trounin.ru

Воздав москалям за обиды, готовый и дальше воздавать, решил Шевченко и полякам презрение в стихах показать. Получалось так, что всякому, кто брался землями малороссов владеть, тому полагалось в муках страшных истлеть. Виноваты кругом все, кто брался судьбу Малороссии вершить, осуждалось даже желание просто в мыслях властелином быть. Такое право дозволялось одним малороссам, коим они воспользоваться так и не сумели, отчего потомки их в мучениях горели. Не мог народ в одном порыве заявить о праве на власть, не мог и под чьё-то влияние в полном составе подпасть, сугубо из-за стремления к вольной жизни, каковое досталось в наследие от казаков, теперь к тому же стремятся потомки некогда вольных сынов. Так не лучше ли видеть Украину, где каждый борется за лучшую долю для сего края? Только судьба для Малороссии всегда была особенно злая. Причина в том, что слишком разнятся взгляды народа, давно не единого, разных культур наследника, ни древней Руси, ни прежней Малороссии ни в чем не приемника. Уже при Шевченко то было ясно всем. Теперь посмотрим, гайдамаки были примечательны чем.

Возьмём Сечь, где никто не ведал, каким образом лучше жить. Могли казаки к русским, либо полякам интерес проявить. Могли с турками договор о дружбе заключить, вовсе к шведам могли взоры обратить. При этом не имели единого мнения, вольные чрез меры, в одном друг с другом схожие — сторонники православной веры. В остальном, куда подует ветер — туда отправляются вскачь. Получалось, казак — сам себе палач. С русским дружбу имея, на русского шёл войной, не объявляя сигнала к атаке. И с турком он сцеплялся в подобной же драке. Чего ждать от казацкой вольницы — никто не знал, потому Сечь видеть у себя на границе никто не желал. Проще оказывалось казаков устранить, их земли поделить. Так и случится, казакам останется бунтовать. Например, на польской стороне их стали гайдамаками называть.

Как взялся повествовать Шевченко о том? Он написал цикл стихотворений. Украинец скажет: в том проявился поэта малороссийского гений. Каждый стих — явление отдельное. Порою кажется, ни в чём общем с поэмой не цельное. Разным образом брался Шевченко повествовать, выбирая разный ритм и с рифмой по-разному он мог поступать. Может причина в неоднозначности гайдамачного движения, скорее общего для восстававших казаков явления. На протяжении середины восемнадцатого века они поднимали оружие против панов, отразить всего этого Шевченко не был готов. Но чего хотели малороссы, то сбылось в виде ином, о чём информацию в истории Речи Посполитой найдём. Что сталось с малороссами? Уже за иное им приходилось клясть судьбу, в том числе со злобой поминать в мыслях Москву.

Что же, гайдамаки боролись, понимая бессилие, с которым справиться не могли. Не москали их тревожили, а только ляхи и жиды. Думали гайдамаки, напьются кровопийцы и слягут от переизбытка наслаждений, тогда то станет самым прекрасным из мгновений, ибо станут гайдамаки мстить, смогут многих они тогда перебить. Готовыми оказывались поджигать страну с разных сторон, только бы облегчить народом выдыхаемый стон. Отчего-то стало свойственным такое стремление у украинцев с тех пор, чтобы всё своё уничтожать, дабы враг ничего потом не обрёл.

Сложно обо всём этом говорить, ведь единственного правильного мнения не может никогда быть. Просто жили люди прежде, боровшиеся за лучшую долю, ни на что не взирая, только достижения лучшего из возможного на свою долю желая. В том беда, и не только украинского народа, нет общего мнения для приемлемого для всех единого исхода.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Москаль суров, москаль жесток — кто того не понял, тому от Шевченко будет рассказан урок. И пусть москаль — собирательный образ скорее, ибо таким может быть любой, чья душа угля чернее. Возьми поляка, разве не может он поступить плохо? Или немца, тот тоже способен поступить жестоко. Возьми еврея — плохо поступать привычно и ему. Возьми француза — дашь схожую оценку с ним связанному всему. Да хоть малоросса возьми, украинца, сына степей, и тот поступит москаля злей. Проблема не в происхождении, она кроется в желании хоть кого-то обвинить в промахах твоей судьбы, и тогда начинает раскрываться, должное стать поводом для вечной борьбы. Даже можно проще понять от Шевченко сюжет, которого подобия где только нет. Проще говоря, поехал человек из столицы в отдалённый район, там стал себя вести важно он, понимая, насколько легко сможет закрыть глаза и уехать домой, оставив после себя девичий вой. Но кто бы знал, ведь не только малороссы способны за счастьем ехать на край света в ответ, потому послушаем, какой Шевченко приготовил для читателя завет.

Кто только Катерину не предупреждал, чтобы не водилась с москалями. Но люди — такие существа, никому не верят, пока не убедятся сами. Понравился Катерине москаль, к нему она ходила, с ним веселилась, время проводила. И на косые взгляды обращать внимание не хотела, о лучшей доле душа её в то время пела. Ничего не поделаешь, когда приходит любовное чувство, никак не уймёшь поселившееся в сердце буйство, не управишься с отуманенной головой, никому никогда не поверишь, думая, опровергнуть заблуждение общее у тебя получится, один ты это сделать сумеешь. К тому склонялась Катерина, полюбив москаля, как некогда казачка — в выборе она была вольна. И вот покинул москаль Катерину, оставив с ребёнком на руках, ещё одним напоминанием для малороссийских девушек став: не любите москалей, бегите без оглядки — таковые извечные на Украине порядки.

Почему жесток москаль к дивчине из малороссийских степей? О том даже мыслить, читатель, не смей. Неважно, каким местом думал москаль, какая сила его побуждала. Важно другое, Катерина от его действий пострадала. Неважен стался москаль, он — развратник и лжец… лёгкой поступи человек, сокрушитель женских сердец. Обидно Катерине, желала она поступок москаля понять, для чего захотела к нему стремиться, хоть где разыскать. И нашла, пройдя по дорогам страны, об одном судьбу умоляя, дабы принял её москаль, даже в виде рабыни видеть желая. Катерина согласной оказывалась ноги целовать, быть игрушкой в руках, а её не узнали, словно встречи с москалем были только в мечтах. Что делать теперь? Куда обиду сокрыть? И тут Шевченко о гордом нраве малороссов предпочёл позабыть. Держаться до последнего должен сын степей, но, видимо, то не свойственно степей дочерям, они стремятся за обиду предаваться смертям. Утопилась Катерина, ни о чём не думая мыслить другом, может думая — мир проклянут москалём.

Как сказано выше, сюжет такой — не удивительное дело. Можешь такое рассказать при разных обстоятельствах смело. Для этого берёшь страну, её народы, замечая, кто с кем не согласен делить невзгоды, заставляешь соединиться, наделяя мужскую половину помысла чернотой, и вот рождается москаль — у Шевченко как раз такой. Впрочем, зачем защищать человека, кто Катерину обманул, лучше бы сам он в водах Днепра утонул. Просто Шевченко с самого начала стремился именно москалей обвинять, ведь и Польши житель мог причиной смерти Катерины стать.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Война прошла, прошли невзгоды, устали биться с фашизмом Союза народы. Впереди построение коммунизма, вперёд пойдёт Союза народ, и он обязательно самое лучшее на советских просторах найдёт. О чём ещё не повествовать, кроме ожидания прекрас? Разве только снова сказать, как хорошо, что Сталин среди нас. Может ладным стихом о том повествовать? Разукрасить слогом быт? Таким образом поэт Грибачёв в других строках знаменит. Когда он про колхоз «Большевик» писал, представляя тяготы народа, не стремился придерживаться ладности слога. Рубил с плеча, словно от мифической музы отбиваясь, не девой античной, а видом пашен наслаждаясь. Взирал на великолепие, ставшее подвластным человеческой руке, и писал… нещадный к другим и к себе. Описание будней колхоза вышло в чём-то примечательным, не без того, но безвозвратно то время от человека ныне ушло.

Как не сказать про солдат, вернувшихся домой? С ними не сладишь, каждый — герой. Но героем был, ныне должен гордость смирить. Не воякой отныне — надо пахарем быть. Не косить врагов из пулемёта, не боронить защитный ров, пшеницу надо теперь жать, возводить кров. Пора забыть про войну, она прошла, нужно научиться заново жить, страну поднимать, заслуги государства выше возносить. Как некогда победили, одолев врага с трудом, так и теперь славы следовало добиться, даже крестьянским серпом. Поставить заводы, наладить хозяйство по всем фронтам… ведь может человек всё это сделать сам. Тогда будет счастлив человек, к тому он должен стремиться, ведь войне всё равно суждено забыться. Но не унывал Грибачёв, нанизывая строчку на стих, писал он, никого из павших не забыв.

Борьба предстоит за другое — за народ! Пусть в Союзе каждый право на лучшее вновь обретёт. Как били врага, так биться за светлое будущее предстоит, иначе разрушенным советский станется быт. Извести пьянство — не должен человек чрез меры выпивать. Не только этого, всего можно теперь пожелать. Бороться, добиваться для страны вершин, благо Сталин у руля. Без вождя Союзу обойтись никак нельзя. И сколько бы Грибачёв не повествовал, он к Сталину постоянно обращал взор, тем сильнее внушая людям укор. Бороться нужно, будто плохая привычка — внутренний враг. Неудивительно, почему в колхозе случается множество драк.

Сражаются люди на свежих фронтах, бьются за результат, они понимают — находятся у открытых в день будущий врат. За вратами ждёт слава трудовая, вечный почёт: не скрывая чувств, того советский человек ждёт. А пока продолжается борьба, враг снова поселился среди людей… Одолеть его нужно, товарищ, скорей!

И Грибачёв с жаром чувств повествовал, но он врага в народе не искал, укоряя всех, кто мешает добиваться счастья для народа, обращаясь к читателю из сорок седьмого года. Выдержав страшный удар, зная о должном последовать ударе опять, человек советский обязан стране помогать. Пусть возвышаются заводы, расцветают колхозы, не устрашат боле вражьи угрозы, ибо станут крепче в Союзе народы, сообща преодолевая невзгоды. Как того бы хотелось, поддержи начинания такие человек, хватило бы Сталина на ещё один век.

Желания похвальны, есть о чём повествовать, Грибачёв не думал даже мечтать. Обыденностью тогда подобное было, да то былое словно смыло. Иное время настало, другое думать пристало. Как некогда старались войну из-за ужасов забыть, стали потомки тот век роковой выше всего возносить. Но нужно отставить думы о былом, с поэмы Грибачёва лучше пример возьмём, позволив людям жить в настоящем, видя улучшение быта, чтобы такая реальность потомками никогда не сталась забыта.

Автор: Константин Трунин

» Read more

О чём поэт мечтает написать? Какие темы важно поднимать? Но надо от проблем мира отдохнуть, на себя самого взглянуть. Так принялся Мережковский описывать жизнь с начала, повествуя и о том, что его угнетало. Угнетала Нева, по чьим брегам с юных лет бродил. Угнетала родня, им всем он не был мил. Жил под давлением, словно чуждый семье ребёнок, словно по случаю прибившийся телёнок. Ни в чём не находил теплоты, в тревогах протекали его дни. Отец и вовсе с ним не дружил, хоть бы раз взор на дитя обратил. Не одному ему такое счастье досталось, братьям и сёстрам не перепадала большая малость. Всякий в семье низводился ниже порога, едва ли не находя ночлег наподобие стога. Что до отца, тот глухим к нуждам детей был, постоянно откладывал деньги, зачем-то копил. К нему с вопросами обращаться смысла не имело, хоть пытайся обращаться смело, немым становился ответ, в котором слов вовсе нет. Раз в год отец позволял детям вкушать роскошь семейного быта, то Мережковским не было забыто, он помнил полки, ломившиеся от снеди, звучала и копилка от брошенной меди. Печальное детство отпечаток на характер Дмитрия отложило, потому чувство обиды на отца всегда в нём жило.

Запуганный ребёнок, тот самый телёнок, всеми забытый, спрятавшийся ото всех, не думал от жизни ожидать малый успех. Сторонился людей, привыкший диким быть, — к такому не подходи, может укусить. Он продолжал бродить вдоль невских брегов, радуясь рифм созвучию, произношению слов. От тягот должен рождаться в человеке поэтический дар, умом должен он оказываться и в юности стар. Вынужденный развивать талант к выражению мысли наедине, талант укреплялся вдвойне и втройне. Но должен был выполнять родительский наказ, учился сносно, сменяя классом класс. Он в фолиантах успевал затеряться, с трудом способный разобраться, с усилием входивший в познание правил, о чём теперь, рассуждая, стихотворные заметки оставил. Бился и над сложным усвоением правописания буквы «Ять», иногда гадая, когда нужно оную писать.

Рассказ о прошлом, должен был дальше переходить, требовалось о делах российских говорить. Что случалось в стране, о чём судачил народ? Например, процесс над Верой Засулич идёт. Обвиняется она в покушении на генерала, чья воля пороть мужика приказала. Но разве можно в стране, свободной от рабства, где правитель-государь, опора для царства, чьи веления принято исполнять, о долге никогда не забывать… разве можно пороть людей? Словно не сбросила Россия крепостничества цепей. Оттого Засулич на встречу с генералом тем явилась, её сердце тогда без трепета билось, разрядила она пистолет в генерала живот, потому и судят её — суд по её делу идёт. Интересен процесс оказался ещё тем, что Засулич оправдали… То есть у Веры не возникло проблем. Как такое возможно? Правда истории такова. Находил теперь Мережковский для воспоминаний слова.

Вообще, с мыслями сообразуясь, нисколько в том не красуясь, всегда можешь в стихах писать про каждый из прожитых дней, делая это целью жизни долгой своей. После, когда времени порядочно пройдёт, потомок знание о прошлом обретёт. Ведь не скажи Мережковский про Засулич деяния, кто бы прилагал меры для былых дней узнавания? Можно попробовать, найти бы для того сил. Может кто попробует, или рано, мир пока ещё остаётся мил? Не надо искать для строк начало, лишь бы желание то делать позволяло.

Автор: Константин Трунин

» Read more

В жизни нет порядка, достигнуть идеала нельзя. Нет ничего, кроме упадка, и не туда ведёт человека стезя. Ибо не могут люди жить в раю, им не хватает для этого сил. Преследуют выгоду свою, чему их опыт научил. Ругают край родной, родных ругают почём зря. Дом собственный для них чужой, желают счастья только для себя. Всё не по нраву человеку, готов мир в пекло низвести. И так от века и до веку, иной дороги не найти. Как не бранить, когда болит душа? Как в мире жить, сам мир круша? Что говорить, когда Мережковский сказал… так жить, хоть жить устал.

На севере столица — Петербург. Название не русское… с чего-то бург. Там холодно и сыро: мерзопакость — царём Петром подстроенная пакость. Да и судить ли, коли случилось так? Народ в России — сам себе дурак. Он вырубил леса — живёт в пустыне, барахтаясь в болотной тине. Вокруг него бесплодие цветёт. И такой народ достойное ждёт. Лишь выпивка и дармовщина, и жизнь проходит мимо. Унижен человек, и думает, что унижают, что зла ему, а не добра желают, что миром правит капитал, чему он оправдание искал. Зачем искать, о чём понятным должно быть… себя, увы, не может сам человек изменить. Какого века это о России слова? Мережковский подтвердит — так было всегда.

Жить предстоит, добра наживая. Раз родился — судьба, значит, такая. Можешь клясть, проклинать, всё равно отпущенное будешь доживать. Посмотришь на стариков, на глазах пелена. Снова увы — не для них эта страна. Обидно и больно, да как отношение изменить? Из сочувствия позволяешь дожить. Мережковский суров, бурю в стакане поднимая, никому зла, добра только желая. Время неумолимо несётся вперёд, новый человек в стране этой живёт, оставаясь точно таким, был он в прежние века каким: не заботится о будущем, не готовый умирать, продолжая старость чужую попирать.

Может любовь способна творить чудеса? Первые три года. Потом: здравствуй, война. Зачем тогда прекрасное мгновение возвышать, ради него биться, ранить, убивать? Схлынет чувство, останется пропасть разорванных отношений, не стоивших прекрасных мгновений. Как спорят государства, такой же спор внутри семей, без смысла длящийся множество дней, переходящий в десятилетние свары, пока не становятся люди изношены, стары. Гробовая доска оказывается для человека уделом, когда понимаешь: жил впустую, говоря в целом. Придут другие, повторится всё опять, никогда не сможет человек рай осознать.

Так Мережковский повествовал, используя поэзию словно кинжал, вонзая остриё в толщу бытия, отчасти выход ища. Пришлось о правде говорить, не юля душой: выходило — счастье разносится сугубо молвой. На словах человек всегда стремится к лучшей доле, а живёт, становясь колосом в поле, подвластный природе, погоде и воле небес, где не Бог властвует, скорее властвует бес. Ждёт человек перемены, страстно молится о том, да жизнь становится хуже с каждым днём. Кого винить? Себя винить! Сам человек предпочитает по-скотски жить. К чему не стремись, всё для распространения мрака пустот, в чём мира нет, от чего погибая, всё же процветает народ. Сколько не говори, всё суета и тлен, на самом деле не существует проблем. Такова жизнь, зовётся юдолью она, жить в нужде — человека судьба.

Крепче на ноги Дмитрий становился, слог его поэтический укрепился, не простые он выбирал темы для поэм. Творить ему и дальше в духе таком, начало выражения мысли в прозе от него ждём.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Можно ли будущее предугадать? Люди всегда к тому стремились. Придумывали разное, но так в очевидном и не убедились! А сколько сюжетов о том, что нельзя ничего изменить, даже знай, чему свершённым полагается быть. Как греки писали, в мифах показывая очевидность того, так и прочие поколения писателей. Да верят люди всё равно! Ведь звёзды светятся ясно ради определения людской судьбы, они расскажут, жить в мире или в годы войны, поведают про счастья и невзгоды, к чему склонит одного или все народы. Не звёзды, так гадание на чём угодно, всему этому верить несложно. Раз так, можно сложить легенду о некой стране, расположенной незнамо где, там правил мудрый правитель, родился у него сын, земель тех скорый властелин. Кем быть ему? Сказали звёзды — станет он страну губить. Решил царь — не должен сын с ним рядом жить. В край природы дикой подальше отослал, словно тем страну от беды избавлял. Пророчеству сбыться положено, таков уж удел, Мережковский тому, однако, слово против сказать всё же посмел.

Почему дитя тираном должно было стать? Потому как в диком краю ему пришлось жизнь познавать. Рос среди зверей, вот и сам зверем стал, потому отец зря в даль его отослал. Оставил бы во дворце, нежным сделал дитя, может и вырос он в доброго царя. Возмужав в дикости, привыкший силой брать, разве мог иначе поступать? Позволь такому до власти дойти, не сможешь худшего места найти. Станет он править железной рукой, ублажая собственный покой, и то — железо крепким не будет, — правителя страна в пирах надолго позабудет, тому выпить и покушать подай, о прочем даже не мечтай. Такой правитель примется убивать, не зная, чем ещё себя занять. Всего этого коснётся Мережковский, повествуя, читателя окончанием истории волнуя. Ведь не зря он сам ссылался на Кальдерона труды, будто отличий не сможешь найти. По чужой дороге шёл, собственный путь обрести желая, усилия к тому умело прилагая.

Однажды отец пожелает сына вернуть назад, издаст повеление — вот уже его возвращению рад. А сын, узнавший, насколько велик, прежде властвовать над зверями привык, таким же предстанет в палатах дворца, будто там след сгинул отца. Сбылось гадание по звёздам — сын стал тираном, отныне пребывает он в угаре пьяном, крушит людские судьбы, закатывает пиры, трещат от напитков с закуской столы, он поднимает руку на придворный люд, те умирают — иного не ждут. Разве нужен такой правитель государству? Отец предался коварству! Он зельем сына опоил, и тот очнулся там, где прежде был. Ему сказали про сон, что никогда не был сыном царя, от такой вести чуть не наложил он руки на себя.

Где же суть в повествованье? К чему сказал Дмитрий данное преданье? А суть в простом — возроптал народ, подумав, якобы потому плохо живёт, ибо нет над ними истинного царя, ведь осудил отец сына за окаянство зазря. Не поверил народ в зверства тирана, увидел признаки обмана, поднял борьбу, пошёл на царя войной, к трону сына потянул за собой. И быть ему у власти, заново крушить, но стал иным он, решил иначе жить. Теперь — не тиран, добродетельный муж, готовый бороться за сохранение каждой из душ. Какое суждение читатель вынесет в итоге? Вероятно, нет разума в народе. А если разум есть, то в надежде он сокрыт: на том страна та и стоит.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Поэтов тьма — поэзии не стало: сие слово громко прозвучало. Мережковский с успехом в поэзию входил, после «Веры» кто только о нём не заговорил. Он обрушился с критикой на жизни сложившейся печаль, говорил обо всём, о чём ему становилось думать жаль. О рецензентах, коих тьма, как мошкара, их тоже много, тоже тьма, — не дают творцам в спокойствии созидать, возникают ради одной цели — ругать. Но может есть в том смысл, ведь всякий ныне стал поэт, он не говорит, он ноет — для него поганен свет. Но жил ведь Пушкин в век суровый, творил, презренным быть готовый, и светлым образам он находил приют, не думая, что его с объятиями где-то ждут. Обдумывая это, решил Дмитрий вести разговор про юнца, тот рано потерял отца, угрюмым рос и молчаливым, быв изрядно некрасивым, в гимназии учился, едва идиотом не став, заучивать предметы под конец устав. И окружение его — не нигилисты вроде, скорей бельмо на России и русском народе. Вот начал кашлять он, словно заболел, на юг поехал он, куда хотел.

Раскинулся пред читателем Кавказ, радуется читательский глаз. Предгорья, горы, ущелья, низины — прекрасные, словно дети Мнемозины. Тут художник обретёт покой, поэт горячий отдохнёт душой, всякий найдёт возможность насладиться, не начни его сердце чаще биться. Кто-то обретёт любовь, прольётся вскоре кровь, иной до любви не дорастёт, не ведая, к чему идёт. У Мережковского герой был из таких, чей путь к утехам плотским тих, ему понравится девица, взаимно вспыхнет страсть, да чувства там лишь незначительная часть. Не знал герой, каким ему полагается быть, любимцем девушек он не успел прослыть. Что до девицы, явно светской львицы, пред нею раз пятнадцать никто не устоял, теперь новый герой от её сердца кусочек украл. Вроде неопытный, мог познать прекрасных отношений суть, только не мог он ничем достойным блеснуть. Дмитрий смолчал, показав героя боящимся брошенным стать, вследствие чего позволил ему спешно бежать. Брошенной девица сталась сама, уже ни с кем не встречалась — грустила одна. Сердце её надорвалось и кровь сочилась из ран, словно всё прежде бывшее — случайный обман.

Мережковский не уставал повествовать, хотя говорил, пора с поэмой кончать. Написал более двух тысяч стихов, к финалу читателя подводить оказался готов. Герой в Питере время проводил, вспоминая Боржом — сей край был сердцу мил. И Веру помнил, девушку, его любившую, себя не коря за душу остывшую, пока письмо с Кавказа не получил, после чего снова в Боржом прибыл. Девица болела, от тоски она умирала, уже не жила — существовала, ждала его, кто без объяснения покинул, в бездне растаял — сгинул. До того девушка ярко цвела, теперь — измором себя довела. Переступленной черта оказалась, девушка вскоре скончалась. Пусть прибыл герой, взирали они друг на друга, не смогла пережить девица недуга, зато обрела пред смертью счастье, растаяло в душе ненастье, зажило сердце от ран, при этом остался изъян. Надорванного оказалось не восстановить, пришлось её похоронить.

Трагичная судьба, где счастья нет, искать не пробуй в сём ответ, так Дмитрий задумал сюжет показать, хотел сам он о трагедии писать. И дабы справедливость сохранить, к другой поэме решал поэт наш приступить. Раз умерла она, умрёт теперь другой, кому в поэме «Смерть» поэт найдёт покой. Сам Мережковский в прежней мере думал об умении поэзию творить, осталось наблюдать, когда прозаиком он предпочтёт славу по себе сложить.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Кому-то желается подвигов, идёт он в бой, подняв забрало, и будет биться, острое вонзая жало. Пред ним люди падут, рухнут стены, уйдут под воду города, оставив полосы из пены. На то заточен гений человека: уничтожать. Ничего не поменяется: силой надо массы брать. Но есть люди, кому чужда сия юдоль, они находят средства, причиняя себе боль, про таких и поныне принято с трепетом говорить, ибо не все могут с тем же стремлением жить. Не всякий веригами отяготиться, не каждый будет пост строго держать, по крайней мере, во имя Бога никто не станет страданиям тело своё подвергать. Как говорить об этом? Мнений много, правды не найдёшь. Сочувствуя кому-то, истину всё равно не обретёшь. Так пусть же люди живут, лишь бы не мешали своим образом жизни другим, не рассказывали нам, чего мы, по их мнению, сильно хотим. Если больно кому-то взирать на страдания, он на жертву пойти готов, не надо мешать — поступки не стоят произнесения слов. К пониманию этого путь далеко не близкий, послушаем, что говорил об этом Мережковский в поэме «Франциск Ассизский».

Очень ладно, прослезиться должен читатель, Дмитрий воспринимается как от поэзии старатель, он искал созвучие, красил строчки словами, талантом поражая временами. Так поэму сочинить, столь умело рассказать, ему оставалось долгой стези поэта пожелать. Коснулся разговор судьбы католика былых веков, основателя нищенствующих орденов, следовало показать его становление и важность свершённых дел, объяснить, как он внимания добиться сумел. И повёл Дмитрий разговор от начала начал, как любой прежде автор от монахов поступал, коснулся разговор родителя мужа святого, который возлагал на дитя надежды много, бывший вынужденным нрав ребёнка стерпеть, не будучи способным над ним волю иметь.

Так Франциск, сын купца, должный усвоить ремесло торговать, легко ступая по жизни, не зная чем время занять. Однажды узрел страдания Христа, и с той поры впал в печаль, сам теперь страдая, ему было Христа жаль. Как можно веселиться? Как можно беззаботно жить? Ведь люди страдают! Им не помочь, тогда хоть себя изменить. Отказаться нужно от стремления обладать вещами, перестанешь бояться потери. Так дошёл Франциск до самой главной в жизни идеи. Больше он ничем никому не обязан, лишь обещанием влачить бедность связан, пошёл по миру с протянутой рукой, уже не бродяга — для церкви подлинно святой.

И вот Франциск отправился в Крестовый поход, думая, к султану неверных подход он найдёт. Едва там мучеником Франциск не стал, когда к мусульманам в плен он попал. Жаркой проповедью думал обратить измаилитян в веру во Христа, пусть и звучат тавтологией эти слова. Всех желал Франциск от войны отвратить, точку зрения свою он хотел насадить. Потому ничего добиться не сумел, поскольку впервые в жизни чего-то от других захотел. Не должен был требовать от людей, к чему склонялся сам, каждому из нас должен быть свойственен личный обман. Пока боролся за себя, Франциск побеждал, а в борьбе за взгляды других он успеха не стяжал.

Есть мудростей ворох, которым впоследствии Франциск делился, но снова он в строках у Дмитрия забылся. Блажен был святой, боровшийся с желаниями плоти, мысли воли не давая, тогда как прочее, в рассказе про него, — история иная. Не показал ли тем Мережковский читателю урок, дабы никто к чужой воле не оставался строг? Всему есть место среди людей, всё может существовать, но до той поры, пока не пожелает влиятельным стать.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Поэзией полагается слух услаждать, дабы даже приниженное тем возвышать. О чём хочешь пиши, но пиши с открытой душой, пусть Анакреонт гордится тобой. Да время менялось, навсегда исчезало прекрасное в былом, теперь в стихах о грусти, о смерти прочтём. Разве иной получится у поэзии быть, ежели в Петербурге действие должно происходить? В граде на Неве сама атмосфера заставляет страдать, чего на юге не смогли бы понять… Может потому там Достоевский особенно пронзительно творил? Каждый герой его произведений до расстройства ума себя доводил. Теперь у Мережковского начинался пронзительный сказ, словно действовал на юношу сглаз: потерял интерес к жизни, о смерти каждый день помышляя, в мыслях на свете ином пребывая. Только не спешил Дмитрий, протяжно взявшись повествовать, его манера ни в чём не могла «Евгению Онегину», поверьте, уступать.

Каким образом люди относятся к любви, как реализуют помыслы свои? Один человек способен любить многих, обретая любовь в ответ, живя счастливо на протяжении шести, а то и восьми десятков лет. А есть человек, который согласен единожды полюбить, отчего не сможет долго и счастливо жить. Зачем столь горькую участь люди избирают? Может просто они того не понимают. Может таково желание их естества. Разговор об этом — пустые слова. Посмотрите на героя поэмы, где в заглавие поставлена смерть, там можно зачатки творения Данте слегка рассмотреть. И было бы так, развивай Дмитрий повествование по смерти действующего лица, да не виделся таким поэту замысел Творца. Герой умрёт, и до кончины следует за его муками следить, нечто вроде «Бардо Тхёдол» сумел Мережковский сложить.

Спастись мог главный герой, его любовь от смерти излечила. Мерещиться перестала постоянно могила. Спокойно грудью задышал, думал сумел обрести, что искал. Но никогда в любви смысла прежде не видел, вспомнив о смерти, как жизнь опять возненавидел. Покинула сознание любовь, ни к чему она на смерть обречённому сталась, потому дума о кончине снова к герою возвращалась.

Как же героя спасти? Нужно привить интерес. Найти средство, не смог бы жить которого без. Найти информацию среди разнообразия мифов, разбить действительность на множество типов, внушить нечто особое, предречь важность бытия, только вот умом герой не понимал пустые слова. Он знал, насколько жизнь человека бесполезна, под ним всё равно разверзнется бездна, как не живи, к чему не стремись, хоть важным для потомков окажись, нет смысла в существовании отдельно взятых людей, не нужна миру ни одна из человеческих идей, всё бездной будет пожрано опять, чему не дано противостоять. Потому умирал герой повествованья, не прилагал он к излечению старанья, не придавая важности чувствам других, про себя лишь помня, о прочих забыв. Не стал он мучения раньше должного прекращать, предпочитая от скорби долго умирать. Таял на глазах, никто не сумел ему помочь: его мысли окутала ночь, ничего на веру уже не принимал, в душе пожар гнетущих чувств полыхал.

Как же человеку внушить необходимость жить? Мережковский не стал ответ на вопрос находить. К Богу взывай, либо осмысление на рациональных началах старайся обрести, с грузом размышлений не сможешь до финальной точки дойти. Одно верным останется, к чему редкий человек обращается, живём не для себя — другие люди каждому из нас важны, они и являются причиной каждодневной суеты. Иные предпочитают от всего отказаться, им проще кажется скончаться.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Говорят, война Вторая Мировая началась сообща, когда немцы нападали, нападал и Союз, наживы ища. За Польши владение сошлись две стороны, вновь лишились земли паны, очередной раздел Речи Посполитой был совершён, если без предвзятости факт исторический этот прочтём. Но что до Польши советским людям было, что там власть советская забыла? Может тех, кто жил на границе порядка тысячи лет, в чьих глазах счастья не загорался свет? Чего хотел Союз от Польши отнять? Только то, что должно принадлежать. Нет, не земли чужого государства ему были нужны, не желали в Союзе с Польшей войны, нужен был народ, отобранный от Руси в очередной раз, потому пришлось пойти на скорый поступок в тот исторический час. Может и развязала Германия войну, воспользовавшись помощью Союза, выполнив задуманное, избавив самих поляков от вольной жизни груза. Наступала пора, когда освобождался белорусский род: самый светлый славянский народ. И сколько Союз не обвиняй, сперва поэму «Рыбакова хата» прочитай.

Вот читатель внимает описанию судьбы двух душ, как жене рассказывал о лучшей доле муж, как они обрести спокойствие собирались, новым жилищем беспрестанно восторгались, найдя приют в заброшенной лачуге, забыв о бедности недуге. Казалось, счастью длится вечно, так думали они беспечно, владения свои озирая, доводам рассудка не внимая, довольные наступившей тишиной, словно беды обходили стороной. Кто же даст человеку мирно существовать? Человека всегда надо в страхе держать! Должен человек понимать, насколько он обязан другим, пусть на пропитание не хватало самим. Постучался к паре семейной благородный пан, хоть и не был в дом тот зван, он желал возмещение получить, потому как за жильё должны платить. Неважно, имел на то право пан, либо не имел, таков уж человечества удел, постоянно кому-то обязанным быть, даже пустое должен оплатить. Как такую наглость могли белорусы терпеть? Будто загнанными стались во клеть. Оттого и радовался народ советских войск наступлению, радостный новой жизни мгновению, ведь станут в Союзе с белорусами как с братьями общаться, разделят общее богатство.

Как не пытайся говорить, прошлого не сможешь забыть, будешь только задумываться очень часто, понимая, что всё случается напрасно. Толковать былое возьмутся с разных сторон: сколько людей — столько и мнений найдём. Иначе прошлое сами белорусы воспримут, может даже былое низринут. Может станут попирать Россию, на всё наплевав, излишне гордыми став, но история рассудит, как Польшу рассуждала, настолько вольную, что чья нога по землям панским не ступала. Пока же, в момент описываемый в поэме, где действие развивалось словно на сцене, раздавался плач обиженных судьбой, кому не найти лада с жадной до денег рукой. Простых людей продолжали трясти, ради извлечения наживы, говоря им речи поучительные, пускай и были речи лживы. Вполне понятно, почему в белорусах явилось чувство убивать, иначе не получалось с душегубством панским совладать.

Какой бы не была рыбакова хата, сколько не плати панам за оную злата, всему в мире завершение приходит, и новое на горизонте солнце восходит. Как некогда белорус под паном страдал, на свободу он неволю променял. Но какие впереди его ждут берега, о том не скажешь никогда, если не стал свидетелем свершившихся перемен, не узнал насущных у белорусов проблем. Самая главная беда — которой никогда не избежать: не сможешь воле народной помешать. Ведь известно каждому, насколько жаждет свободы порабощённый народ, как и насколько свободный — порабощения с нетерпением ждёт.

Автор: Константин Трунин

» Read more