trounin.ru

Кортасар призывает к иррациональности. Он отрицает логическое построение сюжета и советует читателю следовать прилагаемой схеме чтения. Ничего нового при этом Хулио не изобрёл, озадачив читателя лишь расширенными сносками, оформленными в виде отдельных глав. Поступить ему так пришлось в силу ещё более банальных причин — место обычных сносок занимает перевод часто встречающихся иностранных слов. Если таковое можно считать подобием детской игры Классики, то следует тут же приступать к чтению, памятуя о свойственной Кортасару манере изложения — потоку сознания. И не стоит думать, будто сути в произведении Кортасара нет. Иррациональность позволяет Хулио многое, в том числе и сомневаться в написании написанного, как читателю — в прочтении прочитанного. Коли тростник способен мыслить, значит на такое способен и человек. Впрочем, надо ещё доказать, что человек именно мыслит, а не раскачивается на ветру, воображая иллюзию жизни.

Тростник действительно способен мыслить. Кортасар аналогично способен подходить к пониманию действительности, прибегая к иррациональности. Возможное всегда возможно, покуда кто-то считает, что это является возможным. Никто ещё не доказал обратного. И никогда не докажет! Когда дело касается художественной литературы, тут уж держите Кортасара всем миром — в его силах перевернуть представления о насущном. Но пока читатель не познал суть творчества Хулио, ему стоит заварить мате и жадно пить сей обжигающий напиток. «Игра в Классики» подождёт — её можно начинать с любой главы, желательно с примечаний, можно с конца или с середины. Всегда есть возможность прочитать произведение с начала, либо любым иным способом. Важно помнить про иррациональность, тогда Кортасар становится понятнее: сугубо в рамках осознания непостижимости предлагаемого автором текста.

Форма подачи материала — податливая составляющая творческого процесса. Творец всегда окажется прав, преподнося творение в определённом виде. Он мог оформить иначе, придать конкретный смысл смыслу и указать на сочетание происходящих в сюжете событий с внешним (закнижным) миром. Определённо, нечто подобное у Кортасара имеется, ежели читатель попытается до этого дойти или доплыть, лишь бы не догоняя уезжающую крышу.

Кто в конечном счёте оказывается ленив? Читатель, не понимающий, зачем ему прыгать по тексту, или писатель, оказавшийся излишне ленивым, чтобы грамотно отредактировать написанное? Кортасар предпочёл не вносить правки в нужные места книги, свалив написанное позже и разнообразные мысли кучами в конце, приписав каждой куче номер.

В итоге читатель поймёт, что «Игра в Классики» представляет из себя набор слов из разных языков: испанский, латынь, французский, немецкий, английский, итальянский. К тому же, Хулио предпочитает преобразовывать слова, придавая им невероятные сочетания, мало доступных понимаю широкого круга людей. Действующие лица в произведении мусолят философию, литературу и всё прочее, никуда не переходя и оставаясь на одном месте. Для контраста Кортасар позволяет себе рассказать о путешественнике, чьё путешествие сводится к отсутствию путешествий. Так и разговоры героев повествования сводятся к разговорам при отсутствии необходимости говорить.

Иррациональность не поддаётся доводам рассудка, в ней нет логики, она выше разумных объяснений и противна разуму вообще. Иррациональность идеальна для потока сознания и отлично дополняет желание читателя лучше понять литературный модернизм. Иррациональность объясняет всё сущее и ей же стоит занимать определяющее место в человеческом обществе. Может быть и Кортасар отдавал иррациональности право верховодить на страницах произведений, понимая, как мало смысла во всём присущем человечеству. Но всё же читателю хочется видеть больше логики и иметь возможность приобрести новое, а не уподобляться мыслящему тростнику, продлевая иллюзию на отпущенный ему срок цветения.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Культура народа формируется в процессе долгого развития, затрагивая временный период от одного века и более. Современная Бразилия раскинулась на обширной территории, ранее населяемой индейцами. Не так просто было покорить самобытные воинственные племена, прибегавшие к каннибализму, поедая поверженных врагов — португальцам это удалось. Местное население оказалось если не истреблено, то значительно сокращено. Не каждому племени удалось выжить, а многие смешались с завоевателями, найдя в этом спасение от рабского труда и болезней европейцев. Жозе де Аленкар в своих книгах широко освещал события прежних лет, показывая не только быт коренного населения, сколько возможность существования двух культур на одном пространстве, испытывающих друг к другу закономерное пренебрежение.

Вдохновителем Аленкара мог быть только Вальтер Скотт, использовавший в своих исторических романах точно такой же подход, предлагая читателю изрядно романтизированные образы. Если не кривить душой, то Аленкар один из тех, кто создал латиноамериканские мелодрамы, смешав в своём творчестве именно те элементы, над которыми в будущем станут лить слёзы миллионы людей по всей планете, наблюдая за печальными историями, где обязательно есть место любви и человеческой жестокости. В мире не может быть всё хорошо, и Аленкар старательно воссоздаёт картины тех дней, когда ещё не основали большие города вроде Рио-де-Жанейро, об удобствах говорить тоже не приходилось. На тот момент присутствовало лишь желание эмигрантов из Европы обжить необозримые просторы Южной Америки, а у индейцев была цель сохранить собственную культуру.

Без перегибов в художественной литературе трудно обойтись — иной раз нужно закрыть глаза, чтобы не подвергать суровой критике разворачивающиеся действия. По своей сути, местные племена тупи были довольно мирными людьми, несмотря на привычку есть человеческое мясо. Они, конечно, могли устраивать погромы, отодвигая владения пришельцев назад, но в целом больше предпочитали сами отходить вглубь континента, чтобы лишний раз не вступать в противоречия. Аленкар на такой благодатной почве решил показать возможность любви между европейской девушкой и индейским юношей. Благодаря таким связям сформируется бразильская нация, но на момент происходящих событий в «Гуарани» — это скорее воспринимается негативно обеими сторонами: семья индейца призывает молодого человека образумиться и не отрываться от корней, а окружение девушки просто не допускает саму возможность породниться с чужеродной культурой. Правдоподобие нарушается тогда, когда Аленкар начинает обожествлять европейских эмигрантов, заставляя индейцев трепетать. В одном автор прав, перед любовью не может быть преград — они сметаются тем потоком воды, что ежегодно затопляет пампасы, скрывая земную поверхность, доходя до уровня крон деревьев.

Для индейского юноши красивая белокожая девушка действительно подобна богине: она ему улыбается, помогает понимать своих соотечественников и всегда прибегает к его услугам. Вполне может быть, что девушка просто пользуется человеком по личному усмотрению, являясь ещё ребёнком в душе, в чьи планы не входит какая-либо настоящая привязанность. Аленкар умело создаёт из отталкивающего образа индейца светлый лик любимого человека, за любовь которого действительно стоит бороться. Романтический подход не предусматривает иного, ведь читателю полагается быть под глубоким впечатлением от разворачивающегося действия у него на глазах. Пусть Аленкар излишне всё утрирует и преподносит историю в слащавом исполнении — от исторической правды не уйдёшь: влюблялись девушки в индейцев, бросались к ним в объятья и зачинали бразильскую нацию; это же происходило и с мужчинами, кого могла пленить экзотическая красота туземных женщин. Аленкар исходит в «Гуарани» именно из построения отношений между двумя людьми, против чего выступают абсолютно все. В полном трагических событий повествовании любовь будет только крепнуть, и её не разольёт даже вода, более грозная стихия, нежели табу индейцев и запреты европейцев.

Культуры обязаны смешиваться, приходя к общему виду. В далёком будущем это ждёт всю планету — иного просто быть не может. Нам же представляется уникальный шанс увидеть одно из начинаний этого исторического процесса, находясь в его эпицентре.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Слышите? Дует ветер. Да, дует ветер, но прислушайтесь повнимательнее. Не слышите? Свист?! Определённо, свист. А откуда свист? Это свистит грыжа мошонки. Грыжа мошонки? Конечно. Но разве может грыжа мошонки свистеть? Поверьте, у Маркеса не только может грыжа мошонки свистеть: у него своеобразное чувство «магического реализма», порождающее дикие образы, которые разнятся от книги к книге.

Всегда трудно писать книгу. Особенно, если писать книгу хорошую. Для такой книги нужен сюжет, необходимо большое количество слов, да какая-то важная идея. Для Маркеса в очередной книге всё сошлось вокруг любви, пронесённой сквозь года, ставшей для главных героев самым главным чувством, не утратившим значения и в глубокой старости. Не стоит воспринимать жизненный путь каждого из них с какой-либо осуждающей стороны — может просто мы не очень понимаем особенности жителей Южной Америки, живущих совсем в другом психологическом климате — они окружены иными проблемами, своеобразными заботами и придерживаются другой модели поведения. Только — вот только… Южная Америка известна всему миру фанатичной приверженностью к католической церкви, чьи позиции — если судить по книгам Маркеса — в Колумбии наиболее слабы. Вполне может быть и так, что запретный плод всегда сладок, а это легко порождает в думах людей затабуированные желания, которые Маркес открыто изложил на бумаге.

Любовь во время холеры — таково название на всех языках мира, кроме русского. Холеры в книге нет. Любви в книге нет. Есть быстро летящая жизнь. Есть множество случайных связей. Есть романтическая привязка к юношеской любви. Более в книге нет ничего: лишь дикие ассоциации Маркеса позволяют разбавить чтение короткими усмешками, возникающими в виде ответной реакции на несусветную глупость, лишённую реальной привязки к действительности. Неужели конская струя обладает мощным воздействием на стенки унитаза и так ли приятно делать друг другу клизмы на старости лет, достигая таким образом высшей точки удовольствия? Безусловно, стимулирование простаты доставляет удовольствие мужчинам, способным получить его и без задействования иных органов, только не обязательно для этого прибегать к сомнительного вида процедурам. Надо относиться ко всему гораздо спокойнее, растаскивая слова Маркеса на афоризмы, не имеющие никакого отношения к жизни.

Симптомы у любви и холеры одинаковые? Вполне может быть и так. Редко какой писатель не старался сравнить любовь с разными заболеваниями, не заботясь о достоверности. Если во времена Льва Толстого принять страдания от любви можно было за туберкулёз, то, учитывая уровень медицины XIX века, это неудивительно. Но Маркес жил в наше время, и уж ему-то должно быть хорошо известно, что холера — это болезнь грязных рук, возникающая среди социально незащищённой части населения. Кроме того, холере присуще бесконтрольное неудержимое излитие жидкости, что больше характерно для волнительных моментов, но не для любовных мук. Всё это, на самом деле, лишь дождевая вода на побережье, выпавшая во славу корабля, капитан которого решился вывесить флаг опасного заболевания, что позволяет ему уходить от досмотра таможенников, провозя любую контрабанду, даже в виде любви. Почему бы и нет. Любовь действительно будет во время холеры, но в самый короткий миг, порождая мучительные позывы сделать очередную клизму, пытаясь вызвать хоть какое-то подобие искомого заболевания.

Стоит признаться самому себе, что между поздним Маркесом и Маркесом ранним можно поставить знак равенства. Замечательный стиль нобелевского лауреата увидел свет благодаря сумбурным невообразимо-непонятным литературным стараниям, после чего всё стало возвращаться в исходную точку. Заматеревшему писателю не так просто растратить весь талант, поэтому в повествовании ещё остаются нотки разумности, плавающие подобно продуктам жизнедеятельности той птицы, что случайно обронила их на влюблённых в момент первого зрительного контакта. А дальше всё стало плавать… и плавало, и не тонуло. Как тут не закончить последним словом полковника, которому никто не писал?!

Автор: Константин Трунин

» Read more

Мир ещё долго будет разгребать завалы, оставленные после себя европейскими державами, наследившими на каждом континенте, извратив для многих наций смысл жизни, привив культ денег и важности собственной персоны со стремлением добиваться блага лично для себя. Конечно, это не прививалось насильно. Угнетаемые люди смотрели на временных властелинов своего края, стараясь перенять для себя все аспекты поведения важных людей, подобно ребёнку, что стремится быть похожим на взрослого, совершая комичные поступки, от которых его мнение о самом себе взлетает до небес. Так сложилось исторически, что наиболее пострадавшими от влияния метрополий оказались страны Африки и Южной Америки (с частичным захватом центральной части и стран карибского моря). Если в Африке всё кажется совсем печальным: бедность, высокая смертность, отсутствие нормальных условий для жизни; то Южная Америка в этом плане немного продвинулась вперёд, поскольку её населяли на момент завоевания европейцами уже более технически развитые народы, далёкие от первобытно-общинного строя. Именно из-за этого Южная Америка кажется более благополучным регионом, хотя испытывает точно такие же проблемы, как и большая часть Африки.

Габриэль Маркес родился и вырос в Колумбии. Он сам честно и открыто говорит о своей стране, роняя при этом слёзы, что местная политика строится на смене одного диктатора другим, когда каждый заботится в первую очередь только о своём благополучии. В череде постоянно повторяющихся событий живёт практически каждая страна Южной Америки, создав в головах населения планеты устойчивый образ банановых райских республик, где Эль-Президенте сидит за толстыми стенами роскошного замка, приминая спиной широкий шезлонг, сжимая зубами толстенную сигару, покуда вокруг бегают злые собаки и по периметру ходят разукрашенные люди с автоматами — так выглядит классический образ. В каждой стране имеются незначительные отклонения. В Колумбии образ складывается вокруг нарковойн, но Маркес не заглядывает так глубоко, не имея желания нажить грозных заклятых врагов. Читателю в «Осени патриарха» предстаёт тот самый средний вариант диктатора.

Важное значение для человека в Южной Америке имеет звание. Если ты полковник, то не всегда заслужил такой «титул» благодаря военной карьере. Во многих странах Латинской Америки так называют крупных землевладельцев. Но вот генералы — это люди, прошедшие через множество революций и боёв, где один из них сменил действовавшего правителя. Герой «Осени патриарха» — заслуженный престарелый ветеран, пребывающий в мире собственных иллюзий, обожествляющий свою мать и себя лично, живя под покровом сложенных вокруг него мифов, покуда в доме живут куры; он лично каждый день доит корову во дворе, хвалясь способностью оплодотворить любую женщину по желанию, чаще склоняясь к увлечению школьницами. Генерал — это порок на пороке, упивающийся властью. Он содержит поместье для диктаторов в отставке, потешаясь над их печальным статусом свергнутых правителей. Но и сам генерал не знает, что в современном мире вся власть находится не у того лица, которое занимает высшую государственную должность чиновничьей службы, а в руках совершенно других людей, делающих всё для того, чтобы генерал смотрел отдельный, для него созданный, канал по телевизору и слушал точно такую же радиоволну. Маркес превращает повествование в фарс, делясь с читателем стереотипами и показывая возможное изменение застоявшейся деградирующей системы в будущем.

Если кто-то будет пытаться найти в книге иной образ, о котором Маркес не говорил, то не надо стараться это делать. Всё-таки, патриарх пришёл к власти благодаря английским матросам, поддержанный американскими военными. После чего было набрано множество кредитов в банках всех стран, отчего страна всё больше погружается во мрак, не имея перспектив выбраться из долговой ямы. Маркес практически не показывает угнетение населения, акцентируя внимание только на генерале и его приближённых, слагая одну легенду за другой. Книга наполнена магическим реализмом, к которому читатель просто обязан проявить терпение. Не стоит ссылаться на абсурд — его тут нет. Повествование построено в классическом для Маркеса стиле, уходя иногда во внутрь иллюзорного понимания реальности, направленного скорее на игру словами, принимающих форму диких сочетаний.

В каждом мифе можно найти важные мысли. Если борьба с Ватиканом предстаёт в виде желания быть более важным, то поиск врагов внутри страны принимает вид бесконечной резни: где 6 — там 60, где 60 — там 600, где 600 — там 6000… где 600 тысяч — там 6 миллионов. «Но это же население всей страны!» — «Мы кончим, когда они кончатся!».

Магическая реальность легко принимает вид реальности объективной — это у Маркеса всё лучше проявляется с каждой последующей книгой. «Осень патриарха» — одна из вех, сделавших из рядового колумбийского писателя икону всемирного масштаба.

Автор: Константин Трунин

» Read more

В «Скверном времени» читатель продолжает видеть раннего Маркеса, но более поднаторевшего в писательском искусстве. Отнюдь, не стоит искать в этой книге магический реализм, по причине его отсутствия. Саму книгу можно найти в разных переводах и под разными названиями: «Проклятое время» или «Недобрый час» — все они имеют право на существование, отражая суть содержания, которое не совсем уж чтобы революционное и необычное — просто в городской среде творится совсем не то, что хочется видеть местным жителям, чьи тайны выходят наружу благодаря некоему анониму, решившему нести мораль в массы, случайно провоцируя всплеск агрессии и насилия среди людей. Действительно, скверное время — разве может быть иначе при таком раскладе?

В «Скверном времени» читатель не найдёт предпосылок к самому главному роману Маркеса «Сто лет одиночества», даже не сможет найти каких-то заманчивых слов о величии Макондо, нет тут ничего такого. Просто книга становится одной из ступенек, по которым поднимался Маркес, пройдя сначала тот самый махровый магический_мозги выносящий_реализм, чтобы погрузиться в самый типичный реализм, благодаря чему спустя несколько лет родится из-под пера великого колумбийца гремучая смесь того и другого, обрушив на читателей всего мира кровосмесительную историю семьи Буэндиа.

В «Скверном времени» читатель наблюдает за самым обыкновенным латиноамериканским мылом, где все друг друга знают, либо знают опосредованно, все плачут над взлётами и падениями каждого, каждый имеет какую-то тайну, замалчиваемую от остальных, но по законам жанра — это всё станет явным; отчего качество мыла останется на самом высоком уровне, иначе зритель/читатель будет чувствовать себя глубоко обманутым, покуда не случилось того самого душу_трепательного и слёзы_выдавливаемого непоправимо_абсурдно_логичного, якобы всеми нежданного, но активно обсуждаемого ещё до происшествия. В книге не будет чрезмерно громкого скандала, просто население немного пошумит, пару раз вспомнив похороны Великой мамы, ограничившись только такой привязкой к основной вселенной Маркеса.

В «Скверном времени» читатель иногда может заметить наличие сюжета, только если он будет очень тщательно следить за всеми происходящими событиями, иначе нить повествования начинает скользить по извилинам мозга, заполняя собой всё свободное пространство, чтобы позже затвердеть, делая голову читателя чересчур каменной, отчего мышление приостанавливается, при этом глаза бегают по строчкам да не могут уловить дальнейшей сути, ведь где-то тут должно было быть адекватное отображение событий о происхождении очередной анонимной информации. Может Маркес и пытался создать подобие детектива, но в это трудно поверить. Ещё бы извилины оставались нетронутыми, вынуждая читателя перелистывать страницу за страницей в поисках более податливых нитей, а то и просто толстых и весьма понятных, не способных увести тебя в сторону от повествования.

В «Скверном времени» читатель погружается в атмосферу мнительности, гнетущего настроения и бесконечной людской молвы. Перед ним встаёт не абы какой город, а, в некотором роде, царство чумы, заразившей повествование опасным заболеванием, отчего закрыты ставни каждого дома, люди не желают адекватно общаться, все прячут лица и бегом прочь скрываются от любых слухов, пытаясь спасти свою собственную жизнь. Не хватает только зажжённых факелов, презрительного отношения и одежды, полностью закрывающей все части тела, лишь бы не допустить к себе что-то подозрительное. Слишком мрачный мир был нарисован Маркесом, но для отображения скверного времени всё было сделано просто идеально.

В «Скверном времени» нет дождя, а значит Макондо продолжает жить.

Автор: Константин Трунин

» Read more

От реализма магического к реализму настоящего — так можно кратко охарактеризовать литературный путь Габриэля Маркеса, что начался в 1947 году и закончился в апреле 2014 года. Не каждому читателю дано понять художественные изыскания начинающего Маркеса, наполнявшего страницы непонятным текстом, в который можно было вкладывать все свои размышления, но не находить выход из лабиринта. Маркес всё глубже и глубже погружался в свои собственные мысли, тщательно выписывая их на бумагу. Очень много внимания он уделял темам смерти, любви и жестокости. Об остальном Маркес говорил мало. С годами его творчество всё крепче находило связь с землёй, когда очередное произведение было наполнено уже не эфемерными аллегориями, вызывавшими полное отрешение от мира объективных процессов, а вполне осязаемые истории, в которых можно без особых проблем разобраться. Определяющими для всего творчества великого колумбийца стали повесть «Полковнику никто не пишет» и роман «Сто лет одиночества». О них вы можете прочитать в других рецензиях, как и о «Палой листве». В этом обзоре речь коснётся только рассказов, пропитывающих сборник потом писателя; собранных редакторами так, что виден весь путь Маркеса — тот самый магический реализм, так громко ему приписываемый, на глазах читателя трансформируется в бытоописание, где только иногда автор позволял отступления в стиле себя начинающего.

Под обложкой этой книги содержатся следующие рассказы:
1. Третье смирение (1947);
2. Ева внутри своей кошки (1948);
3. Другая сторона смерти (1948);
4. Диалог с зеркалом (1949);
5. Женщина, которая приходила ровно в шесть (1950);
6. Ночь, когда хозяйничали выпи (1953);
7. Похороны Великой Мамы (1961);
8. Рассказ человека, оказавшегося за бортом корабля (1970);
9. Невероятная и грустная история о простодушной Эрендире и её жестокосердной бабушке (1972).

Читатели любят Маркеса в первую очередь за создание Макондо. Это целый мир и целая Вселенная. Отдельная планета в нашем сознании. Если учёные не хотят признавать планетой Плутон, так давайте уступим место последней планеты Макондо!? Маркес долго экспериментировал с творчеством, пока в 1955 году не написал «Палую листву», ставшую первым шагом. Продолжая рисовать, Маркес через два года создаёт наполненную грустью повесть «Полковнику никто не пишет», также опосредованно задевающую тему Макондо, где читатель узнаёт о некогда произошедшей войне и о печальном настоящем забытых всеми борцов за справедливость, добившихся победы и униженных политиками новой волны, которые не разделяли мнения о должном обеспечении людей, чья жизнь стала плодом реформ, думая лишь о собственном благе. Маркес умело переплёл выдуманный мир и реальную обстановку дел в родной Колумбии, которая мало чем отличается от остальных стран Южной Америки, постоянно терзаемых народными волнениями, заменяя одного диктатора другим. Революция народа сменилась революцией политиков, уничтожая заслуги других и насаждая новые порядки. Волна за волной, под сильным ветром шторма через четыре года Маркес окончательно определился с Макондо, даря миру небольшую повесть «Похороны Великой Мамы».

Если в «Полковнику никто не пишет» читатель уже видит нового Маркеса, всё больше встающего на ноги, то в «Похоронах Великой Мамы» сохраняется только недосказанность, напрочь уходящая от любых аллегорий и не допускающая абсурдных ситуаций. «Похороны Великой Мамы» можно сравнить с елизаветинской Англией, где всеми землями района Макондо некогда заправляла Великая Мама, девственница и женщина, позволившая своим подданным расплодиться в невероятных количествах, отчего ей поступало всё больше налогов. Смерть Великой Мамы вносит окончательную ясность во Вселенную Маркеса, где семья Буэндиа уже готова воплотиться в поток страданий, благодаря давно мелькавшему на разных страницах нескольких произведений того самого Аурелиано, что начал клепать рыбок ещё при полковнике, которому никто не писал. И вот в 1967 году веха творчества Габриэля Маркеса увидела свет — «Сто лет одиночества». Магический реализм переплетается с реальностью, где Маркес выжимает из себя весь свой накопленный потенциал, чтобы этим произведением навсегда остаться в истории литературы. Читатели могут недоумевать от поворотов сюжета, рыдать над извращённостью моментов и запутываться в постоянно повторяемых именах. Это не умаляет заслуг Маркеса. Гениальное произведение показало, что в мире, где модернизмом литература не может ограничиться, где зарождение контркультуры и продукта массового потребления без особых талантов для размягчённых ослабших умов — в таком мире есть место произведениям, способным стать переходными пунктами от непонятного к противному, сохраняя при этом лаконичность прекрасных моментов.

Ранние годы, когда идея Макондо ещё только собиралась возникнуть в голове писателя, Маркес радовал мир тем самым магическим реализмом, от которого, надо полагать, Маркес не мог надеяться на лестное к себе отношение. Перезревший Эдгар По с идеями извечных попыток месмеризма, пытающийся наладить связь с потусторонней реальностью. Слова сами ложились на строки, даря читателю множество непонятного и слегка мистического. Маркес писал сумбур — бросался от мыслей о реинкарнации до чувств мертвеца, иной раз просто беседуя с самим собой во время бритья. Время экспериментов бросало от одного жанра к другому: «Женщина, которая приходила ровно в шесть» — детектив без начала и конца.

Поздние годы, рассказы которых доступны в этой книге, характеризуются переходом к реальности. Небольшие повести «Рассказ человека, оказавшегося за бортом корабля» и «Невероятная и грустная история о простодушной Эрендире и её жестокосердной бабушке» мало похожи друг на друга. Первая повесть в духе приключений поведает читателю о трудностях выживания, где Маркес не допустит в текст даже призрачных намёков на «дикие сравнения». Кто-то вынесет для себя много полезной информации, когда поймёт, что пить морскую воду можно, что есть чаек противно, что чешуя рыб подобна броне, что акулы приплывают ровно в пять часов вечера, что одно желание просто выжить будет восприниматься актом героизма, тогда как у человека просто не было никаких других желаний, кроме надежды на спасение. «Невероятная и грустная история о простодушной Эрендире и её жестокосердной бабушке» порадует почитателей «Ста лет одиночества». Она хоть и никак не связана с Макондо, а со слов автора даже была на самом деле. Трудно, конечно, понять мотивы бабушки-сутенёра и её податливой внучки. Чем Маркес продвигался дальше в сюжете, тем больше он вспоминал молодые годы, отдаваясь сравнениям и прочим невероятным вещам, за которые, собственно говоря, Маркеса всегда и ценили. История крайне развратная, но имеет место быть. Остаётся читать, думать и восхищаться талантом автора, сумевшего, казалось бы, банальную историю превратить в нечто большее, нежели эротический рассказ.

Кто не читал, тот многое потерял — избито, но зато правда.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Хорхе Борхес — зарядка для интеллекта. Его творчество, как минимум — признак наличия умственных способностей, как максимум — стремление выбирать для чтения хорошую литературу. При всём своём весе в среде писателей с мировым именем, Борхес труден для понимания. Его тексты можно грызть с разных сторон, выедать середину или ограничиваться хвостиком, выплёвывая пережёванный материал. Борхес — непотопляемый корабль. Не всякому дано понять, но любой может сказать в сторону Борхеса много нелицеприятных слов.

Что из себя представляет этот сборник? Тут присутствуют художественные произведения и нехудожественные. Всё под одной обложкой. Если с художественным талантом Борхеса ничего не поделаешь — писал он в интересной манере, наполняя мир, тем самым, магическим реализмом, так свойственным писателям Южной Америки. Любимая тема лихих людей расцветает всеми цветами. Сам Борхес в начале каждого рассказа приводит список муз, послуживших прототипами для персонажей. Это были как реальные люди, так и персонажи со страниц других авторов: не всегда художественных, не всегда добрых. Борхес перерабатывал истории, давал другие имена и писал в своё удовольствие, наполняя характер героя и окружающие его события непередаваемым ароматом отчаянья и прожигания жизни в лучших традициях жанра приключений.

С нехудожественной частью сборника всё гораздо труднее. Очень тяжело понимать мысли Борхеса, когда он готов часами рассказывать о муках переводчика Сервантеса на другой язык. Борхес готов разобрать все аспекты отличий в переводах, он готов признать перевод самостоятельным произведением. Многого стоит история о случайно брошенной фразе, почерпнутой одним знакомым из старого издания Британской Энциклопедии, которое ныне переиздаётся в исправленном виде. И вот Борхес начинает проводить расследование, переворачивая библиотеки по всему миру, успокаивается только найдя тот самый забытый всеми том энциклопедии. Пытаясь разобраться в сути вопроса, Борхес погружается всё глубже и глубже, доводя ситуацию до осмысления мира под увеличением со стороны позиции Тлена, выискивая потайные тайны мира, скрытые от глаз. Мистика!

Любит Борхес разбирать творчество других писателей. Для примера он берёт малоизвестных, тщательно анализируя основные труды жизни. Для простого читателя — слишком тяжёлые для понимания. Как образец для подражания — может быть использовано. Как эстетическое удовлетворение — практически никогда. Надо быть слишком начитанным. В начитанности всё же не стоит укорять Борхеса — всё перечитать невозможно. Многие свои находки он делал благодаря всё той же Британской Энциклопедии. Интересно, Борхес наших дней — это читатель Википедии, делающий умозаключения о прочитанном и выкладывающий их на бумагу, либо где-то на электронных площадках?

Борхес делится историческими фактами. Мне трудно судить, может оно так и было на самом деле — возникновение лотерей, в частности — вавилонской лотереи. Борхес рассказывает подробно о первых неудачах, а также о том, что позже стало толкать людей на лотереи, о том, что неучастие приравнивалось к трусости, а одним из вариантов проигрыша могла стать позорная смертная казнь. Такой лотереей только нервы щекотать — либо берёшь куш, либо наоборот из тебя делают шук. Тема Вавилона Борхеса очень интересует, он с большим удовольствием будет рассказывать читателю о вавилонских библиотеках, об их формах и влиянии на формирование современных библиотек.

В этой книге, пожалуй, есть всё — она, сама по себе, часть Британской Энциклопедии; расширенная закладка в разделе «Борхес». Читайте, иначе где ещё можно узнать о трёх версиях предательства Иуды, а также узнать, почему Иуда не мог предать.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Когда решаешь взяться за творчество неизвестного тебе писателя, то ни в коем случае не стоит браться за его первое произведение, лучше не трогать произведение из последних. Лучше всего будет выбрать случайным образом из золотой середины. Писатель уже не спотыкается в словах, но и не давит своей, обретшей силу, способностью пленить выработанным слогом, продолжается его становление, и он склонен экспериментировать. Схема работает отлично с любым писателем. Но что делать с Борхесом? Его имя на слуху, при этом Борхес писал рассказы. Может у него есть что-то размером с повесть — об этом я пока не знаю. Тот же Эдгар По, такой же мастер рассказов, имеет в своём активе «Сообщение Артура Гордона Пима», тяжёлый к пониманию труд, лёгший в основу его последователей, переработавших текст и сделавших собственные произведения более понятными. Перед нами Борхес. Каким образом скомпонован сборник с громким названием «Избранное» непонятно. Но он есть и пленит начать знакомство с автором именно с него. Зачем мудрствовать и далеко ходить — всё всегда решает случай.

Первое и основное впечатление — Борхес собирает криминальные истории и пересказывает их, смакуя каждую деталь, превознося, казалось бы, в полной обыденности ситуации. Или жители Аргентины действительно имеют такой буйный кровожадный нрав, или Борхесу свойственен магический реализм Маркеса, или перед читателем народный фольклор, сравнимый с русскими сказками про леших, да домовых, вышедших из болот и из-за печек, чтобы исполнить своё прямое предназначение по убийству людей. Только у Борхеса нет мистики, лишь отчаянные люди. Безумству храбрых поёт он песню — только так можно отрекомендовать представленные в сборнике рассказы. Такое ли всё остальное творчество писателя — вот это больше всего интересует.

Борхес постоянно находится в диалоге с самим собой. Личное присутствие или присутствие через альтер-эго практически обязательно, как и завязка истории, предваряющая каждый рассказ, позволяет читателю узнать откуда Борхес её взял. Рассказчик, в лучших традициях латиноамериканской литературы, даст изрядную долю драмы, вызывая разнообразные чувства от сожаления и рыдания до отвращения. После прочтения, внутри остаётся ощущение выжатого лимона. Будто из тебя забрали все соки, приготовили основу, разбавили водой и влили обратно. Барахтайся теперь, как хочешь, с нарушением баланса разбежавшихся мыслей.

Борхес — это убийство в каждом рассказе, чистой воды лиходейство.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Магические пассы Хулио Кортасара на первый взгляд очень просты. Используя поток сознания, прикрытый использованием необычных слов, со ссылкой на те или иные события. В своём повествовании Кортасар часто прибегает к методу повторения одних и тех же мыслей под одной и той же точкой зрения. Если Эрнест Хемингуэй прибегал к аналогичному методу и гордо именовал его приёмом айсберга, то Кортасар склонен считаться именно с магическим реализмом. И при этом реализм выпирает так, что магия уже не нужна.

Магический пасс №1: ути-ути, кап-кап, гоп-гоп, пис-пис-пис-пис, тюк-тюк-так… финтихлюпик и бурдак!

Стандартный герой повествования у Кортасара — кто-то, кто как правило говорит от первого лица, обязательно аргентинец, обязательно имеющий кличку Че. У героя куча своих проблем, в которых он может копаться всю жизнь, но так до конца и не разобраться. Финал каждой книги превращается в сумбур и по сути остаётся открытым, хотя невозможно говорить о грамотном завершении, когда книга наполнена потоком сознания и никто не может быть уверен, что пора поставить точку. В этом может быть уверен только автор. И точку он ставит только когда его мозг сгенерирует определённое количество слов на определённое количество страниц, чтобы можно было отправить книгу в издательство.

Хоть Кортасар и делает отсылку к 62 главе «Игры в классики», пытаясь расширить тему — можно быть твёрдо уверенным, что от иной книги Кортасара не получишь ничего нового. Всё опять будет крутиться вокруг одной и той же темы. Герои будут читать газеты, обсуждать события в Бурунди, где как раз произошли народные волнения. Герои обязательно будут сравнивать Аргентину с какой-нибудь страной, а чужие традиции примерять на себя и долго рассуждать о том, где правильно подают макароны и почему в Италии они не являются основным блюдом. Для завершения картины упомянут Вишну с щупальцами осьминога. Использование диких сравнений — одна из черт творчества Кортасара.

Магический пасс №2: ути-ути, кап-кап, гоп-гоп, пис-пис-пис-пис, тюк-тюк-так… ути-ути, кап-кап, гоп-гоп, пис-пис-пис-пис, тюк-тюк-так… финтихлюпик и бурдак! финтихлюпик и бурдак!

Действие обязательно будет происходить в Европе. Причём неважно где. Кортасар такой же аргентинец, как индеец африканец. То есть он там когда-то был, да уже забыл. Кортасар пытается наполнить книгу национальным колоритом. Его герои часто пьют мате, но в «Модели для сборки» происходит разрыв шаблона и герои не пьют мате. Они постоянно употребляют кофе. Видимо кофе в момент написания книги преобладало в жизни Кортасара.

Напитки — очень важная деталь. Рассуждая, допустим, о коктейле «Кровавый замок», глядя на блики в бокале, вдыхая аромат, Кортасар может выдать порядка ста страниц текста, в котором легко заблудиться. Он снова и снова возвращается назад, переигрывая ситуацию по другому. И не важно, что его герой чего-то ждёт, да смотрит по сторонам. Всё внимание будет сосредоточено на напитке и на человеке, который в этот момент решил его заказать. Различные образы легко переходят в дырку на небе, через которую герой Кортасара легко переходит в другую реальность, где с таким же азартом берётся за размышления об устройстве мира, пока гуляет по улице и едет в лифте.

Всё может вызвать у Кортасара размышления. Даже варка овсянки начинается с мыслей о температуре воды, переходит к мыслям о погоде в июле и заканчивается условиями работы сенокосилки. Результат кашеварения не представляет интереса, важен процесс. Как только у него каша не подгорела, при таком-то подходе, когда мысли улетают вновь к дырке в небе, а сам остаёшься у кастрюли с горячей кипящей водой.

Магический пасс №3: финтихлюпик и бурдак! финтихлюпик и бурдак! ути-ути, кап-кап. финтихлюпик и бурдак! финтихлюпик и бурдак! гоп-гоп, пис-пис-пис-пис, тюк-тюк-так…

Любит Кортасар разные необычные слова: Бурунди, Конго, сколопендра, антрацит, да море других. Он их так часто повторяет, просто до выноса мозга. На этом фоне проскальзывают совершенно зубодробительные истории о внутренностях кукол, судебных процессах, мамашах-истеричках. Кортасар иногда радует фразами «два плюс два равно четыре».

Был ли сюжет? Был… автор так часто повторял свои магические пассы, что больше ничего не имело значения.

Только…

финтихлюпик и бурдак! финтихлюпик и бурдак! ути-ути, кап-кап.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Книга Мануэля — книга порнографическая. Не знаю, зачем книгу подобного рода готовит для своего ребёнка одна из героинь, но сомневаюсь, что только для билингвизации. Кроме знания нескольких языков ребёнок изначально поймёт мир с извращённой стороны. И там, где должна была сформироваться устойчивая психика и реальное понимание мира, выйдет вперёд моральный урод с отклонениями в физическом и душевном плане. Этакий ханыга с поезда «Москва-Петушки» Ерофеева скрещённый с плодами больной фантазии «Тропика Рака» Миллера и прокоммунистическим настроем Кортасара.

Мануэль — мальчик. Он пока может говорить лишь то, что говорят младенцы и делать то, что делают младенцы. Он не умеет мастурбировать как Кортасар (ежели Кортасара можно назвать маэстро онанизма, то давайте его так и будем называть, ибо половину книгу он рассуждает только об этом), ему неведом половой акт, особенно анальный (Кортасар, помимо прочего, с особым удовольствием описывает своё удовольствие от сего процесса и неудовольствие со стороны партнёрши, но смакует тему не хуже, чем тему про онанизм), Мануэль просто хлопает глазами и изредка оглашает комнату криком. Он не знает о газетных вырезках на разных языках, что любящая мать вклеивает в его будущую книгу для чтения. Нет, чтобы подбирать темы для детей, нет… политика, наркотики, извращения. Видимо так и надо растить детей по мнению Кортасара.

Сама же книга больше напоминает поток сознания со вставками забавных и идиотских ситуаций. Вот друзья Кортасара разыгрывают сценку в магазине, доводя до кипения продавщицу, намекая, что повышение цен — это зло. Вот друг еврей Кортасара подвергается постоянным антисемитским нападкам со стороны автора, как его бедного только не опускают, с чем только не сравнивают и с чем только не мешают. Вот друг патологоанатом расписывает как ему приятно вскрывать трупы молодых девушек, какие чувства при этом испытывает, оправдываясь, что он всё-таки не некрофил, а нормальный человек… но у читателя возникают большие сомнения в адекватности такого человека. Кортасар проводит пару психологических тренингов для читателя, показывая как ведут себя в компании, если к ним присоединяется незнакомый человек. Не забывает Кортасар и об индусах, которых, судя по всему, в Париже больше русских. Вместо русских, кстати, в книге фигурируют лишь поляки. Нелепостей море. Чего только стоит вспомнить друга, решившего есть в ресторане стоя, вызывая недоумение у окружающих и доводя до истерики обслуживающий персонал. Назвать бы Кортасара и его друзей люмпенами, да не получится… пролетариат никогда не имел настолько худших своих представителей.

Любит Кортасар к делу и без дела вспомнить Владимир Ильича, Льва Давидовича и товарища Цзедуна. Любит Кортасар выпить матэ с друзьями, причём выпивает его так же по делу и без дела, заполняя пустое пространство. Ясное дело — напиток аргентинского происхождения и хоть что-то должно роднить Кортасара с Аргентиной, помимо клички Че.

Для общего развития книга бесполезна… больной плод больного сознания.

Автор: Константин Трунин

» Read more