trounin.ru

Цикл «Лорд с планеты Земля» | Книга №2

Всё для человека, всё ради человека. Почему такого принципа придерживаются люди? Им кажется, будто весь мир вращается вокруг них, а вокруг планеты, на которой они живут, вся Вселенная. Данное представление изначально являлось ложным отражением неправильной интерпретации происходящих событий, поскольку человек видит и ощущает не то, что есть на самом деле. Но кто его в том сможет убедить? Никто и никогда. Населяй люди хотя бы планету, существование которой сомнительно, они всё равно продолжат считать, что им абсолютно все чем-то обязаны. Лукьяненко не стал разрушать эти заблуждения, наоборот укрепив их в форме истины.

Кем стал главный герой цикла во втором произведении? Отныне он — вольный путешественник, ищущий путь для возвращения домой. Да вот никто не верит в существование Земли, ведь если она и есть, то является планетой-изгоем. Казалось бы, зачем искать то, чего не существует? Но каким-то образом перед главным героем возникают напоминания о родное крае, вроде русского мальчика, неизвестным способом оказавшегося на чуждой ему планете. Истинно, Лукьяненко — фантаст. И тут уже хочется пригласить присоединиться к его творчеству Лема, предпочитавшего раскручивать сюжетные загадки с конца, создавая перед читателем результат в виде размышлений над случившимся.

Но Лема рядом нет, поэтому Лукьяненко принуждён вместо первоначального объявления сути предлагаемой истории, вести к этой сути сомнительными дорогами, описывая метания главного героя по космическому пространству и шатания по барам, пока тому не посчастливится обнаружить Землю. Безусловно, интересно внимать, когда желание быть большой фигурой во Вселенной оправдывается.

Уже не космоопера! Вторая часть трилогии предстала в виде темпоральной фантастики. Дабы понять смысл бытия, главный герой откроет основной секрет некогда существовавшей великой расы Сеятелей, поняв под ними то, чего разумом постичь невозможно, если не пожелать при этом поверить в происходящее, лаконично выстроенное в порядок, продолжающий оставаться хаосом нагромождений возможных вариантов развития истории.

Усугубляет понимание произведения «Планета, которой нет» стремление Лукьяненко привнести в повествование переворачивающие происходящее элементы. Знакомые ранее обстоятельства теперь понимаются иначе, а действующие лица оказываются не теми, кем были известны читателю прежде. Получается, никому нельзя верить: все преследуют личные цели. Один главный герой занят поиском планеты, прочие ему в том пытаются помешать, в их числе окажутся и самые близкие друзья.

Сюжет не стоит на месте — он должен развиваться. Чем неожиданнее окажется — тем приятнее будет читателю. Только всему полагается своя мера. В случае цикла «Лорд с планеты Земля» чувства меры Лукьяненко не придерживался. Он замахнулся на нечто большее, нежели сказание о человеке, отправившегося на неизвестную планету спасать принцессу и ставшего её мужем. Ему предстоит понять, куда исчезли Сеятели. Читатель понимает, они ждут своего времени. Но читатель также понимает, что Сеятели не только создали самое мощное оружие, они ещё и научились управлять временем. А если так, то итог поисков главного героя может оказаться весьма неожиданным.

Настоящее нельзя исправить — поймёт главный герой к окончанию второго из своих космических странствий. Всё им совершаемое должно было совершиться, поэтому ему нужно задуматься — оставаться в текущей реальности или уйти туда, где он будет волен творить настоящее без оглядки на будущее. Трудно понять, каким образом настоящее оказывается лишённым будущего, поскольку это противоречит логике. Об этом главному герою предстоит размышлять в третьей книге цикла, на примерное содержание которой намекнул Сергей Лукьяненко.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Цикл «Лорд с планеты Земля» | Книга №1

Космос — тайна, он Terra Incognita. Он непонятен, и потому человек волен размышлять о нём всевозможное. Чего уже не придумала фантазия, и сколько ещё придумает. Вдруг в космосе действительно существует разумная жизнь, схожая с земной, а то и абсолютно похожая на людей. Фантастика на то и фантастика, чтобы позволять тешить себя такими предположениями. Должно быть очевидно, жизнь постоянно видоизменяется, подстраиваясь под условия окружающей среды. Людям не быть всегда такими, какими мы их представляем. Но это слишком усложняет жанр фантастики, в котором автор чаще всего поступает не так сложно, чтобы излишне не разрывать способность читателя воображать.

Лукьяненко поступил очень просто. Если понимать начало цикла «Лорд с планеты Земля» буквально, то под главным героем можно представить самого писателя, хотя бы в силу одинаковости их имён. Что будет, если автор встретит пленительную незнакомку, а потом отправится в другой мир её спасать? Вариантов такого развития событий множество, один из них представлен в произведении «Принцесса стоит смерти».

Перед Сергеем была задача заинтересовать читателя новым миром, описав его в общих чертах. Следовало объяснить, по какой причине приоритетом для ведения войны являются мечи, коли жанром цикла объявлена космоопера. Объяснение банальное — всё технологическое можно глушить, а примитивное оружие продолжает при таких ограничениях функционировать в полную силу. Однако, Лукьяненко не стал оставлять мечи в привычном понимании, они не менее технологически совершенны, если не более проработаны, нежели всё остальное.

Другим важным обстоятельством стал поиск принцессы. Для главного героя было сделано послабление — принцесса нашла его сама, соблазнила и растаяла, словно представленный на страницах интим оказался сном. Запущенный сюжет требовалось развивать, чем Лукьяненко и занимался до финальной точки, на ходу дополняя повествование обстоятельствами, заставившими задуматься о роли человечества для космоса в целом.

Главный герой фантастических произведений изначально всегда представлен неофитом, плохо осведомлённый с тем, что происходит вокруг него. Он — винтик в системе. Ему всё объясняется с помощью бесед с действующими лицами. Главному герою, кроме основного, важно вжиться в роль человека, должного что-то неизвестно кому и неизвестно на каких основаниях. Выбора у него не будет, останется действовать — иначе смертельный исход неизбежен. Действие идёт вперёд и никогда не возвращается назад, чего не скажешь о главном герое, то и дело прибегающего к оружию, позволяющему снова пережить неудачные моменты, внеся в них соответствующие изменения.

Происходящее на страницах кажется красивым, а стремления действующих лиц обоснованными. Так бы и повествуй Лукьяненко дальше, ведя главного героя тропою храбрых, не позволяя ему лишних вольностей. К сожалению, развитие цикла превратит произведение «Принцесса стоит смерти» в фарс. За что происходит борьба, то является игрой в песочнице, не имеющей значения для истинного понимания придуманного Сергеем мира.

Оставим будущее будущему. Заглянув за грань имеющегося, всегда находим расхождения с произошедшим. Хотел или не хотел, Лукьяненко писать трилогию, зачин он дал вполне продуманный, наполненный деталями и вполне способствуя развитию идеи в гениальное оправдание необходимости существования человечества. Другое дело, что сам же Лукьяненко разрушит начинания.

Космоопера случилась. Принцесса благосклонна к своему герою, герой продемонстрировал отвагу и умение, чем оказался достоин благосклонности. Прочее не так важно, ведь принцесса стоит смерти. И пусть Сергей Лукьяненко установил режим прохождения Easy, вручил пароли и позволил возвращаться к точкам сохранения, заслуг главного героя это не умаляет.

Автор: Константин Трунин

» Read more

«Казус Кукоцкого» продолжил линию премирования «Русским Букером» произведений модернистической направленности. Будь первым лауреатом не «Сундучок Милашевича» за авторством Марка Харитонова, то всё могло сложиться иначе. Редкие выпадения из награждённых премией лишь имели вид далёких от творческих изысканий, в действительности оставаясь в так называемом авангарде авторов, пребывающих в поисках необычных сюжетов. В их числе оказалась и Людмила Улицкая, рассказавшая историю человека-КТ и членов его семьи.

История начинается не сразу, а, как любит Улицкая, после создания приблизительного представления о предках основного действующего лица вплоть до времён Петра I. Какие они были — Кукоцкие? Как и в любой другой беллетристике — людьми они были выдающимися, внёсшими огромный вклад в жизнь страны. Их прямой потомок, с такой же фамилией, выбрал для себя такую же профессию, как и его предки, став специалистом по «бабским» болезням. Улицкая наделила его «внутривидением» — способностью визуально представлять, что происходит в организме человека. Это и есть модернистический уклон? Нет, уклон появится немного погодя, когда мир физический уступит свои позиции миру потустороннему.

Прежде всего нужно понять, «Казус Кукоцкого» — не является историей семьи. С помощью данного произведения Улицкая рассказала об отношении людей к беременности и её последствиям. И если борьба с криминальными абортами на первых страницах кажется прихотью главного героя, видевшего в государственном запрете на добровольное прерывание беременности основной просчёт в законодательной базе страны, подрывающей генофонд; то ближе к заключительным главам читатель поймёт другое — попустительство к деторождению приводит не к благоприятным последствиям, а напрямую приводит к вырождению той нации, взявшейся пестовать население в угоду его бесконтрольного роста.

Почему? Достаточно посмотреть на действующих лиц произведения Людмилы Улицкой. Если кто-то сумеет разглядеть в них адекватных людей, значит не так уж и хорошо обстоит дело в его собственной среде, коли наплевательское отношение к здоровью и неразборчивость в половых отношениях позволяет судить именно об адекватности. Не из простых побуждений Улицкая наделила Кукоцкого «внутривидением» — тем она показала слабость человека перед природой, словно люди способны понять, будто попытка исправить плачевное положение предупредит наступление неблагоприятного исхода. Скорее знаток будущего сопьётся, его пациенты постареют и впадут в маразм, а самые близкие люди погибнут по его личному недосмотру.

Всему требуется своё место, далее которого заходить не следует. Это касается и «Казуса Кукоцкого». Как главный герой стремился определить негатив, находил отклонение от нормы и радикально лечил, так и Улицкая должна была увидеть негативные стороны произведения, поняв, насколько черна вторая половина книга, скорее отдающая порнографическими включениями с нотками физиологических отходов. Но кто, начав, умеет вовремя остановиться? Не умел Кукоцкий оставить человеку надежду на дальнейшее полноценное существование, либо то не позволяла сделать ему Улицкая, чего не позволяла и себе самой.

Что поделать… стремление писать сравнимо с зудом. Голова переполняется от тяжести, если не включается в творческий процесс, отвлекаемая на другие дела. И писать хочется всегда, если человек считает себя писателем. И пишет человек чаще больше нужного, забывая о прекрасном инструменте, называемом внутренней редактурой. Хорош тот писатель, что стремится убрать лишнее, добившись плотности текста. В наше время доход писателя почти никогда не зависит от количества печатных знаков, так почему бы и не озаботиться сокращением произведений перед публикацией? Надо создавать поистине ценные труды, к коим вполне допустимо отнести и первую часть «Казуса Кукоцкого».

Автор: Константин Трунин

» Read more

Если лётчики не гибли, Экзюпери показывал, как они могли бы погибнуть, случись подобное в действительности. Лучше не идти на крайние меры, тогда самое ценное — человеческая жизнь — останется в целости. Но парадокс в том и заключается, что человек сам идёт на осознанный риск, почти никем к нему не подталкиваемый. Пусть обстоятельства выше возможностей к их выполнению, воля продолжает оставаться крепкой перед лицом любых критических ситуаций. Никто не побуждает идти на риск, ограничиваясь возведением стесняющих волю рамок. Так человек оказывается принуждён выполнять самую тяжёлую работу, в том числе и грозящую ему гибелью.

Что показал Экзюпери читателю? Мысли лётчиков, уходящих в полёт. Одна история сменяет другую, пока не возвращается к основной, связанной с тем, что происходит на земле. И что происходит на земле? Начальник учит начальника тому, как надо работать с подчинёнными, держа их в кулаке и не давя на них, чтобы каждый принимал решение самостоятельно, словно действуя без принуждения и во благо личных интересов. И какие же личные интересы могут быть у лётчика? Разумеется, заработная плата и премии, зависящие от результативности.

А что происходит в небе? Лётчики выполняют порученные им задания, не жалея себя, заботясь о скорейшем прилёте в конечный пункт назначения. Их не останавливает ночное время суток, они способны преодолеть любую непогоду. Забывают лётчики, как мало они получат, случись фатальная катастрофа. Их жизни оборвутся, и, вместо порицания от руководства, они более никогда не получат деньги за неоправданный риск. Лётчики погибнут, дадут пищу для размышлений подобным себе. Но ничего не поменяется. Как рисковали, так и будут рисковать, будто иного в жизни не смыслят, заботясь о чём-то призрачно далёком, не понимая, насколько нужно ценить имеющееся.

Но вдруг случится так, что лётчик доживёт до старости. Некогда пионер авиации, кем он станет после? Пусть он первым собрал самолёт, сделал полёты возможными, воспитал лётчиков, приготовившись почивать на лаврах. Лучше погибнуть молодым, удостоившись сочувствия многих, или старым, о существовании которого помнили те, кого он похоронил? Ответа на этот вопрос не существует. Жизнь сама решит — кому вступить в борьбу с циклоном и выйти победителем, а кому пасть на землю и разбиться.

Возможен промежуточный вариант — выжить, стать первым среди лётчиков, самому вершить чужие судьбы. Что это даёт? Ничего. Лётчик вне неба — не лётчик, хотя бы и являющийся первым среди них. Он забывает, что значит летать. Он смотрит на небо снизу, и видит в небе стабильностью, неизвестно почему приводящую к поломкам техники. Причина того может крыться в прогрессе — нельзя уследить за переменами, не пребывая в центре происходящих изменений.

Молодость приводит к ошибкам, зрелость смотрит на ошибки сквозь пальцы. Кто не ошибался — тот не созреет, а кто ошибался — тот хорошо понимает, как важно ошибаться. Не случались бы непоправимые ситуации, когда не будет иметь разницы, требовалось ли в чём-то заблуждаться, если за этим последовал обрыв человеческой жизни. Но непоправимое случается. Не всем дано достигнуть зрелости. А если зрелость окажется достигнутой, то не станет ли она предвестником лебединой песни, побудив сожалеть о так и не совершённых ошибках?

Часто случается следующее. Ошибка была совершена. Она оказалась благополучно преодолена. И теперь, спустя годы, та ошибка, вспоминаемая после, обязательно холодит кровь и делает ватными ноги. Сколько бы человек отдал, лишь бы забыть о безумстве, которое могло стоить ему жизни, — или о халатности, в той же мере способной поставить крест на дальнейшем существовании. Дабы это понять, нужно оную ошибку совершить. Только надо ли её совершать? Что даст её понимание?

Автор: Константин Трунин

» Read more

На свершения человека толкают неблагоприятные обстоятельства. У сытого и всем довольного не возникнет желания изменить жизнь, ему не захочется делать сверх имеющегося. Так и Экзюпери стал пробовал себя в беллетристике из-за случавшихся с окружающими его людьми катастроф. Антуан старался примерить на себя жизни других, ему казалось, что это у него получалось. Если верить сторонним источникам, то современники горячо приветствовали его литературные пробы, хотя читатель знает, сам Экзюпери продолжал бороться с критиками, порицавшими стремление молодого автора к чрезмерному привнесению в сюжеты рабочих моментов.

Причиной для создания «Южного почтового» стала гибель лётчика Жака Берниса, друга и товарища Антуана. Когда-то они вместе совершали первые шаги в авиации, делились друг с другом секретами мастерства и переживали, если кто-то из них, вследствие чего-то, испытывал страдания. Жизнь Берниса не была лёгкой, у него умер ребёнок, он имел напряжённые отношения с женой. Обо всём этом Экзюпери постарался рассказать, постоянно возвращаясь в повествовании назад, словно стремясь представить героя повествования заслуживающим сочувствия человеком, вследствие чего страдала форма подачи материала.

Авторские эмоции смешались с художественным вымыслом. Экзюпери честно пытался вжиться в роль погибшего товарища, прокручивая множество обстоятельств, которые могли послужить причиной крушения. Семейные неурядицы вполне могли стать причиной, побудившей Берниса пойти на решительный шаг, чтобы никто не смог установить, насколько осознанным было его решение прекратить душевные терзания. Но кто поверит, чтобы такой человек, как Бернис, вдруг поступил столь неожиданно, ни с кем не поделившись грузом накопившихся проблем. Причина не должна была зависеть от его воли.

Экзюпери продолжил размышлять, почему катастрофа всё-таки произошла. Наиболее вероятным объяснением может быть техническая неисправность. Самолёт летит над безлюдной местностью, в случае приземления помощи искать негде. Лётчик погибнет, если его вовремя не найдут. Но почему же всё произошло так, что Бернису повезло: он не погиб, приземлившись рядом с населённым пунктом, а после судьба оказалась настроенной против него. Может не техническая неисправность, а семейные обстоятельства сыграли решающую роль?

Нет, не мог Бернис сам решиться на отчаянный шаг. Читатель то понимает за Экзюпери, когда видит, чего могло бы стоить жене погибшего лётчика с содроганием ждать вестей о, продолжающим находиться на подлёте к аэродрому, муже. Но её могло бы и не грызть то чувство, что лишало жизненных сил самого Берниса. Установить истину всё равно не получится. Читателю самому предстоит размышлять над произошедшим, наблюдая, как Экзюпери отчаянно ищет друга, а после пытается разобраться, почему Бернис не смог долететь.

Осталось изучить поведение самолёта в полёте. Хватит думать за Берниса, нужно исходить от технической неисправности. Что могло повлиять? Многое. Ветер, как одна из причин. Ветер сносит самолёт. Сбившиеся ориентиры могут быть причиной. Лётчик перестаёт ориентироваться в пространстве и летит словно не по Земле, а по неведомой планете, будучи в плену у уходящих за горизонт песков. И сам самолёт, чьи механизмы, будучи хоть на сто раз проверены, в самое неподходящее для того время способен подвести.

Чем «Южный почтовый» мог помочь Экзюпери? Его цель — преодоление внутреннего дискомфорта, мешавшего Антуану, обязанного чувствовать личную вину за случившееся. Он сумел выговориться, сообщив читателю ему известное, будто очистив тем совесть. Он сделал всё от него возможное, чтобы разобраться в случившемся. Но Жака Берниса это к жизни не вернёт, зато о нём останется память в виде произведения Экзюпери «Южный почтовый». Да и был ли Жак?

Автор: Константин Трунин

» Read more

Стеной отгорожена от человека тайна бытия, за ту стену человеку заглянуть нельзя. На той стене стоят дозорные, словам дозорных верит человек, иначе он не может. И так из века в век. Но что дозорные для пылкого ума, не для него поставлена стена. Не станет пылкий ум бороться со стеной, тем он нарушит собственный покой. Не обличит дозорных он во лжи, он знает — им не по пути. Открыть способен он сокрытое от глаз, о том поведав без заумных фраз. Всё среди нас наглядно, нужно лишь смотреть, кто не желает видеть, того остаётся пожалеть. В чём правда жизни, Омар Хайям из Нишапура? Скажи о правде жизни, Омар Хайям из Нишапура.

«Человек — глина! Человек — пыль!» — держал ответ Хайям пред нами, о сути людской он говорил простейшими словами. Во прах обращается всякий, того не дано избегнуть нам, не нужно придумывать новых истин, то должен знать каждый сам. Кто за человека держит ответ, если не дать держать ответ самому человеку? Невеждой должен слыть, принимающий чуждую ему волю и свыше опеку. Зачем попирать глину, коли являешься глиною ты? Зачем пускать в глаза пыль, коли пылью являешься ты?

Всему определена доля, всё сопровождает рок. Незачем сокрушаться, если что-то осуществить не смог. Во осуществление чуждых тебе идеалов зачем жизнь положил? Ничего не добился, стенал, молился: всё равно опочил. Не пил вино, не кутил, устремлениями полезными тебе жил. Твёрдая воля — она хороша, если тебе и кому-то нужна, но если волю свою, пусть она хороша, ты привить другим пожелаешь — им ли она не будет вредна? Если глину вином поливать — испортится глина? А если растоптать сапогом, тогда не испортится глина?

Из глины возведена та самая стена, за которую заглянуть каждый желает всегда. Чтобы увидеть обратную сторону стены, проститься с жизнью должен ты. Но коли человек к тому моменту обратится в пыль, тем ли боком он увидит истины долгожданной быль? Не повернут ли кирпич иной стороной к жизни тогда? Не увидит ли человек перед вечностью, что он только стена? Ничего не принёс с собой, отправляясь в лучший из миров, ничего не принёс с собой, явившись в лучший из миров.

К чему же печалиться, забудем про стену. Стене найдём мы другую замену. Вместо стены поставим мы стол. За него всех посадим, кто бы к нам не пришёл. Придёт друг — усади рядом и вкушай вместе с ним. Недруг придёт, пригласи сесть и его — другом больше станет одним. Если кто позовёт на молитву, не отказывай тем, как Хайям стащишь коврик, но для тебя там сотня дирхем. Был бы повод грустить, коли чарка полна, когда девица рядом, а мысль любовью пьяна. Нет забот и не может их быть, если заботы ты можешь забыть. Разве перестанешь благие совершать дела, если позволишь себе выпить вина? Жизнь дана свершить деяние великое — плод твоих дум сие деяние великое.

Всё тут сказанное лучше забудь. Ослом в своей жизни лучше побудь. В обществе нужно быть подобным большинству, строить вместе с ними для дозорных стену. Тогда оправдаешь жажду и отправишься пить, тогда никто не сможет тебя укорить. Поступай на благо себе, люди будут говорить — он пьян умом. Поступай на благо людям, они будут говорить — он пьян умом.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Держи глаза и уши закрытыми, а рот на замке, если хочешь спокойно дожить до старости. Тем ты не наживёшь себе бед и по смерти твоей о тебе никто не вспомнит. А ежели надумаешь правде в лицо смотреть, покажешь ту правду другим, кто глаз не открывает, зато уши держит для внимания речам пустозвонным, то примешь за то наказание в полной мере. И не сказал ты ничего нового, объективно отразив увиденное, чем и заслужил порицание от общества, предпочитающего под смыслом бытия понимать им привычное. В чём же причина способности видеть другими не замечаемое? Виной тому образование заграничное и имеющийся опыт, отличный от для прочих обыденного. Достаточно ознакомиться с нравами другой страны, как в нравах своей обнаружишь изъяны. Но нет в том ничего греховного, ибо привычно то стало твоим соотечественникам, не поймут они тебя при всём твоём желаниии. Но обидеться могут. И обидятся!

Александр Радищев вступил в противоречие с обществом. Отрази он сухо увиденное, кто бы его стал порицать? Подумаешь, дороги после дождя становятся непроезжими — эка невидаль. Правда, дорога из Петербурга в Москву считалась тогда самой лучшей, хотя и уподоблялась каше при намокании. Подумаешь, увидел Радищев крестьянина, что в выходной день в поле работает, дабы семью прокормить. Разве в том есть нечто удивительное? А вот Радищев нашёл чему подивиться, жалея крестьянина, работающего в свой законный выходной. Стал сетовать Радищев на действительность, крестьянина жалея. Что же сам крестьянин? Он жизнь свою понимал естественным ходом вещей, иного для себя просить не подумывал. Зато Радищев за него решил, как поправить его положение, чтобы отдыхал тот в выходной день и чувствовал себя человеком. Не подумал Радищев, как потомкам того крестьянина с тем же усердием и без господ придётся заботиться о пропитании, дней для отдыха в той же мере не имея.

Как такой ход мыслей мог людям его времени понравиться? Зачем вмешался Радищев во всех устраивающее? Не всех, конечно, но большинство это точно устраивало. Кто на бунты исходил, так те от личной горькой участи на борьбу поднимались, устав от угнетения или иным образом существования своего не мысля. Протест Радищева выразился в книге, вольно им написанной. Может и сетовал ему кто из крестьян на судьбу свою тяжёлую, да кто на жизнь из людей не сетует — кого всё в жизни устраивает? О горькой участи каждый поведать способен, о том он обязательно прочим расскажет, кто-то на бумагу речи те переложит, но снабдит текст словами собственными, высказав больше нужного, о чём горемыки и думать не думали.

Бедственное положение крестьян понятно. Ими помыкают, распоряжаются по своему усмотрению, продают в солдаты, бесчестят девушек. Сложилась ситуация катастрофическая, о которой сто лет назад и помыслить не могли, не осуществи Пётр I реформы по закабалению людей русских русскими же надсмотрщиками. Больно на то взирать Радищеву, о чём он и решился рассказать на страницах «Путешествия из Петербурга в Москву». Только принял народ перемены, не стал идти наперекор воле божественного ставленника, власть на людей небесного владыки распространяющего. Раз велел Бог крестьянам крепостными быть, значит и быть им крепостными. Рвать путы рабства пожелал Радищев, того принять не смогли надсмотрщики, а крепостным о том и неведомо было.

Всему свой срок назначен. Несогласные проявляют волю и открыто говорят о требуемых переменах. Перемены случаются и живут люди, пока новые несогласные не решаются открыто сказать о необходимости новых перемен. И снова потребуются перемены, так как будут несогласные. Что до крепостных крестьян, то они остались, изменилась лишь форма их понимания. Пока государство не научится существовать ради людей, направляя деятельность на благо населяющего его общества, забыв о требованиях, само предоставляя человеку потребное, ничего не прося взамен, до той поры книга Радищева останется укором всякой власти, чьё могущество опирается не на следование нуждам людей, а на то, что она сама опирается на людей, давя и выжимая соки из них.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Структура произведений Владимира Маканина не так проста, каковой она представляется после прочтения. Сперва кажется, автор испытывает читателя, проверяет его на прочность — сможет ли тот понять, в какие степи унесёт фантазия писателя. И если сможет, то сумеет ли переварить предложенный ему текст, и какой интерпретации он будет удостоен. В случае «Стола, покрытого сукном и с графином посередине» всё оказалось неизмеримо сложно. Само название отдаёт уклоном в модернизм. Поэтому читателю требуется задуматься над осмыслением текста самостоятельно, поскольку Маканин излагает, не предлагая объяснений. Кто захочет понять — поймёт, кто не захочет — удостоит произведение того прозвания, коим оно по его мнению является.

Маканин постоянно возвращает повествование к столу, заново начиная сказывать ещё одну историю. Учитывая малый объём повести, вникнуть в произведение до конца не получается. Пусть над строчками бьются те, кто в том видит смысл. Если смысл не улавливается в общем, значит подобный модернизм остаётся уделом избранных, к коим не всякий согласится себя причислить. Грубо говоря, текст не усваивается и не откладывается, словно его нет. Словно на страницах не описывается ничего кроме стола, покрытого сукном и с графином посередине. Это есть. Оно запоминается. Прочее не так важно, скорее следует размышлять в ином ключе.

Истинный модернист способен написать книгу, просто взирая на мир через преломляющие свет грани стакана. Картинка искажается и позволяет иначе посмотреть на привычные вещи. Стакан можно наполнить разными жидкостями, тогда действительность предстанет в разноцветных красках. Но то стакан — он прозрачный, лёгкий, мобильный, всюду доступный. А вот стол, покрытый сукном, либо без сукна, свойствами стакана не обладает: в нём два удобства — сидеть за ним и лежать на нём. Сквозь стол смотреть не получится — это глупо делать в стране, где практиковаться в постижении дао предпочитают с помощью всё того же стакана. Зато у Маканина есть графин — малая толика здравого смысла. Однако, графин без стола не функционирует. В том-то и беда русского человека — здравый смысл всегда к чему-то привязан, иначе смыслом он не считается, тем более здравым.

Вновь возвращается Маканин к столу, покрытому сукном. С одного положения он с его помощью посмотрел, пришёл черёд занять другую позицию. До того был подход адекватный, и далее будет адекватный, потом уже не будет адекватным, пока адекватность не сойдёт на нет. Читатель внимает, стараясь уловить смысл происходящего. Может следовало представить себя столом, отгородившись от мира сукном? Что до графина, то он останется стоять посередине. Без графина, как оказалось, стол отдельно существовать не может, а значит продолжит стоять на том, кто представляет себя столом. Занимательное получается отождествление живого с неживым, разумного с неразумным, чистого душой с чистым по содержанию.

И снова перед читателем стол. Забыт стакан, не вспоминаются последствия чрезмерно испитой жидкости. С нового листа начинается повествование, словно прежняя жизнь имела значение в свете других обстоятельств, прошедших через иную грань, преломившихся и будто потерявших связь с прежними обстоятельствами. Тот же самый стол, покрытый сукном и с графином посередине, но уже воспринимаемый под другим углом — Маканин занял новую для повествования позицию.

Опять стол, на нём прежнее сукно и неизменно сохраняет срединное положение графин. Они не изменились, изменилось всё остальное. И будет изменяться. И пока Маканин способен менять позиции для восприятия, стол будет им храним.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Неужели возможно, чтобы те преобразования общества, на которые надеялись средневековые поэты Востока, наконец-то осуществились? Чтобы правители стран взялись за ум и задумались о судьбах их народов? Лишь в сочинённых ими легендах встречались подобные мужи, истово проявлявшие заботу о людях. И вот, живший в наше время, президент Туркменистана Сапармурат Ниязов воплотил в жизнь многовековые стенания людей, обратив во благо им своё правление. Обо всех собственных мечтаниях он рассказал в посвящённой этому «Рухнаме».

О чём мечтает человек? Иметь неприкасаемое жилище, счастливую семью, достаток и мирное небо над головой. Ничего другого человеку не надо. Управляющий государством должен озаботиться именно реализацией этих устремлений, тогда не будет волнений. Кто же захочет разрушить идиллию, впустив недруга в дом, позволив детям плакать, лишившись средств к существованию и взяв в руки оружие. Зачем такие горести людям? А между тем, иного в жизни не бывает. В редкой стране человек ценится за то, что он человек, а не рабочая сила. Где же существует тот край, где можно говорить об осуществившихся мечтах уже сейчас? Если верить Ниязову, то он лично это осуществил для населяющих Туркменистан людей.

В одном проблема — предложенная Ниязовым идиллия предназначена лишь для туркмен. Но если вдуматься, убрать из «Рухнамы» обособление одной нации от других, предложить благополучие всем людям на планете, то понимание текста книги расцветёт красками истинного великолепия. Ниязов предлагает сохранять нейтралитет, жить в мире с соседями, блюсти высокие идеалы, иметь чистые помыслы, быть опрятным, стремиться к новым знаниям, не забывать о духовности. Зачем человеку иные устремления, если все люди рождаются и умирают? Всем уготована одна участь, так зачем отдавать предпочтение сиюминутным выгодам и толкать человечество к катастрофе, кажущейся вследствие этого неизбежной.

Понятно, Ниязов скорбит о судьбе туркменского народа, расцветавшего, чтобы плодами его культуры пользовались другие, отбрасывая самих туркмен в развитии назад. Так было после нашествия монголов, подобное случилось за годы советской власти. Пусть Ниязов плетёт собственную историю для Туркменистана, находит истоки в глубокой древности, даёт основные изобретения и видит в тюрках потомков туркмен. Если ныне всё образовалось, появился шанс позаботиться о настоящем и дать возможность процветать родной стране, то нет нужды предаваться горестям. Как знать, реальна ли та история, имеющая статус официальной. Ведь убедил Ниязов турмен в действительности собственного видения прошлого, в той же мере каждый из нас верит в несколько иную историю. Но, ежели речь о тюрках, то так ли важно, как позиционировал туркменов Ниязов, далее определённого чёткими границами региона не выходивший? Каждый народ мечтает быть чем-то большим, нежели он есть, особенно в тех случаях, когда данный народ никем всерьёз не воспринимается.

Туркменская пословица гласит: «Хочешь построить государство, зови туркмена». Если туркмен построит государство на тех же принципах, что огласил Ниязов на страницах «Рухнамы», то сомнительно, чтобы кто-то отказался от обещания жить в достатке, сыто и без бед. К сожалению, нечто подобное обещается каждым кандидатом в каждой стране, и ни один из кандидатов, ставший кем-то большим, добиться осуществления обещаний не сумел. Часть населения всё равно продолжала жить в нужде, находясь за чертой бедности и без каких-либо надежд на перемены к лучшему. Поэтому бессмысленно дополнительно говорить о таких пунктах программы Ниязова, как природные ресурсы населению бесплатно, и многих других, похожих на недостижимую утопию.

Неужели мечты средневековых поэтов действительно сбылись? Ниязов мудро определил — если чего-то нет, а того хочется, то нужно говорить так, как ты того желаешь, и тогда оно обязательно наступит. Описал он великое прошлое туркмен, дал им великолепное настоящее, назвал хорошими и наделил отличнейшими качествами. Стыдно туркмену не быть тем туркменом, каким его представили на страницах «Рухнамы».

Автор: Константин Трунин

» Read more

Годы шли, менялась медицина, не менялись лишь животные и их хозяева. Если с животными Джеймс Хэрриот всегда находил общий язык, то с их хозяевами редко получалось наладить диалог. Отчего так? У знакомящегося с мемуарами ветеринара постоянно складывается впечатление, будто заботы о самочувствии братьев меньших лежат сугубо на чужих плечах, тогда как им достаточно постоянно требовать внимания к себе, более никак не проявляя заботу о собственном хозяйстве. Злость Хэрриота становится всё очевидней. Если в первых книгах он с улыбкой принимал подобные нелепицы человеческой безалаберности, то, вернувшись с войны, немного иначе стал смотреть на действительность. В самом деле, читатель должен комкать страницы и мотать на ус, как не следует относиться к себе, да запомнить, как нужно проявлять ответственность, не надеясь на услужливую помощь какого-либо специалиста.

Новые веяния в медицине заставили пересмотреть подход Хэрриота к лечению. Отчего-то это не понравилось фермерам. Должен возникнуть вопрос — отчего тем, кому до того было безразлично самочувствие животных, вдруг стали такими активными в отстаивании старых методов лечения? Сколько сомневающихся взглядов пришлось выдержать Джеймсу, пока его клиенты не поняли эффективность внутривенных инъекций. Сам Хэрриот неустанно экспериментировал с таковым способом оказания помощи, видоизменяя формы лекарств, тем принося пользу страдающим животным. Не раз Джеймс на страницах мемуаров делится случаями применения смекалки. Остаётся поверить, что всё так и было на самом деле.

Сетует Хэрриот и на новые оперативные вмешательства, ознакомить с которыми его никто не удосужился. Пришлось изучать их самостоятельно или полагаться на студентов. Только студенты не всегда способны применить на практике усвоенное теоретически. Легко потерять животное от таких экспериментов. Поймёт ли хозяин, ради какой цели загубили его скотину? Конечно, он об этом и не догадается, поскольку Хэрриот редко писал о разумных клиентах. С разумными, видимо, всё складывалось благополучно, что рассказывать о них просто нечего.

Впервые Хэрриот рассказывает о совершении рабочих поездок в Россию и Турцию. Он доставлял животных, сперва на корабле, потом самолётом. Простыми данные поездки оказаться не могли, принеся Джеймсу приятные и неприятные впечатления от увиденного и испытанного. Ему хотелось увидеть жизнь отличных от него людей, это желание сбылось. В России он отметил применение устарелых методик, а в Турции подивился дотошности местных специалистов. Пришлось даже жизнью рискнуть, чего от него никто не требовал. Часть пути он летел на неисправном самолёте и мог погибнуть. Бог сохранил жизнь Хэрриоту, позволив самолёту благополучно приземлиться.

Не работой жив человек. Не для работы ведь человек создан. Он живёт для семьи, ради продолжения рода. Вот и у Хэрриота есть двое детей: мальчик и девочка. Про их воспитание он не рассказывает, ограничившись парой забавных случаев, так как иногда брал их с собой, где и приходилось справляться с несколькими делами сразу, в числе которых оказывалось и наблюдение за потомством. А по случаю рождения дочери Хэрриот не упустил возможность рассказать о том, как он отпраздновал тот день, напившись и сев за руль, — его, разумеется, остановил полицейский, с которым пришлось вспомнить былое. Редкий случай, когда Джеймс решался отступить от основной линии повествования — почему бы и не сделать исключение, показать жителей Йоркшира в свете возможности адекватного их восприятия.

Всякое с человеком случается. Случалось всякое и с Джеймсом Хэрриотом. Пускай довольно однообразное. Чего же требовать от профессионала в определённой области, чьи будни касаются одних и тех же тем? Лишнего он практически не рассказывал — и это главное.

Автор: Константин Трунин

» Read more