы Каракаллы», «Сорренто», «Капри» — строки изливаются на читателя как вдохновения капли. «Праздник Св. Констанция», «Везувий», «Помпея» — писать об увиденном неплохая затея. «Тибур», «Addio Napoli», «Возвращение» — иссяк поток для вдохновения. «Небо и море», «У моря», «На южном берегу Крыма» — стихов порция очередная, жизнь становилась богатой на впечатления, пора была золотая.

Вот мистерия «Христос, ангелы и душа», написанная, наверное, еле дыша. О Христе разговор зашёл, как Христос девушку обрёл, но от него постоянно отдалялась, душой, ищущей рай, она оказалась. Вот легенда «Монах» — как святой человек за стены монастыря вышел, бродил в задумчивости, ничего не слышал, вернулся назад, но едва узнал те места, и его никто не узнал… чудеса. Оказалось, триста лет назад монах из обители пропал. Такой нонсенс Дмитрий стихом показал. Есть ещё легенда «Имогена» — Мережковского похвальны старания. Вот стих «Томимы грустью непонятной» — открыто сердце для божественных речей понимания. Есть стихотворение «Гимн красоте», но смысл в оном затерялся незнамо где.

Вот очерки современного Парижа под названием «Конец века» сообщены, отразил Дмитрий впечатления свои. Увидел он Париж городом, где вольно получается дышать. Воспринимается городом, что может вдохновлять. Ведь есть Ренан, Бодлер, Золя, и другими талантами полнится сия земля. Неважно, насколько аморфным Париж стал, насколько дух Свободы, Равенства и Братства там измельчал. Неважен с угрюмым выражением лица народ — лучше русского француз живёт. В России ничего, кроме болтовни нет, ничем осмысленным не наполнен высший свет, разве только завести разговор о Толстом, чьи мысли должны порядкам принести слом. Но как не думай о России, сколько её не хули, пожелаешь вернуться в края родной земли, где не столь вольно дышать, зато присутствие родного можно ощущать. Пусть дух не тот, но и в России революции предстоит быть, остаётся до этого только дожить. Пока ещё не ведал Мережковский, насколько пророком окажется верным, приближая революцию едва ли не первым. Может в нём дух парижанина говорил, пускай аморфный, главное — зарождался революционный пыл.

Автор: Константин Трунин

» Read more