trounin.ru

Поэзией полагается слух услаждать, дабы даже приниженное тем возвышать. О чём хочешь пиши, но пиши с открытой душой, пусть Анакреонт гордится тобой. Да время менялось, навсегда исчезало прекрасное в былом, теперь в стихах о грусти, о смерти прочтём. Разве иной получится у поэзии быть, ежели в Петербурге действие должно происходить? В граде на Неве сама атмосфера заставляет страдать, чего на юге не смогли бы понять… Может потому там Достоевский особенно пронзительно творил? Каждый герой его произведений до расстройства ума себя доводил. Теперь у Мережковского начинался пронзительный сказ, словно действовал на юношу сглаз: потерял интерес к жизни, о смерти каждый день помышляя, в мыслях на свете ином пребывая. Только не спешил Дмитрий, протяжно взявшись повествовать, его манера ни в чём не могла «Евгению Онегину», поверьте, уступать.

Каким образом люди относятся к любви, как реализуют помыслы свои? Один человек способен любить многих, обретая любовь в ответ, живя счастливо на протяжении шести, а то и восьми десятков лет. А есть человек, который согласен единожды полюбить, отчего не сможет долго и счастливо жить. Зачем столь горькую участь люди избирают? Может просто они того не понимают. Может таково желание их естества. Разговор об этом — пустые слова. Посмотрите на героя поэмы, где в заглавие поставлена смерть, там можно зачатки творения Данте слегка рассмотреть. И было бы так, развивай Дмитрий повествование по смерти действующего лица, да не виделся таким поэту замысел Творца. Герой умрёт, и до кончины следует за его муками следить, нечто вроде «Бардо Тхёдол» сумел Мережковский сложить.

Спастись мог главный герой, его любовь от смерти излечила. Мерещиться перестала постоянно могила. Спокойно грудью задышал, думал сумел обрести, что искал. Но никогда в любви смысла прежде не видел, вспомнив о смерти, как жизнь опять возненавидел. Покинула сознание любовь, ни к чему она на смерть обречённому сталась, потому дума о кончине снова к герою возвращалась.

Как же героя спасти? Нужно привить интерес. Найти средство, не смог бы жить которого без. Найти информацию среди разнообразия мифов, разбить действительность на множество типов, внушить нечто особое, предречь важность бытия, только вот умом герой не понимал пустые слова. Он знал, насколько жизнь человека бесполезна, под ним всё равно разверзнется бездна, как не живи, к чему не стремись, хоть важным для потомков окажись, нет смысла в существовании отдельно взятых людей, не нужна миру ни одна из человеческих идей, всё бездной будет пожрано опять, чему не дано противостоять. Потому умирал герой повествованья, не прилагал он к излечению старанья, не придавая важности чувствам других, про себя лишь помня, о прочих забыв. Не стал он мучения раньше должного прекращать, предпочитая от скорби долго умирать. Таял на глазах, никто не сумел ему помочь: его мысли окутала ночь, ничего на веру уже не принимал, в душе пожар гнетущих чувств полыхал.

Как же человеку внушить необходимость жить? Мережковский не стал ответ на вопрос находить. К Богу взывай, либо осмысление на рациональных началах старайся обрести, с грузом размышлений не сможешь до финальной точки дойти. Одно верным останется, к чему редкий человек обращается, живём не для себя — другие люди каждому из нас важны, они и являются причиной каждодневной суеты. Иные предпочитают от всего отказаться, им проще кажется скончаться.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Балладу о прошлом, в духе Оссиана, сложить не сложно. Сказать о времени грозном, о порядках древнего стана, всегда можно. Возьмём страну — Морвеной наречём, пусть так. Её возьмём одну — Ордала сделаем царём, вкруг мрак. Красавицу-дочь — Минваной зовут, во главу сюжета поставим. Опустится ночь — её призраки ждут, просто это представим. Пока же она вне беды, поэтом Арминием любима, ей на горе. В любви порывы молодых всегда злы, трагедия сразу зрима — из слёз море. Рыцари съедутся, за право руку поцеловать… Минваны. Обратно вскоре разъедутся, на турнирах устав верх держать… они правы. Может душа Жуковского дрожала, или не покинул мысли… «Ахилл»? Балладу Василия муза не продолжала. Крылья её обвисли? Сюжет застыл.

А суть действительно проста — проста действительно она. Баллада незатейлива весьма — на то и Жуковского сочинение. Да-да! Дал Василий представление о некой стране из дальних времён, там царили порядки средневековья и тёмных веков, замок в повествовании высокой травой окружён, никогда не существовавший — из Жуковского снов. Там жили Ордал, Минвана и Арминий, не считая прочих имён. Не было среди жителей грозных эриний, ничего из мифического в балладе не найдём. Есть некая данность, в ней за главное сюжет, потому придал Василий плавность, ритмом собственным стих этот пропет.

Влюблённые тайно встречались — отец про встречи не знал. Игрою на арфе молодые наслаждались — отец ничего не слыхал. Но всеведущ ветер, не знает преград, до отца весть донесёт. Настанет в отношениях спад, Арминия изгнание ждёт. Не узнает Минвана, куда любимый пропал, отчего арфу оставил под древом. Он уже на корабле вдаль отплывал, не могла мчаться любимая следом. Тогда струны арфы её печаль пытались утолить, Минвана мрачнела от мелодии пустой, не могла любимого ничем Ордала дочь заменить, мрачнела с инструмента дальнейшей игрой.

Тот же ветер — проказник, сердец разлучитель. Ветер — Арминия изгнанник, Минваны мучитель. Ветер на струнах играл, заменяя любимого руки, слух девицы ласкал, продлевая тем муки. Зачем арфа, когда нет любимого рядом? Ветер зачем, раз любовь разрушает? Словно небо орошает растения градом, будто с добром к живым существам поступает. Решится Минвана на решительный шаг, отцу следовало о том заранее понять, подаст провидению красавица знак, пожелает невидимой стать. В безвестности растает, никогда не жившая среди людей, ведь и снег по весне тает, оживает на радость ручей. Но Минвана погибнет, без любимого не способная жить, её желание смерти настигнет, того никак не изменить.

Что же, Василий… он продолжал писать о наболевшем. Отчего не Вергилий? О ему столь угодном писать смевшем. Любовь сильна? Ответа не даётся на любовь? Зато воля поэта смогла. Новой балладе путь готовь. — Без тебя — нет меня. Без меня — нет тебя. — Мог шептать баллад сочинитель. Самого себя снова виня, собственных стихов он единственный зритель. А та, кто должен лицезреть деяния поэта, во имя чьё он беспокойным был, преобразила поэзию России, дав луч света, хотя Жуковский лишь о взаимности просил.

В жизни не так, иначе совсем. Никто не растает, любовь утеряв. Хватает людям прочих проблем, сильнее от всякого затруднения став. Вот для примера Жуковского труды, возникшие благодаря тоске любовной. Василий если сочинял, то ради цели найти… подойти к той, отказывать ему неосторожной. Но это домыслы, конечно, если знать, кто любился поэту. Но ведь можно говорить беспечно, по тем временам нисколько не осуждая мечту Жуковского эту.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Во цвете лет славы добиться и умереть — выбор Ахилла. Не нужна герою старости клеть, душа того не просила. Он знал, к чему поступь вела. Сам так решил. Смерть его не долго ждала. Торопил смерть Ахилл. Он дал согласие на битву, пора пришла сражаться, на Илиона жителей Ахилл повёл ловитву, славой спешил наслаждаться. Придёт гибель за подвигом следом, потому не страшился, этот путь ему ведом, с миром простился. Откуда ждать стрелы полёт? Кто поразит в пяту его? Предсказывал он себе исход, готовый умереть легко. В таком духе Жуковский балладу сложил, Ахилла утомив монологом, показав, каким тот отважным был… человеком, не полубогом.

Такого рода балладу о любом герое Троянской войны можно писать. Про Кассандру Шиллер балладу сложить успел. Собственное видение допустимо той войны показать. Кто бы то читать захотел. Если Кассандра стенала от горя, за проклятие считая дар предсказания, то Ахилла иной представала воля, от прилагал троекратные, к должному произойти, старания. Ведь выбирал — погибнуть во цвете лет. Смерть он искал, о том его подвиг воспет. Жуковский усилил тоску, растянув ожидание смерти на страницы, позволил он длиться долго тому дню, когда Ахилл взирал на муки Приама с колесницы.

Взирал Ахилл, едва не рыдая, врага убил, себя мёртвым считая. Славы добился — пришёл срок умирать. Этим он воодушевился — на лире начал играть. Что до Приама? Жалок старик. В груде хлама… видеть сына он не привык. Гектор повержен, жизни Ахиллом лишён, но и Ахилл от жизни отвержен, умереть обречён. Понимает Ахилл — ныне скорбной процессии певец. Раз Гектора убил, сам отныне мертвец. Гекубы слышен плач, льёт Кассандра слёзы — Ахилл для себя же палач, осуществил свои он грёзы. Слава пришла: Ахилл печален, рад. В его душе тьма? Нет, он счастием объят. И снова, и снова, возвращаясь назад, Жуковский не добавит иного слова, усиливая сладостного ожидания яд.

Такова слава героя, желавшего лишь её обретения. Случилась для него Троя, возникли вокруг града сего волнения. Подвиг оправдывать? Как-то с особым смыслом понимать? Для себя загадки о том загадывать? С неким смыслом стараться понять? Конечно, Жуковский воевал. Того никто не оспорит. Но кого он тогда воспевал? Отчего всяк чуждому мнению вторит? Ясной казалась Василию Ахилла судьба, чрез времена дошедшая по преданьям, что делает тех героями война, в миру чьим мы не придаём значения стараньям. Но с таким жаром воспевать к смерти стремление, хоть и во славу подвига ради… тем более, продолжая и продолжая излагать стихотворение — о самоубийства отваги.

Верил Ахилл в провидение, с места не сходил. Ожидал он поражение, уверен в смерти был. Сказано прежде, умереть героем суждено. Гибель кто принесёт? Тело героя уже обречено, стоит и смерти ждёт. Видит труп Гектора Ахилл, опять Приама видит, разум свет славы помутил, от убийства никак не остынет. Видит Гекубы плач, Кассандры видит слёзы, и опять над собою палач, и опять осуществляются грёзы.

Устать легко от историй подобного рода, Жуковский словно о краткости забыл. В переводе ранее — находка для русского народа, но редко, когда руку с нуля приложил. Но разве можно больше сказать, нежели Гомер говорил? Василий не стал так поступать, у него лишь смерть ожидал всю балладу Ахилл. Два года — срок написанья. Для русского народа! Для России процветанья!

Автор: Константин Трунин

» Read more

Внутреннее переживание — повод написать книгу. В том есть особое значение, когда величайшее горе приобретает вид художественного произведения. Именно так следует понимать, знакомясь с повестью Анатолия Кима «Лотос». У главного героя умирает мать. Её жизненный путь прошёл от Казахстана до Сахалина, как и у матери Анатолия. Уже на излёте лет, оставив позади тяжести существования в советской действительности, она нашла силы и позволила жить другим в менее сложных условиях. Как об этом следовало рассказать? Разными способами. И Анатолий сообщил таким образом, каким умел.

У главного героя фамилия Лохов. Он рос без отца, желая теперь с ним встретиться. То не имеет для него значения, поскольку, кроме осознания факта существования определённого человека, являющегося его родителем, ничего не даст. Всё повествование о нём превращено в авторские метания. Сугубо на воспоминаниях, ибо никак иначе, читателю преподносится история, переполненная переживаниями.

Тот самый поток сознания, присущий творчеству Анатолия Кима, присутствует и в «Лотосе». Думается, нужно хорошо знать самого писателя, чтобы иметь твёрдое суждение о данной повести. Во всяком другом случае появится мнение, согласно которому получается, что если уж написано, значит имелась существенная необходимость. Но стать причастным к описываемым событиям не получится, так как нельзя сочувствовать плохо знакомому человеку. Вот будь Анатолий знакомым, либо имей о нём хотя бы какие-то представления, говорить бы пришлось иначе.

Разумеется, проникнуться размышлениями автора произведения можно. Всё-таки он писал о личном, делясь со страницами болью души. Уже на этом основании нельзя отказать ему в праве на сочувствие. Он страдал, отразив эмоции в виде художественного произведения. Таков стиль Анатолия Кима, должный быть понятным читателю. На всё остальное допустимо пристального внимания не обращать, понимая авторскую манеру изложения. Если где-то написанное является сумбуром, то лучше обойти ту часть текста стороной, словно её не было.

Нет смысла обсуждать жизненный путь матери главного героя. Такое позволительно, ежели есть желание критически отнестись к имевшему место в советском государстве. Пусть сказанного о тех годах кажется достаточным, но каждый хочет высказать личное мнение. Поэтому Анатолий Ким писал честно, ничего не скрывая. Его мать не была святой, жила собственными убеждениями и в чём-то могла поступать иначе. Обычный человек с присущим ему стремлением облегчить существование, лишённый на то возможности созданными против того условиями. О таком получится написать, какой бы режим в тогдашнее время не существовал. И ныне некоторые граждане могут написать о тяжестях жизни матерей, влачащих худо-бедное существование. Их дети пребывают в схожих условиях, становящиеся свидетелями угасания жизненных сил родителей.

Читатель не сомневается: мать главного героя к концу повествования умрёт. Для того и писалось произведение, дабы показать весь спектр чувств. Больнее станет как раз при осознании свершившейся утраты. А вот дальнейший провал Анатолий Ким описывать не стал. Не о том он написал повесть «Лотос», чтобы восстанавливать настроение главного героя. Нормализация произойдёт вне сюжетных рамок. И это, пожалуй, самое светлое, что есть в книге. Речь о понимании неизбежного краха человеческих надежд, за которым всегда следует такое же неизбежное рождение новых надежд.

А про дольки апельсина лучше и вовсе не говорить. Внутреннюю философию оставим на усмотрение самого Анатолия Кима: о чём он думал, называя произведение «Лотос», какой конкретный смысл вкладывал. Кто-то увидит и нечто такое, но основное внимание всё равно приковано к ожиданию грядущей смерти.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Человек стремится верить! Во что угодно! Лишь бы верить! В Бога ли, в нечто иное… Верить! И пока он будет уверен в осмысленности своей веры, до того момента он будет заблуждаться. Не стоит ничему верить! Истина на поверхности — кто бы её постарался заметить. Но истину замечают, только большинство предпочитает закрывать на неё глаза, считая оскорблением чувств. Однажды в будущем в 2102 году случится история, описанная Денисом Калдаевым: люди поверят в возможность знать наперёд точную дату смерти, поставят над собой долгожителей и впадут в наркотическую зависимость от подавляющих страх медицинских препаратов. Ужас понимания скорого угасания сознания коснётся Агнцев — должных в ближайшие несколько лет умереть. Главный герой «Семи миллионов сапфиров» обречён, ему осталось жить три месяца.

Во славу Анализа существует представленное на страницах произведения государство. Он делается всем по достижении восемнадцати лет, его проведение бесплатно. Жизнь превратилась в прозябание — бесполезное существование перед лицом вечности. И быть всему таким, каким оно показано, не окажись среди действующих лиц сомневающихся, чувствующих неладное. Почему дата смерти не подлежит разглашению? Как объяснить тот самый один процент, не позволяющий Анализу быть безошибочным? Отчего агнцами объявляют физически здоровых? На все вопросы можно найти ответ, не мешай этому необходимость людей верить в истинность ими же измышленного представления о действительности.

Всякая утопия подлежит разрушению. Калдаев не поддержал благостных начинаний долгожителей, паразитирующих за счёт построения подобия кастовой системы. Денис описал ситуацию глазами простого человека, вынужденного бороться с противоречиями. Не зря отцом главного героя показан фанатик, верящий в Анализ, а мать, всегда в нём сомневавшаяся, скорее отвергая, нежели способная принять право людей знать час кончины. Старясь разобраться, главный герой посмотрит на происходящее в государстве свежим взглядом, не давая волю отразиться на суждениях распространённым в обществе предрассудкам.

Не сразу читатель узнает секрет Анализа. Он действительно определял, кому какой отпущен срок. Однако, механизм предсказания находился в иной плоскости, не как о том сообщалось. Понять это и предстоит главному герою, приготовившегося нанести удар по основам, дабы допустить вероятность процентной погрешности. Вдруг не дано ему умереть через три месяца, ведь он встречал людей, счастливо перешагнувших через дату смерти и продолжающих жить. Такое кажется невозможным, но этому есть объяснение. Нужно запастись терпением. Денис обязательно раскроет тайну, дав тем ещё один поучительный урок.

Разгадка не принесёт облегчения. Человек всё равно останется наиглупейшим из наиумнейших существ на планете. Он разуверится в одном, чтобы укрепиться в вере в другое. Если сегодня не позволено знать дату смерти, завтра то знание окажется доступным. Возведут ли новое умение в культ? Обязательно. Не отказываясь от прежних убеждений, дополнив ересью ума, слабого на адекватную оценку происходящего, вновь людей окружит ложь, в которой так остро нуждается каждый человек. И будут бороться мировоззрения, нашедшие опору в пустых домыслах. И будут гибнуть люди, думая, как они правы, более достойные, нежели их оппоненты. И будут гибнуть сами, не понимая горькой участи обязанных пасть, оказавшись жертвой обмана.

Калдаев правильно сделал, написав антиутопию, лишённую политического аспекта. Денис показал уверенность в стремлении людей укреплять своё могущество, невзирая на нужды себе подобных: важнее обеспечить собственный век пребыванием в неге, забыв о желании того же у других. Потому и становится человек для человека расходным материалом, какие бы оправдания люди тому не находили.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Убрать обстоятельство, и от повести Бориса Васильева останется пустота. Не оговори автор изначально, что многих героев произведения после войны не станет, то читатель иначе бы воспринял предложенное ему повествование: в сюжете ничего не предвещает войны, действующие лица живут обыденной жизнью. На страницах происходит бунт подросткового восприятия действительности, рассказанный человеком мужского пола в годах, старавшегося дать представление об особенностях взросления девочек. Причём автор сказывает это настолько грубо, что остаётся удивляться, к чему им были выбраны именно те обстоятельства, вокруг которых он построил повествование.

Они были обыкновенными взрослыми детьми, которых погубит война. Они могли продолжать жить обыденной жизнью, не случись войны. Война же случилась, многие погибнут, приняв героическую мученическую смерть. Они ничего из себя до этой войны не представляли, и не стали бы кем-то, не случись той самой войны. Напиши об этом Васильев, рассказав честно, без стремления выжать слезу, не делая акцента на войне. Васильев написал, сделав акцент на войне. Пусть действующие лица страдают от пустых переживаний, им предстоит стать достойными членами общества, доказав ему то, чего общество вне войны в них бы не увидело.

О каких предвоенных проблемах пишет Васильев? Самая важная и первая, не считая осознания последствий войны, говорит читателю о том, что у одной из героинь не растёт грудь, растут бёдра и острые коленки. Вторая проблема — другую героиню за глаза называют Бомбовозом из-за её форм. Третья — зацикленное представление об обязательных любовных отношениях между одноклассниками. Четвёртая — парни желают втёмную щупать девчонок. Имеются и иные проблемы, мало отличные от уже упомянутых. С таким набором житейских затруднений читатель готов забыть, что действующим лицам предстоит пережить войну, если бы не постоянные напоминания автора.

Не менее важной деталью повествования является образ врага. В роли оного выступает лицо из преподавательского состава, вступающее в противоречие абсолютно со всеми, чем способствует сплачиванию коллектива, готового развалиться без его присутствия. Думается, Васильев не придавал этому обстоятельству должного значения, тогда как любой исторический процесс обязан иметь хотя бы одного отрицательного персонажа, на чью голову выльется людское негодование, но без присутствия которого достичь успеха никогда бы не получилось. Поэтому Васильев принудил читателя негодовать, чтобы после смягчить, вернув всем персонажам человеческое лицо, ведь впереди их ожидала война — тогда среди своих не останется места врагам.

Произведение требовалось дополнить событиями, заполнив текстом необходимое количество страниц. Чем займутся персонажи? Чем-то непримечательным. Васильев, конечно, создаст ещё одну драму, связанную с бытовавшими в то время репрессиями, дополнительно испытав читателя на прочность. Заливать слезами допустимо, только надо понимать — Борис любил использовать трагические моменты. Это право читателя — верить писателю. Иногда следует задуматься и обвинить непосредственно самого писателя, использовавшего для построения сюжета не действительно важное, а всего лишь слёзовыжимательное.

Не нам советовать Васильеву. С нашими советами его никто не стал бы читать. Он писал согласно желаниям читателя, получая за то положительные отклики. Борис шокировал предстоящими испытаниями, предварив их обыденностью, где нашлось место любви и предательству. И без упоминания войны Васильева бы читали, ибо читатель понимал, какие события вскоре должны произойти. Васильев посчитал нужным направить эмоции в определённое русло, сказав, о чём нужно прежде всего думать. Расскажи он историю без упоминания войны, стали бы обсуждать действующих лиц, а коли ожидается война, обсуждаться будет именно ожидание войны.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Человек умирает, об этом пишут, придают смысл тексту и считают то достаточным основанием для притязания на нечто большее, нежели на беллетристику. Но написанное останется изложением мыслей автора, ни на что другое не претендуя, какого бы внимания оно не удостаивалось. В таком духе следует говорить о литературе, содержащей элементы памяти писателя, на примере личного участия предлагающего другим пережить сходные ощущения.

Олег Павлов не сразу подводит речь к основному содержанию «Карагандинских девятин». Сперва он неспешно приоткрывает перед читателем будни больницы, уделяя основное внимание главным постояльцам сего заведения — мышам. Чем те питаются, чем испражняются, куда складывают отходы жизнедеятельности, как выглядят сии отходы. Жизнь людей где-то в стороне. Да и не о жизни рассказывает Павлов. Он готовится повествовать о прохождении девяти кругов обыденности.

Связала судьба золотой зуб с трупом, стоматологов со смертью, полигон с похоронной командой, а читателя с Павловым. Есть желание или оно отсутствует, предстоит наблюдать, далеко не сразу — всё равно от созерцания не отвернёшься, за перемещением, по представлениям отбывшего в мир иной, по направлению в сторону Москвы, где будет захоронено его тело. Человек умер — испытания на том для него не заканчиваются. Он не будет понимать, ибо отбыл, куда везут тело, ибо утратил с ним связь. Его не будет, ибо не должно быть осознающих себя мёртвыми. Павлов расскажет об оставшихся жить, кому везти тело, кому принимать гибель человека.

Что полагается делать с трупом, то будет сделано. Отправится труп из морга на вокзал, где быть ему погруженным для отправления к месту последнего пристанища. И быть трупу в Москве, не столкнись его сопровождающие с миром российской действительности, выраженной в затруднениях, возникающих на всех промежуточных узлах. Главным из затруднений являются люди, порой случайные, а чаще не до конца понимающие, кто они для уже умерших, продолжая оставаться среди живых. И важно ли этим людям отдавать почести умершим, покуда не знают они, будут ли отдавать почести после смерти их телам.

В пьяном угаре, словно пьяным легче справиться с чувством утраты, люди совершают ошибки, переставая отличать мир настоящего от мира иллюзорного, отражённого в гранях стакана. В том мире умерший человек — не человек. Умерший оживает и кажется живым, оставаясь в действительности мёртвым. Не будут взывать действующие лица к справедливости, ибо умирает человек в силу необходимости умереть, по своему выбору или в результате стечения обстоятельств. Его тело нужно захоронить — так принято. И будут грузить гроб с телом до прохождения последнего из кругов.

Что до творчества Павлова, то им был выпестован абсурд жизни в той степени, в какой он присутствует на самом деле. Препоны возникают на пути всегда, даже после смерти. И пусть всё начиналось с мышей, обкрадывающих людей при жизни, всё закончится на момент захоронения, без упоминания, кто обкрадывает людей после смерти.

Девять кругов прошёл читатель вслед за писателем, заглядывая вместе с ним всюду. Нового узнать не пришлось, если не вспоминать о мышиной возне в среде больничных лекарственных препаратов. Неожиданно возникло в сюжете тело, было решено отправить его к месту захоронения по железной дороге. И пусть одно не увязывается с другим, Павлов строил повествование, ни на кого не оглядываясь. Единый раз произошло непонимание, когда отец умершего оказался готовым за бутылку водки продать родного сына. И продал. И не сожалел о гибели. И тело сына отправилось в небытие, словно и не приходило тело в бытие, отбыв, так и не прибыв.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Стивен Кинг — мрачный романтик наших дней. Пишет он о том, что встречается только в книгах. Повторение рассказанных им историй в настоящей жизни невозможно. И не по части мистической составляющей его произведений, а практически во всём, в том числе и по части представленных на страницах действующих лиц. Читатель, падкий на лёгкую беллетристику, готовый из раза в раз читать однотипные истории под соусом из сопереживания страданиям других, будет рад прикоснуться к творчеству Стивена Кинга, не отдавая себе отчёт, что быть ему всегда таким, если он не пожелает вырасти до серьёзной литературы, что чаще ему без надобности.

О чём хотел Стивен Кинг рассказать читателю в «Зелёной миле»? О приговорённом к смертной казни? О приводящих приговор в исполнение? А может о мочеполовой инфекции нарратора или о тюремной мыши? Обо всём перечисленном. И поскольку Стивен Кинг ставил эксперимент, публикуя произведение в виде отдельно издаваемых брошюр, то для каждой части ему понадобился определённый сюжет, должный быть подробно описанным, словно не американский прозаик работал над текстом, а викторианский литератор. Оттого и упоминается имя Чарльза Диккенса в предисловии, само по себе отпугивающее ценителей лаконичного слога и быстрого развития сюжета.

Нет в «Зелёной миле» правдивости. Читателю показаны люди, непривычно для тридцатых годов двадцатого века относящиеся к представителям негроидной расы. Они жалеют приговорённого, проводят собственное расследование, проникаются к нему уважением, готовы поставить с собой на один уровень. Безусловно, расовая нетерпимость не должна присутствовать в человеческом обществе. Это порицается, поэтому нельзя допускать никаких расистских выходок. Не оговаривай Стивен Кинг время происходящих событий, то не было бы подобной претензии. Но он снова заигрался с беллетристикой, забыл о чём пишет и не имел возможности исправить упущения.

Впрочем, Стивен Кинг ориентирован на массового читателя. Он имеют армию поклонников. Те довольны манерой изложения. Так пусть он пишет для их удовольствия. Не культурной ценности ради, а сугубо удовлетворяя желаниям ныне живущей публики. Пусть после забудут о таком писателе, как то случилось с многими литераторами, некогда пользовавшимися спросом, также поставлявших на книжный рынок тысячи с лёгкостью исписанных страниц.

Продолжая говорить о «Зелёной миле», стоит упомянуть излишнюю физиологичность Стивена Кинга. Понятно, это требовалось для сюжета, чтобы показать дар приговорённого. Но это требовалось и в силу необходимости о чём-то писать, ведь издаваемые брошюры имели объём в девяносто шесть страниц (кроме первой и последней). Нет ничего хуже для писателя, нежели пытаться подогнать содержание под определённое количество знаков. Может беллетристу оно не составляет труда, зато наполняет произведение бесполезным набором символов без смысловой нагрузки. Вот потому придаются действующие лица разговорам о пустом: в доме престарелых, вокруг мыши, у начальника в гостях.

Легко Стивену Кингу слагать истории, легко и критику извлекать слова, дабы уложиться в требуемый объём. Осталось написать порядка восьмидесяти слов. Считать данную критику отрицательной реакций на произведение «Зелёная миля»? Да, так и следует считать. Эта критика субъективна? Да, как любое мнение, она субъективна. Критик не разобрался в философии автора? Критик считает, что он имеет право на собственное понимание действительности. Стоит ожидать заметок о других произведениях Стивена Кинга? Да, если критику захочется разгрузить мозг и прикоснуться к массовой литературе. Может критик одумается и переменит мнение о творчестве автора? Такое вполне вероятно — отношение к определённому произведению зависит от многих факторов. Как знать, может жизненные приоритеты изменятся, тогда Стивен Кинг удостоится самого лестного внимания.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Кант допускает одновременное существование противоположных мнений, но всегда занимает определённую позицию. Он не может разбирать все возможные варианты, так как стремится придти к наиболее достоверному из них. Это же касается и «Опыта некоторых рассуждений об оптимизме» (1759). Не приводя ничего для сравнения, Кант однозначно утверждает — наша Вселенная идеальна, лучше её нет, поэтому Бог остановил на ней свой выбор. Для доказательства Иммануил мог использовать доступные свидетельства, допустим, беря за основу различия между жизнью на разных континентах, как наиболее должный быть понятным каждому пример. Это могло внести разлад в абсолютное понимание действительности, вследствие чего Кант в размышлениях исходил из предположений, доказать или опровергнуть которые нельзя.

Сочинения Лейбница продолжают оставаться для Канта основным источником мыслей. Если Лейбниц мог предполагать благость божественных волеизъявлений, что Бог не мог создать худого, а если между чем-то выбирает, то останавливает выбор на наилучшем. Кант склонен считать таким же образом, не допуская в лице Бога способного заложить дефекты в мироздание. Но если существует во Вселенной два идеальных мира, поскольку наш мир хорош одним, другой же — не похож на наш мир, тем не менее имеет другие притягательные черты, то почему Бог выберет именно наш? По ранее обозначенной причине — Бог выберет наилучшее. Значит, наш мир лучше прочих. Нам не дано понять различие между реальностями. Приходится принять за должное. Иного ответа быть не может.

Остаётся непонятным, почему Кант решает судить за Бога о том, что для него лучше, что хуже. И почему Бог выбирает именно лучшее, а не худшее. Может Иммануил рассуждениями об оптимизме привлекал студентов на лекции? Кто откажется вступить в диспут с именитым мужем, учитывая спорность утверждений? Посему неудивительно, что Канту вскоре придётся писать трактат о доказательстве бытия Бога.

Работа в университете не позволяла Канту уделять время философии. Он писал труды лишь в тех ситуациях, когда это требовалось для облегчения преподавания, чтобы студентам указать на конкретное издание, куда они могут устремить взоры. За 1760 год до наших дней дошло только письмо, написанное Иммануилом матери его ученика, умершего в возрасте двадцати двух лет от продолжительной болезни, ныне озаглавленное «Мысли, вызванные безвременной кончиной высокоблагородного господина Иоганна Фридриха фон Функа». Кант попытался понять, является ли смерть в юном возрасте благом или таковое событие лишает человечество новый идей.

Люди подобны толпе, идущей через мост над пропастью. Они должны знать, как жить, дабы удерживать равновесие, как себя вести, дабы не столкнули. Людям следует проводить свободное время в саморазвитии, чего практически никогда не случается. Людям надо желать обретения знаний и духовного роста, вместо чего они желают нечто такое, чему не суждено осуществиться, от обладания чем они ничего не приобретут. Поэтому смерть имеет для человека важное значение. Если он умирает рано, значит избежал ошибок, разочарований и порока. Как знать, ранняя смерть может быть разумнее длительной жизни. И если суждено умереть, то такое обстоятельство надо принимать со смирением. Важно понимать, как то понимают мудрецы, величие назначения человека становится ясным после его смерти.

Семилетняя война сказалась на Иммануиле Канте. Кёнигсберг перешёл во владение Российской империи. Только к 1762 году он написал следующий труд, как и ранее, с целью привлечения студентов на лекции. Им стал трактат «Ложное мудрствование в четырёх фигурах силлогизма», призванный объяснить позицию Канта по отношению к имевшей тогда хождение теории о правильности построения логических умозаключений. Иммануил был против излишнего углубления в силлогизм, не видя в нём инструмента, способного оказать действенную помощь в размышлениях, а только приводящего в большей части случаев к софистике.

Что есть умозаключение? Это результат сравнения признака с вещью через промежуточный призрак. Проблематика силлогизма в том, что промежуточный признак может заключать ряд дополнительных промежуточных признаков, из-за чего сравнение основного признака с вещью приводит порой к совсем уж невразумительным умозаключениям. Допустим, у C признак B, у A — C, тогда у A признак B. Коли во времена Канта было принято именно так рассуждать, то от этого именно Канту и приходилось в первую очередь страдать. Формально доказанное оказывалось на самом деле ложным.

Пусть сам Иммануил говорит, что ему очень жаль, когда учёный муж должен заниматься размышлениями над того не заслуживающим, зря растрачивая полезное для других целей время, он всё равно решается высказать собственную позицию, чтобы после к теме четырёх фигур силлогизма не возвращаться. Кому интересно, пусть штудирует «Логику» Крузия.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Побольше мрачности в сюжет пьес, чтобы зритель ёрзал на стуле и с нетерпением ждал развязки. Морис Метерлинк предпочитал наполнять свои произведения истинной драматичной событийностью. Для того он вёл внимающего через бурелом страстей, позволял обходить острые углы и ставил перед очевидной проблематикой сущего: всё случается вследствие имеющегося у человека желания видеть затруднения там, где их нет. Опираясь на исход каждой истории, Метерлинк начинал разворачивать пьесы в примерно пяти действиях, наполнял происходящее утяжеляющими диалогами, заполняя требуемое для постановки время. Зритель извлекал мораль, пьеса подходила к концу, оставалось ощущение избыточности метерлинкнутости.

При желании можно каждую пьесу Метерлинка разбирать отдельно, находя важные для отражения общественных устремлений слова. Требуется ли это? Нет. Метерлинк в редкие моменты писал гениальные произведения, чаще предоставляя внимаю продукт среднего качества полезности. Продукт оказывался одинаковой степени выдержки, содержал в себе один и тот же состав, различаясь наименованием действующих лиц. Сугубо морализирования ради, не преследуя высокой цели, человека нравы понукая, Морис выводил ещё одну пьесу, отображая в ней отсутствие перспектив разумного продвижения в области понимания нравов, отличающихся склонностью к скорой порче. Даже невинный братский поцелуй возводился им в подозрительность сторонних с маниакальным желанием убивать для искоренения разрастающегося поползновения к обязательно ожидаемому порочному разврату.

Человек у Метерлинка изначально виновен. Он стремится возжелать объект страсти, поправ нормами порядочности. Для него не существует десяти заповедей, они воспринимаются им в качестве высокого порога перед полуоткрытой дверью. И если человек этого не осознаёт, это понимают другие. Если же осознаёт и старается отмолить нечаянные прегрешения, то плакать ему сперва кровавыми слезами самому, а потом уже за него начнут плакать статуи святых. Но не будет человеку окончательного прощения, ибо греховен он и не заслуживает прощения, пока статуи сохраняют неподвижность. И тогда статуи оживут, придав мрачности фантасмагоричность.

Любовь у Метерлинка светлая и чистая до наивности. При всей кажущейся добродетели, она сжирает людей без остатка, толкая их на совершение безумных поступков. Любовь тоже города берёт, она способна накормить голодающих и дать надежду страждущим. Просто нужно в определённый момент воспользоваться чьими-то чувствами, располагающими к тому, чтобы быть использованными. Иного не случится, когда тому предстоит свершиться. Только кому станет легче от проявленной простаками добродетели? Наивность и вера в людей приводит человека к собственной гибели. Люди воспользовались чужой помощью, подняли дух и более их уже не интересует тот, кто протянул им руку помощи. Метерлинк наглядно доказывает данное размышление.

Причиной сих рассуждений стали пьесы: Пеллеас и Мелезанда, Смерть Тентажиля, Алладина и Паломид, Семь принцесс, Сестра Беатриса, Монна Ванна, Жуазель. Касаются они разных событий, обычно с упором на историчность настоящую, либо выдуманную. Есть у Метерлинка эпизоды из прошлого Италии, а есть относящиеся к английской мифологии. Обязательно в центре любовный сюжет, чаще с трагической развязкой. Требовательный зритель желал проливать слёзы, пребывая под впечатлением, чем Морис снабжал его в изрядном количестве. Мораль редко случалась полезной для нравственного самосовершенствования, каждый раз склоняя зрителя к воспоминанию о детских страхах. Во славу интересов зрителя невинность замешивалась Морисом на крови действующий лиц, обязанных принять полагающиеся им страдания.

Актуальность пьес Метерлинка в прошлом. Конечно, есть у Мориса вековечные сюжеты, способные вызвать ответное чувство у последующих поколений. Их мало. Они навсегда останутся в душе их узнавшего. Прочее выветрится.

Автор: Константин Трунин

» Read more