trounin.ru

Особое уважение должны заслуживать только те писатели, которые повествуют об окружающей их действительности. Они становятся летописцами своего времени, оставляя в памяти потомков реалии прошлого. Против их слов ничего не возразишь, так как именно они были очевидцами описываемых событий. Лучше, если писатели говорят о том, что касалось их непосредственно, тогда их работы становятся действительно бесценными. Прекрасным примером такого утверждения является творчество Льва Николаевича Толстого, оставившего не только собственное видение ситуации недалёкого прошлого, но и тех событий, в которых довелось ему поучаствовать.

Кроме репортажных газетных рассказов об отстаивании Севастополя перед лицом агрессии турецкого государства, у Толстого есть цикл произведений, посвящённых его службе в другой горячей точке — в Чечне, на Кавказе. Об этом он писал более плодотворно, практически с самых первых литературных опытов и вплоть до кончины. Рост таланта Толстого хорошо заметен. «Набег» (1853) и «Рубка леса» (1855) подобны «Севастопольским рассказам»: они написаны с разницей в несколько лет. Лев Николаевич пока ещё предпочитает говорить коротко, но уже заметно его стремление анализировать. Так читатель участвует не только в налётах на аулы, но и понимает, какие люди окружали писателя, поскольку тот не стесняется их классифицировать. У Толстого судьбы людей подобны спичкам, подвергшихся воздействию огня. Трудно установить всю картину боевых действий, для понимания доступны только отдельные эпизоды.

Одним из примечательных произведений Толстого является «Кавказский пленник» (1872). Некогда и сам Лев Николаевич мог попасть в плен, да избежал сей горькой участи. Не стоит спешить обвинять автора в выдуманности истории. Людей безусловно похищали ради выкупа в те времена, как это делают и в наши дни. Подобный эпизод мог произойти на самом деле, тем более, что в нём нет ничего особенного для событий военного времени. Единственное о чём можно судить, так это об изменении нравов. Сюжет «Кавказского пленника» давно стал классическим. По подобной схеме было написано множество произведений, где человек попадает в стесняющую его свободу ситуацию, претерпевает страдания и иногда даже спасается, когда ему помогает пленительная незнакомка. Толстого можно пожурить за излишнюю гуманность — в его произведениях представители русской армии постоянно благородные и великодушные, тогда как противники оказываются глупыми и наивными.

Опубликованная после смерти Толстого повесть «Хаджи-Мурат» (1904) — образец его позднего творчества. Льву Николаевичу так понравилось рассказывать истории от начала до конца, что он от этой модели изложения отходил крайне редко. Причём, повествование начинается с некоего эпизода, послужившего причиной для воспоминаний. После чего следует знакомство с главным героем. И только потом Толстой рассказывает предысторию. Надо понимать, Хаджи-Мурат был реальным историческим лицом, поэтому его история — это попытка Льва Николаевича посмотреть на Россию глазами врага. Да и то сказать, какой из Хаджи-Мурата враг? Читатель не сразу проникается сочувствием к горцу, но когда узнаёт его поближе, то понимает — у Кавказа и России должно существовать общее будущее. Бесспорно, Толстой снова излагает события, поделив воюющие стороны на хорошую и плохую. Снова благородные русские и коварные противники. Коварные настолько, что держат в страхе собственных союзников. Читатель сочувствует Хаджи-Мурату и верит Толстому.

Что касается рассказа «После бала» (1903), то он не относится к циклу военных заметок автора. Толстым взят случай из молодости, в котором может и есть примечательные моменты, но определить их трудно. Изложение на редкость сумбурное, толком сюжет не просматривается. Этот рассказ был издан уже после смерти писателя, как и «Хаджи-Мурат». Ему тоже чего-то не хватает. О завершённости говорить не приходится. Толстого оборвали на полуслове, либо он сам не захотел говорить более того, что им уже было сказано.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Цикл «Великий Моурави» | Книга №2

О жизни Георгия Саакадзе после изгнания из Грузии известно не так много, что заметно по содержанию второй книги Анны Антоновской про Великого Моурави. Стиль изложения также не утратил тяжеловесности. Хочется спросить автора, зачем он мучил себя и будущего читателя, рассказывая историю не столько о самом Саакадзе, сколько наполняя повествование множеством персонажей, чьи диалоги хоть и формируют общее впечатление о происходящих событиях, но при этом продолжают оставаться стенографией чьих-то бесед о ситуации вокруг и возможном развитии событий.

Саакадзе всегда хотел объединить раздробленную Грузию в единое государство. Только как усмирить гордость грузин, каждый из которых думает только о себе? Казалось бы, сломить таких людей трудно. Сделать это изнутри — невозможно. Для этого нужен сильный правитель. Только измельчали все государи. Нет и не ожидается никого, кто бы стал подобным Давиду Строителю или царице Тамар. И Саакадзе нашёл решение. Каким бы тяжёлым оно не казалось и как бы не относились после этого к нему сородичи. Пришлось Великому Моурави принести себя в жертву обстоятельствам, как и родную страну принести в жертву соседним государствам. Если не получается мирно решить проблему, значит надо её устранить чужими руками. Изгнание Саакадзе благоприятствовало этому.

Как на Руси нет до сих пор единого мнения касательно деятельности Александра Невского, видевшего в порабощении Ордой возможность из раздробленной земли создать единую, так и Георгий Саакадзе планировал с помощью вторжения Ирана добиться желаемого. Пусть Грузия падёт, но она будет объединена. А тогда уже можно будет думать о том, что делать дальше. Главное — цель будет достигнута. Время же освежающего дождя ещё успеет наступить. Именно об этом старается рассказать Анна Антоновская, наполняя сюжет лишними деталями, которые могут быть важны для интересующихся данным историческим отрезком, тогда как рядовой читатель так до конца и не разберётся в хитросплетениях взаимоотношений между раздробленной Грузией и её соседями.

Антоновская с прежней силой делает упор на Россию, с которой связывает надежды грузинского народа на избавление от захватнических планов южных соседей, мусульман. На глазах читателя бурлит котёл противоречий, где важным является не стремление христиан объединиться и дать отпор сторонникам исламской веры, сколько желание не допустить порабощение одного народа другим. Как быть при этом с желанием Саакадзе — непонятно. Георгий проникся чуждой ему культурой, изучив её основательно, но не допуская в мыслях, чтобы он сам стал мусульманином — после этого он уже никогда не сможет объединить Грузию. Антоновская посвятит этому много страниц. Но Грузия всё-таки падёт. Чем-то нужно пожертвовать во имя благой цели. Может тогда грузины объединятся в единое целое. Именно на это надеялся Саакадзе.

Кажется удивительным, у Саакадзе остались сторонники. Сколько бы он не находился в изгнании — в его возвращение продолжали верить. Только никто не предполагал, как именно вернётся Георгий. Ранее он ратовал за справедливость, искоренение рабства и мирное сосуществование. Кто же знал, что Великий Моурави приведёт в страну захватчиков, подсказав им все действия, с помощью которых Грузия будет покорена. Сложно оценить шаги Саакадзе. Однако, потомки его деятельность воспринимают в позитивном ключе. Неважно, каким образом Грузия жила дальше, как боролась за себя и отчего влилась в состав Российской Империи, потом Советского Союза и в итоге, насобирав земель больше, нежели смела иметь, обрела свой нынешний вид. Важно, что жили и живут в ней люди, готовые пойти на любую жертву, лишь бы не допустить её нового развала.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Борис Васильев никого не обеляет и не очерняет. Он объективно оценивает произошедшее. Война началась 22 июня, первым пал Брест. Незадолго до этого с магазинных полок исчезли соль и спички. Все были готовы к началу конфронтации между Советским Союзом и Германией. Не подготовилось лишь руководство страны, уверовавшее в подписанный договор о ненападении. «В списках не значился» с первых страниц готовит читателя к началу боевых действий, чтобы потом погрузить в будни защитников крепости, решивших не сдаваться до той поры, пока они будут сохранять уверенность в возможность одолеть врага и даже дольше, когда надежда растает. Васильев довольно вольно восстановил события того времени, опираясь на свидетельства, доступные для всех желающих в музее Бреста. Надо понимать, он не ставил себе целью воспеть чью-то возможную храбрость. Скорее Васильев желал донести до читателя ощущение резкого сокрушительного перелома в жизни людей, который следовало бы избежать. А если избежать не удаётся, то верить до конца, не сдаваясь.

Главный герой произведения — тот, что не значился в списках — обычный советский парень. Автор показывает его примерно таким, каким читатель привык видеть молодых людей во всех сферах Союза. А именно, возведённое в абсолют понимание нужности обществу, стремление быть полезным, всегда быть впереди коллектива и тянуть отстающих за собой, подавая личный пример. Не беда, что таким героям свойственна глупость. Васильев не скрывает от читателя юный задор главного героя, не сталкивавшегося с трудностями. Всё ему кажется лёгким и доступным, нужно лишь произвести вид невинного человека, готовым постигать любую науку, не испугавшись трудностей на пути. Наоборот, чем больше поджидает опасностей — тем лучше. Вот и главный герой рвётся туда, где этих проблем ожидается непомерное количество.

Васильев провёл масштабную подготовительную работу, показав страну накануне войны. Все ждали нападения Германии, но верить в это никто не хотел. Лишь брестские евреи смели выразить личное мнение, ссылаясь на те самые спички и соль, аналогично исчезнувшие с прилавков в 1939 году, когда их город был захвачен немцами — тогда он входил в состав Польши. Отнюдь, евреев всё устраивало. Ведь Советский Союз удивителен: на его просторах нет такого понятия, как безработица, а значит и евреи наконец-то могут показать чего они стоят, поскольку до сих пор не могли почувствовать себя полноценными гражданами европейских государств. На фоне этих событий главный герой повествования рвётся в Брест, опережая время, пребывая раньше назначенного срока, из-за чего так и не попадает в списки. И начинается война…

О войне не напишешь в возвышенных тонах. Может быть в далёком прошлом и присутствовал дух романтизма в боевых действиях воюющих сторон. Впрочем, сомнительно. Не стоит забывать, писатели прошлого предпочитали пробуждать возвышенные чувства, предлагая читателю идеализированное представление о событиях тех лет. Писатели же XX века выросли на возмужавшей литературе, прошедшей через реализм и натурализм, поэтому их произведения наполнены настоящим отражением действительности. Пускай, где-то авторы передёргивают, стремясь вызвать у читателя определённые чувства. Всё идёт к тому, что подобный промежуточный вариант в итоге приведёт к вырождению представлений о том, как нужно писать. Васильев нашёл золотую середину, показав защитников крепости настоящими героями, но и они должны были умереть — они были обречены.

Полностью достоверности Васильеву добиться не удалось. Происходящие события в книге чересчур киношные. Это способствует переживаниям читателя.. Однако, жизнь главного героя не может оборваться быстро. Иначе о чём тогда писать дальше? Вот и минует его немецкий штык, пуля лишь оцарапает, окрик девушки заставит вынуть ствол изо рта, а встреченный лицом к лицу противник оказывается малодушным человеком, утирающим глаза от слёз, так как не может его убить. Васильев позволил главному герою стоять до последнего, но он всё-таки не мог выжить. Трудно однозначно оценить акт того героизма, который описан автором в конце. Толком главный герой всё равно не возмужал, так и оставшись наивным человеком, поставившим себе целью дождаться освобождения крепости. Он мог бороться, а Васильев заставил его выжидать. В это время умирали все, кроме главного героя. Умирали героически, умирали от безысходности и умирали, понадеявшись на благополучный исход своих действий.

Стоит уважать людей, тогда они действительно будут готовы на всё за страну! Нужно знать, что будущее не принесёт беды тебе и твоим близким. А если кто осмелится сказать слово против, то и жизнь не жалко будет отдать.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Льву Толстому не было ещё тех тридцати лет, по достижению которых люди, решившие себя посвятить писательству, начинают делать робкие шаги. У него было желание делиться мыслями на бумаге, чем он успешно и занимался. Ранний Толстой — это скорее жизнеописание, нежели художественная литература. Он излагал свершившиеся моменты: в частности делился с читателем эпизодами своего детства и юности, после чего создал цикл заметок о посещении им Крымского театра войны с Турцией. Многое оказало влияние на впечатлительного молодого человека, подмечавшего все мельчайшие детали происходящих событий. Толстой не просто созерцал, но и философствовал. Благодаря поездке в Севастополь он понял, что с людьми надо разговаривать не лично, а с помощью литературы. В год написания «Севастопольских рассказов» из под его пера вышли «Записки маркёра», а немного погодя «Альберт», где проявился тот самый Лев Толстой, произведениями которого будут зачитываться последующие поколения.

Рассказы про Севастополь — это сборник очерков, даже миниатюр. Толстой не стремился превращать короткие истории в многотомные произведения. В каждом из них есть идея, стремительное развитие и моментальный финал. По сути, их можно назваться выдержками из личного дневника, который Лев Толстой обязан был вести; иначе он не смог бы воссоздать из ничего такое количество разных сюжетов. Думается, эти рассказы могли быть заказаны каким-то определённым печатным изданием, отображавшим ход войны. В таком случае становится понятным и малая форма произведений, а также сухость повествования. Текст полностью умещается на одной, реже на двух полосах. Сначала читатель знакомится с первыми впечатлениями прибывшего на фронт человека, и только потом Толстой начинает раскрывать характеры людей. К сожалению, Севастополь был сдан врагу, поэтому страдания людей на войне очень огорчили писателя, и без того переживавшего за случайные и нелепые смерти, происходившие изо дня в день, пока он пребывал в оборонявшемся городе.

«Альберт» для Толстого — эксперимент над собой. Писатель старается придумывать образы, как и раньше опираясь на жизненные наблюдения. Толстой создаёт перед читателем портрет пропащего музыканта, злоупотребляющего алкоголем. Драматический сюжет понятен читателю, но сам стиль повествования оставляет желать лучшего. Ясно, что Толстой не просто рассказывает — он желает донести важную мысль. Но мысль тонет вследствие неумения грамотно построить текст. Получается сумбур. И это не так критично, так как Толстой успешно совершенствовался, для чего ему нужно было пробовать себя снова и снова. Беда, конечно, заключается в нежелании писателя признаться в том, что он плохой беллетрист. И его проба пера не должна была становиться достоянием общественности. Впрочем, критика читателя тоже важна: без неё нельзя понять, что именно избегать, а чему уделять больше внимания.

Драгоценный камень среди малой формы — «Записки маркёра». В этом рассказе присутствует Нехлюдов — сквозной персонажей нескольких произведений Льва Толстого. Писатель продолжает раскрываться. Он даёт представление о нравах в высшем свете, погрязшем в скуке. Люди не знают чем себя занять, прожигая жизнь игрой в карты и на бильярде, спуская состояния буквально за один вечер. Этот сюжет позволил Толстому поделиться собственными представлениями о жизни с читателем. Писатель открыто не осуждает, но он ярко намекает на ожидаемое завершение земного пути для всех тех, кто не приспособлен жить в мирной обстановке. Согласно Толстому получается, что война является отличной разрядкой для многих людей, занимая всё их свободное время и используя по прямому назначению: для дурости в головах не остаётся места, а значит никто не будет накладывать на себя руки. Толстой умело воззвал к совести. В наши дни «Записки маркёра» можно адаптировать под разные реалии от банальных банковских проблем до насущной скуки в ожидании больших потрясений.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Осада испанского города Кадис войсками Наполеона I длилась с 1810 по 1812 год. За это время образ жизни у местного населения практически не изменился. Как ходили люди по магазинам до этого, так и продолжали ходить. Огорчало их несколько моментов: с неба постоянно падали ядра, под стенами сидели французы, а в самом городе, если верить Артуро Перес-Реверте орудовал маньяк, убивавший девушек, предварительно их зверски изуродовав. Писатель предлагает читателю погрузиться в рассуждения о баллистике, проверить на прочность теорию взаимосвязи между бомбардировкой и происходящими в повествовании преступлениями, а также прикоснуться к краткому эпизоду истории Испании. Перес-Реверте наполнил «Осаду» множеством фактов, благодаря которым само понятие Пиренейских войн становится известным широкому кругу людей, а не только тем, кто интересуется XIX веком, походами Бонапарта и самой Испанией.

Что представляет из себя сюжет «Осады»? Ярким наглядным примером является небезызвестное английское стихотворение «Шалтай-болтай», переведённое на русский язык Самуилом Маршаком. Краткое содержание которого сообщает, что некий субъект сидел на стене, заснул и вследствие этого упал, а теперь его — Шалтая-Болтая, Болтая-Шалтая, Шалтая-Болтая — королевская конница не может собрать. Перес-Реверте вносит в обстоятельства происшествия дополнительные факторы. Вместо падающего субъекта у него ядра. На них в полёте влияют воздушные потоки, в частности — мистраль. Сами тела каждый раз имеют разные размеры и вес. Их выпускают в полёт при различных обстоятельствах, где большое значение отдаётся также свойствам пороха. Места падения ядер всегда устанавливаются с высокой точностью. Но и тут Перес-Реверте вносит новые данные. Он создаёт маньяка-уникума, наделяя того способностью предвидеть подобные места. Помимо детективной составляющей Артуро добавил в повествование элемент мистики. Знала бы королевская конница, что для успешных сборов Шатлая-Болтая требовалось всего лишь нарисовать траекторию его падения, как их задача мгновенно бы упростилась.

Основным минусом детективов является то, что в большинстве из них действующее лицо занято только одним делом или несколькими, связанными воедино. Такой подход применим к герметичным представителям жанра, когда обстоятельства не позволяют заниматься чем-то другим. Осаждённый Кадис нельзя считать закрытым от внешнего мира. Читатель следит не только за жизнью внутри города, но и перемещается в стан французов. Перес-Реверте позволяет главному следователю «Осады» проверять самые противоречивые теории, для чего тот может не только гадать сидя на месте, а также просить вражеских бомбардиров бить по определённым точкам, чтобы яснее разобраться в непонятных убийствах и скорее изловить преступника. Стоит учесть, что население Кадиса составляло в то время более ста тысяч человек. Надо полагать, что кроме серийного маньяка в городе за несколько лет осады совершали преступления и другие люди. Однако, Перес-Реверте слишком концентрируется на механике и ментализме, позволяя одному из стражей правопорядка несколько лет заниматься одним-единственным делом, уводя читателя от действительного погружения в повествование. Слова о том, что человек всё равно обречён умереть в муках при любых обстоятельствах, даже если ему удаётся спастись, — слишком пресные

Главное в «Осаде» не та история, которую Перес-Реверте рассказывает читателю, а те обстоятельства, что раскрывают перед взором исторические события. Так читатель узнает о тяжёлом положении Испании, бунтах колоний в Новом Свете, принятии Кадисской конституции и о многое другом. У Артуро получилось основательное произведение. Из него вышел бы отличный артиллерист-теоретик. Впрочем, как военному журналисту ему хватило в жизни впечатлений. Теперь он ими делится с читателем, избрав для себя конфликт не своего времени, а затерявшийся в прошлом.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Человечество обязано вырваться за пределы Земли. Когда-нибудь это произойдёт. И тогда будет колонизирована Луна, как ближайший космический объект. Потом — Марс, либо Венера; всё зависит от того, что будет людей больше интересовать. Они станут изучать Солнце, стремясь приспособить его под свои нужды, создав станцию на Меркурии. Они могут проявить интерес к астероидам, оседлав этих странников, облегчая таким образом передвижение по Вселенной. Только представьте, что космопорты передвигаются по космосу, располагаясь именно на астероидах. Нужно просто будет вовремя делать пересадку с одного на другой. Возможности освоения новых горизонтов безграничны. Когда-нибудь человек займёт всё, до чего дотянется, дабы погрязнуть в страшной войне будущего, тогда нажатием на одну из множества кнопок на приборной панели будут разлетаться на составляющие атомов целые галактики. Всё это будет, а пока об это остаётся только мечтать. Мечтает и Рэй Брэдбери, издавший в 1950 году «Марсианские хроники». Неведомый Марс манил писателя, и он создал цикл рассказов, повествующих о первых шагах человека на красной планете, сопряжённых с множеством опасностей.

На Марсе могут жить марсиане. Их цивилизация вполне может быть древнее земной. Именно так себе представляют это фантасты эры до полётов человечества в космос. Такой вариант не стоит исключать и сейчас. Легко скрыться от чужих глаз, обладая достаточными технологиями. И у жителей Марса они есть. Брэдбери наделил марсиан способностью к изменению реальности, более похожей на заклинания магов-иллюзионистов. Человек не сразу поймёт суть подобных фокусов, не поймёт и после, когда уподобится заразной серой крысе, распространяющей опасные для туземцев заболевания, против собственного желания. Одним росчерком пера Брэдбери вознёс возможности человека, не посчитав нужным развивать тему марсиан. Много проще начинать с чистого листа, чем разрабатывать мир неведомых существ.

Марс Брэдбери практически не отличается от Земли. Недостаток кислорода в атмосфере легко компенсируется зеленью, которую человек начнёт высаживать в почву планеты, нисколько не заботясь, что земные растения на Марсе прижиться не смогут, ведь на планете почти нет воды. Подобных мелочей в «Марсианских хрониках» полно, но на них приходится закрывать глаза, поскольку Марс выступает в роли ширмы. Его колонизация если и будет происходить, только по другому сценарию, ведь человеку потребуется потратить много сил, чтобы сделать красную планету пригодной для обитания. Ещё начиная с гибели марсиан Брэдбери пренебрегает мелкими деталями, стараясь сделать повествование более реальным. Допустим, марсиан могла сгубить не ветрянка, а иное заболевание. Допустим, марсиане действительно существуют, и именно такими, какими их видит автор. «Марсианские хроники» показывают первые шаги человечества в космосе. Подобные проблемы могут возникнуть и при освоении Луны, где землян станут истреблять луняне, либо заразят людей неведомой хворью, от который вымрет уже сама Земля.

Брэдбери не видит в людях ничего положительного. Для него они являются крайне опасными существами, способными погубить всё вокруг себя. На Земле обязательно разразится глобальная война, вызвав отток колонизаторов обратно на родную планету. Человек редко мечтает о благе для всех, предпочитая благо лично для себя. Поэтому и на Марсе никому не будет покоя. Хоть Брэдбери и слишком категоричен, предрекая гибель всему живому. Будем считать, что на него повлияла Холодная война. Тогда действительно люди боялись наступления очередной мировой войны, в результате которой человечество будет откинуто в развитии далеко назад, если оно вообще не вымрет.

Сказалось на творчестве Брэдбери и американская проблема взаимоотношения белой и чёрной частей населения. Он единожды показывает читателю, как негры получают возможность обрести свободу, улетев на Марс, но сразу об этом забывает, не развивая данную сюжетную линию дальше. На самом Марсе человек уподобляется плантатору с Юга, втаптывая в грязь не только чудом выживших марсиан, но и себе подобных, имея желанием тянуть одеяло на себя. Брэдбери не стремится рассыпать гроздья гнева, создавая в одном рассказе антиутопию, чтобы следом показать утопию, не придерживаясь единой линии. По временной хронологии всё происходит довольно быстро, поэтому нет полной веры в происходящее: вот только Марс обрёл первое дерево, а вот уже Марс опустел — мир из радужных оттенков мгновенно окрасился в тёмные цвета.

Будущее может оказаться разным. И совсем неважно, каким оно будет в итоге. Главное, чтобы будущее у человечества было.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Многострадальное население Китая за XX век натерпелось столько горя, что иным странам хватит и на тысячу лет. В 1911 году пала императорская власть, в стране установилась республика. К 1927 году внутренние противоречия достигли такого накала, вследствие чего вспыхнула гражданская война, сперва напоминавшая холодное противостояние, а после стороны перешли к активным боевым действиям. Ситуация ещё более усугубилась к 1933 году, после агрессивного вторжения в Китай японских военных сил. В такой ситуации гражданская война и вовсе могла обернуться для страны сокрушительной утратой независимости. Всё это время нагнетали обстановку европейские державы и особенно Соединённые Штаты Америки, которым после окончания Второй Мировой войны понадобился новый плацдарм, развёрнутый ими в Корее, попутно они принимали участие в обострении внутренних противоречий в самом Китае. С 1966 года Мао Цзэдун дал начало Культурной революции, которая продолжалась на протяжении последующих десяти лет. Это время можно сравнить с чистками, когда многие политические деятели были устранены. Среди них оказался и маршал Китайской Народной Республики Пэн Дэхуай, умерший в 1974 году. Потомки собрали материал, полученный следователями в ходе выбивания показаний из бывшего маршала, и опубликовали его. «Мемуары маршала» открывают Китай с новой стороны, но при этом они всё-таки лишены многих важных деталей, не взятых во внимание составителями.

Пэн Дэхуай родился в 1898 году. Он рано ощутил на себе, что значит быть бедным, сменив множество профессий, пока не обрёл себя в армии. Не сказать, чтобы армия была настоящим спасением, но в ней он стал себя чувствовать более уверенным, не думая о завтрашнем дне. После падения Китайской Империи и социалистической революции в России, Пэн Дэхуай всё больше думает о коммунизме, чему способствует общее направление политических взглядов Сунь Ятсена, первого временного президента провозглашённой республики. Главный принцип «каждому крестьянину своё поле» доминирует в «Мемуарах маршала» на протяжении многих страниц. Сами мемуары ничего не говорят о политике внутри Китая, поэтому непонятно, кто был у власти. Согласно китайскому мировоззрению, спокойствия в стране не появилось и после установления республики. Население никаких перемен не ощутило — люди жили на старый лад, также претерпевая неудобства от проходящих через селения банд разбойников и войск противоборствующих сторон. Всё это происходит на фоне общего обнищания народа. Крестьянин никогда не знал, когда ему придётся расстаться с жизнью, и насколько это будет мучительным процессом.

Именно на борьбу с бедностью направлены порывы молодого Пэн Дэхуая, не испытывающего жалости, если нужно будет казнить особо провинившегося помещика. Строй старого Китая жил в людях, не желая уступать место веянию возможности слиться всей планете во всеобщей братской дружбе. Именно таким образом протекала жизнь будущего маршала до 1927 года, когда пришло время определяться — будет ли он поддерживать Чан Кайши во главе Гоминьдана или всё-таки предпочтёт влиться в ряды Коммунистической Партии Китая. Пэн Дэхуай выбрал КПК, и с этого момента начинается самый трудный отрезок его жизни. На его долю выпадет постоянное участие в боевых действиях, прорыве окружений и заботе о нуждах солдат.

«Мемуары маршала» показывают развитие революции в трёх провинциях. Как обстояло дело в других — непонятно. Какие-то из них контролировал Чан Кайши, другие удерживали коммунисты, а третьи обладали полной самостоятельностью и в любой момент могли объявить о своём выходе из состава страны. Удивительно, почему Китай в итоге не развалился, сумев дать отпор агрессии Японии и США, став в итоге одной из ведущих держав мира. С 1927 года мемуары сконцентрированы только на отражении карательных походов Чан Кайши в отношении КПК и расхождениях во взглядах Пэн Дэхуая и Мао Цзэдуна. Возможно, Пэн Дэхуай слишком превозносит заслуги коммунистической армии, поскольку каждое сражение напоминает избиение Давидом Голиафа, где силы Гоминьдана каждый раз имеют превосходство в три-четыре раза, и постоянно их уничтожают мелкие отряды противника. Как при таком тактическом гении КПК не одолела Гоминьдан сразу? Сам Пэн Дэхуай объясняет это просто — их противник большей частью состоял из безыдейных призванных насильно крестьян.

Нет в «Мемуарах маршала» конкретики касательно помощи Советского Союза Китаю: ни слова об освобождении Маньчжурии от японских милитаристов, о поставке вооружения. Как нет и сведений о действиях США, помогавшей вооружением Гоминьдану. Зато есть подробное изложение военной помощи корейским коммунистам, где американцев безжалостно уничтожали, никого не оставляя в живых. Составителей мемуаров не интересовало становление КПК, им было важнее показать именно отношение Пэн Дэхуая к председателю Мао, чему они всё больше уделяют внимание. Трудно сказать, чтобы Пэн Дэхуай был ярым противником линии Мао Цзэдуна, даже наоборот — он постоянно подчёркивает свою неграмотность и неспособность судить о правильности тех или иных суждений, относясь ко всему с позиций рядового жителя страны, чьё собственное детство не отличалось радужными моментами. Стоит отметить, что любая коммунистическая литература всегда изобилует множеством терминов, будто надо быть очень умным человеком, чтобы всё это усвоить. Пэн Дэхуай об это открыто не говорит, но и не стесняется указывать на те моменты, которые ему просто никак не удаётся понять.

Самое большое упущение мемуаров — отсутствие информации о причинах падения Чан Кайши. Об этом совершенно нет никаких сведений. Получается, что устраивая продолжительные марши из одного края страны в другой, воюя малыми силами, теряя больше половины людей в сражениях, КПК всегда добивалась положительного сдвига ситуации в свою сторону, отчего в один прекрасный момент они стали преобладающей в стране силой. Очень жаль, что разъяснения этому в книге нет.

В комплексной попытке понять Китай «Мемуары маршала» отчасти помогут, но питать особых надежд на это не следует.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Нужно уметь смеяться над собой, даже если делаешь это с серьёзным лицом, задевая острые углы. За подобный юмор тебя не похвалят, а скорее осудят. Но кто не боится затруднений в понимании своих мыслей, тот рано или поздно добьётся нужного эффекта. Джозеф Хеллер ничего нового не придумал, поскольку, придерживаясь рамок абсурда, он под другим углом восприятия изложил тревожащие его проблемы современного общества. Ему не давала покоя война, которую он наблюдал лично, совершив шестьдесят боевых вылетов. Хеллер стал невольным свидетелем того, что никогда не найдёт места в голове разумного человека. Война сама по себе — страшное явление, но ещё более пугают люди, ответственные за боевые действия. Хеллер честно летал и бомбил указанные цели, а тем временем на базе происходило много вещей, о которых лучше лишний раз не вспоминать. Безусловно, Хеллер передёргивает, причём раздувая происходящие в книге события до тупейших из тупых ситуаций. Есть в его словах цельное зерно — нужно лишь не кривить душой, а принять «Уловку-22» без возражений. Необходимо по-настоящему ценить жизнь, чтобы не бояться пойти под трибунал за свои действия.

«Уловка-22» — самый настоящий театр абсурда. Всё происходящее в книге — это рассказ о психически нездоровых людях. Хеллер каждое отклонение от нормы возводит в абсолют, отчего даже человек без медицинского образования и без проведения каких-либо обследований сможет им поставить диагноз «Идиот». Поведение и мысли героев книги прямо говорят за их невменяемость. Трудно поспорить с утверждением, что война ломает психику людей, но в обществе более принято считать иначе — война закаляет людей. Угроза быть убитым сводит людей с ума в прямом смысле, делая их калеками до конца жизни. У Хеллера герои сошли с ума раньше, чем они отправились домой. Связано это с постоянно повышающейся нормой вылетов. Безумство, однако — пожалуй, это факт: американский лётчик, совершив двадцать боевых вылетов, мог отправляться домой, ведь война для него на этом завершалась. Разве мог кто остаться в своём уме, если дойдя до заветной цифры, количество вылетов увеличивалось на пять… и так до 60-70-80. Всё-таки боевой вылет — это далеко не одно и тоже, что «слетать за молоком в Парму», а реальная обстановка, где самолёт может быть сбит силами противовоздушной обороны противника.

Экипаж бомбардировщика — не те люди, которым приходится сталкиваться с врагом лицом к лицу. Их дело удачно отбомбиться и вернуться на базу. Кто-то из них может мечтать быть сбитым, чтобы уплыть на спасательном плоту в Швецию, а кто-то будет сидеть и трястись до приземления, вспоминая имена всех святых, лишь бы снова вернуться живым. Хеллер безжалостен к собственным героям, сводя их в могилу одного за другим. Их смерть такая же нелепая, как и их поведение вне самолёта. Просто приходит время завершить жизнь, и Хеллер её обрывает, применяя в качестве режущего инструмента лопасти винтов или иные инструменты, но постепенно сводя всех в могилу. Складывается впечатление, что умереть должен каждый участник войны, включая отсиживающееся на базе командование. Если умереть не в бою, то можно врезаться в гору, а то и попасть под удар просто купаясь в море: Хеллер не испытывает сожаления, делая из абсурда констатацию печального факта — люди смертны, а война не может обойтись без человеческих жертв.

Гнилая система ещё держится, покуда самолёты способны подниматься в воздух и выполнять свои задачи. А ведь жадные до наживы сторонние граждане, могли в родную армию поставлять вооружение отвратительного качества. Хеллер ни о чём таком не говорит, а значит читатель может быть спокойным — не все ещё окончательно потеряли совесть. Только совесть можно терять по-разному, чему Хеллер потворствует, находя множество дыр в жизни людей, пребывающих в условиях военного времени. Нет такого момента, куда Хеллер не вставил свои пять центов. Достанется медицинскому корпусу, службам снабжения и самому командованию. Последнее будет думать больше о сытой жизни и о выполнении пришедших сверху приказов, чем о быте подчинённых. Доктор ради повышения довольства будет по документам выполнять боевые вылеты, а ответственный за поставку продуктов «начнёт доить» армию США ради собственного блага, выкачивая воздушную смесь из спасательных жилетов и совершая вояжи по всей Европе, осуществляя бартерные сделки. Сходить с ума начнёт и сам читатель, усваивая из текста книги информацию о подобном раздолбайстве.

Поставить к стенке и расстрелять можно каждое из действующих лиц. Нет ничего разумного в совершении диверсий внутри собственных войск: положение армии на карте спокойно изменяет посторонний, неизвестный подкидывает мыло в общий котёл с едой, кто-то отказывается взлетать из-за того, что он уже выполнил норму вылетов. Сумасбродство процветает, и с ним никто не желает бороться. Во главу всего Хеллер ставит негласный свод фронтовых законов, где двадцать второй пункт гласит: «Всякий, кто пытается уклониться от выполнения боевого долга, не является подлинно сумасшедшим». Пускай в кузнице нет гвоздя, ведь бои идут вне родных стен, а значит враг ничего не сможет с тобой сделать. В его силах лишь стереть в порошок базу, но это генералитет как-нибудь переживёт, имея в запасе свежих призывников.

А хочет ли кто-нибудь уходить на войну? Американцы всю свою историю воюют. Не было ещё года без их участия в каком-нибудь конфликте. Разобравшись с присутствием индейцев, испанцев, англичан, французов, голландцев и русских на своём материке, они стали всё активнее вмешиваться в дела соседних континентов. Только теперь среди них есть когда-то гонимые индейцы, испанцы, англичане и далее по списку. Хеллер добавляет в проблематику армейских будней национальный вопрос. Отнюдь, шовинизма и джингоизма в книге нет, и без этого хватает здоровой порции циничного восприятия происходящих событий. В рядах армии США все чувствуют себя в одинаковой степени плохо, если не являются подлинно сумасшедшими, а ведь таких в «Уловке-22» избыточное количество. На читателя обрушивается нетривиальное подтрунивание, где находится место нефтеносным индейцам, гонимым по прерии всё дальше и дальше, и людям с несуразными фамилиями, о которых просто принято шутить, но не проводить внутренних расследований и как-то их морально подавлять. Одну тему не задел Хеллер, не решившись её поднимать в столь неоднозначном произведении: он не стал говорить об отношении к чернокожим представителям своих сограждан.

В «Уловке-22» никто не хочет воевать, опять же кроме тех психов, которым срочно надо в Швецию. Люди без особой радости пополняют ряды армии, оставляя дома отнюдь не родных и близких, а наработанную клиентскую базу. Хорошо, если вернёшься с войны и сумеешь вновь наладить бизнес. Однако, коли ты призван, значит и по возвращении надеяться на успешное восстановления дела не следует, если в самой армии ты не зарекомендуешь свой профессионализм.

Джозеф Хеллер показал войну с той стороны, с которой о ней говорить кощунственно. Но в подобном тоне говорить о войне необходимо, как бы тебя за это не порицали. Экзюпери в «Военном лётчике» говорил в более мягких оттенках, но также был категоричным в своих суждениях. А вот Хеллер сделал ставку на юмор. И не прогадал.

Автор: Константин Трунин

» Read more

«Нет, ребята, я не гордый.
Не загадывая вдаль,
Так скажу: зачем мне орден?
Я согласен на медаль.»
(с) Твардовский «Василий Тёркин»

Тиль Уленшпигель — герой народного творчества. Подобных ему можно найти во всех уголках мира. Достаточно вспомнить про Ходжу Насреддина, что также на осле путешествовал по арабскому Востоку, ёрничая и подтрунивая над каждым встречным. Таким же ярким персонажем является герой китайского «Путешествия на Запад» Сунь Укун. Уленшпигель мог жить на самом деле, но никто данного факта пока ещё не доказал. В сказаниях он появился много раньше того времени, в которое его решил поместить Шарль де Костер, сделав из Тиля борца за независимость от католической церкви и испанского владычества над странами современного Бенилюкса. Однако, именно Костер закрепил в памяти последующих поколений тот образ, от которого отталкиваются, вспоминая про Уленшпигеля. Пускай, он отныне становится героем народа, страдавшего от притеснений. Костер предложил такой вариант, который устроил практически всех.

Пепел отца стучит в сердце Уленшпигеля, заботы о гёзах (нищих) заменяют его лёгким воздух, лишь острый язык подобен кинжалу, сражая людей плодами софистических рассуждений. Тилю нравится играть словами, чем он занимается с самых первых страниц, выставляя себя за дурака, мнение которого трудно оспорить. Логика не будет работать, если твой оппонент начинает прибегать к диким аллегориям, находя в любом деле выход с помощью правильной комбинации слов. Со стороны кажется, Уленшпигель — мастер разговорного жанра, способный переговорить кого угодно. За яркими сценами проказ проходит детство Тиля, пока он не сталкивается со зверствами церкви и её ретивых служителей, нанёсших лично ему незаживающую душевную рану. Уленшпигель забывает о беззаботности, становясь оружием революции, неся людям уже совсем другие слова, наполненные возвышенными выражениями. Имя такого героя обязано было быть у всех на устах.

Литература о средних веках и временах более современных, если в сюжете присутствует католическая церковь, всегда угнетает. Повествование обязательно описывает зверства инквизиции, а также борьбу церкви за власть над людьми. Человечество превращалось в тупой инструмент, которым помыкали, лишая его права на собственные мысли об ином мироустройстве. Костер возводит всё в абсолют, вызывая у читателя чувство праведного гнева. Церковь не только зверствовала, но и наживалась всеми доступными способами, для чего достаточно вспомнить продажу индульгенций. Костер так красочно описывает данный процесс, что он больше напоминает деятельность страховой компании, навязывающей свои услуги. Отпущение грехов можно было купить на несколько жизней вперёд. И если кто отказывался покупать индульгенции, на того окружающие смотрели косо. Однако, покупка индульгенции не могла уберечь от инквизиции, пыток и казней, заполонивших земли Фландрии и Нидерландов.

События «Легенды об Уленшпигеле» касаются второй половины XVI века, поскольку в книге упоминаются император Священной Римской Империи Карл V, его сын Филипп II, король Франции Франциск I, штатгальтер Голландии и Зеландии Вильгельм I, а также сам факт борьбы против Испании и действующая система индульгенций, отменённая папой Пием V в 1567 году. Современный читатель может придти в ужас от действовавших тогда нравов, полностью лишённых проявлений гуманности. Стоит помнить, что тогда всё воспринималось иначе, а человеческая жизнь мало кем ценилась. В этот период также жил флорентийский ювелир Бенвенуто Челлини, оставивший после себя примечательный трактат о своём времени. Ужасающие церковные процессы, добывание пытками сведений у подозреваемых и любимая людская забава наблюдать за сжиганием людей на костре — печальная сторона обыденности тех лет. Бедные роптали, не имея сил противостоять такому положению дел, среди них был и Тиль Уленшпигель, рано столкнувшийся с несправедливостью жизни.

Очень часто Костер в повествовании сбивается на фантастические элементы, давая Уленшпигелю возможность участвовать в слишком неправдоподобных приключениях, уже никак не связанных с борьбой за независимость. Сам Уленшпигель после изгнания из Фландрии всё больше уподобляется рупору революции, поднимая людей на борьбу. Костер вырастил из шута и балагура ответственного человека, знающего для чего он теперь живёт. Изначально не являясь героем, Уленшпигель им всё-таки стал.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Произведения Ананьева построены на тяжёлых эмоциональных и моральных переживаниях героев, вставших перед лицом серьёзных проблем. Если в «Малом заслоне» над людьми нависла война, грозящая лишить жизни в любой момент, то цикл рассказов знакомит читателя с трудностями восстановления мирного хозяйства после продолжительного периода работы на фронт, так и со становлением советской власти после гражданских волнений. Ананьев не просто раскрывает души людей, стараясь лишить их страха перед обстоятельствами, выворачивая наизнанку тайные мысли, от которых нельзя отделаться. Человек — создание хрупкое, лишённое шансов на выбор собственного пути. Раз за разом Ананьев даёт вводную для нового критического момента, наполняя повествование ужасом неминуемой расплаты за малейшие огрехи и любое желание оказаться справедливым. И если «Танки идут ромбом» поставили Ананьева рядом с Ремарком, то «Малый заслон» усилил это впечатление. Читатель не должен ждать от книги жизнеутверждающих моментов: они противоречат самой сути человеческого предназначения.

Для «Малого заслона» Ананьев взял за основу душевные терзания молодой санитарки, желающей обрести покой, но ей мешает настойчивое внимание мужчин и боязнь принять участие в боевых действиях. На читателя с первых страниц грузом давит ожидание серьёзных событий. Война и не должна иметь налёт романтики, поскольку достаточно одного авианалёта или отражения танковой атаки, чтобы понять глупость идеализации войны, на которой выживают сильнейшие, и где заслуга победы должна быть воспринята непременно с гордостью. Ананьев не поёт оды бравым солдатам, чью плоть разрывают случайные снаряды; он разрушает утверждения любимчиков фортуны, уверенных в знаниях правил войны, уберегающих их от смерти. Любой человек может уподобиться решету в любой момент, даже при отсутствии очевидной опасности. Тяжело даются первые дни молодой санитарке, готовой лишиться разума или забиться в ближайший угол, лишь бы её никто не трогал, а происходящее оказалось дурным сном.

Ананьев описывает разные стороны войны, включая неистребимую надежду солдат на благополучный отход. Передислокация ими всегда сперва воспринимается за уход с передовой в тыл, где они смогут отдохнуть и получить зимнее обмундирование. Только планы командования являются скрытой от рядовых информацией, вынужденных терпеть лишения ради высоких целей. Читатель лично на себе может ощутить пробирающий мороз из-за того, что не в то время пошёл снег, слишком рано противник начал наступать, а проблемы с подвозом необходимых вещей откладываются на неопределённый срок. Людям остаётся мириться с обстоятельствами, согреваясь одним известным им способом, если всё-таки получится уцелеть.

Угнетает отсутствие у Ананьева желания посочувствовать героям, показывая их переживания без лишних красок. Читатель внутренне понимает, что всё не будет слишком плохо, а победа обязательно придёт. Но для героев Ананьева не может быть простых решений. Для автора давно стало привычным обрывать жизненный путь писательским пером, ставя крест на многих действующих лицах, обязанных закончить свои метания наиболее логичным для военного времени способом.

Такая же атмосфера будет грызть читателя в послевоенное время, когда все должны единым усилием воли приняться за восстановление страны. Ананьев наглядно показывает возникающие проблемы, начиная от четырёх колхозов на одну деревню, где в каждом по четырнадцать начальников на двадцать работников, и заканчивая явной нехваткой мужского населения. Но более Ананьев даёт читателю пищи для размышлений, описывая становление советской власти, не позволяя с твёрдой уверенностью занять какую-либо из сторон. Есть причины сочувствовать красным, но и убеждения белых заслуживают внимания. Щадить героев Ананьев не будет, обязательно заканчивая каждый рассказ чьей-нибудь смертью, находя в этом важную составляющую для повествования и своего собственного стиля. Смерть настигает храбрых и проверенных людей, посчитавших некий краткий момент важным для принятия решающего действия, заранее осознавая его последствия.

Когда-то забыли Первую Мировую войну, забыли первую Великую Отечественную войну. Их место в создании людей прочно заняла Вторая Мировая война: забыть нельзя, забыть невозможно; хотелось бы забыть, но для этого нужно время. Главное, чтобы за забытыми событиями одной войны не пришлось вспоминать события следующей.

Автор: Константин Трунин

» Read more