Метка: литература россии

Цикл «Кваzи» | Книга №2

«Кайноzой» дался Лукьяненко тяжело. Долгих два года Сергей размышлял над наполнением произведения. О чём вообще следовало рассказывать далее? Встретив недовольные отклики от читателей, Лукьяненко понимал — необходимо переосмыслить созданную им Вселенную. Но как он это сделал? Пошёл методом от «Дозоров», усложняя мифологическую составляющую. Или, можно сказать, в полной мере воспользовался методом писателей-детективщиков. Что обычно происходит в детективах? Правильно! Читатель не получает полной информации. Поэтому, сообразно данному размышлению, Сергей вновь наполнил повествование интригующим происшествием. Читатель даже вспоминал «Восточный экспресс» Агаты Кристи, согласно сюжета в одном из вагонов обнаружили тело мужчины с множественным количеством ножевых ранений. Только у Лукьяненко погибнут все, кто находился в определённом вагоне, тут же, разумеется, восстав из мёртвых, в стремительном порыве готовые пожрать всех прочих. Это лишь одна из загадок, с которой предстоит справиться главному герою, словно как и у Агаты Кристи, ехавшем в составе того же поезда.

Вот у него точно зашевелились в голове серые клеточки. Но ему было не до рассуждений, следовало доставать мачете и приступать к отрубанию голов у агрессивных умертвий. То есть Лукьяненко снова начал с вовлечения читателя через интригующую его внимание сцену. Измыслив подобное начало, Сергей опубликовал первые главы книги, замолчав на два года. В самом деле, что ему делать дальше? Предстояло наполнять мир новыми обстоятельствами. А он, как бы, основные вопросы рассмотрел на страницах «Кваzи». Мысль со временем созрела, став для Лукьяненко возможностью продолжать наполнять произведение, не раскрывая основы его плана.

Пусть читатель знает, либо пропускает следующий текст, Сергей прежде поделил умертвий на два уровня. Теперь же оказывалось, существует кваzи иного вида. При этом непонятно, он третьего уровня, либо нулевого. То есть его даже можно назвать надкваzи. Ещё никто из кваzи не сумел трансформироваться далее. И Лукьяненко посчитал за допустимое, что сама катастрофа, поделившая человеческий мир на живых и восставших мёртвых, стала результатом чьего-то влияния. Тут-то и возвращается внимание к «Дозорам», на страницах которых Лукьяненко тщательно вплетал историческое и мифическое прошлое в канву повествования. Аналогичным методом Сергей воспользовался и в «Кайноzое». А если надкваzи существуют давно? Может сам Каин им являлся? Или, дополнит читатель, сама Лилит. И эти надкваzи всегда жили среди людей, поскольку они внешне ничем не отличаются от человека. Задумав такую мысль, Сергей мог повернуть осмысление умертвий на новый качественный лад. Только жаль, такая мысль пришла к нему слишком поздно, чтобы появилась возможность когда-нибудь объединить в одно все им созданные Вселенные.

Что получилось? Если кваzи умеют управлять умертвиями первого уровня, то надкваzи способны управлять самими кваzи. В этом и будет крыться разгадка происходящих на страницах событий. Читатель от такого известия не опечалится, он читает произведения Лукьяненко ради увлекательного сюжета. Это как строить обиды на всякого, кто раскрывает тайны Азимова, должные быть понятными с первых строк. Если кто до сих пор думает, будто три закона робототехники строго обязательны к исполнению, тот просто не читал цикла работ про детектива Элайджа Бейли и Р. Дэниела Оливо. Так и Сергей Лукьяненко, сперва создаёт идеальный замкнутый мир, который начинает сам же разрушать. Но разрушает в положительном смысле слова, ломая представление читателя о возможности существования идеала вообще.

Учитывая, что Лукьяненко не стал писать третью книгу в данном цикле, читатель волен предположить, в какую сторону мир кваzи мог пойти дальше.

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

Цикл «Исаев-Штирлиц» | Книга №2

Читатель недоумевает! Возникает ощущение провала в понимании ему сообщаемого. На страницах действует молодой Исаев. Но позвольте? События развиваются в 1944 году. Значит Исаеву должно быть больше лет. Однофамилец? Ситуация прояснится позже. В произведении действуют сразу два Исаева — первая роль досталась сыну, на подхвате его отец (известный читателю по столь же второстепенной роли в книге «Пароль не нужен»). Но почему читатель должен был недоумевать? Читающий книги Семёнова по порядку мог не понимать связи между данными произведениями, пока в сюжете не появился прежде им виденный на страницах персонаж. Собственно, в «Майоре Вихре» присутствует новая ипостась Исаева-старшего, теперь он важное лицо в немецкой верхушке — Макс Отто фон Штирлиц. Значит, следуя за русской белой эмиграцией, Исаев-старший к моменту описываемых событий оказался в Германии. Важно ли это? Не совсем.

Всё внимание группе диверсантов. Стало известно — немцы желают стереть Краков до основания. Чтобы это сделать, им не хватит взрывчатки, даже останови они военные действия и отправь всё имеющееся на вооружении для претворения такой идеи в жизнь. Но пусть взорвётся хотя бы что-нибудь. Советская сторона решает противодействовать. Подготовлены люди, составлен тщательно проработанный план, операция будет проведена с хирургической точностью. Случись по задуманному, не о чем тогда рассказывать. По классической формуле создания литературы в духе приключений, Семёнов начал наполнять повествование постоянными неудачами, благополучно разрешаемыми, чтобы вновь планы терпели крах. Группа диверсантов окажется разбросанной на большом друг от друга расстоянии. И их тут же накроют.

У читателя раз за разом возникает недоумение. С одной стороны, немцы — расчётливые хитрецы, способные всё видеть наперёд и глубоко анализировать происходящее. Тогда почему при тех же обстоятельствах они уже не видят на шаг вперёд, в очередной раз расписываясь в несостоятельности? Как яркий пример, группу накрыли, допросили, посадили в хорошо охраняемое место. Участники группы бегут, заранее зная, что у них не получится укрыться от обо всём ведающих немцев. И немцы идут по следу сразу с двух сторон реки, дабы точно настигнуть. Так и следует удача за неудачей со страницы на страницу.

В какой-то момент читатель обязательно потеряет нить сюжета. То группа действует, то они в тюрьме, то их допрашивают, то они где-то ходили, затем опять тюрьма. Говоря о группе, чаще подразумевается лишь майор Вихрь — Исаев-младший. Он-то и выйдет на собственного отца, представ на этот раз в образе коллаборациониста, работника-парикмахера, к которому без боязни шли немецкие офицеры. Окажется в качестве клиента у него и Штирлиц. И никто ничего не заподозрит. Это те самые немцы, постоянно описываемые Семёновым за расчётливых хитрецов. Может потому сам Штирлиц сумел достигнуть столь высокого положения. Хотя, если обратиться к следующему произведению Юлиана, немцы всё прекрасно знали, при этом ни в чём не мешая Штирлицу.

Как читатель понимает, тяжело логически осмыслить сообщаемое на страницах. Успокаивает фактическое соответствие — операция по разминированию Кракова происходила на самом деле. Семёнов взял её за основу для сюжета. Ему же пригодился образ Исаева из произведения «Пароль не нужен», потому и перешедшего из книги в книгу, так как он подходил по описанию. А после всё сложилось само собой.

Закончив, Семёнов не спешил уходить от образа им созданного разведчика. Последует ещё одна книга, пожалуй, самая известная. Там Исаев-старший, он же Штирлиц, возьмёт на себя главную роль.

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

Почему Викентий Вересаев не опасался за своё будущее, без раздумий воссоздавая реалии современных ему дней? А разве был должен проявлять беспокойство? Нигде не говорилось, ничем не подразумевалось, какими это грозит последствиями. Государство не успело перестроиться на новый лад, пока ещё не приступив к стиранию в пыль деятелей революционной поры. Пусть и близок становился тот период, сопровождающий едва ли не каждую революцию. Уже завтра могли начать устранять неугодных. И Вересаева, вероятно, задумывались приставить к стенке, хотя бы за описанное им в романах «В тупике» и в «Сёстрах». В действительности всё сложилось иначе. Ряд работ Викентия изъяли, в том числе и «Сестёр». И в годы Большого террора его держали под пристальным наблюдением. К 1943 году ему вручили Сталинскую премию первой степени за многолетние выдающиеся достижения в области искусства и литературы. Но изъятых из доступа произведений более не печатали.

О чём же таком Вересаев писал в «Сёстрах»? О становлении советского общества. Молодому государству не требовались образованные люди. Страна нуждалась в способных действовать во имя определённых интересов, не должных задумываться, насколько их поступки соотносятся с нормами морали. При этом, в противоположность подобным устремлениям, советский человек обязывался быть честным. То есть нужно поступать во имя всеобщего блага, на пути к достижению которого кому-то всё равно предстоит пострадать. Такое представление будет сохраняться вплоть до начала Великой Отечественной войны. Если это имело место, то почему о том не следовало рассказывать? Вересаев вновь взялся за перо.

Как гласит ряд источников, Викентию предоставили для ознакомления дневник, в котором сёстры попеременно оставляли записи. Сообразуясь с ему доставшимся, последовала долгая работа над содержанием. Читатель может запутаться, чья запись представала перед ним на очередной странице. Отмечал читатель и тяжёлый слог автора. Манера изложения у Вересаева оставалась такой же сложной, каковой он писал предыдущие произведения.

Что по наполнению? Как будто бы соцреализм. Рабочие на заводе могут быть чрезмерно заносчивы. Они делают важное дело, считая оттого себя ещё более значимыми для предприятия. Могут устраивать драки, прогуливать работу. За это их начнут пристыжать. Окажется, провинившийся легко сделает любую справку, поскольку знает нужных людей, тем более не раз распивал с ними спиртные напитки. Ему неважно, сколько у него приводов в милицию. Он не считает, будто позорит звание комсомольца. Действие развивается в понятном для читателя духе — последует борьба за перевоспитание нерадивого. Вроде Вересаев не перегибал палку. Однако, столь отрицательного персонажа явно не следовало описывать. Не Викентий, так другие будут писать в духе такого же сюжета, создавая множество однотипных по содержанию книг, в отличии от него описывая борьбу хорошего с лучшим.

Но и у Вересаева есть борьба хорошего с лучшим. Выполнять нормы — хорошо, перевыполнять — лучше. Кто не хочет поступать лучше, будет подвергнут осуждению, а кто выполняет — уже завтра вынужден будет перевыполнить новые нормы, установленные согласно способности по их достижению. Как о таком не поговорить? И опять — не перевыполняющих начинают осуждать. Аналогичные рассуждения возникают среди крестьян. Иметь много имущества — хорошо, поделиться оным с товарищами — лучше. Крестьянин готов отдавать при условии, что о его, например, корове, будут заботиться столь же усердно. У знающего дело писателя за коровой бы начали следить, получая с неё удои, перевыполняющие план. У Вересаева не так! Отдай корову другим — выдоят до смерти, не думая проявлять заботу. Отдай удобренную землю, будут выращивать урожай, в свою очередь не задумываясь о внесении удобрений.

Получается, писал Викентий Вересаев о важном, отражая проблемы общества. И ценить его следовало как раз за это. Да в обществе всегда сохраняется низкопоклонство, претворяющее в жизнь вредные стремления, понимаемые за неизменно нужные. За противление этому роман «Сёстры» попал под запрет.

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

Проведя читателя через театр фантасмагории в «Омон Ра» и театр абсурда в «Жизни насекомых», Виктор Пелевин выводил к чистоте замысла в абсолюте, которым явилась психиатрическая лечебница. Кто в одной из оных побывал (в качестве посетителя), навсегда сохранит в памяти разговоры с психически больными людьми. Наслушаться от них можно столь много удивительных по содержанию историй, что достаточно включить диктофон, после перенося в неизменном виде на бумагу. Материала хватит на многотомное собрание сочинений. И читатель должен поверить, изложенное Пелевиным в очередном романе, невзирая на находимые в нём откровения, станет слабым отражением того единственного дня, проведённого в психиатрической лечебнице (в качестве посетителя).

Например, довелось слышать правдивые истории от женщины, с горящими глазами рассказывавшей собравшимся о горькой своей судьбе, потому как её сын — Юрий Гагарин — улетел в космос и не вернулся. Слёзы текли по щекам женщины. Она вытирала глаза. Вновь озирала нас взглядом, начиная рассказывать, каким хорошим был Юрий, как много даровал ей счастья. Она понимала желание сына улететь в космос. Женщина не останавливалась. Был у неё и другой сын — Иисус Христос. Бедный мальчик, самой судьбой приговорённый претерпевать мучения. Слёзы продолжали катиться по женским щекам. Этого сына она тоже потеряла. Кого только она не назвала своим сыном за краткий период того своего разговора. Заканчивала женщина уже со счастливыми глазами. Она однажды посмотрела на солнце… и поняла! Вот они — её дети — смотрят.

Так и у Пелевина. Перед читателем Пётр Пустота, пациент психиатрической лечебницы. Он живёт в двух мирах. В одном из них — он понимает происходящее. В другом — переизбыток иллюзорного восприятия. Виктор с первых страниц дал представление, будто предстоит ознакомиться с безымянной работой, написанной кем-то в Монголии в двадцатых годах. То есть читатель был введён в заблуждение. На этом не стоит заострять внимание, как и на чём-то другом на страницах данного произведения. Нужно сразу понять, Пелевин не планировал сообщать потаённых истин. Всего лишь опыт применения силлогизмов и упражнение в софистике.

Было бы не менее занимательно, стань участником бесед с Пустотой не Чапаев, а кто-нибудь другой. Как бы это красиво смотрелось: Ленин и Пустота, или Гагарин и Пустота, или Христос и Пустота. Могло бы выстрелить куда сильнее. Не оттого ли иностранные издатели стремились не упоминать Чаепаева в названии? А если его убрать, то куда бы сместился акцент непосредственно у русскоязычного читателя? Учитывая наличие других действующих лиц, могло бы получиться более блестяще — Просто Мария и Шварценеггер. Остановило явное нарушение авторских прав. Поэтому не «Чапаев и Пустота», а «Мизинец Будды» и «Глиняный пулемёт». Вообще непонятно почему. Что до того читателю? Кто хотел, тот сумел найти ему нужное в содержании произведения, остальные сочли за совмещение фантасмагории и абсурда под одно.

Пелевин так и не прояснил для читателя суть им описываемого. Всё было придумано кем-то и когда-то, чтобы имело место быть вот это всё? Либо нужно уйти глубже в солипсизм, считая всё внешнее за проявление фантазии самого человека, поскольку мир без его восприятия существовать не способен. Если это действительно так — велика фантазия человека, сумевшего придумать невероятное количество всего его окружающего. Потому остановим мгновение, позволив Виктору сконцентрировать поток мысли в новом направлении. Впереди будут новые свершения, не такие красочные, каким стал «Омон Ра». Но всё же…

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

Как следует относиться к тому, что человек, совершавший геройские поступки, после смерти вспоминается с осуждением? Однажды Лев Кассиль и Макс Поляновский прогуливались по Керчи. Их внимание привлекла табличка с названием улицы — улица имени Володи Дубинина. Кто этот человек? Оказалось, юноша, погибший при разминировании окрестных каменоломен. Кассиль и Поляновский загорелись идеей узнать как можно больше. Вернее, Поляновский стал собирать материал, тогда как Кассиль оформил в виде художественного произведения, либо они сделали это вместе. Сколько в книге оказалось действительно правдивого? Будем думать, практически всё. Кроме, разумеется, мыслей самого Володи Дубинина, за которого авторы взялись судить самостоятельно. Выяснилось, мальчик всегда горел жизнью, идя обстоятельствам наперекор. Так в чём тогда осуждение?

Именно за постоянное действие наперекор. Если читатель сразу не понял, к середине книги он точно поймёт, почему и как сложилось. Главный герой, прототипом которого выступил Володя Дубинин, мало кого слушался, поступал всегда сообразно собственному разумению, редко соглашался становиться частью коллектива. Таким он был на протяжении всей недолгой жизни. Едва ли не с первых моментов описания главный герой бросается в воду и чуть не тонет, ходит на запрещённые места каменоломен, глубоко проваливается и не может самостоятельно выбраться. Захотелось ему в качестве игрушки градусник, специально обхлестал себя крапивой, дабы правдиво сойти за больного. К тому же специально тот градусник разобьёт, так как ему нужна ртуть. Казалось бы, описывается рядовой мальчишка. Ведь какой мальчишка способен дружить с головой? Все они стремятся с самых малых лет познать мир чрезмерно подробно, и не всегда это заканчивается для них безболезненно.

Отец говорит Володе — не берись за чтение книг, которые тебе читать рано. Пусть там описаны правильные вещи, рассказано о светлом пути к коммунизму. Неважно — брать не следует! Как поступает главный герой? Берёт и читает. Как-то задумал с друзьями на поезде поехать неизвестно куда, просто из цели побродить. И неважно ему, как к этому отнесутся родители. Однажды начал посещать кружок по авиамоделированию. Без спроса взял чужую модель, сломал, ещё и подрался с её хозяином. Стал мастерить свою, не думая слушать советы опытных товарищей, хотя ему говорили: не знаешь, спроси, тебе подскажут. То есть всегда нужно спрашивать опытных людей, а не делать наспех. Что по итогу? Модель Володи терпит крушение.

Именно в таком духе построено повествование накануне военных лет. Не изменится поведение главного героя и в последующем. Он требует давать ему задания, поскольку рвётся выполнять важное для всех дело. Ему же говорят — ты нужен в определённом месте и для конкретной цели. В какой-то момент читатель устанет внимать повторяющимся распрям с главным героем. Он постоянно и неизменно набивает себе шишки, вовсе не задумываясь о благоразумии. Хоть бы Кассиль и Поляновский сделали внушение читателю, явно в большей массе из подрастающего поколения. Одних осуждений действующих лиц всё-таки мало. Это никак не повлияло на поступки главного героя.

И вот когда на последних страницах мать упрашивает сына остаться с нею, а Володя спешит помочь в разминировании каменоломен, читатель понимает — вернуться назад парню не суждено. Зачем? Зачем в очередной раз полез туда, где сказали, что обойдутся без него? Но таков по характеру главный герой произведения, с чем никто так и не смог совладать. Был ли настолько таким же непосредственно сам Володя Дубинин?

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

Цикл «Кваzи» | Книга №1

Извечный вопрос писателя: о чём писать дальше? Касательно Лукьяненко: какую ещё тему борьбы света и тьмы затронуть? Сергей решил погрузить читателя в мир, переживший катастрофу. Но с одной особенностью, разделившей человечество на продолжающих жить людей, и на умертвий двух уровней. С адекватной стороны восприятия — ситуация невозможная. Только почему бы не сделать допущение? Заодно получится посмотреть на жизнь с ещё одной стороны.

Почему мир разделился на живых и мёртвых? Это данное писателем условие, для понимания оно не является определяющим. Как не столь важно, отчего любой умирающий человек претерпевает трансформацию и становится умертвием первого уровня, неким диким существом, лишённым способности рассуждать, желающим постоянно добывать пропитание. Важнее видеть среди умертвий создания второго уровня, тех самых кваzи, превосходящих человека по силе и способностям. Смотрящий на данное разделение буквально, просто следит за развитием сюжета, находя в нём оттенки, способные понравиться или разочаровать. А читатель думающий вспомнит Айзека Азимова, писавшего о будущем, где человеку предстоит взаимодействовать с роботами. Если исходить из идеи Лукьяненко, то одних роботов можно будет считать неразумными сложными механизмами, выполняющими заложенные в них функции, тогда как других — подобно кваzи — превосходящих человека по силе и способностям. Получается, что в случае Лукьяненко и Азимова различие есть лишь в отношении к лишённым разума созданиям первого порядка. Кто желает, сделает из этого наблюдения определённые выводы. Да, у Азимова человек воспринимался за высшее существо, интересам которого следует служить. У Лукьяненко умертвия являются продолжением существования человека, в какой-то момент способные перейти на уровень выше.

Интересен именно второй уровень. Обретая вероятное бессмертие, кваzи способны покорять любые пространства. Например, они могут заселить космос. Учитывая, насколько количество умертвий будет постоянно прирастать, такое положение воспринимается за неизбежное. Вместе с тем Сергей затронул тему представления о религии. Если загробный мир перестал существовать, будет ли человек и далее верить в божественное? Обязательно будет, переосмыслив на иной лад.

Какой сюжет у произведения? В полиции появятся специалисты, ответственные за работу с умертвиями. Главный герой — полицейский. Причём предпочитающий решать проблемы максимально быстро, лишая умертвий жизни посредством отрубания головы. Чтобы умерить его пыл, к нему в напарники поставят полицейского-кваzи. В дальнейшем за каждым действием Лукьяненко всё более раскрывал перед читателем особенности мира. Но к чему всё свести по итогу? Почему бы не дозволить представителям кваzи начать считать людей за лишнее звено в эволюции? Лучше будет живое человечество полностью истребить. Или, думает читатель, можно человека культивировать, после используя для нужд пополнения рядов самих кваzи. Правда, сюжет требовалось развивать, по причине чего Сергей продолжал связывать нити повествования, более исходя из мысли о желании некоторых кваzи истребить человечество.

Чего не хватило произведению? Большей осмысленности. Хорошо рассуждать, когда видишь в том смысл. У данного мира Лукьяненко нет ничего, кроме сформированной к предположению для понимания идеи. В фантазиях подобное допустить можно, в действительности — нет. Потому «Кваzи» воспринимается сугубо в рамках фэнтези. Из всего, представленного на страницах, можно извлекать здравые мысли. Только читатель не сможет понять, зачем ему это делать. Несмотря на важность некоторых тем, вроде ситуации, когда человек поставлен перед осознанием необходимости решить, каким образом он продолжит жить после смерти, — серьёзно они не воспринимаются. Допустить можно — не более.

Впрочем, в мире возможно едва ли не всё.

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

Цикл «Исаев-Штирлиц» | Книга №1

Пока ещё Юлиан Семёнов должен считаться за начинающего писателя, пусть за плечами небольшой ворох написанных книг. Это после о его творчестве будут судить, наблюдая за совсем другими моментами, нежели о которых Юлиан мог помыслить. Например, работая над произведением «Пароль не нужен», Семёнов вернулся к азиатской тематике. Ему стал интересен Дальний Восток в пору Гражданской войны, где по решению правительства было создано буферное образование Дальневосточная республика. Юлиан мог заинтересоваться другими территориями, вроде Российской Восточной окраины, Забайкальской казачьей республики, Бурят-Монголией или Приамурским государственным образованием. Но привлекала внимание именно Дальневосточная республика, происходящие в которой процессы могли склонить ситуацию в сторону белого движения. Тема действительно привлекающая внимание. И главным действующим лицом повествования был выбран Василий Блюхер. При этом нужно понимать, что использованный на страницах персонаж — проницательный разведчик Исаев — был всего лишь лицом, разбавляющим реальную канву повествования.

Как бы не складывалось понимание произведения, всё же читатель следит едва ли не только за одним Исаевым. Может сетовать на многое — как мало в нём от Владимирова (известное в миру имя), товарища 974, Макса Отто фон Штирлица (последующая, самая знаменитая, ипостась). Нужно всё-таки понимать, начиная работать над книгой, Семёнов не мог задумываться о написании продолжения его похождений. Скорее Юлиан стал бы работать над описанием прежней или последующей жизни Блюхера, должного интересовать читателя гораздо больше. Ещё важный к пониманию аспект: невзирая на таланты Исаева, имевшего определённый прототип, Семёнов с помощью его действий объяснял мотивы и поступки непосредственно Блюхера. Не используй Юлиан в повествовании данного разведчика, Блюхер не мог поступать с имевшейся у него уверенностью.

С чего вообще начинается повествование? С голода, охватившего Дальний Восток. Кто в том повинен? «Добрые» страны Запада, из лучших побуждений доведшие ситуацию до критической. Нужно ли описывать поступки их политических деятелей, которые впоследствии это использовали себе на руку, обвиняя в голоде уже самих большевиков? Ситуация становилась критической, действовать требовалось незамедлительно. Из-за распылённости сил — точечно. Одно мешало читателю — манера повествования автора, не претерпевшая изменений. Тот же рваный стиль, мешающий восприятию текста. Семёнов постоянно торопится, создавая наполнение в духе советской литературы двадцатых годов. В единственные моменты описываемое становится понятным, когда дело касалось Блюхера. Вот тогда Юлиан останавливал стремительный бег рассказа, в красках воссоздавая каждую деталь. Читатель должен был понять, сколь велик и значим Блюхер для истории. Одна сцена на подорванном переезде только чего стоит, когда смелые и быстрые решения Блюхера помогли ему избавиться от смертельной опасности.

Но как же Исаев? А что Исаев?! Ведёт не совсем понятную для читателя деятельность. То амурные похождения или срамные представления, то отчаянные действия на охоте, позволившие избавиться от лишних персонажей. Может так и следовало вести себя разведчику его уровня, выполняющего важную роль, о которой всё равно не сможешь узнать в полной мере. Он столь же мимолётен, каким предстал в воображении непосредственно Семёнова. Пока о нём известно, будто он выполнял некую миссию при Колчаке, а по окончании миссии на Дальнем Востоке отправится следом за белым движением в эмиграцию. Другое дело, что Юлиан не стал дожидаться реакции читателя, к окончанию работы над книгой развив для себя представление о судьбе Исаева, благодаря обнаруженным им документам, согласно которым получалось, будто схожий по описанию прототип действовал на территории враждебного Третьего Рейха. Правда подача была задумана несколько иная, чему читатель обязательно очень сильно удивится.

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

Собранный о раскольниках материал не мог уместиться только в одном докладе, написанном для министерства народного просвещения. Да и имелось желание понять лично для себя, кем всё-таки являются раскольники. Поэтому Лесков опубликовал в одиннадцатом номере «Библиотеки для чтения» за 1863 год письмо к редактору, озаглавив его как «С людьми древлего благочестия». Перед читателем ставился очень непростой вопрос: являются ли старообрядцы раскольниками? И почему они столь упрямы в воззрениях, не допуская отринуть свойственную им «ересь»? А может не они, а Никон был подлинным раскольником? Читатель задумывался. Действительно, церковные реформы, направленные на искоренение накопившихся разночтений, были сведены к единому представлению о должном быть. Однако, кто хотя бы самую малость знакомился с происходившим на Руси, особенно в плане изменения религиозных представлений, не мог понять, отчего некоторые аспекты реформами затронуты не были. Например, никто не стал искоренять стяжательства. А ведь православная церковь не избавилась от включения идей иосифлян. Тут впору задуматься, словно произошёл не раскол, а именно что полное отторжение ратовавших за подвижников во имя веры времён становления христианства на Руси. Но годы после раскола прошли, православие подчинилось нуждам государства, а раскольники некоторой своей частью остались на прежних позициях.

Лесков упомянул, как часто к старообрядцам причисляют сектантов. Он говорит, когда великий князь Владимир крестил Русь, то уже через шестнадцать лет появились хлысты, не признававшие никейский символ веры. Говорил и про разделение раскольников на две основные ветви — поповцев и беспоповцев. Во что вникать без специальной подготовки не следует, если интересует непосредственно творческое наследие самого Лескова. Всякий интересующийся, опять же, отправляется к трудам Мельникова-Печерского, превосходно описавшего историю старообрядцев после раскола, в том числе рассмотрев различные течения сектантства, ложно принимаемые за имеющие сходство с христианством.

Но Лесков всё же даёт историческую справку. Раскол сам по себе не оказал чрезмерного влияния на происходившее. Не было серьёзных столкновений на данной почве. Скорее старообрядцы стали искать новые места для обитания, где они смогут продолжать исповедовать веру, понимаемую ими за истинную. Ни Алексей Тишайший, при котором случился раскол, ни последующие цари их судьбой не интересовались. Влияние оказал разве только Пётр, сугубо из желания наладить доход с каждой души, проживавшей на подвластных ему землях. И с раскольников он не против был брать налоговые поступления. После — вплоть до царя Николая — старообрядцами вовсе не интересовались, отчего, например, Екатерина Великая и Александр Павлович удостаивались в памяти старообрядцев особого почёта.

Когда Лесков посетил Псков, а после Ригу, он увидел два, на тот момент основных, течения среди раскольников — поморство и федосеевщину. Какие между ними различия? Как оказалось, сами раскольники того не понимали. Если они считали себя федосеевцами, то не вследствие чего-то, а сугубо по причине того, что они себя ими считали, толком не понимая, каким образом отличаются от федосеевцев, проживающих отдельно от них.

Второе письмо было опубликовано почти год спустя — в девятом номере «Библиотеки для чтения» за 1864 год, включающее большое повествование в стилистике старорусского письма «Инок Павел и его книги». Читатель с ним может ознакомиться самостоятельно, заодно приобщившись к большому количеству вышедших из употребления слов. Гораздо интереснее воспринимается история от Лескова, свидетелем которой он стал. Довелось ему заночевать в деревне раскольников-федосеевцев, считавших беременных женщина за скверных, к кому ни в коем случае нельзя прикасаться. То есть ни муж, ни кто-либо из женщин с ней рядом не должен находиться, в том числе и во время родов. Поэтому Лесков сильно удивился, когда той ночью рожающую заперли одну, заставив её саму справляться с данной ситуацией. Разумеется, Лесков посчитал такое отношение кощунственным, осудив федосеевцев, помогая женщине разрешиться от бремени.

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

Совсем недавно в опале, теперь Лесков был задействован в качестве способного изучить дело раскола. По поручению министерства народного просвещения он отправился в Ригу, где старообрядчество практически не подвергалось гонениям во времена царя Николая. Однако, школы раскольников повсеместно закрывались. Теперь, как и касательно прочего, реформы царя Александра Николаевича шли по пути сглаживания острых углов. Следовало решить важную задачу — поставить старообрядцев перед пониманием необходимости возвращения в лоно церкви. Это хотя бы очевидно по той причине, что ещё при Петре церковь полностью поставлена под власть государства. Всё это время раскольники жили обособлено, вступая в разлад с самими собой, раскалываясь на всё более новые течения. Царь Николай стремился извести старообрядчество, поскольку все должны были подчиняться сугубо его воле. Но в какой степени дела тех дней важны для последующих событий? Получается так, что наибольший вклад в изучении последствий раскола остался за Мельниковым-Печерским, чьи труды в данном случае более примечательные. Однако, в веках последующих тема старообрядчества полностью стёрлась, более в обществе вовсе не поднимаемая.

Датировка труда Лескова 23 сентября 1863 года. Публикация состоялась в небольшом количестве экземпляров для внутреннего пользования в министерстве народного просвещения. И пока Николай работал непосредственно в рамках правительственной миссии, оставаясь потому в тени, тот же Мельников-Печерский начинал активно публиковаться с 1862 года, составив подробные «Письма о расколе». Но в том и отличие — Лескова интересовало современное положение, а не прошлое, и особенно в рамках открытия школ. С чем он столкнулся? С нежеланием старообрядцев постигать науки. Они хотели обучаться базовым предметам, вроде арифметики и чтения, отказываясь постигать историю, географию и прочее. Из допускаемых к изучению книг соглашались оставить только Псалтырь. Это противоречило планам правительства, желавших через приобщение к знанию дать подрастающим поколениям право на постижение мира через его осмысление, отставляя в сторону религиозную составляющую. По сути, следовало давать не религиозное, а светское образование.

Каковы были старообрядцы? Лесков видел их бедственное положение. Оставалось сомневаться в религиозности старообрядцев вообще. Вероятно, они жили по внутренним установлениям, имеющим малое сходство с представлениями, каковые они могли именовать истинной религией. Это так хотя бы на том основании, свидетелем чего Николай становился непосредственно, видя развратное поведение молодых старообрядцев, не брезговавших ходить с протянутой рукой и заниматься проституцией, не имея иных способов найти средства на существование.

Лесков пришёл к следующим выводам. Обучать старообрядцев в общих школах с православными — не получится. Необходимо создавать специальные школы. При получении последующего образования обучать наподобие христиан неправославного вероисповедания. Содержание школ поручить местным общинам. В первом классе обучать священной истории по Ветхому Завету, грамматике, краткой всеобщей истории, арифметике до дробей, чистописанию и черчению. Во втором классе — священной истории по Новому Завету, продолжать обучать грамматике, чистописанию и арифметике, преподавать историю до современного времени, знакомить с физической географией. Дополнял Лесков тем, что выступал за возможность сохранить пожелание раскольников обучать мальчиков и девочек вместе, а при приёме — не требовать с детей метрик, учитывая болезненное отношение между старообрядцами разных согласий. Прочих требований не слушать.

Принято считать, отчёт Лескова перед министерством народного просвещения оказал положительное воздействие. Спустя десять лет будет открыта первая школа. По предлагаемым ли Николаем принципам? Об этом нужно судить согласно отдельных источников. Только как и было сказано ранее, внимание к раскольникам преобладало именно в годы правления царя Александра Николаевича. После данная проблема с тем же усилием не поднималась.

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

Семнадцатого июня в «Северной пчеле» опубликован очерк «Кувырков», помеченный как «совершенно невероятное событие, краткая история одного частного умопомешательства». Читатель узнавал о чиновнике, ставшем конём, впоследствии определённом в психиатрическую лечебницу. Двадцать четвёртого июня — «Литературно-полемический вопрос», суть которого сводилась к утверждению: каждый в сущности всё равно окажется прав. Двадцать пятого июня начат цикл заметок про купеческих мальчишек «О маленьких людях». В обществе назрело недоумение, на каком основании купцы считают взятых в подмастерье за низшую породу людей, используя себе на выгоду безжалостную эксплуатацию труда оных. Двадцать шестого июня — «Ещё о маленьких людях». Тридцатого июня дополнение — «Два слова по поводу толков о маленьких людях». Двадцать девятого июня опубликован биографический очерк «Божина Немцова. Чешская народная писательница» — рассуждение о том, что она одна из пяти замечательнейших чешских писательниц, упоминались некоторые особенности её творчества. Восьмого июля Лесков опубликовал арабеску «Милая моя! на что нам разговоры?», написав нечто своё, взяв за основу строчку из стихотворения Мицкевича.

Двадцать седьмого, двадцать восьмого, двадцать девятого июля и второго августа публикация серии очерков «О земских учреждениях». Реформы царя Александра Николаевича положительно сказывались на России: отмена крепостного права, телесных наказаний, системы откупов, преобразование судебной системы. Теперь вот дело дошло до установления местного самоуправления. Например, есть такая страна — Англия, славная богатством и величием, построенном как раз за счёт самоуправления на местах. В России можно сделать это на двухуровневой основе — уездном и губернском. До читателя доносилось, каким образом это будет происходить. Разве не видно, насколько в Европе ныне стали склоняться к децентрализации административного управления? И Лесков всячески старался настаивать на необходимости позволить всему исходить с низов, чтобы избежать роста народного недовольства. С ним не соглашались, о чём Николай изложил дополнение в статье «Проект устава земских учреждений». Но мог ли о чём тогда читатель подумать? Разве только припомнить время помещиков и поставленных ими для распоряжения имениями управленцев из тех же крепостных. Где-то всё получалось хорошо, но чаще приводило к страданию людей. Нет смысла вступать в полемику, учитывая количество прошедших лет, когда перед глазами стоят наглядные примеры неэффективности местного самоуправления. В конечном счёте, пока административный ресурс не заинтересуется происходящим на местах, там будет твориться разброд и шатание. Восемнадцатого августа Лесков дополнил свою мысль ещё одной статьёй «О земских учреждениях», сославшись на то, как много прибыли извлечёт государство при реализации данного проекта.

Тридцатого июля — статья «О неизвестных умерших». По жалобам священников, к кому обращались прихожане на исповеди, становилось известно, по закону скоропостижно умерших нельзя трогать до дозволения полиции. И так как никто не хотел становиться участником следствия, опасаясь чего-либо, то умершего предпочитали не узнавать, оказывая воздействие и на членов его семьи. Девятнадцатого августа — «О женском отделении нашей типографии». Общество встретило с непониманием желание набирать женщин в качестве типографских рабочих. Пришлось объяснять особенности труда, в котором нет ничего сложного. Двадцатого августа — «Политическое обозрение».

Девятнадцатого сентября — короткая заметка «Старообрядцы как соревнователи просвещения». Двадцатого сентября — «Несколько слов ответа домашнему летописцу «Русского слова» по поводу типографских наборщиц». Лесков вернулся к обсуждению женского труда, отвечая на возражение, будто женщина не должна постоянно трудиться стоя, что особенно вредно при беременности. Николай разумно ответил — есть профессии, где женщинам приходится претерпевать гораздо более тяжёлые условия труда. Четвёртого октября — заметка «Краткое сведение о мерах, предпринимаемых комитетом грамотности, и о том, чем можно способствовать усилению его деятельности».

В одиннадцатом номере «Библиотеки для чтения» статья без подписи — «Два мнения по вопросу о браках». Основное, поставленное на вид, затруднение у раскольников, в силу сложившихся причин оказавшихся лишёнными возможности заключать церковный брак. В том же номере, и снова без подписи, очередная статья о Вольном экономическом и Географическом обществах — «Российские говорильни в С.-Петербурге (опыт оценки нашей свободной коллективно-гражданской деятельности)», чьё содержание понятно по названию.

Двадцать девятого декабря в «Северной пчеле» ответ «Рижским беспоповцам». Лесков оных назвал беспоповцами поморского согласия, встретив на то возражение — они согласия федосеевского. Николай им пояснил: федосеевцы не молят за царя, тогда как рижские беспоповцы — молят. И добавил, насколько староверы сами не знают, какой они веры, расплодили среди себя домыслов, изобретая суждения на собственный лад.

Автор: Константин Трунин

» Читать далее