Author Archives: trounin

Аристотель «Метафизика. Книга I» (IV век до н.э.)

Аристотель Метафизика

Жизнь должна пониматься через сомнение. Кто сомневается, тот мыслит. Значит, допускает множество представлений, никакое из них не выделяя. В качестве основы можно взять «Метафизику» Аристотеля, объединившую для потомков все представления древних греков о мире, сходных только в осознании того, что человеку не дано полностью познать окружающее, какие бы он умственные усилия для того не применял. Сам Аристотель не предполагал ничего определённого, выступив в качестве комментатора дошедших до него представлений. Метафизике не полагалось быть наукой о первоосновах, как о ней принято думать сейчас. Более того, термин «метафизика» появился через несколько веков после смерти Аристотеля.

Прежде того, как начинать знакомство с трудами Аристотеля, нужно понять, каким образом следует это делать. Во-первых, работ в оригинале не сохранилось. Во-вторых, основная часть из дошедшего до нас является переводом с арабского на европейские языки. Поэтому, опираясь на столь важную информацию, нужно иначе трактовать, понимая возможность присущих текстам Аристотеля неточностей, если они вообще имеют к нему хоть какое-то отношение. Особенно это касается рассуждений о Боге, могущих быть мыслями переписчиков текстов. В такой же мере это касается абсолютно всего, о первоначальном смысле чего нам никогда не будет дано узнать.

«Метафизика» представляет собой цикл из четырнадцати частей, для большей их важности названных книгами. Общей повествовательной линии они не содержат, как и образующей содержание идеи, которую Аристотель желал бы раскрыть. Неизвестны и даты написания. Стоит предположить, что античные исследователи творчества Аристотеля или арабские переписчики взяли и объединили в единый массив имевшиеся у них сходные друг с другом тексты, создав тем самым называемое нами «Метафизикой». В дальнейшем всё изложенное в сём тексте будет считаться написанным непосредственно Аристотелем, чтобы не предполагать иного, вполне допускаемого необходимостью сомнений.

В первой книге Аристотель говорит — все люди от природы стремятся к знанию. Стоит ли вспоминать миф о защите титаном Прометеем людского племени, выступив тем против божественной воли Зевса? Открыв для человека стремление к познанию, Прометей понёс суровое наказание. Люди же отомстили Зевсу, скинув с себя морок из чар, отказавшись от идеи божественности вообще. Безусловно, ни Аристотель, ни кто другой до XXI века серьёзно так это понимать не стремился. И нет нужды искать в трудах Аристотеля средство по окончательному искоренению религиозного плена, от которого человечество не избавится ещё в течение нескольких тысячелетий.

Аристотель объясняет склонность у человека к знанию за счёт способности запоминать, чем он существенно выделяется среди представителей живого мира. Благодаря памяти человек обретает опыт, тем способствуя развитию науки и искусства. Чем чаще человек занимается определённой деятельностью, тем он лучше её делает. Следовательно, кто опытнее — тот мудрее. Это означает, что суть мудрости — постоянная практика.

Как же человек познаёт мир? Для того он использует силлогизмы — с помощью цепочки рассуждений приходит к требуемым ему выводам. Но для рассуждений нужны причины. За оные Аристотель предлагает считать сущность, материю, источник и итог движения. Для доказательства сего мнения Аристотель приводит почти компилятивную выкладку по достижениям предков. Теперь известно, древние греки искали первоначало бытия в чём-то определённом: Фалес — в воде, Анаксимен и Диоген — в воздухе, Гиппас и Гераклит — в огне, Эмпедокл — во всех этих элементах и в земле, Анаксагор — в уме, Эмпедокл — в способности всех элементов соединяться и разделяться, Левкипп и Демокрит — в полноте и пустоте, Платон — в идеях, пифагорейцы — в числах.

Как видно, изначально древние греки считали первоначалом бытия определённую материю, либо их сочетание. После, когда стало очевидно, что, допустим, вода даёт жизнь, но жизнь не может быть порождена только водой, как не может быть порождена просто материей в любых её сочетаниях, пришлось согласиться с предположением о начале жизни с помощью того, кто умеет обрабатывать материю и придавать ей требуемую форму. Казалось бы, Аристотель обязан был рассмотреть роль богов, чего в «Метафизике» практически не прослеживается. Словно пласт рассуждений оказался вырван, сразу переключив внимание на следующий этап развития человеческой мысли.

Насколько допустимо считать идеи или числа за первооснову бытия? Во времена Аристотеля это серьёзно обсуждалось и требовало усилий, дабы высказать убедительное опровержение. Аристотель не считал необходимым отрицать, считая полезным допускать всё претендующее на прозвание истины. Он дал общее представление, предложив каждому выбрать близкий ему по духу вариант.

Самым логичным решением оказалось считать первоосновой всего саму природу, поскольку любая материя тогда оказывалась первичной. Это породило новые рассуждения, касающиеся всего сущего вообще. Например, Вселенная подвижна или нет? Её следует понимать разумом или чувствами? Есть у неё предел или она беспредельна? Или всё, согласно Ксенофанта, есть Бог?

И всё-таки, правдивой остаётся считать точку зрения Платона об идеях. Ведь именно идеи первичны, тогда как все исходит непосредственно из них.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Михаил Салтыков-Щедрин «Губернские очерки. Часть III» (1856-57)

Салтыков Щедрин Губернские очерки

Широта души Салтыкова всегда прощала простого человека, являвшегося в его глазах жертвой действующей политической системы. Верил ли сам Михаил в им рассказываемое? Не асоциальные личности отбывали наказание в исправительных учреждениях, а в основном мученики, аки агнцы божии, согласившиеся принять испытание за греховность человеческих побуждений. Но так и должно быть для истинного христианина, своей жизнью доказывающего право на рай после смерти, дабы быть по правую руку от Христа. Салтыков настолько категорично не смотрел на должное каждому бытие, он только порицал чиновничий аппарат, в нём одном видя причину страдания людей, принесённых в жертву обстоятельствам.

Само собой, есть «Талантливые натуры», своей жизнью доказывающие право на проявление народной смекалки и хитрости, пусть и совершаемой по доброте сердечной. Это не отменяет преступности проделываемых ими мероприятий. Ежели не желает человек спокойно созерцать действительность, тогда он должен принять положенное ему наказание. Но Салтыков таковыми восхищается. Особо он выделил четверых, написав о каждом по очерку: «Корепанов», «Лузгин», «Владимир Константиныч Буеракин» и «Горехвастов».

Предпоследний раздел называется «В остроге». Михаил описывает истории, услышанные им в оном месте отбывания наказаний. Перед этим он обозначает отношение людей к арестантам вообще. Человек, попавший в заключение, становится в обществе подобием прокажённого. Хоть вина его и будет искуплена, полноправным он себя ощущать более никогда не сможет. Чтобы оное мнение подвергнуть сомнению, Салтыков привёл рассказы сомнительного содержания.

Допустим, отбывает наказание человек, зарубивший топором девушку. Поступил он так не зла ради, поскольку не стерпел её недоступности. С другими она позволяла вольности, ему же отказывала. Вроде бы и нет теперь вины на нём, как то пытается поведать Михаил, и всё равно сидеть данному человеку, словно он совершил осознанное преступление. Прочие проступки описываются в сходной манере. Выходил Салтыков из острога с ощущением опустошённости от российских законов. Читатель же видит в том мягкосердечие Михаила, слишком доверчивого для своего рода деятельности.

Закрывает «Губернские очерки» раздел «Казусные обстоятельства». Салтыков продолжил оправдывать людей, приведя для лучшего понимания историю «Старец», о человеке, что всегда уходил с насиженного места, когда туда приходили люди. Не мог он терпеть возводимые ими порядки, желая жить собственными представлениями о должном быть. Самое удивительное, люди стремились именно к нему, привлечённые его бытом, пока кому-то из них не приходила идея начинать менять хорошо устроенный уклад. Потому и уходил старец, не имея желания бороться, когда проще всё начать заново.

Воззрения Салтыкова становятся более понятными по очерку «Первый шаг». Не мог Михаил в обвиняемом видеть виновного, так как у каждого преступления есть оправдывающие поступок мотивы. Понимавшие ход мыслей Салтыкова, говорили о нём, сравнивая с Макиавелли. Впрочем, говорить о применение сего повествования непосредственно к самому Салтыкову — неправильно. В продолжении истории от первого лица читателю представляется некий неизвестный персонаж, выросший в тяжёлых условиях и трудившийся в среде чиновников, подставлявших друг друга. Требуется понять, почему главный герой стремился оставаться честным, избегая любого нарушения закона. Сможет ли он преодолеть себя и не совершить первый шаг к моральному падению? Возможно ли, чтобы имея шанс получить взятку, он от неё отказался? И не съедят ли его за свойственные ему принципы? Угодные только ему и никому другому.

Вместо эпилога представлен очерк «Дорога». Салтыков прощается с местом ссылки, возвращаясь домой. Он наконец-то примется за плодотворный литературный труд.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Михаил Салтыков-Щедрин «Губернские очерки. Часть II» (1856-57)

Салтыков Щедрин Губернские очерки

Задав основную тему для очерков, Салтыков в дальнейшем позволил себе прочие сюжеты, обычно остающиеся без пристального внимания. В самом деле, так ли часто люди проявляют интерес к каликам божиим, богомольцам и проезжим, если их присутствие ничем не мешает? Михаил решил напомнить о их существовании, о чём в столице могли позабыть.

На страницах «Губернских очерков» рисуется «Общая картина». Салтыков обозревает положение в деталях, дополняя повествование примерами, вроде историй отставного солдата Пименова и Пахомовны. Кто-то собрался пешком до Святых мест дойти, а кому-то и без дополнительных духовных подвигов ад мерещится. Всему определяется должный фон, служащий основой для рассказов о семействе Хрептюгиных и о госпоже Музовкиной.

После описания положения религии в провинции, Михаил допустил необходимость представить виденное им в качестве драматических сцен и монологов, собрав написанные пьесы в четвёртом разделе. Вполне логично видеть, что первое произведение «Просители» касается чиновничьей темы, к тому же с острым социальным подтекстом: в суд подаётся жалоба против еврея.

Пытаясь разбирать очерки Салтыкова, понимаешь, далее заглавных работ проявлять интерес не имеет смысла. Оставленные Михаилом наблюдения подойдут желающим узнать быт периферии, восполнив пробелы в знаниях. Однако, понимая особенность мировоззрения Салтыкова, можно получить ложное представление о былом. Излишне Михаил показывал действительность, выискивая и прославляя эпизоды человеческих недоразумений. Это не отменяет их существование, но выставляется таким образом, будто живущие на страницах персонажи воплощают собой привычных для России людей. Читателю словно приятно думать, насколько плохо всё кругом, как удачно это выразилось в прозе Салтыкова. И пока он думает так, окружающие его люди стараются тому соответствовать.

Нужно понимать и возраст Михаила. Вернулся он из ссылки будучи тридцатилетним. В нём ещё не сформировался негативизм, он лишь таил недовольство от происходящего в провинции. Потому его соображения, вроде честный тот, кто является бедным, высказанные в «Выгодной женитьбе», являются предвестником жестокого высмеивания обыденности. Сам же Салтыков пишет монолог «Скука», ощущая то же чувство, начинающее преобладать у читателя. «Губернские очерки», изначально высмеивая, стали переходить на оправдательные ноты. Если к чему и была претензия у Михаила, то только к знакомому ему кругу исполняющих функции власти людей.

Пятый раздел «Праздники» совершенно не получился. Не умел Салтыков говорить о радости. А вот шестой раздел «Юродивые» выделился очерком «Надорванные». Наконец-то Михаил показал собственную человечность, выступив перед читателем в виде лица, находящегося в сомнениях: действовать согласно закона или показать присущую ему человечность. Читатель хорошо его понимает. Салтыков должен решить, как поступить с задумавшими поджог крестьянами, решившимися на такой поступок из желания быть сосланными в Сибирь, где им позволят обвенчаться. От Михаила зависело, какое определить для них наказание. Сослать в Сибирь их он не мог, но прояви сочувствие, сделай для людей ими желаемое, как дальняя дорога обеспечена. Читатель обязательно задумается, насколько оправдано потворствовать делающим злое дело, добиваясь тем личной выгоды. С какой стороны на это посмотришь, с той и рассудишь.

Опять же, в Михаиле интерес просыпался, когда повествование касалось его непосредственных обязанностей, тогда как прочее оказывалось изложенным весьма посредственно. Что же он желал поведать читателю в очерках «Неумелые» и «Озорники»? Если и важное рассказывал, оно забывалось, достаточно было ознакомиться с теми же «Надорванными», примечательными именно авторской нерешительностью. Ведь читатель должен сам решать, кому следует довериться, без писательского на то указания.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Михаил Салтыков-Щедрин «Губернские очерки. Часть I» (1856-57)

Салтыков Щедрин Губернские очерки

Сосланный в Вятку, Михаил Салтыков не вёл литературную деятельность. Он собирал материал, которым начал делиться с «Русским вестником» в 1856 году. Цикл наблюдений получил название «Губернских очерков». Будучи объединённым в одно издание, был разделён на девять разделов. «Прошлые времена» и «Мои знакомцы» стали проводниками в мир провинции, приковав внимание столичного читателя к быту ставших далёкими для него проблем.

Далёкими проблемы стали из-за их удалённости. В самой столице сохранялись точно такие же порядки. Но в губерниях, далеко располагающихся от монаршего внимания, происходил подлинный беспредел. Салтыков мог оный лично наблюдать, если не приукрашивал действительность. Огорошить обывателя у него получилось двумя рассказами от лица подьячего, видевшего творимые чиновниками самоуправства.

Причина начала публикации откровенных рассказов объясняется не столько чувством безысходности Салтыкова и его желанием высказаться о наболевшем, сколько смертью Николая I за год до того. Ежели ранее за незначительное свободомыслие ссылали на поселение, как то уже однажды случилось с Михаилом, то теперь в стране позволялось открыто высказывать недовольство.

Только время идёт, а российский чиновник не меняется. Оный сложился задолго до того, как о том хотелось бы думать. Более можно сказать, чиновник в любой стране старается найти выгоду прежде всего для себя, поэтому нет смысла заниматься самобичеванием. Винить следует человека вообще, склонного допускать наплевательское отношение к работе, используя её для реализации собственных потребностей. И если кому-то достаётся место начальника, редкий народный избранник не станет пользоваться даваемыми им преимуществами.

Вот и у Салтыкова на страницах «Прошлых времён» показываются наиболее вопиющие случаи, имевшие некогда хождение и в ином виде встречающиеся сейчас. Например, чиновники могли проиграться в карты, восполняя убывшие средства за счёт населения, устраивая дополнительные поборы, якобы на нужды царя. При этом понятно, если о таковой деятельности чиновников кто прознает, тогда не сносить им головы. Поэтому о завтрашнем дне действующие лица очерков Салтыкова не думают, главное в настоящий момент удовлетворить возникшие прихоти.

Находчивым везде даётся дорога. В тексте приводится случай практически честного отъёма денег у людей, не желавших участвовать в качестве понятых при осмотре трупа. Русский человек оставался крайне впечатлительным, из-за чего готов откупиться, лишь бы не присутствовать на столь неприятной для него процедуре. Знавшие о том чиновники не чурались собирать плату за отказ от участия в оном мероприятии. Надо ли говорить, что если преступник имел возможность оплатить «невнимательность» чиновников, то он так и делал. Остаётся предполагать, каких мер потребовал Александр II для проверки информации, ставшей известной благодаря стараниям Салтыкова. Видимо, слетело много чиновничьих голов, либо множество оных ещё больше озолотилось, так как на взятки вышестоящим деньги собирались всё с того же населения.

Очерки «Обманутый подпоручик», «Порфирий Петрович», «Княжна Анна Львовна» и «Приятное семейство» составили второй раздел. Это скорее сплетни, коими Салтыков решил поделиться с читателем. Ими он разбавил первоначально сообщённый негатив, показав, будто бы и в провинции живут стоящие люди, достойные не порицания, а всяческого уважения.

Некоторые наблюдения Салтыкова кажутся занимательными. Например, хороший человек пьёт водку по той причине, что ему в организме её не хватает, а в плохом её итак переизбыток. Есть в губернии люди, обходящиеся без взяток и решающие проблемы за счёт умения находить подход к населению. Некоторым дамам за тридцать не помешало бы мужа завести, взамен умершего, дабы зазря не пропадали.

Одно сказать можно точно — категоричность заявлений допустима, если будут приводиться примеры обратных человеческих поступков. Дав представление о людях без совести, покажи человека с высокой моралью. Салтыков так и поступил. Но читатель видит более отрицательные примеры, уже серьёзно не воспринимая возможность существования действительно благородных человеческих качеств.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Бретт Холлидей «Предсмертное признание» (1959)

Холлидей Предсмертное признание

Кто бы мог подумать, что тот, кого взялся отыскать Майкл Шейн, стал причиной раздора в богатом семействе, судьба членов которого теперь зависит от слов другого пропавшего человека, две недели назад потерпевшего крушение в море, а сегодня вернувшегося и сразу исчезнувшего. В каком направлении двигаться, дабы выяснить причину произошедшего? Бретт Холлидей решил помочь найти дневник, где должны быть записаны все интересующие детектива обстоятельства. Тогда станет ясно, куда делся первый искомый и в силу каких причин убит второй исчезнувший.

Майкл Шейн столкнулся со стеной молчания. Никто не желает делиться с ним деталями. Но никто и не знает точно, чем это грозит каждому из них. Имеется большая тайна, должная быть скрываемой неопределённо долго. Она является ключом к происходящему, и именно её читатель не должен знать до последних страниц, дабы не утратить интерес к чтению. Впрочем, даже знай об оной, было бы только приятнее следить за попытками детектива выяснить, о чём ему не желают рассказывать.

Тайна действительно велика. Она напрямую касается первого пропавшего человека. Когда будет казаться, якобы он постороннее лицо в происходящем, всего лишь вставшем на пути решения другой проблемы, то не надо торопить события. Бретт Холлидей обязательно увяжет сюжетные линии, подведя их к выводам, наиболее правдивым. Конечно, не так важно, каким образом поможет в расследовании дневник, поскольку он не содержит упоминания важной для всех тайны. Опять же, не будем торопить события. Сюжету предстоит пережить ещё раз смерть действующего лица, дабы усугубить понимание происходящих событий.

Пока выясняются детали, Майкл Шейн отчаянно пытается добраться до дневника, оказавшегося в распоряжении газетчиков. Ему необходимо его прочитать, дабы разрешить ряд возникших затруднений. Только как не погибнуть, ежели его обладателей убивают, либо калечат? Достанется и Майклу Шейну. Читатель после поймёт, насколько действительность излишне мало содержит удивительного, ибо всегда нужно исходить из самого банального и очевидного. Странно и то, что с такой характеристикой у Бретта Холлидея получилось написать интригующее до последнего детективное произведение.

Кому же выгодна смерть второго пропавшего? Он был человеком твёрдых убеждений, верил в Бога и никогда не обманывал. Причиной его гибели стала информация, на первый взгляд очевидная. Он точно знал дату смерти одного из выживших в крушении и умершего до прибытия на берег. Кажется, данные сведения имеют первостепенную важность. Только это не так. Не в том причина гибели сего человека. Ему была известна основная тайна, о которой он не стал писать в дневнике. Майклу Шейну предстоит понять всё, в том числе и почему некто продолжал убивать людей.

Самое поразительное, действующие лица на самом деле не знают всего происходящего. Каждый из них наделён определёнными опасениями, тем стремясь защитить прежде себя или родственника. Читатель выступает такой же заинтересованной стороной, только желающей разобраться в деталях, настолько же мало ему известных изначально, но и по окончании расследования не всё останется полностью выясненным.

Бретт Холлидей позволил оказаться на страницах ещё одной интриге. Он дал зародиться сомнениям в честности Майкла Шейна. Излишне ретиво он занимался расследованием, слишком много желая на нём заработать. Ему будет светить порядочная сумма денег, должная обязательно быть выплаченной. Напряжение спадёт с читателя, когда время нуара перейдёт в краткий момент отдыха в радужных красках. Всем воздастся по заслугам, ибо в Майами всегда хотя бы кто-то один будет воплощением справедливости — в данном конкретном случае речь о Майкле Шейне.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Михаил Шишкин «Письмовник» (2010)

Шишкин Письмовник

Зачем Михаилу Шишкину крупная форма? Разве он написал хотя бы один цельный роман? Не составив его из повестей или рассказов, никак друг с другом не связанных. Потому и не возникает понимания к его прозе, так как нет определённых рамок, исходя из чего будет формироваться мнение о прочитанном. Поэтому следует вывод: Шишкин — мастер рассказа. Только Михаил боится в этом признаться.

В «Письмовнике» читателю предложено две истории. Одна об участнике боевых действий на Дальнем Востоке, другая — о женщине, погружённой в проблемы бытового характера. Связывает их воедино только автор, и те, кто желает с ним в том согласиться. Сами истории наполнены переживаниями, исторгнутыми непосредственно Шишкиным из себя, никак не связанные с истинным положением дел. Но, если Шишкин воевал или некогда имел женский пол, тогда придётся признать, рассказанное им в тексте глубоко прочувствованно и имеет реальную основу.

Михаил проявил невнимательность. Он не пытается размышлять о квантовых теориях. Иначе, с разумной точки зрения, эпистолярный роман от лица людей, живших в разные отрезки времени, объяснить нельзя. Безусловно, понять они друг друга могут, ведь человеческое не может измениться за сто лет. Как и раньше мужчины не хотят воевать и умирать, а женщинам нужен семейный покой и уют в доме.

С чего же начинается повествование? Имел ли Михаил представление, о чём он будет писать? Или «Письмовник» создался сам по себе, будучи наполненным разными документами? И может в представленном на страницах действии нет никакой связи, как и твёрдой хронологии? Допустимы любые варианты, даже самые небрежные. Если писателю позволительно иметь такой подход к творчеству, значит и читатель не обязан во всех деталях разбираться с ему представленным.

Итак, повествование начинается с обмана лица без определённого места жительства, причём вероятно уже умершего. Почему бы об этом на рассказать в письме? И почему бы не дать право высказаться обездоленным? И вот Шишкин уже определился, в какую сторону он будет развивать мысль. А так как Михаил тяготеет к туалетной теме и склонен поговорить о физиологии, то яркими моментами писем становятся описания мытья сортиров, переполненных фекалиями, мокроты между ног и миазмов. Нет смысла рассуждать, насколько человек должен быть неосторожен, если не думает о возможной публикации мыслей об этом. Более того, все авторские рассуждения в итоге были удостоены широкого читательского внимания.

Когда не о чем писать, на подмогу приходят воспоминания о детстве. Очень удобно наполнять содержание, разговаривая про далёкое от текущего момента. Всё равно Шишкин не предполагал наполнять «Письмовник» чем-то определённым. И не факт, что читателю представлено только две истории, а не множество, просто имеющие излишнее количество сходных черт. Если каждое письмо оформить отдельно — цены бы такому литературному произведению не было. Вместе же они действительно напоминают случайно оказавшиеся рядом документы, старательно собранные Шишкиным и подшитые. Разумеется, не могло обойтись без тщательной правки с заменой имён и фамилией на одинаковые, дабы придать всему цельный вид.

По прочтении «Письмовника» приходит смирение, схожее с чувствами солдата, шедшего в бой, зная, что если ему оторвёт голову, то он будет счастлив, в любом другом случае — он обречён на страдания. Так и с книгами Шишкина: кого-то накрывает с головой от впечатлений, а кто-то готов от себя оторвать часть тела, лишь бы перестать себя мучить чтением.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Иван Крылов «Басни. Книга пятая» (1807-19)

Крылов Басни

От Крылова совет для всей писательской братии, чтобы поняли его и тошнотворно не писали: не говорить лишнего. Разве, вы, писатели этого не знали? И что тогда не останавливало вас никогда? Творили так много, вызывая несварение у читателя, словно «Демьянова уха»? Ведь перекормить равносильно тому, отчего понимается, вкусно быть перестало почему. Интерес удерживается за счёт привлечения внимания, а не за счёт присущего писателям навыка с названием «графомания». Да толку нет о том говорить — понятно читателю, за количество чего мастеру слова принято платить. Пусть пишет человек, коли желает того, кому не понравится, тот откажется от творчества его.

Кто скажет: наврано тут. Тому о басне «Мышь и Крыса» напомнит Крылов. Она о том, как думать принято. Содержит ёмкое количество необходимых к пояснению слов. Неправды в мире нет, как нет правды в мире нашем, тем ответ на сие затруднение и страшен. Один видит мир так, другой иначе, иному кажется другое: в этом понимание правды простое. Посему, какие не употребляй выражения для оправдания убеждений, останешься при своём, поскольку твои мысли — дело твоих же наваждений. Думается, «вода» в литературе найдёт спрос, ежели кто-то её, помимо автора, до прочих читателей с горящими глазами донёс.

Вроде смешно, и тянет смеяться, ибо нет понимания, как глупостью могут восхищаться. Ничего не поделаешь — устроен мир образом таким, чтобы всякое себе казалось за истину борющимся сим. Потому Крылов остерегает — опасаться насмешек нужно, ведь не знаешь, что потомку покажется глупо, что — умно. «Чиж и Голубь» наперёд чужой беде смеялись, хорошо, если от самих ещё перья остались. Хорошо, если «Водолазы» восстановят картину распрей былых, избежав повторения в будущем затруднений обоюдно враждебных таких.

Как же лучше поступить? Не может человек глаза закрыть. С закрытыми глазами он всё равно найдёт причину для ссор, даже сидя спокойно, от потомков получит укор. Такова дилемма, остаётся о ней говорить, никогда не получится её существование прекратить. В басне «Госпожа и две Служанки» был петух-молодец, его утренний крик госпожу будил. Некоторых слуг он не радовал, слушать его у них не было сил. Казалось бы, нет петуха — нет проблем, смириться госпожа должна с тем. Знали ли слуги, какой беды своим поступком стали основанием? Истинно, не трогай раздражающее тебя, дабы не стало оно твоим личным страданием. Петух проснётся в каждом, кто против петуха. Замените слово «петух», увидите, насколько эта истина для понимания легка.

Общий фон для пятой книги Крылов определил, ему далее он басни соответствующие находил. Поведал, как в сказе «Камень и Червяк» нет проку от каменных преград. Всяк судит по себе, сего никак не изменить. Хоть «Медведю у Пчёл» начальство вменить. Косолапый не долго будет думать, стоит ли улучшать быт насекомых, на мёд которых он сам из сладкоежек скорых. Начальник на то поставлен, чтобы на камни не серчать. Тем камням он знает, где сбыт искать. Потому, когда недоволен кто рядом окажется, тот пусть делает благо себе, пока крайним не окажется. А крайним ему быть всё равно, если не поймёт, когда время с глаз уйти подошло.

Тем, кто таки разглядел себя в баснях Крылова, такие быть должны, не может быть иного. Иван посвятил сказ про «Зеркало и Обезьяну», показывая, как трудно поддаться осознанию присущему тебе изъяну. Не любят сатиру люди, ежели она о них, но тут уж простите, таков особого назначения басни стих. Беда ещё и в том, что, узнав себя, сознаться в том нельзя, басня «Комар и Пастух» поясняет причину — легко пострадать за факт досаждающий, раскрывающий подлую твою личину. Да не умирать же от того, нужно жить продолжать, об этом в басне «Крестьянин и Смерть» пришлось Крылову досказать. Страшно заканчивать дни, только не избежать наступления момента того, как бы не преподносили благость смерти, от позора всё равно не убережётся никто.

На человеческие авантюры лучше не смотреть, да приходится их видеть и терпеть. Понимаешь, оду глупости петь приходится, поскольку место глупым поступкам каждый день где-нибудь да находится. В басне «Рыцарь» всадник понукал коня и заставлял его идти вперёд, тем создавая неприятности тому животному, что его к ним на себе везёт. Умный конь, хоть и предан должен быть, к авантюрам чуждым ему не загорится, он должен сразу пылом остыть. Пусть рыцарь отправляется на погибель, ежели то задумал он, но коню зачем исполнять такое, не из-за собственной воли ведь он на смерть обречён.

За человеком пусть следует его тень, она не покинет, покуда светит солнце и стоит день. Не покинет и ночью под светом ночного светила, даже если тело погибшего к тому моменту после жаркой сечи остыло. Сие рассуждение ушло далее, нежели Крылов в басне «Тень и Человек» рассказал. Впрочем, на постоянного спутника каждого из нас он всё же указал. Если есть бессмертное в человеке — это его тень, на которую внимание не обращается, ибо о таком глупо думать и думать о таком лень.

Не срубить избу ножом: Крылов предположил. Басню о том «Крестьянин и Топор» он сложил. Пусть так, резервов в человеке хватает, просто применения своим силам он не всегда знает. Потому и Крылов писал поучительные стихотворения, в них находя отдохновение. И смысл уходил на покой, ибо требовалось так, всё равно читатель найдёт любого смысла в словах его зрак. Басни «Лев и Волк» и «Собака, Человек, Кошка и Сокол» ум наш бы лучше не трогал.

Откуда есть пошла подагра, то Лафонтена нам бы испросить, Крылов и тут нашёл, как лучше адаптивно версию на русском изложить. Басня «Подагра и Паук» ожила в русских стихах, показывая путь заболевания, находящего жертвы в общества верхах. Нам, потомкам, болезни некогда важного люда достались, вместе с которыми их болячки к низам всё ближе спускались.

Бояться болезней богатых? Зачем? Достаточно приглядеться, чтобы не бояться. Толку о том нет говорить, человек как и ранее будет с ужасом всего опасаться. Слаб на ум, коли опасается всего, думает, будто пострадать от чего-то легко. Доказана ведь губительность идеальной среды, хуже её враждебной человеку беды не найти. В басне «Лев и Лисица» об оной болезни зашла речь, так проще сразу в гроб предварительно лечь.

Топить мысли в «Хмеле»? Али басню «Слон в случае» привести для примера? Дабы решить, какова царя к слону любви обозначена мера. Звери гадают, чем тот так оказался мил, всякий разное себе о том вообразил. Не станем им уподобляться, слухам и без нас легко распространяться. Они подобны «Туче» — есть там, где их быть не должно, заливают присутствием разум каждого из нас давно. Словно дождь на море — какой толк от него? Так и разговор пустой — не даёт ничего. Лучше обсудить важное, о чём скучно говорить, лучше всегда слухами продолжать себя и других изводить. Это как в басне «Клеветник и Змея», согласно которой лжецы гадов почётней в аду. Видимо, в пекле подземном слухов распространители с лжецами в одном почётном ряду.

Довольно о мрачном, лучше красок добавить. Пришла пора басню «Фортуна и Нищий» представить. Известно, удачу за хвост можно поймать, и до удовлетворения потребностей её не отпускать. Бывает и так, что удача не ловится, горе приходит в дом, любой человек, хоть именитый, оказывается разорён. А если удачлив окажется нищий, как воспользуется представленной возможностью он? Может станет успешным и знаменитым, вложив грамотно доставшийся ему миллион? Или будет копейки дальше считать, скрягой и в сытой жизни продолжая пребывать? Всё или ничего — не дано познать золотую середину. К сожалению, человек не способен принять чего-то ему даруемого даже половину. Желая лучшего, на даваемое ему не соглашается. Потому и быть ему бедняком — быть тем, кто нуждается.

Басней «Лягушка и Юпитер» Крылов мысль укрепил. Он лягушку милостью божьей одарил. Забралась та в горы и не нашла родного болота, спускаться обратно долго, пропала к трудам у лягушки охота. Обратилась к Юпитеру, дабы мир затопил, её прихоти низменной тем угодил. Безразличны другие, дай болото лягушке в горах, ведь обязан, коли милость случилась наяву, а не в мечтах. Станет ли топить Юпитер всё ради прихоти твари одной? Пусть и рыдающей о том, какой он несправедливый и злой. Не станет, и будет лягушка за то на него злиться, что богу плевать, не даёт ей всего лишь жизнью в полной мере насладиться.

Оставим лягушку, жить в болоте ей суждено. Дом она не построит, ибо ей не дано. Оный «Лиса-Строитель» возвести способна, и сделает отходной путь, поскольку знает — мысль человеческая к её судьбе злобна. Нужно помнить о лазейке в самой крепкой защите всегда, дабы загнанным в угол не оказаться никогда, дабы не просить о милости небес, если сам жизнь прожил ума без.

Ясно, как обыкновенный люд «Напраслину» любит возводить, да не ему на свечке яйца в голодный год варить, ибо не догадается, продолжая милость ожидать, которая придёт, только умерших от глупости тогда настанет время убирать. Тут бы басню «Фортуна в гостях» пересказать, где двое имели своё и рост давали ему, а третий имеющееся приумножать не позволял никому. Пришёл срок, толк после к фортуне взывать, ежели палец о палец прежде не стал ударять?

Жизнь прожить предстоит, от этого не отказаться, много разного узнаешь, в дураках только не старайся оказаться. Прочее простится, как бы не существовал, лишь бы о тебе потомок излишне плохого не знал.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Иван Крылов «Басни. Книга четвёртая» (1807-16)

Крылов Басни

Снова разлад, непонимание возникло опять: о человеке полагается больше нужного знать. Изучить со всех возможных сторон людской род, дабы понять, как начать жить без прежних забот. Всяк ищет причину бед в других, местами обстоятельства меняя, тем на ошибочность результатов наблюдений никак не влияя. Играй хоть на скрипке, пусть дано тебе баяном владеть, должен же наконец-то важное принять и уразуметь! Потому Крылов решил напомнить о делах коллектива, в четвёртой книге басен об этом рассказав неторопливо.

Дан «Квартет» — играет плохо он. Кто в том будет обвинён? Музыканты стараются лучше играть, причину не в себе, а в других желают искать. Звук отвратный, ибо ясно, коли не там инструмент стоит, значит перемена местами то устранит. Словно не видят члены коллектива объяснение плохой игры, подсознательно защищая более интересы свои. Да, квартету лучше стать не дано, ежели иных исполнителей не будет в нём всё равно. И слушатель, на диво нам, считает точно так же. Посему урок из сей басни каждый вынести должен сам.

«Листы и Корни» этот момент лучше проясняют, ведь корни листьям расти позволяют. Вернее, не будет корней, и листве не бывать, каким внешнее проявление обыденности не старайся принять. Исходное скрыто от глаз, источник не виден нам чаще всего. Потому беды разрешать следует, влияя на их порождение. Форму листьям придавать, лишь отдалять растения вырождение. Не по тому оно пути пойдёт, если с корнями нужное нам не произойдёт. Потому, отмечается в который раз, преобразование видимого — лишь услада для глаз.

Зверя не кормят травою, мяса его лишая, «Волк и Лисица»: от этого тот обозлится и та станет злая. «Бумажного змея» не держат на земле, он в небо будет рваться, позволь ослабнуть руке. «Скворцу» не петь соловьём, ибо лучше ему притворяться щеглом. Всему, как видно, определено особое место в природе вещей, изменить не получиться, пытаться не смей.

Наглядный пример Крылов привести пожелал, в басне «Лебедь, Щука и Рак» он его показал. Спорится дело, тянет всякий предмет передвижения в стихию свою. Победы ни за кем не бывать, лучше договориться на ничью. В жизни иначе, о том хорошо известно, целостность передвигаемого их не интересует, если честно. Важно амбиции показать и власть, коей они располагают, и не важно, что именно они на части разрывают.

Много у человека глупых затей, множество от них страдает людей. В будущем, безусловно, наступит идиллия совершенства, да захочется тогда народу прибавить убогого компонента. Не должно идеальным всё быть, тошно в такой среде человеку становится жизнь. Необходимо менять, даже в худшую из сторон, тогда благо, предками для потомков желаемое, пойдёт на слом. В баснях «Пруд и Река», «Тришкин кафтан» и «Механик» : Крылов рассказал, почему кнут — не наказание, а пряник.

Так и о красоте судит человек, не понимая её значения. Прежде мнимое прекрасным, достойным умиления, завтра подвергнется порицанию, послезавтра — уже поруганию. Кому-то милее пламя огня, тот видит прелесть разрушать построенное до него, собственное представление насаждать им решено. Иной предпочитает сохранять неизменным былое, сберегая ценностью прошлого в каждом сохранившимся слое. Мала басня «Пожар и Алмаз», зато как хорошо характеризует всех нас.

Будь мир наполнен искусственными цветами, воды бы не стало, погибнет тогда живое: кого бы это волновало. Человек в сходной манере отстаивает нужное только ему, не задумываясь, что требуется другому существу. Глубока сия мысль, оставить нужно её, басня «Цветы» поверхностно ситуацию представляет. И без того понятно всё. В такой манере лёгкого понимания сюжета в четвёртой книге и басня «Пустынник и Медведь» остаётся без назидательного совета.

Думать требуется, кого стремиться защищать. О помощи от агрессии мира могут и гады взывать. И как не оказать подмогу, если змея не юлит, о твоих обязанностях её оберегать она говорит? Подумать следует, прежде желания оказать помощь нуждающимся тем. Когда обяжешься, не отмолчишься уже, будто нем. Басня «Крестьянин и Змея» у Крылова как раз о том, о чём скорби полон бахвала переполненный гадами дом.

Не змея попросит, так попросит разбойник, и сделает это так, чему окажешься не рад, ибо отдашь корову, оставив себе подойник. Куда без коровы с подойником пойти, о том сам слова постарайся найти. «Крестьянин и Разбойник» у Крылова спорить долго не могли, не крестьянину говорить, кому кормить от, а кому кормиться у земли.

Видно, четвёртая книга басен в разладе, нет в ней темы определённой, хоть о существовании оной мы и утверждали. О занятном пошла далее речь, вроде случая в басне «Любопытный», где задавался вопрос про слона: не видел ли оного посетивший кунсткамеру, Петром для показа редкостей устроенную для. «Лев на ловле» запретил делить свою добычу. «Добрая Лисица» строит из себя ласковую сестрицу. Басня «Крестьяне и Река» о коснувшемся воды имущества. «Мирская сходка» о лишении овец права понимать предоставленные им преимущества.

И вот в окончании басня ещё одна — «Конь и Всадник» названа она. Крылов ясно даёт понять, как опасна свобода, если меры ей не знать. Ограничения быть должны, иначе беда случится, и всё тут оговорённое в прах прекратится. Как бы не бил человек в грудь и не причитал о судьбе, пока он кому-то нужен, его будут держать в кулаке. А как нужда отпадёт, то не станет человека и не будет желаний его. Тут уж решать — желать и быть или получить желаемое, лишившись от этого вовсе всего.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Иван Крылов «Басни. Книга третья» (1805-16)

Крылов Басни

Не перечесть возможных проблем, их описывать устанешь, в здоровом сне отдохновение рано или поздно находить себя заставишь. Забыться и отключиться от затруднений мира, это не ли не желание всех, кого бы десница божья после смерти о самом желаемом при минувшей жизни не спросила? Крылов продолжал басни сборниками разных лет выпускать, неизменно стараясь общий фон тем каждому выпуску сыскать. Случилось ли то к третьей книге басен? Столь ли же Крылов оставался для власть имущих опасен?

«Откупщик и сапожник» — первая басня. Она про сон, тот самый, о котором с первого абзаца речь мы ведём. Закрыть глаза и провалиться в пустоту, обретя желаемую там правду свою. Коли нигде воплощения желаемой мечты не иметь, пусть в ином представлении сможем осуществление её зреть. Ибо в жизни не так, как оно представляется нам, не поможет никто, коли не дать отпор свыше посланным на тебя батогам.

Глаза открыты — решили зреть беду они. Увидеть, какими бывают человека враги. И кто же враг номер один? Язык самого человека, этим врагом он полним. Что говорить, ежели беда сидит внутри? Лучше глаза снова получше протри. Не говори за других, то не даст ничего. Виноват прежде сам, так как тебе не виноват никто. Зачем бахвалиться и привлекать любопытных взоры, тем порождая зависть и чьи-то укоры? К бахвалу нагрянет вор или придут его убивать. А бахвал не сможет причину того понять. «Крестьянин в беде» у Крылова окажется вследствие болтливости своей, и получит помощь той же болтливостью, только болтливостью полней. Всяк с радостью поможет словом, только поздно помогать, если ворованное обратно грабитель не решит возвращать.

Как же устроиться в жизни, чтобы лишнего не говорить? Разве можно жить и слов обидных не проронить? То трудно, если голова ума лишена, не сможет отличить кого почитать она должна. Допустим, в басне «Хозяин и мыши» есть мыши и кошки, знающие пискливой братии уловки. Кому отдать предпочтение хозяину дома в борьбе кошек и мышей? Кошки — не сахар, их поведение выводит самых стойких людей. Если изводить мышей и кошек разом, закончится всё в лучшем случае пожаром. В худшем — мыши сгрызут всё доступное им, изведя хозяина и кошек с ним. Ум примени и думай наперёд, тогда и к тебе потянется кошачий народ. А если кошкам воздавать по проказам их, то не спрашивай за порчу имущества мышами с них.

Глуп человек, глупы кошки и мыши. Глупа и Моська, что лает на слона. Всё в жизни просто, ведь лай должен быть слышен, а деятельность видна. Не о собаке Крылов говорил, он мыслил в масштабе страны, ведь моськами являются все её жители, то есть мы. Что волнует человека? Только слышанное и виденное им, пусть и с результатом неизбежно плохим. Главное — сказано, главное — слышали все, главное — показано, главное — видели все. Прочее не делается, ибо не узнает о том гражданин, потому всё истинно важное не воспринимается действительно важным таким. «Слон и Моська» — ещё ода глупости одной, разве есть несогласные со столь истиной простой?

Есть несогласные. Тогда басня другая — «Волк и Волчёнок» зовётся она. Вновь о силе слова повествует её сюжетная канва. Коли кто не видит действительность, какая она есть, кто принимает ложные уверения за правду, кто за правду принимает лесть, тот не увидит, что у дурака во владении дураки, а у умного в подчинении умные одни. Потому не пойдёт старый волк на овец пастуха с умом, понимая, что легче будет совладать со стадом, управляемым дураком. Кому обидно понимать, будто он на думы слаб, так не допускай стоять над собой таких же, кто умом владеть не рад. Иначе беда, да кто бы сие понимал, лучше Моськой притвориться, виляя хвостом, что слона в грязи обвалял. Либо «Обезьяной», старательным существом, пускай и занимающимся мартышкиным трудом.

Таков человек, незачем его менять, ему нравится судьбу в руки проходимцев вверять. Смотрит не на заслуги он, ибо тогда бы нравился ему слон, а смотрит на мышей мешок, откуда он бы взять много ценного мог. Не знает он, что мыши там, ибо видит только «Мешок». Хорошо, значит будет ему вскоре урок. Не по мешку следовало судить, а судить по владельцу мешка. Впрочем, опустеет мешок, и печальна станет его судьба. Пока же мешок при нём, пусть и наполненный мышами, окружён признанием будет и многими друзьями. Ничего тут такого, ибо тянет всех нас не к бедняку со светлой головой, а к тому, у кого мошна гремит звонкой деньгой.

Пусты слова, а более писатель не имеет. Но и с таким набором ценного он властным быть умеет. Лишь бы не расходилось слово с делом, для чего басня «Кот и Повар» является примером. Не зевай, коли пришло время употребить речи дар, иначе другими слопан окажется единственный данный товар. Когда расцветает творчества пора, лови птицу удачи и всем показывай плоды сего ремесла.

Писатель — как комар! Он жалит больно. Пусть лев пред ним, а то и царь. Ничего не спасет и не удержит, ежели открытым оказался словесной мудрости ларь. Крылов — не комар, но чем он — не комар, по сути? Пускай, он мелкий, он не досаждал, но власть над власть имущими сама попала к нему в руки. Теперь он может изводить, оставаясь в праве творить, если не задумает его кто, назойливого, рукой придавить. Впрочем, в басне «Лев и Комар» Крылов стоял за себя, ежели до рыка от жалости его альтер-эго доводило льва. Хоть разводи речи о вечном, словно в басне «Огородник и Философ» говорится, никто не уличит тебя, ведь всякий недопонимающим притворится.

Чем же можно обличать? А ежели сказать, что вору миллиона мало? Сколько вору не давай, он воровать продолжит, ибо ему воровать пристало. «Крестьянин и Лисица» ведают о том в сюжете: такая страсть, ей вечно быть на свете. А если поведать про «Воспитание Льва»? Может ведь позволить себе оное писатель иногда? Как поведать и о «Старике и троих Молодых», погибших ранее, нежели старик от смерти затих. О «Дереве», о «Гусях» и о «Свинье», судящих о всём ими виденном сугубо по самим себе. Словом одним, «Муха и Дорожные» есть ещё басня у Крылова, как люди лезут туда, где не спрашивали их на то слова.

Об орлах можно рассказывать долго. Как с ними пытались тягаться разные звери. Например, паук паутину решил плести вверх, забыв, какие ветер крутит из неё в небесах карусели. Кажется, не о жизни уже, просто басня о мире другом, к человеку в которой применения мы никогда не найдём. «Орёл и Паук» — рассказ Крылова о земном, если оный мы в тексте найдём. Смысл допустимо искать и в баснях «Лань и Дервиш» и «Собака» , таковой находя, ибо сей жанр и рождён для поиска в их содержании отражения себя.

Есть пример у Крылова, как может глупо мыслить горделивый орёл, для того он басню «Орёл и Крот» для читателя привёл. Вот стоит дерево, на вершине его птицы гнездо, а крот слепой бахвальства горделивого не принимает, коли кто плохо скажет про его ремесло. Пусть высоко летает орёл, что с того кроту, коли корни дерева он сгрызёт в назиданье орлу? Упадёт дерево, вместе с ним рухнет гнездо, разобьётся всё то, что орлу было важно. Вроде крот — никто его не замечает, но какое же высокое положение он в жизни выше себя находящихся занимает. Посему, сравнив Крылова с комаром, мы не ошибёмся, сравнив баснописца и с кротом. Кто пробивает свет во тьме среди людей, тому осознание истины приходит скорей.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Иван Крылов «Басни. Книга вторая» (1808-15)

Крылов Басни

Все перемены ведут к одному печальному итогу, чего не объяснить ни себе, ни всему отдельно взятому народу. Всяк мнит, будто обязаны создать условия прекрасные, которые не создают, и создавать их не будут, ибо не тот должен быть дан человеку уют. Правителя в том не стоит винить, чего не в силах сделать он. Он схоже желает видеть исполненным народа просительный стон. Да сам народ ничего не делает, кроме поношения выбранной власти, не замечая, какие сам порождает напасти. Допустим, позволить народу правителя выбирать, как в Польше некогда шляхта взялась королей назначать. Что стало с той Польшей? Помнит ли кто? Польши не стало: соседние державы между собой разделили её. От лучшей жизни будет хуже всем, пора запомнить! Басня Крылова «Лягушки, просящие Царя» позволит о том напомнить.

Народ враждебен самому себе, он разрушится, вручи ему заботиться о собственной судьбе. Послушается он приятных от врагов речей, принимая их за дружеские наставления, поступая вороны (сыр обронившей) глупей. Стоит думать, прежде чем будущее в руки враждебно настроенных болтунов вверять, умеющих на момент демонстрации устремления к власти ладно устроенное грубо ломать. Так «Лев и Барс» делили кому властным быть, в том прок читателю нужно добыть. За кого он станет, та и будет жизнь для люда, только стоит помнить, что желающие добра чаще после обещанное исполняют худо.

Разный подход к строительству власти, «Вельможа и Философ» не разделяют присущие друг другу страсти. Им вместе не создать идеала в государстве, но и раздельно им не дано наладить что-то в доставшемся им царстве. Впрочем, ездить будут всегда на том, кто властью не владеет и нравом кротким наделён. В бедах не признает проступков виновный, он виноватым сделает другого — сей поступок не сложный. Ежели будет «Мор Зверей», в нём вина не за допустившим случившегося в стране, а на не сумевшем одержать верх в информационной борьбе.

Конечно, все бывают врагами. О том они не знают, пока кошка не пробежит между друзьями. Или пока не будет брошена кость в виляющую хвостами собачью стаю, забудутся заверения в братстве, ибо истина утонет в разноголосом лаю. Рушится «Собачья дружба» — так природой заведено, верить поэтому стоит, потому как завтра в прежнее верить уже не станет никто. Всяк о своём судачит в споре, «Раздел» у всякого бывает свой, достаточно помнить, что в лае собаки дружном скрыт лишённый дружбы волчий вой.

Не так это всё? Разрушить нельзя дружбу? А как же «Бочка» из-под вина, она не понесёт доказательства службу? Вот бочка, в ней было вино, теперь вина нет, видно только дно. Налей в сию бочку воды, дай воде настояться, испей содержимое, и пьяным ты станешь казаться. Да не о дружбе Крылов басню сложил, он показал, каким стал человеком и каким прежде был. Он остался бочкой с вином, хоть и отказался вино продолжать содержать, характер ему не дано никогда на иной поменять. Посему, коли зашёл разговор о неизменности людей, все речи от воды наполняющей делают их только полней. Ничему не бывать иначе, так отчего же страдать и верить? Чашу горя всё равно не нам, а потомкам нашим за нас мерить.

Если кто всё-таки решится строить из себя овцу, из стада уподобляться ведущим впереди всех овну, такому доверить стоит, опасаясь естественной веры в то, что управлять стадом овец и волку дано. Волк, разумеется, мирный снаружи, внутри — подобие зловонной от нечистот ему присущей лужи. Сойдёт «Волк на псарне» за своего, коли этого он пожелает, и станет мирно служить, будто мяса овечьего он не желает. Однажды, как не малюй волка другом прежних врагов, устроит он кровавое побоище среди дававших ему кров. Не из злобы и не из плохих побуждений, волк — жертва плотских наслаждений.

Говорить о сём трудно, и нужно ли о том говорить? «Ручей» мал, ему слов никогда не сможет хватить. Радует то, как ручьи сливаются в общий поток, неся слова громче в устье, чем шептал их исток.

Теперь, отложив проблемы страны на второй план, посмотрим, как живут рядом, а не где-то там. Вот «Лисица и Сурок», на них внимание теперь, нужно понять, что же представляет тот и другой зверь. Не станем разным размером судить, показано в общем, ибо так им приятно жить. Вот есть человек, али зверь из басни Крылова, он беден и о бедности плачет снова и снова. Хоть беден, того не заметно другим, как же бедный может быть богатым таким? Тихим сапом, никому не говоря, покупает деревню, растёт размер наделов — всё больше его земля. Откуда средства? Видно рыльце в пушку? Но, тем не менее, именно он стоял и стоит за бедноту.

О том говорят, то не секрет. Известна всем богатства причина. Ну и что… сурок и лисица не те, о ком скажут — дурачина. Лай не лай, каждому дорога своя предстоит. «Прохожие и Собаки» не те, чья правда их огорчит. Вообще, если честно, то суть такова, ибо каждому жизнь для разных дел Богом дана. Человек таков, каков есть и всегда он стремится к благополучию, чаще своему, бывает к чужому, смотря отдельно по конкретному случаю. Молва портит жизнь, но молвы короток срок, знают о том лиса и сурок.

И вот, разбередив душевную раны несправедливости мира, басня «Стрекоза и муравей» расцвела незримо. Что о ней говорить, коли ясно всё. Муравей трудился и пожал в плодах труда своё. Стрекоза не пожала — не ей жать ибо дано, у неё иной значимости труда ремесло. Чтобы муравей трудился, красоты ему пример потребен, оный стрекоза явила, но не в басне, ибо Крылов не тем принципам оказался верен. Вообще, век крестьянского люда тяжек, над коим барин властвует, и ничего, в облегчении труда он чаще даже не участвует. Тут бы сказать, бунт Крылова очевиден: Радищева пагубная книга ожила! Только басня сия, говорят, ещё при Эзопе была. Потому, не станем искать того, чего она не имеет, ведь глупо утверждать о чём, если от того пустословием веет.

Как так, почему, давайте глубже пытаться понять! Позвольте, не всегда лучше по мосту идти, если брод беспрепятственно даёт возможность преграду преодолевать. Зачем идти на мост, где сухо всё и сладок звука шаг? Там путник идущий всегда леностью объят. Он всему верит, ибо прочен мост, ибо строили знающие дело люди его. А вот брод перейти, так там не подскажет тебе о верности шага никто. «Лжец» ждёт на мосту, по нему доверчивые люди ходят, брод выбирают те, кого лжеца слова до ушей не доходят.

Как же трудно понять, полезен ты обществу иль нет. Обратимся к басне «Орёл и Пчела», может там есть ответ? Вот пчела — коллектива частица, вот орёл — одинокая птица. Они понять интересы друг друга не могут, и не смогут понять, как о том не кричи каждый из них. Пчеле рай мнится трудом во имя общего блага, орлу кажется, будто не может для кого-то быть целей таких. Орёл укоряет пчелу, стараясь убедить в своём представлении, пчеле же не важно, в каком её собеседник пребывает убеждении. Они разные, но общество их мира едино, потому и борются взгляды, каждому своё мнимо.

Бывает и так, что участвует в жизни и тот, кто, подобно стрекозе, живёт без забот. Нет, Крылов не противоречив, его персонажи воплощают и плохих. Например, «Заяц на ловле» — он никого не ловил, но когда делить начали, он о правах своих на добычу заявил. Напорист заяц, ибо не жмётся в кустах, его не обвинишь ни в чём, ибо он уверен в присущих лично ему правах. Потому, кто желает от жизни урвать кусок, тот и заяц, и стрекоза, и сурок.

«Щука и Кот» советов не слушают умных, «Волк и Кукушка» мнят себя за самых разумных. Разные звери — сколько правды в каждом из них. Все правы, поскольку не бывает правых одних. Всё пустяк, чему не придаётся значение, басня «Петух и Жемчужное Зерно» тому в подтверждение. Истину не разрыть в тине болотной. Однако, отчего же это так? Умный разроет, ибо в тине есть будущего богатства зрак. Не надо быть невежей, когда что-то не под силу уму, пусть другой решит, чем то важно будет больше ему. Ведь бывает такое, как убьёшь ты медведя, что человека на твоих глазах убивал, так ты не героем, ты погубителем стал. Басня «Крестьянин и Работник» как раз о том, как всякий судит о счастье чужом. Не трогай беды, коли не понимаешь её, может быть, для кого-то сия беда — радости всё.

Подводя итог второй книги басен Крылова, послушаем ещё мудрого автора слово. Всё сказанное выше — мнение частное: спорно оно. Его правдивость не подтвердит сам Крылов, как не подтвердит это мнение никто. Вот «Обоз» — повествование о благе стремящихся помочь, думая, что помощь — это благо, без неё всем жить невмочь. Действительно показательно, приводя достаточно примеров, показывающих, как помощь стоит траты многих нервов. Всяк умный, всяк знает лучшее решение проблем, а как берётся за дело, гораздо хуже от этого становится всем. Судить позволительно, ведь думается, так найдено решение будет, а попробуй его реализовать, как долго тебя народ после за якобы благое осудит. Дабы таковую мысль упрочить, Крылов басни дополнительные писал, об этом он в «Воронёнке», «Слоне на воеводстве» и в «Осле и Соловье» рассказал.

Автор: Константин Трунин

» Read more

1 188 189 190 191 192 356