Рубрика: Модернизм

Цикл «Наполеонов обоз» | Книга №2

Как зудело плечо, как размахивалась рука, так и продолжило зудеть, продолжила размахиваться. Ничего не поменялось в изложении Дины Рубиной. Всё тот же стиль, всё же должный потоком сознания именоваться. Ведь не может автор выстроить ровное повествование, только о том и рассказывая, за что взглядом хватается. Вот увидит его глаз явление важное, сразу старается найти применение. Почудится конь, или не почудится, ему сразу найдётся на страницах произведения применение. Видимо, о том и подумала Дина Рубина, начав сказывать второе повествование из задуманной трилогии про наследие французской армии. Отчего-то это про цыган подумать заставило. Так уж захотелось Дине Рубиной.

Каких страстей стоит ожидать читателю? Будут страсти обязательно. Убийство ли, либо самоубийство: не важное обстоятельство. Замыслила замылить читателю взор Дина Рубина, только тем и занимаясь на страницах повествования. О весёлом скажет она, о грустном поведает, толком ничего не рассказывая. Таков он – поток сознания, всегда тяжёлый для восприятия. И пусть не юлят те, кто говорит, будто понравилось, словно все авторские изыскания им по нраву пришлись: обман легко уличается, уважение к таким людям стремительно падает.

Впору сказать, уже критиков не осуждая за увлечение постыдное, что допускается чтение поверхностное, ибо не следует стараться глубоко копать там, где колодца не выкопаешь. Известно читателю, насколько некоторые критики привыкли скудно знакомиться с обозреваемым произведением, в лучшем случае половину читая, либо первую и последнюю страницу, а то и обложкой ограничиваясь, заходясь речью после хвалебною или хулящею, в зависимости от цели преследуемой. Но есть критики, от корки до корки читающие, с трудом текст понимающие, они-то и есть самые страдающие, кто вынужден, по профессии или по призванию, сносить авторское стремление к слов выражению, ещё и силы находя, чтобы своё мнение о прочитанном высказать.

Пусть не сказано читателю, каковым произведением является вторая книга в трилогии в исполнении Дины Рубиной, из того не следует делать выводов. Должно быть понятно наиглавнейшее наблюдение, которое понимается без дополнительного напоминания. И читатель усвоил его. Ну, а если кому роман “Белые лошади” придётся по душе, то и такое случается. Потому литература и существует разная, всегда находятся ценители, способные разглядеть им интересное, когда другим может не нравиться.

А если на короткое мгновение задуматься, чему читатель станет внимать? Заметит, насколько велико у автора стремление сочетать разное, чему редко место в жизни находится. Говоря о чём-то, можно не только взглядом находить новое, но и позволять развиваться событиям, должным отстоять дальше, нежели автору кажется нужным. Этаким образом, почему бы и нет, можно до самого первого предка всех действующих лиц дойти – до Адама. Почему бы с него не начинать повествования? Да решила Дина Рубина ограничиться периодом нашествия Наполеона на Россию, всячески стараясь теперь подбивать под это повествование.

Читатель продолжает видеть лошадей, особо не придавая значения прочему. На обложке ли лошади, или на небе в облаках оных разглядел автор, или действительно цыганский табор оказал какое-то влияние. Отставим всё это в сторону, найти нужно силы для третьей книги из цикла Дины Рубиной.

У кого сохраняется интерес к повествованию, кто с прежней силой надеется, тот должен обрести ему нужное, так как прочие ограничиться предпочли бы произведением, ставшим для цикла первым, не задумываясь продолжать чтения. Бывает и такое, что бросишь начинание, не узнав, чего добровольно лишаешься.

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

Цикл «Наполеонов обоз» | Книга №1

Размахнись, рука, раззудись, плечо, напиши не мало, напиши ещё! Раззудись, плечо, размахнись, рука… слава Богу, родилась одна строка. Размахнись, рука, раззудись, плечо, пиши больше, ещё и ещё! Раззудись, плечо, размахнись, рука… на другую страницу перешла строка. Размахнись, рука, раззудись, плечо, написанного мало, ещё и ещё! Раззудись, плечо, размахнись, рука… дабы новой главы начиналась строка. Размахнись, рука, раззудись, плечо, нужно больше слов, ещё и ещё! Раззудись, плечо, размахнись, рука… последняя наконец-то строка. Размахнись, рука, раззудись, плечо, напиши не мало, напиши ещё! Раззудись, плечо, размахнись, рука… слава Богу, не иссякает строка. Размахнись, рука, раззудись, плечо, пиши больше, ещё и ещё! Раззудись, плечо, размахнись, рука… для второй книги родилась строка. Очень простым выглядит теперь ответ, зачем понадобилось так примитивно писать, просто иногда доживают писатели до таких лет, когда иначе не могут они поступать.

Попросим музу отойти от критического осмысления содержания произведения. Не нужна муза, где её присутствие вовсе не требуется. Возьмите для примера роман «Рябиновый клин» за авторством Дины Рубиной, задуманный первой книгой произведения большего. Уже плохо то, что автор не думал ограничиться формой малою. Может интерес какой он преследовал, может даже коммерческий. Да в чём может заключаться коммерция, если тираж большой созидается, а выгода издателю, словно продавать он решил со значительной скидкою? Вся беда в содержании, ибо не распробовал читатель произведения, не прельстился на обещания. Какой интерес родиться способен, когда первая книга словно оскомина? И это ещё ничего не становится ясным. Можно даже открыть тайну великую, омрачив с надеждой ожидающих: ничего не станет ясным и по завершению трилогии, ни к чему и ни о чём автор продолжит повествование.

Что за парад лиц сомнительных? Об этом вопросить следует. Зачем Рубина рисует портреты фриков, несносных мыслями? По приколу??? Али издеваться над персонажами вздумала? Дала одному герою имя странное — Изюмом нарекли будто родители. Стал он именоваться Изюмом Алмазовичем. На том не ограничился полёт фантазии, вскоре другой персонаж родился — Серенадой прозванный. Всё бывает в мире подлунном, с тем читатель не в силах поспорить, хватает безумия среди мыслей человеческих, и не такие имена в жизни встречаются. Да и будь такое рядом, то является редкостью. У Рубиной редкость стала оскоминой, часть быта составившей. Все такие на страницах её произведения, словно мир сократился до стен одного помещения, причём стен цвета жёлтого, причём дома такого же — жёлтого цвета.

О чём ещё задумает Рубина сообщить читателю? Как размахнётся рука, как раззудится плечо — в том есть только значение. И не скажешь, будто говорит Дина потоком сознания. Нет, не скажешь, ведь говорит она голосом, вроде к разуму призывающим. Не обо всём рассказывает, до чего думы доходят в момент текущего действия. Вернее, о том говорит, что в жизни редко случается. Как же так нужно измыслить повествование, чтобы рождались герои столь странные? Для того надо обладать талантом особенным, каковым, конечно же, обладает Дина Рубина. Пишет она, кому-то кажется то притягательным, готов он читать, даже делая выводы. Ну а мы, люди простые — без страсти к познанию глубин неведомых, остановимся перед «Наполеоновым обозом» в крепком задумье. Стоит ли продолжать внимать, когда голову разрывает от невосприимчивости? Разрешим то сделать самым отчаянным, кому терять уже больше нечего, кто текстами не давится, а глотает кусками и притворно наслаждается.

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

У всего должны быть границы, в том числе и у сюжета. Нельзя сообщать историю, не разбирая сути наполнения. Требуется шокировать читателя? Тогда зачем делать это с помощью обсценной лексики, упоминания половых органов и прочего, что поставит произведение в один ряд с бульварным чтивом? Любят такие писатели и сюжетное наполнение, мало совместимое с логическим осмыслением. Если бы читатель хорошо знал американскую фантастику золотых лет, а ещё лучше имел представление о творчестве Клиффорда Саймака, то на том бы он и остановился. Пожалуй, Горалик следовало ознакомиться с работами данного писателя-фантаста, прежде чем наделять живые организмы разумом. Тот же «Город» — про обезлюдевшую планету, предоставленную во владение очеловеченным собакам.

Допустим, животные обрели разум. Причём, все! Теперь кролики способны говорить, тараканы используются в качестве шпионов-диверсантов. Рыбы лишь не говорят, однако и они всё понимают. Остро встала проблема нравственности, ведь убивать — противоречие морали. Объяснила бы Линор, отчего животным должны быть свойственны человеческие нормы о должном быть. Не говоря про речевой аппарат, отчего-то ставший доступным всем животным — они умеют говорить! Осталось очеловечить растения, да и саму планету следовало наделить разумом. Стремилась ли к тому Линор? Нет, просто показан частный случай обретения животными разума. И следовало показать ещё одно — насколько разумные существа лишены способности походить на разумных существ.

Сюжеты такого рода — поле деятельности писателей, ориентирующихся на детскую аудиторию. Однако, Горалик пишет жёстко, скорее стремясь вызвать смех у читателя матом-перематом. Становится совсем непонятным, кому понравится подобный подход к творчеству? Неужели, в самом деле, рассказ про животных, обретших разум по почти стечению обстоятельств, способен кого-то заинтересовать, кроме ребёнка? Да вот пойдёт такой ребёнок читать книги Клиффорда Саймака, написанные как раз так, чтобы с ними могли знакомиться дети. Причём, самое главное, мораль ребёнком усваивается довольно хорошо. Чего не скажешь о произведении Линор, где само название — зубодробительная смесь.

Но вернёмся назад. К чему и о чём писала Линор Горалик? Кто должен читать её произведение? Возможно, весьма вполне, читатель должен узнать некоторую историю, вникнуть в суть которой он не сможет, если не знает каких-то реалий, никак не раскрытых. Аллегория? Вполне весьма, возможно! Сатира? Весьма, возможно, вполне! Что мешает говорить с твёрдой уверенностью? Из-за обильного количества сцен, где суть теряется за обильным количеством слов. Особенно слов иностранных. Весьма вполне, определённо, слов, используемых в Израиле, возможно, используемых вперемешку с русскими словами. То есть, это, ведь очевидно, как придти в России в ресторан и попросить виделку и ниж, а на недоуменный взгляд официанта поправиться, назвав их вилкой и ножом, с той поправкой, что всё будет произноситься на иврите.

Говорят, Линор Горалик за объёмный труд получила премию критического сообщества в соответствующей части литературной премии «Новая словесность». Тут бы и выразить восхищение умению автора удивлять, поскольку за хорошую литературу обычно столь ценную награду не дают. Секрет кроется в простом, в самом критическом сообществе, отчего-то нисколько не критическом, скорее таким же, как Линор Горалик, ориентированным на поиск нового — до чрезмерности. Вполне такое сообщество получится назваться словом из той же обсценной лексики, где одна часть отвечает за слово «рука», другая — за иную часть человеческого тела, о которой умолчим. Но так говорить грубо! Проще сказать: нет грани между писателями и критиками, поскольку каждый писатель — критик, каждый критик — писатель.

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

Вот вымрет человечество, и не дай Бог будут раскопаны книги Пелевина. Это каким же человечество предстанет пред далёкими от нас во времени существами? Примерно в схожей степени само человечество думает о собственном прошлом, вполне доверяясь тем же раскопанным источникам, либо прошедшим через горнило арабских хранилищ, благодаря которым для невежественной Европы тёмных веков сохранилась добрая часть античной истории. Судить приходится по малым крупицам. Например, древнегреческая история и мифология восстанавливалась по трудам драматургов — по своей сущности являвшихся выдумщиками. Другого выбора у человечества попросту нет — оно привыкло доверять письменным источникам. Теперь нужно представить, что всё это кануло в небытие, остались только книги Пелевина. Одно радует — нас тогда это перестанет волновать.

А если первой раскопают книгу «Лампа Мафусаила»? Окажется, что контроль над людьми пытались взять две противоборствующие силы — масоны и чекисты. Хотя, по правде говоря, первые существовали умозрительно, ежели хоть какую-то силу имели, а вторые — члены чрезвычайных комитетов, чьё имя превратилось в символ обладания большими возможностями. Однако, в котёл бросались все, в том числе и масоны с чекистами. У Пелевина выходит несколько иначе. Есть две силы — они противоборствуют. Причём, под масонами понимайте «цивилизованный» Запад, а под чекистами — «варварскую» Россию. Остальное не требуется. Получается, человечество достигло такой точки взаимодействия, когда на политической карте остались два оппонента, одинаково стремящиеся к гегемонии.

Спасает повествование оговорка Пелевина, будто всё им описываемое происходит в параллельной вселенной. Оно и понятно. Человечество не умеет перемещаться во времени, на чём задействовано содержание одной из частей. Не имелось и прочих эпизодов в прошлом, о которых так красочно взялся писать Пелевин. Но никуда не делось человеческое стремление к развращённости, проистекающее из побуждения: я хочу! Потому Пелевин не боится читательского восприятия, с удовольствием преподнося в качестве одного из действующих лиц — выступающее в качестве рассказчика — коим является человек с нетрадиционной ориентацией, да настолько, что его однополая любовь служит прикрытием похотливого побуждения обладать деревьями.

На самом деле, если уж говорить существенно важные вещи, Пелевин ничего нового не сообщал. Байки про масонов ходят уже несколько веков, благополучно принявшие вид заговоров планетарного масштаба. Его откровения про возросшее влияние доллара — скорее данность. Каждый знает историю возвышения американской валюты, подменившей золото в качестве гарантии обеспечения денежных знаков ценностью.

Пелевиным излагается четыре истории, друг с другом взаимосвязанные. Говоря о них серьёзно, так и собираешься отнести сии творческие изыскания не к альтернативной истории, даже не к фантастике, никоим образом к модернизму, сугубо в трэш, так как подобное жанровое определение подходит к трудам Пелевина. Впрочем, труды Пелевина читают, серьёзно обсуждают, нахваливают. Значит, в них есть необходимость. Правда, часто популярный при жизни писатель растворяется в безвестности после смерти. Думал ли о том сам Пелевин? Или всерьёз надеется, будто обнаружат его литературные работы некие археологи будущего, возведя автора на вершину? Каким бы это не было странным, но такая вероятность имеется.

Не будет ошибкой назваться Пелевина Гофманом наших дней. У Эрнста Теодора Амадея ведь в сюжетах похожее имелось, ещё не поддавшее тлетворному действию миазмов разврата. Суть произведений сводилась к той же сказочности. Но кого сегодня удивишь найденным жучком на огороде, способным дать обладание возможностями, либо хоть заключением контракта с сатаной. Нужно удивлять! Вот и сошлись в битве чекисты с масонами.

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

Почему Шалтай-Болтай сидел на стене? Почему он свалился во сне? Будь на месте сочинителя Людмила Петрушевская, она бы вмиг определила, что Шалтай и Болтай — это сросшиеся в роддоме дети, положенные в одну кроватку. Потому им и не сиделось на стене, ведь мать одного — жена заграничного богатея, а мать второго — обыкновенная женщина. И неясно, кто кому родственник. Примерно в схожем духе она и создавала историю преступлений, задавшись загадкой, которую требовалось раскрыть. И как же ей то удалось? Читателю предстоит пройти долгий путь, причём плутать ему придётся в дебрях фантазии, для богатства содержания раскрывающей жизненные обстоятельства каждого встречаемого персонажа.

Есть два человека со схожими паспортными данными, они летят будто бы к своему отцу (тут рассказ про то, как он сколотил состояние в девяностых), пригласившему к себе на работу водителя (тут сообщается в деталях об обстоятельствах уже его становления), чья жена (теперь Петрушевская переключилась на неё) пошла в магазин и увидела соотечественницу (теперь читатель узнает всё и про эту женщину), а та в своём прошлом… И так будет рассказываться, пока цепочка действующих лиц не дойдёт до тех, кому положено оказаться матерями парней, представленных читателю изначально. Сложно? Отнюдь, затем начнётся типичное для Второго канала действие, где глупостью порождаются события, обязанные за счёт последующей глупости стремиться к бесконечности. Правда и у Людмилы терпение способно закончиться, поэтому (допустив действие до истерического помешательства жены водителя, надумавшей себе существование несусветного) повествование будет закончено на не совсем счастливой ноте.

Не стоит от читателя скрывать. Вся интрига произведения в ставшем обыденным сюжете подмены младенцев в роддоме, либо в чём-то другом, о чём читатель уже пусть догадывается самостоятельно. Попутно появляется ещё ряд действующих лиц, о чьей судьбе Людмила не забывает упомянуть отдельно. В итоге всё превращается в кашу, разбираться с которой нет никакого желания. Разве нужно разбираться с порождением чужой фантазии, расплетавшей ею же запутанный клубок? Можно было сразу начать с конца, дабы получить выверенный и интересный сюжет. Однако, Петрушевская, остаётся думать только так, созидала повествование по мере написания, не совсем сообразуясь, куда её выведет кривизна канвы.

Обязательно упомянем скабрёзности в тексте и обсценную лексику. Произведение от этого вышло довольно вульгарным. Отчего совершенно непонятно, кому Людмила желала адресовать книгу. Девушки и юноши такого не станут читать, даже понимая присущую тексту подростковость. Ценители женских романов и подавно — столь низкого пошиба откровенность им не нужна. Мужчинам и вовсе сия история преступлений противопоказана, дабы они несправедливо не кляли женские романы. Остаётся возраст возраста самой писательницы. Но и тут недоразумение. Не складывается впечатление, будто бабушки и дедушки начнут читать такое. Они лучше включат Второй канал, там всё тоже самое, зато нет бессмысленного стремления делать мужских персонажей непотопляемо брутальными, а женских — обовечивать.

Осталось определиться с признанием общественности. Кто не интересуется творчеством Людмилы, тот, опять же необязательно, следит за литературной премией «Новая словесность». Что же, произведение Петрушевской полностью укладывается в заданные рамки. Причём выделили её не жюри и читатели, а некое критическое сообщество, видимо основательно пропитанное как раз рамками премии, ибо не следовало оставлять «Новую словесность» без современного абсурда. Лишь кажется, якобы содержание отдаёт новаторством. Придётся разочаровать премиальный комитет. В подобном духе писали и пишут, может быть не в России, но делают то осознанно, не прыгая с одного персонажа на другого, боясь упустить момент, после чего не получится вернуться назад.

Автор: Константин Трунин

» Читать далее