Category Archives: История

«Энциклопедия Алтайского края. Том II» (1997)

Энциклопедия Алтайского края

Второй том «Энциклопедии Алтайского края» за 1997 год представляет из себя словник. Составители взялись донести до читателя информацию о самом важном, что они таковым решили считать. Углубляясь в знакомство с энциклопедией, придётся отметить, как наибольшее значение отдавалось ушедшему времени, особенно советскому периоду и, собственно, периоду становления советской власти. Говорить о современности приходится только в случае переименований предприятий после распада Советского Союза, вследствие чего создавались новые формы собственности.

По словнику хорошо удаётся проследить становление Алтая с XVIII века. Не обходится без упоминания всех отличившихся в прошлом лиц. Вслед за этим внимание переключается на борцов за советскую власть. И при этом единожды упоминается представитель белого движения — Пепеляев. Ориентированность составителей начинает восприниматься однозначной. Поддерживается всякое начинание, исходившее от воли народных масс или недовольных угнетением населения. Поэтому чётко прослеживается негативное отношение к Акинфию Демидову (обычно считаемого за основателя Барнаула), и немного прославляется царская власть, отнявшая у него владение над заводами, учредив собственный Кабинет, вследствие чего земли Алтая считались царскими вплоть до революционных событий семнадцатого года XX века.

Хватает на страницах упоминания о героях труда, причём чаще всего для них отводились отдельные статьи, тогда как герои войны обычно оставались упомянутыми в разделах про райцентры и районы. Память прошлого важна, но мышление составителей энциклопедии не смогло перешагнуть через перемены. Они пестуют советское прошлое, никак не давая представления о достижениях современного для них тогда дня. Ежели они не видели героев среди людей той поры, готовых совершать подвиги в девяностые, тогда зачем они пестовали деятельных лиц ушедшей поры? Отчётливо должно быть ясно — женщины перестали восхищаться достижениями доярок и трактористок, а мужчины — стойкостью работников у станка. Но всё же без героев словник не мог обойтись.

Зато писателям и поэтам на страницах отводится порядочное количество места. Около девяти десятков фамилий прославляли Алтай словом. Только чаще эти люди оказывались пришлыми, ненадолго задерживавшимися и продолжавшими жизненный путь в других местах. Редкие имена звучали достаточно громко, правда в основной части с Алтаем себя уже почти не ассоциировавшие, совершавшие короткие визиты, либо навсегда покинув край. Громче прочих кажутся фамилии Шукшина и Рождественского. Остальные не получили в России такого же распространения, вспоминаемые от случая к случаю по поводу некоторых событий, а то и вовсе забытые, оставшиеся на страницах старых периодических изданий и данной энциклопедии.

Есть в словнике художники. Для читателя приводится перечень написанных ими картин. По такому случаю составители просто были обязаны знакомить хотя бы с одной из множества работ каждого из них. Ничего подобного не имеется. Причина того очевидна. Качество печати не позволяло поместить на страницах выразительные изображения. Такое суждение возникает из-за фотографий, редко представленных, зато в таком виде, что вполне можно было обойтись и без них.

Помимо вышеупомянутых, в словнике представлены политические и спортивные деятели, архитекторы, географические объекты, учебные учреждения, крупные предприятия, объекты из различных сфер общественной жизни. Всего этого крайне мало, поскольку не удаётся увидеть Алтайский край лучше. Впрочем, в качестве ознакомительного материала ничего иного желать не следует. Кратко, ёмко, не всегда по существу, зато позволит частично восполнить белые пятна, немного под другим углом посмотрев на историю одного из регионов юго-западной Сибири.

Остаётся надеяться на переиздание энциклопедии. Безусловно, такое уже предпринималось. Знать бы ещё о нём, ибо о существовании литературной жизни на Алтае не все литераторы знают.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Михаил Салтыков-Щедрин «Итоги» (1871)

Салтыков Щедрин Итоги

Прошло десять лет с момента реформы по отмене крепостного права. Настала пора подводить промежуточные итоги. Всё-таки десять лет — это срок, которого вполне достаточно, чтобы оценить эффективность и последствия произведённых Александром II изменений. На деле так ничего и не поменялось. Изменялась суть крепостничества, уступившая место едва ли не худшему в развитии человечества направлению мысли — капитализму. Теперь не существовало определённого человека, которому крепостной должен был служить с рождения. Отныне каждый сам волен оказывался выбирать, ради кого он будет продолжать существование. При этом зависимость осталась в той же мере неизменной — приходилось расплачиваться деньгами, либо трудом.

Но куда надо направить дальнейшее движение? Задумав реформу, осуществив её, требовалось продолжать развивать начинания. Александр II поступил иначе. Дав требуемое, он стал возвращаться к обратному, формируя устройство государства наподобие николаевского. Почувствовавшие волю, некоторые представители общества стали осуществлять террористическую деятельность, тем доказывая право на полное освобождение от абсолютно всех форм принуждения. Александр II не мог и не имел права с подобным мириться, вынужденный ограничивать право населения на волеизъявление, вводя поправки в уже осуществившуюся цензурную реформу. В создавшихся условиях формировалось новое общественное мышление, вновь обратившееся к опыту Франции.

Отгремевшая франко-прусская война открыла прежнее стремление части французов к созданию коммун. Не требовалось терпеть над собою власть правителей, избираемых или осуществляющих власть по праву рождения. Общество должно регулировать себя самостоятельно. Подобное политическое направление именуется анархией. Салтыков видел устремления населения Франции иначе, воспринимая неустойчивостью её общества. Сама анархия французов — это пережитки прошлого, постоянно возрождаемые из тлена. Подобного допускать не следовало. Каким бы общество не казалось угнетаемым, оно всё же обязано придерживаться определённых рамок, иначе вслед за анархией обязательно случится построение монархий, скорее всего деспотического плана. Так чаще всего и случалось в истории человечества.

Для примера Михаил приводит неразрешимый спор учёных мужей, суть которого идентична, но метод осуществления разнится. Ставится задача разом перевернуть мир. Одни утверждают, что этого сделать невозможно. Другие ратуют за осуществимость подобного замысла. Из предпосылок вторых Салтыков вывел наблюдение, трактуя его следующим образом. Если допустить, будто мир способен разом перевернуться, тогда он обязан принять прежнее положение. Из чего следует: неважно, каким способом проверять теории, на практике конечный результат окажется требуемым. Можно на свой лад трактовать предположения Михаила. Анархия допустима, но она не сможет долго существовать, уступив место если не монархии, то другой форме управления государством.

Подобное получается применить и к крепостничеству. Его действительно отменили. Только отменили ли? Уже стало понятно, что такого не случилось. В провинции помещики не желали уступать, некоторые крестьяне и вовсе не знали о реформе. Александр II решал регулировать ситуацию в меру собственных сил, усиливая административный контроль. В чём-то он всё равно оказывался прав. Требовалось проявлять власть, покуда само по себе ничего не наладится. Он мог мыслить об одном, тогда как на местах то понималось превратно, отчего и нарождались народники, желавшие смерти царя.

В России всегда так. И с этим ничего не поделаешь. Правитель страны чаще желает блага государству, тогда как исполнители предпочитают набивать мошну, действуя против интересов государя. В итоге гнев населения обращается именно на правителя, действовавшего из лучших побуждений, но всё-таки заслужив в свой адрес нелестные эпитеты. За всеми уследить невозможно. Нужны иные инструменты воздействия. Самый основной — безжалостно карать отступников. Ежели кто оступился, особенно из власть имущих, с того царская десница обязана снимать голову. В любом ином случае, предстоит готовиться к возмущению населения. Александр II должен был то понимать, ибо на себе испытал гнев граждан, готовых к совершению отчаянных мер.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Михаил Салтыков-Щедрин «Для детей» (1869)

Салтыков Щедрин Для детей

Цикл для детей включил в себя три очерка «Годовщина», «Добрая душа» и «Испорченные дети». Михаил обратился к читателю с осмыслением им прожитого. Вступив на пятый десяток, он вспомнил, как за двадцать лет до того был отправлен в вятскую ссылку. Пришла пора заново понять прожитую жизнь. Именно в пробуждении таких мыслей нет ничего особенного, если вспомнить про переломный момент в жизни каждого человека, когда он перестаёт быть молодым и начинает осознавать приближение старости. Что сделано за прошедшие годы? Правильно ли поступал? Разве нельзя было иначе? И требовалось ли насколько проявлять противление, когда вполне допускалось спокойное миросозерцание с осознанием неизбежно должного произойти?

Молодым требуется видеть переосмысление текущего, отказываясь от достижений отцов. Чем не пример Александр II? Открытый человек, отказавшийся от заведённых его отцом — царём Николаем — порядков, в чём-то тем самым уподобившись деду — Павлу I — чрезмерно ратовавшего за реформы. Павел I в свою очередь смутил старшего сына, будущего императора Александра I. Лично Салтыков видел, как поколение, младше его сверстников, забывает о страданиях родителей, не собираясь бороться за права, вполне довольные отказом от всего, вплоть до необходимости существования. Как раз к таким детям и обращался Михаил, показывая некоторые элементы пройденного им пути, закрепляя для красочности беллетризированными историями.

Что есть человек сейчас? Следует посмотреть на становление его взглядов в обратном порядке, дабы суметь понять, из чего складывается определённая личность. Можно начать с любого отрезка прожитой им жизни. Допустим, вниманию представлен человек с устоявшимся взглядом на мир. Пусть он оказывается чрезмерно подверженным фантазиям. Такой человек выдумывает события, находя удовольствие от самого осознания умения влиять на происходящее хотя бы через художественное ремесло. Почему бы этому человеку не придумать рассказ про влиятельного персонажа, самого по себе не примечательного, зато умелого организатора, вследствие чего его значение становится много выше, нежели оно есть на самом деле. Без проверки фактов читатель обязательно поверит, не задумываясь, насколько людская фантазия способна подменять правду вымыслом. В подобной ситуации хорошо себя будет чувствовать всякий писатель, оценивающий свой талант сказителя, уже за то достойный похвалы.

Иное дело, когда сам человек начинает придумывать о себе разнообразные истории. Не сегодня он этим начал заниматься. Салтыков предложил проследить этапы становления, благодаря которым всё уже случившееся невозможно исправить, но в прошлом такое было вполне возможно. По детям обычно бывает понятно, к чему они станут проявлять склонность, когда станут взрослыми. Собственно, к тому они и стремятся с малых лет. Нужно плодотворно беседовать с ребёнком, как очевидное позволит влиять на развитие его личности. Ежели в чём-то тот отличается, чему требуется развитие, тогда нужно действовать, а если поведение ребёнка вызывает опасения, его интересы грозят в будущем обернуться проблемами, то изобрести возможности для исправления. Как? Нужно вспомнить, что дети предпочитают поступать наоборот. Стоит задуматься о значении личного примера, коли он чаще играет против, побуждая детей опровергать авторитет родителей любыми средствами, вплоть до слепого отказа от разумного.

Проще судить следующим образом, выразившись афоризмом: следование правилам порождает бесправие, но отказ от прав побуждает к их неукоснительному исполнению. Это наглядно видно по претворяемым в жизнь запретам. Стоит нечто запретить, как оно начинает пользоваться спросом — так называемая реакция от противного. Теперь нужно ответить на вопрос: если не запрещать, а показывать, как оно есть на самом деле, то неужели человек не выберет оптимальный вариант, близкий к его представлениям о гуманности?

Автор: Константин Трунин

» Read more

Михаил Салтыков-Щедрин «Письма о провинции (с десятого по двенадцатое)» (1870)

Салтыков Щедрин Письма о провинции

В окончании писем о провинции Салтыков заключит: обязанное произойти — произойдёт. Послабления Александра II несли противоречивый характер. Давая свободу, царь стремился усилить позиции губернаторов. Могло сложиться впечатление, будто всё шло к укреплению единоличной власти. И это вполне оправданно. Убедившись, насколько гуманное отношение к населению оборачивается противоположным к нему самому отношением, Александр II вынужден был пересмотреть проводимую им политику. Разумеется, однажды уступив, он уже не сможет надеяться на раболепие подданных. Допустив послабление, оставалось вспомнить о методах царя Николая, чьё правление хоть и приводило к народному возмущению, но страна при этом оставалась единой в суждениях, поскольку наличие деспота позволяет находить общий язык, тогда как игра в республику или демократию заставляет людей забывать, чего им на самом деле надо.

Настроенный на благо, Салтыков столкнулся с новым явлением в политике Александра II. И это ему не понравилось. Так и хочется спросить: Михаил, когда вы определитесь? Может хватит всё воспринимать в чёрном свете? И когда уже ваш слог станет приятным для глаза? Очень тяжело знакомиться с текстом, который не желает восприниматься. Каким образом ещё удаётся извлекать цельное зерно, всякий раз сталкиваясь с обуревавшим нутро Салтыкова желанием находить отрицательное? Впрочем, Михаил был близок к переосмыслению. Совсем скоро он начнёт принимать происходящее в России частью всеобщего социума. Ведь человек — он везде одинаков.

Некогда Михаил возмущался слабостью реформ. Он видел в них непродуманность. Хотя прекрасно знал, прежде свершения перемен всё основательно обсуждалось. Рассматривались различные варианты и выбирались самые оптимальные. Доподлинно представить развитие ситуации никому не под силу. Гораздо проще сквасить лицо и с недовольной миной осуждать и осуждать. При любом выбранном варианте, на каком не остановись, появятся недовольные, находящие требуемые для них моменты. Даже не приходится сомневаться, откажись Александр II от отмены крепостного права или не осуществи он цензурную реформу, гнев Салтыкова остался бы на прежнем уровне, только читатель о том никогда бы не узнал, поскольку Михаил не имел бы возможности публиковать свои статьи.

Власть имеет право на собственную точку зрению, которая свойственна в той же мере и населению. Покуда гнев кипит в единицах, изменений в обществе не произойдёт. Нужно, чтобы гнев исходил от каждого, был готов перелиться через край, но с чётким осознанием важности свершения требований именно сейчас, а не в необозримом будущем через n-лет. Всё это — рассуждения о суете, предположения о чём, высказываемые в силу необходимости хоть как-то понять мысли Михаила. Вполне вероятно, ему не сильно хотелось прослыть столь одиозной личностью, повергающей в пух и прах высших мира сего. В действительности он ничего по сути и не предлагал, продолжая критиковать имеющееся.

Не исключено и следующее — Салтыков не принимал перемен, но ещё более он не хотел видеть всё сделанное повёрнутым вспять. Будучи недовольным происходящим, он нашёл причину для возмущения, наблюдая отхождение Александра II от намеченного курса реформ. Где требовалось хвалить, давать ценный совет или благодарить уже за само движение вперёд, там для того Михаил не находил сил. А теперь оказалось, допустимо хвалить, ценить и благодарить, лишь бы не допустить недовольство царя. Да разве получится повлиять на политического деятеля, чья жизнь за несколько лет до того подверглась атаке террориста? Сто раз подумаешь о необходимости предоставления свободы, когда за то тебя же попытаются убить, додумавшись, будто ты им дал не так много, сколько им хотелось получить.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Михаил Салтыков-Щедрин «Письма о провинции (с седьмого по девятое)» (1869)

Салтыков Щедрин Письма о провинции

Отмена крепостного права пробудила у населения России важный вопрос. Ежели помещикам более не дано надзирать за крестьянами, то какая от них нужда? Всё отличие сводилось к непосредственному факту, согласно которому одни рождались для управления, а другие — принять необходимость быть управляемыми. Русские литераторы уже в середине XVIII века задумались, почему недалёкие умом люди могут властвовать? Становилось всё больше недорослей, живших без толку и проводивших дни без пользы. Проблема была зрима — преодолеть её не получалось. И стоило пасть оковам крепостничества, как очевидное приняло положенный ему вид. Теперь крестьянин оказался способен распоряжаться данным ему правом свободного волеизъявления. Но ещё предстояло проделать путь, отказавшись от прежних порядков.

Особенно хорошо это прослеживалось в провинции. Салтыков проявлял уверенность, сообщая, насколько провинциальные ценности в прямом и переносном смысле должны определять происходящие в России процессы. Провинциалы — бедные духовно, зато обладатели общего благосостояния, пускай им и не принадлежащего. Потому и оставалась провинция невежественной, ибо таковой её считали столичные жители. Во все времена в столицу как раз и устремлялись те, кто желал отдалиться от родного края, уставший от тамошнего пренебрежения. Это объясняется хотя бы тем, что близость к центральной власти позволяет наладить жизнь, тогда как малейшее от неё отдаление оборачивается расхлябанностью и нежеланием создавать всеобщее благо, разменивая его на воссоздание личностных мечтаний.

Как так получается? Отводя провинции роль едва ли не отхожего места, Салтыков видел в той же провинции основное благосостояние России: она выращивает пищу, производит продукцию, поставляет рабочую силу. Другое дело, давая, провинция ничего не получала взамен, кроме упрёков в стремлении обогатиться за счёт столицы. Отмена крепостного права нисколько этого не изменила. Только теперь приходится говорить о зависимости регионов от центра, снабжаемого ресурсами и на своё усмотрение ими распоряжаясь. Всё продолжает напоминать крепостное право, правда теперь не на уровне помещиков и крестьян — ныне помещиком стала сама столица, собирающая урожай с провинциальных областей. Впору вспомнить про литераторов середины и конца XVIII века, для чего допустимо говорить не об определённых лицах, а рассуждать материями на уровне региональной политики.

Салтыков видел, как жители провинции с трудом существуют, отдавая добрую часть заработанного на нужды власти, которой платят государственные подати. Им же приходится удовлетворять интерес местных властей, хотя бы таким образом желающих прокормиться за счёт рабочего люда. Как от такой жизни не податься на заработки в столицу? Происходит так называемая централизация, не способствующая развитию государства. Наоборот, вместо общего развития, происходит повсеместное обнищание. В перспективе это грозит крахом. Заглядывая вперёд, отметим, Российская Империя от того и рухнет: население страны устанет от бесконечных поборов и войн, вследствие чего вспыхнет стихийный бунт. Что случилось после? Пришедшие к власти стали проводить политику всеобщего благополучия, пусть и крайне варварскими способами. В итоге получилось крепкое государство, стоявшее твёрдо до поры, пока вновь не обозначилась централизация, омрачившаяся новым крахом. Неужели трудно понять, насколько в перспективе опасно забывать о нуждах провинции?

Нельзя не понять, как шатки рассуждения, основанные на домыслах. Но Салтыков видел происходящее в России. И не понимал, чем отличается государство после реформ от того, что было до них. Не понимал и той особенности политики Александра II, позволившей происходить всему, о чём Михаил брался размышлять. Жизнь в стране менялась. Самое главное, ставшее насущным, — пришла пора задуматься об устранении от власти всех претендующих на то по праву рождения.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Михаил Салтыков-Щедрин «Письма о провинции (с пятого по шестое)» (1868)

Салтыков Щедрин Письма о провинции

Сложности в провинции обычно решаются по мере их возникновения. Лучшее средство — полное уничтожение компрометирующих материалов. Одна из истин гласит: ничего не случается просто так. Михаил потому подмечал особенность русских пожаров. Когда приезжает ревизор, по роковому стечению обстоятельств сгорает всё то, чему предстояло подвернуться проверке. Ничто не останавливает людей перед опасностью пострадать от прежней нерадивости. Находятся и другие способы уладить дела — способов для того хватает: взятку дать, либо навечно закрыть глаза очевидцу. Это болезнь, которую нельзя излечить, пока не изменится само сознание человека, заинтересованного в создании непосредственно общего блага, а не обеспечивающего хрупкость тыла, обязательно обречённого однажды заполыхать.

Всякое случается в провинции. Например, человек как бы по документам умер, при этом оставаясь живым, пользующийся выгодами своего положения, избавленный от общественных обязанностей. Такая же ситуация с крепостным правом — вроде бы отменённым, продолжающим существовать, только в изменённой форме. На переходный период вводились определённые должности, нисколько не способствовавшие плавному, либо резкому переходу. В любом случае, Салтыков не видел изменений в провинциальной жизни.

Кроме того, Салтыков отмечает повсеместное пьянство. Ладно, ежели пьют крестьяне, утоляя горькую судьбу. Но ведь пьют и должностные лица, находящиеся при исполнении. Тут уже не о горькой судьбе речь, а о распоясанности. Человек в провинции напрочь забыл об ответственности, глубоко плюющий на всё, всегда готовый поправить шаткое положение за счёт принятия решительных мер. Исправить подобное не представляется возможным, если, опять же, не изменится самосознание.

Вот тут-то можно подумать, будто крестьянам полагается самостоятельно улучшать условия существования. Они должны взять власть в свои руки и вершить судьбу по собственному разумению, повергая всех им противных лиц осуждению. И вроде бы оно всё так, за исключением осознания пренеприятнейшего факта — бедный духовно и умственно не способен добиться ему требуемого. Бывший крепостной не скоро подвергнется соответствующей трансформации. Его дети может и смогут переосмыслить настоящее, тогда как непосредственно ему предстоит существовать без возможности иначе понять происходящее.

К каким мыслям Салтыков вёл читателя? Провинция, по его уверениям, с трудом принимала изменения. Сам Михаил не замечает, чтобы имелись отличия от бывшего до 1861 года. Всё ровно в такой же степени осталось. И тут приходится поверить. Ведь он то видел сам. Да и писатели, вроде Тургенева, примерно в тех же годах описывали аналогичное положение провинциалов. Ещё ничего не побудило периферию внять обязанность следовать царским наставлениям. Даже страшно представить, как всё обстояло прежде, ежели в середине XIX века — во время небывалого ускорения человеческой мысли — сохранялась тугость в мышлении. С таким подходом к жизни легко отстать абсолютно во всём.

Салтыков был уверен, что вслед за освобождением крестьян и рабочих от ярма, необходимо заняться их образованием. Негоже иметь дармовую силу, занимающуюся подённой работой. Следующим этапом непременно должно стать подвижничество интеллигенции. Как некогда славянофилы брались судить о русском обществе в свете его обязательной принадлежности к русскости, так теперь им предстоит отказаться от перспектив, становясь добровольными учителями, обязанными передавать знания людям из низов. Не совсем так говорил Михаил, но ход его мыслей заставляет предполагать именно это.

Будем думать, Салтыков близился к переосмыслению прежних позиций. Вместе с этим он понимал, провинция духовно всё равно останется провинцией. И это при том, что всё богатство России формируется за счёт как раз провинций.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Михаил Салтыков-Щедрин «Письма о провинции (с первого по четвёртое)» (1868)

Салтыков Щедрин Письма о провинции

Говорить в общих чертах о людях хорошо, но как быть с имеющим место на самом деле? Не об обезличенных гражданах России, а взирая на непосредственное население провинции. Находясь вне столичной жизни, Салтыков наглядно видел, каким образом воплощаются реформы Александра II. Если говорить мягко, то практически никак. Может крестьян и освободили от крепостничества, мышление нисколько не изменилось. Даже наоборот, появлялись деятели, требовавшие вернуть всё назад. Как тут не вспомнить жара непосредственно исходившего от Михаила? Он то укорял власть, не находя ничего положительного в её действиях. Действительно, крепостное право отменено. А дальше? Может ни о чём подобном в столице более не думают, устремившись к проведению новых реформ. Наглядно же в провинции всё в прежнем виде. Впрочем, когда в России реформаторы встречали одобрение? Даже при объективно обоснованной необходимости, давно для того назревшей.

Любую реформу нужно проводить быстро, меняя жизнь со старого уклада на новый. Если крепостное право отменяется, значит нужно изменить и мышление, не допуская возражений или пересмотров. При этом Салтыков не собирался мириться с медлительностью, хотя должно было быть ему понятно, что нельзя враз изменить прежде устоявшееся, не выдержав период первого возмущения, не дождавшись охлаждения эмоций, когда и выполнить изначально задуманное до конца. Перемены желается видеть мгновенно совершёнными, иначе понять суждения Михаила не получится.

Думал ли Салтыков, как велико сопротивление людей? Готовые к реформе приступили к минимизированию её последствий задолго до свершения очевидного. А оттягивавшие до последнего решение должных возникнуть проблем, так и не сумели перестроиться на новые условия. Имелись и те, кто предпочитал возмущаться, ни к чему более не способный. На самом деле, насколько бы Михаил не обозревал ситуацию, он должен был понимать общее спокойствие, периодически волнуемое высказываниями горячих голов. Следовало забыть о былом и продолжать жить, вместо чего проблемы придумывались на пустом месте, вследствие чего обсуждение начиналось сначала.

Может даже возникнуть мысль о губительности всех начинаний, исходящих от власти. Каким парадоксальным то не будет казаться, однако — это так. Мечта россиян скинуть иго крепостничества теперь поворачивалась вспять: часть крестьян не находила себя при обретённой свободе, упрашивая вернуться обратно под опеку помещиков, и часть помещиков не умела наладить существование в условиях необходимости нанимать работников, массово разоряясь. Требовалось время, либо требовалось смениться хотя бы одному поколению, чтобы забыть об условиях существования при крепостном праве, смирившись с проведённой по его искоренению реформой. Потому существует единственный вывод — судить нужно не сразу, а спустя десятилетия.

Салтыков жил в ситуации определённой напряжённости. Разумеется, его мысли не могли ждать. Ему требовалось выговориться, чему он и посвящал письма, посылаемые в «Отечественные записки». Вполне вероятно скептическое к нему отношение со стороны провинциалов, имевших своё собственное мнение о происходящем именно сейчас. Люди пугались свершившегося, и не могли принять новых изменений. Им казалось лучше жить при прежних условиях. Однако, покуда царствовал Николай — они слёзно молили судьбу ослабить наброшенное на них ярмо. Теперь, при Александре II, воплощавшем их призывы в реальность, возникло отторжение проводимых им реформ. Имеется ощущение, словно человек не знает, чего он хочет на самом деле.

Недаром именно при Александре II, стоило ему дать послабления, стало модным вести ни к чему не обязывающую жизнь, отрекаясь абсолютно от всего, словно и прежде было хорошо, и сейчас нисколько не хуже.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Михаил Салтыков-Щедрин «Сила событий» (1870), «Самодовольная современность» (1871)

Салтыков Щедрин Сила событий

Людьми движет стремление к защите родного дома, но стоит ли его защищать? Ветхий, утлый, обречённый обветшать сильнее прежнего, он пробуждает желание к противлению. Этим пользуются все, в том числе и власть. Поднять население на борьбу проще, пробудив требуемую для того агрессию. Лучший способ — внушить необходимость защиты интересов государства перед лицом мешающих тому обстоятельств. Однако, человек не желает смотреть на проблему шире, представив в качестве родного дома всю планету в целом. Обязательно возникает стремление к обособлению, равносильное пещерным предрассудкам. Кто он — противник государства? Чаще всего под ним понимаются другое государство и населяющие его люди, думающие точно о таком же родном доме, который они стремятся оберегать. В пылу страстей значение приобретает сила событий, имеющих значение сейчас, и никогда не представляющих важность в последующем, если не зайдёт речь об искусственном пробуждении утихших в прошлом противоречий.

В 1870 году вспыхнула франко-прусская война. Давно французы не стояли перед унижающими их достоинство обстоятельствами. Они терпели власть монархов, соглашались служить императорам, брались и сами воплощать на практике республиканские идеалы, но столкнуться с немцами и потерпеть от них поражение — схожее с кошмаром видение. В 1871 году случится непоправимое — Франция уступит Пруссии, утратив над собою власть последнего единоличного правителя — Наполеона III. Несмотря на то, что французы не стремились поддерживать государя, они всё-таки оказывали сопротивление вторгнувшемуся на их земли агрессору. Никто не согласится отдать родной дом без боя — не собирались того делать и французы.

Теперь, вспоминая, каким образом тогда обстояли дела, замечаешь, насколько по-скотски французская власть относилась к защитникам страны: ни нормального обмундирования, ни продовольственного снабжения, ни предоставления годного для оказания сопротивления вооружения. И при этом, надо полагать, французов пытались убедить силой необходимости защищать родной дом от агрессора. Это понимали все, в том числе и Салтыков, чей нрав нашёл порцию слов для возмущения от претерпевания людьми страданий. Кажется, России Михаилу стало мало, он наконец-то открылся для всего мира, наблюдая одинаковую ситуацию, куда бы не приходилось ему обращать свой взор.

Должен возникнуть вопрос. Почему интересы государства возникают на основе заинтересованности граждан, но при этом граждане государство вовсе не интересуют? Казалось бы, на первое место должен быть поставлен человек, так как из одного формируется множество. На практике выходит иначе, множество принимает вид расплывчатого понятия «большинство» — одного из инструментов влияния власти, где руководство исходит от малого круга лиц, к множеству отношения уже не имеющих, поскольку они вспоминают о присущих им личностных качествах, за счёт чего и создаётся извращённое представление о происходящем с властью в действительности.

В таких рассуждениях легко потерять нить, забыв, что читателю в данный момент важен непосредственно Салтыков. Михаил справедливо возмущался, не видя смысла в любых патриотических измышлениях, ничем не обоснованных, кроме понимания того власть имущими, считающими себя вправе творить им угодное, забыв о нуждах рядового человека, вспоминая в редкие моменты, вроде стремления обратить внимание на определённые государственные нужды. И тогда ветхость родного дома грозит обрушением, для виду приукрашенного лоском.

Если интересам власти ничего не угрожает, повсеместно разливается самодовольство. Жизнь приобретает характер спокойно протекающей реки, чьё течение никого не волнует, покуда не произойдёт разлив. Но и тогда самодовольство не получится пересилить. Нужно всегда на всё обращать внимание. Понятно, это вызовет дискомфорт у людей, готовых прощать власть за отсутствие инициативы.

Остаётся заметить, как трудно достичь состояние идеала. Ежели власть не вмешивается — плохо, а коли проявляет внимание — тогда ещё хуже. Только не стоит забывать, когда затягивается мир, значит вскоре случится война, причём с печальными последствиями для предпочитавших придерживаться мирных позиций. Чем не пример — Франция?

Автор: Константин Трунин

» Read more

Михаил Салтыков-Щедрин «Проект современного балета» (1868), «Хищники» (1869)

Салтыков Щедрин Хищники

Салтыков загонял себя всё глубже в дебри истинных человеческих ценностей. Его тон становился категоричнее с каждой последующей статьёй. Приходится удивляться, как доведённое до состояния трухи, общество продолжало существование. Во главе всего становилась анархия, согласно которой позволялось претворять в жизнь любую приходящую на ум мысль. Не подозревал Салтыков, как достижение идеала способствует развитию последующего этапа, выраженного невозможностью превзойти совершенство, вследствие чего развивается падение нравов, готовых восхвалять любую безвкусицу. Может пусть лучше человек уподобится снова зверю, нежели примет ангелоподобное состояние? Ежели посмотреть на это обыденным взглядом, то увидишь, насколько близок человек к моральному росту, поскольку быть зверем ему стало надоедать.

Европейское общество ломалось. Шёл отказ от романтических представлений, уступающих позиции реализму. Пока в России желали понять, как подобное разделение вообще возможно, в той же Франции прослеживается чёткое разделение культурных ценностей, проходивших через определённые эпохи. Русский человек изначально видел жизнь во всём её многообразии, покуда европеец прикрывался ширмами определённого мировоззрения. Склонность к такому так и не изменилась. Объективно оценивая культуру Запада, Салтыков приходил к неутешительным выводам. При этом, непонятно зачем, стремился приложить чуждое мировосприятие непосредственно к сложившимся в России порядкам.

Двигавшаяся к реализму, Европа пугала Михаила, поскольку реализма всё равно не было. Оставался тот же самый романтизм, теперь понимаемый извращённо. Литература и прочие искусства оставались для Запада оторванными от действительности, существующими в определённых рамках, дальше которых им зайти невозможно. В России подобного произойти не могло, сугубо из-за неприятия ширм, ограничивающих свободу понимания действительности. Коли предстояло создавать произведение, оно находило воплощение в наиболее естественной форме.

Но так как Салтыков излишне настроился критиковать происходящее, он запутался, принимая чужое за своё. Вообще, сохраняя честность в суждениях, замечаешь склонность людей подстраивать под мысли всевозможные домыслы. Желалось Михаилу описывать упадок морали, гнилость общественных устремлений: тем он и занимался, готовый применить даже абстрактное представление в качестве руководства для восприятия происходящего повсеместно.

Вместе с тем, Салтыков стремился связать устоявшееся в России положение, связанное с недавней отменой крепостного права. Он считал, будто русский человек привык к рабской покорности, потому продолжающий принимать поставленную над ним власть в качестве неоспоримого авторитета. Михаила не интересовало, насколько русский человек действительно склонялся к необходимости доверяться батюшке-царю, включая чиновников всех мастей и своеобразных налоговых служителей, под коими изначально подразумевались баре. Вообще, история крепостного права не настолько уж проста, поскольку как таковое он сформировалось уже в имперской России, до того не являясь существенно важной особенностью социума Руси.

Про того ли Салтыков говорил русского человека, готового терпеть любое к нему отношение? Не свежи ли в памяти крестьянские бунты? А как быть со Смутным временем? Или с иными процессами, протекавшими задолго до установления над Русью единой государственности при Иване III? Так или иначе, Михаила не устраивало текущее положение дел, для чего он находил соответствующие слова. И не так уж важно, насколько оправданным являлось высказываемое им негодование. Казалось бы, царь-реформатор Александр II сделал всё, чего хотело население России, жившее под пятой царя-угнетателя Николая. Пора бы возрадоваться! Салтыков так не считал. По его мнению получалось, что недостаточно возвести мост для безопасной переправы, нужно осушить непосредственно реку. И ежели такое осуществить, то понимал ли Михаил, какие проблемы возникнут в последующем?

Кажется, проще созерцать и не чинить препятствий. Моста через реку вполне достаточно — это вызывает меньше всего разрушений. Возвести плотину или осушить — создаст ряд новых проблем. Допустимо найти и иное средство. Например, каждый может переходить реку вброд по угодному ему разумению, а иные освоили прочие технологии, позволяющие вовсе не замечать естественных преград. Осталось того же пожелать всему человечеству, которому пора прекратить заниматься самоедством.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Михаил Салтыков-Щедрин «Литературное положение», «Наш savoir vivre» (1868)

Салтыков Щедрин Литературное положение

Писателем должен быть тот, кто умеет выражать жизненную позицию. Свою или чужую — дело десятое. Но кто станет слушать таких деятелей пера? Салтыков уверен: излишне много развелось людей, умеющих выражаться литературно. Причём сам же Михаил то примечает: никого из них не слушают. А не видел ли в том он ослабление цензурных рамок? Александр II позволил каждому писать по угодному человеку разумению, отменив прежде бытовавшую необходимость проходить через сито цензорских правок перед публикацией. Непонятно и огорчение Салтыкова, считавшего неправильным, когда к мнению писателей не прислушиваются. Разве не знал Михаил, что подобного никогда и не было?

Читавшие «Божественную комедию» Данте, знают, литературное произведение создаётся для воплощения в жизнь определённых принципов. Допустим, тот же Данте желал единственного — унизить политических оппонентов. Он прямо им указывал — гореть им всем в аду. Всё прочее стало антуражем, который отчего-то и является ныне определяющим для понимания содержания его произведения, хотя то в корне не является правильным. Литературоведы и ценители творчества Данте закрыли глаза на очевидное, именно на то, что писатель желал донести. Значит и Данте не был услышан. Никто не желает, дабы его политические или иные амбиции сравнивали с дорогой, ведущей сих деятелей прямиком в преисподнюю.

Салтыков развивал мысль, разделив общество на склонных придерживаться происходящего, соглашаясь с проводимыми в жизнь изменениями, и на тех, кто вынужден принимать текущее положение дел, не имея действительных сил для оказания сопротивления. Отклоняясь от представлений Михаила, обязательно приходишь к заключению, находя сравнение с людьми, которые употребляют мясо и их противников. Говоря проще, одна часть общества согласна жить, потребляя всё без раздумий, а другая часть — никак не может смириться с общим курсом, согласно каких-то внутренних побуждений, вроде истинного стремления оспаривать происходящее в настоящем или действовать наперекор, к чему Салтыков прежде уже сводил свою мысль.

Всему этому была дана лаконичная оценка французским словосочетанием «savoir vivre», буквально означающим «умение жить». Не тот на коне, кто блюдёт благочестие и заботится о процветании общества. Отнюдь, власти таковое поведение редко свойственно. Всякая реформа направлена в иную сторону, пусть и из лучших побуждений. Это раньше ценились качества, вроде целомудрия, благородства, высоких порывов души. Если они вообще когда-то были свойственны человеку. Теперь Салтыков отмечал иное. Ныне одобряется воровство общественных достояний, уничтожение культурных ценностей, возведение в культ золотого тельца. Опять же, стоит задуматься, не было ли такое всегда свойственно человеку? Надо полагать, не вчера и не сегодня завелась гниль в обществе. Михаил искренне желал видеть падение нравов здесь и сейчас, закрыв глаза на прошлое.

Разве можно пробудить положительные качества в людях, взывая к их природному благородству? Салтыков считал такое возможным. Он стремился облагоразумить каждого, указывая на необходимость изменить мышление текущего дня. Нужно стать честным с самим собой, тогда наступит долгожданная благодать. Определённо точно можно утверждать про утопичность мировоззрения Михаила, взявшегося осуждать, до конца не понимая, каких перемен стремится добиться лично он. Порицая, Салтыков стремился к достижению идеала. Но разве не мог он понять, насколько шаток человеческий разум, не привыкший мириться с имеющимся? Природное благородство обязательно будет опорочено, а так о нём хоть кто-то уважительно отзывается.

Вследствие этого, как не относись к текущему моменту, он мало отличим от имевшегося в былом. Таким человек являлся и семь тысяч лет назад, так зачем пенять именно на один конкретно взятый эпизод?

Автор: Константин Трунин

» Read more

1 20 21 22 23 24 46