Виктор Пелевин «Чапаев и Пустота» (1996)

Пелевин Чапаев и Пустота

Проведя читателя через театр фантасмагории в «Омон Ра» и театр абсурда в «Жизни насекомых», Виктор Пелевин выводил к чистоте замысла в абсолюте, которым явилась психиатрическая лечебница. Кто в одной из оных побывал (в качестве посетителя), навсегда сохранит в памяти разговоры с психически больными людьми. Наслушаться от них можно столь много удивительных по содержанию историй, что достаточно включить диктофон, после перенося в неизменном виде на бумагу. Материала хватит на многотомное собрание сочинений. И читатель должен поверить, изложенное Пелевиным в очередном романе, невзирая на находимые в нём откровения, станет слабым отражением того единственного дня, проведённого в психиатрической лечебнице (в качестве посетителя).

Например, довелось слышать правдивые истории от женщины, с горящими глазами рассказывавшей собравшимся о горькой своей судьбе, потому как её сын — Юрий Гагарин — улетел в космос и не вернулся. Слёзы текли по щекам женщины. Она вытирала глаза. Вновь озирала нас взглядом, начиная рассказывать, каким хорошим был Юрий, как много даровал ей счастья. Она понимала желание сына улететь в космос. Женщина не останавливалась. Был у неё и другой сын — Иисус Христос. Бедный мальчик, самой судьбой приговорённый претерпевать мучения. Слёзы продолжали катиться по женским щекам. Этого сына она тоже потеряла. Кого только она не назвала своим сыном за краткий период того своего разговора. Заканчивала женщина уже со счастливыми глазами. Она однажды посмотрела на солнце… и поняла! Вот они — её дети — смотрят.

Так и у Пелевина. Перед читателем Пётр Пустота, пациент психиатрической лечебницы. Он живёт в двух мирах. В одном из них — он понимает происходящее. В другом — переизбыток иллюзорного восприятия. Виктор с первых страниц дал представление, будто предстоит ознакомиться с безымянной работой, написанной кем-то в Монголии в двадцатых годах. То есть читатель был введён в заблуждение. На этом не стоит заострять внимание, как и на чём-то другом на страницах данного произведения. Нужно сразу понять, Пелевин не планировал сообщать потаённых истин. Всего лишь опыт применения силлогизмов и упражнение в софистике.

Было бы не менее занимательно, стань участником бесед с Пустотой не Чапаев, а кто-нибудь другой. Как бы это красиво смотрелось: Ленин и Пустота, или Гагарин и Пустота, или Христос и Пустота. Могло бы выстрелить куда сильнее. Не оттого ли иностранные издатели стремились не упоминать Чаепаева в названии? А если его убрать, то куда бы сместился акцент непосредственно у русскоязычного читателя? Учитывая наличие других действующих лиц, могло бы получиться более блестяще — Просто Мария и Шварценеггер. Остановило явное нарушение авторских прав. Поэтому не «Чапаев и Пустота», а «Мизинец Будды» и «Глиняный пулемёт». Вообще непонятно почему. Что до того читателю? Кто хотел, тот сумел найти ему нужное в содержании произведения, остальные сочли за совмещение фантасмагории и абсурда под одно.

Пелевин так и не прояснил для читателя суть им описываемого. Всё было придумано кем-то и когда-то, чтобы имело место быть вот это всё? Либо нужно уйти глубже в солипсизм, считая всё внешнее за проявление фантазии самого человека, поскольку мир без его восприятия существовать не способен. Если это действительно так — велика фантазия человека, сумевшего придумать невероятное количество всего его окружающего. Потому остановим мгновение, позволив Виктору сконцентрировать поток мысли в новом направлении. Впереди будут новые свершения, не такие красочные, каким стал «Омон Ра». Но всё же…

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

Виктор Пелевин «Жизнь насекомых» (1993)

Пелевин Жизнь насекомых

Не курите, дети… в Африку гулять. Или, как следует из Пелевина, о чём прочитаете, то вам и померещится. Написав парадоксально универсальную книжку «Омон Ра», объегорив действительность фантасмагорическими выдумками, получив за то одобрение от писательской братии, Виктор должен был рассказать новую историю, никак не уступающую по смысловой нагрузке. Беда заключалась в другом — в сложившемся положении: вливайся в стройные ряды бытописателя криминальных хроник, либо жги напалмом. Быть может начни Пелевин писать в иное время, знать нам его другим. Он же предпочёл раз за разом создавать новые парадоксально универсальные книжки. Хотелось Виктору рассказывать о действительности, но говорить о происходящем в лоб не хотелось. Не дело, когда абсолютно всё разжёвываешь для читателя. Пелевин на такое не мог согласиться. Пусть лучше читатель не поймёт половину из содержания, а то и в лучшем случае сможет усвоить десять процентов текста. Хорошо, если хотя бы что-то осмыслялось. Чаще всего читатель захлопывал книгу и говорил: «Бред!»

Обычно принято, когда речь заходит про «Жизнь насекомых», искать схожие по сюжету произведения. Зачем это делать? Достаточно того, что сам по себе Пелевин парадоксально универсален. Он смотрит на жизнь расфокусированным взглядом, в короткий момент находя смутные образы заинтересовавших его обстоятельств, уже только на них фокусируя внимание. И начинает излагать. Сперва он говорил про комаров, осуждавших всякого, кому желалось пить русскую кровь. Рассуждали комары здраво, почему-то сами разделённые по национальному признаку. Читатель старался понять, кому понадобилось пить именно русскую кровь. Адекватно воспринимать беседы комаров никак не хотелось.

Другое дело, когда Пелевин повёл сказ о жизни навозных жуков. Этой внутренней истории хватит для полного осмысление манеры изложения. Все проблемы мира Виктор уподобил навозному шару, который навозный жук старательно катит. Чем дальше жук его катит, тем шар становится больше. Самое основное для понимания — прозвание шара. Называется он древним египетским словом «Я». И так уж складывается жизнь, что для навозного жука всё построено вокруг этого самого «Я». Читателю так и хочется заметить, сколь просто рассуждать с помощью силлогизмов, ведь Пелевин не услышит возражений. Сказав в меру будто бы правдиво, Виктор удовольствовался полученным результатом.

Захлопнув книгу уже как минимум два раза, сопровождая гневным высказыванием о бредовости содержания, читатель возвращался к тексту. Его ждали новые герои в виде муравьёв, мотыльков, клопов и прочих насекомых. Приходилось ждать, может произойдёт нечто парадоксально универсальное. Но ничего не происходило. Или происходило, но это практически невозможно понять. Гораздо проще было у Маршака, когда «муха по полю пошла» или «а лисички взяли спички». Виктор в такой манере излагать не мог. Беда заключалась ещё и в тех веществах, о которых не в каждый исторический период времени разрешено рассказывать. То есть и в данном плане Пелевину повезло, поскольку спустя тридцать лет такую книгу не стали бы публиковать, будь она тогда написана. Правда могут отказать в переиздании.

«Жизнь насекомых» писалась в сложное для страны время. Не имел Виктор Пелевин прежнего задора, дабы сложить нечто в духе «Омона Ра». Идеалы советской поры оказались полностью утраченными, впереди маячило осознание мрачных и тёмных лет. Казалось, лучше сойти за нестандартного писателя, выделяющегося особым видением мира. Ежели книгу кому-то пожелается прочитать — хорошо. Особых надежд возлагать не приходилось. Даже публикация случилась в журнальном варианте, до издания в книжном формате пройдёт ещё три года.

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

Виктор Пелевин «Омон Ра» (1991)

Пелевин Омон Ра

Пелевин поставил перед читателем проблему, решения которой не существует: мир для человека или человек для мира? Всё ли так происходит в действительности, каким образом это воспринимает человек? Или всё происходит вне воли человека и вне зависимости от его способности это осознать? Как тогда быть? Например, постараться убрать шоры с глаз, то есть расширить миропонимание до максимально возможного. Но и тогда будет казаться, представление человека о мире может быть определяющим. Разве нет наивности в такого рода попытке осознать действительность? Вот и Виктор посчитал таким образом, наглядно показав, что для представления о мире достаточно закрыть глаза и представить происходящее, как внутри головы сама собой сложится нужная картинка. Только всем необходимо когда-нибудь вырасти. К сожалению, многие живут с закрытыми глазами, так никогда и не узнав, насколько миру было безразлично на их мнение, он ни в чём не был похож на их представления.

Поэтому Пелевин пишет про мальчика по имени Омон, чья мечта — стать лётчиком. Он закрывает глаза, представляет себя внутри летящего самолёта, издаёт звуки, соответствующие небесной машине, производит движения, должные быть характерными для полёта — и Омон летит. Став взрослее, старается проникнуть в тайны авиамоделирования, более останавливаясь на желании понять устройство самолётиков, особенно в случае присутствия внутри пилота. И для читателя очевидно, почему главный герой поступает в лётное училище. Что происходит далее? На страницах произведения начинается подлинный абсурд: от ампутации ступней до полёта на Луну, при оговорённой невозможности вернуться назад. Читатель сразу выпадает в осадок. И если с ампутацией ступней всё строится на логике: лётное училище названо в честь Мересьева, повредившего ступни при крушении самолёта; то прочее — обозначение мерной поступи Пелевина в мастера жанра абсурдной литературы.

Всё же читатель продолжит хранить уверенность, действующих лиц на самом деле готовят к полёту на Луну. Не совсем понятно, зачем их отправлять в один конец. По мере продвижения по сюжету недоумения будет становиться меньше. Пусть каждый смертник отделяет ступени вручную, принося себя в жертву, и главный герой пусть пытается застрелиться, оказавшись в безвоздушном пространстве Луны. Однако, завершение повествования станет подлинной неожиданностью, переворачивающей понимание книги с ног на голову. Это произведёт неизгладимое впечатление, от чего читатель в самый последний раз выпадет в осадок. Ему захочется задать новый вопрос: это некий эксперимент, проводимый с особой жестокостью? Только ответа не последует. Пелевин довёл абсурд до абсолюта, предоставив читателю возможность самому решать, насколько им описанное хоть на самую малость допустимо в действительности.

Так что для человека мир? Что мир для человека? Полностью ли всё построено на основании внутреннего ощущения должного быть? Или должное быть всегда происходит вне способности человека осмыслить возможность его существования? А может кто-то скажет, будто абсурд от Пелевина невозможен к осуществлению? Тогда надо теперь спросить уже у читателя: почему так тверда в это уверенность? Сама мысль о необходимости ставить человека в рамки — мягкая форма способности для того, чтобы научить пониманию действительности. Если происходящее в рамках видоизменять — человек ничего не сможет этому противопоставить. Он может начать бороться. Тем лучше! Наблюдать за его поведением станет во много раз интересней. На самом деле — человек живёт в социуме, рамки которого могут вести себя разным образом. И никто не мешает проводить эксперименты. Читатель должен знать — они проводились прежде, их проводят сейчас, а в будущем реальность станет много хуже, чем самые абсурдные предположения.

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

Фигль-Мигль «Волки и медведи» (2012)

Фигль-Мигль Волки и медведи

Фантазии безудержно изливающийся поток, не знающий преград и ограничений, распространяющийся, поглощающий и не ведающий о необходимости придерживаться берегов. Размытое русло осталось без воды. Нет нужды в понимании сказываемого, когда того не требуется. Необходимо просто внимать, не придавая значения происходящему. И нет важности находить дополнительные слова, поскольку лучше следовать заданному автором направлению. Именно сейчас, не оставляя на потом, будет выражено мнение, такой же ценности, как написанное Фиглем-Миглем произведение.

В будущем возможно всякое. И всякое возможно в настоящем. И настоящее может иметь место в прошлом. И прошлое даёт представление о должном повториться. Разве не поднимает голову Новгород, не станет перечить он власти Москвы? А чем хуже Алтай, некогда житница России, один из основных поставщиков серебра и золота? Дадут недра Барнаула ещё ресурсов дивных, на уровне духовном только доступных. Не вечно влачить жалкое существование краю сибирскому, выше гор алтайских на карте географической, севернее Горной Шории, богатый чернозёмом и зерновых культур урожаем. Всё забыто и оставлено, покуда зреют иные самородки, пока всерьёз не воспринимаемые.

Не всё о Питере сказывать, не граду сему пророчить возвращение великолепия. Не видеть в его жителях паранормальных способностей и не над их судьбами задумываться. Позвольте разыграться мечтаниям, описывая всё, что приходит в голову. Так родится подобие, на премию «Национальный бестселлер» претендующее. Случится на небе затмение, почернеют облака и выгорит Луна, астероидом в сердце поражённая, ежели сию награду литературную получит произведение, звания национального бестселлера достойное. А пока приходится внимать имеющемуся. Сложись таким образом обстоятельства, за скороспелостью в поиске фаворита сезона нового истинных звёзд заметить не получается.

Нет и не будет тут слов о Фигля-Мигля творении. На одном дыхании оно прочитано, следом лёгкими обратно исторгнутое. Не успел мозг обогатиться порцией кислорода, обратно едва ли не сразу отхлынувшего. Прошло лишь через сердце, не оставив по себе воспоминаний. Потому сказать получается — ни уму ни сердцу. Одна печень возрадовалась, пропустив и очистив, не дав организму потерять равновесие. В селезёнке осталось немножечко. Зато усилилось желчи отделение, разъедая пищеварительный тракт излишней горечью. Возникло ощущение неприятное, вроде жжения, на всю ширину груди разлившееся.

Всё проходит. Всему быть успокоенным. Что должно быть сразу брошенным, тому не подняться после усилиями многократными. Придали сил, обозначив важность мнимую. И пошёл абсурд, якобы кем-то понимаемый. Сказали слова люди разные, отозвавшись выражениями общими. И нет других вариантов, кроме как рассказать бессмыслицу, ни на что не намекая и ни к чему не склоняя читателя. Просьба есть — простить и не искать сокрытого. Существуют определённыю правила, которых следует придерживаться. Потому и пишется заметка критическая, самостоятельного существования заслуживающая.

Читать или не читать «Волков и медведей»? Читать обязательно. Надо иметь мнение личное. Скрипеть зубами, до последней строчки дочитывая. И не говорить потом, будто понравилось. Ибо кто скажет такое, получит сомнения порцию. Кто же доверится человеку, оценившему нечто подобное? Но известно каждому — случаются деятели, к абсурду тяготеющие. Они поддержат, ибо сами в беллетристике способны на малое. Сошлись разом обстоятельства, позволившие Фиглю-Миглю торжествовать, лавры приняв победителя. Воспарил выше облаков белых сей автор, под небом голубым получив награду свою заслуженную. Может и лучше, чем Луны созерцать крушение, грозящее и Земле гибелью. Пусть получают «Национального бестселлера» произведения странные, воспримем это залогом спокойного существования всего человечества.

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

Андрей Скоробогатов «Сибирская симфония» (2016)

Скоробогатов Сибирская симфония

Не для того литература дана человеку, чтобы писать о чём-то, не говоря ничего по существу. Сам факт создания литературного произведения не красит писателя. Нужно взвешенно подходить к изложению, дабы вымысел не лепился на нелепицу, ибо дальше просто некуда. Но это не останавливает человеческую мысль, ежели чешутся руки. В стане авторов-сумбуристов обозначилось пополнение. Теперь и Андрей Скоробогатов оказался способен создать компанию таким мастерам абсурда, вроде Владимира Сорокина. Прилагать усилия для понимания текста не требуется, как и видеть сатиру на действительность. Всё сказывается сугубо ради фана. Коли прикольно, чего не сказать-то?

Будущее. Землю местами вспучило. Сибирь увеличилась в пять раз, остальное аналогично спалось. Пришли морозы, отчего летом сибиряки греются при температуре в минус пятнадцать градусов по Цельсию. По улицам бродят волки. Медведи получили статус полноправных граждан, поскольку Сибирь именуется Государством людей и медведей. Женщин в сих местах давным-давно не было, и почему так всё обстоит пока ещё неизвестно. И самое важное! Играть на балалайке прогрессивный металл — значит в перспективе получить срок за нарушение Уголовного кодекса.

Нужно ли разбираться во всём этом? Авторская фантазия расцветает с каждой страницей. Даже кажется, что Андрей не совсем представляет, о чём взялся рассказать. Конечно, весело описывать свойства слюны, способной долететь до поверхности, пока температура летняя, а вот попробуй хотя бы плюнуть, коли при минус семидесяти градусах хорошо, ежели не застынет на губах. Высказав сию дельную мысль, Скоробогатов понял — нужно продолжать повествование. Потребовалось дополнить содержание стереотипами. Ведь в Сибири, по представлениям всего мира, люди должны быть всегда вооружены, как тут не описать пресловутых волков, окруживших трамвай, подобно грабителям поездов на Диком Западе. Только тут иная реальность, более близкая по духу русскому человеку.

В качестве развлечения и отдыха головы «Сибирская симфония» подойдёт идеально. Сознание лучше отключить сразу по открытию книги. Все жизненные затруднения мигом исчезнут. Ещё бы! Зачем серчать на происходящее, когда в скорой перспективе ожидает нечто подобное. Тут не анархией Кропоткина пахнет, а чем-то более махровым, где лучше не жить. Воистину, герои Сорокина существуют при аналогичных обстоятельствах, но Владимир не стремится создавать впечатление чрезмерной оторванности от действительности. У Скоробогатова реальность более прозрачная. Если говорить точнее, ему проще описать общую ситуацию, нежели суметь проникнуть в неё и разложить на составляющие.

Стоит мыслительному потоку остановиться — произведение завершится. Всему есть конец, в том числе и нелепице. При потере смысла продолжать рассказывать — лучше вовремя остановиться, дабы у читателя мозг остался в целости и сохранности. Часов пять чтения он сможет потерпеть, после чего начнёт серчать на невразумительность. Главное задуматься, насколько прочие произведения Скоробогатова соответствуют «Сибирской симфонии». При условии похожести — придётся сокрушаться от удручения. Всему должен быть предел. Впрочем, некоторые писатели нравятся читателю именно за оторванность их литературных трудов от настоящей жизни. Так и Скоробогатов должен иметь похожего читателя, ждущего новых порций абсурда.

Почему же Андрей использовал Сибирь для экспериментов? Чем ему не угодил Мадагаскар? Вполне можно перенести действие на австралийский континент или куда угодно, где будут жить обыкновенные сибиряки, так как в столь холодных условиях никому больше существовать не захочется. Всё это домыслы, ещё более невразумительные, нежели описаны в «Сибирской симфонии». В любом случае, пусть Скоробогатов оттачивает слог, создавая произведения по душе. Требований к нему предъявлять не следует: алмаз можно получить и из графита.

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

Сергей Лукьяненко, Юлий Буркин «Остров Русь» (1993)

Лукьяненко Остров Русь

Цикл «Остров Русь» | Книга №2

Вторая попытка создания замкнутой истории, предпринятая Сергеем Лукьяненко и Юлием Буркиным, принявшая вид абсурда. Дав читателю представление об острове, на котором располагается Русь, они стали нагнетать обстановку, выписывая сцены, далёкие от разумного осмысления. Читатель подумает: какие-такие бананы? С какой стати три богатыря и Иван-дурак ведут себя наподобие трёх мушкетёров и д’Артаньяна? Каким образом царевна Несмеяна рыдает над «Муму»? И почему вдруг главный герой оказался негром? Всё объясняется в духе детектива братьев Стругацких, ибо иного быть не могло, коли речь шла не совсем о нашей реальности.

Будь сюжет «Острова Русь» основанным на желании авторов получить удовольствие от творческого процесса — не было бы к ним претензий. Но видеть на страницах пародию на произведения других писателей — довольно огорчительно. Пусть Сергей и Юлий извращают представление о царствовавших на былинной Руси порядках, это их авторское право. Желают они так видеть ситуацию — никто им того запретить не может. Почему бы не добавить самобытности? Зачем богатыри решили заратиться на Куликовом поле с Иваном-дураком? Если только ради выработки принципа: один за всех и все за одного. И это происходит по причине необходимости отправляться на поиски серёжек Василисы Прекрасной, словно за подвесками Миледи.

Читателю может показаться, что будь Александр Дюма знатоком славянской мифологии, он бы обязательно написал нечто подобное. Не понадобился бы ему антураж в виде французской истории, на иной гвоздь ему тогда предстояло вешать картины. А может надо думать иначе, видя в работе Лукьяненко и Буркина стремление позабавиться, без старания задуматься о полезности ими написанного.

Положение ухудшается в связи с привязкой к общему циклу прежде написанной повести «Сегодня, мама!». Тогда читатель начинает понимать — речь не о былинном времени, а о будущем. Остров Русь на самом деле существует. Причём не в границах Евразии, а где-то среди омываемых горячими водами пространств. Сразу возникает аналогия с прочими фантастическими мирами Лукьяненко. В воображении рисуются «Рыцари Сорока Островов». Неужели и на этот раз над землянами проводят эксперимент некие инопланетные силы?

Остановимся на идее, будто Сергей и Юлий написали общую пародию, взяв за основу «Заповедник гоблинов» Саймака, наполнив страницы абсурдным содержанием. Если не с позиций юмора, то иначе к «Острову Русь» подходить не следует, так как возникнет излишнее количество обид за напрасно отнятое на чтение время. Когда это будет усвоено, тогда данное произведение перестанет восприниматься негативно. Подумаешь, Иван-дурак является негром. А кто скажет, будто он таковым не являлся в действительности? Ведь в былинах ничего не говорится о цвете кожи. Как не говорится и о том, в какие именно стародавние времена всё происходило. Вдруг во времена стародавние, ещё не наступившие?

Поэтому остановимся на понимании «Острова Русь» в качестве произведения, относящегося к юмористической литературе. Как знать, отчего не случиться такому, чтобы прошлое оживало хотя бы где-то, не имея к нему отношения. Всё чаще фантасты задумываются, как воспринимать историю, слишком многогранную и трудную для понимания, с каждым днём всё более теряемую для настоящего. Вполне вероятно произойдёт такое, как описали Сергей и Юлий. А при отсутствии фантазии для наполнения аттракциона подойдут сюжеты из когда-то созданных произведений. Учитывая количество написанного Александром Дюма, никто не станет обижаться, ежели «Три мушкетёра» заживут новой жизнь, хоть в экспериментальном зоопарке, но для приличия со сменой лиц. Просто похоже… И довольно на этом.

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

Виктор Пелевин «t» (2009)

Пелевин t

мир велик но не настолько всего в мире два значения одно из них отражает существующее второе отмечает его отсутствие сочетание сих значений допускает воспринимаемое нами многообразие посему куда бы не вела человека фантазия всё неизменно сводится к простоте следуя из означенного искать сверх данного допустимо ради цели потешить умение связывать слова в предложения

вселенные сливаются в вязкий комок ничего не значащих определений где то граф лев толстой а где то практически пуленепробиваемый сторонник непротивления злу насилием железная борода одно накладывается на другое некогда самостоятельная единица ныне нуль из чьей то фантазии

тут бы пора сказать смешно когда тянет улыбаться но не смешно когда тянет покрутить пальцем у виска начав рассказ с вольной трактовки вероятного прошлого пелевин закончил рассуждениями о политеизме понимаемый им в качестве отражения коллективного творческого процесса допустить такое возможно учитывая необходимость увлекательного начала переходящего в океан возможных продолжений

река фантазии вынесет через размытые берега с искажёнными до неузнаваемости руслами это раньше люди помнили о течении воды в определённом направлении покуда чаяния не обрушили опоры натурализма заново позволив реалиям сюжета воплощать иллюзорно понимаемый романтизм всё истинно движется циклами дабы некогда принятое забыть в угоду прочим писательским желаниям

куда несло пелевина дав зачин обозначив происходящее он забыл к чему вёл повествование не получилось выдать действие за модернистические наклонности даже нет потока сознания и нет фэнтези если кому то так могло показаться над всем навис абсурд причём не отражающий обыденность а трактующий происходящее на страницах самого абсурда ради

и когда пелевин понял как трудно дастся ему подобие философпанка он сказал о его более всего беспокоящем обыденности писательской профессии современного ему времени а именно речь о необходимом задействовании в творчестве помощников прописывающих закреплённые за ними моменты в которых они более сильны пусть так как говорится читателю только останется думать какое отношение это имеет к самому пелевину если и исполнявшего чью то роль в произведении то определённо демиурга

отправив толстого искать оптину пустынь пелевин не имел о ней представления пока герой будет идти в конечный пункт путешествия что нибудь нарисуется и надо сказать рисуется самое разное порою не совсем адекватное желаемое быть принятым за правду но не будет всего в таком количестве ибо истина доказывается а не дополняется за счёт прочих истин более и более заводя в абсолютный тупик

осталось разобраться почему в данном тексте нет знаков препинания и прочих важных атрибутов обязательно должных тут присутствовать их просто нет и не надо о том задумываться поскольку к сему абзацу в голове обязательно выстраивается определённая модель понимания легко обходящаяся без надуманных для письменной речи ограничений примерно в том же духе написан роман t пелевиным автор отрицает нормы понимания адекватности подменяя их удобным ему трактованием всего и вся

как уже сказано мир состоит из всего и из ничего поэтому буквы являются лишними элементами достаточно оставить чистую доску позволил каждому написать на ней желаемое или лучше оставить её в чистоте показав тем достигнутое познание высшего идеала совершенства выраженное через осознание себя в качестве единственного и неповторимого существа умеющего говорить пока и это умение не омрачило белизны чистой доски

сложное состоит из простого казалось бы и казалось бы простое составляет сложное

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

Михаил Булгаков «Театральный роман» (1937)

Булгаков Театральный роман

Человек писал книгу, потом решил перестать её писать, после вовсе не думал о ней, зато потомки с воодушевлением взялись видеть реальность там, где автором подразумевался лишь абсурд. Булгаков сразу сказал — он рассказывает от лица профана, толком не представляющим театральную жизнь. Коли так, то доверимся непосредственно сказанному. Серьёзное отношение к творчеству излишне провоцирует лиц к нему склонных до самоубийства, потому нужно постараться быть проще, и проще смотреть на творчество других.

Перед читателем «Записки покойника» — другое название «Театрального романа». Сразу ясно, автор записок уже умер. Как становится известным от рассказчика — наложил на себя руки, спрыгнув с моста. Описание обстоятельств получения рукописи, интерес к судьбе её незадачливого автора — самое цельное, выделяемое из повествовательной канвы. Прочее — яд, вредный для посторонних лиц. И так как сей труд стал достоянием общественности — нужно постараться не отравиться авторским сарказмом.

Дальнейшая суть произведения — никто не понимает будущего покойника. Он вроде делает правильно, но никого это не устраивает. Всё начинает казаться абсурдным, когда логически верное отрицается. Привязать к особенному мировосприятию работников театра — не получается. Просто кто-то сошёл с ума, либо у него превалирует чрезмерное отношение к собственной личности. Как в такой обстановке самому не тронуться? Потому главный герой и пошёл на решение, казавшееся ему самым очевидным.

Не стоит излишне разбираться в происходящем на страницах, как и искать адекватных действующих лиц. Люди живут личными интересами, пытаются наладить уважительное отношение к ими делаемому, всё прочее им безразлично. Если у кого лопнет терпение внимать написанному или не получится усвоить события, то нужно вспомнить об истории самого произведения — тогда всё станет гораздо понятнее.

Безусловно, без надобности к недописанной работе Булгакова читатель не притронется. Нужно иметь причину. Например, задавшись целью познакомиться с ещё некоторыми трудами Михаила Афанасьевича, помимо «Мастера и Маргариты». Либо иная цель — понять театральную кухню, ежели найти смысл в ней не получается. Другая цель — что-нибудь почитать о театре. Какие ещё могут быть цели? Просто по совету, а то и наперекор мнению какого-нибудь критика, толком не разъяснившего, чем ему не угодил «Театральный роман».

И вот книга в руках читателя. Он ознакомился с предисловием автора, понял, что держит в руках сразу две книги. Одна — «Записки покойника» неизвестного ему писателя, вторая — «Театральный роман» Булгакова. Они оказались под одной обложкой, обе отредактированы непосредственно Михаилом. К удивлению, книгу следует считать дописанной, так как добротное произведение всегда предоставляет читателю право самому предполагать, чем всё в итоге закончится.

А дабы читатель прикипел к «Театральном роману, Булгаков поступил тем же образом, каким озадачился Чернышевский в «Что делать?», то есть убил человека, тем привив интерес. Странно думать, чтобы читатель загорелся узнать об истинной причине самоубийства автора «Записок покойника», ведь она читается между строк. Да то и не имеет к повествованию существенного отношения. Булгаков высмеивал театральные порядки, чем и обеспечил читательское внимание.

Не станем поступать подобно Михаилу — не оборвём мысль на интересном месте. Подведём внимание к заключению. Более сказанного поведать не получится, не разбирая сюжет на составляющие его элементы. Таковой задачи не ставилось, ибо отношение к повествовательной канве было сразу обозначено. Из текста усвоено, что не зря Булгаков оставил произведение недописанным. Он выговорился, излил обиды на бумагу и успокоился. Нужно уметь смиряться с неизбежным.

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

Сью Таунсенд «Женщина, которая легла в кровать на год» (2012)

Таунсенд Женщина которая легла в кровать на год

Годы шли, стиль Сью Таунсенд не менялся. Она в прежней мере писала в однотипной манере, исходя из доведения ситуации до абсурда. А что если на этот раз заставить человека провести год в кровати? Мог ведь Кобо Абэ построить сюжет вокруг унитаза. И это тогда, когда о хикикомори всерьёз не задумывались. Годы прошли, в жизни Таунсенд многое поменялось. Она сама должна была стать затворником — более десяти лет проведя в темноте, ибо ослепла. Но стиль не поменялся — это более всего удручает. Если и понимать текст произведения «Женщина, которая легла в кровать на год», то не следует этого делать буквально. Нужно представить, как со страниц вещает слепой автор. Не в кровать легла главная героиня, а именно ослепла.

Чтобы ослепнуть — не обязательно быть безумным. Порою хочется закрыть глаза на окружающую действительность, затворить окна и двери, полностью отключиться от внешнего мира. Что происходит за стенами дома — не должно иметь значения. На самом деле, от обыкновенного человека ничего не зависит. Он только думает, будто выражает личное мнение, формирует точку зрения определённого круга людей, тогда как, на самом деле, он слеп и нем. Более того, человек пребывает в кровати, аналогично героине произведения Сью Таунсенд. Она не понимает, каким образом оказалась в столь невразумительном положении, а люди не понимают, насколько находятся в похожей ситуации, не решаясь себе в том признаться.

Вся приводимая на страницах аморальность — суть пустых порывов донести нечто, от чего бы лучше пронесло. Действующие лица произведения — взбалмошные натуры «с придурью». Они желают благ себе, когда в спины прочих у них упираются коленки. Родители не заботятся о детях, дети живут заботами сегодняшнего дня, прочие сходят с ума и низводят собственное мнение до заявлений в пустоту. Мир ещё держится, но он уже катится под откос. И лишь в этом мире возвести на Олимп могут человека без достоинств, дав ему почёт и уважение, просто из желания обсудить новое явление.

И ведь не признают главную героиню сумасшедшей. Может действительно затянулась на семнадцать лет у неё послеродовая депрессия. А может она истинно ослепла, не осознавая того. Таунсенд будет стараться найти оправдание её поведению. Да вот не получится найти. Не с той стороны Сью смотрит на ситуацию. Она хотела показать происходящее максимально абсурдным, чему читатель в основной массе поверил. Читатель воспринял текст буквально. Буквально текст был подан и самим автором. С такой позиции анализ произведению вообще не требуется.

Но анализ требуется! Не бывает литературы настолько лёгкой, чтобы она не дала повод для размышлений. Заразить стремлением к оным — прямая обязанность писателей. С данной задачей Таунсенд справилась. Читатель постарался и увидел язвы современного ему общества, заметил недальновидность некоторых персонажей, падкость на веру в ерунду — другой части действующих лиц. На феноменальное желание главной героини пробыть в кровати год, каждый отреагировал со свойственной ему способностью принимать происходящие в обществе изменения. Разумной точки зрения никто так и не выработал — к тому не испытывал желания уже сам автор.

Сможет ли главная героиня встать с кровати через год? И потребуется ли это ей? Поймёт ли она, что в нынешнем мире позволительно жить в четырёх стенах, поскольку человечество обречено вернуться к «пещерному образу жизни». Проще тронуться умом, нежели принять ожидающие человечество перемены. Почему Таунсенд не писала именно об этом, зачем был показан абсурд надуманный, вместо абсурда явного?

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

Герта Мюллер «Человек в этом мире — большой фазан» (1986)

Мюллер Человек в этом мире большой фазан

Можно по-разному относиться к новаторской литературе, сохраняя при этом умное выражение лица, будто в тексте скрыто нечто такое гениальное, отчего обыкновенным смертным не понять суть авторской игры в слова. А есть ли суть в подобном написании художественной литературы? Всё имеет право на существование: никто не может заставить человека поступаться собственными убеждениями в свободном от благоразумия мире. Дело каждого погружаться в фантазии малознакомого ему человека, пускай и в перспективе обласканного в высших профессиональных кругах. Собственно, Герта Мюллер, лауреат Нобелевской премии по литературе за 2009 год, начинала творческий путь не то с абсурдизма, не то с потока сознания, не то с магического реализма, либо со всего по чуть-чуть.

Первое, бросающееся в глаза, это отсутствие возможности найти соответствие между следующими друг за другом предложениями. Может мысли автора не могли обрести спокойствие, наваливаясь на бумагу, покуда не были забыты? А может Герта Мюллер, вместо окончательного варианта, случайно предоставила читателю черновик? Или её жажда одарить всех чем-то необычным довлела сильнее всего? Так или иначе, но погружение в произведение «Человек в этом мире — большой фазан» происходит с заглавия. И читатель уже понимает, что иной раз и предложения в тексте будут лишены какого-либо смысла.

Почему бы человеку не быть в этом мире большим фазаном? Его разводят для поддержания нужд общества и создания должного количества особей. Пусть человеку тяжело живётся в таком мире, поскольку он часто используется для поживы мелких групп охотников. Такое вполне укладывается в рамки логики. Но в рамки логики не укладывается предлагаемое Гертой Мюллер произведение.

Сторож на кладбище, столяр с женой в постели, портрет мамы на стене, слизывание слизи с пальцев, солёные слёзы, сдирание корки с гнойной раны, гусеница в лесу околела, путана из России, яблоня ест яблоки и трёт висок сторожу на кладбище… Проделав долгий путь, читатель наконец-то вернулся в изначальное место повествования. Теперь необходимо следующее: провести сравнительный анализ, отделить отдифференцированный плевел, разрешить аутоиммунную дилемму, озадачиться насчёт этих терминов — истолковать их максимально абсурдно и найти тот вид растения, что при втирании в кожу даёт кратковременный эффект, позволяя реципиенту забыть о мучающем его зуде в области основания черепа; не забыть накормить книгу буквами.

Читатель, пытаясь выразить мысли во время ознакомления с данной работой Герты Мюллер, скорее всего будет использовать слова вроде: что курил автор?, как называется средняя степень олигофрении?, ругаться хочется!, шляпа!, слова-слова-слова!, яблоня ест яблоки?, вермахт???, яблоня ест яблоки?, и даже тут секс есть! когда же она их есть перестанет?. Абсурдистика не предполагает отсутствие в тексте смысла, магический реализм не строится на основании одних вымученных ночных кошмаров, поток сознания не означает нагромождение всего и вся разом.

Культурная ценность у произведения Герты Мюллер всё-таки имеется. «Человек в этом мире — большой фазан» написан в оригинальной манере, его содержание трактуется на усмотрение — опираться есть на что. Кто-то обязательно оценит по достоинству. Впрочем, предвзято относиться к писательнице не стоит. Достаточно вспомнить с чего начинали другие, писавшие в подобной манере, авторы. В их ранних произведениях аналогично стоит тушить свет при чтении, зато потом их слог раскрывался невероятно красивым цветком.

Видавшие читавших Герту Мюллер, не знали — кого ругали. Читавшие видавших Герту Мюллер, кого ругали — не знали.

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

1 2