trounin.ru

Больше всего врут об охоте и войне. Вернее, не врут, а рассказывают так, как сами в то хотят верить. И у Астафьева есть собственная правда, какой бы жизненный путь он не прошёл. Он видел войну глазами человека, большую её часть проведшего на больничных койках. И видел войну так, как никто не желает видеть войны. Не доблесть русских солдат он заметил. Наоборот, зверства немцев и рядом не стояли. Русские предпочитали глумиться над противником, делая это постоянно. Астафьев уверен, что с годами ничего не изменилось. Русские остались такими же и поныне. Куда бы они не шли, всюду за ними следует шлейф неприятия. Как бы не хотелось в подобное верить, однако оспаривать точку зрения Астафьева не получится. Просто нужно принять за факт присущую русским жестокость. Сообразно этому остаётся призывать не стремиться к разрешению конфликтов с помощью вооружённых противостояний. Может и не настолько плохи русские в поступках, просто на войнах ничего другого не остаётся, как давать выход животным инстинктам. Даже больше можно сказать — на войнах все люди дичают, какой бы они национальности не были.

Вторая часть дилогии «Прокляты и убиты» наконец-то привела читателя к боевым действиям. Ожидаемого всё равно не произошло. Астафьев остался в прежней мере многословен. Он готов часами повествовать, ничего в итоге не сообщив. Но как это у него получается? В действительности Виктор точен в деталях. Он стремится обратить внимание абсолютно на всё, скрупулёзно описывая каждое происходящее событие. Если и видеть войну, то глазами Астафьева. Только за множеством мелочей не удаётся разглядеть общего фона. А перед читателем не какое-то рядовое событие, а форсирование Днепра.

Повествование построено по принципу рассмотрения каждого дня. Вернее, первая неделя описывается особенно подробно, тогда как последующие события без столь пристального внимания. Читатель готов побывать среди штрафной роты, едва ли не стать каждым боевым снарядом, способным перейти через руки, хорошо хоть не от момента производства, вплоть до поражения обозначенной цели. И, пройдя сквозь всё описанное Астафьевым, читатель остаётся без каких-либо знаний, кроме ощущения неприятия не только войны, но и литературы вообще.

Но зачем Астафьев с таким упорством представлял читателю многие аспекты войны? Так ли нужно знать, какими качества полагается обладать телефонисту или артиллеристу? Виктор пытался залезть в душу каждого, пусть и сам был причастным в качестве связиста и отчасти артиллериста. Его понимание происходящего — всё-таки останется его собственным принятием происходящего на поле боя. При этом он сообщал скорее общие сведения, понятные читателю и без особого акцентирования на тех или иных особенностях.

Виктор видел войну изнутри, не желая смотреть на неё в совокупности. Он придавал значение каждой детали, отказываясь замечать слаженную работу всего механизма. Снова и снова он пытался отказаться принять всё, объясняя это приданием важности каждому элементу на войне. По его логике всякому солдату полагалось осуществлять функции не ниже генеральских, самостоятельно определяя, кому каким делом предпочесть заниматься. Может и не зверели бы тогда солдаты на войне, и войны тогда не оборачивались трагизмом. Но ведь и солдат имеет право рассуждать о доставшейся ему доле. И пусть даже так, как это решил сделать Астафьев.

Былое уходит, но человек остаётся. Снова случаются войны, и человек опять оказывает изломанным. Ничему былое не учит. А хотелось бы забыть о войнах. Остаётся сожалеть, что из сущих глупостей суждено развернуться очередному вооружённому конфликту, который никому не нужен, кроме ряда амбициозно настроенных личностей.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Великая Отечественная война — разная! Для кого-то: окопы, танки, немцы и отвага. А для кого-то: новые горизонты, восточный фронт, японцы и сокрушающий удар советских войск. Для Астафьева иначе: группа новобранцев, лагерь под Бердском, повседневная суета и бесконечный укор деспотизму Сталина. Из свидетельств о войне лишь сводки об оной: под Сталинградом сошлись миллионные армии, на территории Монголии продолжается отпор самураям. Скорее бы туда, увидеть глазами Астафьева войну изнутри. Придётся подождать. «Чёртова яма» — репетиция должной разыграться трагедии для представленных вниманию читателя действующих лиц. Пока они ничего из себя не представляют, желают иметь интимные отношения с беспробудно пьяными и дурно пахнущими женщинами. Они же каждый день по несколько раз посещают столовую, переживая различные эмоции из-за малого размера порций или по другой — не настолько серьёзной — причине. Страна испытывала агрессию с двух сторон, чего вина лежала на плечах руководивших ею партийных лидеров. Но война — это война, требующая дать отпор, чтобы уже потом разобраться, кому воздать за упущения. Астафьев решил это выяснить сразу, погружаясь не в пекло обречённых солдатских судеб, а без устали сетуя на нечеловеческое к людям отношение в тылу.

Почему бы Виктору не создать понятное произведение с выверенным сюжетом, исключающим вкрапление посторонних моментов? Зачем читателю видеть, как солдаты изучают географическую карту, пытаясь найти на ней Америку? Это такое существенно важное мероприятие? Мол, союзника требуется знать не по названию, а представлять наглядно, где он на планете находится? Объём текста позволял исключить лишние напластования. Видимо, рука Виктора не поднялась. Он считал существенно важным то, что обычно беллетристы вычёркивают. Да как исключишь нечто из столь важного для человечества события? О мельчайшей детали надо сообщить. Причём никого при том не пощадив. Всем требовалось воздать в полном объёме. Не одному Сталину понимать ошибочность им совершаемых деяний, таковое же должны испытывать рядовые, чья порочность сквозит едва ли не через каждую страницу. Похожей порочностью наделено каждое участвующее в повествовании лицо. Не скажешь, чтобы было допустимо перекладывать вину на одного Сталина. Согласно укоров Виктора, Сталин обязывался вести безгрешный образ жизни и заботиться о гражданах Советского Союза как о родных детях. Впрочем, разве мог забыть Астафьев о судьбе тех самых родных детей Сталина? Но теперь не понять, как всё-таки следовало действовать. Легко и просто говорить, зная о прошлом. А вот в прошлом не могли знать о будущем, и о многом том, что Виктору довелось описывать на страницах «Чёртовой ямы».

Где самоотречение? Астафьев желал видеть светлый облик каждого, не умея его разглядеть. Он облил грязью всё население страны. Если Сталин у него — деспот, то офицерский состав — деспоты, и сами солдаты имеют деспотичный настрой. Всякий задействованный в повествовании склонен подвергаться не самоотречению, а скорее саморазрушению. Они сидят в чёртовой яме под Бердском, глядят на Новосибирск и в ожидании проводят дни, не зная, когда их соизволят отправить воевать. Их души должен пожирать страх. На деле же всё иначе. Война или нет, Астафьеву то требовалось для декораций. Он излишне сконцентрирован на мелких проблемах, не позволяя дождаться логического продолжения. И когда солдаты наконец-то поймут — скоро их отправят воевать, сам Астафьев то не захочет принимать, стараясь отдалить неизбежное, описывая прежде забытое им ощущение страха, появившееся тогда, когда необходимо смирение. На этом Виктор завершил работу над первой книгой дилогии «Прокляты и убиты».

Автор: Константин Трунин

» Read more

Необъятная Сибирь, широкий Енисей, суровый север — это центральные темы сборника Астафьева «Царь-рыба». Каждый каждому волк, каждый каждого готов съесть в прямом смысле слова, когда есть больше нечего; кому бороться за жизнь дальше, на то выбор судьбы, распоряжающейся результатами брошенного жребия. Как бы Астафьев не показывал трудности быта людей, заброшенных в отдалённый угол цивилизованного мира, как бы не расписывал особенности русской рыбалки, впитанной им с юных лет, в душе читателя всё равно будет свербеть от первой до последней страницы. В «Царь-рыбе» не существует простых решений и нет ответов на вопросы бытия, но есть отражение реальности поставленных на грань выживания людей, вынужденных каждый день промыслом добывать себе пропитание, либо бежать без оглядки от самих себя по глухой тайге, не веря в возможное спасение, а потому околевающих при самых лютых условиях.

Не скажешь, что стиль Астафьева доступен для понимания рядовому читателю. Скорее через текст придётся продираться. Не каждый рассказ можно осознать, не каждую страницу можно спокойно прочитать. Конечно, всё дело в усидчивости и поставленной цели, иначе «Царь-рыба» окружает мраком омута, грозя затянуть на глубину. Есть у Астафьева и собственная философия, излагаемая автором в самой доступной форме, но всё сказанное им уже было утянуто на дно в далёкие времена, отстоящие от современности на долгие года. Невозможно понять тяжесть условий строителей Норильска, чья счастливая доля заключалась в побеге; побег отнюдь не преображал людей духовно, а взывал к животному началу, заставляя охотиться на себе подобных, после чего отпадала всякая человечность в угоду одичалой ненависти ко всему на свете. Могут ли быть в условиях севера какие-нибудь дружеские альянсы и следование поставленным целям? Да, могут, но только при том условии, что твой друг при тебе только до того момента, когда уже нечего будет есть, а его плоть поможет продлить дни почти иссохшего тела.

Астафьев с крайней степенью сарказма воспринимает идеализацию севера, соглашаясь с его бескрайностью и расположением на дальнем краю, но никаких прекрасных чувств у него не возникает. Читатель видит любовь автора к родной природе, к шуму реки и плеску рыбы за бортом лодки, однако, вместе с этим, Астафьев показывает картины не счастливой жизни, а постоянной борьбы за возможность просто свободно дышать. Не по своей воле пришли сюда люди, вытесненные из благоприятных климатических условий; за ними никто не пойдёт в земли их нынешнего обитания, кроме отчаянных людей, которым в жизни уже нечего терять. Иной рассказ словно острое лезвие ножа рассекает тебя самого, иной же оставляет ощущение непонятной мудрости, до которой надо ещё дорасти, отложив понимание прочитанного до более позднего периода своей жизни.

Добрая часть повествования — это рыбалка: добыть хариуса или осетра — вот основной интерес героев рассказов, решивших устроить себе испытание в глухих местах, взяв за компанию проверенных друзей и познакомившись с особенностями лова аборигенов. Культуры у Астафьев не сталкиваются — они существуют гармонично. Нет нужды сражаться за обладание землёй, если она никому не рада, если у земли есть только потаённое желание изничтожить всех людей, вторгшихся в непредназначенные для них условия. Будут герои и охотиться, особенно на медведей. Если лов осетра может стать для рыбака последним делом, выжав из него все жизненные соки, пока царская рыба будет изводить незадачливого добытчика, то царский зверь в одно мгновение лапой зашибёт; и нет на него никакой управы: пуля срикошетит от покатого лба, тело зверя не пробьёт, нужно целить в спину. Выжить в тайге — испытание. Астафьев на этом не акцентирует внимания, предлагая читателю, кроме богатых описаний природы, содрогнуться от мыслей людей, злым роком которых стало осознание бренности своего существа, обречённого однажды кануть в пустоту, не считаясь ни с чем: дышал когда-то воздухом, приносил семье пропитание, а теперь в лучшем случае закопан в землю, в худшем — съеден дикими животными, что подобно песцам с удовольствием острыми зубами срезают остатки мяса с костей.

Сибирь огромна, большая часть её не знала ноги человека, значит всё ещё хорошо в стране, если нет нужды бороться за выживание, уходя в тайгу.

Автор: Константин Трунин

» Read more