trounin.ru

А что собственно делать людям, когда им заняться нечем? От скуки можно удавиться, от пустого времяпровождения недолго застрелиться. Художественная литература всегда описывала и всегда будет описывать настоящее и выдуманное, исходя из лживых представлений о реальности. Достаточно посмотреть на собственную жизнь, чтобы увидеть в поведении книжных героев много несоответствий. И ладно бы опускалась туалетная тема, которая всё равно является важной: действительно душу героев так сильно беспокоят коммунистические взгляды или желание молодёжи выбирать супругов самостоятельно без участия взрослых? А может просто почти каждый персонаж по своей сути тунеядец, не склонный к выполнению работы, существуя вне системы, обходя действительно ключевые моменты. Понятно, что автору проще взять какой-то конкретный отрезок времени героев, отталкиваясь именно от него. Но, чаще всего, герои просто не задумываются о необходимости прилагать усилия к существованию, не вдыхая воздух для дыхания и не питаясь сохранения энергии ради, живя мыслями и поступками. Это главный подводный камень художественной литературы, встающий перед читателем непреодолимым препятствием, легко закрывающий глаза на действительно важные детали, отдавая предпочтение движению слов без учёта изначального импульса. Автор всегда будет прав, просто по той причине, что он будет прав всегда, порождая за тавтологией увлекательную историю.

Русскому дворянству можно простить многое. В первую очередь, оно никому ничем не обязано, существуя в XIX веке на правах превалирующего сословия, безбедно существуя, предаваясь танцам на бесконечных раутах, создаваемых специально для обеспечения досуга, лишь бы не скучать. Болезненно в обществе воспринимаются измены супругов, но они являются важной составляющей разговоров, поэтому обойтись в жизни без приключений на любовном фронте просто невозможно, а чаще всего будет являться верхом наглости. Каждый светский человек всегда будет думать о самоубийстве, как о важном источнике последующих сплетен, особенно, если удаётся выжить, краснея и закрывая глаза рукой при очередном напоминании. Что вы, что вы, господа и дамы, я просто не мог иначе, вы же меня понимаете, дамы и господа; при ярком солнечном свете, да при вёдре на дворе, просто надо было стреляться, а если не за поруганную честь, то за право сохранить лицо, дабы вы на меня вот так сейчас не смотрели, но в последнюю секунду рука дрогнула: пришло понимание необходимости продолжать жить, ваш лик пленил мою душу именно тогда, когда рука потянулась завязывать узел на шнурке; а как ваш муж, его, я понимаю, схватил удар после вашего появления на прошлом рауте с неким молодым человеком? Во-вторых, русское дворянство — нужный пласт населения, необходимый для управления делами ниже их стоящих по положению. Пускай, Пётр Первый хотел помещиков сделать посредниками между царём и крестьянами, по недомыслию создав национальную трагедию, лишив крестьян последнего шанса на свободу, но только в редких книгах русских классиков встречается тема непосредственного влияния дворян на крестьян.

Лев Толстой строит повествование «Анны Карениной» через диалоги, позволяя читателю ощутить именно тот дух, которым живёт дворянство, привыкшее не закрывать рот, излагая мысли вслух непрекращающимся потоком. Казалось бы, дамам надо заниматься рукоделием, чтобы быть подобными английским леди, не выпускавшим из рук вязания. Однако, дамы в Российской Империи привыкли больше следить за поведением окружающих, сообщая другим о чьём-то дурном поведении. Тут и до измены недалеко, развлекая себя и давая повод другим поговорить. Устоявшаяся традиция при этом отчего-то воспринимается светским обществом скорее негативно, особенно при желании супругов разойтись, но не имеющих возможности для осуществления подобной идеи, наталкиваясь на сложившиеся гражданские и религиозные порядки, не одобряющие разводов. Обойтись без кривотолков позволяет только взаимная измена. хотя бы на словах, но не все могут позволить себе быть в центре подобных разговоров, сведя всё в итоге к самоубийству, невольно всё-таки заставляя людей говорить о себе. Замкнутый круг избавления от скуки вновь и вновь подводит на взаимосвязанные друг с другом измены и самоубийства, чем читателя потчует Лев Толстой, не забывая в очередной раз заставить героев снова и снова наступать на грабли.

На одних диалогах крупное произведение не напишешь, поскольку светские темы очень быстро заканчиваются, воспроизводя себя во время следующего раута, только с другими именами. Лев Толстой регулярно отправляет героев на охоту, а то и заставляет их косить траву с крестьянами или интересоваться процессом родов и секретами воспитания детей, предлагая читателю ознакомиться с мельчайшими деталями, более призванными показать быт русского человека, нежели добавить что-то важное в сюжет. Граф расписывает ручку, иначе читатель не назовёт те моменты книги, где герой участвует в скачках, едва ли не отсчитывая каждый шаг лошади, да все волоски в ноздрях соперничающих кобыл; или уход за умирающим родственником, то приходящего в сознание, то его теряющего; или полный набор танцев от вальса и кадрили до мазурки; или разговоры с художником об его искусстве; подобного в «Анне Карениной» чрезмерно много. Кто-то находит в этом прелесть и радостно внимает автору, а кто-то просто перелистывает, благодаря Толстого за важный вклад в сохранение понятия важности уклада жизни русского человека, что в далёком будущем будут с интересом читать на Марсе марсиане, взирая на Венеру через пространство некогда существовавшей планеты Земля, самоубившейся вследствие измены космического сообщества.

Во многом, Лев Толстой вложил в книгу личную философию, наделив ей не только собственное альтер-эго Лёвина, но и щедро одаривая остальных героев, имевших настоящих прототипов, а то и нескольких, на основании которых Толстой и создавал повествование, ничего особо не придумывая. Если на секунду задуматься, да вспомнить самые важные моменты жизни каждого персонажа, то не всегда до такого можно дойти своим умом, где-то это больше походит на ход мыслей маньяка. Толстой показывает не только влияние роста политических противоречий, усиливающихся во всём мире, связанных с ростом возможного преобладания социалистических воззрений над сложившимся укладом. Может именно поэтому Толстой делится с читателем идеями славянофильства, отправляя героев на село, заставляя читателя сочувствовать крестьянам, изнывающим от барской воли, являющихся при этом чем-то вроде американских чёрных рабов, точно также предпочитающих увиливать от работы, доводя барина до разорения, но стремясь облегчить свою жизнь до максимальной степени, отчего язык никогда не повернётся закрепощённых людей называть ленивыми — они живут по своим понятиям, и им некогда думать о своей жизни, находя больше радости прилечь на стог сена, спрятавшись от помещика, нежели усиленно махать косой.

О лени русского человека можно сложить трактат. Но не надо торопиться. Лев Толстой это уже сделал, предложив в «Анне Карениной» не только самобытную лень крестьянина, но и показав безалаберность высшего света. Можно согласиться, что вышеприведённый текст и без того служит уже громадным подспорьем к подобному заявлению. Однако, стоит обозначить ещё ряд моментов. Некоторые герои «Анны Карениной» видят смысл жизни только в заботе о собственном существовании. И, вроде понятно, если одному хочется иметь верную жену, во всём поддерживающую мужа, оберегая того от сердечных переживаний, то непонятно, когда другому больше нравится подсчитывать собственные финансы, облегчая себе существование, ибо надо заработанное жалованье не прокутить на очередную даму и не спустить на бегах, а грамотно прожить до следующей получки в новом году. При этом Толстой не приводит примеров поступления свежих финансов в карманы героев, даже военного человека уберегая от службы, предоставляя ему возможность спокойно ходить на рауты и уводить от мужей их жён, доводя общественность до истерики и слёз дам, косо смотрящих именно на неблаговерных жён, отчего те тоже начинают задумываться над вариантами самоубийства, вроде принятия большой дозы опиатов, либо упасть на колени между колёс товарного вагона, дабы шокировать всех наиболее ярким способом, далёким от тривиального.

Другой важной проблемой высшего общества является склонность ко всему французскому, вплоть до воспитания детей в далёком от русского человека понимании родной культуры, создавая достойное себя продолжение. Русский ли тот, кто с рождения говорит на французском языке, мечтая жить на манер европейцев и при этом остаётся далёким от всего этого? Льва Толстого очень беспокоит данное положение дел. Не зря ведь Толстой подобно Лёвину любил косить самостоятельно, а детям своим он наверное никогда не сказал ни одного французского слова, заставив их уважать культуру того народа, который их кормит и ни в чём не уступает, кроме исторически сложившихся обстоятельств, заставивших сформировать далеко не тот образ для следующих поколений, подменив собой длительный отрезок вольной независимой жизни кратким мигом порабощения. Но для понимания этого надо глубоко изучать историю, либо читать правильную литературу, которой практически не существует.

— Поезд тронулся, господа и дамы: держитесь за поручни, посещайте вагон-ресторан, туалет будет открыт сразу после пересечения границы населённого пункта.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Америка — страна счастья. Причём, счастья не в обыкновенном понимании, а в виде некоего образа, к которому нужно стремиться. В Америке никто не задумывается над завтрашним днём, отдавая предпочтение краткости текущего момента. Там живут другие люди, для которых всё выглядит иначе. Культурная изоляция от мира позволила сформироваться уникальному обществу, воспитавшему себя по своему усмотрению. Но было ли до всего этого дело эмигрантам из воюющей Европы, убегающих не от самой войны, а от того, что людей давно перестали считать за людей. Мир рушится, и где-то за океаном существует страна, позволяющая любому чувствовать себя там в меру вольным человеком, что забыл ужасы скитаний от одной границы до другой, желая лишь обрести твёрдую почву под ногами. «Тени в раю» встречают читателя самым последним шагом к обретению обетованной земли, когда за спиной останется ужас прошлого, а впереди наконец-то появится надежда на спокойное будущее.

Главный герой «Теней в раю» — это идеализированный немец, презирающий нацистов, обладающий пытливым умом и не имеющий никаких целей в жизни, утраченных давным-давно вместе с иллюзиями. Куда может податься человек, полностью лишённый семьи, не обладающий ничем, что могло бы пригодиться в новой стране? Он не говорит на английском языке, поэтому ему не суждено стать таким же журналистом, каким он был в Германии. Остаётся перебиваться случайными заработками. При всём уважении к Ремарку, но читатель лишь на первых порах прощает все огрехи сюжета, каждый раз поднимая руку, пытаясь возразить. Можно ли стать гениальным искусствоведом, если за твоими плечами только два года пребывания в брюссельском музее, где была возможность изучать картины каждую ночь, покуда за стенами здания проходили немецкие войска, поставив твоё существование на грань между жизнью и смертью. В такой ситуации обычно трясутся в страхе от каждого шороха, либо постепенно сходят с ума. Стоит ли говорить, что Ремарк создал для книги идеального американца, наделённого той железной хваткой и беспринципностью, без которых невозможно выжить в жестоком мире коммерции. И ведь не картинами приходится заниматься главному герою, а древними китайскими статуэтками, оценивая их на возможность подделки и устанавливая конечную цену. Индустрия культуры поставлена на поток — и Ремарк с удовольствием описывает каждый пункт игры на человеческих эмоциях.

Также трудно осознавать Голливуд времён Второй Мировой войны. Действительно ли всё было так, как это представляет Ремарк? Настолько американцы были далёкими от происходящих на планете событий? Или Ремарк слишком мягко подходит к повествованию, выдавая фобии главного героя, обыгрывая на их основании некоторые аспекты. Мир шоу-бизнеса имеет свои чёткие рамки для создания успешного продукта, с которыми нужно считаться, если не желаешь утонуть. В своём большинстве публика нуждается в развлечениях: только так и никак иначе. Если что-то не устраивает, то твой продукт не будет приносить прибыль. К сожалению, Ремарк рассказывал, отталкиваясь от представлений главного героя, зацикленного на собственных воспоминаниях, имеющего желание их преодолеть, но смотрящего на мир однозначным взглядом, не допускающим никаких возражений.

Можно ли как-нибудь перебороть ощущение приниженности, чтобы утратить понимание себя в статусе тени человека? В раю существуют свои собственные порядки, когда принято улыбаться при любых неблагоприятных обстоятельствах, а от проявлений старости избавляться при первой возможности. Трудно понять, кто именно смотрит на мир через розовые очки — счастливые люди, не знающие бед, или главный герой, старающийся держаться подальше от наивности окружения? Ремарк создаёт мир, далёкий от реальности. Настолько ли правдиво им изображается Америка, имеющая не так много позитивных моментов, а количество отрицательных черт просто зашкаливает. О многом Ремарк не договаривает, если он действительно хотел об этом говорить. Лучшим выходом для отображения переживаний главного героя стало погружение его в мир богемы, дав в качестве любимой девушки чуть ли не русскую княгиню, в качестве работодателя — успешного дельца, в качестве клиентов — миллионеров, в качестве друзей — рефлексирующих субъектов. На фоне успешных людей, эмигранты просто не могут выглядеть хорошо, а их проблемы становятся очень болезненными для восприятия, давя на совесть читателя и заставляя переживать страданиям других. Вот самоубийство одного, вот самоубийство другого — что-то неладное творится в раю Ремарка, либо Ремарк не с той стороны смотрел на Америку, наделив её статусом чрезвычайной важности оазиса в убивающей жаркой пустыне.

Портит рай только отсутствие двух моментов: нет проституток и общественных туалетов на каждом шагу. Осознание этого факта очень точит мозг главного героя, находящего в этом рост неврозов среди рядовых американцев, в отличии от французов, справляющих обе надобности при возникновении подобной необходимости. Но не сказать, чтобы главный герой испытывал нужду облегчиться или завести с какой-нибудь девушкой любовную связь: он слишком далёк от всего этого, полностью сконцентрированный на воспоминаниях, не видя перспектив. Впрочем, ему ещё повезло, что никто из американцев не помыкал его за то, что он немец. Хотя, о подобном американские писатели никогда не молчали, отражая тяжёлый эмоциональный фон даже тех немцев, что уехали из Германии давным-давно; на них косились коллеги, их чурались на улице. Всё это неведомо главному герою, пребывающему в том образе, который создал Ремарк для Голливуда, где немецкая униформа и концлагерь — это лишь сцена из фильма, скорее фантастического, нежели имеющего место быть на самом деле.

Не тени в раю, нет рая для теней, а есть идеализация Ремарком воспоминаний. Может действительно Обетованная земля… но римляне стёрли её навсегда, а понимание рая осталось. Только рай у каждого свой.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Были ли в истории Эстонии времена относительного спокойствия и всеобщего благополучия? Ааду Хинт на личном примере доказывает, что независимость не принесла счастья стране, когда, в промежутке между освобождением от пут царской России и до ввода советских войск накануне Второй Мировой войны, Эстония не видела хороших дней, находясь в лихорадке от постоянно сменяемых правительств, вплоть до установления диктатуры Пятса, взявшего ситуацию под своей жёсткий контроль. Сложно сказать, насколько «Клятва» может считаться автобиографическим художественным романом, но многие элементы из книги очень похожи на жизнь самого Хинта, начиная с первых книг и заканчивая логическим приближением к идеям коммунизма, как к самым благополучным для человека. Если бы не ода коммунизму, то такую книгу в Союзе никто бы не допустил к изданию, а так получилось очень даже хорошо, когда красные всё-таки взяли верх, а немецкие бароны и белые были побеждены ещё в одной стране.

Изначально кажется, что центральной темой книги является проказа. «Клятва» пропитана этим социально негативным заболеванием от начала и до конца; и если на первых порах герои книги исходят от переживаний к своей возможной причастности к заражённым, то, продвигаясь дальше по сюжету, Хинт всё больше отдаляет понятие лепры от проказы, придавая лепре значение именно заболевания, а с проказой сравнивая всевозможные угнетения людей, ведь одним болеют сотни, а от второго страдают тысячи людей. Книга настолько монументальна и наполнена историческим материалом, что читатель вместе с героями книги проживает их собственную жизнь, ощущая на себе лично не только боязнь стать прокажённым, но и все тягости, связанные с профессией учителя, ставшей основной для главного героя; не менее читателю предстоит понять бессмысленность идти против общественного мнения, сформированного в верхних рядах власти, спускающего вниз свои собственные представления о жизни: нужно писать книги только в позитивном ключе, восхваляя страну, и не допускать в словах выражения, способные нанести вред существующему порядку.

Ааду Хинт сам состоялся писателем, написав несколько книг о проказе, дав клятву самому себе, что всё сделает для того, чтобы принести максимальную пользу. Разве может быть более полезное в этом плане дело, нежели создание важного труда, призванного познакомить читателя с бичом человечества, по сравнению с которым чума не так страшна. От чумы Эстония страдала только два века, после чего наметился спад, а вот проказа прочно сидит на месте уже седьмой век, не думая уходить. Есть несколько легенд о возникновении проказы в этих местах, но все они остаются годными для обсуждения, покуда сам Хинт склонен считать виноватыми в этом немецких баронов, пришедших в Эстонию после крестовых походов, принеся следом за собой с Востока и проказу. Да, Хинт уделяет очень много места, оправдывая данную в юности клятву, стоя в лодке перед открытым морем, готовый в любой момент обрести там погибель, пока его не удержало желание нести свет людям. Пускай, всё в жизни Хинта и его главного персонажа было не столь радостно, но жизнь шла своим чередом и надо было под неё подстраиваться.

Сама проказа беспокоила в Эстонии только Хинта и ещё несколько сот людей, остальным было безразлично. Ярким примером становится брат главного героя, выросший в тех же условиях, но не сделавший аналогичных выводов. Каждый человек смотрит на жизнь с позиции собственных взглядов, где один сталкивается с такими обстоятельствами, которые другого обходят стороной, проблемы которого также могут быть неведомы первому. Отсюда и проистекает различие человеческого подхода к жизни. Хинт с болью рассказывает не только о немецких баронах, но и о красных, когда гражданская война расколола его собственную семью, где родной дядя главного героя стал на противоположную сторону, нежели отец, переехав жить в советскую Россию, разорвав близкие связи. Противоречий быть не может — «Клятва» дышит болью на каждой странице, предоставляя читателю самостоятельно делать выбор для суждений: можно сочувствовать угнетаемым учителям, более других привязанных к стране и народу, а можно подойти к понимаю книги с последних страниц, когда Хинт пребывает в глубоком восхищении от обещания коммунистов сделать образование бесплатным.

Так ли на самом деле всё сложно в жизни? Безусловно, абсолютное большинство людей стоит с протянутой рукой. И если одни делают это смыслом своей жизни, побираясь всюду, то другие делают это бессознательно, ожидая от государства повышения зарплаты и улучшения жизненных условий. Да, всем хочется хорошо жить. Только государство никому ничем не обязано, особенно тем, кто его выбрал, если выбирал вообще; особенно учитывая реалии эстонской неразберихи в виде двадцати сменившихся правительств за два десятка лет, а потом под пятой всё того же Пятса, то надеяться на лучшую долю точно не приходится. Лучше люди могут жить только в относительно стабильной стране, независимо от различных кризисов. А тогда, когда нет ярких лидеров, да присутствует только безликая масса, раздувающая шовинизм, порождаемый либо со стороны баронов, либо со стороны коммунистов — в такой ситуации всё определённо должно быть понятным сразу. Понимание этой истины придёт к главному герою «Клятвы» не сразу, а только когда он решится вырваться за пределы родной страны и наконец-то поближе познакомиться с отцом, что служит на корабле, каждый месяц посылая деньги семье. Именно на основании закалённых моряков, которые зависят только от себя и ещё немного от капитана, сами строят жизнь, не оглядываясь на других. Хинт правильно замечает о людях, осевших в городах, готовых жить в клоповниках и перебиваться, ощущая постоянное чувство голода, нежели взять себя в руки… и пойти хотя бы тем же моряком, стремясь зарабатывать средства для существования опасным и трудным путём.

«Клятва» — кусочек чьей-то жизни, мастерски рассказанный, дающий читателю возможность отдохнуть физически и устать от размышлений. Ааду Хинт — забытое имя, которые стоит заново открыть.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Город Джексон не из числа больших городов, хоть и является столицей штата Миссисипи. Ему суждено было войти в историю литературы не благодаря седьмому президенту США, а с помощью одного из своих жителей, такого как Кэтрин Стокетт, чьи детские воспоминания всколыхнули общество, напомнив о теме рабства. К сожалению, «Прислуга» не может замыкать историческую линию борьбы афроамериканцев за право считаться равными в родной стране. Стоит вспомнить, что публикация «Хижины дяди Тома» подвела черту во взаимоотношениях Севера и Юга, породив гражданскую войну. Ход войны и её последствия старательно пыталась изобразить Митчелл в «Унесённых ветром», сделав это очень лирическим способом, навесив шоры на глаза читателей. Исправить ситуацию удалось только Харпер Ли, её «Убить пересмешника» наглядно показал результаты гражданской войны, о которых Митчелл не знала, но тридцатые годы XX века были для них общими. Временный отрезок «Прислуги» захватил шестидесятые годы XX века, встав на путь следования по стопам Мартина Лютера Кинга, наглядно отражая политические процессы и широко распространённое запугивание населения, когда за одной расправой совершалась следующая. Только Стокетт не бралась за проблему глобально, решив остановиться лишь на недостатках низкооплачиваемой работы служанок и плохого к ним отношения, что никак не раскрывает тему расизма, а лишь показывает общество снобов, не имеющих желания снисходить до чьих-то других нужд. Удивительно, но все четыре книги о расизме написаны женщинами. Похоже, американских мужчин всё устраивало.

Стокетт ведёт повествование от трёх лиц. Одно из них — это юное дарование, закончившее университет и желающее писать. Совсем неважно о чём писать, лишь бы работать, даже сам факт заработка не имеет значения. Работа в местной газете, которую никто не читает, но средства для существования газета всё-таки где-то находит. Колонка по домоводству регулярно получает письма от читательниц, наличие которых убедительно заставляет читателя поверить, что ещё остались в Миссисипи люди, не прибегающие к услугам домработниц. Такое вполне вероятно, не всем дано зарабатывать много денег. Особенно, учитывая такие моменты, как, сводящая концы с концами, служанка может себе позволить иметь автомобиль, хотя при этом за свой склочный нрав она то и дело вылетает с работы, постоянно переживая из-за этого. Всё в руках писателя, читателю остаётся только принимать ситуацию с той позиции, с которой ему это предлагается. И вот когда цепкие руки журналистки выхватывают в бесконечном потоке несдерживамых слов от молчаливых собеседников идею для книги, что просто обязана обнажить кровоточащие раны, то она берётся за дело без промедления. Только и тут возникает ряд вопросов.

Два других действующих лица — афроамериканки. Одна из них — переживающая острый стресс постаревшая служанка, чья жизнь служит наглядной демонстрацией права обижаться на всех вокруг, укравших плоды воспитания детей, сделав каждого из них точно таким же чёрствым сухарём, что мало отличается от всех остальных работодателей. Вполне такое может быть, но Стокетт не стала разбираться в чём кроется такое положение дел. Читатель не должен отходить от общей линии повествования, а то ведь и вдруг засомневается в правильных методах воспитания, где одно заблуждение вырастает в другое, а все попытки привить людям с детства понятие о равном положении каждого человека, просто обречены на провал. Впрочем, не в этом суть, сколько бы автор не пыталась выжимать у читателя слёзы, наполняя книгу историями о мальчике с отрубленными лопастями вентилятора пальцами и его мытарствах по больницам для «цветных», или о мальчике, что ослеп из-за побоев возмущённых людей, когда посетил не свой туалет. Всё это печально — всё это было на самом деле. Сомневаться в таком не приходится, достаточно вспомнить выброшенную Мохаммедом Али олимпийскую медаль из-за обиды на мир, не принявший его заслуг перед обществом.

В американских традициях есть одно возмущающее обстоятельство — обязательное присутствие скабрезных шуток. Своеобразным примером становится третье действующее лицо. У неё в запасе всего одна шутка, но которая является центральной темой книги, проходя попахивающей линией от первой до последней страницы. При более глубоком старании понять суть проблемы, только и получается осознать, что ничего остального в книге и нет. Желание одних накормить этим других, вот и вся правда жизни. Кормят сейчас, кормили в прошлом, будут кормить и в будущем. И совсем неважно, что герой книги поступил без пустых слов, откровенно для всех действуя напрямую. Остаётся похлопать, правда жизни оказалась полезной для общего дела. Воистину, не знаешь где лучше перину подстелить, чтобы пережить все тревоги со стойкостью и рухнуть на мягкий матрац, оставляя людей в восхищении от твоей гениальности.

Очень интересно Стокетт показывает взаимоотношения редактора и журналистки. Попробуй сейчас достучаться до издательства — да никогда. Тебе могут предложить обратиться к другим, либо ответить отказом, либо не ответить вообще; более наглые издательства будут рады издать за твой счёт, отвечая наиболее оперативно, но от их расценок пойдёт кругом голова у кого угодно. Героине повезло — ей отвечали чуть ли не сразу, а она сама находилась едва ли не на прямой линии. А как же сама Стокетт, которой пришлось долгое время ходить от одного издательства к другому, пока её работа не приглянулась кому-то? Всё это очень тяжело, особенно для начинающего писателя. И ладно, когда издатель предъявляет те или иные требования, но вся проделанная работа мало имела отличий от подготовки очередной журнальной статьи, причём самого скандального толка. Может и читали её только из-за шоколадного пирога, а так лежать книге на прилавках, без всяких надежд быть проданной.

Можно смело оставить в стороне историю беззаботной хозяйки, чей довольный муж всё ей прощает. Эта линия просто дополняет книгу, заполняя пустое пространство. Но вот унитазная тема и тема собирания средств для голодающих детей Африки — это то самое яркое пятно, о котором Стокетт не совсем задумывалась, пытаясь таким образом представить проблему бытового расизма в том месте, где его по сути и нет. Стоит ли после этого искать в «Прислуге» расизм? Не ищите. Надо либо логически размышлять, либо просто сочувствовать героям, не пытаясь понять. Унитазная тема более расцветает ко второй части книги, наполняя повествование всё большим поводом заклеивать персонажам рты из-за льющейся от них брани, да читатель остаётся в полном недоумении от сцены с психически ненормальным человеком, что голым бегал и домогался героинь… Неужели нельзя было обойтись без этого?

Все равны, но некоторые равнее других — Оруэлл верно выразился в «Скотном дворе». Не нужно окрашивать проблему в цвета, она вполне уживается и в рамках одной тональности, буйно расцветая всеми красками при попытке играть на чувствах людей.

Автор: Константин Трунин

» Read more

«Чёрный обелиск» — это больше автобиография, исполненная в виде художественной обработки, нежели взятый из личных переживаний автора сюжет. Маститая фигура Ремарка давно вознеслась над безликой массой так называемых писателей, чья жизненная цель состоит в трате бумаги, не несущей никакой смысловой нагрузки; Ремарк блестяще выглядит на фоне заслуженных авторов, каждому из них отведено место в сердце читателя, где Ремарк отвечает за страдания души. В литературе не так уж много примеров, когда представляется уникальная возможность понять автора без лишних биографий и людей, что в них пытаются разобраться. «Чёрный обелиск» охватывает отрезок от окончания войны до начала журналисткой деятельности, когда Ремарк подрабатывал продавцом надгробий и был органистом в психиатрической клинике: всё это оставило отпечаток на авторе не менее сильный, нежели Первая Мировая война. Когда перед писателем встал вопрос о выборе сюжета для новой книги после сдачи в печать «Времени жить и времени умирать», где тема ужасов войны была показана в очередной раз, а снова говорить о выгнанных политическим режимом из Германии людях больше не было сил, тогда Ремарк взял за основу небольшой фрагмент, решив его превратить в полноценный роман.

К удивлению читателя, «Чёрный обелиск» — это бесконечная история в духе Ремарка, но не имеющая в себе повторяющихся элементов. Да, герои кажутся точно такими же. Девушка главного героя по-прежнему страдает недугом, наивна как ребёнок и её любовь — желание расстаться с одиночеством; только вместо физических дефектов для читателя заготовлено душевное заболевание, о котором Ремарк будет долго размышлять, предлагая свои способы лечения, вплоть до эвтаназии, постоянно переосмысливая подход к людям, чьё мировосприятие отлично от нашего. С одной стороны — общество ничего для душевнобольных сделать не может, с другой — нет гарантий, что именно мы смотрим на мир правильно. Стоит предположить, Ремарк действительно мог общаться в психиатрической клинике с пациентам, (возможно) вплоть до любовных увлечений: слишком идеализирует он свои ощущения, не давая конкретной картины заболевания, выставляя на суд читателя девушку с небольшими отклонениями между несколькими личностями, не желающими ужиться в одном теле, что со стороны кажется слишком поверхностным подходом к изучению проблемы. Но Ремарк просто делится переживаниями юности, не стремясь прослыть знатоком среди психиатров — созерцание и так давит на него всей тяжестью среди и без того тяжёлых дней.

Сам главный герой — это всё тот же парень, чьи порывы знакомы читателю слишком хорошо. Они не сильно изменились со времени «На западном фронте без перемен», пока главный герой вместе с «Тремя товарищами» пытался разобраться в разваливающемся мире, погружаясь всё больше в атмосферу декаданса, чтобы потом скитаться по послевоенной Европе в поисках своего угла, переходя границу за границей, дабы «Возлюбить ближнего своего» и сразу следом взирать на «Триумфальную арку» без осознания каких-либо перспектив в мире, выкинувшем тебя на свалку истории, покуда не грянет война, чтобы снова настало «Время жить и время умирать». Теперь пришла пора вспомнить прожитые дни, стараясь выжить в мире гиперинфляции, чтобы позже показать блеск возрождающейся Европы под шум гоночных моторов и под звон бокалов с Дом Периньон, когда безусловно «Жизнь взаймы».

Каждый человек в «Чёрном обелиске» — это именно человек, всем Ремарк даёт вторую жизнь. Никто из них не знает, как сложится судьба в этом странном мире, где всё начинается с тридцати тысяч марок за доллар, а к концу книги цена доллара достигает миллиарды марок. В таком мире просто невозможно существовать, отчего многие заканчивают жизнь самоубийством. Хорошо, если ты работоспособный, имеющий все возможности добыть себе пропитание. Но если ты на пенсии или не можешь работать, тогда стоит ждать голодную смерть, с чем многие не соглашаются, предпочитая досрочно прекратить свои мучения. Каждый герой книги заглядывает в светлое довоенное прошлое, желая вернуть тех умных людей, при которых страна процветала. Ремарку такое до боли противно — он безапелляционно заявляется, что именно то правительство считало себя слишком важным, чтобы толкнуть Германию к развалу, надеясь извлечь выгоду из войны. Стоит более внимательнее приглядываться к голубым тонам неба и к зелёным оттенкам травы, имея нужные пробники, чтобы сказать какое молоко действительно вкуснее — нет простых решений в постоянно меняющемся мире.

Главный герой «Чёрного обелиска» не заглядывает вперёд, не имея никаких представлений о будущем. Только к концу книги Ремарк скажет о том, как сложилась жизнь каждого. Но до того момента читателю предстоит на себе лично почувствовать все прелести разваливающейся экономики, где каждый играет на повышение, а о понижении может только мечтать. Удивительно, что герои Ремарка мало употребляют алкоголь: наверное, им совсем не до него. Хотя, некоторый упор сделан на водку, приведённую в качестве приятного бонуса для развлечения, когда одно из действующих лиц может на вкус определить точное её происхождение. И ведь никто не спивается, исправно выполняя свою гражданскую функцию, поддерживая оптимистичный настрой среди своего окружения. На этом фоне перед читателем всё больше вырастает фигура Гитлера, которая ещё до прихода к власти стала получать всё больше влияния, чьи предлагаемые методы на фоне общего упадка воспринимались людьми с крайним воодушевлением. В такое время, когда каждый пятый лез в петлю, в душу людей могло проникнуть только обещание самых решительных действий, способных возродить очередной германский рейх, на этот раз третий по счёту.

Если в «Трёх товарищах» очень хорошо показываются чувства людей, отрицающих саму возможность лучшей жизни, ожидая всё большего ухудшения дел, то «Чёрный обелиск» дышит верой и надеждой на скорое исправление ситуации. Ремарк описывает утрату патриотизма, заставляя людей негативно относиться к хранителям старого порядка, сжигая флаги и убивая тех, кто за флаг готов погибнуть. Германия в руинах, но Германия готова встать на ноги снова. В непростой среде разворачивается сюжет книги. Остаётся бежать, но бежать не возникает желания. Что-то обязательно произойдёт. Только лишь спустя десятилетия понимаешь всё горе и отчаяние людей, сравнивая с собственным благополучием. Впрочем, нынешнее благополучие тоже шаткое явление. История циклична… и любой подъём всегда заканчивается падением.

Весьма остро задевает Ремарк тему религии и бога. Ремарк смотрит на это не с позиции верующих, а старается взглянуть на паству глазами создателя. Легко понять мысли человека, молящегося за успех мероприятия, особенного военного. Только не может бог встать на чью-то сторону, если что-то не могут поделить между собой нации, обе в него истово верующие. После того, как высший разум от тебя отворачивается, то должен возникнуть конфликт с ним. Почему его не происходит, а вера остаётся всё также сильна? Если человек создан по образу и подобию божиему, то отчего бог не удостаивается порицания? Ремарк будет поднимать один вопрос за другим, заранее понимая бессмысленность любых рассуждений. Редкий читатель причислит бога к отличному поводу для загадок софистов, больше читателей примут слова автора за само собой разумеющийся ход мыслей в голове каждого из нас.

Кажется, продавать ритуальные услуги — всегда будет выгодно. Но были времена, когда даже такое прибыльное дело не давало надежды для уверенности в завтрашнем дне; и надо помнить, что чувство собственной важности и вседозволенности рано или поздно доведёт мир до хаоса снова.

Автор: Константин Трунин

» Read more

«Унесённые ветром» — это частица совести американской нации, пытавшейся пересмотреть свою собственную историю, прекрасно осознавая применение к самим себе уничижительных обходительный манерных наклонений. Перед рассмотрением содержания книги нужно сперва погрузиться в прошлое, вспомнив «Хижину дяди Тома» Гарриет Бичер-Стоу, той книги, что подвела американское общество к осознанию неизбежности противостояния северных и южных штатов, не нашедших согласия по вопросу отношения к рабству. Даже после гражданской войны согласие сторон оказалось эфемерным, замороженным на сто лет, покуда в США снова не вспыхнула напряжённость, получившая своё начало уже не от «добрых» людей, а найдя опору среди самих угнетённых. Если кто-то плохо представляет силу литературы, то «Хижина дяди Тома» является тем самым ярким примером, побудившим человека к действиям. К сожалению, Маргарет Митчелл родилась в южных штатах, а её образ мысли оказался слишком мягким для отражения важных для американской нации событий, поскольку «Унесённые ветром» — это запоздалая часть волны анти-томских книг, старавшихся показать жизнь рабского юга с самой выгодной стороны.

Главная героиня книги — склонная к авантюрам девушка, чья жизнь прошла в очень непростые для её штата периоды. Счастливое детство резко оборвалось на фоне вспыхнувшей гражданской войны, сознательная жизнь пришлась на тяжёлые годы разрушенной экономики, а зрелые годы показали ещё более печальную картину — в жизни счастья быть не может. Маргарет Митчелл хотела отразить типичную южанку, гордую от чувства собственного превосходства, или ужасы войны? Вот основной вопрос, который должен беспокоить читателя. Тема любви в книге поднимается слишком идеализированным образом, застрявшим на стадии юношеских предпочтений, не сумевших растоптаться главной героиней о бытовые проблемы. По сути, главная героиня так и не повзрослеет, а изначально отрицая культ денег всё-таки примет на себя образ янки, которого чуралась с самого начала, но к которому стремилась с пелёнок.

Гражданская война — стороннее событие, не дающее какого-либо понимания. Автор оставит читателя без лишних сведений, не давая понять, почему война началась, какие цели преследовались, отчего стороны пришли к соглашению. Действительно, не могут же соседи без объяснения причин начинать военные действия. Со стороны Маргарет Митчелл это выглядит как желание одних показать свою удаль перед другими. Отсталый аграрный юг, не имеющий выхода к морю, не развивающий промышленность, решает что-то там доказать северным штатам, погрязших в культе доллара, живущих ради наживания богатств и имея целью сделать негров равными себе. Более никакой конкретики. Если же брать проблему негров, то её по представлениям писательницы — нет. В книге нет никаких упоминания о жестоком обращении. Негры просто выставляются автором чем-то вроде крайне ленивых людей, не желающих выполнять чужие обязанности, привыкшие к строгому выполнению закреплённых за ними функций. Стоит ли после этого считать «Унесённых ветром» отражением эпохи или чем-то вроде достижения наивысшей степени гуманности, выстраданной в противоречиях молодого неокрепшего государства? Разве может быть совесть американской нации запятнанной, учитывая такое мировоззрение её представителей.

Вторая часть книги происходит по завершению гражданской войны. Главная героиня уже не юная девушка, а вполне понимающая смысл в жизни женщина, имеющая за плечами несколько браков, желая от жизни только материального благополучия. Конечно, надо добиваться для себя лучшего положения любыми методами, только главная героиня с самых первых страниц книги любила быть в центре внимания, стараясь получить всё, что ей нравится. Будет грубо так говорить, но если из имени Скарлетт убрать последнюю букву, да заглянуть в словарь, то от первого значения «алый» до последнего — «проститутка» можно встретить ещё определённое количество значений, которые все с разной степенью успеха можно применить. Слишком часто главная героиня ложится под мужчин, пытаясь извлечь из этого выгоду. Осуждать её никто не станет: мало её поведение отличается хоть от той же «Анжелики» четы Голон, описавших похождения похожего персонажа во времена Людовика XIV. С главной героиней «Унесённых ветром» можно сравнить добрую часть героинь Эриха Ремарка, особенно самую первую, которая Гэм.

«Унесённые ветром» слишком объёмная книга, чтобы стараться её поверхностно обсудить, но вышесказанного вполне хватит.

Автор: Константин Трунин

» Read more

«Время жить и время умирать» — это радость для некрофила: Ремарк с большой любовью описывает истлевшие тела на полях сражений и раздавленные трупы под разваленными домами. Первая реакция — шок, вызванный выверенными до мельчайших деталей подробностями. Такие моменты невозможно перенести на экран, покуда зрителей больше захватывает бесполезный спецэффект ветром рвущегося на фрагменты фюзеляжа самолёта или точное следование взгляда за падающей бомбой и следующий за этим взрыв, после, казалось бы, на нескольких секунд задумавшегося механизма. Ремарк чётко рисует каждый кадр, создавая у читателя ощущение присутствия. Да, воевать в России, это не может сравниваться с боями в Африке. Если жаркий климат беспощаден к телам павших воинов, то слякотный климат нашей страны может хоронить один слой над другим, а тот над третьим, перемешивая всё в кашу, что потом с трудом можно отличить своего от чужого. Ремарк категоричен в описании ужасов войны, показывая их именно ужасами, а не героическим сужение фронта, либо постыдным отступлением с завоёванных областей назад.

Во многом, Ремарк уже писал о подобном, повторяя сюжет «На западном фронте без перемен», только немного другими словами и в несколько ином антураже, поменяв западный фронт на восточный, а противника сделав не из бывшего врага, а из бывшего союзника, от которого родная страна писателя вынуждена терпеть поражение за поражением. Ремарк вкладывает в уста героев книги много мыслей, представляя их на суд читателя точно такими же неуверенными в себе людьми, потерявшими смысл жизни, когда пропаганда начитает вызывать лишь усмешки, а замалчиваемые события порождают подозрения. Только деваться солдатам с фронта некуда — нужно продолжать бессмысленное отступление, пока руководство кормит обещаниями о новом оружии.

Да, Ремарк мастерски показал обыденную сторону войны. И знаете — Вторая Мировая война ведь не была настолько негуманной, как это принято считать. Были концентрационные лагеря, были толки о превосходстве рас, но при этом на поле сражений уже не прибегали к применению боевых отравляющих веществ, а если и прибегали, то Ремарк о них не говорит. Вспомните «На западном фронте без перемен» — это же ползание по воронкам, заполненных водой, с натянутым на голову противогазом. Достаточно посмотреть несколько фотографий, как в голове всплывают возможные кадры Третьей Мировой войны, которая может повторить глобальность Второй и, по желанию убивать всю живую массу, превзойдёт Первую.

Одно удручает, начав с окопных бесед, главный герой отправляется в отпуск в родной город, подвергающийся регулярным авианалётам. Тут и начинается тот самый Ремарк, к которому читатель привык. Не за войной предстоит наблюдать, а за хаотическими движениями в тылу, где надо герою дать больше страданий, нежели он испытывал на фронте, и обязательно нужно главного героя влюбить в девушку с тяжёлыми эмоциональными проблемами. Даже алкоголь толком в книге не упоминается, хотя Ремарк в лучших своих традициях снова познакомит читателя с какой-нибудь разновидностью подобной жидкости.

И нет понимания целостности сюжета, а есть только осознание спонтанно происходящих событий. Жизнь у Ремарка не подчиняется каким-то привычным нормам, уподобляясь скорее форме постоянных переживаний за рождение в столь агрессивном мире, где человек используется лишь для осуществления чьих-то амбиций. А то, что главный герой вынужден страдать — так это просто время такое. Действительно, можешь цепляться за жизнь, а можешь умереть — выбор за тобой. Впрочем, если эта книга Ремарка пошла полностью по стопам «На западном фронте без перемен», то можно кратко сказать, что в творчестве Ремарка по-прежнему нет перемен. Всё повторяется…

Автор: Константин Трунин

» Read more

В «Скверном времени» читатель продолжает видеть раннего Маркеса, но более поднаторевшего в писательском искусстве. Отнюдь, не стоит искать в этой книге магический реализм, по причине его отсутствия. Саму книгу можно найти в разных переводах и под разными названиями: «Проклятое время» или «Недобрый час» — все они имеют право на существование, отражая суть содержания, которое не совсем уж чтобы революционное и необычное — просто в городской среде творится совсем не то, что хочется видеть местным жителям, чьи тайны выходят наружу благодаря некоему анониму, решившему нести мораль в массы, случайно провоцируя всплеск агрессии и насилия среди людей. Действительно, скверное время — разве может быть иначе при таком раскладе?

В «Скверном времени» читатель не найдёт предпосылок к самому главному роману Маркеса «Сто лет одиночества», даже не сможет найти каких-то заманчивых слов о величии Макондо, нет тут ничего такого. Просто книга становится одной из ступенек, по которым поднимался Маркес, пройдя сначала тот самый махровый магический_мозги выносящий_реализм, чтобы погрузиться в самый типичный реализм, благодаря чему спустя несколько лет родится из-под пера великого колумбийца гремучая смесь того и другого, обрушив на читателей всего мира кровосмесительную историю семьи Буэндиа.

В «Скверном времени» читатель наблюдает за самым обыкновенным латиноамериканским мылом, где все друг друга знают, либо знают опосредованно, все плачут над взлётами и падениями каждого, каждый имеет какую-то тайну, замалчиваемую от остальных, но по законам жанра — это всё станет явным; отчего качество мыла останется на самом высоком уровне, иначе зритель/читатель будет чувствовать себя глубоко обманутым, покуда не случилось того самого душу_трепательного и слёзы_выдавливаемого непоправимо_абсурдно_логичного, якобы всеми нежданного, но активно обсуждаемого ещё до происшествия. В книге не будет чрезмерно громкого скандала, просто население немного пошумит, пару раз вспомнив похороны Великой мамы, ограничившись только такой привязкой к основной вселенной Маркеса.

В «Скверном времени» читатель иногда может заметить наличие сюжета, только если он будет очень тщательно следить за всеми происходящими событиями, иначе нить повествования начинает скользить по извилинам мозга, заполняя собой всё свободное пространство, чтобы позже затвердеть, делая голову читателя чересчур каменной, отчего мышление приостанавливается, при этом глаза бегают по строчкам да не могут уловить дальнейшей сути, ведь где-то тут должно было быть адекватное отображение событий о происхождении очередной анонимной информации. Может Маркес и пытался создать подобие детектива, но в это трудно поверить. Ещё бы извилины оставались нетронутыми, вынуждая читателя перелистывать страницу за страницей в поисках более податливых нитей, а то и просто толстых и весьма понятных, не способных увести тебя в сторону от повествования.

В «Скверном времени» читатель погружается в атмосферу мнительности, гнетущего настроения и бесконечной людской молвы. Перед ним встаёт не абы какой город, а, в некотором роде, царство чумы, заразившей повествование опасным заболеванием, отчего закрыты ставни каждого дома, люди не желают адекватно общаться, все прячут лица и бегом прочь скрываются от любых слухов, пытаясь спасти свою собственную жизнь. Не хватает только зажжённых факелов, презрительного отношения и одежды, полностью закрывающей все части тела, лишь бы не допустить к себе что-то подозрительное. Слишком мрачный мир был нарисован Маркесом, но для отображения скверного времени всё было сделано просто идеально.

В «Скверном времени» нет дождя, а значит Макондо продолжает жить.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Решад Гюнтекин отдал всю жизнь работе в системе турецкого образования, поэтому не вызывает удивления, что главная героиня его первой книги «Птичка певчая» получила образование с уклоном во французский язык и стала преподавателем. Наблюдать за её карьерным продвижением — это тема для отдельного разговора, поскольку никакой конкретики тут не подразумевается. Во многом, главная героиня книги является своеобразным продолжателем традиций героинь Шарлотты Бронте, что также пропадали на чужбине, обучая своему родному языку. У Гюнтекина ситуация немного иная, но общий стиль повествования точно такой же. Гюнтекин также предвосхитил «Анжелику» Голонов, наделяя свою героиню сногсшибательной внешностью, дерзким нравом и чрезмерным чувством собственного достоинства.

Гюнтекин подошёл к написанию романа основательно, начиная с самых первых лет главной героини, отводя им добрую часть повествования. Именно там читатель узнает почему героиня получила прозвище Королёк, а потом на протяжении всей книги будет в этом только всё больше убеждаться. Действительно, главная героиня ловко порхает с места на место, постоянно щебечет, верна одному человеку, блюдёт свою честь и готова отстаивать свои права до последнего. Изредка будут проскальзывать нотки женственности, так несвойственные главной героине, которую впору сравнивать с девушкой, обладательницей мужского характера и такого же взгляда на окружающий мир. Трудно было, наверное, Гюнтекину примерять на себя образ женщины да додумывать за неё, пытаясь отыскать в каменной грудной клетке главной героини место для живого трепещущего от любви сердца.

Подумайте, Турция, где о равноправии женщин никто никогда не говорил. Совсем недавно Эрдоган в очередной раз подтвердил такое положение дел, указав женщинам на их место в обществе, когда они могут только помогать мужчинам, но никак не претендовать на что-то большее. А как с этим обстояло дело в начале XX века? Если верить Гюнтекину, женщины чувствовали себя вольготно, их даже не забивали камнями, как до сих пор делают в некоторых странах. Не стесняется главная героиня оголять спину и руки, распускать волосы и дерзить мужчинам. За это она, конечно, получит свою долю презрения, но ей это будет безразлично, поскольку красивая внешность всюду открывает дорогу.

Когда постоянно в тексте находишь упрёки вроде «мне пятнадцать лет и я уже засиделась в девках», а главная героиня при этом становится всё старше, когда же потом переваливает за тридцать лет, то ощущаешь какое-то чувство несоответствия. К героине относятся как к десятилетней, во всём ей потворствуя и исполняя все её прихоти. Впрочем, слишком сурово так говорить, не пытаясь смотреть на книгу в целом.

Свою долю славы первая книга Гюнтекина получила. И это хорошо. Её видимо легко приняло турецкое общество, хотя с трудом верится в возможность добрых отзывов о девушке, чьё поведение далеко от материнских идеалов о семье, и от карьерных тоже, тем более, если никакой карьеры нет, а жизнь просто идёт вперёд, когда героиня один раз сбежав из-под венца и постоянно меняя место работы, наконец-то погружается в будни сестры милосердия на Первой Мировой войне. Всюду Гюнтекин искал слова оправдания, стараясь свести вторую часть книги к благожелательному образу исправившейся и вставшей на истинный путь женщины. Это и объясняет финальную часть романа, в правдивость которой веришь ещё меньше, нежели в повествование первых глав.

Один плюс у книги: Турция — это действительно светское государство. Было так сто лет назад, будет и дальше.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Личность Мориса Метерлинка кажется загадочной. Ранний нобелевский лауреат по литературе и человек, заслуживший своими трудами титул бельгийского графа — наверное не зря провёл свою жизнь, излагая мысли на бумаге. Большой известностью Метерлинк обязан в первую очередь детской сказке «Синяя птица», а остальное просто прилагается. Любопытно взглянуть на мировоззрение человека начала XX века, там действительно есть на что посмотреть и есть над чем задуматься. Автор говорит не только о цветах, но и о боевых искусствах, холодном оружии, бессмертии, религии и множестве ещё более мелких проблем — всё это помещено под обложку данного сборника философских эссе с замашками на признательность научного общества.

Основное эссе «Разум цветов» написано в 1907 году, когда ещё были возможности делать предположения на своё усмотрение. Конечно, теории Дарвина вовсю продвигались, но Метерлинк не относится к её сторонникам, пытаясь выразить свои собственные мысли почти схожими словами, но всё-таки старается найти секрет разнообразия флоры в хитростях и в попытках выжить среди неблагоприятных условий. Почему же Дарвин в стороне? Начало XX века для науки ещё было временем, когда можно было выдвигать любые теории, которым кто-нибудь обязательно поверит. Не надо далеко за примерами ходить — достаточно вспомнить американского учителя 1920-ых годов, которого судили за его дерзкие попытки давать детям основы теорий Дарвина, продолжавшие оставаться спорными.

Метерлинк берёт цветы со стороны живых организмов, желающих жить и размножаться, удовлетворяя сиюминутные потребности. Лишь один момент серьёзно ограничивает возможности цветов — это привязанность к одному месту. От этого и предлагает отталкиваться Метерлинк, приводя множество различных версий тех или иных моментов, которые мы можем наблюдать у цветов. Конечно, в природе существуют растения, способные изменять своё местоположение — некоторые просто переползают, делая это саморазрушительным способом, но всё-таки передвигаются. Таких не было в саду Метерлинка, в котором он несколько лет наблюдал за своими цветами, что и позволило сделать ему все выводы, которые изложены в «Разуме цветов». Кажется — да — действительно — цветы наделены способностью мыслить, только они не могут об этом ничего сказать.

В любом случае, всё это спорно. Метерлинк берёт на себя смелость предположить, что пчёлы не приносят никакой пользы, а только наглым образом обирают цветы. Такое предположение приводится Метерлинком только для возможности показать механизмы защиты некоторых цветов, которые лишний раз подтверждают разум. Не всё так сложилось в ходе эволюции, просто на данный момент растение научилось справляться с агрессивными факторами, от которых в меру своих сил и избавляется. Всё это имеет право на существование! В какой-то степени Метерлинк всё равно прав, но к выводу поставленной задачи он пришёл без показательного примера её разрешения, минуя все стадии изучения, переходя сразу к окончательным выводам, не давая читателю представления о причинах возникновения разума у цветов.

Об остальных эссе говорить нет желания, можно только выделить мысли Метерлинка: о кулаках, как о самом основном оружии человека; о современных ему полководцах, чья роль на поле уже не играет никакой роли, чем Метерлинк больше наезжал на Наполеона, отдалённого от поля боя; о бессмертии, его не может никогда быть, а смерть следует принять со смирением. Интересны и мысли о религии, когда Метерлинк даёт понятие о домыслах многих мнений о загробной жизни, навязанных с одной определённой целью. Почему, опять же, людей пускают на небеса, а животных — нет… Никогда не видел внятного разрешения этой загадки.

Как знать, что будут думать о наших домыслах в начале XXI века люди начала XXII века — тоже, наверное, будут стараться не так сильно осуждать за им вполне понятные вещи, а для нас ещё оказывается не совсем понятные.

Автор: Константин Трунин

» Read more