trounin.ru

И опять Булгаков трудится для театра. Отставив планы по написанию собственного творчества, он продолжил адаптировать классику под театральные нужды. Взявшись за нетленный роман Сервантеса «Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский», он не нашёл ничего лучше, как практически пересказать сюжет, причём объединив обе части произведения, невзирая на продолжительный срок между их созданием. Получилось в той же мере — первые действия в исполнении Михаила дышали событиями, тогда как вторая часть приняла на себя весь сумбур оригинала. При жизни Михаила пьеса «Дон Кихот» востребованной не оказалась.

Что должен был увидеть зритель? Сцена изначально представляла жилище, куда по очереди заходят цирюльник, ключница и Санчо Панса. Каждого из них Алонсо Кихано (он же Дон Кихот) обвиняет в чём-то определённом, либо возносит до каких-либо вершин. Зрителю бросаются в глаза старые латы, книга о рыцарях, затем тазик для бритья. В череде комических событий, чаще всего связанных с волшебством, Алонсо Кихано подготовит себя к приключениям во имя прекрасной дамы. Ежели зрителю не хватит комичности, тогда он увидит облачение будущего рыцаря — в качестве шлема будет водружён тазик для бритья. Для ещё большего смеха прекрасным боевым конём будет выбран осёл. Так Дон Кихот подготовится к геройским поступкам. К сожалению, на том внимание зрителя начнёт угасать, поскольку в дальнейшем всё окажется не столь примечательным.

Булгаков бросит Алонсо Кихано на мельницу за сценой. Получив лопастью, тот отлетит обратно, где зритель увидит его в помятом виде. Вполне разумный главный герой повествования поделится открывшейся для него истиной: волшебство строит против него козни, исчезая в тот самый момент, когда он готов нанести по нему удар. Зрителю немудрено заметить, увидев наваждение в тех же самых местах, под которыми их понимал Дон Кихот. Всё это согласно текста Сервантеса. Булгаков и дальше не станет изменять оригинальное произведение, чем и вызовет апатию у зрителя.

Изначально задуманный в качестве пародии на рыцарские романы, роман «Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский» таковым и стал. За это его и любят поныне. Можно найти разнообразные ситуации, куда без затруднений получается применить образ главного героя. Но спустя годы случилось продолжение, причём написанное уже не в качестве пародии, а как самый настоящий рыцарский роман, где не осталось прелести от недосказанности. Ежели прежде Дон Кихот воспринимался чудаком, чрезмерно воображавшим, а на самом деле смешившим окружающих, толком не отойдя от родного города в неведомые дали, то в продолжении всё обрело реальность, в том числе и прекрасная дама, даже Санчо Панса стал губернатором острова, как то ему обещал Дон Кихот. Понимал ли это Булгаков, ежели смешал в одной пьесе два разных сюжета, друг с другом плохо совместимые?

Как знать, отсутствие денег побуждает создавать и не такие проходные работы. Нужно в очередной раз признать слабость Булгакова, порою отказывавшегося доводить начатое до конца. Он мог трудиться над новыми редакциями «Великого канцлера», ещё не подозревая, как у него родятся в голове Мастер и Маргарита, придумывать новые эпизоды и сцены, тогда как прочая работа не представляла для него особого интереса. Главное, гонорар получен. Всё прочее становится не столь важным. На постановку в театре Булгаков скорее всего не рассчитывал, привыкший оказываться на вторых ролях. «Дон Кихот» уже был практически принят к постановке, но, как обычно, нашёлся другой автор с иным сюжетом, более важным для сцены.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Цикл исторических опер пополнился либретто «Пётр Великий». Получив предложение от композитора Петунина, Бугаков взялся за работу над произведением. На этот раз он писал в духе подобия социалистического реализма. Пётр лучше всех царей подходил, чтобы его показать заботящимся о благе народа. Тут не могло возникнуть трудностей. Постановка должна была случиться обязательно. Однако, воплотив всё требуемое, Михаил так и не сумел добиться должного внимания. Наоборот, появились дополнительные требования, воплотить которые в либретто он не смог. Последовал отказ от продолжения работы над «Петром Великим» — написанное осталось без изменений.

Зритель должен был узнать, как Пётр осуществлял политику на улучшение жизни населения, лично принимая участие во всех аспектах. Он не только одерживал победы над Швецией, тем способствуя выходу к Балтийскому морю, ему же приходилось трудиться наравне со всеми. Всем известно, если хочешь сделать по собственному разумению, тогда делай сам. Так и Пётр присоединялся к плотникам, нисколько не смущаясь необходимости заниматься физическим трудом. Он и песни пел о трудовом народе, точно подмечая, кому всякое государство обязано процветанием.

Тем временем, поскольку Пётр был единственным светлым человеком в России, думавшим о благополучии, никто более в стране не желал браться за ум. Тех, кого он посылал учиться у заграничных мастеров, приезжали домой без знаний, но со следами знатных попоек. Тем же отметился и его сын Алексей, так и не овладевший необходимыми знаниями. Чиновники продолжали набивать карман, забыв обо всех, кроме себя. Больно всё это было видеть Петру, хотел всех наказать, только кому тогда заботиться о России дальше? Дилемма возникла в его мыслях.

Проблема усугубляется преемственностью власти. Кому Пётр перепоручит продолжение им затеянных дел? Сын надежд не оправдал. Наоборот, Алексей громче всех кричал, что повернёт дела отца вспять, ибо желает видеть Русь исконную, лишённую европейских веяний, и по принятии царских регалий сразу сожжёт все построенные отцом корабли. Оставалась Екатерина. И этот вариант оказывался сомнительным. Булгаков не взялся решать, каким образом нужно распорядиться, показав требуемый зрителю переход властных полномочий, как бы внимающему истории не понравилось сохранение монархии. Лучше бы Пётр задумался отказаться от власти, передав власть народу. Разумеется, Михаил не мог о таком написать.

Образ царя-реформатора выведен не в подлинно историческом виде. Булгаков опустил множество деталей, отдав предпочтение основному — Пётр был близок к народу и всё делал ради него. Тогда как происходившие в России процессы не соответствовали выведенным Булгаковым. Стремление в Европу усиливалось ещё с предшественников Петра, взять хотя бы его рано почившего брата царя Фёдора III или того же Бориса Годунова. Алексей истинно выглядел не подходящим на роль правителя, но то было связано с другими причинами. Михаилу не хватило места для отражения значения сына Петра для истории. Либретто не позволяло объяснить всех происходящих на сцене событий, как то удалось сделать Дмитрию Мережковскому в романе «Пётр и Алексей».

Многое ли расскажешь в опере, рассчитанной на час зрительского внимания? Масштабность темы оказалась зажата в узкие рамки. Быстро пролетевшая жизнь царя ничего не даст зрителю. Требовалось сконцентрироваться на определённом историческом эпизоде, которым отчасти стала конфликтная ситуация между отцом и сыном. Но зритель так и не смог бы понять, отчего Пётр оказался настолько слеп, ежели умел смотреть вдаль, при этом отказываясь замечать происходящее у него под носом.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Больше всего врут об охоте и войне. Вернее, не врут, а рассказывают так, как сами в то хотят верить. И у Астафьева есть собственная правда, какой бы жизненный путь он не прошёл. Он видел войну глазами человека, большую её часть проведшего на больничных койках. И видел войну так, как никто не желает видеть войны. Не доблесть русских солдат он заметил. Наоборот, зверства немцев и рядом не стояли. Русские предпочитали глумиться над противником, делая это постоянно. Астафьев уверен, что с годами ничего не изменилось. Русские остались такими же и поныне. Куда бы они не шли, всюду за ними следует шлейф неприятия. Как бы не хотелось в подобное верить, однако оспаривать точку зрения Астафьева не получится. Просто нужно принять за факт присущую русским жестокость. Сообразно этому остаётся призывать не стремиться к разрешению конфликтов с помощью вооружённых противостояний. Может и не настолько плохи русские в поступках, просто на войнах ничего другого не остаётся, как давать выход животным инстинктам. Даже больше можно сказать — на войнах все люди дичают, какой бы они национальности не были.

Вторая часть дилогии «Прокляты и убиты» наконец-то привела читателя к боевым действиям. Ожидаемого всё равно не произошло. Астафьев остался в прежней мере многословен. Он готов часами повествовать, ничего в итоге не сообщив. Но как это у него получается? В действительности Виктор точен в деталях. Он стремится обратить внимание абсолютно на всё, скрупулёзно описывая каждое происходящее событие. Если и видеть войну, то глазами Астафьева. Только за множеством мелочей не удаётся разглядеть общего фона. А перед читателем не какое-то рядовое событие, а форсирование Днепра.

Повествование построено по принципу рассмотрения каждого дня. Вернее, первая неделя описывается особенно подробно, тогда как последующие события без столь пристального внимания. Читатель готов побывать среди штрафной роты, едва ли не стать каждым боевым снарядом, способным перейти через руки, хорошо хоть не от момента производства, вплоть до поражения обозначенной цели. И, пройдя сквозь всё описанное Астафьевым, читатель остаётся без каких-либо знаний, кроме ощущения неприятия не только войны, но и литературы вообще.

Но зачем Астафьев с таким упорством представлял читателю многие аспекты войны? Так ли нужно знать, какими качества полагается обладать телефонисту или артиллеристу? Виктор пытался залезть в душу каждого, пусть и сам был причастным в качестве связиста и отчасти артиллериста. Его понимание происходящего — всё-таки останется его собственным принятием происходящего на поле боя. При этом он сообщал скорее общие сведения, понятные читателю и без особого акцентирования на тех или иных особенностях.

Виктор видел войну изнутри, не желая смотреть на неё в совокупности. Он придавал значение каждой детали, отказываясь замечать слаженную работу всего механизма. Снова и снова он пытался отказаться принять всё, объясняя это приданием важности каждому элементу на войне. По его логике всякому солдату полагалось осуществлять функции не ниже генеральских, самостоятельно определяя, кому каким делом предпочесть заниматься. Может и не зверели бы тогда солдаты на войне, и войны тогда не оборачивались трагизмом. Но ведь и солдат имеет право рассуждать о доставшейся ему доле. И пусть даже так, как это решил сделать Астафьев.

Былое уходит, но человек остаётся. Снова случаются войны, и человек опять оказывает изломанным. Ничему былое не учит. А хотелось бы забыть о войнах. Остаётся сожалеть, что из сущих глупостей суждено развернуться очередному вооружённому конфликту, который никому не нужен, кроме ряда амбициозно настроенных личностей.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Проблематика литературы формируется за счёт сохранения творчества одних писателей, забывая о других деятелях от литературы. И ещё понятно, когда забывчивость формируется спустя десятилетия или века, но ежели такое происходит в течение пяти лет, года, а то и вообще моментально, тогда и приходится говорить о существовании проблематики. Особенно, если желаешь поговорить о читательских пристрастиях, всё чаще вызывающих недоумение. Закономерность ясна — любовь к произведениям сменяется обязательным отторжением у последующих поколений. Бывает обратное — неоценённое современниками в будущем становится объектом особого поклонения. Однако, чаще труды литераторов напрочь забываются. И чаще всего из-за банальной причины невозможности раздобыть искомый текст.

«Годовые кольца» Владимира Костина — это сборник, состоящий из повестей и рассказов. В виду невозможности раздобыть сам сборник, приходится доверяться посторонним источникам информации. Примерно он должен выглядеть следующим образом (даётся перечисление произведений в алфавитном порядке наоборот): Что упало — то пропало, Тоска зелёная, Стихия, Рожок и платочек, Против солнца, Остров смерти, Огорчённая на Волге, Музонька, Ленину и без вас хорошо, Годовое кольцо, Вальс-бостон, В центре Азии, Бюст, Брусника, Бригада.

Рассказываемое Костиным можно охарактеризовать жизненными историями. Берётся нетривиальная ситуация, описываемая в детальной точности, чаще на игре чувствами действующих лиц, не старающихся понять, почему в мире существует такое количество недоразумений, ежели они сами вроде бы разумны.

Допустим, повествование про мужчину, не имевшего средств расплатиться за проезд в такси. В залог он оставил меховую шапку. Разумеется, шапку ему никто не вернёт. Зато сколько душевных переживаний ему предстоит испытать. Обвинит всех, начиная от друзей, которые ушли раньше, нежели он мог у них занять, но так и не сможет признать собственной неосмотрительности. Ничего определённого читателю подобная история не даст. Разве только научит не разменивать крупные вещи на мелочь. Проще говоря, носи с собой мелкие купюры — целее будешь.

Есть повествование про место, имеющее печальное прошлое. Некогда там во множестве гибли людей. И ныне потомки боятся туда приближаться. Проще рассказывать друг другу страшные истории, чем провести изыскательные работы, каталогизировать и придать былому вид наглядной демонстрации недопустимости подобного снова. И Костину проще поделиться услышанным, чем предложить способ разрешения насущного затруднения.

Ещё одна из историй рассказывает о жизни женщины, буквально от первого мужа до последнего. Оных ей пришлось сменить порядочное количество. Были и пылкие влюблённые, и прагматичный слепой, и психиатр, и самоубийца. Все приходили, чтобы уйти. Читателю придётся самостоятельно выработать вывод, что существуют женщины, вроде бы вдохновляющие на существование, являющиеся музами. Да отчего-то иные музы позволяют не вдохновение находить, а окончательное отдохновение — в буквальном понимании испускания духа.

Подобным Костин не ограничивается. Всего в сборнике пятнадцать сюжетов, каждый из которых примечателен чем-то особенным. Иной раз и не догадаешься, о чём тебе Владимир расскажет. Ему вполне по силам сообщить жизнеописание бабушки из Харбина, решившей на склоне лет посетить родные края предков. Поэтому удивляться наполнению не приходится. Осталось пожелать всему придавать законченную форму, сообщать нечто важное, не ограничиваясь одним лишь желанием.

Как бы не хотелось говорить о грустном, но писателю следует писать о больном. Если отказаться от этого принципа и не задевать за живое, тогда и читать твоё творчество не станут. Так случилось и со сборником «Годовые кольца», вроде бы добившимся читательского внимания, но почему-то именно читательского внимания и не видно. Как же такое могло произойти?

Автор: Константин Трунин

» Read more

Иуда, предавший Христа, из иудеев, предавших Бога. Речь об евреях. Евреи предали Бога задолго до Иуды. И Иуда предал Бога, поступив тем же образом, каким поступали его соотечественники до пришествия Христа и после. Из-за этого за евреями сложился образ иуд, готовых предавать даже самое святое. Но насколько евреи являются иудеями? Этот вопрос тревожит многих, в том числе и их самих. Известно, что евреи относятся к семитам, к которым помимо них ныне относятся и другие народы, вроде их извечных противников — арабов. При этом неизвестно, откуда пришли евреи. Однако, именно евреи теперь считаются иудеями, и никто кроме них. Так правы ли те, кто склонен видеть в евреях иуд? Может всё наоборот? Евреи несли людям доброе и светлое, по закономерности за то пострадав и прослыв в миру людьми с противоположными первоначальным устремлениями. Амос Оз честно пытался найти ответ, для чего написал произведение «Иуда».

В середине XX века на политической карте появилось государство Израиль. Это событие стало опасным для стабильности в регионе между Европой, Азией и Африкой. Было очевидно, земли древнего Ханаана вспыхнут от противоречий. Плодородный полумесяц вновь заявит о себе. Так оно и произошло, чему в подтверждение постоянные сводки о происшествиях, раз за разом усугубляющие взаимоотношения близко расположенных к Израилю стран. Амос Оз опустил этот момент, сконцентрировав внимание непосредственно на создании государства.

Следовало ли позволить палестинцам отделяться от самих себя, создав на территории, подконтрольной Великобритании в рамках мандата Лиги Наций, новую страну? Вместо единого осколка, некогда входившего в состав Османской империи, получилось три. Собственно, это Израиль, Палестина и частично Иордания. Общая историческая судьба никогда не позволит данным осколкам придти к общему мнению. И Амос Оз знает почему. Об этом знали и те, кто боролся против создания Израиля. Боролись за то как раз евреи, предвидевшие грядущие проблемы. Была возможность создать нечто вроде содружества под видом общины. Тому не суждено оказалось сбыться. Возобладало мнение группы общества, твёрдо настоявшей на важности отделения Израиля. Так палестинцы разделились по политическому принципу. Причём Амос Оз оговаривается, дабы не возникло недоразумений: палестинцы — это не определение национальной принадлежности, а всего лишь прозвание для населяющих регион людей.

Тогда причём тут Иуда? Амоз Оз рассказывает о событиях конкретного исторического периода, постоянно возвращаясь как раз к проблеме понимания личности Иуды. Только Амос Оз склонен понимать на свой лад, тогда как христиане считают иначе. Иуда предал Христа, получив за то звонкую монету. Но зачем Иуде были нужны те деньги, ежели он в них не нуждался? Амос Оз увидел в Иуде истинного христианина, всегда шедшего следом за Христом, являясь самым преданным его учеником. Сам Христос не задумывался о новой религии. Он родился и оставался иудеем. А вот последователи решили выступить против предателей, обособившись и создав другое учение, пусть и основанное на мифотворчестве иудеев, пронесших его через века, подхватив от более древних культур. Все суждения лучше оставить на страницах произведения Амоса Оза, поскольку они являются его личной точкой зрения, настолько же претендующей на истину, как и любое другое мнение.

События текущего дня кажутся важными. Через столетия никто не станет говорить о них со столь же серьёзным выражением лица. Зато спустя тысячелетия они станут поводом для разного рода толкования, совершаемого в угоду уже того дня, что в будущем окажется текущим. Предал Иуда Христа или нет? Так ли необходимо было создавать Израиль в нынешнем его виде? Ответить крайне затруднительно! Человеку необходимо находить причину для противоречий. Он их создаст там, где можно наладить мирный диалог. Остаётся сожалеть, понимая невозможность людей придти к суждению, насколько они всё-таки люди. Отчего-то обязательно нужно разделяться на национальности и спорить за территорию, порою являющуюся бесплодной пустыней.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Дабы лучше понять жизнь, надо своими глазами посмотреть на окружающую действительность. И тогда окажется, что всё далеко не так, как о том принято думать. Халед Хоссейни прежде негативно отзывался о режиме советской власти в Афганистане, имея о ней представление сугубо со слов американской прессы. Но вот им написан «Бегущий за ветром», Хоссейни получил возможность побывать в родившей его стране. И что он узнал? Отнюдь! Оказалось, советский режим правления позволил афганцам почувствовать свободу от предрассудков, отказавшись от всего, что связывало по рукам и ногам. Но вот власть советов пала. Кто пришёл вместо них? Сперва моджахежы, затем талибы. Небывалое насилие посетило Афганистан, не знавшего подобного унижения никогда прежде. Процветающий Афганистан уподобился Камбодже, поедавшей себя точно тем же автогеноцидом. Пусть красные кхмеры выдавали себя за социалистов, тем на собственный лад творя безумие. Пришедшая к афганцам язва начала разъедать их разум, порождая чудовищные изменения в общественной жизни. Обо всём этом узнал Халед, стоило ему встретиться с реалиями Афганистана лично, заново осмыслив судьбу проживающих и проживавших на его территории народов.

Не надо ничего придумывать. Достаточно лишь ознакомиться с рассказами свидетелей. Мало ли имеется примеров, сообщающих о горькой человеческой доле? Хоссейни взял в качестве примера несколько семейств, воссоздав на основе их жизни цепочку событий, охватив тем самым историю Афганистана от последнего короля до прямого вмешательства американцев. И получилось у Халеда протяжённое повествование, где основные ужасы коснулись женской доли, обречённой оказаться на последней из доступных ролей. Только при социализме женщины Афганистана обрели право на выражение личного мнения, могли получить образование и устроиться на работу. Тогда как в последующем ничего подобного им никто не давал.

Беда афганцев — в них самих. Они не способны преодолеть доставшееся им в наследство мировосприятие. Они погружены в заботы, от которых следовало избавляться при первой на то возможности. Усугубляет быт афганцев и исповедуемая ими религия. Точнее не сама религия, а её трактование. Прежде над человеком должен властвовать разум, чего по произведению Хоссейни заметить не удаётся. Халед показывал так, чтобы читатель бесконечно возмущался им описываемым. В какой-то момент обязательно возникнет недоверие. Уж ежели всё настолько было плохо, то как афганцы до сих пор не самоистребились, всё-таки продолжая существовать и поныне? Это объясняется стремлением ряда писателей к излишней драматизации, полностью отказываясь видеть происходящее в самую чуточку лучшем свете.

Что остаётся? Как нужно поступать? Смогут ли афганцы сами ответить на эти вопросы? Если Хоссейни не приукрашивал, говорил существенно важные вещи, тогда необходимо задуматься, как всё-таки нужно жить, каких устремлений придерживаться. Конечно, всякое общество имеет право на существование, покуда находятся его приверженцы. Отказывать в том праве никому нельзя. Должна быть единственная оговорка. Она гласит: когда хочешь жить по своим правилам, тогда позволь другим жить по правилам, которые по нраву окажутся им. Такое получится когда-нибудь осуществить? Ответить можно положительно, но с той же единственной оговоркой, означающей развязывание войны между всяким, чьё мнение не может сойтись.

Хоссейни отмечает благость пришествия американцев в Афганистан. Наконец-то афганцы заживут достойной их существования жизнью. Но понимает ли Халед, как велики противоречия, не скоро способные утихнуть? Ведь будут среди афганцев рождаться люди с иным мышлением, считающие противным жить по американским нормам поведения. И тогда будет новый виток конфликта. К сожалению, с противоречиями быстро сладить нельзя, для этого нужны решительные меры. Однако, спешка скорее даст отрицательный результат. Как не удержался социализм, так может не удержаться и любой другой режим.

Автор: Константин Трунин

» Read more

В разные годы сборник «Замороженное время» издавался в зависимости от написанного Михаилом Тарковским материала. К 2018 году в него вошли семь повестей и горсть рассказов, созданных в разное время и посвящённых преимущественно теме жизни в далёкой от цивилизации Сибири. В тех местах мужики удят рыбу и отправляются на охоту, в тех же краях они мужают, набираются опыта и становятся достойными российского общества людьми, ибо уподобляются ему во всём, становясь участниками повседневности, где рыбалка и охота остаются далеко позади, иной раз пробуждая душу вспомнить о прежних увлечениях. И обо всём этом Михаил Тарковский писал присущим ему слогом. Чаще он оставался понятным лишь для себя, в очень редкие моменты умея достучаться до читателя.

Жизнь сибиряка — не так сложна, какой она кажется на первый взгляд. Что в том, ежели с детских лет человеку приходится испытывать переживания, свойственные данной ему для свыше доли? Он может жить у реки, внимать поступкам отца, противиться настойчивым просьбам матери: всё равно вырастая в того, кем ему предстоит стать, вне зависимости от побуждавших к тому причин. Он может полюбить сибирские реалии, а может восстать против и действовать наперекор складывающимся для него обстоятельствам.

Куда бы не шёл Тарковский, тот выбор является личным правом Михаила. След в русской литературе он всё-таки оставил. Есть у него такое — жизненное и важное — отчего понимание Сибири не будет складываться. И это не из-за того, что жизнь в Сибири — обыденная действительность, особо ничем непримечательная. Дело именно в духе, сообщаемом с налётом грусти. Сибирь — необъятна, пусть и сосредоточена большая часть её населяющих людей на юге, вдоль железной дороги, тянущейся от уральских гор до Владивостока. Но севернее — тут и там — живёт достаточное количество людей, о которых чаще забывают. Но благодаря ряду писателей, в том числе и Михаилу Тарковскому, приходится вспоминать, насколько трудно сломить обстоятельства и отказаться от былого, когда волей случая твоей родной стороной становится как раз Сибирь, и особенно те её места — далёкие от внимания, затерянные от всех, известные только тем, кому приходится там жить.

Должна появиться боль в груди от щемящего чувства горести. И вот боль появляется. И боль эта тяготит. Она туманит сознание, влияет на способность видеть и слушать. Но говорить та боль не мешает. Кажется, будто всему суждено оборваться, настолько беспросветным воспринимается существование. Отчётливо возникает понимание: жизнь даётся для страданий, но жить нужно, не соглашаясь принимать неизбежное за должное быть. Отнюдь, представления сибиряков о жизни сравни ипохондрии. Надо просто усвоить — боли никакой нет, если не говорить об одной душе. Вот душа действительно болит, тогда как сердце продолжает биться без перебоев. Осталось научиться забывать о душе, хотя не родился ещё сибиряк, способный оказаться бездушным.

Сборнику дал название последний рассказ «Замороженное время». Конечно, это мнительность, тогда как ничего не останавливается, продолжая бесконечное движение вперёд. Это только кажется, словно жизнь остановилась, отказываясь изменять имеющееся. Разве над обществом царствуют прежние нравы? Отнюдь! Сибирь прошлого века и Сибирь нынешняя — сходны малым, тогда как различий масса. Но Тарковский закрепил для читателя промежуточное состояние, воспринимаемое за имеющее быть постоянно. Где-то так и осталось до сих пор. Но, думается, в большей части уголков России случились радикальные перемены, ухудшившие положение на периферии и улучшившие в региональных центрах. Ведь было когда-то время, когда жизнь кипела как раз в глубине «сибирских руд». Но надо ли, чтобы всё повторилось опять?

Автор: Константин Трунин

» Read more