trounin.ru

Для чего-то или просто так? В случае Вирджинии Вулф всё сводится к простому пониманию скоротечности жизненных процессов, когда за малейшей деталью не получается заметить главного и не удаётся построить цельную картину из происходящих вокруг тебя событий. Всё разрушается из-за проигнорированного кирпичика в основании стены и не той пропорции песка в растворе, больше нуждавшемся в куриных яйцах для придания крепости, нежели важную суть можно постигнуть с помощью философии, сконцентрированную на размышлениях, хотя всё довольно легко поддаётся объяснению без применения заумных теорий. Вирджиния в своих рассказах старалась донести до читателя важность каждого момента жизни, высмеивая желание увидеть большее за малым. Только делала она это в виде потока сознания, к которому не каждый читатель оказывается подготовленным, лишь сокрушаясь над обилием быстро сменяющих друг друга декораций, не дающих времени задуматься, покуда к финалу Вирджиния прямым текстом скажет о сути повествования. Если задуматься, то последний абзац является наиболее важной частью каждого рассказа, но для привлечения внимания читателя нужно сообщать гораздо больше информации, чем следует.  
Лишнее в художественной литературе принято называть «водой». Оно колыхается, не давая читателю ни удовольствия, ни приковывая его взгляд. Без лишнего в тексте обойтись невозможно: наполнитель требуется не только для производства литературных продуктов, но и для любой сферы жизни, где потребитель намерен получить много больше, чем ему предлагается изначально. Только как добиться нужного результата, если писатель придерживается точки зрения, отличающейся от принятого понимания классической литературы с ладно выстроенным сюжетом и обязательными эпизодами нравоучений? Вирджиния Вулф творила тогда, когда модернизм расцвел и поражал внимание людей своей дикостью, более характерной для животной природы, не признающей ничьих авторитетов, делая всё по своему усмотрению с прицелом на продолжительный срок. Модернизм стал подтверждением теории людей, склонных считать, что эволюция совершается скачками, а не длительным процессом плавно перетекающих изменений. Резкий переход от классики к экспериментам стал стартовой площадкой для различных литературных течений, одним из которых ярко обозначился поток сознания, много позже принявший иные формы, что стали отличны от изначальной, но при Вирджинии Вулф этот стиль был молод, и стальное перо писательницы могло уверено выводить на бумаге именно тот литературный жанр, который не каждому современному читателю может понравиться.

Так и хочешь каждый раз сказать, когда очередной рассказ подходит к завершающим аккордам, что собственно это всё значит? Для чего писал автор столько букв, зачем их связывал в слова и выводил предложениями до абзаца, перекидывая их со страницы на страницу. Нет никакой сути, и нет её по той причине, что Вулф не поднимает никаких важных вопросов и не старается поразить читателя любопытными мировоззрениями. Даже лучше будет сказать, что каждый рассказ скорее напоминает детективное расследование, в котором читателю предлагается следить за логикой автора, стремящемуся показать обыденность с обыденной стороны, не привлекая к этому иных высоких материй. Всё настолько эфемерно, сиюминутно и малозначительно, что уже это может насторожить придирчивого читателя.

Рассказы Вирджинии Вулф стоит читать, если надоели стенания людей о горе и о их недовольстве абсолютно всем, начиная от условий работы, конфликтов внутри семьи и вплоть до политических неурядиц. Надо понять одно — можно разбить себе лоб в кровь, пытаясь обосновать свою точку зрения, а можно просто быть себе на уме, внутренне понимая, что лучше на самом деле быть не может. Не было лучше людям раньше, не будет лучше и в будущем. Так зачем портить себе настроение?

Автор: Константин Трунин

» Read more

Когда-нибудь в каком-нибудь городе некая легенда некоего дома, что будоражит спокойствие всей округи, находя подтверждение в показаниях очевидцев, буквально вчера ставших свидетелями проявлений правдивости мистических видений, обязательно будет подвергнута художественной обработке и написана. Старые здания наполнены привидениями, под большим мостом может жить тролль, либо где-то в Праге в еврейском гетто укоренился миф о големе-защитнике, что просыпается каждые тридцать три года, забирая перед забвением очередную жертву. Легенда о големе восходит к XVI веку и является особенностью мифотворчества пражской еврейской общины, один из представителей которой решил повторить божий промысел, создав подобие себя из глины, но не для любования, а для охранения порядка. Тот голем был послушным существом, являясь одновременно первым роботом, внимавшим команды через бумажку с информацией, что вкладывалась ему в разъём, напоминавший рот; однажды команду голем не получил, после чего случился великий погром. Благодаря ли Майринку или иным, но понятие голема твёрдо вошло в обиход жителей всей планеты, прекрасно понимающих значение слова и природу того существа, которое является самым лучшим охранником, оживающим для устранения угрозы.

Густав Майринк долгое время жил в Праге. В двадцать четыре года он стоял на пороге смерти, размышляя над обоснованием смысла дальнейшего существования. Случай помог ему отложить решение щекотливой ситуации на потом, а вследствие тяжёлой эмоциональной травмы Густав легко стал внимать всему мистическому; был вхож в круг каббалистов. Видеть во всём тайные знаки, пытаться обосновать происходящие в мире события с помощью различных приспособлений, но при этом оставаться человеком, лишённым чрезмерного стремления погрузиться и принять на себя всё то, чем живут его друзья — именно такое впечатление производит Густав на читателя. Отбросив всё лишнее, вооружившись местным фольклором, Майринк воссоздал голема, взбудоражив мысли воюющей Европы, ещё не подвергнувшейся воздействию ядовитого иприта, чтобы понять необходимость существования големов на самом деле, как единственного средства уйти от ужасов войны, заменив живых людей искусственными созданиями. Всё это будет бродить в головах людей того времени, желавших обрести подобного защитника. 

Мистическая составляющая в «Големе» действительно есть, но автор её разобьёт, придав влажной глине законченный вид и дождавшись естественного засыхания, после чего читатель будет обречён увидеть под маской тайны злой гений человечества, привыкшего стрелять в спину под громкие звуки и ощипывать тушку домашнего животного, выращенного ради пропитания. Можно испортить любое начинание, а таинственной истории придать самый обыкновенный вид. Отчасти, Майринк поступил именно так, прикрывая интригой самое обычное осознание факта, твердящего, что всё тайное рано или поздно становится явным. А вот какими средствами достигается понимание непостижимого — самая главная загадка. Майринк не вводит в повествование людей с необычными способностями, но поступает довольно удивительным образом, наполняя книгу не только знаками, но и артефактами, дающими способность воспринимать виденное кем-то ранее. Кажется, перед читателем типичный миф со сказочными элементами — так и есть на самом деле. Не скатерть-самобранка, не плащ-невидимка и даже не поедающая людей стена, а аналогичный предмет.

«Голем» — первое крупное произведение писателя, поэтому оно очень трудно читается. Не умеет автор красиво раскрыть перед читателем сюжет, уделяя больше внимания наполнению страниц, нежели изготовляя уникальное повествование по отработанному годами рецепту. Читателю придётся продираться, пытаясь усвоить содержание, чтобы самостоятельно искать нужные ниточки. На первый взгляд кажется, что начинать книгу об оккультизме историей об окулисте — это игра словами. Кощунственные поступки псевдодоктора являются тем самым спусковым механизмом, что готовит читателя к выстрелу, подогревая интерес любопытной историей, куда может быть втянут каждый. Полностью осознав весь ужас, читатель на протяжении остальной части книги будет искать точно такие же моменты, но ничего подобного он больше не найдёт, приняв весь сумбур, который Майринк из себя выжимал.

Герои «Голема» перемещаются по разным локациям, совершая действия, проверяя теории, опровергая ранние предположения и делая важные для дальнейших поступков выводы. Само собой получается, что всё сводится к поиску смысла жизни в Каббале и других книгах о мистике. Ответ давно ясен, но человеческий мозг не готов принять логическое объяснение, вновь и вновь трактуя окружающий мир с позиции тайного начала, скрытого от человека, чтобы к нему доступ был только у избранных. Нельзя однозначно утверждать про простоту всего сущего, поскольку многие материи ещё не открыты, но мистической среди них точно нет. Однако, в один прекрасный момент — неизвестное выйдет на поверхность, став частью повседневной жизни, лишённой пещерных предрассудков.

Нужно разбивать оковы заблуждений, но для этого необходимо понимать, что заблуждения вообще возможны. «Голем» Майринка является одним и ключей к пониманию этого.

Автор: Константин Трунин

» Read more

«Обыкновенная история» Гончарова — это книга, которую молодые не понимают, а зрелые сожалеют, что не понимали в юности. Наступать на одни грабли, ломая копья, порождая конфликт поколений, возникающий из-за стремления перевернуть мир. Хорошо, если в жизни тебе даётся шанс в виде опытного наставника, способного направить твои мысли и дела в нужное русло, чтобы не растрачивать энергию на давно пройденные этапы кем-то другим. Мягко говоря, дураки не учатся на чужих ошибках: редко какой юноша задумывается над истинными мотивами своего поведения. Всё усугубляется, если человек приезжает из провинции в крупный город, здоровается с каждым на улице, без проблем даёт деньги в долг, лёгок в общении с малознакомыми людьми, влюбляется в подобных ему форменных дурочек, за которыми маменьки обычно строго следят; девушки могут наломать дров, и, в этом случае, у них всё становится гораздо серьёзнее, а последствия практически не влияют на разрушение иллюзорного восприятия мира, сохраняющего изначальное юношеское понимание невесомой поступи на всю оставшуюся жизнь.

Гончаров ведёт повествование преимущественно в виде диалога двух людей: один из которых — племянник, а другой — его дядя. Угораздило же свалиться мягкопушистому снегу на плечи опытного человека, практически — тёртого калача, что давно дал себе установку на едкое циничное отношение к окружающим, стремясь потреблять продукцию социума в умеренных дозах и только себе на пользу. Дядя тоже когда-то был подобным своему племяннику, покуда белизна не подверглась воздействию грязи, а ровная кристаллическая структура не деформировалась вследствие повышенного содержания кислотности в обществе. Дядя — грязный снег весной, готовый стаять, чтобы запустить процессы кругооборота жизни снова. Такого дядю можно слушать и во всём с ним соглашаться, учитывая крайнюю степень категоричности по любому вопросу, ставящему на последнее место души отчаянной порывы, предпочитая им трезвость и холодный расчёт. Если голова пьяна от любви, а в глаза бьёт блеск красоты, заставляющий молодого человека жмуриться или часто моргать, борясь с навязчивым желанием организма отвести взгляд, давая мозгу команду погрузиться на дно новой мечты, в таком случае можно обрести краткое счастье с неминуемым крахом надежд в будущем, либо послушать советы дяди, искореняя в себе проявления романтики.

Молодым людям свойственно желать совершать открытия в жизни, достигая высот и обогащая палитру впечатлений. Нельзя с детских лет, переходя в юность, продолжать считать овец перед засыпанием и вновь ловить ворон за окном: горизонты для приключений открыты, а ограничения взрослого мира ещё не воспринимаются с той же степенью осознания. Гончаров пропускает этап юношеского становления, в котором молодой герой явно наломал дров, желая угодить маменьке; перед читателем уже зрелый юноша — сама наивность и простота, которого обвести вокруг пальца проще простого. Однако, герой не разучился считать овец и ловить ворон, уделяя этому занятию добрую часть свободного времени.

Конечно, первая любовь должна быть у каждого. У кого-то она плавно перетекает в брак, но чаще любовь не выходит дальше головы, оставаясь частью приятных воспоминаний о далёком прошлом. Если молодой человек видит в дурашливости эмоционально незрелых сверстниц чудо из чудес, то дядя способен подметить только бородавку на носу её тёти, не придавая красоте никакой роли, осознавая естественный переход милых созданий через волшебных фей к усиленно потом что-то от тебя требующих фурий, по сравнению с чем спасение противной букашки ради последующего безжалостного уничтожения — это, по сути, аналогичная модель поведения, заложенная на уровне подсознания. Гончаров не отводит влиянию женщин на мужчин важную роль, останавливаясь лишь точно на такой же возрастной заматерелости, прошедшей через крах надежд из-за несостоятельности милых симпатичных мальчиков. И как точно подметил дядя — в молодом возрасте женятся ради одной цели, чтобы дома была домохозяйка. Только попробуй убедить в чём-то человека, в чьих жилах кипит горячая кровь, а шишек на лбу, от всюду расставленных грабель, становится всё больше, но собственные поступки всё равно не подвергаются анализу, отчего очень трудно подобрать правильный совет.

Ничего нового: Гончаров всё показал в виде самой обыкновенной истории, но сделал это грамотно, расставив правильные ударения в нужных местах.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Нет в мире того, что тебя лично не касается. Но уж если тебя заденет что-то действительно серьёзное, то кричи или не кричи, а другим будет безразлично: суровая реальность выглядит именно таким образом. Солженицыну пришлось в своей жизни хлебнуть горя с лихвой, но риск оказаться среди раковых больных — можно отнести к наиболее серьёзным переживаниям. С первых страниц читателю предстоит столкнуться с едким цинизмом писателя, что подмечает каждую деталь, имеющую несчастье расходиться с его личным пониманием мира. Конечно, сделать проблему из корпуса под тринадцатым номером или из-за отсутствия телефона в больнице — можно, но гораздо больше Солженицын старался выписывать характеры людей, наделив каждого из них желанием жить, а также сильной внутренней подготовкой к любым возможным неприятностям, что заставляет героев «Ракового корпуса» вести себя наиболее нахальным образом, принимая лишь понимание собственных проблем, не считаясь с бедами других, покуда рак соседа по больничной койке — это его собственный рак; его рак касается только его самого — всё остальное зависит от склонности понимать жизнь с позиции позитивного или негативного мышления.

Возможно ли вылечить рак? Солженицын не даёт однозначного ответа, но призывает бороться до последнего, сохраняя веру на благополучный исход. И ведь есть в чём сомневаться: медики могут лечить ошибочными на данный момент методами, горько осознавая заблуждения прошедших лет, или рак может оказаться совсем другим заболеванием, но из-за специфичного понимания проблемы, всё в итоге может действительно перейти в рак, хотя никаких предпосылок к нему изначально не было. Гнетущая атмосфера усиливается вследствие узкой направленности лечебного учреждения. Солженицына возмущает, что раковых больных собрали в одном месте, где они вынуждены взирать друг на друга, заранее осознавая собственную обречённость, видя одну смерть за другой, одну калечащую операцию за последующей.

Солженицына не интересуют причины возникновения рака, хоть он и штудирует книги на данную тему. Чтобы сказать о вине испытаний атомного оружия — ещё мало данных; сослаться на неблагополучный образ жизни тоже нельзя, поскольку добрая часть людей воевала; такая же добрая часть сидела в лагерях, а остальные трудились на благо фронта. В такой ситуации действительно непросто делать какие-то выводы. Остаётся принять коварное заболевание в виде бича человечества, обречённого страдать вследствие ещё неизученных причин. Не зря Солженицын уделяет внимание не только описанию жизни пациентов, он также делится мыслями врачей, сожалеющих о плохо построенной системе раннего выявления заболеваний, сталкивающейся с изначальным нежеланием людей думать о себе, пока что-то сделать будет уже действительно поздно. Можно до последнего оттягивать беспокоящие тебя проблемы, а потом получить не диагноз, а безжалостный приговор, в вынесении которого будут виноваты все. Человек обязательно будет искать виновных, и начать нужно с себя, а потом уже перебирать остальных, не сделавших самого малого для выявления на стадии первых симптомов.

«Раковый корпус» — это набор историй, выстроенных в единый сюжет с помощью пересекающихся линий действующих лиц. Всех их свела судьба в короткий отрезок времени встретиться в одном корпусе. О каждом Солженицын расскажет отдельно, выделяя одних над другими, преследуя целью отразить максимальное количество беспокоящих его самого аспектов. Так читатель познакомится не только со счастливчиком, чья опухоль будет не такой страшной, как это могло показаться на самом деле; читатель прослезится над печалью мальчика — обречённого на ампутацию конечности, девочки — чья предыдущая жизнь была слишком ветреной, чтобы с ней примирилась советская цензура; читатель будет недоумевать от халатности мужчин, где один запустил язык, а другой слишком поздно прочитал плакат на стене в поликлинике, призывавший выполнять пальцевое исследование прямой кишки.

Солженицын не ограничивается темой рака, позволяя вмешиваться в происходящее и другим своим воспоминаниям, где будет уделено много места лагерному прошлому. Понятно, что прописать такие моменты просто необходимо, без них книга не получила бы той важной огласки, которая требовалась автору. Советского человека тема рака сильно не касалась, но прочитать между строчек о замалчиваемом прошлом страны просто необходимо, ведь это действительно коснулось многих. Солженицын не подведёт читателя, наполняя книгу ровно тем, о чём писать было противопоказано. И за эту смелость данного автора принято уважать — он кинул вызов закостеневшей системе, слишком долго пребывавшей под властной рукой диктатора.

Дать яд умирающему — это благо или нарушение основ гуманности? Но почему-то современная медицина позволяет себе мариновать людей в очередях до полного созревания рака, а чиновники не решаются дать право умирающему на достойное к себе отношение и отказывают в возможности облегчить страдания.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Пески времени утекают сквозь пальцы, давая Сидни Шелдону возможность построить одну из своих книг с использованием флэшбэков. Начав повествование со сцены в испанском женском монастыре, где служители церкви придерживаются строгой системы молчания, самоистязая себя ударами по спине; продолжает разворачиванием перед читателем ярких сочных картин предшествующей жизни каждого действующего лица. Все главные герои в «Песках времени» — пропитанные шаблоном шелдонского мировосприятия: если сицилийка, то дочь влиятельного главаря мафии; если безобразна, то обязательно обладает чем-то сногсшибательным; если сирота, то обязательно сверху свалится минимум миллиард долларов. Всё красочно и притягивает взгляд, при условии плохой осведомлённости с творчеством автора. Граница 1985 года была Шелдоном преодолена с особым воодушевлением, став для его поклонников больше головной болью, нежели радостным осознанием роста мастерства писателя: «Если наступит завтра» дал миру нового Шелдона, коего без зазрения совести можно называть графоманом.

Пытался ли Шелдон в «Песках времени» свести сюжет к единой линии, выстраивая разные истории? Скорее всего нет. Гораздо проще создавать произведение, наполняя его множеством героев. И смешал Шелдон не только истории о временном духовном упадке блестящих женщин, но и вмешал во всё это баскских террористов, приверженцев режима Франко, европейскую полицию, слегка разбавив склоками в мафиозных кругах, среди наследников богатого состояния и внутрисемейными разборками между сёстрами: нигде нет спокойствия, лишь монастырь с жёстким кодексом поведения способен всем принести умиротворение. Но Шелдон не был бы просто Шелдоном, остановись он на бытоописании общины, причём описании блестящем. Если глубоко не вникать в картины писателя, то всё можно принять за чистую монету. Только читатель уже не раз ловил Шелдона за руку, когда тот чрезмерно фантазировал, выдавая желаемое за действительное. Покуда никто из читателей не столкнётся с тем самым монастырём, либо не прочитает хотя бы одну научную работу, до той поры Шелдону верить нельзя. Но одно можно сказать точно — Сидни создаёт превосходные картины. И если где-то они лишены логики, то не стоит ругать творца за прямые линии в царстве кривой реальности.

Наполнить прошлое героев личным горем, объясняя этим нынешнее положение каждого из них — именно к такому приёму Шелдон прибегает в очередной раз. И обязательно за все обиды должно быть воздано соответственно: за личное оскорбление — смерть предателям; за разрушенную любовь — восстановление попранной чести. Про излишки романтизма говорить тоже не приходится: преступники должны быть прощены, вороватые чиновники — построить больницу для бедных в Бангладеше. Лишь настоящие люди, желавшие простой спокойной жизни, останутся у разбитого корыта; их скучная жизнь Шелдона не интересует, поскольку бумаги на всех не хватит, но при должной сноровке Сидни мог проработать каждого персонажа до совершенства, раздувая и без того раздутую историю.

Когда дело переходит к любовной сцене, шаблонность Шелдона выедает глаза лучше свеженарезанного репчатого лука. Просто невыносимо в очередной книге находить однотипные описания постельных сцен и жаждущих сексуальных ласк женщин, предпочитающих за высшее счастье развести ноги перед любимым, на чём описание и заканчивается. При отсутствии других физиологических потребностей — это странно. Впрочем, у каждого писателя свои подходы к творчеству. Герои Ремарка ни разу не умерли от того, что кроме употребления алкоголя они ничем больше не подкреплялись, а даже трезво мыслили и делились бесконечной печалью о терпящей крах человеческой цивилизации. Воистину, каждому своё. Не зря оба автора считаются хорошо продаваемыми писателями, значит читатель в их творчестве нашёл что-то его цепляющее, а значит любое утрирование является весьма полезным.

Песка всё больше и больше. Перед очередной книгой Шелдона нужно запастись лопаткой с ведёрком, и играть, играть, играть с чужими песочными жизнями.

Автор: Константин Трунин

» Read more

О преданности собаки человеку можно говорить долго, но нельзя категорично утверждать, что собака — преданное человеку животное. Есть существенные отличия между породами, поэтому в среднем с большой натяжкой можно взять на себя смелость, подтверждая старую истину о тесной дружбе человека и собаки. Джек Лондон пошёл ещё дальше, наделив главного героя книги «Джерри-островитянин» раболепной привязанностью к белым людям, отрицая при этом малейший шанс для достойного положения в мире людям с другим цветом кожи. Прогресс расового превосходства англо-саксов настолько возмужал за годы творчества Лондона, что воззрения Джерри очень далеки от ранних работ, где Лондон порадовал читателей историями о «Белом клыке» и о другой собаке в «Зове предков». Тогда всё было больше похоже на сказку о животных, чья суровая доля пронеслась от горя к счастью. В «Джерри-островитянине» ничего подобного нет, а есть лишь неистребимое обожествление человека с белой кожей.

Книга была издана уже после смерти писателя, и она не является наглядной демонстрацией таланта автора. Натянутая история о собаке с приниженным пониманием происходящих вокруг событий. Действие разворачивается на Соломоновых островах, оказавших на Лондона сильное впечатление. Читатель мог познакомиться с этими островами в ряде произведений автора, в том числе и в «Приключении», которое объединило в себе многое из того, что не давало покоя Лондону, но тогда не хватило животной темы. Упущенное было восстановлено.

Гложет Джерри не только присутствие на борту корабля диких собак, которых главный герой люто ненавидит, презирая их непонятное происхождение и отсутствие породы. При этом, Джерри опирается на осознание собственного высокого происхождения, берущего начало в 1870 году, когда ирландские терьеры получили признание. Если разбираться, то породистость главного героя сама по себе вызывает большие сомнения. Веди он родословную не от мифической привязки к ирландским волкодавам, а к самостоятельной породе терьеров с далёких времён, берущих начало не раньше тёмных веков, то претензии Джерри могли считаться обоснованными. Только стоит ли это требовать от шестимесячного щенка, наделённого слишком яркой способностью к мышлению, далёкому от понимания мира взрослеющими организмами, более походя на устойчивый сформировавшийся взгляд. Не не любит, а именно ненавидит диких собак, а также негров, которых при любом удобном моменте кусает.

Может ли собака понять, что её кормит не тот, кто приносит пищу, а её настоящий хозяин, отдающий об этом распоряжение? По мнению Джека Лондона может — это вполне укладывается в рамки понимания происходящего Джерри, любящего не те руки, что кормят, а именно того белого человека, к которому он всегда стремится подойти поближе, чью ласку от готов принять без возмущения. Ещё более удивляет Лондон, давая Джерри возможность проявить себя в одиночестве среди туземцев-каннибалов. Казалось бы, на костёр собаку, да сытно перекусить породистым мясом. Но нет! Каннибалы хоть и проявляют агрессию к белым людям, но безмерно горды держать при себе не только оставшиеся черепа, но и всё прочее, включая живность. Как вождь определился с важным назначением собаки — непонятно. Согласно их традициям, нужно было скормить собаку своим питомцам, чтобы они переняли себе все лучшие качества. Лондон такого допустить не мог, введя в заблуждение читателя.

В некоторых местах сюжет провисает, давя словесной пустотой. Прекрасным дополнением к повествованию становятся отрубленные руки, ноги и пальцы. В остальном, «Джерри-островитянин» — это расовые предрассудки глазами согласной с ними собаки.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Достаточно взять парочку научных терминов, основательно их извратить, перепутать холодное с замороженным, чтобы получился полуфабрикат. Поверьте, следить за разворачиванием картины далеко не так интересно, как это старается делать автор, решивший распускать клубок изнутри, резко выдёргивая нитку и ещё сильнее запутывая достаточно ясную картину происходящих событий. Можно было дать в руки читателя свободный конец, от которого он сам мог дойти до нужных выводов. Но Франк Тилье шёл по пути интеллектуальной литературы, где под маской заумности ничего на самом деле нет, кроме истории о шизофрениках, страдающих раздвоением личности, провалами памяти, иногда подверженных кататоническому ступору, либо синдрому «запертого человека», да ещё и с очень редкой якобы нулевой группой крови, называемой бомбейской. Всё это допустимо в равных пропорциях, но Тилье сделал чересчур сильный концентрат, выжав из всего максимум самого редкостного, буквально притянув всё за уши.

Безусловно, мир не такой простой, каким он кажется на первый взгляд. Если психиатры уже давно работают с пациентами, то изучение крови далеко не закончено, поэтому выявление различных феноменов пока ещё в рамках возможного. Будет в будущем не только бомбейская, но и другая кровь, а пока Тилье пользуется прекрасным шансом реализовать новое знание в очередной книге, давя на мозг читателя редкими состояниями, которые сводить в одном месте нельзя: пропадает вера в допустимость происходящего, а из-за этого улетучивается желание следить за событиями — всё воспринимается с отчуждением. Даже удивляешься тому, что кого-то действительно такая книга может держать в напряжении до самого конца, что будет так интересно. По своей сути, финал в книге может показаться непредсказуемым, но он настолько оторван от всей книги, не оставляя у читателя никаких сомнений насчёт не до конца распущенного клубка, продолжающего иметь узлы. В некоторых местах автор поработал ножницами, пытаясь склеить края ниток снова.

Так ли важны провалы в памяти девушки, которую Тилье делает главным действующим лицом? И есть ли провалы на самом деле? Тилье даже книгу назвал в их честь, обосновывая под видом переломов изменения в личности человека. Да, читателю предстоит увидеть множественные личности, действующие отдельно друг от друга, порождая эти самые провалы, что, впрочем, не является чем-то таким уж действительно особенным, чтобы во всё дополнительно вмешивать таинственную историю с неизвестным человеком, на котором обнаружена менструальная кровь. Из незначительной детали можно построить новую вселенную, чем Тилье и занимается всю книгу, добавляя постепенно истории о Ливане, узниках, обжигающей ляжки горячей моче, автомобильной аварии с избежавшим наказания человеком, дополняя повествование сходящим с ума психиатром, выводящим на контакт пациента, действуя на его подсознание весьма агрессивными методами.

И, знаете, всё будет строго по Фрейду. Виноваты папа с мамой, при малютке-дочке не сдерживавшие своих сексуальных порывов, удовлетворяя плоть. И не важно, что ребёнок ещё ничего не осознавал. И не важно, что читатель в «Переломах» тоже ничего не осознаёт. Книга выпущена в тираж, она переводится на разные языки, находит своего ценителя -это самое главное. А если где и слишком заумно, то тем легче найти глубоко скрытый смысл. Очень хорошо, что Тилье в итоге признается в полностью выдуманной им истории, хоть и предлагает заглядывать на блог главной героини, где можно познакомиться с ней поближе. Это прекрасно продуманный коммерческий ход, позволяющий удерживать читателя при себе больше времени, подготавливая почву для новых книг.

Интрига ради интриги — «Переломы» Франка Тилье.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Дело #4 открыто. Вложены чистые листы.

Дойл правильно сделал, что убил Шерлока. В пучине неизбежного ослабления собственного интереса к персонажу, писатель когда-нибудь должен пойти на решительный шаг. При этом нет нужды сводить дело к печальному концу: можно тихо о нём забыть. Дойл решает завершить цикл рассказов скорее загадочным исчезновением, нежели описанием кровопролитной сцены. В благородных порывах частного сыщика всегда скрывалось тайное злое начало, должное в какой-то момент выйти наружу. Тем более, даже гораздо хуже, тёмное начало стало для Шерлока воплощением грозящей опасности в виде точно такого же умного и гениального человека, каким являлся сам Холмс. Удивительно, отчего такой тёплый и мягкий человек с железными кулаками решил бросить вызов лондонскому преступному миру, ограничиваясь до этого лишь разборками на уровне бесед между домочадцами, совершенно случайно обратившихся за помощью на Бейкер-стрит. Крещение боем Шерлок не выдержал, если, разумеется, Дойл не имел определённых планов на будущее героя, чьё исчезновение взорвало весь читающий мир.

Каждое дело Шерлока Холмса — это сеанс у психоаналитика. К нему приходили люди, рассказывали свои истории, а Шерлок применял при этом минимум усилий, чтобы придти к нужным умозаключениям, причём не всегда правильным, поскольку добрая половина дел не доводилась до конца, оставляя читателя наедине с гениальными выводами сыщика. В один момент Дойлю это надоело, и рассказ за рассказом он стал выводить Холмса к «Последнему делу», которое должно было поставить точку в его приключениях. Читатель всё больше убеждается в заблуждениях Холмса, способного ошибаться и не имеющего альтернативных решений для очередного дела, основываясь только на личных доводах, не принимая возражений и считая свою линию рассуждений правильной, не прилагая попыток посмотреть на ситуацию с другой стороны. Дойл с особым удовольствием приводит примеры заблуждений Холмса, сводя повествование к сумбуру; читатель лишь недоуменно пожимает плечами и удивляется скоротечности истории, в которой великий сыщик не смог разобраться, придя к ложным умозаключениям.

Дойл устал — это хорошо заметно. Блеск рассказов о Шерлоке Холмсе засиял яркими красками в период издания «Приключений», когда поднаторевший Дойл уже умел заинтриговать читателя и не затягивал каждую историю среди разбросанных там и тут ответов на неразрешимые задачи. А что представляют из себя «Записки»? Это шелуха из вороха оставшихся дел, не имеющих решений, способных будоражить мысли; ход рассуждений тоже вызывает больше нареканий. Конан Дойл сдулся, и сдувание омрачилось итоговым правом писателя на прекращение творческих мук одним росчерком пера. Конечно, «Записки» дают много нового для понимания вселенной Шерлока Холмса, ведь тут появляется брат главного героя, ещё более гениальный человек, с такой же наблюдательностью и способностью делать далекоидущие выводы, из-за чего вместе с интересом писателя, стал сдуваться и сам Шерлок, чьи заслуги всё более принижаются, а его фигура меркнет перед гением Майкрофта.

Брат Шерлока вспыхивает яркой звездой, как и криминальный авторитет Мориарти, сумевший найти управу на сыщика. Не сумел Холмс устоять перед людьми иного толка, что предпочитают действовать молча, не оставляя никаких зацепок, заставляя Шерлока не бороться, а бежать без оглядки, скорее испытывая страх вследствие беспомощности, нежели действительно у него могло появиться желание оказать противодействие. Проблема свелась к следующему пониманию печального исхода — Шерлок не умел обходиться с лживыми людьми, привыкнув верить всем на слово, поскольку каждый раз к нему заходили честнейшие несчастливцы, вываливавшие на голову Холмса достаточное количество информации, чтобы во всём без проблем разобраться.

Промежуточный результат пока только один — Шерлок умел драться, перевоплощаться, думать, но пасовал на уровне серьёзных неприятностей.

Дело #4 закрыто. Документы подшиты. Папка отправлена в архив.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Четвёртый разворот — это последний манёвр самолёта перед посадкой. Но если не работает двигатель, если на борту нестандартная ситуация и если между членами экипажа пробегает искра давно назревавшего конфликта, то как выполнить четвёртый разворот без погрешностей — вот проблема из проблем. Пётр Кириченко не предлагает читателю с напряжением вчитываться в строчки своей книги, а лишь ровно повествует о своих воспоминаниях, причём чаще далёких от авиации, рассказывает чужие истории и предлагает ознакомиться с «Бегством из круга», где любовный треугольник содержит в себе слишком большое количество противоречий, чтобы окончание истории получилось позитивным.

Стиль автора тяжёл для восприятия: перегрузка знаками пунктуации, хоть и грамотно расставленными, иной раз отвлекает внимание от повествования. Нет в тексте завлекательных поворотов сюжета, лишь следование одной истории за другой. Вот автор едет в родную деревню, вспоминая важные события, вновь знакомясь со старыми друзьями и близкими подругами, от шарма которых он не может устоять, являясь женатым человеком. Зацикленность на эротическую тему сквозит через каждый рассказ, порой становясь центром происходящих действий. Можно всё свести к особенностям профессии лётчика, чей жизненный ритм не располагает к постоянному пребыванию на одном месте, бороздя небо между грозовыми облаками, находя на земле покой и умиротворение — ведь пока ещё не случалось такого, чтобы самолёт остался в небе навсегда, не вернувшись назад.

Каждый рассказ — это эпизод чьей-то жизни, где автор часто уступает своё место другим. Читателю предстоит узнать истории далёких обид и нравоучительные заметки о тяжёлых людских характерах, не находящих поддержки даже у самых близких. Надо быть терпимей к окружающим — постоянно приходишь к такому выводу, читая книгу Петра Кириченко. Нрав отца не могут терпеть дети, предпочитая покинуть родной кров, найдя приют в более спокойной обстановке; желание всех воспитывать и делать на благо — изначально кажется хорошим качеством, только отчего школьный преподаватель не может добиться от мужа понимания, угнетаемого каждодневным понуканием; либо автор останавливается на подозрительности ревнивого мужа, чьи претензии обоснованы, но слишком портят жизнь обоим супругам. Лишь к концу книги читатель найдёт упоминания о самолётах и лётчиках.

«Бегство из круга» — главное произведение сборника. Кириченко начинает со сцены конфликтной ситуации в кабине пилотов, где между двумя мастерами своего дела — капитаном самолёта и штурманом — возникает ненавязчивое разногласие вследствие желания проявлять симпатии к новенькой стюардессе. Простой любовный треугольник обрастает множеством подробностей, которые Кириченко будет скрупулёзно подавать читателю, удерживая интерес к произведению (а ведь интерес так и желает угаснуть, не находя опоры для обоснования мотивов поведения каждого персонажа). Но и тут Кириченко не оплошает, вводя главную интригу ровно в тот момент, когда начинает возникать желание отложить книгу в сторону. Краткий всплеск больше основан на недоумении логикой автора, решившего развести любовные нити именно таким образом.

На личных трагедиях построено каждое произведение сборника. Судьбы ломаются, но жизнь от этого не останавливается, предоставляя участникам возможность осознать произошедшие события, делая из них определённые выводы. Простого рецепта не существует, да и выписать такой рецепт никто не сможет. Нужно менять обстановку. Лётчику это сделать проще всего, набирая высоту и отправляясь к новым горизонтам.

Было бы интересно узнать про автора хоть что-нибудь: нигде нет о нём информации. Похоже, только случайные находки в книжном шкафу дают возможность ознакомиться с творчеством многих из тех, чьи имена ныне забыты.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Можно ли достойно оценить вклад Луи Буссенара в познание загадок планеты? Кажется, труды французского путешественника и писателя — это прекрасная возможность взглянуть на окружающий мир свежим взглядом человека, чей век не проходит на одном месте и порой в четырёх стенах. Пускай, автор писал более ста лет назад и уже нет многого из того, свидетелем чего был сам Буссенар. Это ни в коей мере не сказывается на том полезном источнике познаний, позволяющим расширить кругозор. Предлагаемый читателю сборник содержит самое первое произведение автора «Десять миллионов Рыжего Опоссума. Через всю Австралию», успех которого позволил Буссенару продолжить эксперименты с пером, а также очень необычный роман «Французы на Северном полюсе», опередивший экспедицию Нансена, и даже, ведь такое возможно, был настольной книгой норвежского покорителя Арктики. Прилагаемый рассказ «Ягуар-рыболов» показывает Буссенара не только со стороны завзятого ценителя охоты на экзотических животных, но и любопытного наблюдателя природы, для которого желание добыть трофей уступает возможности узнать больше о происходящих процессах в животном мире.

1. «Десять миллионов Рыжего Опоссума. Через всю Австралию» — это не единое произведение, являющееся скорее набором историй, собранных автором под одной обложкой. Буссенар творил в то время, когда литератор видел только одну возможность для заработка — публикации в журналах. Кажется странным, но книги особым спросом не пользовались, да и не давали они того дохода, которого можно было добиться с помощью периодических изданий. Это сейчас писатель думает только о содержании книги, убивая в себе графомана и пытаясь сильно не расползаться мыслью по древу, ужимая всё до ужасно кратких размеров. А вот раньше… чем больше напишешь, тем больше получишь. Стоит ли удивляться, глядя на толстенные тома произведений практически всех французских авторов XIX века, особенно плодотворно изливавших слова на страницы, имея целью лишь увеличивать объём. Буссенар частично поддержал традиции сограждан, впитав в себя и дух Жюля Верна, часто путая понятие художественного произведения с энциклопедией (где ныне принято сводить непонятный термин к отсылке в сноски, там деятельные французы максимально точно делились деталями прямо в тексте, делая это неотъемлемой частью произведений).

Хорошо, что на Буссенара так сильно повлияла Австралия. Писатель сам говорит о наскучивших ему саваннах и пампасах, в коих приходилось часто бывать, покуда не решил он очутиться в таинственной Австралии, переживавшей очередную золотую лихорадку, притянув на свои земли калифорнийских добытчиков. Города начали быстро расти, наполняясь жителями. За золотоискателями потянулись все остальные, включая учёных, решивших нести свет науки на далёкий континент. Именно с кораблекрушения незадачливых профессоров и начинается писательская карьера Буссенара, описавшего со знанием дела не только спасение оборудования, но и встречу с аборигенами-каннибалами, выпившими заспиртованные мозги и не побрезговавшими выкопать свежезахороненный труп. И только спустя ещё одну историю о схватке между гринго и кабальеро, Буссенар принимается за в меру большую форму, знакомя читателя с историей того самого Рыжего Опоссума, чьи миллионы способны принести благо в отдалённые от океана земли континента. Стоит ли говорить о приключениях героев, столкнувшихся с самыми тяжёлыми условиями для приключения, рискующих жизнью, отправляясь в неизведанные края. Первый шаг для Буссенара прошёл успешно; хотя стоит закрыть глаза на часто встречающийся затянутый сюжет, так свойственный людям, впервые пробующим себя на творческой ниве.

2. 1892 год стал знаковым для исследователей Арктики. Некий русский товарищ на очередном заседании Королевского Географического Общества высказал важную мысль о покорении крайней точки Северного полюса. Эту идею практически сразу подхватил Буссенар, в короткий срок спланировав и написав роман «Французы на Северном полюсе», о якобы произошедшей экспедиции по покорению той самой важной точки. Повествование настолько достоверное, что читатель верит всему. Остаётся только понять — было это на самом деле или Буссенар всё придумал? Поскольку точных сведений собрать не получается, а человеком, которому впервые покорился географический северный полюс (но в действительности не покорился), стал Фритьоф Нансен, чья экспедиция началась в 1893 году уже после публикации Буссенаром книги, то остаётся только восхититься талантом писателя, чей ум досконально продумал все трудности приключения, что с большой точностью исполнил на практике Нансен. Как знать, может на борту «Фрама» был экземпляр книги «Французы на Северном полюсе».

Почему именно французы, а не кто-то иной? Буссенар решил собрать в придуманную экспедицию людей из одной страны, преимущественно из прибрежных провинций. Читателю предстоит познакомиться не с французами, а с бретонцами, нормандцами, эльзасцами, гасконцами, басками и другими, то есть с теми людьми, которые населяют Францию. Нравы и обычаи каждого из них отличаются самыми разными взглядами на жизнь и подходом к выполнению поставленных задач, поэтому читателю будет особенно интересно наблюдать за французской экспедицией, состоящей из столь отличных друг от друга французов. Но ведь интересно при этом то, что норвежец Нансен взял на «Фрам» только норвежцев, сделав это для роста национального самосознания, поскольку противоречия в унии Швеции и Норвегии всё более грозили вылиться через край, а тут такая возможность подлить масла в огонь.

Весьма занимательно Буссенар показывает эскимосов, чья прожорливость поражала внимание участников экспедиции. Взятый ими на борт эскимосский лоцман мог за раз съедать десять килограмм пищи, не гнушаясь ничем, особенно находя удовольствие в поглощении ещё тёплых сырых кишок убитого медведя, включая весь слой жира с тела: воистину, условия жизни на севере вырабатывают свои правила жизни. Если хочется пить, а снег при этом класть в рот нельзя, поскольку он обжигает слизистые, то эскимос легко вскрывает вены животных, насыщаясь кровью живого существа. Буссенар продумал не только привычки эскимоса, но и пищевой рацион всей команды, которой нужно было питаться особенно усиленно, восполняя потери энергии. Кроме еды команда была снабжена тёплой одеждой, а также тщательно разработан режим дня во время ледовых стоянок с учётом тяги ко сну в холодных условиях и требования вести наиболее активный образ жизни. Конечно, в своих размышлениях Буссенар мог опираться на ранние труды Нансена, задумавшего экспедицию на «Фраме» задолго до выхода книги.

Однако, если путь экспедиции Буссенар мог позаимствовать у Нансена, то как быть с теми обстоятельствами, когда в экспедиции Нансена случались повторения сюжета «Французов на Северном полюсе»? Ведь Нансен также нашёл погибший корабль соперничающей экспедиции, и его команда поедала собак в конце пути, когда еда подошла к концу. Нансен сперва добрался до Таймыра, после чего пошёл на штурм Северного полюса, а вот экспедиция Буссенара через Таймыр возвращалась, потерпев кораблекрушение, продолжив путь домой через сухопутные просторы России.

Удивится читатель многому, включая применение французами свежего изобретения соотечественника Депре, чей гений обосновал и доказал на практике возможность передачи электричества по проводам. Ледоколом корабль экспедиции Буссенара не был, но была пила, приводимая в действие электричеством, что очень помогло в покорении заданной точки, пробивая дорогу во льдах с помощью последних научных достижений. А как читатель отнесётся к такому высказыванию, что при покорении Северного полюса нужно вмёрзнуть именно в ту льдину, что будет двигаться на север, тогда ничего не делая можно добиться желаемого? Льдины постоянно дрейфуют, поэтому нельзя установить отметку о достижении, а если и установить или найти чью-то другую, то это уже не будет являться доказательством покорения.

Много удивительного случается, но отчего-то никто ещё не проводит параллелей между «Французами на Северном полюсе» Буссенара и экспедицией Нансена. Отныне исправлено.

3. «Ягуар-рыболов» на фоне больших произведений теряется. Можно долго говорить о том, что преследовал автор, делясь впечатлениями о встрече с ягуаром, мирно поджидающим рыбу, дразня её через поверхность воды с помощью длинного хвоста. Показать красоту природы получилось, обосновать преувеличение человеческих страхов перед большими кошками тоже. Такой крупный хищник, даже будучи голодным, может оказаться очень трусливым, оглашающим пространство вокруг себя жалостным рёвом из-за отобранной добычи. Так и хочется спрятаться за камнем, наблюдая рыбную ловлю пятнистой кошки с последующим побегом от незначительного тревожного шума, заставившего обронить долгожданный обед.

Красиво, познавательно, увлекательно — в этом заключается весь Луи Буссенар.

Автор: Константин Трунин

» Read more