trounin.ru

Создавая и без того короткие истории, Булгаков словно совершенствовался, находя возможность оказываться максимально кратким. Читателю периодики, особенно её развлекательного раздела, не требуется внимать пространным историям. Лучше, когда всё кратко и доходчиво рассказано. Пытаться понять те страницы творчества Михаила не получится, поскольку нельзя серьёзно разбирать краткие мгновения, не создавая на их основе те самые пространные истории, от написания которых писатель намеренно уходил. Поэтому остаётся пожелать знакомиться с предельно малыми произведениями Булгакова самостоятельно — они должны быть приравнены к результатам наблюдения за жизнью, не требующими обрамления сверх им данного.

В июне и июле 1925 года работы Булгакова публиковали периодические издания «Журналист», «Бузотёр» и ленинградская «Красная газета». Михаил пожелал рассказать читателю о наболевшем, для чего написал очерк «Караул!», будто бы от лица редактора, желающего искоренить определённый круг лиц, чьё творчество угрожает литературе. Возможно, в жалобах этого человека крылась неудовлетворённость, схожая с испытываемой Булгаковым. Не нравились ему и старые учебники для изучения иностранных языков, о чём он сказал в заметке «Шпрехен зи дейтч?». Всем провинившимся перед ним личностям следовало встать в хвост очереди, дабы поскорее принять полагающееся им наказание и быстрее выйти на свободу. Довольно грубо, но это наглядно понимается при знакомстве с фельетоном «Угрызаемый хвост», где, согласно сюжета, кассир пошёл сдаваться, встав в конец очереди, испытывая угрызения совести за проделанные финансовые операции.

Упоминать «Гудок» казалось бы лишним. Если о нём не сказать, читатель может подумать, будто Булгаков прекратил сотрудничество с этим изданием. Отнюдь, для того ещё не подошло время. Михаил продолжал радовать железнодорожную аудиторию журнала, делясь произведениями по тематике и обо всём прочем, чем мог позабавить уставших от трудов людей. И, надо сказать, «Гудок» — не рядовое печатное издание, а вполне сила, способная возвращать справедливость, когда в оной отказывают работникам железной дороги.

Кто виноват во всех неприятностях? Рабинович. Почему? О том рассказывается в коротких очерках «Двуликий Чемс». А если не Рабинович? Тогда пьяные. Разве? Короткие очерки под общим названием «Работа достигает 30 градусов» о том поясняют. Кто желает больше подобных очерков, могут ещё ознакомиться и с серией «Дрожжи и записки». Да, когда слова не получается связать в нечто весомое, приходится ограничиваться и таким материалом. Ведь нужно думать о пропитании. К тому же сомнительно, чтобы Булгаков серьёзно рассчитывал на внимание потомков к газетным публикациям, забываемым современниками почти сразу, стоило выйти свежему выпуску издания.

Качество бумаги у периодики было отвратительным. Это теперь можно точно установить, знакомясь с фельетоном «Запорожцы пишут письмо турецкому султану». Тут под запорожцами понимаются сотрудники, решившие обратить внимание начальства на общее неудовлетворение от многого, в том числе и от качества бумаги. Говорить о восприятии издания читателем не приходится, самим должно быть приятно держать очередной выпуск, но к нему даже приближаться не хочется.

На медицинскую тематику Михаил написал фельетоны «При исполнении святых обязанностей» и «Человек с градусником». Совсем скоро из-под пера выйдет цикл рассказов «Записки юного врача», пока же предстоит познакомиться с проблемами родильниц и служащих на железной дороге докторов. Оказывается, аврал на работе бывает и у медиков. Причём это случается не из-за наплыва пациентов, а по причине малого количества занятых специалистов. Разве допустимо иметь на предприятии одного доктора, вынужденного в спешном порядке осматривать сотрудников организации? Никакого внимательного подхода к пациентам не будет. Немудрено всё перепутать. Забыть градусник и того проще. Пусть потом помнят о внимательности такого доктора, от невнимательности ничего толкового никому не сказавшего и ничем не сумевшим помочь.

Раз пошла тема медицины, Булгаков посчитал необходимым написать короткое исследование «По поводу битья жён». Есть мнение, будто агрессия выходит из человека от неустроенности. Дай каждому хорошее рабочее место с приличной зарплатой, как тут же исчезнет домашнее насилие. Михаил в том усомнился. По его мнению, как не пытайся улучшить условия жизни, человек всё равно продолжит искать повод для выхода агрессии. Ежели где и искать причину, то в головах, позволяющих опускаться до подобного отношения к слабому полу. В любом случае следует знать, что советский гражданин не должен распускать руки! Ведь не «Негритянское происшествие» случилось с разбитыми лицами и покалеченными телами. Надо понимать, в каком обществе живёшь, куда такое общество движется.

Июль Михаил завершал в предвкушении поездки по Крыму. Как раз об этом он написал заметку в «Красную газету» под названием «Выбор курорта», далее положившую начало циклу очерков об испытанных в ходе путешествия впечатлениях. Ознакомившись с путеводителями, Булгаков намеревался отказаться от поездки в столь неблагоприятное место. Там нет полностью пресной воды, постоянно дуют ветра. Ещё и примечание имелось, как тяжело воздействует погода сего края на психику человека. Так бы и не поехал Михаил, не позови его друзья. И он поехал, чтобы убедиться в правоте путеводителей.

Автор: Константин Трунин

» Read more

1925 год складывался для Булгакова тяжёлым образом. Написанная в короткий срок повесть «Собачье сердце» не могла найти отклика в издательской среде, Михаил излишне прямо говорил о больных темах общества, не до конца продумав грамотность фантастической составляющей произведения. Требовалась большая аллегоричность, размывающая понимание конкретного времени действия, вроде того как был представлен «Багровый остров». Неудачно получилось и с «Белой гвардией», создаваемой на протяжении последних лет и опубликованной позже в эмигрантских кругах Европы, не считая первой части романа, увидевшей свет в журнале «Россия», через год закрытого. Поэтому Михаил продолжал трудиться в качестве фельетониста в «Гудке», питая надежду на лавры писателя значительнее, нежели ему могла дать периодика.

Обличительные заметки продолжали выходить с завидной регулярностью. Булгаков скорее описывал человеческие пороки, без которых советские граждане обойтись не могли. Разве могут женщины не поговорить о чём-то лично их касающемся? Пусть они позволяют людям обмениваться посланиями с помощью телеграфа, но и сами не прочь обсудить кажущееся им важным. И вот в руки рабкоров попались стенограммы тех сообщений, где «Неунывающие бодистки» были озабочены сущими нелепицами, делу процветания молодого государства никак не соответствуя. Остаётся пожурить за такой подход к рабочему процессу и выразить надежду на способность людей не проводить время в пустых разговорах.

«С наступлением темноты» можно пойти в кинотеатр, честно уплатить деньги и наслаждаться разворачивающимся действием. А если киномеханик заснёт, либо он окажется пьян? Тогда зрителю сидеть и внимать картину в невразумительном воспроизведении? Поэтому всегда допустимо внести «Ряд изумительных проектов», воплощающих человеческую способность создавать недоразумения. Будь то просьба о требовании к определённому цвету чернил для подписи, дабы сразу понимать, кто перед тобой, или разрешить ситуацию с вокзальным несознательным аппаратом, выдающим билеты вне зависимости от происхождения монеты, будь она хоть царская. Не ставить же человека наблюдать за сознательностью граждан.

В конце марта Булгаков испытывал душевный настрой, видимо посетив одно из мероприятий перед торжественным поздравлением женщин. По данному поводу Михаил написал рассказ «Праздник с сифилисом». Дело, между прочим, важное. Вдруг девушка соберётся выйти замуж, начнёт наводить красоту, вздумает высморкаться, а нос и отвалится, оставив на своём месте дырку. Во всём будет повинен сифилис. Заболеть им крайне легко, достаточно испить из одной бочки с его носителем. И как Булгаков это представил? Он заставил возмущаться всех, какой бы тема не являлась необходимой ко вниманию. Где ещё медицинский работник может проводить просветительскую работу с населением, как не на торжественных мероприятиях, где надо не только о радостных моментах говорить, но предупреждать о сложностях, из радостей как раз и вытекающих.

Забавными ситуациями о женском возмущении Михаил продолжил делиться в очерке «Банщица-Иван». Уж так случилось, что в банях случаются женские дни. Банщик всегда остаётся неизменным. Ему смотреть на девичьи прелести нет желания, он готов проклясть всё, лишь бы не допускать женщин в баню. Не из личных побуждений так думает, он желает уберечь государственное имущество от разграбления. Вдруг посетительница присвоит выданный инвентарь. Потому баню банщику покидать нельзя, как не красней перед ним женщины. Зато и он возмущается по тому поводу, не видя ничего побуждающего к стеснительности, ежели выполняет возложенные на него обязательства.

Фельетоны «О пользе алкоголизма» и «Свадьба с секретарями» обеляют тягу советского гражданина к алкоголю. Подумаешь, человек пьёт, порою спиваясь. Бывали на Руси люди, коим за пьянство памятник поставили. Не совсем за пьянство, конечно, они всего лишь сильно выпить любили. Читатель желает узнать имя героя? Ломоносов! Любил пить, памятник ему поставили. Чем не пример для следования по его пути?

Тем, кто сомневается, посвящается фельетон «Как Бутон женился». Если говорят нечто делать, особенно когда это исходит от начальства, надо смириться и выполнять. Пить алкоголь оно не предложит, зато женить может. Пусть невеста не блещет красотой, её способности не дают надежды на восполнение прочих услад. Откажешься, тогда начальство лишит зарплаты: придётся от голода умереть.

Осталось опять перейти на серьёзный лад. Разве для кого станет секретом, как тяжело обстояло дело с документацией и любовью бюрократии к собиранию лишних бумаг, нигде не требуемых, важных лишь для внутренней отчётности, а то и вовсе без всякого смысла. Почему не написать очерк «Буза с печатями», мог подумать Булгаков. Обязательно требуется оттиск печати, причём разборчивый. Не важно, если на документе это будет единственно понятное, иначе подлинность подтверждена быть не может. Михаил довёл ситуацию до абсурда. Ограничивалось бы всё только этим…

Худой на фельетоны май закончился с помощью одной короткой заметки, показывающей сложность принятия мышления новой власти старыми людьми, чьи головы не в состоянии усвоить богатую терминологией речь. Им требуется сказать простым языком. Отчего-то получается так, что добившись желаемого, власть скорее даст «Смычкой по черепу» старику, обвинив во всевозможных грехах, не желая нисходить до просьб нуждающегося в объяснении человека. Тут сарказм Булгакова касается и сомнения людей в им сообщаемых словах. Понимают ли ораторы, о чём взялись с жаром рассуждать?

Автор: Константин Трунин

» Read more

Несмотря на литературное пробуждение, жизнь Куприна катилась к закату. Требовалось другим взглядом посмотреть на уходящие безвозвратно будни. Появилась необходимость поставить заключительные точки. Старость склоняла к юности, заставляя видеть пробуждение через настигающее угасание. Александр напишет «Жанету», закончит «Юнкеров», дополнив художественное наследие рядом рассказов: Фердинанд, Потерянное сердце, Ночь в лесу, Система, Гемма, Удод, Бредень, Вальдшнепы, Блондель, Ночная фиалка, Царёв гость из Наровчата, Ральф, Светлана и Последние рыцари.

За 1930 год написан только рассказ «Фердинанд». Манера Куприна всё более нисходила к обывательской. Он о чём-то размышлял, спонтанно порождая сюжеты. Говоря о видимом в бинокль перевёрнутом волке, коснулся событий начала работы в киевской газете, вспоминая о задержке выплат.

В 1931 уже два рассказа. «Потерянное сердце» возвращает читателя ко времени зарождения авиации, когда важным считалось покорить высоту. Лётчикам никак не удавалось превысить потолок в тысячу метров. Они сознательно шли на гибель, раз за разом устремляясь в небо. Проще было потерять сердце, нежели отказаться от продолжения сражения с воздушным пространством. И сердце теряли, уставая от борьбы, навсегда впадая в апатию, будто не желали покорять другие вершины, предпочитая оказаться сломленными, если не могли решиться повторить судьбу Икара.

Проще обстояло дело с «Ночью в лесу». Пока хозяин спит, из его владений доносится звук топора. Гораздо проще пойти на сделку с совестью, уступая бедным крестьянам дерево по малой цене, зато больше требуя с богатого покупателя. Так действительно проще, поскольку такая система всех устраивает.

Важно придти к согласию с собой и окружающими — к компромиссу. Договориться может и казино с игроками. Тот самый случай из Монте-Карло, затронутый в путевых заметках «Лазурные берега», ожил для читателя в виде рассказа «Система». Оказывается, обыгрывать игорные дома легко, достаточно действовать по определённой схеме. Логично предположить, что в определённый момент удачливому игроку запретят посещать стены заведения, придумав для того необходимое объяснение. Может быть принято решение для обоюдной выгоды. Например, игрок получает от казино каждый день двадцать франков, без права забирать выигрыш, но и не возвращаяя деньги, если их проигрывает.

Другие рассказы 1932 года в той же мере касались злостного отношения случая к человеку. Про драгоценные камни Куприн поведал в «Гемме», дополнив тягу к хорошей жизни произведением «Удод». Уже не казино, но тотализатор на ипподроме. Герой повествования сделает ставку на коня, победить которому суждено, если прочие лошади сойдут с дистанции. Пришедшие легко деньги всегда с той же лёгкостью уходят. Безусловно, легко уходят и деньги, заработанные тяжёлым трудом. Не о том желал рассказать Куприн. Схватив птицу счастья за хвост, держи карманы закрытыми, иначе создание фортуны унесёт удачу, прихватив всё благо, какое ты прежде имел.

В 1933 году Куприн был полностью погружён в написание «Жанеты» и «Юнкеров», всё остальное подвергая сумбурному изложению. «Бредень» — про рыбалку, «Вальдшнепы» — про охоту, «Блондель», — про цирк. «Ночной фиалкой» Александр показал возможное развитие событий в «Олесе», будь героиня истории с психическими отклонениями. И не скажешь, чтобы странное поведение девушки требовало объяснения, поскольку она не доставляла неудобств, всего лишь уходя из дома на долгое время, неизменно возвращаясь назад. Тайнам необходимо существовать, несмотря на желание людей знать всё без исключения о тех, кто их окружает.

Ещё одним рассказом Куприн напомнил читателю о родном ему Наровчате. Оказывается, он всегда был вне всякого упоминания, в том числе обходили его вниманием и карты. Единственное, чем жителям полагается хвастаться — случаем столетней давности. Некогда через Наровчат проезжал император Александр I, пострадавший от сломавшегося под ним ветхого моста. Пришлось государю остановиться, наблюдая за нравами местных жителей. Хорошо, снисходительным был император, не требуя наказать виновных в случившемся. Как итог, ветхий мост до сей поры калечит по нему проезжающих, и это несмотря на то, что «Царёв гость из Наровчата» после убеждал Александра I, будто злосчастную переправу снесли и построили взамен крепкую конструкцию из камня. Смотря вперёд, может оказаться, что тот самый ветхий мост так и стоит, пусть и прошло более двухсот лет.

Осталось совсем немного. Наступил последний год в художественных изыскания Куприна — 1934. Можно поделиться сентиментальными мотивами. Сперва был написан рассказ «Ральф» — об умном ирландском сеттере и его благородном до простоты хозяине. После рассказ «Светлана», позволивший Александру попрощаться со старыми друзьями, в особенности с греками Балаклавы. Куприн давно понял — не спрашивай людей, куда они направляются. Куда бы не шли — пусть идут. Если не будешь отвлекать, то дойдут быстрее и скорее вернутся назад.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Писать о чём-то былом, решил Куприн в 1929 году, беря за основу для повествования воспоминания или некие истории, которые он мог обработать в удобной для него манере. Без лишней оригинальности, зато ярким слогом, зажили предания ушедших дней. Не всегда полезные, но необходимые Александру для одолевавшего его желания создавать художественную литературу. Перечень написанного: Геро, Леандр и пастух, Ольга Сур, Четверо нищих, Домик, Дурной каламбур, Соловей, Мыс Гурон, Скрипка Паганини, Бальт, Типографская краска, Рахиль и Колесо времени.

В январе опубликовано античное сказание «Геро, Леандр и пастух». Куприн поведал историю любви сына богача и жрицы, разделённых не только проливом Геллеспонт, но и различными противоречиями. Имея множество негативных факторов для развития отношений, требовалось иначе представить древний миф, нежели его привык видеть читатель. Александр решил добавить в сюжет Пана, чьи льстивые речи должны были разрушить отношения влюблённых. Как бы не было на самом деле, литераторы неизменно продолжают сочинять варианты некогда произошедшего.

В марте и апреле Куприн написал два рассказа «Ольга Сур» и «Легче воздуха», позже объединённые в один. Снова на страницах оживают случаи из цирковой жизни, очевидцем которых Александр мог стать. В прежней мере сошлись характеры закалённых людей, требующих от себя и от других выполнения поставленных перед ними тяжёлых условий. Если кому-то кажется, что обратить внимание циркача легко, то пусть сперва докажет исключительность. Порою приходится самому стать циркачом, поражая внимание взыскательной публики. Так ли будет необходимо прежде бывшее желаемым после обретённого успеха?

Ещё один рассказ написан в апреле. «Четверо нищих» — история времён Генриха IV. Однажды будущий король Франции охотился и заблудился. Он устал и проголодался. Вокруг никого, есть лишь нищие, не знающие, кто предстал перед ними. Нуждающегося человека следовало накормить и предоставить кров, каким бы трудным к выполнению это не являлось. После Генрих воздаст по заслугам всем, кто помог в тот момент. Только мораль у рассказа вышла другая. Ежели у нищих остались скрытые от власти резервы, до сих пор не обложенные налогом, значит нужно проявить больше строгости. Так благое дело обернулось неблагоприятными последствиями.

Продолжая тему королей, в начале мая Куприн пишет рассказ «Домик». К прошлому отношение у каждого человека разное. Одни видят в былом великолепии достойное уважения потомков время, другие оценивают ушедшее с позиции текущего жалкого состояния, либо исходят из плохой осведомлённости об истинной ценности вещей. Как же принять первым вторых? Если ты им показываешь великолепный палас, они называют его ковром, серьёзно собираясь использовать царскую вещь в быту, или демонстрируешь дворец, получая в ответ обидную для сооружения характеристику — домик. Вторые действительно так считают. И надо признать, что, согласно занимаемых ими позиций, они в данный миг до обидного правы. Хотя могли проявить снисходительность, ведь и их заслуги потомки станут без всякого стыда топтать и поносить.

К концу мая Куприн дополнил историю про Ольгу Сур, вспомнив произнесённый в её адрес «Дурной каламбур». Надо сразу сказать про иное название рассказа — «Суррогат». Если разбить слово на составляющие, то получится нелестная характеристика мужа циркачки, обидно задевающая чувства якобы неверной жены. Вышел своеобразный анекдот, должный рассмешить читателя. Яркий эпизод молодости на долгие годы оказался запечатленным в мыслях Александра, дать ему новую жизнь он решился именно в 1929 году.

Осенний период принёс думы о Европе. Куприн поведал в «Соловье» про изучение итальянского языка посредством перевода стихотворений. В сборнике очерков «Мыс Гурон» — о хитрости провансальских москитов, ждущих под одеялом, пока человек не начнёт засыпать, о всё сдувающих морских ветрах, называемых торнадо, о сильных людях, что в иных условиях оказываются беспомощными. Разве знает береговой обыватель, как тяжело морским морякам страдать от качки на внутренних водах? А известно ли кому-нибудь, что прославленный адмирал Нельсон был мучим морской болезнью? Собственно, очерки называются следующим образом: «Сплюшка», «Южная ночь», «Торнадо» и «Сильные люди».

Если говорить о проявлении силы дальше, то следует ознакомиться с рассказом Куприна «Бальт». Александр понимал, ему не дано писать об Аляске подобно Джеку Лондону, только разве это его может остановить от необходимости сообщить реально произошедший случай? До сих пор существует миф о собаке Балто, оказавшей важную помощь в спасении больных дифтерией. Куприн решил его поддержать, поведав о поистине героической отваге людей и животных, где всего один пёс сумел принести на своих плечах необходимое для излечения лекарство.

При работе над легендами из-под пера Александра вышла ещё и сказка «Скрипка Паганини», повествующая о сделке с дьяволом. Бедный музыкант заключил соглашение, благодаря чему обрёл известность. Как бы об этом не повествовал Александр, он на иной лад изложил «Звезду Соломона», но уже в отношении реального исторического лица.

В том же 1929 году Куприн написал «Колесо времени», чтобы сказать — любовь приходит, неизменно уходя, изредка снова возвращаясь, опять покидая человека. Наполняясь трепетным чувством, человек пропускает его через себя и опустошается, делая изрядное количество промахов, мешающих желаемому новому наполнению. Израненная душа не способна напитаться в прежней мере, пропуская сквозь любовь и не умея ею наполниться, как то бывало прежде. Самое тяжёлое в такой ситуации то, что наполниться любовью у человека больше никогда не получается, по причине тех самых ран.

В подтверждение Александр привёл пример, повествуя о делах молодости, когда «Типографская краска» стала причиной расставания с его первой любовью. Он всего лишь описался, посвятив рассказ будто-то бы другой. Юный нрав не способен видеть истину, прощать и сохранять имеющееся. Не Куприн пошёл на разрыв, но душа всё равно пострадала.

Конец двадцатых годов ознаменовался для Александра работой над сценарием к фильму. Той истории полагалось развернуться среди иудейских племён, где не допускалось проявлять волю и идти наперекор традициям. Согласно сюжета оказывалось, старшая дочь должна первой выйти замуж, после неё это сможет сделать младшая — «Рахиль». Как быть в случае, если обе они влюблены в одного человека? Без трагедии не обойтись, чему Куприн противиться не стал, развив действие в духе драматургии прошлых веков.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Если рассказывать о настоящей жизни по-настоящему, то это никого не заинтересует: жили-были, гребли и приплыли, чтобы дальше жили. Кого-нибудь это заинтересует? Видимо, Анну Матвееву данное обстоятельство не беспокоило. Она создала девять рассказов, поведав о сугубо для неё важном, никакого особого смысла не вложив, кроме осознания, что все устремления ведут в никуда. Очередной герой начнёт существовать, дабы к окончанию понять тщетность сделанного прежде. Нужно просто жить, не думая о чём-то ином, кроме необходимости обязательного усвоения мысли о собственной бесполезности.

Дабы авторский посыл был лучше усвоен, даётся представление о наиболее понятном для современников Анны времени — о девяностых годах XX века. Тогда люди не питали светлых надежд на будущее, они жили в сложной обстановке, подвергаясь каждодневному насилию, не смея надеяться на помощь государства. Наибольший интерес возникал к криминальным разборкам, о чём только и приходилось размышлять. Единственный выход из ситуации — покинуть страну. Там, на Западе, можно было получить хорошее образование и стать успешным человеком. Здесь, в России, допускалось осознавать никчёмность и влачить жалкое существование.

Предлагая читателю первую историю, Анна описала видение девяностых глазами подрастающего поколения. Только жизнь действительно идёт своим чередом, поэтому путь героя рассказа пролегает в заграницу, где он окажется по не совсем понятным для него обстоятельствам. Остаётся недоумевать, отчего «Похороны Великой Мамы» Маркеса нашли своё отражение именно в подобной истории, без какого-либо определённого понимания происходящего. Обстоятельствам будет так угодно повернуться, демонстрируя действительность с неожиданной стороны.

Герой следующего рассказа будет жить обыденной жизнью, вытягивая жилы из-за необходимости продолжения существования. Материя окажется полностью ему подвластной, останется найти общий язык с главным элементом каждой семьи, с самим домом. Не секрет, человек всё делает ради ограниченной стенами площади, на которой он живёт. Оказывается, не всегда Пенаты тебе рады. Если потребуется, они скажут, что никому ничем не обязаны, поэтому не утруждайся понапрасну. Разве это выдумка? То, ради чего живёшь, в тебе чаще всего не нуждается.

Продолжая рассказывать в подобном духе, Матвеева поведает историю мамы, делавшей всё, лишь бы её ребёнок не испытывал неудобств. Она наймёт няню, будет улаживать школьные и университетские конфликты, костьми ляжем, только бы дитя не знало нужды. Жизнь особенно больно бьёт по таким самоотверженным людям. Жертвы не должны допускаться, даже если речь о детях. Понятно, кровь и плоть от тела твоего: по твоему мнению. А по их мнению: не плоть и не кровь, а самостоятельный организм, обязанный родителю одним существованием. Мудрено ли, что общество отказывается от проявляющих заботу о нём? От Сократа до наших дней перемен не случилось. Но жизнь не закончится, как бы ребёнок не относился к матери, придётся жить дальше, ведь иного не полагается.

Матвеева не придерживается строго девяностых. В её рассказах есть техника из первых двух десятилетий XXI века. Перед героями встают новые проблемы, связанные с доступностью информации, когда родительский контроль ужесточается, вместе с тем и лишаясь возможности доподлинно знать об интересах подрастающего поколения. Приходится смириться, если ребёнок увлекается картинками для взрослых. Важнее другое — не допустить психических отклонений в развитии, выражающихся интересом к осуждаемым вещам.

Найдётся в рассказах место даже мечте о жизни где-то ещё, помимо опостылевшего родного города. Вне зависимости от региона проживания, проблемы общества везде одинаковые. Похожая и жизнь у каждого, кто проживает на территории России. И какая бы эта жизнь не была — она пройдёт, тогда всё и закончится.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Славное прошлое славянами славится, о славном со славою сказывается. Были то лета давние, за давностью лет забытые. Жили тогда мужи славные, жили и жёны их славнейшие. О том Нарежный сказывал, сказ славными словами скрепляя. За славян стояли тогда, славяне братьями тогда были. Вместе против соперника выступали, выходя из сражений с победою. Пусть измыслил Василий, придумал он прошлое: никто не осудит его, похвалит за дело важное.

О ком же сказывал Нарежный? О мужах славных он сказывал. Про их мудрость он сказывал, про силу их сказывал. Про их доблесть он сказывал, про неустрашимость их сказывал. Али кто шёл на них, так шёл на горе себе. Кто желал земли славян, тот уходил с пустыми руками назад. Кто желал жён славян, тот сердце себе своими руками разбивал. Кто не желал со славянами мирного соседства, тот растворялся в безвестности. А кто воевать решал до последнего, тому воздавалось со временем.

О Кие и Дулебе Василий сказывал. О земле близ града Киева, куда пришло племя дулебово. Возжелал Дулеб, повелитель их, взять себе Лебёду, Кия сестру. И согласился на то Кий, огласив условие. Племя дулебово пусть забудет о крае родном, обоснуется близ града Киева, пусть забудет богов своих, почести богам племени Кия воздавая, пусть забудет о вражде и о войнах забудет пусть, мирно близ града Киева земли возделывая. Чем же ответил Дулеб? Смирился ли? От края родного отказался он, забыл богов своих он, землепашцем стал он? Нет. Но стало племя его таким, каким то пожелал видеть в них Кий, отец града Киева. Не захотело племя дулебово враждою жить, мира захотело оно. Так пал Дулеб в глазах племени своего, осталось единственное ему, и разорвал он сердце себе, ибо так полагалось в те времена поступать проигравшему.

Сказав повесть сию, Нарежный продолжил сказывать далее. О печенегах он сказывал, о Батыя нашествии. Бились богатыри славные, славу тем по себе оставляя долгую. О Рагдае он сказывал, о Велесиле сказывал, о Славене он сказывал, о Громобое сказывал, про Ирену он сказывал, про Мирослава сказывал, про Михаила, Любослава да Игоря он сказывал. Для славных мужей истории славные, о славе мужей сих и о славе жён их. Как не скажешь слова доброго о сказанном Василием? Но скажешь недоброе, ибо хвалению мера положена, ибо без меры не будет толку. А без толку хвала потребна ли?

Сказывая, сказывай с важностью, понимая, о чём сказывать взялся. Не хвали прошлое, забывая былые бедствия. Не столь славно ушедшее, дабы утратить к нему всё доверие. Как не видишь вокруг добра сплошь творимого, так зачем в прежних днях зла заметить не пытаешься? Не пришлые люди беду несли следом, от беды своей могилу на землях славян находя. Не славные люди славу распространяли, живя укладом жизни обыденным. Славное видеть — не славой окутывать. В доблесть былого потому вкралось сомнение. Издревле человек не находил покоя внутреннего, так откуда он взялся у славян Нарежным описанных? Всему место своё, всему хвала воздана будет. Чем меньше знает человек, тем больше ценит мало знаемое.

Тринадцать вечеров приготовил Василий для чтения. О славном перед сном для славного самочувствия. О мужах древности, кои жили для восхваления в будущем. Не помня заслуг их, ценим дела их, другого не желается.

Автор: Константин Трунин

» Read more

В 1925 году Булгаков продолжил плодотворное сотрудничество с «Гудком». И опять плодотворность оказывалась сомнительной полезности. В иной раз кажется, будто Михаил уже не знал, откуда ему брать материал. «Целитель», «Аптека», «Заколдованное место», «Коллекция гнилых фактов», «Удачные и неудачные роды», «Залог любви», «Чертовщина», «Мадмазель Жанна»: фельетоны для исследователей творчества и для самых горячих поклонников писателя.

Лучше всего получалось писать на злобу дня. Без бумажки на тот свет не пустят, но и с нею не пустят, если она без круглой печати. Ранее о мытарствах без сего важного элемента Михаил не говорил, теперь же настало время. Всякому документу полагается своя «Круглая печать». Нет её? Ищите того, у кого она есть.

Вот и печать на бумажке, давайте уже молоко, положенное по коллективному договору. Ну хотя бы дайте резиновые сапоги. А сапог резиновых нет. Их зимой выдавать будут. Сейчас же принимайте валенки. Какая «Гениальная личность» до такого додумалась? Ладно бы, одна была сия личность на страну. Так нет же. В каждой конторе по такой личности сидит. Где тут не станешь писать на злобу дня? Отчего же ничего не меняется, словно на смену Империи пришла такая же Империя, и после пришла такая же Империя, словно всё осталось согласно прежде кем-то заведённым порядкам.

Спросишь кого: почему подобное безобразие происходит? Понятен ответ и без того: «Они хочуть свою образованность показать». Каким именно образом? Наговорят людям множество непонятных слов, значение которых сами объяснить не в состоянии. Запутаются в терминах, зато выглядят умными. А как до дела дойдёт, то все учёные слова рассыпаются перед обыденностью, не имея способности стать понятными непосредственно при их исполнении. Коснись ораторов-умников, так они кроме умения говорить, ничего не умеют. Умели бы, на доступном всем примере давно доказали бы.

Читателю Булгакова полагается отдохнуть, ознакомившись с «Приключениями стенгазеты». Жил-был информационный листок, многажды его использовали, снова он служил агитационным материалом, испытывая жизнь на прочность. Его марали, рисовали карикатуры, использовали обидным образом. Но предназначался он для высокой цели — для выпуска периодической стенгазеты. Благая цель в России всегда понималась со странностью. Всякое начинание вскоре заканчивалось аховым результатом. Потому не быть информационному листку стенгазетой, ибо не хотят оную вести непосредственные исполнители, мотивированные лишь указанием начальства. Мотивировать, как известно, другим следует.

Закрыть февраль Михаил решил фельетоном-сновидением «Кондуктор и член императорской фамилии». Чего только не привидится человеку в ночном отдыхе от дневной суеты. Император может присниться, вся его фамилия и министры его. И будет он с тобою лично беседовать, ругая за прегрешения пришедшей ему на смену советской власти. Останется в холодном поту проснуться, тем избежав расправы от разгневанного правителя.

Произведение «Богема» по размеру не подошло «Гудку», поэтому Булгаков опубликовал его в «Красной ниве». Он рассказал будто о себе, на что поныне указывают исследователи его жизни. Представленный читателю литератор желал бежать из России, для чего написал пьесу о туземцах (не «Багровый остров» ли?), заработав этим деньги на дорогу. И быть литератору жителем заграничных стран, не встреть на пути он бдительных служителей страны Советов, заподозривших неладное. Пришлось литератору, как то додумывает читатель, обосноваться в Москве — в среде тамошней интеллигенции. И ведь правдоподобно рассказано, пусть и с вольными допущениями, поскольку пьесы о туземцах у самого Булгакова тогда не было, как не имел он её и в 1925 году, располагая лишь повестью.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Мы за самоуправство на море ответим самоуправством на железной дороге: скажет кассир моряку. А мы за самоуправство на море и на железной дороге воздадим по заслугам в прессе, написав об этом: должен был говорить Булгаков. И не только говорил, а именно воздавал. Но о себе ему писать в «Гудке» особо не давали. О ком же писать тогда? Вот и пиши о самоуправстве кассиров на железной дороге. Если просят, отчего бы не написать: решал Михаил. Пусть ничего подобного не случалось, зато смешно читателю будет. Пусть хоть кто-то ответит за хоть чьё-то самоуправство. Не одним морякам доставались места буквально в туалете, так давайте разберёмся в причинах этого. Думается, фельетон «Война воды с железом» следует считать весьма правдивым.

В чём же беда советского общества? Почему оно такое озлобленное? Зачем воздавать, коли следует жить дружно? Может то от малой грамотности? Дать бы людям образование. Государство старается. Но как оно старается? Разве нужно о «Банных делах» напоминать? Данное поручение устранить безграмотность, выполняется теми же безграмотными методами. Не так разве? Возьмём за основу фельетон «Банан и Сидараф».

Существуют двухмесячные курсы. Пройдя оные, выпускники становились образованными людьми. Они, как бы, научились писать и читать. Они, как бы, знают основы основных наук. Они, как бы, политически подкованы. Но спроси их через следующие два месяца, заставь снова сдать экзамен: сдадут ли? А они его вообще могли сдать изначально, спрашивай с них, как полагается? Булгаков в том сомневается. Лучше продлить курсы, давать больше материала, уделять внимание каждому. Да кто этим будет заниматься? Михаил не говорит про учителей, но им ведь не думали платить за делаемую ими работу, если вообще думали платить, заставляя трудиться на добровольных началах. Зато сколько криков о повышении грамотности среди населения… Таким образом в России всегда отчёты о выполненной работе составляются — без различия, что на самом деле сделано. Отчёт пишется ещё до начала выполнения самих работ.

Кого же взять в пример? Давайте обратим внимание на фельетон «Собачья жизнь». По железной дороге Советского Союза с самого Дальнего Востока, изначально начав путь из Японии, везут собаку министру внутренних дел Австрии, разведением которой породы тот желает заниматься. Сколько же денег на это будет потрачено? На советского гражданина никто таких средств выделять не додумается. Тут же на одну собаку выделена круглая сумма. Животное может и умереть в дороге. Впрочем, размышляя глубже, вполне может оказаться, что граждане Австрии получают не лучше жителей Советского Союза, а на личных собак чиновники государства Советов готовы потратить не меньше заграничных коллег. Воистину, порою возникает желание, дабы к людям относились как к собакам, а к собакам — как к людям.

Помимо вышеозначенных, за ноябрь и декабрь Булгаков написал следующие фельетоны для «Гудка»: «Рассказ рабкора про лишних людей», «Под мухой», «Гибель Шурки-уполномоченного», «Звуки польки неземной», «Счастливчик», «Желанный платило», «Ревизор с вышибанием», «По телефону». Для издания «Красный перец» Михаилом написана заметка «Три вида свинства».

В случае совсем тягостных дум над текстом, рождались поэтические представления о действительности. Под пожаром могла возникнуть в воображении полька. Под её звуки языки пламени облизывали и пожирали, уничтожая не для огня построенное или выращенное. Под звуки польки творил сам Булгаков, облизывая и пожирая, уничтожая не для него построенное или выращенное. Но огонь не виноват, что оказался рождён, вынужден искать пропитание и обеспечивать существование.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Разбавляя публикации в «Гудке», Булгаков находил слова для других изданий. Так фельетоны «Кривое зеркало», «Площадь на колёсах», «Египетская мумия» и «Обмен веществ» Михаил разместил в изданиях «Бакинский рабочий», «Заноза» и «Смехач» соответственно. О себе ли в них он рассказал? Согласно одному из фельетонов, рассказчик впервые приехал в Москву, ему негде ночевать, нужно бороться с холодом. Он отогревал себя чаем в трамвае, справляя нужду через специально проделанное отверстие. Если приходилось это делать на Арбате, то делал без смущения. Так бы и жил дальше, не подвинь его из трамвая советские учреждения, решившие разместиться прямо в вагоне. В другом фельетоне рассказчик в Киеве по аттракционам ходил. Исторг он из себя немерено. Когда же наступила пора посещения египетской прорицательницы, там и случилась основная хохма, выраженная в так любимом гражданами Советского Союза поиске политически несознательных.

Остальное, продолжающее находить место на страницах «Гудка», становилось всё меньше по форме и содержанию. Булгаков уподобился сочинителю забавных ситуаций, порою укладывающихся в один-два абзаца. Разбирать их содержание станет проявлением неуважения к творческим способностям Михаила. Фельетоны проще перечислить, иначе сказано будет более сообщённого читателю непосредственно автором.

В августе «Гудок» опубликовал следующие произведения: «Как школа провалилась в преисподнюю», «Допрос с беспристрастием», «На каком основании десятник женился?!», «Пивной рассказ», «Как бороться с Гудком, или Искусство отвечать на заметки», «Как, истребляя пьянство, председатель транспортников истребил!», «Брачная катастрофа», «Документ-с», «Сотрудник с массой, или Свинство по профессиональной линии». Как ясно из названий, всё ясно из названий.

В сентябре: «Три копейки», «Ре-ка-ка», «Игра природы», «Увертюра Шопена», «Колыбель начальника станции», «Не свыше». Как должно стать теперь понятно, аналогичным образом любят писать истории далёкие потомки Михаила, сообщая в личных дневниках истории подобного же забавного рода, но не делясь ими для публикации. Как знать, какие тогда гении пера живут среди нас, чьих имён мы не знаем, но о них будут знать наши потомки. Примерно так обстояло и с Булгаковым. Сомнительно, чтобы он был известен в широких кругах. Пока ещё он должен был выступать на позициях газетного работника, выпускающего сатирические репортажи.

В октябре: «Рассказ про Поджилкина и крупу», «Библифетчик», «По голому делу», «Проглоченный поезд», «Стенка на стенку», «Новый способ распространения книги», «Повестка с государем императором», «Смуглявый матершинник». Булгаков начал повторяться в сюжетах, на иной лад рассказывая об уже им сообщённом. Но он не устаёт и обличать современность. Михаил увидел нерациональное использование человеческих ресурсов, когда вместо экономии времени и улучшения качества получаемого продукта, начальство гоняет работников зазря, лишая их возможности отдохнуть на месте, предпочитая нагрузить дополнительными пустыми передвижениями, толку от которых не прибавляется. Увидел Михаил и новое отношение к литературе. Оказывается, небывалый спрос на книги обусловлен небывалым спросом на рыбу. Как это связано? Рыбу ведь надо во что-то заворачивать, так почему бы не в вырванные из книг страницы?

Возникает вопрос — разве можно так по верхам оценивать творчество Булгакова? Думается, ему самому не хотелось, чтобы в им написанном досконально разбирались. Не от лучшей ведь жизни он трудился на периодические издания. Ему, как любому писателю, мнилось желание работать над более крупными произведениями, чтение которых станет радостью читателя его книг, но не читателя газет и журналов, в которые после ознакомления с ними будут заворачивать ту самую рыбу, а то и без всякого прочтения даже.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Булгаков написал два цикла заметок «Золотые документы» и «Москва 20-х годов», размещённые вне «Гудка». «Москва» их печатала, а «Накануне» вскоре повторяло публикацию. Будучи свидетелем происходивших в стране перемен, Михаил не уставал делиться увиденным с читателем. Он прямо так и говорит, что является непосредственным очевидцем, поэтому имеет на то полное право.

В младом Советском Союзе хватало бракоделов и самодуров всех мастей. Ответственный за пожарную безопасность мог оставить без средств тушения. Родители не гнушались назвать сына в честь юмористического журнала — Крокодилом. Специально создаваемые в многоэтажных домах лифты для инвалидов никто не думал запускать. Стены и перекрытия в самих домах оказывались настолько тонкими, что на последнем этаже слышали соседей с первого. Немудрено от таких условий сойти с ума. И Булгаков бы сошёл, не живи в более тихой обстановке. А если расслабишься, то к тебе подселят кого-нибудь. Потому, дабы это пресечь, сообразительные товарищи прописывали у себя всех возможных родственников. Иные предпочитали обзаводиться жёнами, горько после сожалея о сём шаге, вынужденные страдать от взятой с потолка подозрительности.

Все прочие сочинения Михаил публиковал исключительно на страницах «Гудка». Потому немудрено видеть в написанных им фельетонах преобладание железнодорожной тематики, но случались заметки и на прочие темы, должные развеселить читателя. Допустим, разве крысы говорят? Послушаем версию в «Крысином разговоре». А говорят ли собаки? Кажется, Булгаков всерьёз взялся изучать разумность братьев меньших. «Говорящая собака» на самом деле может существовать, но для этого ей нужен толковый чревовещатель, иначе к ней даже не подходи. И не смей того зверя покупать, особенно не обладая положенными для того умственными способностями. Остаётся предположить, что какого-то начальника с позором выгнали, купившего говорящую собаку у проезжавшего через его станцию циркача. Как с ним ещё могли поступить? Только выгнать: во-первых — с позором; во-вторых — вместе с его приобретением.

В коллективном договоре всегда присутствует такое, чего на рабочем месте не ощущается. Вроде бы должны выдавать резиновые сапоги, да не дают. А ежели дадут, то лучше бы и не давали. Работникам железной дороги, говорят, полагается молоко. Говорят, так в коллективном договоре написано. Где же он — договор этот? Его ещё не вывесили. Вот и замечает Булгаков нерадивым начальникам фельетоном «Повесили его или нет». Всё равно молоко выдавать не начнут. А если начнут? Лучше самим купить, дабы организм целее был.

Проблем на железной дороге не перечесть. Особо тяжко обстоит дело со станциями в засушливой местности. Примером тому фельетон «Пустыня Сахара». Людям на прибывающих составах нужна питьевая вода. И от воды для технических нужд отказываться они не станут. Да нет её. Работники станции сами за нею ходят в соседнее поселение. Такое обстоятельство кажется смешным? Смеётся над ним и Михаил, наполняя строчки водевильными сценками. Но не стоит смеяться долго. Воды действительно нет. Список станций к фельетону прилагается.

Всякого хватает советской обыденности. «Рассказ Макара Девушкина», «Незаслуженная обида», «Сапоги-невидимки»: проводятся оригинальные заседания, учителей незаслуженно обижают, снятся сны о белой горячке. Самое поразительное — в России ничего не меняется. Как бы сыто не жил народ или бедно, но национальные особенности остаются неизменными. Вот и в фельетоне «Охотники за черепами» показана работа служителей вокзалов, которым за месяц нужно зафиксировать по четыре нарушения. Только как это сделать, если советские граждане стали настолько сознательными, что ничего противоправного не совершают? Приходится оных находить любыми средствами, иначе грозит увольнение.

Сознательным население стало повсеместно. В «Приключении покойника» это наглядно продемонстрировано. Известна всякому истина — для получения чего-то нужна бумажка об этом чём-то. Если бумажки нет — не будет и бумажки об отсутствии самой бумажки. Пусть речь о жизни и смерти: чужие проблемы мало интересны. Ладно бы ходишь по инстанциям пока жив, но ведь и на тот свет не возьмут без справки. Остаётся пугать продолжающих жить. Надо напугать, тогда обретёшь желаемое. Почему так?

Работникам железной дороги требуется регулярно мыться. От грязи ещё никто не поправил здоровья. «Банные дела» страдают от отсутствия бани. Начальник понимает данное затруднение, требуя построить соответствующее сооружение. Он ещё и взыщет с тех, кто приказание не выполнит. Беда лишь в том, что поручение дано, но на материалы средств выдано не было. Не вина ведь начальства в нерадивости подчинённых. Оно проявило заботу, показав понимание проблем рабочих, даже распорядилось разрешить возникшее затруднение. И оно обязательно накажет всех, кто не пожелал выполнить его волю. А если баня таки построена будет, то чем её топить? Так и будет стоять в окружении немытых рабочих.

Читатель скажет: полный абсурд. Пусть говорит. Абсурдом оно от того быть не перестанет. «Заседание в присутствии члена» покажет ему, где истинный абсурд. Он не в жизни, а на страницах документов. «Главполитбогослужение» бы, или не надо бы.

Автор: Константин Трунин

» Read more