Метка: литература россии

Кем же всё-таки был Александр Грин? Неужели мечтателем, желавшим убежать от действительности в иллюзорный мир? А разве были в те годы иные предпочтения, если любая твоя деятельность воспринималась через призму недоверия? Начинать Александру приходилось на излёте существования Российской Империи, когда общество лихорадило сильнее прежнего. Грин оказался в числе людей, ведших деятельность против царского режима. Его политические предпочтения стались близки к идеалам эсеров, то есть он готов был придерживаться крайних мер, но от исполнения террористических актов отказывался, предпочитая убеждать словом. В 1902 году — отсидел в карцере при пехотном батальоне, в 1903 — год провёл в Севастопольской тюрьме, по 1905 — под следствием, затем приговор в виде десяти лет ссылки в Сибирь, но последовала амнистия. Тогда же Грин стрелял в эсерку Бибергаль. На следующий год Александр арестован, сослан в Тобольскую губернию, откуда сбежал. Он раздобыл паспорт, отныне являясь Мальгиновым. Вскоре Грин написал первый рассказ — повествовал о зверствах, применяемых армией для усмирения крестьянских бунтов.

Разве получится и дальше называть Александра Грина мечтателем, бегло ознакомившись с фактами из его лет становления в качестве активиста за революционное настроение в обществе? Может после, когда жизнь заставит переосмыслить смысл существования, либо, проще говоря, Грин повзрослеет и наберётся разума, он покажет способность сойти за мечтателя. За того романтика, чьи герои могли думать о лучшем, ожидая невероятного, когда для них старались другие, позволяя желаемому происходить на самом деле. Этому быть в будущем, пока же Грин думал трудиться на благо партии эсеров, планируя шокировать читателя правдой о творимых бесчинствах. Только читать первое произведение Александра полагалась как раз тем, кто боролся с крестьянскими бунтами.

История агитброшюры, поскольку «Заслуга рядового Пантелеева» считалась за таковую, теряется сразу по создании. Тираж был конфискован и уничтожен. Один из экземпляров уцелел и стал достоянием потомков спустя пять десятилетий. Подобное отношение власти следует считать за оправданное, понимая, каждый режим предпринимает всевозможные меры для продолжения функционирования. И если возникает угроза, этому следует препятствовать. Собственно, литература подвергается цензуре или уничтожается превентивным образом, а деятели-смутьяны получают тюремные сроки. Со стороны данное явление кажется кощунственным, но до той поры, пока не становишься свидетелем, каких мер стремится придерживаться любая другая власть, являющаяся для читателя ему современной.

Содержание рассказа заставляет задуматься. Неужели так происходило на самом деле? Солдаты убивали крестьян, считая дозволительным делать то с особым зверством. И не скажешь, будто инициатива исходила от командования. Такого по рассказу Грина с твёрдой уверенностью не установишь. Скорее, сама суть солдат армии Российской Империи — нечто ужасающее. Опять же, не составит труда сослаться на прочие режимы, согласно которым получается, что человек легко превращается в первобытное животное, готовый терзать и кромсать, создай для него представление о безнаказанности. Описывает Грин и другие обстоятельства, показывающие зверства самих крестьян, готовых убивать друг друга, только бы утолить голод, так как в годы бескормицы они не могли добыть пропитание иначе.

Если смотреть пристальнее, крестьяне боролись против крестьян. Просто одни делали это с дозволения власти, другие — поставленные перед осознанием нужды.

Никакого намёка на мечтательность читатель в раннем творчестве Грина не находит. Александр продолжит описывать мрачные стороны человеческого социума. Ему бы продолжать работать в данном направлении, чтобы восприниматься именно писателем, желающим придерживаться позиций правдивого изложения. Он к тому стремился. Да вот историческая справедливость решила поступить с памятью о Грине иначе, закрепив представление: Грин — мечтатель.

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

Восточный мотив — эко диво. Европа под оный мотив видела грёзы. Думы поэтов той поры словно затопило, проливали о пустом тогда слёзы. Было бы к чему, разделилось мнение у людей, в России негативно порыв сей воспринимали. Ладно бы, в стиле Оссиана — выдумка ради игривых затей, но в том же духе о востоке, чего толком не понимали… В Англии Томас Мур сочинил поэму «Лалла Рук», взбудоражив умы. Эко диво — восточный мотив. Да были строчки до незамысловатости просты, ничего сверх должного не сообщив. Жуковский решил до русскоязычного читателя донести поэмы часть, взяв сомнительного содержания эпизод, даже Пушкин будет Василия после ругать, подобной безвкусицы Александр стерпеть не мог.

Говорить за Мура не станем, не в Жуковского переводе точно следует оценку давать. Стремление Василия изменять содержание знаем, любил он стих под себя изменять. Потому, где Жуковский брался за перемену смысла или иначе прорабатывал сюжет, там он и считается автором, иного выбора у читателя нет, Василия ведь следует нам назвать нарратором.

Кому нужен в поэзии восток, тот обратится к персидским стихам, арабские на заметку возьмёт творения. Довольно через века досталось той поэзии нам, переведены умело те стихотворения. Что до Мура, особенно в Жуковского переводе, понятен далёкий от европейца антураж, для современника он был в моде, разбавлял застой античности сей эпатаж. Устал читатель внимать похождениям героев из греческих мифов, хотелось испытать новых ощущений, осознать присутствие в мире прочих смыслов, должен быть и среди европейцев на восточный мотив гений.

Жуковский говорил приятно, слагал он строки на лету, рифмовать получалось складно, приятно было самому. Да вот проблема, можно принять за без раздумий сказанное. Такая уж она — восточная тема, любое слово бросаешь на ветер, ничем не доказанное. Важен антураж, волшебные слова, прочее на общем фоне никого не сможет возмутить, не возропщет на поэта молва, предпочтёт мимо глаз и ушей пропустить.

Вот легенда о пери — как звали девушек, застывших между небом и землёй. Закрылись перед ними рая двери, нет пути им обратно домой. Они живут на радуги цветах, купаются в белизне облаков, игривый смех застыл на устах, ждут пери воли богов. Таково понимание Мура, Жуковским сообщаемое, так нужно суть пери понимать — создание злобу мира принимаемое, стремящееся к раю павших доставлять. Не те пери, каковые по сказам поэтов востока знакомы, эпитетом сим наделявших красавиц, сводящих с ума, служивших для мужчин предметом утраты истомы, источником зарождения в порывах огня. Мур с мифологической сути не сходил, не думая показать земное существо, и Жуковский с тем же ощущением действо подносил, стараясь сделать так, как не сможет никто.

К кому же пери обратится? Какому воину воздаст почёт? Юноше, что подвигом гордится, которым в памяти людей живёт. Против тирана выступил юнец, стрелу направив во властелина, желая положить конец, убив отродье джинна. Не дело — кровь народов лить, за это следовать должна расплата, за убийство — разумным кажется убить, не желая обрести ни почестей, ни злата. Погибнет юноша от ран, пери к нему устремится с небес, может для того представления сей сказ и дан, чтобы за заслуги нисходили к человеку девы, а не ангел или бес.

Читатель мыслит пусть, иначе трактуя сочинение Мура в переводе. Только неизбывной останется грусть, ведь погибать молодым — не по природе.

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

До «Пиковой дамы» в исполнении Пушкина ещё далеко, но Жуковский пример собою подавал, он к переводу из Иоганна Гебеля обстоятельно подошёл, «Красным карбункулом» тот рассказ Василий назвал. Страшен сюжет, убийство есть, проливается кровь, страсть к картам там, пьётся вино, беса подобие является вновь. Из середины ведётся повествование, не сразу поймёшь к чему возьмётся вести рассказчик-старик. Кто его герой, неужели оживший для иного сказания Варвик? Мрачное гадание для девушки показано было, она никак не верила судьбе. Туз бубновый, семёрка треф и червей туз: всё это подводило к беде. И вот полюбила, не ведая, что достался туз бубновый — таким оказался её муженёк. Кто не знает — сию карту иной народец красным карбункулом зовёт.

Муж пьяница — беда из бед, муж картёжник — сущее наказание. Да плоха жена, не прилагающая к исправлению мужа старание. Пусть карты сказали достаточно, веры им быть не должно. Самой предстоит судьбу ковать, либо положиться на провидение: всё под одно. Куда не стремись, избежать рока не сможешь никак, ведь достался карбункул, хоть муж и явный дурак. Пить бросать не собирался, сделав послабления, от картёжного азарта отказался, утопая в зелёном змие без совести зазрения. И, однажды, явился к нему Бука — с виду господин приятный. Он-то и пробудил в пропойце азарт к картам стократный.

К чему склонить читателя? Требуется мораль. Надо сделать так, чтобы не было оступника жаль. Он сам взял карты в руки, нарушая жены запрет, горько продолжая пить, не замечая меркнущий свет. Какой же это Бука явился к нему? Жуковский сослался на дьявола подобие. Читатель видел Буку иначе, принимая за разума на человека злобие. Бука — есть тот, кто приходит за ослабший от осознания реальности мир, кто кажется нужным, если для пропойцы алкоголь стался кумир. Оно так, чего Жуковский отрицать полностью не стал, указывая на иное, искушением Василий Буку назвал. Так и есть — искушение злое, горе-горемычное и бедовая беда. Без карт можно сказать, какая ожидает слабовольного человека судьба.

Семёрка треф — тюрьма на семилетний срок. А туз червей? К пролитию крови он. Жена продолжит ждать мужа, запустеет за годы прошедшие дом. Явится муж, свирепый без предела, нож будет в руке, убьёт жену, потянется к картам, утонет в вине. Всё Бука виновен, ибо семь лет назад карбункул ему проиграл, а этот карбункул в кармане пустоту в звонкий талер превращал. Праздная жизнь сгубила человека, ибо губит всегда ощущение дозволенного изрядно. Оттого не получается жить с наслаждением, становится жить неприятно. Следом проступок, наказание, случается беда, сколько не уповай на судьбу, не говори, будто не твоя это вина.

Не простой перевод Жуковскому достался, другого рода Василий мораль искал. Может Горе-Злосчастие ему мнилось быть показано важным, схожую идею в сих строках сообщал. Исключение зримо, туз бубновый жить другим образом не умел, обращая в труху каждый день и всякое мгновение. Если и создавал о себе благостное, то разочаровывающее впоследствии впечатление. В том особенность варианта Василия — наказ жить по совести, соразмеряя возможности и потребность. Ведь и правда, зачем человеку выносить сор из избы, терпеть мира злободневность? Не для себя существовать — мир своим присутствием украшать. Будет трудно, казаться невероятным, но к тому нужно себя направлять.

Всё равно, каждый на собственный лад рассказ за авторством Гебеля поймёт, не каждый читатель задумается над содержанием, особенно, если не привык давать мыслям ход.

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

Поверим прочим, кто о нём говорил, а говорили о творчестве Клопштока много. Кому сей поэт оказался впоследствии не мил, тот бил по памяти о Фридрихе жестоко. Чураться полагается, не дело поперёд Гёте и Шиллера превозносить, всякий так делать старается, пытаясь творчество Клопштока забыть. Но где же уважение к памяти творцов прошлых лет? Почему с усмешкой воспринимается Клопшток? Подобных ему может в современности нет, и кто бы литературу собственной страны приподнять так смог? Говорите, Гёте и Шиллер — блеск литературы немецкой. Сии творцы — достояние народа. Назовём это суждение — причиной веской, ведь так думает потомок год от года.

Нет, не станем браться за Клопштока всерьёз, не по зубам он людям, кому немецкий язык плохо знаком, оставим то для любителя поэзии Германии и сказочных грёз, готовым настоящее отправить на слом. Обратимся к одному из переводов, что Жуковский оставил. То выдержка из «Мессиады» — поэмы громадной. Василий «Аббадоной» тот отрывок озаглавил, придерживаясь повествования линии главной. Неотступно сообщал, в угоду русской речи дозволяя исправления. Да и сам Жуковский понимал, для чего создаются такие стихотворения. Иной мысли не выразишь, ибо опасно мыслить на тему промысла высшего существа: смысла другого не выделишь, должны быть ясными слова.

Повествование сообщалось в смутных тонах. То нечто из времён, излишне отдалённых. Речь шла не о древних богах? Или о существах, слишком приземлённых? Чертоги ада или сени небес, два лица зрят с поэтического полотна, кто из них ангел, кто бес… или сущность у бытия всего одна? Или братья они, создания вечности порыва? Аббадона и Абиил — их имена. Возмужали братья, поняли в чём сила, разгорелась между ними вражда. И стало важным определяться, за кем пойти, кому служить: за правдой идти — от лжи отдалиться, к правде идти — лжи не может быть. Сатаны ненасытен взор, выбор осуществить потребовал, оттого брат брату выражал укор, каждый из них свой путь исповедовал.

Так отчего возникает проблема в восприятии поэмы? Текста полного для ознакомления не хватает. Да не беда ведь — нет такой проблемы, если кто-то ознакомиться с «Мессиадой» желает. И на русском перевод есть, пускай в прозе сообщаемый. Сложность в другом — нужно себя увлечь, постараться постигнуть предмет интереса к познанию желаемый. Пока же, другого мнения не возникнет, «Аббадона» (в переводе Жуковского) в качестве притчи воспринимается, и даже от этого голова читателя поникнет, поскольку сложно текст воспринимается.

Что становится ясно — держать научиться нужно мысли и дела в узде, поскольку опасно, когда о твоих поступках судачат везде. Поднять руку пожелал? А хватит ли сил? Держать руку в замахе устал? Так поднимать никто не просил. Подними палец, укажи на неправедность поступка, но и палец устанешь держать. В чём тогда должна быть людям уступка? Как раз в том, чтобы мыслей не выражать. От пыла речи — нового не обретёшь, говоря тихо — слова среди прочих утонут, даже в мыслях себя не найдёшь, если мысли те ежечасно стонут.

Буря и натиск — этого не заметит читатель. Достаточно знать, Клопшток такому направлению в немецкой литературе давал ход. Разве плох автор — способов выражения искатель? Не он, так другой писатель обязательно искомое найдёт. Что до прочего, всему своё место будет отведено, возникнет только тогда много общего, историей иного на века вперёд не дано.

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

Есть такая позиция: что было до — несущественное, что будет после — не повторит прежде имевшего место, что есть сейчас — то на вес золота. В этом мнении кроется точка зрения солипсистов, и она — самая устоявшаяся в обществе. На данной особенности восприятия строится модель человеческого поведения. Оной придерживался и Зотов, громко заявляя — театр в России появился и развивался при нём. Как так? — спросит читатель. А Сумароков, Княжнин, Крылов… императрица Екатерина Великая? Всё это было, но вне зрительского интереса, каковой получил развитие в царствование Александра I. Поэтому, кто интересуется историей русского театра, тому обязательно нужно уделить внимание воспоминаниям Рафаила Зотова.

Зотов с малых лет ходил на театральные представления. Ещё будучи юношей, он слыл за псковского зрителя, наблюдавшего постановки на немецком языке. В те годы считалось обыденным, если происходило чёткое разделение на французские, русские и немецкие труппы. Не зная французского языка, Зотов оставался беден в восприятии. Из других особенностей тех лет: ходить в театр могли в домашнем, дамы без стеснения занимались вязанием, а пришедшим на представление за билет по смешной цене считалось зазорным осуждать постановки.

Отнюдь, Зотов не считал, будто театр — удел избранных. Наоборот, представления должны посещать все слои населения. Кому нужен комфорт, тот приобретёт дорогой билет и будет удобно сидеть. Кому требуется считать каждую копейку, тот вполне способен простоять несколько часов. Собственно, оттого и опечалится Зотов, привыкший видеть большое количество зрителей, чему предстоит сойти на нет. Отчего-то несколько сотен стались важнее, нежели одновременное присутствие на представлении тысячи человек. Ведь очевидно, людям нужны развлечения, чего их лишают, делая цены недоступными.

Зотов долгие годы оставался лицом, приближенным к управлению театрами. Он сам активно писал пьесы, занимался переводами и адаптацией на сцене иностранных произведений. Но случались и вынужденные перемены. Самая очевидная — 1812 год. Театральная жизнь затихла, поскольку цвет страны встал в ряды армии, желая дать отпор Европе, скопом перешедшей рубежи Российской Империи. Последствия были не менее очевидными — французские труппы распались, в обществе появилось пренебрежение ко всему, связанному с Францией.

С особым удовольствием Зотов рассказывает про актёров. В данном пункте читательское восприятие оказывается глухим. Ничего не скажут имена, чей вклад в драматическое искусство остался лишь в виде воспоминаний о нём, тогда как ничего другого не сохранилось. Вот и приходится доверять словам Зотова, считая того или иного актёра за мастера игры.

Ещё один перелом в истории театрального дела — восстание на Сенатской площади. Русский театр терпел преображение, причём далеко не в лучшую сторону. После смерти Милорадовича Шаховской оказался вынужден отойти от управления театрами. Одним из светлых пятен следует признать пьесу Грибоедова «Горе от ума», но, как известно, утрата Грибоедова не менее связана с воцарением Николая I, послужившая для Персии поводом для враждебных действий против России.

Зотов посчитал необходимым упомянуть и других талантливых деятелей, вроде Гоголя и Кукольника.

С 1838 года Зотов — практически постороннее лицо, взирающее на деятельность русских театров со стороны. Он продолжил интересоваться театральной жизнью, составлял рецензии для «Северной пчелы» вплоть до 1858 года.

«Театральные воспоминания» интересны сами по себе, Зотов затрагивал пласт истории, интересующий не всякого. Кому понадобится знать о развитии театрального дела? Едва ли не всё оказалось повергнуто во прах. Чем жили и к чему имели пристрастие, то растворилось в былом, едва ли способное возродиться вновь.

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

Правление Николая I — неоднозначное для исторического процесса событие. Как воспринимать этого правителя? Ему досталось сильнейшее государство, оказавшее достойное сопротивление Наполеону, сыгравшее ключевое значение для успокоения бури, разыгравшейся в начале XIX века. Как Николай этим распорядился? Если не брать в рассмотрение годы правления, подойдя к заключительному этапу, то — печально. Показав желание оставаться сильным, не считаться с мнением прочих государств, Николай поставил Россию перед необходимостью пожать плоды такой политики — против выступили европейские державы, согласившиеся поддержать империю Османов. Оставим то для размышления историков, поймём другое — Зотов представил Николая в самом выгодном свете: в виде правителя, достойно державшем регалии монарха.

Николай был настолько добродетелен, что намеревался ослабить крепостное право, а то и вовсе его отменить. Почему того не осуществил? Рафаил сослался на революционные годы — 1847 и 1848, когда Европа уподобилась улью. Похожей вольницы в России, особенно от черни, Николай не должен был желать, особенно памятуя о восстании 1825 года на Сенатской площади, едва не стоившее ему трона.

Воцарение Николая всё равно неизменно связано с выступлением декабристов. Сам Зотов вспоминает, каким образом всё тогда обстояло. Никто всерьёз не думал, будто брат почившего царя Александра — Константин, — окажется вне прав на императорство. Спешно приносилась присяга, нисколько не разбираясь и не вникая в документы, ставшие вскоре известными общественности. Согласно им получалось, Константин отрёкся от престола незадолго до смерти Александра. Тогда присяга, пусть и произнесённая, становилась бесполезной. Но декабристы всё-таки восстали. Что до коронации Николая — она случится в августе 1826 года.

Как развивалась политика Николая? Произошло ухудшение отношений с Персией и империей Османов, последовали военные столкновения. Николай лично отправлялся на театр боевых действий. Зотов посчитал нужным добавить, как с турками опасно заключать мир, поскольку мусульмане, в силу заповедей мусульманской веры, не обязываются поддерживать соглашения с представителями других религий. Тому в подтверждение войны с империей Османов, утихавшие и снова разгоравшиеся. В ходе одной из них Николай остановил продвижение армии, бывшей в двух переходах от Константинополя, согласившись на мир.

Зотов отметил важность присутствия духа в Николае во время разразившейся в стране холеры. Государь не удалился от разгоравшейся эпидемии, лично посещая города, внушая людям уверенность в скором избавлении от хвори. Таким шагом Николай словно показывал, насколько способен справляться с трудностями, не отдаляясь от нужд народа. После Зотов приведёт ещё один пример, когда Николай увидел телегу с гробом, за которой никто не шёл, тогда государь стал тем, кто возглавил похоронную процессия, невзирая на то, что хоронили бедняка.

На долю Николая выпало семнадцать лет непрерывного правления без войн. Зотов отметил создание первого свода законов в России. Остальное — возведение монументов и архитектурных сооружений, вроде столба на площади перед Зимним дворцом, памятника на Бородинском поле, Николаевского моста, и, конечно же, железной дороги от Петербурга до Москвы.

Как не говори, завершать повествование обяжешься Крымской войной, в разгар которой Николай заболел и умер. Из-за этого, как не правь Николай до того, память о нём омрачилась. Получалось, что не сделано важного для процветания государства, Россия терпела поражение, чему не должно было быть места. Так сталось, страна ослабла и оказалась лишена способности противостоять политическим соперникам. Та война закончится поражением, сын Николая — царь Александр II, — закончит войну, ставшую для России позорным пятном. Впрочем, это пятно позора не раз ещё будет смыто, всё равно проявляясь вновь.

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

Как легко изменяется история в руках писателей. Достаточно иметь общее представление о прошлом, как создаётся художественный пласт угодного автору содержания. Ведь важно показать некоторую мысль, тогда как обстоятельства становятся декорациями. Например, некогда могущественный завоеватель Тамерлан подошёл к Руси, встав лагерем у южных границ, намереваясь или не намереваясь отправиться в поход на северные земли, либо продолжить усиливать влияние на Золотую Орду. Тот момент полон загадок, поскольку Русь могла быть уничтожена — чего не случилось. Теперь возникал вопрос: какую версию предложит Рафаил Зотов. Увы, ничего общего с действительностью, кроме разыгрываемого среди декараций действа, читатель не увидит.

Зотов предложил в качестве основного действующего лица — Иоанна III. Вернее, будущего государя, сумевшего объединить русские земли, уничтожив вольницу ряда княжеств, вроде Новгородского, и освободить Русь из-под ига. Причём тогда тут Тамерлан, умерший за тридцать пять лет до его рождения? Непонимание останется открытым, так как Иоанн пребывает в юношестве, наделён мудростью и рвётся защищать справедливое распределение благ. Может Зотов упоминал некоего другого Иоанна? И может не про Русь вообще говорил, учитывая, насколько положение Москвы, особенно в годы пришествия Тамерлана, продолжало оставаться шатким и ничего не обещающим.

Для Зотова важнее показалось создать впечатление о важности старшего в роду, за кем следует идти и на кого возлагать чаяния. И это тогда, когда не успел родиться отец Иоанна — Василий Тёмный, — чья власть постоянно находилась под угрозой, для чего достаточно вспомнить его борьбу с новгородским князем Дмитрием Шемякой. Что у Зотова? Рафаил даёт представление, будто на Иоанна все возлагают надежды, за него готовы умирать, только бы он избежал опасности. Пусть читатель удивляется, когда основным защитником выступит рязанский князь, чьи предки если и запоминались в историческом аспекте, то в качестве предателей Руси или верных слуг Золотой Орды, смотря какой взгляд иметь на историю.

Для внесения нелепости, Зотов дал в прислужники Тамерлану Узбека. Из-за этого приходилось недоумевать: неужели, того самого хана Узбека? Но нет, Узбек жил относительно давно от похода Тамерлана на Русь, поэтому если о ком речь и шла, то о человеке, чьё имя должно восприниматься за знакомое. Вот в лице Узбека и предстоит увидеть, почему Тамерлан отказывался продолжать движение на север. Одна из причин — неподготовленность к погодным условиям. Другая причина — не найдётся столько прокорма для коней, каковое количество требуется. А наиболее очевидным объяснением выступит обстоятельство мятежей в империи Тамерлана, должные быть задушенными сразу.

Если говорить о наполнении, Зотов дал для читателя широкое повествовательное полотно. Пьеса «Юность Иоанна III» публиковалась с подзаголовком «Национальное представление в пяти действиях». И размах на самом деле захватывал дух. Нельзя было спокойно внимать происходящему на сцене, наблюдая за вознамерившимся грабить Русь кочевником. На задний план отступали нелепости, вроде умеющего говорить на русском языке Тамерлана. Главное, показывалась возможность единения народа перед опасностью. По следам победы над миллионной армией Наполеона — подобный сюжет не казался сомнительным. Зотов словно напоминал, что тем могущественнее государство, чем сильнее люди любят правителя, готовые отдать жизнь, лишь бы позволить государю продолжать править.

Как же всё-таки воспринимать пьесу Зотова? Видимо, Рафаил вдохновился трудом Карамзина, из которого дозволялось черпать любой сюжет. И как не говорить про Иоанна III, носившего прозвание Великого? Сей правитель стал подлинным царём. Ну а прочее — красиво созданная на вымысле композиция.

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

У каждого народа собственная правда. И каждый народ считает свою правду важнее. И каждому народу мешают другие народы, видящие правду иначе. От этого происходит недопонимание желания других, из-за чего периодически случаются войны. Но как об этом рассказать, чтобы все поняли именно так, а не другим образом? Трудным делом решил заняться Илья Эренбург, поскольку, как не будь важны устремления французов, немцев и американцев, пальма первенства должна оставаться за людьми, населявшими Советский Союз. Пусть произведение оказалось переполненным от пафоса превосходства коммунистической модели общества, включая пестование отдельных личностей, всё же нужно остановиться на основной идее повествования: у каждого народа собственная правда.

Эренбург писал обо всём одновременно. Он разворачивал перед читателем полотно минувшей войны. События начнутся задолго до боевых действий. То из лагеря французов, то переходя в немецкий стан, то следуя дальше, Эренбург вёл к пониманию единственного — всем необходимо добиваться лучшего из возможного. Вот показываются евреи во Франции, со страхом ожидающие вторжение немцев. Никто не верил, будто французы сдадут страну на милость тех, над кем они недавно одержали верх, отомстив за обиды франко-прусской войны. Но француз не отличается постоянностью, чаще он — не грозный лев, готовый возглавить поход из миллиона солдат на царскую Россию, а кроткий агнец, соглашающийся отдать Париж без боя, только бы не допустить разрушения. И всё же оставались французы, готовые продолжать бороться за честь и достоинство.

Вот немцы, униженные Европой, кого пожирала гиперинфляция. Они доверились человеку, пообещавшему воздать за унижение, повернув ситуацию наоборот, чтобы ставить на колени обидчиков, вплоть до радикальной борьбы, поскольку за издевательство над немецким народом надо уметь держать ответ. Эренбург проведёт немцев на страницах произведения от идеи правды идей национал-социалистов до презрения к Гитлеру, чьи идеи будто стали для немецкого народа противными.

Следовало показать и горечь немцев за войну с Советским Союзом. Эренбург серьёзно показывает печаль немецкого народа, сетовавшего на безумие советских граждан, которых они называли никчёмными. Подумать только, на той войне русские убивали цвет нации, причём не своей, а именно немецкой. Такую мысль Эренбург дозволил немцам, которым приходилось умирать за идеалы рабочей партии Германии, хотя будущее представало в ином виде, где немцы могли приносить пользу себе и прочим. Чему не бывать, поскольку Советский Союз повергал Третий Рейх во прах.

Почему так? У всех есть собственная правда. Не может советский человек быть похожим по мировоззрению на французов и американцев. И американцы не смогут разделить радость и печаль советского человека. Но и жить отдельно друг от друга не получается, и найти точки соприкосновения кажется невозможным, ведь нужно называть сугубо правоту своих мыслей. А что потом? Одна война породит другую войну, где сойдутся победители в новом противостоянии. И после произойдёт всякое, когда бывшие соперники объединятся против тех, с кем прежде воевали, либо находились в союзе.

Нет, Эренбург не думал предоставить для читателя лёгкое чтение. «Буря» — тяжела для восприятия. Затрагиваются аспекты, требующие пристального внимания. Вместе с тем, внимания совсем не требующие. Но где ещё найти произведение о той войне, где сделана попытка осмыслить все стороны одновременно, почти никому не давая прав больше, нежели того могло желаться? Если правильно понять, что не существует подлинной правды, тогда может читатель сможет осознать пагубность человеческого стремления доказывать правоту, чаще угодную определённым народам, но не человечеству в целом.

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

Загоскин любил писать о русских, рассказывал про бытие народа в разные временные отрезки, и ещё успеет рассказать о нравах. И среди прочего, «Тоска по родине», называемая Михаилом повестью, — сообщение о жизни за границей. По воле судьбы главный герой повествования отправится через Европу в Испанию, став очевидцем событий, радости ему не доставившие. Читатель в том сам убедится, в который раз поверив утверждению — хорошо там, где нас нет. И читатель обязательно добавит: хорошо до той поры, пока своими глазами не увидишь, какие безобразия там творятся на самом деле. Поэтому, приготовившись внимать, нужно постараться усвоить аспект основного вывода, тогда как сюжет вкратце лучше усвоить из либретто, к созданию которого Загоскин вскоре успеет приложить руку.

Пока оставим в стороне мотивы, побудившие главного героя отбыть из России. К слову, он и прежде бывал в Германии, где ему совсем не понравилось. Вот теперь он оказывается в Англии, понимая подлинный ужас жизни англичан. Тут плохо быть мужем, ибо за любой проступок жены отвечать придётся лично, в том числе за содеянное ею до брака. А какие нищие в тех местах? Эти люди не просят и не вымаливают подаяние — они настойчиво требуют, считая своё право на то обоснованным. Нет, бежать из Англии, не задерживаясь в подобном краю. Куда? Во Франции ситуация не лучше, там вонь и мрак. Куда обращали взор русские за прошлые столетия, или один Фонвизин сумел разглядеть ужасающие условия быта французов, к тому же успевшему сообщить и про крестьян, пусть и вольных, зато находящихся на более худшем положении, нежели самые закрепощённые в России. Действительно, Франция местами великолепна, но чаще переполнена гнойными запахами.

И в Испании не лучше. Главному герою придётся посидеть в тюрьме, поскольку он никак не мог понять, почему, подарив кольцо некой донье, ибо та того страстно желала, он обязан был отправиться в заключение. По местным порядкам тот, кто дарит, женится. В случае отказа — его отправляют в тюрьму, пока не передумает и не даст согласие на женитьбу. Вот такая она — Испания. И из тех краёв лучше бежать обратно, благо в России порядки привычнее и не переполняются от нелепиц. Но главный герой изначально желал жить в Испании. Не в Гранаде, так в другом месте он обретёт временный покой. И там он станет поперёк горла, его захотят убить.

Вывод очевиден: родился в России, из России не беги, если не умеешь соглашаться с требованиями других народов, какими бы противными к исполнению они тебе не казались. Оно и поныне так, что заставляет возмущаться и пересказывать другим нелепость нравов. Однако, оттого там и не Россия, что живут иные народы, привыкшие ценить собственный уклад жизни.

Что до главного героя, по родной стране он не тосковал. Ему мила была одна девица, с которой он по глупости разругался, теперь предстоит осознать настоящее положение дел, отчего придти в недоумение. Сам виноват, поспешивший измыслить такое, к чему действительность отношения не имела. Читатель не станет серчать, ведь Загоскин желал показать быт русских не в период древности, наполеоновских или смутных времён, а образ человека, поехавшего в далёкие места, где хотел единственного — забыться от доставшихся ему обид.

Почему Михаил не стал развивать тему? Видимо, современный читатель не принял произведение на заграничную тему. Может в обществе ещё не остыла обида на Европу за вторжение в 1812 году.

Автор: Константин Трунин

» Читать далее