Метка: литература сша

«Покажи мне потную подмышку Джо!
Вспышка.»

Художественная литература должна воспитывать своих читателей, а не просто отражать реалии сегодняшнего дня. Лучше — отразить день завтрашний. Что ждёт человека впереди? Донна Тартт видит мир в мрачных оттенках. Для неё не существует положительных эмоций, должных пробуждать у читателя ощущение приятности. Намного проще показать разложение общества, взвинтив отрицательные моменты до пиковых значений. Никто не предполагал, что писатель-альтернативщик сможет на равных стяжать популярность среди коллег по цеху, сдерживающих пошлые моменты внутри себя. Тартт выливает грязь на страницы вёдрами, не думая убирать за собой. «Щегол» мог стать книгой о следующем поколении, но показал лишь день вчерашний, не добавив нового, не заслужив права быть запрещённым, поэтому ему суждено кануть в прошлое.

Донна Тарт начинает повествование с теракта, делая его отправной точкой всех последующих событий. Совершенно неважно кто именно его совершил и какие преследовал цели. Этот террористический акт мог оказаться чем угодно, начиная от неисправностей внутри самого здания. Вполне могла иметь место диверсия. Но, опять же, в чём её суть? Для жителей США подобное проявление внимания к себе — очень болезненное. И если писатель хочет привлечь достаточное количество читателей, то ему нужно создать общественный резонанс. Мотивы и предыстория могут остаться вне сюжета, поскольку никто не посмеет над этим задуматься. Читатель может сказать, что это не имеет большой важности. Такой читатель не заметит всех дальнейших погрешностей, утирая, обильно льющиеся, слёзы. Его внимание поразит всё, начиная от сцены, где после взрыва мальчик мило беседует с умирающим дедом порядка тридцати минут, не вспоминая о матери, и заканчивая обколовшимся хладнокровным убийцей, чья нелёгкая доля основательно надломила психику человека, пустив его жизнь под откос.

Беллетрист должен только писать, не задумываясь над правдивостью того, что в результате у него получается. Главное — красиво сложить слова в предложения, оформляя куцые абзацы, и забивая оставшееся место диалогами персонажей. В итоге, перед читателем разворачивается широкое полотно происходящих событий, вполне имеющих право на существование. Донна Тартт отразила не один момент, а взялась описать большой по протяженности во времени отрезок, куда поместила главного героя, что будет взрослеть у читателя на глазах. Вся его жизнь — абстракционизм. Все его поступки — сюрреализм. Всё остальное — супрематизм. Пока писатель старается добиться гармонии главного героя с окружающим миром, тот будет пить водку и смотреть «Губку Боба». Тартт использует в тексте наркотики, алкоголь и бранные выражения, обильно нанося их на страницы, делая соответственно простейшими геометрическими фигурами, играя только с цветами композиции.

«Щегол» — яркий представитель бульварного чтива: он не имеет художественной ценности, рассчитан на читателя с непритязательным вкусом, является мелодраматичным мылом. Главному герою надо сочувствовать, не пытаясь анализировать его поступки. Тартт постоянно вводит в повествование шокирующие повороты, стараясь удержать интерес читателя. Если теракт сам по себе уже привлекает внимание, то потеря родителей, асоциальное поведение, преступления, пристрастие к наркотикам, лёгкие отношения с противоположным полом — являются дополнительными шагами к моральному падению главного героя. Безусловно, добрая душа обязана иметь светлые мысли, даже при всём вышеперечисленном.

Если представить, что изначальная идея принадлежала Джерому Сэлинджеру, давшему её реализовать Сидни Шелдону, который написал половину и отложил до лучших времён, а перед смертью в завещании попросил Стивена Кинга дописать книгу, только в таком случае «Щегол» обретает самого себя в исполнении Донны Тартт.

«Надо было отдать дописывать Чаку Паланику!»

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

Роберт Хайнлайн — Жюль Верн завтрашнего дня. Если герои французского автора приключенческих романов познавали тайны планеты, то у американского писателя они отправляются в глубины бездонного космоса. По причине ограниченного понимания развития технического прогресса, Хайнлайну чаще остаётся лишь предполагать, тогда как у Жюля Верна могла иметься худая, но всё-таки доказательная база. Обоих авторов роднит стремление открыть для читателя доселе неизвестную информацию, заслуживающую внимания. И вновь Хайнлайну приходится описывать фантастические материи, должные надоумить учёных двигаться в заданном направлении. Начало XXI века человечеством полностью провалено, по той причине, что программы по изучению космоса скорее сворачиваются, нежели набирают обороты. Нет реальной необходимости выходить за пределы планеты, пока хватает ресурсов и жизненного пространства. Когда-нибудь ситуация усугубится, и тогда предсказания Хайнлайна могут осуществиться.

В пятидесятые годы Хайнлайн не испытывал той враждебности к демократическим режимам, которую проявил позже, мечтая о милитаристском едином государстве-планете; для него не было определённого понимания, не существовало чёткой повествовательной линии в книгах: события могли крутиться вокруг ситуации после очередной глобальной войны, либо касаться взаимоотношений с инопланетянами, а то и просто он мог отправить героев выполнять смертельные задания или выдвигать гуманистические теории. События в «Астронавте Джонса» начинаются тогда, когда планета уже переселена, фермеры обязаны возделывать принадлежащие им участки, а индийская модель общества возобновила своё существование: вернулась кастовая система. На Земле стало невыносимо жить — планета уподобилась клетке, в которой всё распределяется до рождения. Есть свободные профессии, но они никого не интересуют. На беду главному герою повезло родиться в крестьянской семье, его отец умер, мачеха снова вышла замуж, после чего он остался на птичьих правах. Ситуацию мог спасти дядя, бывший астронавигатором, но он погиб и не оставил завещания.

Хайнлайн писал «Астронавта Джонса» исключительно для подростков. Во многом, от этого и надо исходить, если возникнет желание читать его книги. В них главные герои — молодые люди, наделённые какой-нибудь способностью, позволяющей им быть лучше сверстников. Касательно «Астронавта Джонса» — это парадоксальная запоминаемость. Читателю только и останется удивляться, когда главный герой наизусть помнит каждую прочитанную книгу. Такие люди бывают, а если они являются героями твоих книг, то сюжет построить проще простого. Хайнлайн не решился брать среднего юношу, чьи способности самые обыкновенные человеческие, предпочтя исходить из более лучших условий. Ему нужно было только помочь выйти главному герою за пределы кастовой системы, чтобы всё стало похожим на сказку. Разумеется, это и случилось. Благодаря чему, главный герой попал на космический корабль, зарекомендовал себя с лучшей стороны и обрёл почёт и уважение до самой старости.

Показать космос можно разным. Для Хайнлайна всегда была потребность усложнить модель до степени, выходящей за пределы понимания читателя. Разумно предположить, что все объекты во Вселенной находятся в постоянном движении, а значит чёткой системы координат существовать не может, как и навигационных карт, хотя бы приблизительных. Сложная система расчётов может создать примерный вариант расположения объектов, а в остальном необходимо самостоятельно всё просчитывать, и значение будет иметь даже пятая цифра после запятой. Основная тяжесть за передвижения корабля в космическом пространстве ложится на плечи астронавигатора, от быстроты реакций и умения резво соображать зависит то, куда в итоге судно попадёт: всегда существует риск врезаться в планету. Хайнлайн на этом сильно не акцентирует внимание, сообщая данную информацию для фона основных событий, к космосу имеющих опосредованное отношение.

Главное для читателя — увидеть духовный рост главного героя. Ведь, попав на корабль, нужно обзавестись друзьями, войти в доверие к офицерам и разобраться с нерадивыми людьми, чья гордыня будет лучшей площадкой для возможности главному герою показать всё своё мастерство. Хайнлайн наделит разумом пауков, опишет одну затерянную в космосе планету и даст читателю почувствовать всю гениальность достижения высоких позиций. Наградив главного героя феноменальной памятью, он даст ему шанс сделать карьеру, поскольку среди пассажиров окажется дочь влиятельного человека, через которого будет ещё проще объявить о своих притязаниях на право принадлежать к касте астронавигаторов.

Подростки будут довольны содержанием. Только знайте, текст быстро выветрится из головы. Если вы, конечно, не запоминаете навсегда один раз прочитанное.

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

Жизнь индейца сама по себе является приключением, если он не сидит в вигваме. Именно такое впечатление возникает у читателя от «Последнего из могикан» Джеймса Купера. Американский романист создал примечательный труд о жизни аборигенов Северной Америки, заняв свободную нишу авторов исторических произведений на данную тематику. Совсем неважно, что происходящие события не имеют никаких логических обоснований, развиваясь только ради движения вперёд любыми средствами. Перед главными героями Купером была поставлена задача объединиться, достичь цели и разойтись. С этим они в любом случае должны будут справиться, иначе просто быть не могло. Поэтому некий смысл всё равно присутствует. За основу Купер взял войну 1757 года, позволив героям примерить на себя все обстоятельства. Автор сразу предупредил, что происходящее лишено смысла, ведь в итоге воюющим сторонам ничего не достанется.

Поиски истоков американского культа супергероев постепенно обретают чёткие рамки. Он сформировался не в начале XX века, а намного раньше, и не среди потомков эмигрантов, а получил своё развитие благодаря индейцам. Купер говорит о них много положительного, разжёвывая чем они превосходят европейцев. Индейцы более наблюдательные, ловкие и приспособленные. Они с рождения растут на природе, с молоком матери перенимая умения и традиции предков. Индеец не может плохо видеть ночью, и он не должен мирно уживаться с иноземцами. Купер часто сводит идеализацию коренного населения на нет, когда начинает обличать его в недальновидности и заставляя поступать в критических ситуациях самым неразумным образом. Найти среди индейцев оседлые племена невозможно, поскольку для Купера они все дети вольного ветра, не имеющие привязки к ведению домашнего хозяйства; им был сформирован неистребимый стереотип, благодаря которому индейцы будут вечно восприниматься кровожадными людьми, выходящими на тропу войны с разукрашенными телами, удобной для снятия скальпа причёской, томагавком в руке и с запасённой до лучших времён трубкой мира.

Нет индейца более известного, чем куперовский Чингачгук Великий Змей. Он и его сын Ункас в «Последнем из могикан» — единственные представители племени, когда-то занимавшего территорию вдоль реки Гудзон в современном штате Нью-Йорк. Купер настолько впитал в себя романтизм, что для него не имеют значения реальные обстоятельства описываемых им событий. Всё довольно искусственно и не имеет права претендовать на достоверность. Описываемое Купером происшествие остаётся только на его совести. В красивом антураже происходит в меру увлекательная трагическая история, где индейцы ещё удерживают свои позиции, не уступая европейской волне колонизации. Они стараются сохранить старый уклад жизни, но понимают необходимость искать компромисс, поскольку их природные дарования проигрывают численности европейцев и не идут ни в какое сравнение с техническими возможностями пришельцев. По сути, многочисленные племена пытались в одиночку противостоять нашествию, раздираемые внутренними противоречиями.

История про один сломанный прут и пучок целых прутьев известна каждому читателю. Сломить объединившихся людей невозможно, если воздействовать на них другой человеческой силой. Для этого нужно обладать более весомым аргументом. Люди могут отличаться друг от друга цветом кожи, разрезом глаз и другими особенностями длительного пребывания и питания в определённой местности, но общее между ними останется навсегда — это желание быть важным в данный момент, никогда не осознавая, что всё со временем проходит. Анализирование событий прошлого раз за разом повторяет избитую истину, но человечество активно продолжает заниматься самоистреблением. Купер показал борьбу разных племён, а современный читатель должен оглядеться и увидеть точно такую же борьбу, но в условиях целой планеты. Последний из могикан пал, будучи некогда представителем гегемона в своей области — на его костях вырос другой гегемон, представителем которого был уже Джеймс Фенимор Купер.

Язык Купера сложен для понимания: читателю будет трудно уловить все оттенки повествования. Ясность наступает только в краткие моменты, когда автор отходит от диалогов и событий, делясь своим мнением о происходящем, сообщая любопытные факты и предвосхищая дальнейшее развитие сюжета. Купер прекрасно расписал внутренние распри, сделав врагами не французов, а представителей других племён. Причём, концентрация внимания происходит на лживость и гордость противной стороны, на фоне которой главные герои оказываются очень благородными людьми, желающими быть в мире со всеми. Купера не смущает, что могикане позже активно помогали США в Войне за независимость. Для него они погибли в 1757 году, покуда молчаливый Чингачгук мог её наблюдать со стороны.

«Последний из могикан» — это погоня и выслеживание, а уже потом история об уступающих свои земли индейцах. Купер знакомит читателя с любопытными особенностями жизни индейцев. Только стоит ли ему во всём верить, если он мог подменить одно другим, перемешав реальность с вымыслом? В любом случае, теперь всё представляется именно таким, как об этом рассказывал Купер; об остальном можно догадаться самостоятельно.

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

Модель мира, где всё основывается на постоянном бездумном потреблении, обязательно будет преобладающей над всеми остальными вариантами бытия. Жизнь человека слишком скоротечна, чтобы можно было задумываться о будущем, а когда незаметно подкрадывается старость — тогда уже поздно оглядываться назад и анализировать прожитые годы. Краткие двадцать-тридцать лет мнимого экономического благополучия оборачиваются тяжёлыми буднями других людей. До Джона Стейнбека с реалиями американской жизни читателя знакомили Теодор Драйзер, отлично показавший действительную правду о перетягивании одеяла на себя, и Джек Лондон, открыто описывавший грядущий крах современного ему общества. Железная пята действительно накрыла мир, когда капиталисты наступили на горло пролетариату, не собираясь сдавать позиций в набирающей обороты технической революции. До массовый столкновений дело в итоге не дошло, хотя всё к тому располагало. Совесть приниженных людей редко находит дорогу к справедливости — её подменяют всем чем угодно, только не действительной справедливостью в угоду всё той же приниженной совести. Стейнбек предложил читателю совершить экскурс в мир разорённых банками американских фермеров тридцатых годов XX века, вынужденных глотать пыль, пожиная гроздья гнева вследствие продолжительной многолетней засухи; впереди их ждёт надежда, глаза закрыты верой в лучшую жизнь, а волк в душе отчаянно не желает просыпаться, заглушая голодным воем разумное побуждение начать бунт.

Стейнбек не спешит, начиная повествование. Он долго и основательно останавливается на каждой сцене. Страницы книги больше напоминают газетные наброски, где за ярким заголовком следует интервью, сопровождаемое размышлениями автора статьи. Именно таким образом встречает читателя роман «Гроздья гнева». Стейнбек не жалеет места, красочно описывая засуху, гибель урожая, толстый слой пыли, даже приключения черепахи не останутся в стороне. Из мелких деталей Стейнбек создаёт масштабное полотно надвигающейся социальной катастрофы. За обличительными фактами человеческой глупости разворачивается депрессивная составляющая романа, погружающая читателя в многостраничные страдания главных героев, вынужденных мириться с бедностью, унижениями и подлым стечением обстоятельств. Не их вина, что они брали деньги в долг, а теперь не имеют средств для восполнения банковских издержек. Их деды и отцы боролись со змеями и индейцами, закрепляя право на землю за собой, а теперь против них выступили кредиторы, забирающие даром всё нажитое имущество.

Можно бесконечно обвинять банковскую систему в её способности ростовщичеством доводить людей до банкротства. Они умело заставляют брать у них кредиты, якобы предлагая выгодные условия. Стейнбек ещё не знал, на какие хитрости пойдут банки в будущем, обрекая на долговую яму людей заранее, заочно оформляя на них кредиты в виде пластиковых карт, отказ от которых вызывает неподдельное удивление в глазах банковских работников. Сомнительно, чтобы в начале XX века был реальный контроль за их деятельностью. Люди совершили неразумный шаг, понадеявшись прикупить больше земли и лучше обрабатывать участок с помощью спецтехники, не ожидая стихийных бедствий. В итоге, они потеряли всё, оставшись наедине с листовкой из Калифорнии, обещающей райскую жизнь и солидный заработок. Почти в один момент со своих мест снялись триста тысяч человек и отправились собирать апельсины с персиками.

Слишком честных людей предложил Стейнбек на суд читателя. Даже убийца в романе совершил преступление, вынужденный защищаться от нападающего на него человека. Остальные просто готовы падать в ноги, чтобы наконец-то обрести счастье. Ни у одного из них нет чувства самоуважения, даже в зачаточном состоянии. Они могли сомневаться в самом начале, но и тогда Стейнбек ничего подобного не описывал, просто сорвав всех с насиженных мест и бросив на поиски лучшей жизни. Что это за рабская покорность? Откуда она могла возникнуть в крови тех, чьи предки совсем недавно захватили эти земли для себя? Может показаться удивительным, но рабами оказываются именно белые люди, а про чёрных Стейнбек не говорит вообще ничего. Может их не было никогда в западных штатах, иначе на длительном пути героев книги кто-нибудь должен был вспомнить о расовых предрассудках. Однако, тяжесть повествования настолько кружит голову читателю, что созерцание людского горя выбивает из колеи и не даёт опомниться, покуда не придёт время обдумать прочитанное.

Стиль Стейнбека довольно резок. Предложения под его рукой получаются обрывистыми. Этюды и эссе о сельской пасторали воспринимаются терпимо, но далее Стейнбек расцветает, наполняя словами большое количество диалогов, где беседующие не всегда говорят по делу, а чаще в иных выражениях повторяют общую идею книги. В мире нет справедливости — она подобна кладу из сгнивших фруктов, выброшенных на помойку, чтобы никто не смог утолить свой голод. Стейнбек основательно твердит об одном и том же, не позволяя читателю расслабиться. Радостных моментов от «Гроздьев гнева» ждать не стоит: повествование подразумевает только надувательство обедневших слоёв населения средним классом, смерть в пути и постоянный поиск работы и пропитания.

Пока по Европе бродили осиротевшие немцы и евреи, выдворенные из Германии режимом нацистов, точно также бродили по Америке фермеры. Но фермеры были в родной стране, а не на чужбине. Однако, какая это родина, если тебе не позволяют свободно передвигаться, устраивая полицейские кордоны, пропускающие только обеспеченных людей? При этом, Америка воспринималась немцами подобием рая, где их ждёт долгожданный покой и худо-бедная возможность почувствовать себя человеком. Разве это не является наглядным доказательством выражения, что лучше там, где нас нет? Всё можно познать только в сравнении. Стейнбек не выжимал слёз из читательских глаз, а констатировал реальное положение дел. В едином порыве триста тысяч человек могли сотворить собственную революцию, но Стейнбек не стал распространяться дальше заданных им рамок, не создавая предпосылок для народных волнений. И всё равно непонятно, почему не стали гореть плантации в Калифорнии, а критическая масса не накалилась до предела, затопив в крови дерзких капиталистов, открыто пользующихся дармовым трудом, постоянно занимаясь демпингом заработной платы.

«Гроздья гнева» оставляют ощущение недосказанности. Человек никому ничего не должен, а значит когда-нибудь произойдёт переосмысление ценностей, где не будет места экономическим моделям, основанным на денежном эквиваленте стоимости товаров и услуг. Упрощение вступит в противоречие с очередным витком конфликта. Учитывая, что уже сейчас понятие денег принимает эфемерный вид, то они останутся даже не бумагой, а будут пустотой, которая точно не заслуживает участия в бартерных сделках. Разумного выхода из ситуации всё равно никогда не найти — человек не может жить без конфликтов. А значит гроздья гнева никуда не денутся.

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

К научной фантастике можно относиться по-разному: кому-то она нравится своей правдоподобностью, иные её сторонятся, не имея желания связываться с тем, чего ещё нет. Но именно благодаря фантазиям писателей-фантастов закладывается фундамент дальнейшего развития человечества. Бурный XX век дал обильную пищу для размышлений, позволил не зацикливаться на земных делах, когда космос кажется весьма близким, хотя и по-прежнему далёким. Стоит протянуть руку, как вот она — поверхность соседней планеты, либо орбитальный госпиталь или даже разумный робот-двойник. Лишённое быстрого прогресса, человечество продолжает развиваться на родной планете, не прилагая действительных усилий к выходу за пределы Земли. Трудно сказать, когда именно наступит эра космических открытий. Может человечество вымрет раньше от внутренних проблем со взаимопониманием. Но когда-нибудь обязательно это произойдёт. А пока есть возможность читать рассуждения фантастов, рассуждающих о том, что когда-нибудь должно случиться.

В сборник «Старая добрая Сай Фай 2» вошли произведения советского, ирландского и американских писателей. Каждый из них примечателен по-своему. Валентина Журавлёва рассказывает историю советских девчонок, чьими талантами обеспечен успех страны на международной арене. Джеймс Уайт строит громадный госпиталь в космическом пространстве, предложив читателю задуматься над разными проблемами устройства инопланетян. Роберт Шекли лаконично ведёт рассказ о проблемах общения с роботами и о трудностях в колонизации астероидов. Клиффорд Саймак переместил популярную сказку о «Трёх медведях» в недалёкое будущее, а Джек Финней просто отправил героя своего рассказа в прошлое.

1. Джеймс Уайт «Космический госпиталь» (1962)

Если представить человечество интегрированным в космическое сообщество, то для писателя появляется неограниченное поле для деятельности. Вполне вероятно, что жизнь существует только на Земле, но такой вариант нельзя логично обосновать. Если живые существа есть на одной планете, почему их не может быть на другой? Совсем необязательно, чтобы инопланетяне дышали кислородом и имели форму гуманоидов. Эволюция для того и существует, чтобы помочь организму адаптироваться к окружающей среде. Поэтому, если вместо воздуха будет иное вещество, то дышать придётся им, либо усваивать его каким-то другим способом. Представить себе можно любые комбинации. Задумка Уайта стала для него откровением, позволив освоить действительно важную сторону научной фантастики, смешав человеческий гуманизм с нормами морали других существ. Получилось довольно удачно.

«Космический госпиталь» поделён на четыре рассказа. Каждый из них объединяет то, что Уайт заранее моделирует ситуацию, а потом позволяет главному герою во всём разобраться. К дополнительным проблемам основного действующего лица добавляется отсутствие медицинского опыта, благодаря чему читатель постепенно будет входить в курс происходящих событий, знакомясь с устройством госпиталя. Уайту есть о чём рассказать. Он придумал четырёхбуквенную классификацию жителей космоса, позволяющую наиболее точно отражать основные данные, нужные именно медикам, чтобы максимально точно идентифицировать пациентов. Для Уайта определяющими являются способ дыхания, количество конечностей, родная гравитация и собственный вес. Система действительно уникальна. Вполне может оказаться, что ей ещё найдётся место в будущем, а имя Уайта навсегда войдёт в учебники.

Устройство госпиталя не поддаётся описанию, ввиду наличия неограниченного количества его возможностей. Для каждой формы жизни Уайт предусмотрел свои палаты. Ведь кто-то нуждается в питании радиацией, а иным необходимы экстремально низкие температуры. Главному герою очень трудно всё усвоить. Он старается, где-то вызывая насмешки над собой, но в целом справляясь с ситуацией, а где-то выходя настоящим гением, сумевшим разобраться с неразрешимой проблемой. Медики Земли любят говорить, если путь к пациенту оказывается долгим, про точный диагноз и развивающуюся клинику. В случае госпиталя Уайта эта истина также применима, но кроме самого заболевания иногда надо установить представителем какой планеты является существо перед тобой.

Раз за разом Уайт ставит главного героя перед проблемой медицинской этики, обязывающей не вредить живым разумным существам. Если в отношении себе подобных данная истина действует уже сейчас, но как будет развиваться ситуация в будущем при контакте с инопланетянами? Извращённое понятие о гуманности XX и XXI века не обязательно будет оставаться таким вечно. Трудно исключить его существование и дальше. Всё может быть не таким благополучным. Уайт в своих рассуждениях исходит из необходимости медика помогать и никогда никого не убивать, даже не причинять вред, включая случаи, если это может стоит здоровья окружающим. Слишком глубоко старался забраться Уайт, поднимая чрезмерно идеализированный вид человеческой отрешённости, приравнивая его скорее к фанатическому варианту, нежели к поведению разумных существ. Пускай мир остаётся добрым — человеку хочется верить в спокойную обстановку, так приятнее смотреть вокруг.

Каждый рассказ Уайта в «Космическом госпитале» — это самородок для медиков будущего, в чьи обязанности войдёт необходимость быть опытным следователем. Без подобного совмещения придётся думать о другой профессии.

2. Роберт Шекли «Бремя человека» (1956) и «Мой двойник — робот» (~1973)

Сейчас модно покупать в свою собственность далёкие звёзды. Приятно иметь такой сертификат при себе, показывая друзьям и завещая его детям. Будет ли он иметь силу в будущем, когда данное небесное тело станет доступным для колонизации? Подобный вопрос отчего-то не беспокоит щедрых покупателей, а ведь такие объекты могут уже кому-то принадлежать. Роберт Шекли предлагает рассмотреть наиболее близкую к реальности ситуацию, когда космос можно свободно заселять, а космические объекты официально покупать. Так и поступает главный герой рассказа «Бремя человека», отправляясь в одиночное паломничество, прихватив с собой дешёвых роботов, которые будут для него добывать полезные ископаемые. Идиллия разрушается от того, что главный герой постепенно начинает ощущать на себе бремя человека, на которое ему намекают роботы. Казалось бы, живёт один и пилить его некому, а всё равно находятся те, кто может испортить настроение.

Для Шекли всегда было характерно проводить разбор каждой ситуации на мелкие составляющие. Как это у него получилось? Талантливый человек, чья фантазия не ограничивалась земной поверхностью, слишком ограниченной для удивительных рассуждений об устройстве Вселенной. Шекли строил фантастические миры, имевшие все права на правдоподобие, так как не имели ничего противного для возможного существования. Рассказ «Бремя человека» показывает читателю Шекли со стороны знатока психологии, которому не чужды и души роботов, тоже имеющих подобие так и не обнаруженной субстанции, позволяющей называть себя разумным существом.

Постепенно главный герой начинает чувствовать одиночество. Однако, возможности будущего не ограничены. Всегда можно заказать себе по каталогу жену, выписав посылку, а потом принять у себя на астероиде в замороженном виде. Рассказ с глубоким смыслом приобрёл новые оттенки философии. Будущее на самом деле прекрасно, жаль до него дожить не получится.

Совсем другую проблему поднимает Шекли в рассказе «Мой двойник — робот», в котором вечно занятый человек решает обрести вторую половину, но для ухаживаний времени у него нет. Достижения науки отныне позволяют заказывать робота-двойника, полностью похожего на человека. Будет ли в таком направлении двигаться наука, заранее осознавая опасность подобных разработок? Человекоподобные роботы совершенно не нужны человечеству, однако это не мешает фантастам строить свои предположения о них. Вот и Шекли показывает читателю ситуацию, которая без точных нюансов уже сейчас имеет много общего с реальностью, только вместо настоящих роботов, человек использует возможность анонимного общения в интернете, прибегая для этого к выдуманным личностям, а то и к своей собственной, но отличной от реального прототипа.

Иногда Шекли излагает свои мысли сумбурно, но это не мешает уловить общий смысл им сказанного.

3. Валентина Журавлёва «Снежный мост над пропастью» (1971)

У Журавлёвой очень ладный красивый слог. Она не просто пишет, а умело рассказывает историю, в которую хочется верить. А как не поверить, когда перед читателем две умные целеустремлённые девочки: одна — рассказывает, а вторая — имеет парадоксальное воображение. Казалось бы, математика — трудная наука; она лишает человека возможности мыслить образами. Для главной героини это не является проблемой, поскольку у неё всегда получается придти к правильному решению, хотя для этого она не прибегает к формулам и уравнениям, моделируя ситуацию силой воображения. Если ей скажут, что автобус едет из пункта А в пункт Б, по пути обогнав пешехода, двигающегося в том же направлении, то она не станет выяснять скорость транспортного средства, а просто представит этот самый автобус, едущих в нём пассажиров, остановки в пути и даже противный мелкий дождик. Если же предстоит решить задачу с бассейном и, наполняющими его водой, трубами, то, при имеющемся воображении, она зрительно проследит за его наполнением. Получается, что главная героиня — уникум.

К главным героиням проникаешься доверием и начинаешь им сочувствовать. Хотя о сочувствии речи быть не может, ведь им везде открыты дороги. Они без проблем поступят в высшие учебные учреждения Москвы, да станут делать поразительные открытия, удивляя коллег своей находчивостью. Журавлёва не старается заглядывать в далёкое будущее, просто исходит из имеющихся данных. У неё получилось создать красивую историю о гениальных людях, а всё остальное при этом не имеет значения. Вполне можно поверить в существование таких фантазёров, которые с помощью собственной головы делают нереальные открытия, не прибегая для этого к каким-либо инструментам. Всё-таки необязательно иметь дельфинов и воду, чтобы понять причину быстрого передвижения этих млекопитающих в их природной среде.

Для человека не может быть недоступного. Просто не все материи ещё открыты. Может мы ещё о чём-то не знаем, а это нас окружает. И совсем необязательно, чтобы новым источником стал окружающий мир — этим может оказаться человеческое тело.

4. Клиффорд Саймак «Дом обновлённых» (1963), Джек Финней «Повторный шанс» (1956)

Знаменитая британская сказка про «Трёх медведей», жилище которых подверглось вторжению наглого субъекта, поевшего, да поспавшего, была переложена Саймаком на новый лад. Главный герой попадает в некий благоустроенный дом, созданный будто для него: предпочитаемая им еда на столе, любимые им книги в библиотеке. Дом прямо заманивает человека к себе, а тот только и делает, что размышляет. Малая форма на этот раз не очень удалась Саймаку, для него предпочтительнее больший размах, иначе мысли не успевают принять нужный им вид, отчего буквально лбом налетаешь на описание непонятных происшествий. Пытался ли Саймак показать «умный» дом будущего или просто решил уделить пару вечеров настраиванию печатной машинки? Рассказ получился сумбурным, но не потерявшим от этого своей прелести. К творчеству Саймака нужно привыкнуть, настолько глубоко иной раз он заглядывает.

«Повторный шанс» Джека Финнея чем-то напоминает рассказ Саймака, но только в плане размышлений о происходящем. Нет в повествовании ничего, что могло бы навести на какие-либо мысли. Главный герой просто попадает в прошлое, двигаясь на своём автомобиле. Получилось путешествие по волнам своей памяти. Никаких обоснований перемещения во времени Финней не выдвинул, просто предложив читателю принять случившееся за факт. Хорошо, когда прошлое наполнено приятными воспоминаниями. Конечно, трудно назвать двадцатые годы XX века для США идеальным временем. Однако, для главного героя в этом нет ничего плохого. Вокруг красивые автомобили, а значит есть чему радоваться.

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

Бурная фантазия Сидни Шелдона однажды заплутала в ветвях беллетристики, найдя набухающую почку с фантастическим прологом. Автору художественной литературы нет нужды владеть точной информацией — ему нужно лишь грамотно играть на чувствах читателей. А что может быть лучше, чем описание грядущего конца света, да не от стихийной силы природного катаклизма родной планеты, а от рук гуманных инопланетян? Американские фантасты давно ратуют за сохранение экологии и благоразумный образ мыслей, без наличия чего человечество в любом случае освободит Землю от своего присутствия. Клиффорд Саймак, в своё время, предложил подобное развитие событий, когда людей посетит высший разум с целью образумить, и были те существа растительного происхождения. Шелдон поступил аналогичным образом, но сразу пригрозил тотальным геноцидом человечества, обойдя стороной возможность интеграции с более развитым сообществом. Разработав фантастическую составляющую книги, Шелдон вернулся обратно в рамки своего творчества, предложив читателю набор ярких картинок, но на этот раз до жути однотипных, каждая из которых копирует предыдущую.

Изначально Сидни Шелдон делил мир на четыре части: влиятельную мафию, беспринципных политиков, везучих главных героев его книг и всех остальных. Со временем мафия трансформировалась в тайные структуры, что было более интересным для читателя. К «Концу света» Шелдон подошёл с солидным запасом наработок, решив часть из них откинуть, а всё остальное пристроить к повествованию. На первый взгляд кажется, будто Шелдон просто писал, не задумываясь над тем, к чему он придёт в итоге. Грозное начало перетекает в слезливую историю о войне во Вьетнаме и любви, чтобы продолжиться чередой сменяющихся одинаковых разноцветных слайдов, покуда не будет поставлен толстый жирный гриб на последней странице. Шелдон по прежнему создаёт сцены, зарываясь в них с головой, забывая вдыхать новую порцию воздуха, надуманно нагнетая обстановку и заводя самого себя в тупик.

Пускай, главный герой произведения — умный и видавший виды человек, сделавший многое для Родины за время своей службы, теперь вынужденный работать на тайную структуру, посчитав это своей обязанностью. Он от начала и до конца книги будет подобен кроту, передвигающимся в заданной ему среде обитания, без возможности осмотреться и тщательно всё обдумать. Шелдон дал читателю героя, который с высоты своего опыта думает словно юноша, ничего не принимая на веру, даже имея фактические доказательства. Понятно, что на чувствах от противного можно построить более богатый сюжет, излив на страницы большее количество слов. Шелдон не сразу даст читателю насладиться текстом, постоянно отходя от основного повествования, чтобы рассказать о прошлом, не имеющим никакой ценности, кроме формирования портрета человека с печальной судьбой, когда-то всё потерявшего, а теперь живущего ради одних ведомых ему идеалов.

Суть детективной составляющей книги состоит в том, что Шелдон последовательно позволяет главному герою найти всех свидетелей крушения НЛО, о которых изначально не было никаких сведений: люди с улицы заказали экскурсию по Швейцарии, увидели крушение, да разъехались по всем странам мира. Казалось бы, их найти теперь невозможно, но Шелдон может сделать невероятное реальным — главному герою всегда будут встречаться люди, знающие куда ему двигаться дальше, давая конкретные указания. И даже там, где найти никого невозможно, Шелдон умудряется помочь разобраться с трудностями в самые короткие сроки. Если первые несколько найденных человек ещё могут вызывать у читателя энтузиазм, то продвижение по накатанной схеме начинает нагонять скуку. Впрочем, читатель быстро уловит повествовательную линию, уже заранее зная до чего всё-таки доведут главного героя его поиски, как и тех, кого он находит.

«Конец света» нельзя читать с забитой информацией головой. Нужно иметь поистине свободный от всего мозг, желательно вентилируемый и абсолютно ничего не задерживающий в своих недрах. Только при этом можно будет получить удовольствие от книги. Если кто-то при этом найдёт в желаниях инопланетян инструкцию к правильному образу жизни, то это даже хорошо. Нельзя мусорить себе под ноги и сыпать химию в еду, а также отравлять воздух. Если суждено встретиться с иноземным разумом, то дело решением проблем экологии планеты всё равно не ограничится — начнётся грызня за всех уровнях, а там гриб расцветёт сам по себе. Кажется, надо поинтересоваться у мышей — в чём секрет ушедших из городов тараканов.

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

1916 год омрачился гибелью Джека Лондона. Незадолго до этого он побывал на Гавайи, где почерпнул новый материал для рассказов. Писать ему приходилось сразу, поэтому большинство из них увидели свет в Гонолулу, остальные вышли из-под пера автора уже в Калифорнии. Сборник включает следующие произведения: На циновке Макалоа, Кости Кахекили, Исповедь Алисы, Берцовые кости, Дитя воды, Слёзы А-Кима, Прибой Канака. Отдельного упоминания могут быть достойны только несколько, поскольку рассказы, в основном, написаны сумбурно, скорее выглядят схематично набросанными. Возможно, это связано с тем, что при жизни Лондона они в сборнике не выходили, если вообще были где-то напечатаны. Официальной датой издания сборника считается 1919 год — спустя три года после смерти писателя. Если исходить из пристрастия Лондона к туземным культурам, то все семь рассказов органично вписываются в подобные произведения о Тихом океане. Ранее читатель мог ознакомиться с такими книгами писателя: «Приключение», «Рассказы рыбачьего патруля», «Джерри-островитянин» и иными трудами, разбросанными по многочисленным сборникам. Пожалуй, такой теплоты к быту туземных племён от Джека Лондона ещё не было заметно, насколько он воплотил её в рассказах о Гавайи.

Последние годы творчества Джека Лондона отличаются излишней мягкостью и идеализацией окружающего мира. В его книгах уже нет беспринципных людей, утратила позиции важность чистоты крови, всё стало сводиться к романтическому восприятию. Значительный поворот не пошёл на пользу писателю, чей талант беллетриста перестал приносить удовольствие читателям. Разрядка в виде путешествия на Гавайи принесла незначительный просвет, но всё таки не дала ощутимого результата. Сборник рассказов о мифологии гавайских племён, их нравах, становлении до влияния чужеродных культур и под контролем американцев, а также особенности быта китайцев в гетто Гонолулу, вместе с всё большим принятием западных ценностей: формирует в воображении читателя приятный образ аборигенов, не стоящих на низшей ступени развития и не поедающих себе подобных, что их сильно отличает от подавляющего населения островов Океании. Джек Лондон доводит до читателя местные легенды, где-то добавляя нужные слова для должного объёма.

Важно понимать, что население Гавайи никогда не противилось влиянию других культур, частично сохраняя свою собственную. Их интеграция в систему американских ценностей должна была произойти в силу естественных исторических причин, вследствие попадания под интересы восточного соседа, расширявшего сферу влияния всё дальше на запад, где преградой выступали обширные водные территории. Джек Лондон предлагает понять, почему приплывшим людям удавалось закрепиться на Гавайи, и отчего им никто не отказывал в гостеприимстве. Если верить Лондону, то сообразительный американец мог легко стать местным вождём и со всем племенем обращаться по собственную уразумению. Только Лондон не говорит о жестоком отношении, что не позволит читателю понять насколько ситуация могла быть действительно взрывоопасной. При удачном стечении обстоятельств американец мог стать королём островов, чему местное население не стало бы никогда противиться.

Восприятие обычаев населения Гавайи трактуется Лондоном в одностороннем порядке: гавайцы стремятся стать частью западной культуры, для чего отправляют детей в высшие учебные учреждения США и Европы, где каждое следующее поколение только сильнее начинало желать скорейшего слияния. Оглядываясь назад, трудно однозначно говорить о ценности гавайских традиций и мировоззрения — Лондон описал свои впечатления в слишком слащавых тонах, но без категоричных высказываний, которые до этого себе позволял в отношении каннибалов.

При желании совершить экскурсию на острова с самобытной культурой, вполне можно уделить время сборнику Джека Лондона «На циновке Макалоа». Однако, особого эстетического удовольствия это не доставит. Скорее просто приблизит к самому автору, что уже отчаялся делиться с миром своими впечатлениями.

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

Однажды из творчества Стивена Кинга исчезли божественное провидение, тёмные материи и всесильное зло, уступив своё место вольным фантазиям на тему неограниченной власти отдельного человека, способного своим влиянием сломить ход событий, внеся в них собственные коррективы. Совершенно неважно, если для этого приходится убивать людей и совершать другие преступления, когда перед ним стоит, затуманившая мозг, идея. Любые изменения в структуре Вселенной так или иначе порождают альтернативные миры, с каждой секундой создавая множественные ответвления в безумно сложном устройстве окружающего. Не стоит удивляться, когда кого-то начинают беспокоить мистические проявления, прорывающиеся из запредельного пространства. Стивен Кинг изначально специализируется на исключительных возможностях, иногда проскакивающих в человеческое тело, вознося его над всем миром. Американский культ сверхлюдей больше века набирает силу, не сдавая позиций. В числе его адептов находится и Стивен Кинг, создающий истории о сказочных событиях, не имеющих к реальности никакого отношения. Вот он взялся за путешествия во времени, внеся ряд своих поправок в устоявшийся жанр темпоральной фантастики, пользующийся небывалым спросом у писателей начала XXI века. Нет ничего проще, чем в определённое время послать человека, внеся коррективы, но оставив читателя с чувством пустоты в душе, поскольку кроме знакомства с отдалёнными событиями, больше ничего не происходит. Почему бы не спасти Кеннеди, как-то подумал Стивен Кинг, и в своём стиле реализовал первую серию пятого сезона сериала «Квантовый скачок», использовав для этого приёмы Шарлотты Бронте, по сути став компилятором чужих идей.

Главным героем «11/22/63» становится учитель литературы. На фоне его профессии Стивен Кинг получает отличную возможность донести до читателя частицу своих мыслей, отчасти наполняя содержание книги критическим анализом художественной литературы. Трудно вникнуть в содержание, когда автор водит читателя по задворкам мыслей персонажей. Казалось бы, какое отношение к темпоральной фантастике имеет подход главного героя к сочинениям учеников на тему о прочитанных книгах? Собственно, такое же чувство будет постоянно посещать читателя, когда главный герой в силу необходимости начнёт убивать время, устраивая школьные спектакли, пропесочивая образовательную систему США и укоряя непомерное влияние спорта на процесс обучения. Если задуматься, то грамотный специалист просто обязан думать о работе, анализируя свои поступки и соотнося их с окружающими его обстоятельствами. Однако, возникает диссонанс, когда главный герой начинается вести себя максимально асоциально.

Для достижения нужного результата все средства хороши — под таким девизом протекает повествование. Кажущаяся гениальной идея «сброса на ноль» при возвращении в определённую точку — это всего лишь давно ушедшая в массы мечта геймеров всего мира получить возможность «сохраняться» в реальной жизни, что может позволить избежать необдуманных поступков. Совершенно непонятно, почему Стивен Кинг предпочёл обойти стороной секретные ключи, позволяющие главному герою получать неуязвимость, неограниченный запас чего-либо или, допустим, ходить через стены. Всё просто — это внесло бы в повествование чрезмерный фантастический элемент, убрав из книги ощущение погружения в прошлое, когда трава была зеленее, а небо более голубым. Но и это не помешает Стивену Кингу истребить растительность и окрасить небосвод в едва ли не фиолетовый цвет, отразив самую основную проблему темпоральной фантастики, когда писатель должен рассказать читателю, к чему это приведёт.

Происходящее с главным героем может быть принято за продолжительный сон, грозящий обернуться пробуждением в самый интересный момент. Прожить долгое время в другом месте и при неизвестных обстоятельствах — это трудно совместить с обыденностью, не дающей должной разрядки. Частые дежавю также наводят на мысли, что происходящее не может быть реальным. Если Земля может сделать соответствующее число оборотов назад для перемещения главного героя в определённую точку, то этого не могут сделать остальные части космического пространства, не являющиеся зависимыми элементами для деятельности некого портала, удивительным образом способствующего изменению пространства времени. «11/22/63» — это не «Машина времени» Герберта Уэллса, поскольку не даёт читателю ощущения деградации человечества в отдалённом будущем, как бы Стивен Кинг не пытался показывать именно такой вариант; это не «Убик» Филипа Дика, ибо происходящие события очень сильно напоминают искривления пространства данного американского фантаста, но всё-таки не дотягивают до полной оригинальности, совместив в одном месте много посторонних элементов.

Индийцы могут смело похлопать в ладоши, поблагодарив Стивена Кинга за отличный сюжет для их фильма, ведь добрая часть подойдёт под определение «масала» — сборной солянки из всего, что вызовет у зрителя полный спектр всех эмоций от смеха до слёз. Обычно путешествующим во времени не хватает любви, но добротная литература просто должна содержать такую сюжетную линию, и Стивен Кинг не стал её избегать, благо места на страницах для этого у него было предостаточно. Главный герой будет любить, будет любим, он обязательно будет страдать от своих чувств, и, кажется, даже именно любовь внесёт коррективы в его первоначальные планы. Чем не индийское кино? Не хватает задорных танцев под музыку и красивых пасов конечностями в воздухе, чтобы читатель обрёл полное чувство удовлетворения. Только Стивен Кинг — это Стивен Кинг, и горя хлебнуть всё равно придётся, да не простого горя, а вновь придти в ужас от садистских наклонностей автора, едва не наполнившего повествование парадом калек, да он вовремя спохватился и вспомнил про основную линию повествования.

Имел ли представление Стивен Кинг, к чему он подведёт действующих лиц в финале? Возможно имел, и сделать это планировал наиболее драматическим способом. Когда читатель после последней страницы остаётся с чувством опустошённости, то это лучшая награда для автора. Нет нужды строить повествование ради обязательного хэппи-энда, ведь такое развитие событий самое ожидаемое. Не может книга закончиться на крахе надежд, тогда получается, что все действия героев напрасны, а старания автора бессмысленны. Для Стивена Кинга всегда есть оправдание — это лёгкий сброс всего произошедшего «на ноль», чем он и будет часто пользоваться, представляя события каждый раз в новых красках. И если главный герой изначально воспринимается типичным американским лузером, но постепенно он становится более наглым и беспринципным, не жалеющим ничего, пока цепочка событий не приведёт его к нужному результату. И вот тут-то Стивен Кинг постарается открыть читателю глаза на тщетность бытия.

Поведение главного героя вызывает больше всего нареканий. Стивен Кинг старался показать целеустремлённого человека, решившего изменить ход истории, для чего у него есть шанс спасти жизнь Джону Кеннеди, помешав Ли Харви Освальду совершить преступление. Но вот какими методами он этого достигает? Кажется, Освальд на его пути — лишь очередная жертва, не имеющая шансов вернуться в определённый момент, чтобы попробовать снова. Известно, что если изъять из прошлого одну пылинку, то время уже пойдёт по иному пути. Со стороны кажется — жизнь человека ничего не стоит, но при любом изменении запускается цепочка новых событий, которую невозможно просчитать, какие бы силы для этого не прилагались. Можно судить по общим тенденциям, предполагая большие события, но на уровне конкретных обстоятельств этого сделать никогда не получится. Конечно, Стивен Кинг честно пытался отразить возможные изменения, но это лишь авторское сочинение на тему, если бы небо Земли изменило цвет, то как это повлияет на жизнь марсиан, воспринимающих окружающий мир в других оттенках.

Книга «11/22/63» полезна читателю, как отражение жизни США при Джоне Кеннеди: расовые предрассудки ещё не утратили своих позиций, массовая истерия в ожидании ядерной войны и конца света, неверие в образ жизни Холдена Колфилда, замкнутость людей на внутренних проблемах при их оторванности от внешней политики государства, свободная торговля оружием, вера в благоразумие каждого человека в стране, а под террористами понимали только непослушных проказничающих детей.

06/19/99, кто желает спасти писателя?

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

Стиль Фрица Лейбера — это нагромождение придуманных им фактов, разбавленных несуразным развитием событий. Если в рамках фантастических произведений это смотрится органично и кое-где даже свежо, то в жанре фэнтези применение такого подхода скорее вызывает отторжение. Излишняя уверенность автора в том, что сексуальные приключения обязательно должны понравиться читателю, поскольку используются весьма экзотические способы создания интимной обстановки, оправдывают себя в части возможности заинтересовать действительных фетишистов, помешанных, допустим, на снежных женщинах или загадочных танцовщицах из неведомых стран. Герои книги Лейбера идут вперёд, просто ради того, что надо куда-то идти, а по пути их поджидают плоды фантазии автора, которые они с успехом преодолевают.

Фафхрд и Серый Мышелов — ничем не обременённые люди, решившие потешить собственное самолюбие, бросив вызов всем вокруг. Лейбер даёт наглядную предысторию каждого героя, после чего сводит их вместе. Фантазия автора местами зашкаливает, однако остаётся в рамках разумности, но вопросы к адекватности реальности всё-таки возникают с самых простых позиций, вроде того — как может человек жить на морозе, не имея толком тёплой одежды и без обильной растительности на теле. Возможности фэнтези в этом плане безграничны, позволяя автору придумывать собственную космогонию, легко объясняя каверзные моменты. На самом деле всё просто: холодные температуры помогают перенести магические способности и особенности физиологии; красивая картинка перед глазами читателя становится приоритетной.

Любая книга должна нести в себе полезную информацию, даже если её призвание заключается только в развлечении читателя. Есть примеры из жанра фэнтези, давящие своей осознанностью и завуалированным намёком на проблемы общества, либо предрекающие ожидаемые в будущем осложнения. «Мечи и чёрная магия» — просто продукт мысленных страданий писателя, не претендующий на какое-то особенное значение. Такой подход весьма удручает, снижая вкус рядового читателя до уровня проходной литературы. Впрочем, спросом всегда пользовались те авторы, у которых лучше всего получалось создавать лёгкую незначительную продукцию, умирающую следом за тем человеком, который её породил.

Лейбер отдаёт предпочтение постоянному действию, давая читателю сцены частых баталий, где герои сражаются в гуще городских разборок, либо уносят ноги от разъярённых непочтительным отношением к традициям людей. Также Лейбер любит шокировать читателя, не гнушаясь самыми отвратительными эпизодами, то скармливая симпатичных девушек крысам, то внушая отвращение к поведению действующих лиц, ведущих сомнительный образ жизни, который вытекает из их молодого возраста, усиленного автором до состояния полной отрешённости ото всего, кроме желания удовлетворить набирающие обороты амбиции.

Впору сравнить такое фэнтези со средневековыми рыцарскими романами, где обременённые чувством собственного достоинства герои совершали высокие поступки, борясь со злом и путешествуя в поисках дамы сердца. Конец XIX века очернил идеалы рыцарей. позволив им лёгкие отношения с противоположным полом, лишил боязни перед собственной совестью и отправил не для прославления в веках, а просто ради фана.

Любителям лёгкого чтения Лейбер окажется не по зубам, поскольку язык автора чрезмерно тяжёл для восприятия. В текст приходится вгрызаться, иначе трудно разобраться в происходящих событий. Лейбер настолько вжился в книгу, что каждое действие сопровождается пояснительной информацией, без которой иначе будет ещё труднее во всём разобраться. Главные герои не вызывают особой симпатии, являясь изначально криминальными элементами, бунтующими вследствие нестабильной обстановки в мире Снежных Женщин и ближайшего к их территории города, погрязшего в разборках местного населения.

У подобной литературы есть поклонники: они с удовольствием прочтут данную книгу, не придав значение всему тому, что написано было выше. И это правильно — каждая книга заслуживает своего читателя.

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

Ирвинг Стоун предлагает читателю совершить экскурсию в жизнь художника-импрессиониста Винсента Ван Гога, чьё оставленное наследие стало эталоном мастерства. За основу для книги Стоун взял письма Винсента брату Тео, побывал во всех значимых для художника местах и встречался с людьми, которые лично имели возможность общаться с Ван Гогом или видели его со стороны. Более объективного труда быть не может, поэтому к версии Стоуна стоит внимательно прислушаться, как бы надуманно не воспринимались диалоги или мысли самого Винсента: невозможно полностью и достоверно отобразить вообще хоть что-нибудь. В своём творчестве Ван Гог тоже никогда не стремился правдиво показать воспринимаемый им мир, прибегая к помощи толстых мазков и большого количества краски. Читатель в книге Стоуна видит художника альтруиста, живущего ради людей, но страдающего от их непонимания.

Всем известный художник долгое время не мог найти себя, постоянно пребывая в поисках. Стоун начинает историю не с детства, а с первой любви, для которой Винсент был готов на всё. Не имея жилки к предпринимательской деятельности, Ван Гог постоянно жил в нужде, существуя за счёт богатых родственников, владевших художественными лавками в нескольких странах. Стоун планомерно переводит взгляд читателя с мук любви к творческим способностям критически оценивать искусство. Кажется, из Винсента должен был получиться отличный эксперт по картинам, умеющий выделить сокровище среди покрывшейся патиной медной шелухи. Только Стоун никак не акцентирует на этом внимание, строя повествование вокруг попыток Ван Гога найти себя. Отец Винсента был не совсем доволен, узнав, что сын в итоге решил стать священником, пойдя по его стопам, но отметил факт — среди их семьи в каждом поколении всегда были служители церкви. Именно с этого момента Стоун создаёт портрет глубоко несчастного человека, желающего счастья всем на свете и более лёгких условий труда, поскольку из-за низких способностей к богословию он был определён в бедняцкий шахтёрский городок, где люди боролись за существование, каждый день опускаясь в шахту и рискуя никогда не подняться наверх, пренебрегая собственной безопасностью.

Изначально любитель крестьянских мотивов, Винсент был введён братом в круг других художников, прозябающих на дне, но мечтающих о больших гонорарах за свою работу. Стоуну удаётся удачно отразить творческие метания самоуверенных в себе людей, среди которых Винсенту была отведена роль такого же сумасбродного человека, однако более способного в плане организации себе подобных. Не совсем безнадёжным оказался Ван Гог, проявив наследственный талант к умелому управлению. Если бы ему это быстро не надоело, то он мог создать крупное дело, за которое не решались браться другие люди, боявшиеся рисковать, связавшись с погрязшими в иллюзиях людьми, ломающими нормы классических представлений о живописи.

XIX век — время бурных волнений, сотрясавших Европу на всём его протяжении. Ван Гог жил в его второй половине, когда люди активно начали бороться за свои права и кое-где стали образовываться коммуны, в которых всё было общее и все доходы делились в равных долях между участниками. Идея Винсента объединить бедных художников быстро обрела популярность, а дальше Ван Гога не хватило. Без лишний сожалений Стоун рвёт благое начинание на куски, вновь и вновь подвергая Винсента душевным переживаниям.

Ван Гога всю жизнь называли дураком. И он был несчастным человеком. Однако, считал нужным оправдываться перед всеми, не допуская оскорблений в свой адрес. Если люди могут растить деревья, собирать с них урожай, то почему он не может их рисовать. Понятно, что это не приносит никакой пользы: с этим Ван Гог жил последние десять лет до смерти, шлифуя свой стиль рисования, в котором раз за разом находил недостатки, бесконечно перерисовывая один и тот же предмет. Его не смущали сравнения с тунеядцем, поскольку он считал, что получает заслуженное жалование об брата Тео, являвшегося ценителем любых новых взглядов на искусство, если человек мог показать действительно интересное видение, а не выступал в роли копировальщика.

В «Жажде жизни» читатель может найти изречение, что художник до шестидесяти лет из себя ничего не представляет, поскольку все его творческие потуги до этого момента — всего лишь годы ученичества. Стоун писал о Ван Гоге именно таким образом, показывая пребывающего в постоянном поиске человека. Величие — определение спорное; трудно сказать — можно ли его отнести к Винсенту, быстро сгоревшему от терзаний. Ирвинг Стоун создавал картину о жизни Ван Гога широкими мазками, в которых каждый разберётся самостоятельно.

Автор: Константин Трунин

» Читать далее