trounin.ru

Цикл “Остров Русь” | Книга №2

Вторая попытка создания замкнутой истории, предпринятая Сергеем Лукьяненко и Юлием Буркиным, принявшая вид абсурда. Дав читателю представление об острове, на котором располагается Русь, они стали нагнетать обстановку, выписывая сцены, далёкие от разумного осмысления. Читатель подумает: какие-такие бананы? С какой стати три богатыря и Иван-дурак ведут себя наподобие трёх мушкетёров и д’Артаньяна? Каким образом царевна Несмеяна рыдает над “Муму”? И почему вдруг главный герой оказался негром? Всё объясняется в духе детектива братьев Стругацких, ибо иного быть не могло, коли речь шла не совсем о нашей реальности.

Будь сюжет “Острова Русь” основанным на желании авторов получить удовольствие от творческого процесса – не было бы к ним претензий. Но видеть на страницах пародию на произведения других писателей – довольно огорчительно. Пусть Сергей и Юлий извращают представление о царствовавших на былинной Руси порядках, это их авторское право. Желают они так видеть ситуацию – никто им того запретить не может. Почему бы не добавить самобытности? Зачем богатыри решили заратиться на Куликовом поле с Иваном-дураком? Если только ради выработки принципа: один за всех и все за одного. И это происходит по причине необходимости отправляться на поиски серёжек Василисы Прекрасной, словно за подвесками Миледи.

Читателю может показаться, что будь Александр Дюма знатоком славянской мифологии, он бы обязательно написал нечто подобное. Не понадобился бы ему антураж в виде французской истории, на иной гвоздь ему тогда предстояло вешать картины. А может надо думать иначе, видя в работе Лукьяненко и Буркина стремление позабавиться, без старания задуматься о полезности ими написанного.

Положение ухудшается в связи с привязкой к общему циклу прежде написанной повести “Сегодня, мама!”. Тогда читатель начинает понимать – речь не о былинном времени, а о будущем. Остров Русь на самом деле существует. Причём не в границах Евразии, а где-то среди омываемых горячими водами пространств. Сразу возникает аналогия с прочими фантастическими мирами Лукьяненко. В воображении рисуются “Рыцари Сорока Островов”. Неужели и на этот раз над землянами проводят эксперимент некие инопланетные силы?

Остановимся на идее, будто Сергей и Юлий написали общую пародию, взяв за основу “Заповедник гоблинов” Саймака, наполнив страницы абсурдным содержанием. Если не с позиций юмора, то иначе к “Острову Русь” подходить не следует, так как возникнет излишнее количество обид за напрасно отнятое на чтение время. Когда это будет усвоено, тогда данное произведение перестанет восприниматься негативно. Подумаешь, Иван-дурак является негром. А кто скажет, будто он таковым не являлся в действительности? Ведь в былинах ничего не говорится о цвете кожи. Как не говорится и о том, в какие именно стародавние времена всё происходило. Вдруг во времена стародавние, ещё не наступившие?

Поэтому остановимся на понимании “Острова Русь” в качестве произведения, относящегося к юмористической литературе. Как знать, отчего не случиться такому, чтобы прошлое оживало хотя бы где-то, не имея к нему отношения. Всё чаще фантасты задумываются, как воспринимать историю, слишком многогранную и трудную для понимания, с каждым днём всё более теряемую для настоящего. Вполне вероятно произойдёт такое, как описали Сергей и Юлий. А при отсутствии фантазии для наполнения аттракциона подойдут сюжеты из когда-то созданных произведений. Учитывая количество написанного Александром Дюма, никто не станет обижаться, ежели “Три мушкетёра” заживут новой жизнь, хоть в экспериментальном зоопарке, но для приличия со сменой лиц. Просто похоже… И довольно на этом.

» Read more

Медицина держится на редких людях, исключительных по дарованным им способностям. Не каждый может применить полученные знания с достоинством, совершая ошибку за ошибкой. Алексей Моторов представил обратный пример, описав самого себя. Не имея высшего образования, испытывающий недостаток важной для работы информации, он выполнял все функции, позволяющие возвращать людей к жизни. Если он был действительно настолько умел, как описывает в воспоминаниях, то почёт ему и уважение. Судьба оказалась жестокой за успехи прежних лет, лишив Алексея главного инструмента – нормально функционирующей руки. Так провидение приняло плату за право наконец-то поступить в медицинский ВУЗ. Спустя время родилась на свет книга “Юные годы медбрата Паровозова” – набор историй, вроде как имевших место быть в действительности.

Моторов – еврей. Он об этом излишне часто напоминает читателю. Либо не еврей, но создаёт именно такое впечатление. К тому же, он – уроженец Москвы, имеющий жилплощадь и живущий для себя, жены и сына. Мечтает стать врачом, против чего выступала советская образовательная система. Отчего имея отличные мыслительные способности, Алексей постоянно проваливался – непонятно. Не для красного ли слова он рассказывает свои истории? Или допустимо сказать по этому поводу типичное для медицины утверждение, что главный человек в больнице – санитарка? В нашем случае таковым является медбрат Паровозов.

Он всё умеет, ему всё доверяют, он трудится как проклятый, не различает дней и ночей, принимает одного пациента за другим, постоянно перестилая постели, находя минуту на перекур, всегда готовый к проведению реанимационных мероприятий. Одно плохо – вокруг Алексея сплошь олигофрены. Один главный врач больницы – человек стоящий, к остальным такое определение отношения не имеет. Именно на сумасбродстве медицинского персонала и пациентов Моторов решил сделать акцент. Получается в меру смешно и даже занимательно, но почему-то обидно видеть, как людей без стеснения мешают с грязью. Тут бы сказать о чёрном юморе, только нет его в произведении. Скорее автор эмоционально выгорел и ничьих авторитетов признавать не собирается, особенно спустя большое количество прошедших лет.

Не ошибается только Моторов, остальным везти не должно. Терапевт введёт бабушке новокаинамид для снижения давления и снизит его до нулей, хирурги перельют пациентке кровь не той группы и приблизят её неизбежный летальный исход, сотрудники скорой поставят больному анальгин и получат анафилактический шок, медсестра решит ввести аминазин вместо димедрола, будто бы не понимая, насколько отличен эффект от требуемого при его применении. Зато Моторов наберёт в шприц мыльную воду и введёт её в сердце пациенту, находящемуся в клинической смерти более сорока минут, как у того сразу восстановится гемодинамика, а после пациент и вовсе вернётся к нормальному существованию, хотя должен был остаться до скончания века живым трупом.

Алексей разбавил повествование вольными лирическими отступлениями. Он вспоминает приезжавших в Москву за машиной “Волгой” туркменов, свои съёмки в кинематографе, испытывает ностальгию о поездке в Абхазию. И тут ничего не скажешь – это всё юные годы медбрата Паровозова. Но зачем-то в тексте присутствуют широкие размышления о режиме красных кхмеров, диктаторах Анголы, лопнувшей гайке в отделении при связи этого с происходящими во Вселенной явлениями. Стоит упомянуть и Минотавра, постоянно идущего следом за главным героем описываемого действия.

Автор всё-таки поступил в медицинский ВУЗ, на том остановив желание вспоминать о прошлом. Он уже не мог трудиться в реанимационном отделении, в душе появилась тяга к саморазрушению, выливавшаяся в мысли о возможности прекратить существование. Похоже, вместо себя, Моторов решил опорочить память о всех тех, кто с ним вместе некогда работал. Пусть написал он с задором, с таким же успехом собственные истории может рассказывать любой медик, умеющий травить байки.

» Read more

Посещение Маскаренских островов могло побудить Даррелла к написанию истории о птицах с острова Зенкали. Придуманный Джеральдом участок суши наполнился самобытными племенами, исчезающими животными и растениями, поставленными перед угрозой разрушительного воздействия белого человека на природу. Планируется построить аэродром, для чего сперва будут возведены плотина и электростанция. Это означает затопление обширных территорий. Всё бы ничего, не учти Даррелл ещё один важный момент, показывающий взаимную связь процессов на планете. Стоит внести изменения, как местные жители столкнутся с катастрофой, способной сделать их жизнь невыносимой.

На остров едет европеец. Его глазами Джеральд предлагает осмотреть быт населения. Сразу становится очевидной богатая жизнь приближенных к королю людей. Процветание доказывается убедительными примерами роскошных интерьеров. Всё это проистекает от лояльности британцев, считающих остров своей территорией. Теперь они пожелали усилить присутствие в регионе, опасаясь русского влияния. Но такая боязнь всем кажется преувеличенной. Остров настолько далёк от чьей-либо сторонней заинтересованности, что должен приниматься за подобие безжизненной скалы в океане. На нём потому и желают построить аэродром, где будут останавливаться на долгом пути самолёты.

Современный человек у Даррелла не стремится истреблять животный мир. Уже нет тех варварских порывов, в результате которых животные не вымирали, а пожирались в огромных количествах. Теперь стоит иная проблема, связанная с человеческой деятельностью, направленной на трансформацию облика Земли. Если построить плотину, будут поставлены на грань уничтожения редкие виды животных и растений. Их можно перенести в другие места, но такая деятельность обречена на провал, так как предлагаемые читательскому вниманию представители флоры и фауны находятся в зависимости друг от друга, должные погибнуть, стоит прекратить существование одному из важных для их существования факторов.

Излишне пессимистично Джеральд смотрит на ситуацию. Он специально взял изолированный остров, природа которого формировалась на протяжении сотен тысяч лет без постороннего влияния. Не придаёт значения он и деятельности местных жителей, ещё в момент переселения должных извести значительную часть животного мира, поскольку остров населяют птицы, чем-то схожие с вымершими дронтами Маврикия и Родригеса. Даррелл вовремя одумался, возродив птицу из легенд, дабы на её основе доказать обязательность её пребывания, ибо для флоры важно, чтобы семена растений проходили через её пищеварительный тракт, иначе не смогут прорасти.

Остаётся убедить отказаться от строительства аэродрома. Как теперь не показать стремление человека заботиться о собственном благе, набивающего карман деньгами? К чему бы не привело истребление мешающих птиц, без этого не обойтись, когда есть риск лишиться гарантированного заработка. Общественности в той же мере безразлично, когда каждый получит свою долю прибыли. Остаётся надеяться на благоразумие, будто оно поможет восстановить утраченный разум у потерявших голову людей, забывших обо всём в ожидании наживы.

Вновь человек ставит себя выше природы. С одной стороны стоят те, кто ни с чем не считается, делая нужное ему. С другой стороны стоят подобные им. Только первые заботятся о личном благе, вторые – о всеобщем. При этом все думают, будто они правы. Остаётся указать на то, что все одинаково ошибаются. Пусть Даррелл проявляет заботу о планете, стараясь сохранить её текущее положение, да ведь сама планета не останавливается в развитии, уничтожая прежние виды, давая жизнь другим. В этом суждении никогда не будет единого мнения, поскольку будущему безразлично прошлое. Былое воспринимается важным лишь для настоящего, тогда как более не на что опереться.

» Read more

Когда-нибудь наступает точка невозврата. Прежде Дарреллу читатель верил, но чем далее, тем меньше желания принимать рассказываемое за правду. Можно считать иначе, Джеральд шутит английским юмором, выставляя каждую описываемую ситуацию доведённой до состояния полной абсурдности. Может Дарреллу самому хотелось видеть именно то, что он сообщал на страницах произведений? Какую бы ситуацию Джеральд не представлял вниманию, всё в ней идёт так, лишь бы неприятности сыпались на действующих лиц. А если учесть, что перед читателем непосредственно автор в окружении повзрослевших членов семьи, то ни в какие рамки это уже не помещается.

Сборник “Пикник и прочие безобразия” разбит на ряд историй. В первой из них действительно показывается мероприятие под названием пикник, кое решила провести мама Джеральда, узнав из прогнозов об ожидающем британцев солнечном дне. Разумеется, верить в подобное на Туманном Альбионе никто не станет. Какая может быть солнечная погода, если такого отродясь не бывало? Но раз мама уверена в необходимости провести пикник, то так тому и быть, только всё пойдёт не по плану. Будет неаппетитная атмосфера, проливной дождь, сельская грязь и испорченное настроение. Весело лишь Дарреллу, всё это сочинившему. Но может таковой случай имел место быть, чего окончательному сомнению подвергать не станем.

Вторая история – поездка в Грецию. Маме захотелось посетить места памяти. Она вызвала сыновей и дочь, объявив о решении. Опять же, лёгкой прогулки не будет. Джеральд изрядно поиздевался над греками, унизив нацию до крайности. Понятно, рассказываемое им – обязательная черта английского юмора. Для путешествия по Греции действующим лицам достанется судно с дырой в борту, замки в туалетах окажутся неисправными, вместо льда будет подаваться кипяток, заказать требуемое блюдо не представится возможным. Тут стоит остановиться и вспомнить о знании Джеральдом греческого языка, о чём все собравшиеся прекрасно знали. Потому остаётся признать, Даррелл придумывал на ходу, никого не думая щадить.

Аналогичным образом Джеральд расскажет про посещение Венеции, а после опишет пребывание в отеле, где он активно штудировал девятитомник Эллиса Хэвлока, зачинателя науки сексологии. Сразу очевидно, сборник “Пикник и прочие безобразия” не предназначался для детской аудитории. Была ли рассказанная Дарреллом история в действительности? В стенах отеля он оказался в окружении озабоченного персонала, какими только расстройствами не страдавшего. Гомосексуализм и садомазохизм стали основой для углубления в иные людские пороки. Главный вывод, сообщаемый Джеральдом: человек не виноват, если родился с психическими отклонениями, поэтому нужно стараться найти общий язык с обществом, не желающим тебя принять. Не нужно углубляться в столь сложную для дискуссий тему, достаточно остановиться на словосочетании “психические отклонения”.

В заключении читателю предоставляется дневник человека, страдавшего от хронического алкоголизма с частыми приступами белой горячки. Данная тема должна была беспокоить Даррелла, имевшего сложную историю взаимоотношений с алкогольными напитками. Повествование является опасным для восприятия, так как в тексте имеются бредовые галлюцинации, приводящие к печальным последствиям. Описать такое мог человек, сам испытывавший подобные ощущения. Если, конечно, он действительно не зачитал чужие записи, проявив сочувствие к их написавшему.

Остаётся думать, Джеральда Даррелла настиг кризис. В его самосознании происходила ломка, превратившая дружелюбного человека в весьма циничного обозревателя обыденности. Нужно хорошо подумать, каким образом после он вернётся к исходному состоянию, сочиняя художественные истории для детей. Лучше бы не было проявления жестокости в словах Джеральда, но уже никуда не денешься – труд опубликован и стал достоянием общественности.

» Read more

Вёл ли Даррелл дневник, будучи юным? Он написал о пребывании на острове Корфу три книги, продолжая вспоминать ранее не упомянутое. Допустимо предположить смутные воспоминания, но Джеральд всё рассказывает в красках, словно это случилось накануне, а ведь минуло порядка сорока лет. Он помнит должное быть забытым. Невольно возникает желание пожурить Даррелла за вольности допускаемой в тексте фантазии. Но, по традиции, написанному будем верить, так как опровергнуть слова Джеральда некому.

Лучший спутник тот, кто умеет молчать и готов терпеливо ждать. Таковым стал осёл, сопровождавший Даррелла в его прогулках по острову. Он никогда не подводил, даже когда Джеральд долго отсутствовал. За такое умение он первым удостоился похвалы. И только после Даррелл рассказал о наблюдении за охотой ласки на европейскую соню. Поймать ему хотелось то и другое животное. Планам оказалось не суждено сбыться, испытав ряд разочарований, Джеральд удовольствовался соней.

Другое дело, когда речь о собаках. Зачем подрастающему натуралисту нужен в питомцы обыкновенный домашний зверь? Даррелл ещё не стал задумываться о необходимости сохранять виды, пока он познавал окружающий мир. Осознавать смерть одиннадцати щенят он не хотел. Хозяйке те были без надобности, поэтому требовалось уговорить маму принять домой хотя бы одного щенка. Стоит ли говорить, что для Джеральда спасут их всех? Причём не в торжественной обстановке это произойдёт, у него на глазах они будут извлечены из земли. Хозяйка поспешила похоронить народившихся щенят сразу, стоило тем появиться на свет.

Жестоко? Даррелл никогда не говорил об этом. В природе нет несправедливости. Всему быть таким, каким то предрешено. Сам Джеральд станет противиться подобной закономерности, сделав выбор в пользу одних, отказавшись от других. Как не думай, а животных следует кормить. Не стоит недоумевать, видя в одном случае Джеральда за охотой на воробьёв, а в другом – страстно стремящимся тех же воробьёв сохранить. Деваться некуда! Если питомец питается мясом, значит кому-то для того предстоит лишиться жизни.

Может потому Даррелл не любит в детских воспоминаниях затрагивать вопрос питания? В редкие моменты он говорит, как добывал корм. Ему гораздо приятнее описать упрашивание мамы снабдить его заготовленным мясом, из которого предстоит приготовить блюдо, дабы им накормить вечером семью. Маме приходилось отдавать мясо, придумывая нечто иное на ужин. Немудрено видеть реакцию братьев и сестры Джеральда, снова и снова негодующих, явно противящихся оказаться лишёнными вкусной еды, когда оной предпочитают накормить зверей “сходящего с ума” братца.

Не устаёт Даррелл обличать родственников. Он высмеивает дела всех, не считая нужным щадить их чувства. Пускай о сестре думают разное, он же обязательно расскажет о сватавшемся к ней турке, ухаживания которого прекратились после объяснения необходимости принять в качестве приданного одиннадцать щенят. От прочих женихов избавлялись иначе, о чём Джеральд с удовольствием и рассказывает.

Складывается впечатление, все Дарреллы любили язвить друг другу. Им бы только поиздеваться, со смехом рассказывая знакомым о проделке. Джеральд выделился из всех, сообщив не кому-то определённому, а всему миру. По сравнению с происходившими в семье неурядицами, восемьдесят паучат не кажутся чем-то необычным. Те, прямо в буквальном смысле, съедают собственную мать. Так отчего Дарреллам не перемывать кости? Физического вреда им это не причиняет.

Осталось рассказать о визите английского короля на Корфу и устроенном мамой Джеральда концерте лучших исполнителей острова. Под фейерверк и весть о новых талантах можно закрывать знакомство с детством Даррелла.

» Read more

Даррелл почти ничего не знал о Маврикии, пока не задумал его посетить. К тому обязывал символ созданного им зоопарка – дронт додо, вымерший вследствие деятельности человека. С чего начать? Джеральд решил обратиться в посольство острова, имея целью получить исчерпывающую информацию. Как всегда Дарреллу попадаются не совсем те люди, с которыми он мог вести приятную беседу. Он сразу понял, найти общий язык с населением Маврикия не получится, настолько оно лишено каких-либо обязательств, что не считает нужным отвечать на любезность любезностью. Казалось бы, бывшая британская колония, но добраться до неё проще с помощью французской авиакомпании. Так Джеральд попал на Маскаренские острова, занялся отловом животных и снова вернул себе умение с улыбкой встречать неприятности.

Даррелл с ужасом замечает шаткое положение животного мира Маврикия. Любой катаклизм приведёт к катастрофическим последствиям. Некоторые виды насчитывают не более тридцати особей. Если сейчас же не взяться за их сохранение, они вымрут подобно дронтам. Самым важным стало добыть розовых голубей, а после отправиться на остров Родригес, откуда вывезти золотых крыланов. Прежде, чем приняться за это, Джеральд уведомляет читателя о разрушительной деятельности человека. Даррелл постоянно об этом говорит, поэтому следует остановиться и сейчас.

К человеческим поступкам можно относиться с разных сторон. Взять тот же зоопарк, посетители которого словно решились выполнить миссию предков, невольно стремясь истребить животных внутри созданной для их охраны территории. Так и на Маврикии человек не задумывался, когда вносил разлад в природу острова, в неограниченных количествах вывозя животных, в основном для употребления в пищу. Ситуацию усугубляли сопровождавшие его обезьяны, крысы и прочие существа, чьё вмешательство ещё скорее подвергло уничтожению не готовых к тому зверей и птиц. Теперь требуется сохранить оставшееся.

Не все разделяют точку зрения Даррелла на зоопарки. Для людей они являются увеселительным местом, где можно посмотреть животных. И одновременно им жалко видеть зверей в вольерах, воспринимая такое явление негуманным отношением. А ведь им стоило задуматься, что не окажись те в “клетках”, то не жить им и на воле, будучи давно уничтоженными. Имея такое представление, Джеральд взялся исправить подобное отношение к зоопаркам, да так и не сумев добиться понимания занимаемой им позиции у посещающих зоопарки людей, что своим поведением как раз и создают угрозу для жизни животных, ибо страдают от ложного гуманизма.

Маврикий – идеальный пример идеальной среды для животных, где всё изменилось мгновенно, стоило ступить на берег европейцу. До того не знавшие хищников, обитали острова невольно оказались перед угрозой уничтожения. К визиту Даррелла имелись виды, требующие пристального к ним внимания. Именно их он в первую очередь постарается вывезти в свой зоопарк. Всё прочее не будет иметь столь же важного значения.

Впервые Джеральд сознаётся, как далеки от его понимания многие виды животных. Логично предположить, что ему симпатичны представители фауны, логика поведения которых не сильно отличается от человеческой. Потому и рептилии не привлекают Дарелла, не интересны ему и насекомые. Говоря же определённее, посетители зоопарков в той же мере не желают наблюдать за подобными созданиями. Некоторым исключением являются птицы, но и тут не всякий заинтересуется ими. Можно удивиться, но и Джеральд спокойно относится к птицам. Ему показывают розового голубя, а для него он практически ничем от обычного голубя не отличается. Дают ознакомиться с иной птицей, и она идентична знакомому ему виду, повсеместно распространённому.

Разное испытал Даррелл за время путешествия. Он столкнулся с собирателями травки, вдыхал аромат вонючего фрукта, садился на размытый дождями аэродром и пошутил над помощником, будто его съест. А потом он покинул Маскаренские острова, не думая, вернётся ли когда-нибудь на родину додо.

» Read more

Не будите лихо, пока оно тихо! Так говорят, если возникает необходимость успокоить горячие головы. Но если лихо уже разбужено? Тогда придётся испытать на себе вымещение нанесённых обид. Об этом рассказал Василий Нарежный в повести о малороссийском разбойнике Гаркуше, которую не успел дописать. Читатель понимает, в предложенном ему варианте истории больше вымысла, нежели правды. Кто-то увидит в Гаркуше подобие Дон Кихота, только без желания сражаться с ветряными мельницами, а действующим целенаправленно против засилья творимой несправедливости.

До двадцати пяти лет Гаркуша прожил мирно. Так бы и жить ему дальше, став образцом для написания жития агиографами после. Он исправно посещал церковные богослужения, не ел скоромного, придерживался постов, слыл за смиренного человека, если его кто вообще замечал. Но случилось непоправимое – его унизили. Гаркуша мог проглотить обиду, извинись перед ним толкнувший его человек и служитель церкви, выставивший с попранным уважением за дверь. Отныне смыслом жизни стала месть. И Гаркуша мстил с особым цинизмом, что нашло отражение в произведении Нарежного, вполне достойного прозвания – чёрный юмор.

Моральные принципы более не беспокоили обиженного. Он встал на разбойничий путь. Сперва истребил всех голубей у дьяка, после подпилил все деревья в его саду. Потом обрюхатил будущую жену обидчика, вследствие чего тому придётся воспитывать чужого сына. Об этом Нарежный рассказывает с азартом, буквально упиваясь восторгом от придуманных им сцен, которые, как знать, вполне могли произойти на самом деле. Мало ли проказников живёт на нашем свете – Гаркуша не последний из них. Про такого человека допустимо сочинять анекдоты самой разной направленности.

Логично предположить, что общество восстанет против Гаркуши. Разбойник будет обвинён за проделки и получит суровое наказание. Только суд встал на его сторону, объяснив, как следовало поступить изначально им ныне обиженным людям. Разве не мог толкнувший его извиниться? Мог. А дьяк имел право выгонять из церкви прихожанина? Нет. Так пусть и принимают заслуженное воздаяние. К тому же, беременность стала не результатам насильственных действий, а случилась по умственным способностям девушки, отчего-то не сумевшей противостоять ухаживаниям, когда уже была назначена дата свадьбы.

Несмотря на правомерность совершённого, Гаркуша не мог вернуться к прежней жизни. Утратил он веру в людей, не желал более мириться с действительностью. Постепенно он становится атаманом разбойников, всё равно оставаясь в душе ратующим за справедливость человеком. Не совершай он разбоев, уважали бы его все. Но как не грабить помещиков, если известно о творимых ими зверствах? Обижаемых людей нужно спасать от жестокости хозяев, поэтому Гаркуша не боялся нападать на хутора. И никто не мог ему противостоять, так как помещики военизированной личной охраны не имели.

Вершить Гаркуше дела дальше. Сойдётся он с другими атаманами, будет с ними объединяться. И далее, уже за так и ненаписанными страницами, обязательно должно произойти восстание. Ведь не станет терпеть правительство Империи унижение подданных, поставленных для надзирания за крепостным людом, введёт войска и подавит бунт, сослав или казнив его участников. Пусть жизнь настоящего Гаркуши отличалась от версии Нарежного, главное – создан образ, который заставляет читателя сочувствовать и не побуждает к поиску осуждения разбойника за им совершённые проступки.

Романтизм требовал прославлять героев прошлого и настоящего. Не быть им злодеями, как не пожелай их представить на страницах. Герой – он потому и герой, что он достоин хвалы и, быть может, подражания.

» Read more

Нужно уметь себя организовывать. Почему бы не взять пример с Александра Горбова и не создавать каждую пятницу по рассказу? Не может быть такого, чтобы за неделю не возникло идеи, и она не успела дойти до требуемого для её воплощения вида. Писать можно обо всём, без привязки к чему-либо. Сугубо о беспокоящей проблеме, какого бы рода она не была. Если будет похоже на фанфик, то никто от того не пострадает. А если читатель примет рассказанное за анекдот, то тем лучше, ведь плохую историю анекдотом не назовут.

Преобладающая тематика рассказов Горбова – фэнтезийная. Александр сводит в мир драконов, эльфов и гномов проблемы современного ему мира. Как будет выглядеть ипотека на сто пятьдесят лет? Читателю предлагается наглядный пример. А как дракону организовать банк, дабы золото в его пещере прирастало само по себе? Достаточно выпустить бумажный эквивалент, пускай и без каких-либо гарантий, что он эквивалент обозначенной на нём суммы.

С сарказмом Александр смотрит на происходящие в мире события. Почему американцы снимали высадку на Луне в условиях Голливуда, на самом деле её посетив? Может они встретили инопланетян? Или то опять были происки русских? А Гэндальф точно не бывал среди кавказских народов, не ел шашлык и не пил с ними вино? И разве всем известные объекты археологического наследия не возводились в прежние времена для сборищ вроде G20? Фантазия Горбова позволяет другим взглядом оценить встречающиеся в жизни затруднения, находя для них хоть и мало похожий на правду ответ, но всё равно кажущийся близким к настоящему положению дел.

Можно представить, что к Золушке явится не фея-крёстная: её посетит крёстный отец! Умный мужчина знает, как тяжко вскоре придётся королям, ибо полетят их головы от революционных порывов подданных. Так не лучше ли вместо бала отправиться в университет, после найдя умного мужа, составив с ним пару, прославившись на весь мир? Можно представить и побег Ленина из Мавзолея. Какая может быть причина? Допустим, экскурсионная группа из Гаити умеет такое, отчего гражданам данной страны давно пора запретить въезд в Египет.

Популярные в писательской среде персонажи-попаданцы достойны правильного их осмысления. Сваливаются они в неограниченных количествах со своими уникальными способностями на головы жителей иных миров и временных отрезков, что пора бы это как-то отрегулировать. Например, предъявлять завышенные требования, дабы отвадить сразу по прибытии. Пусть в другом месте реализуют свою судьбу.

Тем, кто надеется на лёгкое решение проблем, пользуясь различным чудодейственным инструментарием, Горбов советует крайне простое средство, эффективнее любых магических заклинаний и пространственных коллизий. Желающим купить папоротниковый мёд, Александр аналогично спешит открыть глаза, без лишних объяснений доказывая необходимость думать головой, только потом доверяя чужим словам. Что уж говорить про пользующийся спросом Эскалибур, за который хватается всякий спаситель определённых обстоятельств, уповая будто бы на свыше посланную на его плечи тяжесть по решению чьих-то проблем, когда оный и стоит как-то назвать, то ломом, либо ещё проще – плацебо.

Красным томом “Книга пятничных рассказявок” не ограничивается. Будут тома и иных цветов, когда для того подойдёт срок. Александр продолжает писать рассказы по пятницам, выкладывая их в свободный доступ. Кому желается прочитать, тот легко их найдёт. Сказать же более затруднительно, поскольку автор и без того позволяет читателю проникнуться плодами его дум, для чего нет нужды прибегать к услугам посредника.

» Read more

Ярких красок не осталось. Весь цвет был прежде потрачен на раскрашивание жизни в прежние годы. Оставшиеся моменты требовали своего воплощения на бумаге. Но более не имелось должных слов для воспоминаний. И всё же Дарреллу хотелось ещё раз приступить к писательскому мастерству. Вдохновить его смог сборник писем брата, вольное изменение названия которого породило словесный каламбур, результатом чего стало словосочетание “Филе из палтуса”, лишённое всякого смысла. Под обложкой оказался набор разных историй – от детских воспоминаний о Корфу до борьбы с носовым кровотечением из-за высокого артериального давления.

Джеральд всё-таки услышал гневные восклицания поклонников его творчества. Хватит рассказывать о других, давно ты ничего не рассказывал о себе. Необходимы истории о сумасбродстве помешанного на животных человека? Тогда готовьтесь внимать новой порции воспоминаний. Только помните, что краски обесцветились и знакомиться придётся с безвкусными творческими изысканиями.

Давайте сперва узнаем про население Корфу подробнее. Читатель до сих пор не в курсе реальных подробностей нравов местных жителей. Казалось бы, остров греческий и населён греками, соблюдает греческие традиции и должен быть во всём прочем таким же греческим. Однако, поведение обитателей Корфу сравнимо с турецким. И населён он оказывается турками, хоть и являющимися в действительности греками. Каламбур!

А попробуйте показать фокус этакому турку, достав из его бороды денежную купюру. Чем это закончится? Восхищением публики и радостными аплодисментами? Отнюдь. Не получится купюру оставить у себя, поскольку это посчитается воровством чужого имущества. Казалось бы, это абсурд. Но попробуй доказать, что деньги твои, а ты просто продемонстрировал ловкость рук.

Два вышеозначенных факта легко усваиваются и не оспариваются. Для их доведения до понимания достаточно короткого о них упоминания. Даррелла краткость не устраивала. Необходимо было расширить содержание историй, дабы после ряда пространных событий подвести читателя к понимаю важного, вместо изначального объяснения сути рассказываемого.

Следующие эпизоды повествуют о дальнейшей жизни Даррелла. Перед читателем открывается личность хозяина зоологического магазина, в котором Джеральд некогда работал. Данная личность прежде почти никак не отражалась на страницах произведений Даррелла. Появилась возможность заполнить и этот пробел. Тем более, что хозяин магазина был личностью незаурядной, проявлял заботу о покупателях и не гнался за выгодой. Он мог и вовсе не продавать животных, если видел в том ему лишь ясную необходимость.

Вспоминает Джеральд и об Африке. Делает это так, что сумбурное наполнение “Филе из палтуса” достигает апогея именно в четвёртой истории сборника. Разобраться в происходящем сможет самый усидчивый поклонник его творчества.

В конце Даррелл подготовил историю из его настоящего. Возраст брал своё, обозначались проблемы со здоровьем – так почему и об этом не уведомить читателя? Как-то у Джеральда пошла носом кровь. Никакими средствами не удавалось её остановить. Не помогло прижигание – кровь хлынула вновь. Осталось последнее средство – тугая тампонада, исполненная доктором с Цейлона. Поскольку история свежая, то повествование оказалось излишне переполненным красками. Большое значение сыграла богатая фантазия Даррелла, чрезмерно близко к сердцу принявшего происходящее, отчего оно не желало успокоиться, провоцируя нагрузку на сосуды.

О чём дальше писать Джеральду Дарреллу? Неужели остались моменты, продолжающие заслуживать внимание? Оказывается, не всё рассказано о родственниках и не освещена экспедиция в Мексику. Нужно думать о воспитании подрастающих поколений, для чего написать и опубликовать подобие энциклопедии. Мыслей много – требуется найти время для их реализации.

» Read more

Сказки закончились. Они перестали вдохновлять Даррелла. Закончились и деньги, ежели Джеральд снова взялся вспоминать о прошлом. Вместе с тем, приходится признать, закончилось и воображение. Даже читатель у Даррелла закончился, ибо вырос и потребовал юмора уровнем выше детского. Ясно направленный взгляд Джеральда стремительно повзрослел. Более не требовалось находить общий язык с людьми, особенно с родственниками. Даррелл пошёл на разрыв отношений, вступая в очередной виток конфронтации с близкими ему людьми. Ему прямо говорили – не пиши, не позорь нас, напоминая о том, что лучше забыть. Но Джеральд не слушался – он писал, тем обеспечивая себя гонораром. А если задуматься, то каково значение его второй книги из цикла о Корфу?

Лучше понять детство Даррелла не получится. Он теперь не рассказывает о себе. Объектом внимания становятся мать, братья, сестра, а также другие животные. При этом так и остаётся невыясненным, в виде каких животных Джеральд представил на страницах трилогии своих родственников. Это интересует не одного читателя. Родственники задавали ему такой же вопрос, на который у него не было ответа, ведь людей за животных Даррелл не принимал.

Сюжета нет. Джеральд предложил набор историй. Хронологической последовательности тоже нет. Всё размещено без привязки к чему-либо. Например, первой историей является повествование об увлечении сестры спиритизмом, когда семья переехала в Лондон, остановившись в отеле “Балаклава”. В дальнейших историях речь коснулась подробного описания греческой свадьбы и даже маминого ухажёра. В остальном – набор любопытной информации о братьях меньших: как навозные жуки катают столь ровные шарики и для чего они им, как кормить и не перекормить ежат, отчего шумит всегда тихая сова, почему дрессированные медведи у цыган безобиднейшие из созданий.

Оправдание написанной книге всё же есть – заполнение белых пятен биографии Даррелла, а также сбор денег на планируемые путешествия. Джеральд собирался посетить австралийский Большой Барьерный риф. Удивительно в этом обстоятельстве то, что о рифе Даррелл не станет писать заметок, оставив читателя с осознанием наличия всё тех же белых пятен.

Опять оставим в стороне понимание правдивости излагаемого на страницах. Сомнительно, чтобы Даррелл так хорошо помнил о событиях тридцатилетней давности. Тут более фантазия, нежели отражение действительно происходившего. Нетрудно догадаться, почему на Джеральда могли обижаться родственники. Уж если сам не помнишь о столь давних событиях, то тем обиднее, что тебя высмеивает собственный младший брат, да ещё и выставляя это на всеобщее обозрение.

И всё-таки Даррелл не обо всём рассказал. В начале он описал беседу членов семьи, касающуюся как раз написания продолжения, поведанного им в книге “Моя семья и другие звери”. Были перечислены требующие отражения темы. Фактически половина из объявленного обошла читателя вниманием. Тут стоит винить, возможно, переводчиков, так как есть мнение, что на русский язык именно данное произведение Даррелла никогда полностью не переводилось. Это первый печальный момент.

Второй печальный момент. Дальнейшее литературное творчество Джеральда. Проблема именно в переводах, где-то откровенно слабых, а где-то и вовсе без них. То есть читателю нужно знать язык оригинала, чтобы быть в курсе работ Джеральда. Когда-нибудь, безусловно, творчество Даррелла получит заслуженную оценку потомков, он удостоится всяческих похвал и переводов едва ли на все языки необъятной Вселенной, но пока приходится считаться с тем, что не всякому известно, кем он был и чем занимался.

Правда интересно читать человека, видевшего ежей? А ведь потомки могут забыть о них, если не постараются противопоставить природе заслон в виде сохранения имеющегося.

» Read more