Tag Archives: литература россии

Рафаил Зотов «Таинственный монах, или Некоторые черты из жизни Петра I» (1834)

Зотов Таинственный монах

Имя Григорий — как нарицательное значение грядущих проблем для России. Оно памятно с периода Смутного времени, периодически проявляясь снова хотя бы раз в одно столетие. Отчего бы таковым не наделить ещё одного персонажа, пускай и вымышленного. Им станет монах Гришка (каким бы странным сие дьявольское сочетание не казалось). Кто он и откуда — никому неизвестно. Но он воспитывался наравне с детьми царя Алексея Тишайшего. И был свидетелем в том числе и стрелецких бунтов. Такого персонажа можно вывести на любой уровень общественной жизни, вплоть до влияния на первых лиц государства. Ежели читателю показан однокашник будущих царей Ивана и Петра, а также их сестры регента Софьи, то должно подразумеваться его определяющее значение на происходившие в стране процессы. И как бы оно так, да больше Григория беспокоила проблема рождения, ибо ему хотелось узнать, чьим сыном он является.

Зотов создал нечто вроде загадки. Некое лицо посылает в дом Хованского мальчика-сироту, упросив дать кров и воспитать. Отказа не последовало. С той поры юность Григория протекала под покровительством влиятельного дворянского рода. Он не знал нужды и имел вхождение в царские палаты. И тот же Григорий будет продвигаем на в меру высокие должности в стрелецких войсках. До развития хованщины читатель не перестанет гадать, какую роль сыграет в первом стрелецком бунте непосредственно Григорий. Неужели сей сообразительный мальчик обагрит руки кровью, истово казня всякого человека, встающего у него на пути?

Может показаться и так, будто Зотов создавал плутовской роман. Ежели родители Григория неизвестны, то допустимо всякое. Но разве в традициях данного жанра с первых страниц делать всё для должных претерпевать страдания? Поэтому плутовство разрушается само по себе, становясь лишь одним из возможных вариантов развития событий. Но читателю всё-таки следует узнать, от кого Григорий происходит. Для интриги Зотов убрал из повествования единственного свидетеля, обладавшего требуемой информацией. Повествование при этом не остановилось, так как история всё равно продолжалась, и главному герою произведения просто следовало хотя бы чем-нибудь заниматься.

Обычно тайное становится явным, когда оно перестаёт интересовать. Жизнь Григория станет равномерной, порою прерываемой на события интересные и не очень. Ему бы следовало забыть и не вспоминать, пользуясь и без того дарованными благами склонявшейся к нему Фортуны. Однако, читатель не поймёт, ежели не узнает, за кем следует признать отцовство над Григорием. Пожалуй, из того не следует делать нечто особенное, поскольку, зная наперёд, сюжет от того иным для понимания стать не сможет.

Итак, отцом Григория являлся гетман Дорошенко, причём скорее всего тот, имя которого носил таинственный монах, то есть — Дорофей. Прочие домыслы озвучивать кажется бессмысленным. Достаточно того факта, что информация о гетмане Дорофее Дорошенко скудна. А это, в свою очередь, является привлекательным моментом для беллетристов, любящих заполнять белые пятна фантастическими допущениями. Так отчего не сделать гетмана монахом? А может и сына своего он таким образом продвигал, позволив ему оказаться в числе приближенных к царской власти. Понятно, такие рассуждения бесплотны. Впрочем, бесплотно и произведение Зотова, основанное на допущениях, где всё сказано сугубо читательского интереса ради.

К тому же, читателю требовалось историческое лицо, склонное придерживаться стороны России, особенно когда речь идёт о казацких распрях на землях сечи. Гетман Дорошенко стал нужным звеном, способным сковать в единую цепь народы некогда разделённых русских княжеств, часть которых долгие века оставалась под контролем западных славян и литовцев.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Василий Тредиаковский «Тилемахида» (1766)

Тредиаковский Тилемахида

Один из крупнейших трудов Тредиаковского — перевод «Приключений Телемака» за авторством Франсуа Фенелона. Делал то Василий с желанием пробудить в русскоязычном читателе стремление к познанию прекрасного. Перевод был подан в виде героического сказания о деяниях сына Одиссея, отправившегося на поиски отца, о странствиях которого написал Гомер. В качестве формы подачи было выбрано подобие античного стихосложения, будто должное приблизить к примерному осознанию величия искусства древних греков. Единственный момент мешает насладиться творческими изысканиями Тредиаковского — нежелание вникать в кропотливый труд Василия, что услужливо предварял каждую главу её кратким пересказом. Ознакомившись с должными стать известными событиями, попытавшись вчитаться в стихотворство без каких-либо намёков на само стихотворство, читатель ещё при жизни Василия разводил руками, считая «Тилемахиду» способом для наказания нерадивых учеников.

Нет нужды разбираться непосредственно в приключениях Телемака. Это плод человеческой фантазии, угодный к трактованию любым способом. Можно отправить сына по следам отца, а можно проложить для него другой путь. Проще, разумеется, пустить как раз по следам, иной раз действуя на опережение. До наших дней дошло достаточно художественных произведений, где хорошо удаётся проследить за множеством нюансов, и где важнее всё-таки судьба участвовавших в Троянской войне лиц, нежели опосредованно к ней причастных персонажей. На беду Телемака, он из числа причастных, поэтому любой его шаг — оторванный от основной канвы сюжет, обречённый на вечное следование рядом с событиями, не способный на них оказать существенного влияния.

Тредиаковский переводил Фенелона, но насколько точно — судить сложно. Для этого надо уделить время и ознакомиться с прочими переводами произведения. Ежели кто решится исполнить такую задачу, то он заранее готов к отсутствию интереса со стороны читателя. Объяснение тому очевидно — мифотворчество последующих веков пошло по другому пути, предпочтя забыть мифологию древности, сделав выбор в пользу верований тёмных и средних веков, всё согласно тому же неувядающему романтизму, так и не ставшему для Тредиаковского близким. И тут причина такая же понятная! Василий просто не успел стать свидетелем смерти академических пристрастий, довольно быстро уступивших место новому поколению литературных предпочтений.

Несмотря на важность, поэтика античных авторов чаще всего претерпевает отторжение. Русскоязычный читатель не может её принять, не имеющий возможности для адекватного восприятия, связанного с языковым барьером, мешающим даже адекватной возможности создать хотя бы подобие. Остаётся слагать в возвышенных тонах, уповая на заложенную в повествование гордость действующих лиц, вещающих о доставшемся им для свершения важном деле. Только в таком духе получается говорить про античные поэмы, тогда как никак иначе того сделать нельзя. И никакой гекзаметр не станет помощником, излишне противоестественный уху человека, привыкшего к русской речи.

Тредиаковский это отлично понимал. Но он понимал и то, что сложная для усвоения поэзия — это признак, должный ставить высокое искусство над лёгкостью народного стихосложения. У него получалось, будто героическая поэма должна звучать громко, надменно и становиться испытанием для стремящегося понять её содержание. Тогда как сами древние греки ни о чём подобном не мыслили, создавая поэтические произведения, дабы петь их под музыкальное сопровождение. Возможно ли такое проделать с «Тилемахидой»? Лучше и не пытаться.

«Приключения Телемака» стали непреодолимой стеной, в очередной раз отгородившей Тредиаковского от читателя. Василий не стремился создать искусство для всех, специально находя способы его усложнения. Потому становится непонятным, зачем Тредиаковскому вообще требовалось задумываться над структуризацией русского языка.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Михаил Тарковский «Замороженное время» (2003-18)

Тарковский Замороженное время

В разные годы сборник «Замороженное время» издавался в зависимости от написанного Михаилом Тарковским материала. К 2018 году в него вошли семь повестей и горсть рассказов, созданных в разное время и посвящённых преимущественно теме жизни в далёкой от цивилизации Сибири. В тех местах мужики удят рыбу и отправляются на охоту, в тех же краях они мужают, набираются опыта и становятся достойными российского общества людьми, ибо уподобляются ему во всём, становясь участниками повседневности, где рыбалка и охота остаются далеко позади, иной раз пробуждая душу вспомнить о прежних увлечениях. И обо всём этом Михаил Тарковский писал присущим ему слогом. Чаще он оставался понятным лишь для себя, в очень редкие моменты умея достучаться до читателя.

Жизнь сибиряка — не так сложна, какой она кажется на первый взгляд. Что в том, ежели с детских лет человеку приходится испытывать переживания, свойственные данной ему для свыше доли? Он может жить у реки, внимать поступкам отца, противиться настойчивым просьбам матери: всё равно вырастая в того, кем ему предстоит стать, вне зависимости от побуждавших к тому причин. Он может полюбить сибирские реалии, а может восстать против и действовать наперекор складывающимся для него обстоятельствам.

Куда бы не шёл Тарковский, тот выбор является личным правом Михаила. След в русской литературе он всё-таки оставил. Есть у него такое — жизненное и важное — отчего понимание Сибири не будет складываться. И это не из-за того, что жизнь в Сибири — обыденная действительность, особо ничем непримечательная. Дело именно в духе, сообщаемом с налётом грусти. Сибирь — необъятна, пусть и сосредоточена большая часть её населяющих людей на юге, вдоль железной дороги, тянущейся от уральских гор до Владивостока. Но севернее — тут и там — живёт достаточное количество людей, о которых чаще забывают. Но благодаря ряду писателей, в том числе и Михаилу Тарковскому, приходится вспоминать, насколько трудно сломить обстоятельства и отказаться от былого, когда волей случая твоей родной стороной становится как раз Сибирь, и особенно те её места — далёкие от внимания, затерянные от всех, известные только тем, кому приходится там жить.

Должна появиться боль в груди от щемящего чувства горести. И вот боль появляется. И боль эта тяготит. Она туманит сознание, влияет на способность видеть и слушать. Но говорить та боль не мешает. Кажется, будто всему суждено оборваться, настолько беспросветным воспринимается существование. Отчётливо возникает понимание: жизнь даётся для страданий, но жить нужно, не соглашаясь принимать неизбежное за должное быть. Отнюдь, представления сибиряков о жизни сравни ипохондрии. Надо просто усвоить — боли никакой нет, если не говорить об одной душе. Вот душа действительно болит, тогда как сердце продолжает биться без перебоев. Осталось научиться забывать о душе, хотя не родился ещё сибиряк, способный оказаться бездушным.

Сборнику дал название последний рассказ «Замороженное время». Конечно, это мнительность, тогда как ничего не останавливается, продолжая бесконечное движение вперёд. Это только кажется, словно жизнь остановилась, отказываясь изменять имеющееся. Разве над обществом царствуют прежние нравы? Отнюдь! Сибирь прошлого века и Сибирь нынешняя — сходны малым, тогда как различий масса. Но Тарковский закрепил для читателя промежуточное состояние, воспринимаемое за имеющее быть постоянно. Где-то так и осталось до сих пор. Но, думается, в большей части уголков России случились радикальные перемены, ухудшившие положение на периферии и улучшившие в региональных центрах. Ведь было когда-то время, когда жизнь кипела как раз в глубине «сибирских руд». Но надо ли, чтобы всё повторилось опять?

Автор: Константин Трунин

» Read more

Мария Куприна-Иорданская «Годы молодости» (1960)

Куприна-Иорданская Годы молодости

Куприну шёл тридцать второй год, когда он встретил двадцатилетнюю Марию. Их свёл Бунин, при самой первой встрече шутя на счёт будущей женитьбы. Свадьба вскоре состоялась, но и развод не заставил себя ждать. Преимущественно о том коротком отрезке жизни, практически восьмидесятилетняя, Мария написала воспоминания. Там Куприн выступил ярким творцом, литературным мыслителем, вхожим в писательское мастерство в разгар пришедшей к нему славы. Ещё не начал греметь «Поединок», но всё к тому шло, благодаря усилиям Марии. Когда они расстались, Куприн продолжил жить, через десяток лет удалившись в эмиграцию. И вернулся в Россию он затем, чтобы умереть на руках именно Марии — первой своей жены.

Воспоминания Куприной-Иорданской выполнены в духе беллетристики. Действующие лица на страницах воспринимаются в качестве исторических персон, они кажутся персонажами романа. Беседы с Буниным лишь предваряют повествование. На равных правах в «Годах молодости» появятся писатели Горький и Чехов, с теплотой относившиеся к Куприну. А сам Куприн — честный и порядочный человек, бравшийся не сколько сочинять рассказы и повести, а редактор периодического издания, готовый не жалеть времени для чтения трудов неизвестных литераторов, и, самое главное, предоставлять им место на страницах, чему противились прочие члены редакции, имевшие планы публиковать хотя бы малость именитых.

Куприн честен с другими и с собой. Как-то ему довелось ехать на поезде в вагоне для курящих. Он ехал не один: сопровождал недавно родившуюся дочь. Не умея словом добиться требования держать форточку открытой, Куприн предпочёл действие, разбив окно. Ему пришлось заплатить двойной штраф, зато никто не мог его укорить за совершённый проступок.

Известно, как Куприн относился к греческим рыбакам, с коими имел дело в Балаклаве. Он хорошо знал про их повседневную суету, став участником оной. И всё же честность в очередной раз проявилась в связи со вспыхнувшим на крейсере «Очаков» бунтом под руководством лейтенанта Шмидта. Став свидетелем Севастопольского восстания, Куприн отразил то в одной из статей, изложив всё по существу, выступив против официального замалчивания того происшествия.

Имел Куприн знакомство и с писателем Маминым-Сибиряком. Сошлись молодость и старость. Мамин устал от повседневности, собираясь писать сугубо для детей. Куприн же, наоборот, пылал желанием будоражить общественность. Тот самый «Поединок» всегда восхваляемый в мемуарах свидетелей его жизни и биографов, должен был показать истинную сущность армии. Из воспоминаний Марии читатель узнает, как она заставляла его приносить очередную порцию написанного каждый день, иначе не пускала домой.

Дальнейшее повествование — путь от произведения к произведению. Куприна-Иорданская взяла на себя обязанность музы, побуждая мужа искать материал для нового рассказа или повести. Совершенно отчётливо прописано, как знакомство с Рыбниковым побудило Куприна написать произведение «Штабс-капитан Рыбников», где всё выдумано от начала до конца. Но всё-таки не всё. Будучи человеком не совсем русских кровей, Куприн мог понимать чувства прочих национальностей, наводивших на сходство с японцами.

Когда молодые годы закончатся, писать Марии останется немного о себе и малость про Куприна. Чем он занимался в последнее десятилетие перед революцией? Как жил в эмиграции? Об этом не ей следовало писать. Сообщаемое читателю она сама знала из редких писем. Важно непосредственное прибытие Куприна в Россию. Он был встречен с сочувствием, с ласковостью принят, но он тогда уже умирал, о чём должен был знать.

Мария Куприна-Иорданская стояла у истоков некоторых проектов советской литературы, среди которых особенно примечательно участие в создании журнала «Новый мир». Может знакомство с Куприным и направило её мысли в соответствующую сторону. И очень хорошо, что она решилась написать о начале XX века, придав важное значение личности человека, некогда приходившегося ей мужем.

Автор: Константин Трунин

» Read more

«Энциклопедия Алтайского края. Том II» (1997)

Энциклопедия Алтайского края

Второй том «Энциклопедии Алтайского края» за 1997 год представляет из себя словник. Составители взялись донести до читателя информацию о самом важном, что они таковым решили считать. Углубляясь в знакомство с энциклопедией, придётся отметить, как наибольшее значение отдавалось ушедшему времени, особенно советскому периоду и, собственно, периоду становления советской власти. Говорить о современности приходится только в случае переименований предприятий после распада Советского Союза, вследствие чего создавались новые формы собственности.

По словнику хорошо удаётся проследить становление Алтая с XVIII века. Не обходится без упоминания всех отличившихся в прошлом лиц. Вслед за этим внимание переключается на борцов за советскую власть. И при этом единожды упоминается представитель белого движения — Пепеляев. Ориентированность составителей начинает восприниматься однозначной. Поддерживается всякое начинание, исходившее от воли народных масс или недовольных угнетением населения. Поэтому чётко прослеживается негативное отношение к Акинфию Демидову (обычно считаемого за основателя Барнаула), и немного прославляется царская власть, отнявшая у него владение над заводами, учредив собственный Кабинет, вследствие чего земли Алтая считались царскими вплоть до революционных событий семнадцатого года XX века.

Хватает на страницах упоминания о героях труда, причём чаще всего для них отводились отдельные статьи, тогда как герои войны обычно оставались упомянутыми в разделах про райцентры и районы. Память прошлого важна, но мышление составителей энциклопедии не смогло перешагнуть через перемены. Они пестуют советское прошлое, никак не давая представления о достижениях современного для них тогда дня. Ежели они не видели героев среди людей той поры, готовых совершать подвиги в девяностые, тогда зачем они пестовали деятельных лиц ушедшей поры? Отчётливо должно быть ясно — женщины перестали восхищаться достижениями доярок и трактористок, а мужчины — стойкостью работников у станка. Но всё же без героев словник не мог обойтись.

Зато писателям и поэтам на страницах отводится порядочное количество места. Около девяти десятков фамилий прославляли Алтай словом. Только чаще эти люди оказывались пришлыми, ненадолго задерживавшимися и продолжавшими жизненный путь в других местах. Редкие имена звучали достаточно громко, правда в основной части с Алтаем себя уже почти не ассоциировавшие, совершавшие короткие визиты, либо навсегда покинув край. Громче прочих кажутся фамилии Шукшина и Рождественского. Остальные не получили в России такого же распространения, вспоминаемые от случая к случаю по поводу некоторых событий, а то и вовсе забытые, оставшиеся на страницах старых периодических изданий и данной энциклопедии.

Есть в словнике художники. Для читателя приводится перечень написанных ими картин. По такому случаю составители просто были обязаны знакомить хотя бы с одной из множества работ каждого из них. Ничего подобного не имеется. Причина того очевидна. Качество печати не позволяло поместить на страницах выразительные изображения. Такое суждение возникает из-за фотографий, редко представленных, зато в таком виде, что вполне можно было обойтись и без них.

Помимо вышеупомянутых, в словнике представлены политические и спортивные деятели, архитекторы, географические объекты, учебные учреждения, крупные предприятия, объекты из различных сфер общественной жизни. Всего этого крайне мало, поскольку не удаётся увидеть Алтайский край лучше. Впрочем, в качестве ознакомительного материала ничего иного желать не следует. Кратко, ёмко, не всегда по существу, зато позволит частично восполнить белые пятна, немного под другим углом посмотрев на историю одного из регионов юго-западной Сибири.

Остаётся надеяться на переиздание энциклопедии. Безусловно, такое уже предпринималось. Знать бы ещё о нём, ибо о существовании литературной жизни на Алтае не все литераторы знают.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Лидия Чуковская «Записки об Анне Ахматовой. Том II» (1993)

Чуковская Записки об Анне Ахматовой Том 2

Второй том записок охватывает период с 1952 по 1962 год. После его публикации Лидия Чуковская была выдвинута на соискание Госпремии, которую получила за 1994 год. Последующий — третий том — оказался вне внимания, и вышел он уже после смерти Чуковской.

Минула война, Ахматова и Чуковская снова встретились. Теперь Ахматова — нежелательное лицо в государстве. Анна нужна Советскому Союзу в качестве доказательства отсутствия диктатуры, её стихотворения не публикуют, она живёт переводами. Чуковская в той же мере сопротивлялась государственной идеологии, резко выступая против любых проявлений неправдоподобия. Например, Лидия высказывалась против растиражированной писательницы Осеевой, прямо указывая на преднамеренное пропагандирование советских ценностей. Но, вместе с тем, личность Чуковской становится сложной для понимания. С одной стороны — она выступает в роли верного оруженосца Ахматовой, с другой — противится некоторым её суждениям.

Записки об Анне Ахматовой растворились в повседневности. Ахматова в них играет опосредованное значение. Прежде всего Лидия рассказывает о своих мыслях и минувшей эпохе. Она делится впечатлениями о творчестве писателя Рязанского (Солженицына), уделяет особое внимание конфликту Пастернака с государством. Читатель задумается, кто для повествования важнее. С одинаковым чувством важности Чуковская подошла ко всем троим, выражая сугубо своё мнение, утверждающее её в оппозиционных воззрениях.

В очередной раз забыт Лев Гумилёв, вернувшийся из лагеря, дабы отправиться обратно. Казалось бы, сын Ахматовой заслуживал больше места на страницах записок, вместо тех же Рязанского и Пастернака. Безусловно, особенность советского государства тех времён имеет значение, однако требуется проводить разграничение. Ежели поставлена цель писать об определённом, не надо забывать и переключаться на происходившие параллельно события, либо уделять им не так много внимания. Понятно, Чуковская почувствовала возможность выражаться открыто, чем она и пользовалась. Но причём тут тогда Ахматова?

Ахматова теряется для читателя. Он видит её существование в качестве переводчика иностранной поэзии. Анне ничего другого и не оставалось, как удовлетворять требования издательств, продолжавших с нею поддерживать сотрудничество. Но разве Ахматова не могла согласиться с требованиями? Требовалось не так много, и угождать не было нужды. Творец всегда найдёт способность для самовыражения. Существовали и иные нейтральные способы творить. Допустимо переквалифицироваться в детские поэты или писать об ином. Ничего не мешало самую малость уподобиться в творчестве той же Осеевой.

Нет сомнений, требования советского государства казались абсурдными. Ежели пишешь произведение, тогда покажи борьбу народа. Если критикуешь произведение, оценивай это со стороны борьбы народа. С надетыми шорами далеко не уедешь — ценность подобного творчества обязательно будет приравнена к нулю. Опять же, не все граждане Советского Союза от этого страдали. Некоторые с чистой совестью соглашались с линией партии, творя во имя её славы, считая то вполне необходимым обществу. Ахматовой и Чуковской мешал естественный фактор — они родились до установления советской власти, их мировоззрение формировалось при иных условиях, поэтому образ мысли никак не может соответствовать им вменяемым требованиям. Разумеется, они противились, считая ниже достоинства потворствовать.

Кто же ищет лучшей доли в современности? Обязательно находятся моменты, которые не устраивают. В абсолют возводится в том числе и мелочь. Но судить о режиме Сталина в оправдывающих тонах не получится, ровно как и о правлении Николая I, о ком Чуковская написала в окончании второго тома записок. Ею приведён пример порки бунтовщиков-поляков, забитых шпицрутенами до смерти. Остаётся понимать, когда нет причин для объективного недовольства — лучше не проявлять возмущения. Как знать, тихое время без репрессий когда-нибудь закончится, только отчего-то именно тогда замолкает голос всякого, кому прежде хватало духа говорить.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Михаил Гаспаров «Русские стихи 1890-х — 1925-го годов в комментариях» (1984, 1993)

Гаспаров Русские стихи

Любая поэзия прекрасна — просто следует найти возможность её по достоинству оценить. Именно так должен был считать Михаил Гаспаров. Он предложил читателю поэтические изыскания почти ста поэтов. Каждый из них стремился дать новое слово в понимании присущей ему склонности к творчеству. Если смотреть на всё проще, то муки российских и советских поэтов проще назвать страстями по футуризму. Собственно, тем каждый из них и занимался, извращаясь на угодный ему лад. Осталось всему этому дать обобщающую характеристику, систематизировать и представить в виде научного труда, что Михаил Гаспаров и осуществил.

Поэзия может писаться прозой. Это делается за счёт рифмы, ритмики, подачи текста и множества иных способов, позволяющих относить прозу к поэзии. Белый, свободный стих, либо метрическая, мнимая проза, а то и использование элементов графики при расположении слов — всё это элементы, дающие писателю право на самовыражение. Вполне допустимы и такие явления, вроде моностиха (стихотворение одной строчкой), акростиха, месостиха и телестиха (по первым буквам или иным можно дополнительно прочитать некоторое скрытое послание). Есть ещё и палиндромон, когда строчки можно читать к тому же и задом наперёд.

Поэзия древности не использовала рифму, основываясь на других принципах. Гаспаров рассказывает и об этом, но оговаривается, не всё можно отразить в переводе, поскольку, чем не пример, русский язык не имеет длинных и коротких гласных звуков, вследствие чего никак не получится передать красоту стиха античных авторов. Но всё-таки разрабатываются правила, пусть и не дающие схожего представления, зато худо-бедно позволяющие хотя бы на самую малость понять должное быть прекрасным.

Русская поэзия не сразу признала рифму. Находились деятели, долго от неё отказывавшиеся. Но в наше время рифма — это и есть поэзия, иначе современный читатель её за оную не принимает, либо относится с большим скепсисом. Впрочем, рифма — особое явление, не всегда правильно понимаемое. В классическом представлении — это незыблемое понятие, придерживающееся правила красоты, благозвучия и схожести. Футуристы разрушили былое мнение, позволив рифме повторяться частично и полностью. И самое основное, тут уже разговор о графоманстве, рифма уподобилась растяжимому понятию. Рвущимся творить футуристам хватало слабого созвучия, дабы уже за то считать несхожесть допустимой. И поныне поэты не брезгуют данным приёмом, чаще всего не имеющие сил, желания и терпения работать над ими «выстраданным».

И всё-таки, все вопросы снимаются, если поэтическое произведение придерживается определённых правил, ни в чём от них не отступая. Должно быть видно — поэт старался выразиться определённым образом, а не сложил слова под видом стихотворения. Тут особенно хорошо помогает видение поэзии через осознание принятых в иных культурах традиций. Хорошо известна японская система построения стихотворений, основанная на определённом количестве слогов в строках. Менее известны традиции испанских хугларов, французских жонглёров и прочих исполнителей средневековой поэзии, придерживавшихся чётких рамок в исполняемых ими произведениях. Гаспаров приводит в пример следующие стихотворные формы: триолет, рондель, рондо, вилланель, ритурнель, глосса, газель, рубаи, концона. И при этом Михаил забыл про традиционные для англосаксов и германцев напевы, построенные на собственной игре созвучием, проистекающем от взаимной связи сообщаемого в строках.

Остаётся сделать заключение. Как не относись к поэзии, стремится её осознавать вовсе не нужно. Должно быть понятно, о чём хотел сказать автор. Прочее оставим литературоведам, желающим уяснить и без того ясное — всему должен быть присущ здравый смысл. Ежели футуристы стремились придерживаться необходимости изыскивать для поэзии новые способы подачи — они с этим умело справлялись.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Михаил Кураев «Блок — ада» (вторая половина XX века)

Кураев Блок - ада

Оправданий не должно существовать! Требуемое нужно выполнять, не раздумывая, каким образом придти к необходимому результату. Все мелочи следует отставить, признав их несущественными. Отставить необходимо и поток негативных слов, не обращая на него внимания. Всякому всегда воздаётся по потребностям, и никогда по его желаниям. Должно случиться действительно трудновыполнимое, чтобы признаться в бессилии. Однако, в истории хватает примеров, опровергающих сам факт любого расписывания в неспособности выполнить задуманное. Чем не является обоснованием весомости данных слов героическое противостояние солдатам Третьего Рейха, сделавшее невозможным противнику Советского Союза войти во взятый ими в блокаду Ленинград?

Тяжесть быта ленинградцев не поддаётся разумному осмыслению. И даже тогда люди продолжали бороться за существование. Какие бы они не использовали методы, позволим друг другу посмотреть немного иначе. В тех условиях человек позволял себе оставаться человеком. Заботился он не столько о собственной жизни, сколько уделял внимание другим. В то время матери делали сложный выбор — кому из детей позволить продолжать жить. Дети задумывались — каким образом суметь накормить родителей. И все они вместе находили возможность для поддержания блокадного города, не задумываясь о нехватке денежных средств и не придумывая других причин, лишь бы забыть о присущей им человечности.

Кураева интересует: почему в мирное время находятся люди, готовые продать всё и вся, ибо не имеют способности для поддержания у них имеющегося? А если случится война, неужели современное поколение бросит города, сбежав от ответственности? Отовсюду слышатся слова гордости за страну, гражданам России внушаются громкие речи о трудных годах их предков, побуждая тем мыслить, ни в чём не уступая в реалиях дня каждого из потомков давно отгремевшей войны. Или действительно необходима война, чтобы в человеке пробудилось человеческое? Не слишком ли это будет неблагоразумным поступком? Глядя на обыденность, иного вывода сделать не можешь! Если никак иначе не пробудить в человеке человеческое, тогда можно окончательно потерять это самое человеческое, как и самого человека. Приходится признать, на войне человек является человеком, но в мирное время — он зверь среди зверей.

Дабы лучше донести мысль до читателя, Михаил написал произведение «Блок — ада», рассказав о лично им испытанном. На глазах читателя развернётся полная картина, начиная от высылки немцев из города, вплоть до последующих тягот, разрушивших будущее каждого из тех, на чью долю они пришлись. В том числе жертвой блокады станет брат писателя, бывший талантливым художником, умело рисовавший талоны на питание, не сумевший в последующем дать продолжение ниспосланному ему провидением призванию.

Нашлись слова у Кураева и про бойцов, оборонявших Ленинград. Читатель знает, какое тяжелое положение было у той же 2-й Ударной армии, о кровавых стычках близ места, над которым у немцев не было контроля, — Мясным бором. Описывать события тех дней тяжело. Нужно иметь особое мужество. Но и его не хватит, чтобы отразить трагедию человеческой жизни. Именно человеческой! Весьма далёкой от философии мирного времени, более опасного для людей. И опять возникает вопрос: почему зверь пробуждается в человеке тогда, когда возникают лучшие из возможных условий для налаживания существования без агрессии и войн?

Довольно неожиданно Михаилу Кураеву удалось рассказать о былом. Причина того, надо понимать, в его личном участии. Пусть ему удаётся поднимать исторические документы, создавать промежуточное между документальной и художественной литературой, но в качестве очевидца в нём следует признать мастера слова.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Михаил Кураев «Жребий №241″ (1995)

Кураев Жребий №241

Кураев говорит о своих предках. Так он сказывает прямым текстом со страниц произведения «Жребий №241″. От деда с бабушкой у него сохранилось тридцать писем, умерли они ещё до его рождения, основное воспоминание о них касается событий русско-японской войны, на которую дед отправился в качестве врача. Дабы добавить повествовательности, Михаил предлагает вниманию читателя личные заметки императора Николая II, крайне едко на них отзываясь. Кураев знает о том, о чём не могли тогда знать люди. Михаилу известны обстоятельства, ставшие известными позже. И читателю предстоит внимать прошлому глазами человека будущего, решившего осуждать прежде живших людей за неверные суждения.

Дед Кураева отправился на войну, чтобы на ней так и не оказаться. Он проедет по железной дороге, будет прививать оспу, постоянно делясь переживаниями касательно ожидающей его печальной судьбы, вот-вот должной омрачиться смертью. Каждое письмо от него следует считать за последнее. Он увидит зимний Байкал, прерывающиеся пути, переброску вагонов по льду едва ли не вручную. Та война мнилась победоносной, знал бы император, какие условия претерпевает военный люд. Солдат могло быть больше — не хватало для того вагонов. И не хватало вагонов, так как ничего другого не хватало.

Будет дед взирать на происходящее, горюя о скудной информации. Он уверен — в столице известно о войне больше, нежели становится известным ему. Будучи практически рядом с передовой, он чувствует себя отрезанным от мира. И такое чувство у него возникает через письмо. Но через следующее письмо он проявляет полное знание о случившемся. Ведает о передвижениях японцев, кто и когда затонул, какие трудности имеются у армии.

Память родственников Михаила не следует трогать читателю. Они показаны в присущей им для того необходимости. А вот самого Кураева обязательно требуется пожурить. Зачем осуждать других, не пытаясь понять ситуацию изнутри? Никто не защищает недальновидность Николая II, обязанного лично проследить через доверенных лиц, каким образом выполняют его приказания. Складывается впечатление, Михаил не знает о бытующем в России обычае замыливать руководителю страны глаза. Разве не было случаев, чтобы выделив денежные средства на объект, не получить его по окончании строительства? Дорога через Байкал просто обязана была существовать, в чём Николай II не мог сомневаться. Другое дело, куда она исчезла в действительности…

Наверное не зря Кураев одновременно показывает письма деда (человека из низов) и императора (обладателя абсолютной власти). Читатель обязательно найдёт сходство в их мышлении. Ежели кому-то нечто не может быть известным, тогда почему может быть иначе для других? Допусти Николая II до истинной ситуации на фронте, он не проявлял бы беспечности, не был бы уверен в успехе военного мероприятия и действовал отличным от им совершённого способом. Но он не знал, как не знал и дед Кураева, пока собственными глазами не увидел расхождение действительного с ему прежде казавшимся должным быть.

Вместе с тем, произведение Михаила раскрывает русско-японскую войну с другой стороны. Читателю показываются обстоятельства, о которых он не знал и спустя прошедшее время. Всё внимание уделялось происходящему на Корейском полуострове и в морях между Россией, Японией и китайскими территориями. Но о делах за пределами фронта обычно не говорят. Наоборот, газеты тех лет писали о массовой поддержке народом военного мероприятия, стремлении отдать на нужды армии чуть ли не последние накопления. Но стоило народу ещё тогда узнать, каким образом распределялись финансовые потоки, быть бунту. А может потому бунт и случился аккурат в 1905 году, и в том же году Россия потерпела поражение от Японии.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Николай Лесков «Чёртовы куклы» (1875-90), «Гора» (1887-90)

Лесков Гора

Борьба борьбы ради бесплотна. Цель имея, не имея надобности: путь в никуда. Но Лесков шёл к цели, боролся, точно не представляя, к чему он всё-таки стремится. Против общества он возразить не мог. Это глупое занятие — осуждать общество. Капля злости растворится в море ханжества. Не он сам, пусть герои его произведений восстают против правил, требуя им потребного. О таких писать тяжело, осознавая тяжесть их положения. Тяжело и самому писателю, берущемуся бросать вызов обществу. Творец выражает сперва собственное суждение, ибо оно ему представляется важным. Оттого Лесков долго вынашивал планы ряда произведений, заранее понимая цензурные ограничения. Для чего-то Николай жил, но почему-то былым. Уже не было у власти Александра II, убитого народовольцами. Зато оставалась жива память о царствовании Николая Павловича.

Лесков болезненно принимал проявление лживости. Куда он не смотрел, везде с оной сталкивался. Лгали приближенные к государю лица, не обманывая, но подстраиваясь под предъявляемые к ним требования. Человек уподобился тряпичному существу, грубо говоря — тряпке. Собрать волю в кулак он не мог, предпочитая лебезить перед начальством. И ведь в таком духе Николай задумывал писать «Чёртовых кукол» за пятнадцать лет до первой публикации. Несмотря на напряжённую обстановку в государстве, при росте социального напряжения и пробуждении не самых разумных сил. Что же, мысли Лескова — отражение духа тех лет. Населению желалось иной жизни. Получившие свободу от крепостничества, люди стали требовать большего. Утрачивало своё значение и дворянство, побуждая к скорой перемене понимания необходимого блага для России.

Писать про подобные умонастроения крайне опасно. Не поэтому ли Лесков постоянно обращался в прошлое? Искал оправдание в сюжетах на тему жизни древних стран. Николай сам уподобил свои желания горе, которую невозможно сдвинуть. Тем более не получится упросить гору передвинуться на другое место. Но то должно быть допустимо. Требуется в мольбах обратиться к Богу, дабы тот снизошёл до просьбы и дал горе иное расположение. Остаётся непонятным, почему христиане стали у Лескова столь требовательными, способными указывать божественной воле на предпочитаемые к лицезрению от неё поступки. В качестве легенды былых дней — история подойдёт. В качестве близкого к истине сюжета — нет.

Всё кажется простым, если дополнительно не знакомиться с возникавшими у Лескова трудностями. О чём бы он не говорил, во всём искали сходство с настоящим моментом. Всякое задействованное в повествовании лицо будто имело реального прототипа. Эту надуманность подхватывали все и вся, желая уже тем придать вес произведениям Николая, тогда как лучше судить не по окололитературным процессам, а находить требуемое непосредственно в содержании. Мало ли до каких суждений нисходил сам Лесков, создавал-то он произведение для будущего читателя, которому обстоятельства его жизни будут практически неизвестными. Мало того, будет иметься слабое представление о последних годах правления Александра II и первых — Александра III, не говоря уже о прочих некогда живших деятелях, способных остаться в памяти довольно узкого круга историков.

Гора не шла к христианам. Не пойдёт она и к Лескову. Следует забыть о религии, не придавая значения надуманности. Всякое подобие притчи или басни — не даёт раскрыться пониманию человеческой природы. Возможное в легендах — не допускается в повседневности. Народная молва носит по ветру больше слов, нежели способен вместить рот. Не нужно стремиться стать похожим на черепаху или лягушку, что задумали лететь с птицами… поскольку тогда потребуется закрыть рот, чего человек надолго сделать не в состоянии: открыв рот, он разбивается насмерть.

Автор: Константин Трунин

» Read more

1 112 113 114 115 116 231